Текст книги "Патрик Кензи (ЛП)"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 103 (всего у книги 123 страниц)

– Чё надо? – спросил он.

– Я тоже рад тебя видеть. Впусти нас.

– Зачем?

– Кое-что позаимствовать.

– Типа?

– Кое-что противозаконное.

– Ясен пень.

– Бубба, – сказала Энджи. – Мы и сами догадались, чем вы там с мисс Мур занимаетесь. Так что хорош ломать комедию. Впусти нас уже.

Бубба скривился, оттопырив нижнюю губу.

Он шагнул в сторону, мы вошли в помещение склада и увидели Ванессу Мур. Одетая в футболку Буббы – больше на ней ничего не было – она лежала на красном диване, занимавшем середину комнаты. На ее плоском животе стоял фужер шампанского. Она смотрела «Девять с половиной недель» по телевизору с экраном в пятьдесят дюймов. Ванесса щелкнула пультом, заставив замереть Микки Рурка и Ким Бэсингер, которые трахались в переулке под голубым кислотным дождем.

– Привет, – сказала она.

– Привет. Не обращай на нас внимания.

Она зачерпнула горсть орешков из стоявшей на кофейном столике плошки и закинула их в рот.

– Без проблем.

– Несси, – сказал Бубба. – Нам тут надо о делах потолковать.

Энджи взглянула на меня и беззвучно повторила:

– Несси?

– Незаконных делах?

Бубба посмотрел на меня через плечо. Я яростно закивал.

– Ага, – сказал он.

– Оки-доки. – Ванесса начала подниматься с дивана.

– Нет, не вставай, – сказал Бубба. – Нам по-любому наверх надо.

– Еще лучше. – Она скользнула обратно на диван, щелкнула пультом, и Микки с Ким под звуки голимого поп-рока восьмидесятых продолжили свои занятия.

– А я этот фильм ни разу не смотрела, – сказала мне Энджи, пока мы вслед за Буббой поднимались по лестнице на третий этаж.

– Вообще-то Микки в нем выглядит относительно пристойно, – сказал я.

– И Ким в белых носочках, – добавил Бубба.

– И Ким в белых носочках, – согласился я.

– Блестящие рекомендации от парочки извращенцев, – сказала Энджи. – Офигеть, до чего круто.

– Слышь, тут такое дело, – сказал Бубба, включив на третьем этаже свет.

Энджи тут же направилась к ящикам и принялась в них рыться, подыскивая себе подходящее оружие.

– Тебя не напрягает, что я… как бы это выразиться… присовываю Ванессе?

Я прикрыл рот рукой, пряча улыбку, и посмотрел вниз, где стоял открытый ящик с гранатами:

– Все путем, чувак. Никаких проблем.

Бубба сказал:

– Понимаешь, у меня не было… ну, как бы сказать… постоянной…

– …Подруги?

– Ну да. И давно уже.

– Со школы, – сказал я. – Стейси Хеннер ее звали, да?

Он покачал головой:

– Еще в Чечне в восемьдесят четвертом была одна.

– А я и не знал.

Он пожал плечами:

– А я тебе и не рассказывал.

– Понятно.

Он положил руку мне на плечо и наклонился поближе:

– Значит, ты не против?

– Да ради бога, – сказал я. – А что сама Ванесса? Ее все устраивает?

Он кивнул:

– Она мне и сказала, что тебе без разницы.

– Да?

– Да. Сказала, что никакой такой любви между вами и не было. Так, чисто покувыркаться.

– Покувыркаться, значит, – хмыкнул я, и мы подошли к Энджи.

Энджи вытащила из деревянного ящика ружье и встала, уперев приклад в бедро. Ствол ружья возвышался над ее головой, и вообще оно казалось таким громоздким и тяжелым, что не верилось, будто Энджи сможет удержать его в руках, не завалившись вбок.

– И оптика к нему у тебя имеется?

– А как же, – ответил Бубба. – Что насчет патронов?

– Чем больше, тем лучше.

Бубба повернул голову и безо всякого выражения произнес:

– Смешно. Ванесса то же самое говорит.

