Текст книги "Варяги и Русь"

Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)

Соавторы: Франц Добров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 51 страниц)

   – Но скажи, отец, каким образом я должен поступить, чтоб отмстить за честь моего друга?

– Сам Господь внушит тебе это, когда ты поедешь к князю Владимиру, и как подскажет тебе сердце, так и поступи, но не увлекайся в своей мести.

   – А далеко ли до Новгорода?

   – Два дня пути.

   – Так мешкать нельзя: уже день... Надо ехать.

   – Нет, сын мой, отдохни, а я буду молиться, чтобы Господь осветил твою душу Своим благостным светом; ложись и засни, а наутро я скажу тебе, что делать и куда ехать.

Извой послушался старца и растянулся на мягком сене, между тем как старик начал горячо молиться.

Долго он молился и просил о ниспослании благодати и укрепления в вере вновь обращающегося язычника.

Наконец, солнце было уже высоко, старик легонько толкнул крепко спавшего Извоя и голосом, преисполненным отеческой заботливости и нежности, сказал:

   – Вставай, сын мой. Господь посылает тебе Свою святую благодать... Поди в ручеёк и умойся студёной водицей, и затем я благословлю тебя и осеню крестным знамением.

Извой умылся, расчесал свои светлые кудри и снова вошёл в хижину.

   – Теперь, дорогой сын мой, стань на колени у иконы всепрощающей Богородицы, Которая будет руководить тобою и всеми твоими помыслами на твоём жизненном пути.

Извой встал на колени, а старец раскрыл книгу, прочитал молитву и, осенив его крестным знамением, велел ему сложить перст правой руки, приказывая повторять за ним: «Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь». Он взял медный крестик на шнурочке, надел его на обращающегося и снова сказал:

   – Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, раб Божий Извой, желаешь ли ты принять святую Христову веру и следовать Его учению?

   – Желаю! – ответил Извой, – если она правильная.

   – Отныне ты, раб Божий, Василий нарекаешься, служителем истинного Бога Христа, и да будут над тобою мир и благословение Божие. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.

Новонареченный Василий, преклонив колена перед старцем, сказал:

   – Теперь я знаю, как поступать: благослови меня в путь на доброе дело.

   – Нет, прежде подкрепи свои силы, а потом с Богом, в добрый час.

Хотя Извой не хотел есть, но тем не менее съел ломтик хлеба с мёдом, а затем перекрестился, как его учил старик.

   – Вот теперь с Богом, – сказал Мисаил, перекрестив его на дорогу. – Седлай коня.

Извой вышел из избы, одев свою кольчугу, оседлал коня и, облобызавшись со стариком, вскочил в седло и поехал по указанной дороге к Новгороду.

V

Несмотря на одержанную победу, Владимир грустил, во-первых, потому, что его молодая душа требовала любви; во-вторых, потому, что его дядя Добрыня находился в плену у Ярополка.

У него не выходила из головы виденная им красавица в Волосом храме. Он был убеждён, что где-то видел её, но где именно – не помнил и по чужим словам думал, что это была Рогнеда. Приближённые Владимира замечали его тоску.

   – Что попритчилось князю, – говорили они, – кажись, все любят его, ан нет, глаза его подёрнулись поволокой.

   – Знать, тоскует по несчастью Мальфриды, – говорили некоторые. – Вишь, недруг надругался над ней и он думает отослать её к отцу.

Но они ошибались.

   – Нет моего верного советчика Добрыни, – говорил князь, – но дорого ему обойдётся неволя моего любимца...

Говоря «ему», Владимир подразумевал Ярополка, но прежде, чем мстить брату, он решил наказать Рогвольда, князя полоцкого.

Владимир приказал набирать новую рать, и вскоре «надела она шапку железную и опоясалась мечом»; на вече развернулся стяг княжеский; потянулись за вал наряды и возы.

