Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 51 страниц)
Могло показаться необыкновенною дерзостью то, что жалкая кучка варягов, будь она даже подкреплена славянами, осмеливалась думать о нападении на великолепную столицу великой Восточной римской империи, владычествовавшей над полумиром.
Дерзкое намерение киевских варягов имело шансы на успех. Константинополь достиг высшей степени своего великолепия, а вместе с тем и слабости благодаря бесчисленным переворотам, при которых то и дело менялись правители.
Редко кто из императоров занимал престол по праву наследства. Их называли Порфирогенетами, то есть рождённые в порфире.
Таким Порфирогенетом был Михаил III, внук Михаила Заики, сын императора Феофила, сначала страстного гонителя иконопочитания, потом под влиянием своей благочестивой супруги Феодоры и патриарха Мефодия раскаивавшегося в своих еретических заблуждениях.
Его сыну Михаилу народ дал ещё одно прозвище – «пьяница». Оно было дано Михаилу за его пристрастие к оргиям.
После отца Михаил остался в четырёхлетнем возрасте, и управление перешло к матери малолетнего императора, благочестивой императрице Феодоре, при которой был совет из трёх высших византийских чиновников с братом Феодоры Вардасом во главе.
Несмотря на постоянные заботы благочестивой Феодоры о воспитании сына, руководство которым было поручено его дяде Вардасу, Михаил оказался человеком совершенно неспособным к правлению, слабохарактерным и развращённым.
Известно, например, что он не раз, подражая Нерону, выступал на ипподроме, к великому смущению Всего народа, простым возничим.
Личного участия в делах управления он почти не принимал, предоставляя его матери и дяде. Управление Феодоры ознаменовалось прежде всего восстановлением иконопочитания, установлен был и праздник Торжества Православия.
В это время сарацины всё более и более распространяли свою власть в Сицилии, и византийцы могли удержать в своих руках только восточную часть острова с Таорминой и Сиракузами. Борьба с арабами на восточной границе и морской поход против арабских пиратов, занявших остров Крит, окончились неудачей.
Когда Михаил возмужал, то решил прежде всего избавиться от опеки своей матери. Вскоре после войны с Борисом болгарским, закончившейся мирным договором, Михаил низверг свою мать и, объявив себя новым Нероном, не последовал ему только в одном: Феодора была не убита, а заключена в монастырь, где и окончила свою жизнь. Её место занял Вардас, к которому и перешло всё управление. Вардас был выдающимся политиком своего времени, но низложение им патриарха Игнатия и то гонение, которому он подверг этого великого мужа, причисленного церковью к лику святых, с возведением на его место Фотия, повело к распре с папой Николаем I, имевшей своим последствием разделение церквей. В последовавшей затем борьбе с болгарами Византии посчастливилось. Был заключён почётный мир, и болгарский царь Борис последовал примеру Ростислава моравского, обратившегося к Михаилу с просьбой прислать к нему вероучителей христианства, что и было сделано, после чего он принял крещение. Между тем на Востоке борьба продолжалась. Союзниками магометан были павликиане. Византийский полководец Лев успешно боролся с арабами, но походы самого Михаила всегда оканчивались неудачами. Победы брата Вардаса, однако, обеспечили Византии спокойствие на Востоке. Но вскоре после этого над ней разразилась неожиданная гроза в виде нашествия норманнов, пришедших в Византию из Скифии.
Вступив на престол, Михаил Порфирогенет объявил, что он будет править, «как Нерон», но историк замечает по этому поводу: «Нерон по крайней мере любил музыку и поэзию, Михаил – одних коней и распутство».
Кроме Вардаса и Фотия, одной из самых замечательных личностей в царствование Михаила, был Василий Македонянин.
Македонский пастух, приведённый волею судьбы из гор своей родины в пышную столицу Византии, трон которой он впоследствии занял, вполне оправдал поговорку о необходимости родиться счастливым.