Мы сидели на крыше здания напротив дома Скотта Пирса и ждали телефонного звонка. Нельсон, заинтригованный ружьем, остался с нами.

Ровно в десять у Скотта Пирса зазвонил телефон. Мы увидели, как он пересек гостиную и поднял трубку черного телефонного аппарата, закрепленного на кирпичной колонне в центре комнаты. Послушав собеседника, он улыбнулся и лениво оперся о колонну, щекой прижав трубку к плечу.

Но постепенно его улыбка увяла, а на лице проступила гримаса отвращения. Он вытянул руки, как будто собеседник мог его видеть, и быстро заговорил, заискивающе изгибаясь всем телом.

Затем Кэрри Доу, должно быть, бросила трубку, потому что Скотт Пирс оторвал ухо от телефона и секунду смотрел на него, после чего закричал и принялся колотить трубкой по кирпичной колонне, пока у него в руках не осталось ничего, кроме осколков пластика и витого шнура.

– Ну ни фига себе, – сказала Энджи. – Надеюсь, у него есть запасной аппарат.

Я вытащил из кармана мобильный, позаимствованный у Буббы.

– На сколько ты готова поспорить, что он расколошматит и запасной, как только мы с ним поговорим? – спросил я.

Я набрал номер Скотта Пирса.

Прежде чем я нажал последнюю кнопку, Нельсон, указывая на ружье, сказал:

– Эй, Эндж. Не желаешь ли предоставить мне это почетное право?

– С чего бы это?

– Да просто ты от отдачи улетишь отсюда за пару кварталов. – Он ткнул в меня большим пальцем: – А он чего? Пацифист?

– Промажет. У него руки кривые.

– С такой оптикой?

– Говорю же: он вообще стрелять не умеет.

Нельсон потянулся к ружью:

– Да ладно, мне оно только в радость будет.

Энджи задумчиво посмотрела на ружье, потом перевела взгляд на свое плечо. Через минуту она кивнула, протянула ружье Нельсону и объяснила, что от него требуется.

Нельсон пожал плечами:

– О’кей. А почему бы просто не всадить ему пулю в лоб?

– Потому, – сказала Энджи, – что, во-первых, мы не убийцы.

– А во-вторых? – спросил Нельсон.

– Смерть для него – слишком легкий выход, – сказал я.

Я нажал кнопку вызова на мобильнике, и на другом конце провода у Скотта Пирса зазвонил телефон.

Он стоял, прижавшись лбом к кирпичной колонне. Услышав звонки, медленно поднял голову и повернул ее, словно не мог понять, что это за звук. Затем подошел к кухонной стойке и взял трубку радиотелефона.

– Алло.

– Скотти, – сказал я. – Как дела?

– Мне было интересно, как скоро ты мне позвонишь, Пат.

– Ты не удивлен?

– Тем, что ты узнал, кто я на самом деле? Меньшего я от тебя не ожидал, Пат. Ты и сейчас за мной наблюдаешь?

– Возможно.

Он усмехнулся:

– Я так и думал. Не могу сказать, что я что-то заметил, – в слежке ты не профан, – но в последнюю неделю было у меня такое ощущение, что кто-то сел мне на хвост.

– Интуиция у тебя работает как надо, Скотт.

– Ты даже не представляешь насколько.

– Это интуиция тебе подсказала заколоть пятерых женщин в Панаме?

Он двинулся в гостиную. Шел он с опущенной головой, почесывая пальцем шею. На губах у него играла кривая ухмылка.

– Ну что ж, – выдохнул он в трубку, – домашнее задание ты выполнил на пять с плюсом. Отлично, Пат. – Улыбка сползла с его лица, зато чесался он все яростнее. – Ну так, Пат, дружище, какой план дальнейших действий?

– Я тебе не дружище, – сказал я.

– Ой. Ну извини. Какой у тебя план, ублюдок?

Я засмеялся:

– Какой ты раздражительный, Скотт.

Он приложил ладонь ко лбу, провел ею по волосам и покосился в сторону своих темных окон. Поддал ногой осколок черного пластика на полу.

