Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 34 (всего у книги 51 страниц)
Новгородский князь прекрасно знал тактику своего противника и поэтому предугадал, к какому маневру прибегнет Рогволд. Он на флангах своего боевого расположения поставил варягов и норманнов, прикрыл их спереди рядом воинов-новгородцев. Новгородцы же занимали и центр. В запасе были ещё смешанные дружины, сам же князь с отборными воинами поместился в отдалении от главных боевых порядков.
Когда Рогволдович ударил в центр, то легко прорвал его. Увлёкшись лёгкой победой, он продолжал гнать новгородцев, бежавших перед ним, и не остановился даже тогда, когда передовые его воины прорвались сквозь все ряды неприятельских дружин. Но тут-то с двух сторон и ударили на полочан варяги, предводимые Эриком, и норманны с Освальдом. Словно две стены сдвинулись и сдавили собою Рогволдову дружину. С поразительной быстротою полочане были смяты.
Началась уже не битва, а избиение. Старший Рогволдович мечом проложил себе дорогу к брату. Они стали, крепко прижавшись спиной к спине, и богатырскими взмахами меча клали на месте всех, кто приближался к ним. Оба брата обладали необыкновенной силой. Мечи их со свистом взвивались в воздухе. Младший сын Рогволда разрубил с плеч до пояса какого-то варяга, сунувшегося вперёд; старший, как бритвой, срезал голову напавшему на него норманну. Около них всё росла и росла груда тел, когда на старшего Рогволдовича кинулся Эрик, вождь варягов. Заметив нового врага, богатырь схватил обеими руками меч и размахнулся им над головой, готовясь нанести удар. У Эрика был только короткий меч и щит. С громким криком кинулся старый варяг на княжича. Страшный меч опустился с силой, способной раздробить камень, но Эрик, следивший за каждым движением Рогволдовича, отпрянул в сторону, подставив свой щит под удар. Лезвие страшного меча скользнуло по коже варяжского щита; взмах же был так силён, что Рогволдович, не ожидавший встретить перед собою пустоту, покачнулся и вслед за мечом склонился всем своим туловищем к земле. Варяг только и ждал этого; высоко подпрыгнув, он вонзил свой меч в шею противника. Удар был нанесён верной рукой. Со стоном рухнул на землю Рогволдович. Его брат оглянулся, и в тот же миг десятки новгородских копий, разрывая на нём панцирь, вонзились в его тело. Рогволд угадал, что происходит. Ярость, исступление, отчаяние ослепили его. Не помня себя, он тронул своего коня и кинулся туда, где гибла его дружина, где погибли его сыновья. Но только он перебрался через реку, ему наперерез кинулся со своими войнами Владимир Святославович и преградил путь. Полоцкий князь узнал врага. Страшная злоба так и закипела в нём.
– А, рабынич, – захрипел он, – нашёл я тебя!
– Защищайся, Рогволд, – закричал ему в ответ Владимир. – Кончим честным боем нашу распрю.
Рогволд остановился.
– Я убью тебя! – опять захрипел он.
– Сперва добудь меня! – рассмеялся новгородский князь. – Слышишь, Рогволд, обещаю тебе: если ты победишь меня, то уйдёшь свободным; никто не тронет тебя, и твой Полоцк останется цел. Принимаешь ли бой?
– Принимаю, становись.
С этими словами полоцкий князь соскочил с коня.
– Слышите вы, – громко закричал Владимир Святославович, – честным боем мы будем биться. Пусть Рогволд уходит, если боги даруют ему победу. Пусть и Полоцк его останется тогда неприкосновенным для вас!
Молод был новгородский князь. Молодецкая удаль сказалась в нём. Зазорным показалось Владимиру не принять участия в бою, да и не хотелось ему, чтобы его противник, полоцкий князь, пал от руки какого-нибудь пришельца. И вот, рискуя всем задуманным делом, он вызвал Рогволда на поединок. Владимир знал, что ему победа достанется нелегко. Его противник славился как искуснейший боец.
