Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 51 страниц)
Необъятной водной гладью раскинулся среди низких берегов старый Ильмень. С середины его зоркий глаз ещё кое-как заметит далеко-далеко на горизонте тоненькую чёрточку – берег, но с берега ничего не видно. Плещут только мутные валы с зеленоватыми гребешками: неспокойней Ильменя и озера, пожалуй, нет... Залёг он в низкие свои берега, среди лесов, залёг и волнуется день и ночь, пока суровый мороз не наложит на него свои ледяные оковы.
А как подойдёт весна-красна – тут уже никому не справиться с Ильменем молодцом. Разбушуется он, разбурлится, переломает рыхлый лёд и снова встанет грозный, величавый, могучий...
Страшен Ильмень в бурю. Нет у него почти берегов. Нечему защитить его от ветра. Весь он как на ладони. Ветру раздолье.
И ветер гуляет...
Налетит – разом зеленоватыми гребешками вся поверхность старика Ильменя покроется, валы, один другого выше, так и вздымаются и брызжут пеной, со дна песок, трава поднимаются, потому что неглубок Ильмень, и волны со дна его легко песок поднимают и на поверхность выносят.
Горе неопытному, что в бурю рискнёт на озеро выйти. Не миновать ему гибели. Закрутят его валы грозные, опрокинут утлое судёнышко, захлещут водой – нет спасения...
Вот и теперь нависли над Ильменем тучи чёрные, грозовые, низко, низко совсем плывут они по небу. Солнце скрылось. Всё кругом тихо, зловеще тихо. Даже Ильмень притих. Только всё больше и больше зеленоватых гребешков на его поверхности... Зеленеет старик от злости, что ли?..
Но что это за едва заметная точка среди озера? Уж не челнок ли спешит к берегу до бури добраться? Так и есть... Двое смельчаков на нём... Это Вадим и варяг Избор...
Они с тревогой посматривали на покрывшееся тучами небо.
– Не уйти до бури, – произнёс Вадим, сидевший на корме челнока, – сейчас поднимется ветер...
– Почём знать, Вадим, – отозвался Избор, – теперь и до берега недалеко, как-нибудь да доберёмся...
– Нет, Избор, смотри...
Как раз в эту минуту налетел ветер. Ильмень как будто только этого и ждал. Сразу один другого выше заходили по нему валы, догоняя друг друга. Налетевший шквал на минуту рассеял было тучи, но потом они снова сомкнулись – и стало над озером ещё мрачнее и темнее, и вдруг со всей своей страшной силой заревела буря... Один выше другого вздымались валы. Челнок то взлетает на самый гребень, то опять опускается в бездну...
Несмотря на эту страшную минуту, зло глядит на Избора старейшинский сын. Он как будто позабыл о грозящей опасности и только и думает о своём враге... Помнит он предсказание Мала...
– Князь Вадим! – радостно вдруг воскликнул Избор, – гляди, берег близко!
– Где? – спросил, поднимаясь с сиденья на корме, Вадим.
Действительно, совсем близко виднелся окутанный туманом берег. Слышен был шум деревьев в дубраве на его берегу.
– Слава Перуну! – воскликнул Избор и вдруг громко закричал: – Держись!
Не успел Вадим ухватиться за борт, как громадный вал поднял челнок ударил в него... Опрокинутый челнок нёсся далеко впереди к берегу. Он был пуст...
На берегу Ильменя, недалеко от того места, где из него вытекает Волхов, на много-много вёрст кругом раскинулась заповедная роща. Вековые могучие дубы, прямые, как стрелы, сосны, раскидистые ели росли в ней. Свято хранят свои тайны служители Перуна, не допустят они сюда, в эту рощу, грозному богу посвящённую, ни родового князя, ни воина, ни простого человека.
Нет никому доступа в заповедную рощу – лютая смерть ждёт ослушника, кто бы ни был он. Грозен Перун, требует он крови человеческой, и горе тому роду или племени, которое жрецов не послушает и намеченную жертву не выдаст.