Он смог обратить на себя внимание Михаила и стать его любимцем. Вардас доверял ему и даже любил его, видя талант этого человека.
Василия нередко видели на форуме среди простолюдинов. Он чутко прислушивался к их разговорам, старался узнавать их нужды и очень часто поражал народ разумными распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.
Так он прокладывал себе путь к византийскому престолу.
Однажды вечером, когда спал дневной зной, Василий в платье простого византийца отправился на форум Константинополя, желая узнать, что говорит чернь.
Когда он пришёл туда, то около колонны Константина увидел толпу народа. Василий протискался вперёд и увидел сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим слушателям.
Старик этот по имени Сила был ходячей летописью Византии. Он был так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил всё, что касалось родного ему города.
– Велик и славен город Константина, – говорил старик. – Господь, единый вершитель всех судеб земных, хранит его... Вот слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдалённых, но вместе с тем и близких... Язычество и иконоборство сильно ещё было в народе. Великий Константин умер, его слабые сыновья не сумели продолжить его святое дело, и отступник Иулиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил его и Иулиан пал на поле битвы, признав Его... Крест восторжествовал, и народ стал считать себя под его защитой. Но нравы народа развратились, и при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому Риму, и вот всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь спасения, послал ему кару... страшную, ужасную кару... развилась в Византии болезнь, неведомая страшная болезнь. Народ умирал, и в каждом доме был покойник. Новый Рим превратился в город мёртвых, а те, кто оставался живым, сидели в своих домах, не смея выйти из них.
Старик рассказывал о чуме, не один раз посещавшей Византию и особенно сильной в VI веке.
– Постой, старик! – раздался из толпы голос, – была чума и прошла! Теперь византийцам следует бояться другого бича, пожалуй, не менее ужасного!
Все обернулись к говорившему.
Это был мореход, с суровым, загоревшим от зноя и морских ветров лицом.
– Что ты хочешь этим сказать? – раздались в толпе тревожные вопросы.
– А то, что нам грозит новая беда!.. Я только что вернулся с Днепра из земель славянских, и знайте, что в Киеве варяго-россы, осевшие там, готовят на вас теперь набег!..
Василий увидел, какое впечатление произвели на толпу эти слова. Нужно было расспросить моряка, что затевается там на берегах Днепра, у этих проклятых варяго-россов. До сих пор всё было спокойно, никаких слухов о набеге этих варваров не было.
Василий подошёл к моряку и, положив ему руку на плечо, спросил:
– Друг, откуда ты знаешь, что Византии грозит беда?
– Знаю! Я недавно оттуда...
– С Днепра?
– Да!
– И что же?
– Там собрались и варяги, и норманны, и славяне... Они требуют от своих князей, чтобы те вели их на Византию.
– Й что же Аскольд и Дир?
– Разве они могут что-нибудь сделать! Все теперь в Киеве кричат только одно: «На Византию! На Византию!»
– Так ты думаешь, это серьёзно?
– А это уж как кто думает!.. Опасность известная – не опасность: к ней можно всегда приготовиться, а если пренебречь ею и она нагрянет нежданно, каждый должен пенять на себя самого...
– А ты философ! Как твоё имя?
– А на что тебе оно?
– Я люблю беседовать с умными людьми!
– Раз так, то ты можешь узнать, меня зовут Андреем из Крита.
– Вот и хорошо, Андрей! Не пойдёшь ли ты со мной? Я угощу тебя вином.
– Отчего же? Я свободен!
– Так идём! А вам нечего пугаться. Идите по домам. Бог милостив, и не такие грозы мы видели.
– Это правда! – раздались в толпе восклицания:
Настроение толпы изменилось.
Василий Македонянин, угадав это, поспешил воспользоваться впечатлением, произведённым его словами, и увёл моряка.
– Вот что, Андрей! – начал Василий, когда они отошли от форума, – не знаком ли ты с кем-нибудь, кто знал бы больше подробностей?
– Есть у меня такие... Только вряд ли они с тобой будут говорить!..