Кругом замерли в напряжённом ожидании их воины.
Неожиданно около Владимира появился Эрик. Старый варяг нёс мешок, из которого сочилась кровь.
– Вот тебе, конунг, подарок от меня, – с хриплым смехом закричал он и, раскрыв мешок, выкинул из него две отрубленные головы.
Увидя их, Рогволд заревел, как раненный зверь: это были головы его сыновей.
Рогволд бросился на Владимира, держа в правой руке меч, а в левой короткий кинжал. Владимир едва успел отбить его неистовый удар, но острие Рогволдова кинжала всё-таки скользнуло по его панцирю и вырвало ряд колец. Новгородский князь успел отскочить и ловко ударил по мечу Рогволда. Однако и тот отпрянул в сторону и, перебрасывая ловко меч из правой руки в левую, нанёс удар с боку. Но противник следил за ним и, бросившись вперёд, ударил полоцкого князя в грудь своею грудью. Меч, вырвавшись из рук Рогволда, отлетел далеко в сторону.
– Клянусь гремящим Тором, – не утерпел Эрик, с напряжённым вниманием следивший за схваткой, – молодецкий натиск и отбит молодецки. Вот что значит побывать в Скандинавии!
Но Рогволд, увидав около себя так близко новгородского князя, не растерялся, схватил его и оторвал Владимира от земли, высоко подняв над собой. Казалось, что Рогволд сейчас же ударит его об землю; но Владимир приподнялся ещё выше на руках полоцкого князя, рванулся вперёд и сверху всею тяжестью своего тела опрокинулся на плечи врага. Так же, как и Рогволд, он был вооружён коротким кинжалом, который остался у него в руке. Ещё мгновение – и смертоносное оружие опустилось, руки Рогволда разжались. Владимир выскользнул из его объятий, схватил с земли упавший во время схватки меч и, отпрыгнув назад, встал, готовый отразить нападение, если бы оно последовало.
Рогволд стоял ещё на ногах. Голова его была закинута, рот широко открыт, руки ловили воздух. Вдруг полоцкий князь зашатался, колени его подогнулись, и он упал к ногам своего победителя.
Радостный крик вырвался из груди воинов новгородского князя; и они, размахивая мечами и секирами, кинулись на воинов Рогволда. Те встретили их с отчаянной решимостью погибающих.
Мёртвая тишина царила за стенами Полоцка.
Будто вымер весь город. Но когда дружины Владимира попробовали подойти поближе, в них со стен полетела такая туча стрел, что Владимировы воины, не ожидавшие ничего подобного, стремглав бросились от стен врассыпную.
Владимир, стоявший на холме под городом, увидел бегство своих дружин. Ярый гнев овладел им. Бегут! Его дружины, только что одержавшие славную победу над полоцкой ратью, бегут! Может быть, гордая княжна, так жестоко оскорбившая его, смотрит на это бегство, и душа её полна злобной радостью. Он что было сил ударил коленами в бока своего коня. Конь вздрогнул, заржал и вдруг, рванувшись с места, понёс своего всадника прямо в гущу беглецов.
Вожди, окружавшие Владимира, не поняли сперва, в чём дело. Им показалось, что конь испугался и понёс. Ужас объял этих людей, когда они увидели, что конь ураганом мчится к полоцким стенам, сбивая грудью всех, кто попадался навстречу.
– Князь, князь! Спасайте князя! – раздались тревожные крики. Этот вопль отрезвил бегущих воинов. Они остановились. Ещё мгновение – и страх их исчез так же быстро, как и появился.
Владимир Святославович в сверкавших на солнце доспехах мчался один по равнине. В правой руке его виден был обнажённый меч. Изо рта коня по его белой шерсти клубились кровь и пена.