– Я возьму тебя измором, – сказал он. – Ты устанешь за мной следить. И прицепиться тебе будет не к чему.

– Вот и моя напарница то же самое говорит.

– Она права.

– Позволю себе с тобой не согласиться, Скотти.

– Да ну?

– Ну да. И насколько тебя хватит теперь, когда Кэрри Доу знает, кто такой пилот Тим Макголдрик? Что он и есть тот человек, который довел до самоубийства ее дочь?

Скотт промолчал. Из трубки донеслось какое-то странное шипение, похожее на звук, который издает чайник за минуту до того, как закипит.

– Можешь мне это сказать, Скотти? – спросил я. – Мне просто интересно.

Скотт Пирс резко развернулся от кирпичной колонны, подошел к окнам и уставился на свое отражение. Подняв глаза, он посмотрел на то место, где мог смутно вырисовываться силуэт крыши, на которой мы засели.

– Твоя сестра живет в Сиэтле, говнюк. С мужем и своими…

– …Детьми. Ага, Скотт. Они как раз в отпуск уехали. Ты дебил. Я послал им билеты еще в прошлый понедельник. Вот сегодня утром они и улетели.

– Рано или поздно она вернется. – Он пристально смотрел на крышу, и я со своего места мог видеть, как напряглись жилы у него на шее.

– Но к тому времени, Скотти, все уже будет кончено.

– Меня не так легко вывести из себя, Пат.

– А по-моему, легко, Скотти. Парень, который закалывает умирающих женщин штык-ножом, не может быть адекватным. Так что готовься. В ближайшее время у тебя сорвет резьбу.

Скотт Пирс в оконном проеме горделиво распрямил плечи и сказал:

– Слушай сюда…

Я бросил трубку.

Он уставился на телефон в своей руке, по всей видимости до крайности удивленный тем, что в один и тот же вечер сразу два человека посмели прервать с ним разговор.

Я сделал знак Нельсону.

Скотт Пирс сжал телефон обеими руками, поднял его над головой, и в этот миг соседнее с ним окно разлетелось осколками – Нельсон выпустил в него четыре пули.

Пирс упал на пол, и телефон выскользнул у него из рук и запрыгал по паркету.

Нельсон повернул ствол и выстрелил еще трижды. Окно, перед которым меньше минуты назад стоял Скотт Пирс, осыпалось потоком льдисто поблескивающих осколков.

Пирс перекатился влево и поднялся, присев на корточки.

– Только его не задень, – сказал я Нельсону.

Нельсон кивнул и выпустил пару пуль в пол, на расстоянии нескольких дюймов от ног Пирса, который довольно шустро перемещался в сторону кухни. Резко выпрямившись, он перемахнул за кухонную стойку.

Нельсон посмотрел на меня.

Энджи подняла глаза от полицейского сканера Буббы, и в ту же секунду тишину летней ночи нарушил вой сигнализации, включившейся в квартире Пирса.

– У нас две с половиной минуты, не больше, – сказала она.

Я тронул Нельсона за плечо:

– Много еще успеешь разнести за минуту?

Нельсон улыбнулся:

– Да до хрена.

– Отрывайся по полной.

Сначала Нельсон вышиб оставшиеся окна, затем принялся за освещение. Настольная лампа от Тиффани, украшавшая кухонную стойку, разлетелась фонтаном разноцветных брызг. Светильники под потолком кухни и гостиной осыпались дождем белого пластика и мутного стекла. Видеокамеры вспыхнули красно-синими электрическими искрами. Стараниями Нельсона пол превратился в груду щепок, диваны и кожаные кресла – в раскуроченные руины с торчащими наружу внутренностями. В холодильнике он наделал столько дыр, что большая часть еды наверняка протухнет еще до того, как копы закончат составлять рапорт.

– Одна минута! – прокричала Энджи, перекрывая грохот стрельбы. – Отваливаем!

Нельсон бросил через плечо взгляд на поблескивающую кучку гильз:

– Кто снаряжал магазины?

– Бубба.

Он кивнул:

– Значит, чистые.