У самого истока Волхова, на высоком холме стоит идол грозного бога. Он сделан из дерева грубо, неуклюже, и подобия человеческого не узнать в нём, а чтут его все славяне приильменские, свято чтут – высшим из богов его считают и за всякое своё прегрешение кары тяжкой от него ждут. Когда появился этот истукан на холме, никто не помнит. А жрецы Перуна молчат, ни одним словом не обмолвятся, только для жертвоприношений время от времени созывают они народ славянский и перед истуканом приносят свои кровавые жертвы.
Но Перун велик и ужасен только для славян. Только они почитают своего грозного бога, страшатся проникнуть в заповедную рощу.
В самой глубине рощи, на берегу бурного Ильменя, в чаще, куда даже и жрецы Перуна не заходят, поселился человек... Лесные великаны сплелись своими могучими ветвями над его шалашом.
Немолод с виду этот одинокий обитатель заповедной рощи. Высок он ростом, широк в плечах, лицо его покрыто глубокими шрамами, длинные седые усы свешиваются на богатырскую грудь, а серые глаза смотрят весело и задорно.
Лишь только над Ильменем разразилась буря, он вышел из своего шалаша. Мрачно и. тихо в лесу. Где-то грохочут, далеко-далеко, несмолкаемые раскаты грома, разрывает покрытое чёрными тучами небо молния, воет без устали ветер, а здесь же всё спокойно. Птицы только смолкли да попрятались, а лесные великаны при каждом новом порыве ветра лишь слегка покачивают своими зелёными макушками, не пропуская вниз капель ливня.
Вышел старик из своего убежища и, пробравшись сквозь чащу кустарника, выбрался на берег разбушевавшегося озера.
Стоит он и смотрит на покрытую пенящимися волнами водную даль. С наслаждением вдыхает он сырой воздух, прислушивается к раскатам грома, смотрит на прорезывающую тучи молнию.
– Войте ветры, грохочи грозный Тор, старый норманн не раз лицом к лицу встречался с вами, – воскликнул он, – много видел я вас на своём веку и не на такой жалкой лужице, а в грозном, могучем море... Сколько раз я с моими воинами ходил в набеги – знает меч норманнский и далёкая Британия... Короли франков дрожат перед нами... Нет никого равного по силе и храбрости сынам светлого Одина... Сама смерть для них не страшна... Ждёт их светлая Валгалла, убежище храбрых...
Старик скрестил руки и, глядя на разбушевавшееся озеро, снова заговорил:
– Думал ли старый Рулав, что ему, храброму воину, придётся на склоне своих дней скрываться в земле этих трусливых, шума битвы не слыхавших народов? Видно, недостоин я светлой Валгаллы, видно, прогневал Одина... Но нет, я спас свою жизнь не для того, чтобы умереть здесь, в этой лесной глуши! Нет, старый Рулав услышит ещё шум кровавой битвы, услышит победный клич товарищей, много ещё врагов уложит его секира, надо только выбраться из этих проклятых мест... – Старый норманн погрузился в глубокую думу.
Вдруг он приподнял голову и устремил свой взгляд на озеро.
Отчаянный человеческий крик, слившийся с рёвом бури, коротко прозвучал и тотчас же смолк, заглушённый воем ветра.
Рулав отошёл назад и спрятался в прибрежном кустарнике.
Прошло немного времени; норманн, не покидая своего укрытия, продолжал следить за озером. С шумом обрушился и покатился по прибрежному песку один, другой, третий вал, оставив на отмели два человеческих тела.
«Э-э, да я, кажется, знаю этих молодчиков», – подумал Рулав.
Он вышел из своего укрытия и, осторожно ступая, по мокрому песку, подошёл к лежавшим без движения юношам.
– Вот как обнялись, – бормотал он. – Избор этого молодца держит так, что и живому не удержать...
Налетевший пенистый вал заставил старого норманна отступить назад.