– Почему?
– Да ведь ты простолюдин...
Василий улыбнулся.
– А что же у тебя за знатные люди такие?
– Хотя бы хозяин мой – Валлос!
– А, знаю, он купец!
– Он, он!
– Так что же ему известно?
– Все!
– Ну уж и все?!
– Он был на пиру у этих киевских князей.
– Но отчего же твой хозяин не явился сразу рассказать, что он видел на Днепре?
– Когда ему! Он спешит поскорее распродать свои товары, а то потом, когда узнают, что готовится набег варваров, покупать не будут!
Македонянин поморщился при этих словах моряка.
Андрей, не замечая задумчивости своего спутника, продолжал болтать.
Василий заметил шедший им навстречу отряд императорской гвардии.
– Вот что, Андрей, – сказал он, – ты говоришь, что твой хозяин Валлос занят теперь своими товарами? Так не возьмёшься ли ты сходить к нему и сказать, чтобы он поспешил во дворец императора?
– Во дворец! К императору!
– Да, ты скажи ему, что его немедленно требует к себе Василий по прозванию Македонянин.
В это время проходивший мимо отряд гвардейцев поравнялся с ними.
– Именем императора! – воскликнул Василий.
Начальник отряда узнал его и почтительно склонился перед ним.
– Вот, видите этого человека? – указывая гвардейцам на Андрея, сказал Македонянин, – идите за ним и приведите купца Валлоса, которого он вам покажет, ко мне... Захватите и прибывших с ним с Днепра его товарищей.
– Исполню всё по твоему повелению, владыка, – наклоняя голову, ответил солдат.
Андрей изумлённо глядел то на солдат, то на своего спутника.
– Да кто же ты такой? – едва придя в себя от изумления, воскликнул он.
Василий улыбнулся.
– Иди, мой друг, и ничего не бойся! Я обещаю тебе, что за своё сообщение ты получишь награду.
Возвратившись во дворец, Василий прошёл на половину дяди императора Вардаса, недавно ещё полновластного владыки великолепной Византии и всех покорных ей стран.
Но болезнь не боялась того, кто был для Византии большей грозой, чем её новый «Нерон» – Михаил Порфирогенет. Она приковывала теперь старика к постели.
Больной от души обрадовался приходу своего любимца – Василия.
В ловком Македонянине Вардас видел именно такого человека, какой необходим был для негласной опеки над Михаилом.
Вместе с тем старик был уверен, что Василий не возьмёт власть в свои руки, пока будет жив он, и, стало быть, Вардас до конца своих дней останется тем же, чем он был при жизни неограниченным владыкой Византии.
Василий нравился Вардасу и своими личными качествами. Он не был так лукав, коварен, льстив и так труслив, как другие приближённые Порфирогенета. В его речах и суждениях был виден редкий природный ум; меткие замечания его вызывали восторг в старом политике, и он начинал от души желать, чтобы после него власть перешла в руки этого Македонянина.
При появлении Василия лицо больного озарилось довольной улыбкой.
– Будь здоров, могущественнейший! – приветствовал его вошедший.
– Это ты, Василий! Какое уже здоровье, смерть витает надо мной. Что скажешь?
– Есть вести, и даже много вестей, но не скажу, что они были отрадные...
– Ты пугаешь меня...
– Пока ещё я ничего не могу сказать точно... Но скажи, могущественный, как ты прикажешь поступить, если Византии будет грозить нападение варваров?
– Каких? Опять алланы? болгары?
– Ты знаешь, мудрейший, что от них не осталось и следа...
– Тогда кто же?
– За морем в Скифии поселились норманны, их называют варяго-россами...
На лице старого Вардаса отразилось сильное волнение.
– Они! – воскликнул он, – вот то, чего я боялся более всего.
– Так ты, мудрейший, имел этих варваров в виду?
– Давно я знаю о них! Что перед ними алланы, болгары, венгры, персы...
– Почему?