Наряден стоит княжеский полк; доспехи горят серебром и златом, а кольчуги искрами рассыпаются. Любуется народ пригожею ратью, любуется он и варяжской дружиной, что стоит на Торжище у варяжского подворья, где начальник её Зигмунд ждёт княжеского приказа пойти на Рогвольда.

Снарядилась великая рать и двинулась к Полоцку; шлемы и копья блестят на солнце, и дрожит земля под тяжестью боевых коней.

Между тем князь послал гонца к Ярополку с «грамотами писаными»:

«Целовал ты, брате светике, обличье, ходить тебе со мною по одной душе, а ты ныне, брате, вражды искал, преступил и затерял правду, изгубил Олега, ударил на свободу разбоем, обидел меня и обрядил волость мою, чем благословил отец мой князь великий Святослав, – на поток и разграбление, порушил уставы отца и иду на суд с тобой, не лукавно, а мечом решим правду по закону».

Пока скакал гонец Владимиров к Киеву, Зигмунд обложил Полоцк и приказал Рогвольду сдаться, но вместо ответа тот послал тучи стрел; он понадеялся на крепкие каменные стены, усеянные могучею ратью. Но сила и хитрость Зигмунда разрушили стены полоцкие, засыпали Рогвольдову рать стрелами калёными и пожгли дома. Возопили полочане, да некуда было бежать, так как Рогвольд запёрся в своём замке, но варяги раскидали тын по брёвнышку, разломали ворота и заставили биться Рогвольда; два сына его пали замертво; прилёг и Рогвольд к земле кровавым телом, не было бы пощады и Рогнеде, но в это время прибыл в Полоцк и сам Владимир. Княжна упала к его ногам и просила пощадить её.

   – Не хотел я гибели отцу твоему, – сказал он красавице, поднимая её, – но не добром поискал он меня... Новгород выместил свою обиду, а я заменю тебе отца и братьев.

   – Нет, не хочу я этой замены: мне не нужен твой кров и твоя дружба... Лучше положи меня в одну могилу с отцом и братьями, – гордо отвечала Рогнеда.

Но Владимир ласково продолжал:

   – Я просил тебя у отца твоего и хотел быть сыном его, а не врагом, но он сам восстал на меня... Прими же мою дружбу и кров; будь моею желанною.

   – Нет, Владимир, женою рабынича я быть не могу: мой обруч у князя Ярополка киевского, которому я обещана отцом, но теперь не хочу быть и его женою.

Такой ответ девушки смутил князя; он промолчал и только вздохнул. Вздох этот тронул сердце Рогнеды; она зарумянилась и опустила глаза.

Заметив это, Владимир обнял её и тихо спросил:

   – Так как же, Рогнедушка, моя желанная, идёшь со мной?

   – Разве поневоле, – отвечала она, и слёзы скатились по её ланитам.

Пока рать Владимира справлялась с Рогвольдом, его гонец прибыл в Киев, к князю Ярополку, который, прочитав грамоту, пришёл в величайшее смущение. Совесть затомила его душу и пробудила раскаяние. Он призвал Блуда и Свенельда держать совет, на котором решился послать дары Владимиру и просить «умириться, забыть обиду и поделиться с ним Олеговою волостью».

Но Свенельд не соглашался на это и только подзадоривал самолюбие Ярополка.

   – Ну, что ж, шли поклон, дары и дани со всех областей Новгороду, – сказал Свенельд, – установи покорностью своею старое первенство стола новгородского.

Между тем Блуд был другого мнения и уговаривал Ярополка сдать Киев.

Из-за несогласия между советниками Ярополк отправил посла Владимирова без ответа.

В то время передняя рать новгородская уже приближалась к Киеву и расположилась у могилы Олега. Владимир взял город Овруч, который сдался без боя, и тоже прибыл к могиле Олега.

Встреченный своей дружиной радостными криками, Владимир приказал справлять тризну по брате, которая продолжалась в течение девяти дней.