– Что же с ними делать, – рассуждал Рулав. – Опять в озеро пустить, что ли... Ведь если здесь их тела найдут, то и до моего шалаша доберутся... Мне тогда несдобровать... Ищут эти проклятые жрецы меня... Старого норманна в жертву Перуну принести хотели, да нет, не из тех я... Родился свободным и в Валгаллу не рабом войду!.. Ну, довольно, однако! – воскликнул Рулав. – Ступайте, откуда пришли, пусть Ильмень вынесет вас в другое место, где найдут вас ваши родичи, а здесь вы мне только мешаете.
Он поднял было Избора, но в то же мгновение опустил его на песок.
Из губ юноши вырвался слабый стон, ресницы пошевелились.
– Жив, – проговорил норманн, – он жив... Нет, не решусь я поднять руку на беззащитного. Но как же быть? Оставить их тут – тогда они могут выдать меня, ну да будь, что будет... Из-за Вадима я стараться не стал бы... Знаю я их, этих старейшинских сыновей... Если бы он был один, не задумался бы я его назад в озеро спихнуть, Избора жалко...
Рулав оттащил от берега обоих юношей и положил их на такое место, куда не достигали волны.
Потом он поспешно скрылся в кустарнике.
Разразившаяся внезапно буря так же внезапно и стихла.
Ветер перестал завывать, разорванные тучи уплыли вдаль, выглянуло солнышко и залило ярким, весёлым светом и успокоившееся озеро, и прибрежный кустарник заповедной рощи.
Роща вдруг оживилась и наполнилась звуками. Затрещали в воздухе стрекозы, защебетали выпорхнувшие из густой листвы птицы, дятел принялся за свою бесконечную работу, всё ожило; только два тела, оттащенные Рулавом от кромки берега, по-прежнему были неподвижны.
Всем телом вздрогнул вдруг Избор и открыл глаза... Как кружится голова, какая тяжесть во всём теле... Жив, слава Перуну!
Взгляд Избора остановился на безжизненном теле товарища. Старейшинский сын доверился ему, не побоялся вместе с ним пуститься в челноке по бурному озеру, и теперь он мёртв... Что скажет его род? Что скажет отец Вадима? Никто не поверит, что Избор сделал всё, что мог, чтобы спасти Вадима, что он, захлёбываясь мутной водой, нырнул вслед за опускавшимся на дно Вадимом, поймал его, лишившегося уже чувств, под волнами, крепко-крепко схватил и не выпустил из своих могучих объятий даже тогда, когда и сам потерял сознание...
Никто не поверит этому...
Но, может быть, он ещё жив? Может быть, он так же только потерял сознание и ещё можно его вернуть к жизни?..
Эта мысль ободрила Избора. Он быстро вскочил на ноги, наклонился над Вадимом и приник к его груди. Прошло несколько томительных минут. Как ни чуток был Избор, как ни привык он различать каждый шорох, биения сердца всё-таки не было слышно...
Что про него подумают, что скажут про него, когда он вернётся один и сообщит роду Владислава страшную весть о гибели единственного сына старейшины? Как будет убиваться его старуха мать!.. Да и никто не поверит, что он, спасшись сам, не мог спасти товарища, которого вызвался перевезти через озеро...
Неужели на всю жизнь оставаться опозоренным?
И как только решился, зная седой, грозный Ильмень, пуститься в плавание перед бурей?..
Избор с болью взглянул на распростёртое тело старейшинского сына. Он уже не сомневался, что Вадим мёртв.
Он огляделся вокруг. Да никак он в заповедной роще, в роще, посвящённой громовержцу Перуну! Так и есть... Ведь каждому, кто в эту священную рощу ступит, смерть грозит. Горе дерзкому! Ничья нога по священному лесу ступать не должна, иначе разгневается грозный бог и нашлёт страшные бедствия на все племена славянские. Потому так строго и охраняют служители Перуна священную рощу.
Знает Избор, что у норманнов не Перун вовсе, а Один. Он куда могущественнее славянского бога. А вот ещё рассказывали: есть народы, которые в неведомого Бога веруют. Сходил на землю Единый Сын этого неведомого Бога. Он совсем не то, что Перун или Один, заповедал любить всех. А как это сделать? Нельзя этого совсем... Меня обидели, и я за это отомстить должен; на мести весь свет держится; дай-ка только обидчикам волю, житья от них не будет, кто сильнее, тот и прав. А тот Единый Сын неведомого Бога обидчикам прощать велел, убить себя Сам дал злым людям, и когда Его эти злые убивали, Свою смерть им простил.