– Вот почему!.. Веришь ли ты мне, Василий? Что такое наши враги? Все народы, изведавшие сперва меч и иго римлян, а потом уже наслаждения, которые давал Рим. Они сильны, свободны, могущественны, но в жилах каждого из них уже течёт яд Рима... яд наслаждения жизнью. Они уже видели разврат римской жизни, и его прелесть кажется им очаровательною. Она всё ещё влечёт их. В этом их разложение. Они ничтожны, потому что корень их давно уже подточен Римом. Если бы даже франки или аллеманы тронулись на нас, я бы только смеялся... Но теперь я боюсь...
– Но почему же? – переспросил Василий.
– Потому что, имея во главе своей жалкую кучку чужеземных храбрецов, на нас поднимаются славяне... Ты знаешь ли этот народ? Нет? Это девственный народ. Он не знает ни лжи, ни обмана. И врагу, и другу он смело глядит в глаза. Никто не посмеет его ни в чём упрекнуть. Наше счастье, что у этого народа не было единого вождя, появился теперь он – и дрожит Византия...
Вардас замолчал. Молчал и Василий.
Ему Византия не была так близка и родна, но всё-таки он теперь страшился близкой грозной опасности.
– Но что же теперь делать?
– Я не знаю, пока мы всё-таки не знаем, что угрожает нам, – наконец сказал Вардас. – Ты говоришь, что распорядился привести купцов?
– Да, мудрейший, они уже ожидают здесь.
– Поди же и поговори с этими людьми, принёсшими известие, а потом мы решим, как отвратить гнев Божий от нашей родины.
Василий поспешил пойти к ожидавшим его купцам.
Теперь это был уже не тот скромный, простой в обращении человек, который так дружески беседовал на форуме с подгулявшим Андреем. Теперь это был гордый, бесстрастный правитель, правая рука императора, человек, привыкший к беспрекословному повиновению.
Перед купцами был совсем другой человек. Они упали на колени, лишь только Василий появился перед ними в этом роскошном покое.
– Встаньте и слушайте! – внушительно и медленно заговорил Василий, – который здесь из вас Лаврентий Валлос?
– Прости, несравненный, это я! – выступил вперёд дрожавший от страха купец.
– Ты?
Василий Македонянин устремил на него свой долгий, испытующий взгляд.
– Ты достоин смерти! – наконец, после молчания, проговорил он.
– Прости, прости, могущественнейший! – залепетал купец, – в чём повинен я?
– Грошовые собственные выгоды ты предпочёл благу Византии, твоей родины, – сказал Василий. – Император знает всё. Он разгневан. Разве мог он думать, что среди византийцев найдутся подобные негодяи. Вы сейчас же будете казнены. Эй, стража!
Македонянин громко захлопал в ладоши, призывая стражу.
В дверях появилось несколько наёмников-норманнов, обнаживших мечи и готовых исполнить все приказания своего властелина.
Купцы, обвиняя друг друга, кинулись на колени, умоляя о пощаде.
– Хорошо, – произнёс Василий, – может быть, мне и удастся умолить за вас великого Порфирогенета. Но вы должны исправить свою вину.
– Мы сделаем всё, всё, уверяем тебя, всё, что только можем...
– Не сомневаюсь! Рассказывайте всё, что вам известно!
– О чём, могущественный?
– Вы ещё спрашиваете? Что делается на Днепре? Да не утаивайте и не болтайте лишнего, иначе вам придётся плохо!
– Что ты хочешь знать, великий?
– Император знает, что вы вернулись из стран славянских, а там затевается набег в пределы Византии. Вот вы и должны рассказать об этом. Правда ли, что киевские князья Аскольд и Дир, бывшие до сих пор нашими друзьями, хотят идти на нас войной?
– Да, великий!
– И вы это знаете верно?
– Мы сами были на том пиру, когда варяги потребовали похода.
– И что же князья?
– Они, великий, как ты знаешь, имеют самые миролюбивые намерения. Они против войны, но их только двое, а варягов много; к варягам примкнули и славяне...