По окончании тризны князь двинулся с соединёнными силами к Киеву.

Находившаяся в Искоростене передовая рать киевская отступила к Радомыслу, а затем и к Киеву. Не встречая препятствий на своём пути, Владимир расположился между сёлами Дорожичем и Капичем и реками Лыбедью и Желаной, а левое крыло примкнул к Днепру, на котором показались варяжские ладьи, шедшие с Зигмундом от Белого, и велел разбить княжеский шатёр близ Капича на холме.

Выстроив свою рать в боевой порядок, Владимир начал ждать появления гонца Ярополкова.

Солнце уже золотило верхушки деревьев на западе и ночная пелена начала опускаться на землю, когда в его шатёр вошёл отрок и доложил, что какой-то человек желает его видеть. Князь велел впустить его.

   – Это ты! – воскликнул Владимир, едва тот вошёл в шатёр, – тот самый, что спас мой княжий стол в Новгороде!..

   – Не знаю, великий князь, я ли спас его, но ведаю, зачем пришёл к тебе: дозволь слово молвить, княже, твоему верному рабу.

   – Ты не раб, но брат мой! – возразил Владимир. – Говори.

   – Государь, я пришёл сказать тебе, что ты желанный гость в Киеве... Твой дядя Добрыня сговорился с Блудом, и Ярополк без боя сдаст Киев.

   – Спасибо за это известие, – сказал Владимир, – но скажи мне, кто ты? Почему ты скрываешь своё имя?..

   – Я бывший дружинник князя Ярополка, который изгнал меня за то, что я заступился за невесту моего друга и требовал справедливости.

   – Как звать тебя?

   – Извоем.

   – Роду какого и племени?

   – Не знаю, господин, я ни своего роду, ни племени, ведаю лишь то, что я варяг...

   – И ты помог мне победить в Новгороде!

   – Да, государь! Господь Вседержитель вселил в меня силу...

   – Я не понимаю тебя; ты был один, и я не видел с тобой никакой рати.

   – И не мог видеть её... Только тогда ты узришь эту силу, когда Господь осенит тебя Своею святою благодатью... Государь, я пришёл уведомить тебя, что брат твой Ярополк шлёт к тебе гонца с повинною. Приготовься принять его.

С этими словами Извой удалился. Владимир задумался об этом варяге. Почему он говорил ему такие слова, которые когда-то говорила ему его бабка Ольга. Не воспитанник ли он её? Да, верно, он христианин, только христиане могут говорить подобные слова; но какое значение они имеют? О каком Боге он говорит?..

Вокруг шатра всё было тихо, и Владимир задремал. Над долиной поднялся туман; на западе заиграла зарница; ночь опустилась на землю, налетел ветер, всколыхнул седые волны на Днепре, затрепал полами княжеского намёта и приклонил гибкие верхушки молодого леса. Где-то вдали заиграл рожок, и снова всё стихло, только стража, стоявшая у княжеской палатки, перешёптывалась да тихо звёзды считала на небе.

В шатре тоже было тихо и только время от времени раздавался тяжёлый стон князя, в голове которого во сне возникали видения прошлого и будущего. Тени, окутывавшие прозрачные облака, превращались в полчища воинов, поднятых против него Ярополком и посылавших ему свои разящие стрелы, летевшие в новгородцев и пронзавшие их сердца... Сердце князя обливается кровью, и ропщет его душа, требуя мести. Владимир хватается за меч, чтобы поразить своих врагов... Но вот является на горизонте звезда и посылает ему подмогу, которая мчится к нему в золотой броне и кричит: «С нами Бог, победим!» И неизвестный всадник беспощадно бьёт киевлян. Оба они рубят плечо в плечо, рука в руку, меч в меч; ветер свистит и носится мимо ушей, а всадник ободряет его: «Не отставай, княже!» И бежит вражеская рать, а витязь гонится за нею и бьёт беспощадно. Но вот уже никого не осталось; Владимир один и думает: «Кто сей великий витязь, закованный в доспехи...» Вдруг в голове князя проносятся новые картины: он видит какого-то старца, склонившегося над книгой. «Это тот самый старец, что служил моей бабке и ездил с ней в Царьград...» – вспомнил князь. «Я не понимаю твоих речей, старец, о каком боге ты говоришь мне... Я знаю только Перуна да Волоса... Ах, Волос!.. Волос... Где же ты, моя ненаглядная красавица... Из какого царства ты заехала в его храм, чтобы смутить мою душу?.. Нет, это не Рогнеда...»