Пригибаясь, мы пробежали по крыше и спустились по темной пожарной лестнице. Нельсон кинул мне ружье, запрыгнул в свой «камаро» и не прощаясь рванул с места.

Мы сели в джип. До нас уже доносилось завывание сирен – полицейские машины неслись по Конгресс-стрит.

Я вжал педаль газа и выскочил из переулка, свернул направо на Конгресс, промчался мимо гавани и въехал на городские улицы. На Атлантик-авеню я проскочил на желтый свет, резко свернул направо и, чуть сбросив скорость, перестроился в левый ряд, вписался в правый поворот и двинулся на юг. Добравшись до скоростного шоссе, я почувствовал, что мое сердцебиение почти пришло в норму.

На съезде с шоссе я достал мобильник, которым меня снабдил Бубба, и нажал повтор последнего номера.

– Алло! – хрипло просипел Скотт Пирс. На заднем плане я услышал, как блеянье сирен сменилось тишиной – полицейские прибыли к месту происшествия.

– Значит, так, Скотт. Во-первых, я говорю по клонированному телефону. Можешь триангулировать сигнал сколько хочешь, пользы от этого не будет никакой. Во-вторых, донесешь на меня за то, что я чуток попортил твою квартиру, я сообщу куда следует, что ты вымогал деньги у Доу. Пока все ясно?

– Я тебя урою.

– Вот и замечательно. Кстати, Скотт, это была только разминка. Рассказать, что мы припасли для тебя на завтра?

– Окажи любезность, – произнес он.

– Не, – сказал я. – Подожди, сам увидишь. Хорошо?

– Да ничего ты мне не сделаешь. Только не мне! Не мне! – Его голос заглушил стук в дверь. – Не на того нарвался, сука!

– Да я уже делаю, Скотт. Знаешь, какие времена для тебя наступают?

– Какие?

– Такие, что теперь, Скотти, ты ходи и оглядывайся. Приятного вечера.

Прежде чем нажать отбой, я еще услышал, как полицейские вышибали дверь в его квартиру.

32

На следующее утро, пока Скотт Пирс загружал почту в ящик на углу Мальборо и Кларендон, Бубба запрыгнул в его фургон и укатил на нем.

Пирс заметил неладное, когда Бубба уже свернул на Кларендон. Он бросил сумку и рванул в погоню, но Бубба уже вырулил на Коммонуэлс-авеню и дал по газам.

Энджи остановила свою «хонду» возле почтового ящика, я распахнул дверцу и выпрыгнул наружу, схватил валявшуюся на тротуаре холщовую почтовую сумку и забрался обратно в машину.

Пирс все еще торчал на углу Кларендон и Коммонуэлс, спиной к нам, и не видел, как мы уехали.

– Как ты думаешь, – сказала Энджи, когда мы повернули на Беркли и направились к Сторроу-драйв, – что он предпримет в ближайшие часы?

– Надеюсь, какую-нибудь глупость.

– Его глупости обычно оборачиваются чужой кровью.

Я развернулся и швырнул сумку на заднее сиденье.

– Даже когда у него есть время на раздумье, все по-любому заканчивается чужой кровью, и нам с тобой это хорошо известно. Я хочу убрать из этого уравнения возможность спокойно составить план действий. И посмотреть, как он будет реагировать, когда времени на размышление нет.

– Так что, – сказала Энджи, – теперь возьмемся за его машину?

– Э-э…

– Знаю, Патрик, это классика. Я все понимаю.

– Это классика с большой буквы «К», – сказал я. – Возможно, самая клевая из машин, когда-либо производившихся в этой стране.

Она положила ладонь мне на колено:

– Ты сам сказал, что цацкаться с ним мы не будем.

Я вздохнул и посмотрел на автомобили, мчавшиеся по Сторроу-драйв. Ни один из них, даже самый непристойно дорогой, и рядом не стоял с «шелби» 68-го года выпуска.

– Ладно, – сказал я. – Никаких нежностей.