Лаврентий Валлос от имени всех остальных передал Василию всё, что было известно по поводу затеваемого киевскими варягами набега. Они в рассказе Валлоса чуть не силой заставляли своих миролюбивых князей предпринять этот набег...
– Но каковы эти князья по своему характеру? – спросил Василий Македонянин, выслушав рассказ купца.
– Аскольд и Дир очень кротки, и войне они предпочитают пиры и охоты.
– А другие славяне, что они? Ведь варяги – это пришельцы на Днепре.
– Сами по себе днепровские славяне, в особенности те, которые называют себя полянами, народ миролюбивый...
– Значит, они разделяют мнение этих князей – Аскольда и Дира?
– Если бы все в Киеве были в этом подобны им!
– Вместе с князьями на Днепр пришла буйная норманнская дружина. Эти люди совсем другого характера, чем обитатели Днепра. Они жаждут крови и грабежа, они спят и во сне видят одни набеги, куда и на кого – это им всё равно. Вот эта-то дружина, как мы передавали тебе, великолепный, недовольна своими князьями, упрекает их в трусости и требует немедленного похода.
– И что же? Поход уже решён?
– Пока нет.
– Что же останавливает от набега этих дерзких варваров?
– Искреннее миролюбие их князей, как ты, великий, уже слышал.
– Тогда, может быть, всё ещё обойдётся?
– Вряд ли. Аскольд миролюбив, Дир тоже, но они не рискнут идти одни против всех, а славянские старейшины, в особенности те, что находятся в Киеве, готовы следовать за норманнами. За собой они поведут и свои племена.
Василий задумался.
Он видел, что эти дрожащие от ужаса люди говорят правду.
– Скажите, – прервал молчание Македонянин, – вы бывали запросто у этих киевских князей?
– Да, в их палатах быть очень просто. Каждый имеет доступ к ним. Они выходят, беседуют со всеми, кто бы ни обращался к ним со своим делом, даже самым ничтожным.
– Это хорошо... Но пользуются ли они влиянием на свои дружины?
– О чём ты спрашиваешь, несравнимый?
– Я хочу знать, что было бы без них в Киеве?
– Трудно сказать. Вернее всего, пошли бы раздоры.
Больше Василий не стал расспрашивать. Он отдал начальнику стражи приказ держать под строгим присмотром купцов, а сам возвратился к Вардасу.
VIВардас с нетерпением ожидал возвращения Василия.
Старый политик, много лет правивший огромным государством, ясно видел, какая серьёзная опасность надвигается на Византию.
Этот человек, несмотря на свою безусловную талантливость, несмотря на огромный ум, был сыном своего века, коварным и вероломным.
Пока Василий разговаривал с купцами, у Вардаса составился уже определённый план действий, план ужасный по своему вероломству, но по мнению старого интригана вполне верный для того, чтобы оградить Византию от нападения варяго-россов.
– Что говорят купцы? – спросил он у Василия, когда тот вернулся в его покои.
– Они подтвердили то, что тебе уже известно, всемудрый.
– Итак, гроза надвигается.
– Да!
– И ты не придумал, что могло бы отвратить её?
– Увы, мудрейший... но я надеюсь, что твоя опытность, ум указали тебе средство...
– Мы ждали этого, – сказал Вардас, – но если это случится теперь, то это будет большим для Византии несчастьем. Мы переживаем очень тяжёлое время. Михаил сошёл с ума. Все войска находятся на границах Византии, где им приходится бороться с персами. Здесь у нас только разнузданная гвардия, которая хороша, чтобы укрощать разбушевавшуюся чернь на форуме, и ничего не стоит в открытом бою с могучим врагом.
– И прибавь, мудрейший, что у нас нет полководца, который мог бы бороться с варварами, – вставил Василий.
– Я уже говорил тебе, какие это варвары, – сказал Вардас, – это не болгары.
– Что же делать? Нельзя же допустить, чтобы погибла Византия.