Снова ветер захлопал полами шатра, прогнал чёрную тучу, и заиграла румяная заря в синей дали. Князь видит себя въезжающим в княжий дворец. Киевляне встречают его почестями и радостными криками. Толпа гридней окружает его; ратные люди низко кланяются ему и величают красным солнышком, просят прощения, просят не гневаться на них и принять великокняжеский стол. Чинно провожают его воины; княжие отроки ведут под уздцы его коня, а княжие мужи под руки саживают и провожают его в разубранный шатёр. «Князь, князь!» – слышит он.

Владимир просыпается.

   – Ярополк прислал просить о мире, – слышит он. – Допустите нас с поклоном.

   – Ведите их ко мне! – кричит Владимир страже.

Полы поднимаются, и к нему вводят советника Ярополкова, Блуда, тот кланяется ему до земли и просит дозволить молвить слово.

   – Говори, – разрешает Владимир.

   – Просим, государь, не гневаться на нас, идти с нами и положить твою волю на дружину и на Киев, – говорит Блуд.

   – Государь, великий князь новгородский, дозволяет тебе вести к нему речь не от имени киевлян, а от князя киевского, Ярополка, – перебил его воевода княжеский.

   – Дозволь, государь княже, слово Ярополково молвить без послухов, – сказал Блуд.

Воеводам и тысяцким не понравилась такая дерзость посла, но Владимир приказал всем выйти.

   – Государь, – начал Блуд, когда ушли воеводы, – брат твой Ярополк прислал меня склонить тебя на мир и любовь. Зовёт он тебя, брата любовного, в гости к себе, на пир почестный, там, говорит, будем мы рядить о волостях и наследии и дружно, как любовные братья, поделим землю...

   – Молви ему: буду, – отвечал Владимир.

   – Государь князь, великий, – продолжал Блуд, – я вижу, ты милостив и добр... Дозволь мне сказать истину без хитрости и лукавства.

   – Говори!

   – В брате твоём, а тем паче в его дяде Свенельде, кипит злоба... Не верь ему... он хочет убить тебя и зовёт на пир кровавый... хочет исхитить власть твою насильем, вместе с твоей невестой, прекрасной княжной Рогнедой...

   – Ах так! – воскликнул Владимир, – Ему хочется исхитить власть мою и княжну полоцкую!..

   – Государь княже, люди киевские слышали про славу твою и ласковую душу, а Ярополка не возлюбили за неправду: ты, господине мой, по сердцу им, возьми Киев и владей, а Ярополка накажи немилостью за злой умысел... призови его к себе, и пусть падёт он в ту яму, которую он уготовал тебе.

   – Да будет по-твоему, – отвечал Владимир. – Ступай и скажи, что я ему дам ответ.

Посол поклонился и поторопился уйти; в шатёр вошёл воевода княжий и отрок.

   – Государь, – сказал воевода, – княжна Рогнеда прислала к тебе своего отрока и зовёт тебя в терем на Капиче.

   – Добро, – отвечал князь. – Коня!