Его машина была припаркована на многоэтажной стоянке на Эй-стрит в Южном Бостоне, примерно в четверти мили от его квартиры. Нельсон, следивший за Пирсом, как-то вечером засек его: тот сел в машину и поехал кататься по городу, явно без всякой определенной цели, – вдоль побережья, вокруг гавани, – после чего вернулся на парковку. Я знаю немало парней, которые имеют привычку время от времени навещать свою тачку, как любимую собаку, оставленную в гостинице для домашних питомцев. Во власти иррационального чувства вины, они сдирают брезент и садятся за руль, чтобы просто нарезать пару кругов по кварталу.

Вообще-то я и сам такой. Раньше Энджи говорила, что со временем это у меня пройдет. Но теперь она признается, что утратила всякую надежду на мое исцеление.

Мы взяли талон, поднялись на два этажа и припарковались рядом с «шелби» – даже под брезентом его невозможно было спутать ни с одной другой машиной. Энджи ободряюще похлопала меня по спине и по лестнице спустилась на первый этаж, чтобы отвлечь служащего в будке. На ней была черная майка, на несколько дюймов не доходившая до ремня джинсов, в руках она держала карту города и старательно изображала растерянную туристку.

Я стянул с машины чехол и с трудом удержался от восхищенного возгласа. «Шелби-мустанг GT-500» 1968 года в американском автомобилестроении – то же, что Шекспир в литературе, а братья Маркс – в комедийном кино. Все, что существовало до, было лишь пробой сил; все, что будет после, станет лишь жалким подобием, неспособным подняться до высот совершенства, достигнутого в краткий миг человеческой истории.

Опасаясь, что от вожделения у меня подогнутся коленки, я залез под машину, провел рукой по днищу и минуты три шарил, нащупывая приемник сигнализации. Отодрал его, выбрался наружу и отмычкой вскрыл водительскую дверцу. Протянул руку, нажал кнопку, отпирающую капот, и в состоянии, близком к трансу, уставился на слово «КОБРА», выбитое на стальном кожухе фильтра и масляном резервуаре. Блестящий 428-й двигатель даже в состоянии покоя излучал ауру мощи.

Под капотом все сияло чистотой, словно двигатель, радиатор и коробка передач только что сошли с конвейера. Владелец явно ничего не жалел для своего автомобиля. Как бы Скотт Пирс ни относился к людям, но эту машину он любил.

– Прости меня, – сказал я двигателю.

Подошел к «хонде» и достал из багажника сахар, шоколадный сироп и рис.

Вытряхнув содержимое сумки Пирса в почтовый ящик в нашем районе, мы вернулись в офис. Я позвонил Девину и попросил поискать информацию о Тимоти Макголдрике. В качестве оплаты за услуги он потребовал два билета на октябрьский матч между «Пэтриотс» и «Джетс».

– Поимей совесть, – сказал я. – Я покупаю себе абонемент на весь сезон уже тринадцать лет, еще с тех пор, когда они всем были до лампочки. Ты не можешь лишить меня этой игры.

– Как, ты сказал, пишется его фамилия?

– Девин, его по телевизору будут показывать.

– Макголдрик или Макколдрик?

– Первое, – сказал я. – Сволочь ты.

– Слышь, утром передавали, что на Слиппер-стрит какому-то мужику квартиру обстреляли. Имя пострадавшего показалось мне знакомым. Тебе об этом что-нибудь известно?

– «Пэтриотс» против «Джетс», – медленно произнес я.

– Бостон против Нью-Йорка, – возопил Девин. – Бостон против Нью-Йорка! Билеты по-прежнему на центральную трибуну?

– Угу.

– Зашибись. Перезвоню. – Он положил трубку.

Я откинулся в кресле и задрал ноги на подоконник.

Энджи улыбнулась мне из-за своего стола. По старому черно-белому телевизору, стоявшему на картотечном шкафу у нее за спиной, передавали телевикторину. Публика аплодировала; некоторые из участников радостно подпрыгивали. Мы не разделяли их веселья. Звук у телевизора не работал уже много лет, но по какой-то причине мы продолжали его включать – он создавал в часовне комфортную атмосферу.

– Мы на этом деле ничего не заработаем, – сказала она.

– Не заработаем.

– Ты только что испортил машину, до которой всю жизнь мечтал хотя бы дотронуться.