– Византия не погибнет, – спокойно сказал Вардас, – до этого ещё далеко. Только город св. Константина перенесёт ужасное жестокое испытание. Оно и страшно.
– Чем же?
– Оно вызовет волнение в народе. Недовольство Михаилом растёт и без того, а кто может знать, куда заведёт нас волнение черни?
– Да, это действительно опасно, – согласился с Вардасом Василий, – и, мудрейший, Византия ждёт от тебя спасения...
– Я уже нашёл выход.
– Действительно, у нас нет войск для отражения набега. Мы не можем вернуть с границ наши отряды – тогда персам легко будет вторгнуться в наши земли и мы подвергнемся нападению с двух сторон. Но если удержать варягороссов от набега теперь, то после они встретились бы с вооружёнными силами и были бы без труда отброшены.
– Но как это сделать?
– У них только два вождя!
– Знаю – Аскольд и Дир.
Если бы эти вожди умерли от какой-нибудь внезапной болезни или чего-нибудь подобного, россов некому было бы вести в набег...
– Так, так! Ты, может быть, и прав! Но среди норманнов всё-таки останутся люди, которые могут заменить Аскольда и Дира.
– Не думаю. Этих князей любят славяне. Ведь они видят в них своих освободителей от хозар. Другие же норманны являются для них простыми воинами. Кроме того, у славян есть и свои именитые мужи, которые имеют более прав на княжение, чем пришельцы. Если не станет Аскольда и Дира, на Днепре среди покорных им племён начнутся волнения. Во всяком случае, опасность набега, может быть, хотя и не будет устранена совершенно, то отдалена на более или менее продолжительное время.
– Ты прав! – воскликнул Македонянин и прибавил: – Я согласен с тобой, но не будем скрывать, что это очень трудное дело.
– Отчего?
– Чья-либо смерть не в нашей воле...
Вардас усмехнулся.
– Видно, что ты не византиец, – произнёс он. – Человек смертен, и никто не знает и знать не может откуда приходит смерть... Иногда же ей можно и помочь!..
Вардас совершенно спокойно развивал свой план.
Купцы между тем с замиранием сердца ожидали возвращения Василия.
– Сколько потребуют с нас? – шептались они между собой.
– Только бы не наших голов...
– Но за что же?
– Разве при дворе Михаила спрашивают за что?
Василий снова появился перед ними и обвёл их испытующим взглядом.
– Слушайте вы! – заговорил он, складывая на груди руки. – Я уже говорил вам, что умирать человеку всё равно где...
– Помилуй, могущественный! – завопили купцы, падая на колени перед ним.
– Встаньте и слушайте! Я передаю вам слово нашего могущественного и великого Порфирогенета, которого вы и тень не достойны лобызать. Вы немедленно отправитесь снова на Днепр, в Киев, и устроите так, чтобы эти варвары приняли вас в своём покое. Там вы поднесёте им богатые дары от себя... Вот, что вы должны сделать.
– Великолепный, но нас там ждёт смерть! – воскликнул Валлос.
– Умрёте ли вы в Киеве, или в Константинополе, не всё ли равно? Если же вы не умрёте в Киеве, то спасёте ваши головы... Может быть, вы родились под счастливой звездой... С вами отправится ещё один человек, а чтобы вы не посмели убежать, то на вашем корабле будут моряки с военных судов...
– Мы готовы сделать по слову твоему... – отвечали купцы.
– Не сомневаюсь! – холодно ответил Василий.
Слухи о предстоящем набеге варваров распространились в народе с удивительной быстротой.
Перепуганный Михаил, от которого не сумели скрыть этого известия, поспешил уйти из Константинополя под предлогом необходимости быть с войсками на границах.
На другой же день после того, как Вардас совещался со своим наперсником, рано утром судно херсонских купцов вышло из гавани Константинополя.
Вместе с купцами на корабле был придворный врач Фока.
К Аскольду и Диру вместе с ним по морским волнам неслась сама смерть...