Князь вышел из шатра, вскочил в седло и помчался в село Капиче. Отрок мчался впереди. Вскоре они прискакали на боярский красивый двор, огороженный дубовым тыном. Князь соскочил с коня у крыльца, между витыми столбами. Княженецкие жёны и сенные девушки встретили его на крылечке и низко поклонились ему, но он не отвечал ни на чьи поклоны и пробежал в светлицу Рогнеды, которая встретила его на пороге.

   – Желанная моя! – воскликнул Владимир, схватив её за руку, но Рогнеда остановила его.

   – Сядь, князь, – тихо сказала она, – будешь дорогим гостем... Как поживать изволишь?.. Я уж боялась, не извели ли тебя враги твои...

   – Нет, моя ненаглядная, жив и здоров, но стосковался по тебе, – весело говорил князь, садясь на покрытую дорогой поволокой лавку.

   – Испей, князь, и вкуси за здравие богов, дали бы тебе долголетия и возвеличили славой, – сказала Рогнеда, угощая князя малиновым мёдом, перепечами и пряниками, вынесенными на подносах княженецкими жёнами, которые низко поклонились и, наполнив чашу хмельного мёду, поднесли её Владимиру.

   – За твоё здравие выпью, светлая моя княжна, – сказал он, поднимая чашу и выпивая её до дна, – а пищи не приму, покуда ты не будешь моею.

Жёны, девушки и посиделки княженецкие незаметно ушли, догадываясь, что князь хочет остаться наедине.

   – Ну, напои добрыми речами душу мою и обласкай меня... Не возлюбил я дни мои без тебя... Дай поцеловать твой светлый лик, – сказал князь.

   – Нет, князь, хоть светлы твои ризы, но душа совсем обветшала... Я вижу, ты плакал горю моему очами, а сердцем смеялся, и не исполню я воли твоей, не буду женою твоей, покуда жив Ярополк: у него мой обруч.

   – Так я убью Ярополка и доставлю тебе твой обруч! – воскликнул вне себя Владимир и ушёл, хлопнув дверью.

VI

Грозная туча повисла над Киевом. Разгневанный Владимир, прискакав в свой стан, приказал воеводам собраться в путь. Загремела ратная труба, и конные и пешие полки собрались вокруг князя, который повёл их к Киеву. Потянулись по реке варяжские ладьи, а на берегу поднялся дым столбом до неба; солнце заиграло в шлемах и оружии... Позади одиноко ехал витязь в сверкающей кольчуге, на белом коне.

Узнав о приближении Владимира, старейшие мужи киевские вышли к нему навстречу и вынесли ключи от городских ворот, вынесли дары, хлеб и соль; городские бирючи протрубили в трубы и забили в серебряные варганы, встречая великого князя, остановившегося уже у городских стен, на которые высыпал весь киевский люд.

   – Будь наш милостивец, государь, князь Владимир, – сказали старейшины, припав на колени и ставя перед Владимиром хлеб-соль и дары. – Давно мы молили посетить нас, и рады мы тебе, и будет нам празден приход твой, княже, господине... Не хотим мы Ярополка и его кривды; сокрушил он души наши. Тиуны и рядовичи его – немцы, а жрецы – варяжские. Пусть они идут к Ярополку...

   – Где Ярополк? – спросил Владимир.

   – В Родню бежал с своими советчиками, а ты, князь, поди к нам и ряди нами по воле твоей.

Владимир согласился поехать в Киев, а свою дружину послал за Ярополком. Узнав о прибытии князя, Мария поспешила в Киев, чтобы посмотреть на светлый лик Владимира. Сердце её радостно забилось, видя, как он идёт оружейный народом, от радости её глаза наполнились слезами. Она ждала от него своего освобождения из рук Ярополковых, которому была предназначена в жёны.

Теперь она жила в Красном тереме Займища, в тихой обители; она хорошо помнила Ольгу и Владимира и молилась ниспослать первой царство небесное, а второму царство земное. После смерти Ольги, когда Владимир уехал с Добрыней в Новгород, Мария тайком, со своей мамкой, уехала следом за ним. Знали о том только её приближённые сенные девушки. Приехав следом за князем, она видела всю церемонию в волоковые окна храма Волоса, но, заметив, что князь смотрел на неё, она поторопилась уехать обратно.