– Испортил.

– И отдал билеты на крупнейший футбольный матч года.

– Типа того, – кивнул я.

– Скоро зарыдаешь?

– Держусь из последних сил.

– Потому что настоящие мужчины не плачут?

Я покачал головой:

– Боюсь, что если начну, то остановиться уже не смогу.

Пока мы обедали, Энджи послала на печать файл, в который вбила всю информацию по делу, собранную на данный момент. Телевизор показывал мыльную оперу, в которой хорошо одетые люди беззвучно орали друг на друга. У Энджи всегда был талант рассказчицы, которым меня природа обделила, – возможно, потому, что она в свободное время читает книги, а я смотрю старые фильмы и играю в гольф на приставке.

В ее отчет вошло все, начиная от моей первой встречи с Карен Николс, и далее – шарада Скотта Пирса, выдававшего себя за Уэсли Доу, расправа с Майлзом Ловеллом, исчезновение Дианы Борн, подмена младенцев, имевшая место четырнадцать лет назад и подарившая чете Доу дочку, которой было суждено провалиться под лед, в результате чего в их жизни возник Пирс, и заканчивая нашим наступлением на Пирса, разумеется изложенным в завуалированной форме фразами типа: «Приступили к использованию в своих целях того, что мы воспринимаем как слабости субъекта».

– Вот с чем у меня проблема. – Энджи протянула мне последнюю распечатанную страницу.

Текст, озаглавленный «Прогноз», сообщал: «У субъекта не остается реальной возможности преследовать семью Доу и вымогать у них деньги. Субъект утратил рычаги влияния в момент, когда К. Доу узнала о подлинной личности Т. Макголдрика. Воздействие на слабые стороны субъекта, весьма удовлетворительные с эмоциональной точки зрения, не привели к конкретным результатам».

– К конкретным результатам, – сказал я.

– Здорово я завернула?

– А Бубба еще наезжает на меня за то, что я козыряю своим высшим образованием.

– Но если серьезно, – сказала она, кладя сэндвич с индейкой на салфетку, – с какой еще стороны он может сейчас подкатиться к Доу? Мы капитально его обломали. – Она взглянула на часы, висевшие на стене у нее за спиной. – В данную минуту его либо уволили, либо временно отстранили от работы за то, что он потерял и фургон, и мешок с почтой. Машины у него, считай, больше нет. Квартиру разнесло к хренам собачьим. У него ничего не осталось.

– У него есть козырь в рукаве, – сказал я.

– Какой?

– Не знаю. Но он бывший вояка. И любит играть. Значит, у него не может не быть укрепленных тылов. Значит, у него в запасе что-то да есть.

– Не согласна. Мне кажется, он иссяк. И рад бы нас обоссать, да нечем.

– Блин, я тут ем вообще-то.

Она пожала плечами и откусила от своего сэндвича.

– То есть ты предлагаешь закрыть дело?

Она кивнула, проглотила кусочек сэндвича и отпила колы.

– Он спекся. Я думаю, мы его уже наказали. Конечно, Карен Николс с того света не вернешь, но его планы мы порушили. Он считал, что миллионы Доу уже у него в кармане, а тут мы дали ему по рукам. Клиент готов, можно выносить.

Я задумался. Спорить было особенно не с чем. Доу смирились с необходимостью понести моральную ответственность за подмену младенцев. Обаяние Макголдрика/Пирса на Кэрри Доу больше не действовало. И на прямой грабеж Пирс вряд ли бы решился. Я практически не сомневался в том, что наше вмешательство оказалось для него полной неожиданностью. Он и не подозревал, до какой степени мы способны дать сдачи, если нас разозлить.

В свою очередь, я надеялся взбесить его настолько, чтобы он совершил какую-нибудь глупость. Но какую именно? Наехать на меня, или на Энджи, или на Буббу? Но от этого он бы ничего не выиграл. Разъяренный или нет, но это он понимал. Убей он Энджи, и ему не жить. Убей меня, ему пришлось бы иметь дело с Буббой и моими записями о ходе расследования. Что до Буббы, то Пирс наверняка знал, что пытаться убить Буббу – это все равно что с водяным пистолетом переть на бронетранспортер. Даже добейся он успеха, цена за него оказалась бы непомерно высокой. И опять же, какая ему с этого выгода?