И за полоцкой стеной тоже как будто были поражены действиями князя. Стрелы уже не сыпались оттуда. Этим воспользовались пришедшие в себя княжеские дружины. С дикими криками бросились Владимировы воины снова к городским стенам. Князь был уже у ворот Полоцка. Его добрый конь легко перепрыгнул ров, и Владимир очутился на узенькой тропинке около стены. В неистовом рёве рубил он мечом ворота. Но крепкий дуб не поддавался.
За стенами опомнились. В осаждающих сыпались стрелы, камни, лилась потоками горячая смола. Но всё-таки сопротивление было слишком слабое и не могло остановить нападавших. Они, видя своего князя у ворот Полоцка, старались загладить свою неудачу. Ров уже местами был засыпан. Откуда-то появились брёвна, и, раскачивая их на руках, что было сил, воины Владимира ударяли ими в ворота. Удары были так сильны, что слышен был уже треск надламывавшихся брёвен. Другие вскарабкивались на тын. Едва только они добрались до верху, прекратилось всякое сопротивление. В то же время с помощью брёвен разбиты были ворота, и Владимир ворвался в Полоцк.
Но, едва очутившись за воротами города, князь остановился в изумлении. Его глазам предстало странное воинство, подобного которому он никогда и нигде ещё не видел. Луками, мечами, секирами были вооружены полоцкие женщины. Это они встали на защиту родного города и обратили в бегство новгородские дружины! Теперь они все, побросав оружие, тесной толпой окружили свою молодую красавицу княжну, гордо смотревшую на грозного победителя.
В это время и через тын, и через ворота в побеждённый Полоцк вливались всё новые и новые толпы победителей. Теперь всем дружинникам было уже известно, что за воины обороняли от них эту твердыню, и им невольно становилось стыдно.
Владимир вложил в ножны меч и пошёл к Рогнеде. Толпа женщин расступилась, и княжна осталась одна пред новгородским князем. Она стояла на ступеньках, смотря сверху вниз на приближавшегося победителя.
– Рогволдовна, – крикнул, подходя, Владимир, – рабынич победил твоего отца... Что скажешь?
– Скажу, что злые силы были за тебя, – ответила Рогнеда, – ты не победил, а осилил.
– Пусть так, но я осилил в честном бою. Я бился с Рогволдом один на один.
– И отец умер? – тихо спросила Рогнеда.
– Вот эта самая рука поразила его, – поднял новгородский князь свою правую руку, – но клянусь, я хотел бы, чтобы он остался жив! Но что поделать. Если бы я не поразил его, он убил бы меня.
– А братья? – тихо спросила княжна.
– И они полегли... Из всего вашего рода осталась лишь ты...
– Вот они! – вдруг сказал Эрик, успевший подойти к князю.
Он раскрыл свой страшный мешок и выкатил к ногам Рогнеды головы её отца и братьев.
– Батюшка, родимый мой, братцы мои любезные! – причитала Рогнеда, – покинули вы меня, горемычную, покинули меня... Убили вас люди злые...
Княжна не плакала, но в воплях её слышалось такое горе, что все вокруг притихли, давая ей излить свою печаль.
Владимир стоял потупившись.
Нехорошо было у него на сердце; не того совсем ждал он от свидания. Месть совершенно не удовлетворила его. Он чувствовал, что совесть мучает его.
– Рогволдовна! – тихо сказал Владимир, стараясь говорить как можно ласковее, – успокой своё горе. Клянусь, они умерли, как храбрецы, утешься!
Рогнеда, почувствовав прикосновение его руки, вдруг выпрямилась и откинулась всем телом назад. Глаза её сверкали.
– Прочь, убийца, – закричала она, – как ты смел прикоснуться ко мне? А, ты убил отца, и дочь – твоя добыча!.. Так нет же! Никогда дочь князя Рогволда не станет твоей рабой. Я родилась свободною и умру свободной!
Что-то сверкнуло над головой молодой девушки, но Владимир предвидел это движение. Он успел схватить руку Рогнеды, вооружённую кинжалом.
– Клянусь Перуном, ты не умрёшь, Рогволдовна, – вскричал он, – довольно смертей, довольно крови!
Девушка попыталась вырваться.