Добрый Он, кроткий, говорят, был, никого никогда не обидел. Одним словом Своим мёртвых воскрешал; славянский Перун этого сделать не может.
Разве попросить Его, чтобы он теперь в беде помог? Про воскресших по Его слову мёртвых верные люди сказывали. Быть может, Он Избору и окажет милость Свою.
– Единый Сын неведомого Бога! – воскликнул Избор, опускаясь около тела Вадима на колени, – я слышал о Тебе, Ты был добр и милостив, окажи теперь милость Свою бедному варягу. Говорят, что Ты велел прощать обиды врагам своим; обещаю Тебе простить зло врагу моему заклятому, сделай только, чтобы Вадим, сын старейшины, воскрес!
В благоговейном ожидании поник молодой варяг головою. Он ждал чуда и в то же время сомневался в нём.
Вдруг он выпрямился, глаза его широко раскрылись от изумления, он глядел на Вадима и не верил. Молодой варяг ясно слышал, как забилось сердце старейшинского сына.
Вадим долго ещё не приходил в себя, но теперь Избор был счастлив, бесконечно счастлив. Он мог смело явиться в селение, мог смело глядеть всем в глаза.
«Слава Тебе, Сын неведомого Бога! – думал он, с восторгом глядя на небо. – Я знаю теперь, что Ты сильнее, милостивее нашего Перуна, и если бы я был тогда, когда Тебя убивали злые люди, я бы сумел заступиться за Тебя».
Потом он принялся что было силы растирать закоченевшее тело Вадима. Труды его увенчались успехом. Вадим скоро открыл глаза. Однако он был настолько слаб, что идти ещё не мог.
– Придётся переночевать здесь, куда же тебе идти? – заметил Избор, передав ему все подробности их чудесного спасения из бездны бушующего Ильменя.
Вадим слушал его рассеянно; казалось, рассказ Избора его нисколько не тронул. Он даже позабыл поблагодарить его за своё спасение. Только последние слова Избора расшевелили его.
– Как, здесь оставаться?! – воскликнул он.
– А что же?
– Но ведь ты знаешь, какое это место?
– Знаю, да только жрецы Перуна здесь нас не найдут, ты поправишься, и мы благополучно выберемся отсюда.
– Нет, нет, этого нельзя, никак нельзя.
– Да почему же, ведь я же тебе говорю, что мы спрячемся так, что никто нас не увидит здесь.
– Да ты знаешь ли, почему это место так строго охраняется? Знаешь ли, почему этот лес считается заповедным?
– Нет, не знаю. А почему?
– Этот лес – жилище страшного волхва...
– Я что-то слыхал про него, – задумчиво произнёс Избор.
– Много-много лет тому назад, ещё мой покойный дед совсем мальчиком был... он мне о волхве и рассказывал, поселился в этом лесу волхв, разные чудеса он делал: и зверем лесным, и птицей обёртывался; колдовал, а потом всех, кого в лесу ни находил, пожирал... В бурю на самой лёгкой ладье на Ильмень спускался, и все, кого он в бурю на Ильмене заставал, его добычей делались... Много страху на окрестные роды он нагнал – все его боялись и в реку из Ильменя идти не смели... Вот и поставили наши жрецы кумира Перуна на холм; с тех пор волхв удалился от истока реки и поселился где-то здесь...
– Что же, он и теперь жив? – перебил Вадима Избор.
– Говорят, и теперь... Многие, особенно в бурю, на озере его видели, а иногда около этого места, над лесом, заметен дым... сидит, верно, проклятый, и ждёт.
– Так ты его боишься?
– Я ничего не боюсь... Страх мне неизвестен, – хвастливо сказал Вадим, – только я здесь не останусь.
– Твоё дело! Но как же мы выберемся отсюда?
– Придумай, как. Ты эти места лучше меня знаешь... Только бы поскорее уйти отсюда...