Она была рада за Владимира, что он возвеличен новгородцами, и спокойно ожидала увеличения его славы, горячо молясь за него в своих молитвах.

Однажды к ней пришёл Свенельд. При виде его она сразу поняла, что не к добру явился он к ней.

   – Зачем изволил пожаловать? – спросила она.

   – Ярополк поведал мне своё изволенье, – отвечал воевода. – Порадуйся, красная девица, и готовься идти в княжеский терем для утехи князя.

   – Ни за что! – гордо сказала она.

   – Воли князя не изведёшь, – говорил воевода, – взаутрие принесут тебе дары и одежды княжие.

   – Не буду наложницею князя, – решительно заявила Мария. – Сжалься надо мною и не бери меня в княжеский терем.

   – Воля княжеская непреложна, – возразил Свенельд.

   – Пусть его воля непреложна, но и моя непоколебима. По душе своей не опорочу себя и, как христианка, не буду женою язычника. Оставь меня под кровом Божьим, и я спокойно умру белицею.

   – Негоже ты говоришь, Мария; красота твоя не для беличьего житья затворницею...

   – Нет, нет, лучше смерть, – возразила она.

   – Он противен тебе?

   – Он идольник.

   – Ну а я вот не идольник и поклоняюсь свету небесному... Немного устарел, да ништо... Выбирай, я умилостивлю князя.

   – Ты, ты хочешь, чтоб я была твоей женою? – с ужасом проговорила Мария. – О, сжалься, не оскверняй моего девичьего уха своими речами, отыди от меня.

   – Как хочешь, но поведаю тебе, что князь, проведав противность твою, изгонит еллинских попов и спалит лики их богов, которые оставила тебе Ольга... Помысли и через три дня избери любое.

И вот Владимир явился в Киев, а Ярополк бежал в Родню. И возрадовалось сердце Марии своему спасению от ненавистного ей Ярополка.

Когда Владимир сел на киевский стол, его союзник Зигмунд, испросив позволение князя, удалился к Царьграду. Владимир отпустил его, чтобы избавить Киев от разграбления, которое он обещал по взятию Киева. Но не все варяги шли из Киева. Услышав, что Владимир обещает награду за голову Ярополка, многие пошли искать счастья и удачи вместе с ратью новгородскою, которая осадила Родню.

Воеводы послали послов к Ярополку объявить ему волю князя киевского.

   – Иди с миром к Владимиру, – сказали послы, – а не пойдёшь, разнесём стены и полоним тебя и связанного поведём в Киев.

   – Идите прочь, – сказал он, – и передайте рабыничу проклятие Ярополка.

Послы удалились, а Ярополк закручинился. Два его советника, соперничавшие между собою, советовали ему: один – покориться, другой – отомстить за дерзость.

   – Иди к брату твоему, – говорил Блуд, – и примирись с ним. Ты обидел его, не дал части из наследства, воевал с ним и насиловал Новгород. Теперь он силён и отомстит тебе...

Между тем Свенельд говорил:

   – Не клони главы своей перед рабыничем и не бойся его.

Но Ярополк не знал, на что решиться. Вскоре в Родне сделался большой голод.

   – Говорю, сдайся на милость брата, – говорил ему Блуд.

Ярополк на этот раз послушался его, сдав Родню.

Таким образом, стол киевский был закреплён за Владимиром.

Узнав о поражении Ярополка, Рогнеда, помещённая Владимиром в селе Предиславине, послала к князю своего отрока с просьбою дозволить ей прийти к нему.

Обрадованный князь с нетерпением ожидал её, и вот она явилась к нему, упала пред ним на колени и начала умолять пощадить Ярополка.