Поэтому в принципе я был согласен с Энджи. Скотт Пирс больше ни для кого не представлял особенной угрозы.

Это-то меня и беспокоило. Стоит тебе счесть противника беззащитным, как ты сам становишься предельно уязвимым.

– Еще сутки, – сказал я. – Дай мне еще сутки.

Она закатила глаза:

– Ну ладно, Баначек,[114]114
  Баначек – заглавный герой американского детективного телесериала.


[Закрыть] но ни секундой больше.

Я благодарно поклонился, и в этот миг зазвонил телефон.

– Алло.

– Ту-нец! Ту-нец![115]115
  Большой Тунец – прозвище тренера футбольной команды Бостона «Нью-Ингленд Пэтриотс» Билла Парселлза.


[Закрыть] – проорал Девин. – Этот Парселлз, – продолжил он, пародируя акцент жителей Ревира, – по-моему, он как Бог, только умнее.

– Давай, еще соли подсыпь, – сказал я. – Рана совсем свежая.

– Тимоти Макголдрик, – сказал Девин. – Их несколько, но внимания заслуживает один. Родился в шестьдесят пятом, скончался в шестьдесят седьмом. Получил водительское удостоверение в девяносто четвертом.

– Помер, но машину водить научился.

– Ловкий малый. Живет на Конгресс-стрит, один-один-один-шесть.

Я покачал головой, восхищенный наглостью Пирса. У него была квартира на Слиппер-стрит, 25, и еще одна – на Конгресс. Но самое любопытное, что здание по Слиппер-стрит обратной стороной выходило на Конгресс, так что оба адреса находились под одной крышей.

– Ты еще тут? – спросил Девин.

– Ага.

– На него ничего нет. Чист как стеклышко.

– Если не считать того, что он мертв.

– Ну да. Бюро переписи населения может этим заинтересоваться.

Он положил трубку, а я набрал номер Доу.

– Алло? – сказала Кэрри Доу.

– Это Патрик Кензи, – сказал я. – Ваш муж дома?

– Нет.

– Вот и хорошо. Где вы встречались с Макголдриком?

– Зачем вам это?

– Будьте любезны, ответьте на мой вопрос.

Она вздохнула:

– Он снимал квартиру на Конгресс-стрит.

– Угол Конгресс и Слиппер?

– Да. Откуда вы…

– Не важно. Все еще раздумываете, не наведаться ли вам в Нью-Гемпшир за пистолетом?

– Раздумываю.

– Он больше не сможет вам вредить. Мы его разоружили.

– Он уже мне навредил, мистер Кензи. Мне и моей дочери. И что мне теперь, простить его?

Она положила трубку, и я взглянул на Энджи:

– Не нравится мне, в каком Кэрри Доу сейчас состоянии.

– Думаешь, она попытается поквитаться с Пирсом?

– Не исключено.

– Что ты собираешься делать?

– Сниму Нельсона с Пирса и поставлю его на Доу.

– Сколько Нельсон с тебя берет?

– Это сейчас не важно.

– Да брось.

– Полторы в день, – сказал я.

Она вытаращила глаза:

– Ты платишь ему тысячу пятьдесят баксов в неделю?

Я пожал плечами:

– Сколько запросил, столько и плачу.

– Мы с тобой разоримся.

Я поднял указательный палец:

– Еще один день.

Она развела руками:

– Зачем?

Мыльную оперу в телевизоре прервали ради прямого включения с берегов реки Мистик.

Я ткнул пальцем в экран:

– Вот зачем.

Она повернулась, чтобы посмотреть. Аквалангисты вытаскивали из воды тело. Усталые детективы досадливо отмахивались от камер.

– О, черт, – сказала Энджи.

Тело уложили на влажные камни, и, прежде чем кто-то из полицейских прикрыл камеру ладонью, я успел разглядеть серое личико.

Шивон. Больше ей не надо бояться, что ее вышлют в Ирландию.