– Но ты совсем идти не можешь!
– Нет, я пойду, я ничего, – попробовал было приподняться Вадим, но тотчас же опустился на траву.
– Вот видишь, куда же ты пойдёшь? – сказал Избор, – останемся здесь до вечера, а волхва ты не бойся... Его страшиться не надо, и он, и Перун бессильны, они простые деревянные истуканы и ничего больше!
– Что ты говоришь! – с ужасом воскликнул Вадим, – ты перестал верить в могущество Перуна!..
– По правде признаться, не перестал, а перестаю... вот с тобой я убедился, что все наши боги – ничто перед тем Богом, в которого веруют некоторые народы...
– Что же это за Бог?
– Великий Бог! – с убеждением произнёс Избор и рассказал Вадиму всё, что ему было известно о Едином неведомом Боге, рассказал ему и о своём обращении к Нему, и о чуде, которое, по его мнению, совершил этот Бог, воскресив Вадима...
Старейшинский сын слушал рассказ Избора, но отец его так близко стоял к жрецам Перуна и Вадиму, так часто приходилось беседовать с ними, что ко всем рассказам о иных верованиях, кроме верования в Перуна, он относился с большим недоброжелательством.
– Э, полно! – отозвался он на слова своего товарища, – зачем нам искать другого бога, когда у нас есть свой, мы должны поклоняться тому, чему поклонялись отцы наши... Лучше подумай, как нам выбраться отсюда, мне во что бы то ни стало надо быть дома...
Вдруг взгляд Избора упал на мокрый песок, где ясно отпечатались человеческие следы.
– Гляди-ка, князь, это что такое? Мы здесь не одни, кажется, – показал он следы Вадиму.
Тот взглянул на следы и задрожал.
– Мы пропали! – воскликнул он с испугом, – никто не смеет, кроме жрецов, ступить сюда... Эти следы оставил не кто иной, как страшный волхв...
– Волхв? – переспросил, побледнев, Избор. – Ты так думаешь, княже? Но откуда же взялся он? Ведь о нём сколько уже лет ничего в наших краях не слышно...
– Ничего не значит! Он живёт в этом лесу, это говорил мне старый Велемир, жрец Перуна... Да и кому же боле здесь быть, как не ему, этому страшному волхву... Надо бежать, бежать...
Забыв о своей слабости, Вадим вскочил на ноги.
– Веди, веди меня из этого проклятого леса, – закричал он Избору, тоже заметно взволнованному и испуганному, – это ты нарочно завёл меня сюда, проклятый варяг... Ты хочешь во что бы то ни стало погубить меня.
Избор с нескрываемым изумлением посмотрел на старейшинского сына.
– Что ты, Вадим? Зачем мне желать твоей гибели? На что мне нужна твоя жизнь?.. Я погибал вместе с тобой и в страшную смертную минуту не оставил тебя... подумай сам...
– Ты должен стать виновником моей гибели! Так нет же! Не ты меня, а я тебя сотру с лица земли...
Пришла очередь удивляться Избору. Он слушал бессвязную речь Вадима и не сразу понял его. Он недолюбливал Вадима за гордость, за заносчивость, но никогда его не считал неблагодарным или вероломным.
– Ты не веришь Перуну, ты преступаешь его заветы, потому ты и не побоялся ступить в это страшное место, – задыхаясь от волнения, говорил Вадим, – ты послушный раб страшного волхва, – потому-то ты и не страшишься его... ты завёл меня сюда, чтобы отдать ему на растерзание... Нет, не удастся тебе это, презренный варяг... Умри прежде сам.
И прежде чем Избор успел что-либо сделать, Вадим выхватил нож и как зверь бросился к нему...
Молодой варяг инстинктивно вытянул вперёд обе руки, но не успел защититься, и Вадим с яростным криком вонзил нож в его грудь.
Как подкошенный рухнул Избор на траву...
Вадим, вытащив нож из раны, поднял руку, чтобы поразить ещё раз своего соперника.
– Умри, умри! – говорил он, – кто теперь погубит меня?..