   – Буду твоею, – сказала она, – но не убивай своего брата и не увеличивай зла, сделанного тобой моим братьям и отцу.

   – Будешь моею! – воскликнул Владимир, приподнимая её и сжимая в своих объятиях. – Если ты моя, то и я твой!..

   – Нет, ты не мой... а я твоя рабыня, – с затаённой гордостью говорила она.

Владимир говорил с Добрыней о пощаде брата; он только хотел изгнать его, но Добрыня настаивал на том, что нужно убить Ярополка.

   – Он убил твоего брата Олега, а ты убей его, и будет кровь за кровь, – говорил он.

   – Не хочу я крови брата! – возразил Владимир. – Пусть живёт и молит богов за содеянное зло.

Но было уже поздно. Добрыня предрешил участь Ярополка, и когда тот входил в терем Владимира, то был убит.

Возмутился Владимир поступком Блуда и Добрыни и поспешил назначить своего дядьку наместником в Новгороде, а Блуда хотел казнить, но тот бежал.

После смерти Ярополка Владимир сделался тёмен, как ночь.

   – Видно, братская кровь вопиет в его груди, – говорили княжеские люди.

Владимир хотел забыть всё и велел готовить пиры и созывать на них гостей, а жрец Божерок, которого он прихватил с собою из Новгорода, послал служек ходить по домам и оповещать мужей посылать своих жён и красных дочерей на княжеский двор хороводы водить да тешить князя. Вещуны строили уряду, что дать в жертву милостивому божичу Перуну, метали жребий на отроков и девиц, кого зарезать из них, но, к счастью, жребий пал на овна.

Но вот настал день торжества; площадь наполнилась народом, валившим со всех сторон посмотреть на нового князя. Пошла и Мария на это торжество.

Вышел князь Красное Солнышко на уготованное место и окинул взором народ киевский. Вокруг встали думные люди, а между ними ключник Вышата, бывший когда-то дружинником Святослава, отца Владимира.

Началось жертвоприношение, но Владимир не обращал на него внимания и угрюмо смотрел в сторону. Взор его случайно упал на Марию, и он приподнялся.

   – Это она! – прошептал он, повернулся к Вышате и что-то сказал.

По окончании жертвоприношения Владимир, окружённый боярами и гриднями, отправился в свои княжеские палаты, а Вышата остался, кого-то высматривая в толпе.

Мария вернулась в Займище, Вышата, желая угодить князю, не мешкая поскакал за ней.

   – Радуйся, красавица, – сказал он, войдя в её терем, – князь жалует тебе княжеские одежды, изволь готовиться в его терем.

Марии хоть и приятно было, что Владимир заметил её, но в то же время, вспомнив, что, обесчещена Ярополком, она смиренно отвечала:

   – Рада бы, боярин, но опозоренною не хочу идти к князю и быть в его терему. К тому же хоть я раба князя, но христианка и не буду его женой.

   – Негоже говоришь ты, красавица; князь добр и жалует тебя.

   – Спасибо на милости, – низко кланяясь, отвечала Мария, – ответ мой князю таков: его бабка готовила меня Ярополку, но он забыл, чему она учила его, а Владимир князь и пуще того язычник. Не подобает быть христианке любовницей язычника.

   – Не взыщи, красавица, – сказал Вышата, – если князь повелит силою свести тебя в княжеский терем.

   – Силою мил не будет, – возразила присутствовавшая при этом мамка. – Нас оградит святая сила небесная.

Вышата ушёл ни с чем; а между тем сердце Марии стремилось к князю. Она знала, что этим не кончится, и начала молиться о том, что если ей суждено быть женой язычника, то чтоб Господь послал ей силы обратить его на путь истины и добра.

Передав её ответ князю, Вышата ждал его приказаний.

   – Отвезти её в Предиславино и ждать там моего приезда: в заутрие буду.

Марию перевезли в Предиславино.