Он уже хотел ударить ещё раз, как вдруг дико вскрикнул...
Прямо на него, озарённая яркими лучами заходившего солнца, двигалась фантастическая человеческая фигура, казалось, что две змеи выходят из губ странной фигуры, что глаза её блещут, как раскалённые уголья, а распростёртые руки готовы задушить его.
– Волхв, перынский волхв! – в ужасе воскликнул Вадим и, выпустив из рук нож, бросился бежать...
IVВадим долго бежал без оглядки... Ему казалось, что страшный волхв гонится за ним по пятам.
Ветви деревьев задевали Вадима, и ему чудилось, что чьи-то цепкие руки хватают его... Ветер шелестел листвой, и в этом шелесте слышались голоса, и весь лес казался наполненным этими голосами.
Вадим бежал всё дальше и дальше, хвоя елей колола его лицо, но он не чувствовал боли.
Наконец, юноша как подкошенный рухнул на траву, ожидая, что страшный волхв настигнет его.
Вдруг ему послышались невдалеке голоса, они раздавались всё ближе и ближе...
– Вот и трава здесь помята... сучья на елях поломаны, – услышал Вадим совсем рядом чей-то голос.
– Значит, я не ошибся...
– Ищите, все ищите, обойдите всю рощу из края в край, – различил Вадим старческий голос, который в одно и то же время заставил и задрожать его и обрадовал, – найдите ослушника велений нашего бога и приведите его к нам... Мы посмотрим, кто этот дерзкий, осмелившийся нарушить заветы Перуна... Ступайте, ищите...
Прошло несколько томительных, показавшихся необыкновенно долгими Вадиму минут. Он глубже забился в траву в надежде, что люди, голоса которых он слышал, пройдут мимо, не заметив его.
По голосам Вадим узнал служителей Перуна, а распоряжавшийся поисками старик был верховным жрецом Велемиром.
Юноша знал, что его ждёт, и потому голоса жрецов перепугали его не менее, чем преследование страшного волхва. Как ни дружен с его семьёй Велемир, как ни уважает его отца, старейшину, всё-таки он не преступит заветов и жестоко накажет ослушника.
Вдруг Вадим услышал совсем близко-близко от себя шорох. Кто-то остановился рядом с ним, и Вадим почувствовал, как чья-то рука коснулась его плеча.
– Кто бы то ни был, приказываю тебе встать, – услышал он над собой голос Велемира, – покажи лицо своё и дай увидеть того, кто осмелился нарушить волю Перуна и попрать дерзкой ногой священную рощу...
– Велемир, прости! – воскликнул юноша, приподнимаясь с земли.
Перед ним стоял высокий седой старец. На груди его, скрытой под белыми, как зимний снег, одеждами, покоилась длинная седая борода. Лицо его, покрытое множеством морщин, было нахмурено. Глаза грозно смотрели из-под густых, нависших седых бровей.
Стар, очень стар был Велемир, верховный жрец Перуна – грозного божества приильменских славян! Сколько вёсен он встретил, сколько зим пережил! Старики приильменских родов совсем детьми ещё были, а Велемир служил уже Перуну-громовержцу.
Когда он был молод и был ли он когда-либо молод – никто не знал. Ильменским славянам казалось даже, что он и появился на свет Божий седым и старым.
Про него ходили в родах чудные рассказы. Говорили, что Перун всё делает по слову его, ни в чём не ослушивается грозный бог своего любимого служителя. Захочет Велемир, и нашлёт Перун на роды славянские бедствия тяжёлые: голод, смерть лютую, и ничто от них, кроме просьб Велемира, народ не избавит. Оттого и боятся, и уважают верховного жреца Перуна все роды славянские...
Теперь этот грозный старец гневно стоял перед перепуганным старейшинским сыном, не смевшим поднять глаз.
Несколько мгновений старец, казалось, не узнавал юноши.
– Вадим, сын старейшины, уважаемого всеми ильменскими родами Володислава! – воскликнул он, – так это ты осмелился, дерзкий, вступить в это священное место?
– Выслушай, отец, умоляю тебя, – убитым голосом произнёс Вадим, – я скажу тебе всю правду...
– Нечего мне слушать... Сейчас я созову всех верных Перуну, и мы поступим с тобой, как приказывает закон... Ты осмелился нарушить завет, и грех твой падает на твою голову.
Старик поднёс было руки ко рту, но Вадим схватил его за край одежды и проговорил умоляющим голосом.
– Не зови, отец, дай мне сказать тебе правду, при других я не скажу... Помедли... ты всегда успеешь осудить меня!..
– Ну говори, – согласился, наконец, Велемир, – горе тебе, если ты солжёшь... Перун покарает и тебя, и весь род твой. Говори скорей, пока не пришли сюда служители Перуна.
– Я с варягом Избором переплывал озеро, – начал торопливый рассказ Вадим, – ты знаешь, отец, какая разразилась буря, мы выбивались из сил, борясь с волнами... Вдруг огромный вал опрокинул наш чёлн и затем выбросил нас на песчаную отмель у этого берега.
– Если это было так, то вы и должны были оставаться на ней, а не забираться сюда, где скрыты сокровенные тайны божества...
– Я так и поступил, отец...
– Однако ты здесь... Где же этот дерзкий варяг?
– Выслушай дальше... Собравшись с силами, я хотел сделать так, как говоришь ты, хотел даже устроить плот, чтобы перебраться на нём по Ильменю в другое место, но этот Избор... знаешь ли, он отказался от Перуна, он не верит более в его силу, в его могущество и долго мне говорил о каком-то другом неведомом Боге...
– Отступник!.. Смерть его ждёт за это преступление, – с гневом воскликнул Велемир, – где он; где? Горе тебе, если ты его осмелишься укрыть.
– Он уже наказан за своё отступничество... В тот миг, когда он произносил хулы на великого Перуна, вдруг явился из чащи страшный перынский волхв, о котором ты столько раз нам рассказывал...
– Волхв, ты говоришь? – с видимым недоверием произнёс жрец, – ты сам его видел?
– Да, отец, сам... страшен он на вид... Ростом он не меньше молодой сосны... всё тело его обросло густыми волосами, вместо глаз у него раскалённые угли, и из уст вились змеи... Он с воплем кинулся на нас...
– И что же? – спросил Велемир.
– Он схватил на моих глазах отступника Избора и разорвал его на несколько частей... Я в страхе бежал сюда, пока не упал на этом месте. Теперь тебе известно всё, суди меня.
Вадим замолчал, с тревогой глядя на жреца, тот стоял, с видимым смущением ударяя о землю своим жезлом...
– Волхв, волхв, – повторял он, – кто же это может быть?
И затем спохватившись, что сказал слишком многое, он взглянул на Вадима и произнёс:
– Если правда всё, что ты говоришь, Перун помилует тебя... Если тебе удалось избегнуть страшного волхва, ты достоин жизни... Но горе тебе, если это не подтвердится... Где ты видел перынского волхва?
– Пусть идут по оставленным мною следам, и придут слуги Перуна на то страшное место!
В это время вокруг них стали собираться младшие жрецы, с удивлением глядевшие на знакомого им старейшинского сына.
Велемир заставил Вадима повторить свой рассказ.
– Пойдёмте же туда и посмотрим, прав ли этот юноша, – сказал жрец, когда Вадим кончил свой рассказ. – Веди нас.
Они вскоре достигли той отмели, на которую выбросила буря двух юношей.
– Вот, вот, глядите, тут что-то есть! – раздались в толпе жрецов восклицания.
Велемир жестом остановил их и подошёл сам к тому месту, где на песке что-то валялось.
– Это одежда Избора! – воскликнул Вадим.
На песке были видны отпечатки ног, кое-где они были пропитаны кровью, трава кругом была помята, одежда Избора также была вся в крови.
– Нет более сомнения, – воскликнул жрец, – этот юноша прав, страшный перынский волхв снова появился в наших местах!
Он приказал осмотреть прибрежный кустарник – там никого не было.
Ничто в лесу не выдавало присутствия человека...