– Пусти, княже! – хрипло проговорила она.
– Нет, нет... Брось сперва кинжал.
Он тихо опустил руку Рогнеды, всё ещё сжимавшую рукоять кинжала. Полоцкая княжна, словно пробудившись от тяжёлого томительного сна, смотрела на него широко раскрытыми глазами. Казалось, она только впервые увидел а Святославовича и теперь рассматривала его, как совершенно незнакомого человека. Владимир тоже смотрел прямо в глаза своим ясным, лучистым взором.
Толпа норманнов, варягов, новгородцев, полоцких женщин, храня безмолвную тишину, стояла вокруг крыльца, не спуская глаз с князя и Рогнеды.
Вдруг что-то зазвенело. Это разжалась рука Рогнеды, и из неё выпал кинжал. Вздох облегчения вырвался у всех. Князь осилил гордую волю полоцкой княжны, она покорилась... Тихие слёзы катились из прекрасных глаз Рогнеды.
– Рогнеда! – воскликнул Владимир. – Не плачь же, перестань горевать. Погибли твой отец, твои братья, я заменю тебе их... Забудь, Рогволдовна, прошлое, как я хочу забыть его, как уже в эти мгновения забыл его... Ты не раба, ты не моя добыча! Будь со мною княгиней... Скажи, Рогволдовна, или не видишь ты, куда я иду. Горе Ярополку! Он слишком слаб, чтобы быть на киевском столе. Я сяду скоро на его место, и вся Русь соединится около меня... Так скажи, неужели ты будешь помнить, что я сын рабыни?..
– Нет, нет, – послышался в ответ тихий шёпот, – ты князь, ты великий князь... Ты победитель...
Рогнеда слегка отстранила Владимира.
– Благодарю тебя, княже, за то, что не подвергаешь ты меня унижению... Но доверши свою милость, позволь мне удалиться и выплакать своё горе... Ещё милости прошу: прикажи честно похоронить то, что осталось от братьев и отца.
– Всё будет по-твоему, Рогволдовна, всё! – воскликнул Владимир. – Я принесу жертвы на могильном кургане, и мои воины справят великую тризну по убитым... Всё... Приказывай ещё...
– Не разоряй Полоцка.
– Здесь ты родилась и жила: Полоцк останется. Эй, Эрик, пусть твои воины не трогают города. Я приказываю! Горе тому, кто ослушается. Рогволдовна, иди же... Плачь, рыдай, но помни, что горе не вечно, что после горя всегда наступает радость... Ты горюешь, и я разделяю твоё горе, но я полон ожидания радости.
– Какой? – тихо спросила княжна.
– Я уже говорил... Ты не ответила только... Слово, лишь слово скажи мне, гордая Рогволдовна... Но пусть это слово из души идёт... Пусть оно будет свободно. Такого я хочу от тебя слова... Не можешь сказать его – лучше молчи... Я пойму твоё молчание.
– Моё слово будет свободным... Что желаешь ты знать?
– Да? Ты скажешь мне? Так скажи – помни, ты от свободной души обещала мне сказать, – скажи мне, Рогволдовна, меня, рабынича, разуешь ли ты?
Он устремил молящий взор на лицо Рогнеды. Тихий вздох, подобный шелесту набежавшего ветра, вырвался из груди гордой дочери полоцкого князя; потом она вся зарделась, и Владимир услыхал, как тихо-тихо прошептала она одно только слово:
– Разую!..
Князь смотрел на неё. Лицо его пылало, глаза сияли радостью, сознанием победы.
– Иди же, иди, великая княгиня киевская! – громко крикнул он, – иди плачь о своих мёртвых... А вы, дружина моя, – обратился он к своим воинам, – знайте, беру я за себя супругою Рогнеду Рогволдовну. По мне чтите её и величайте. Полоцк же её родиною будет, и никто не смей разорять его. Каждый же часть добычи своей от меня получит, ибо не хочу никого обижать я...
Владимир в пояс поклонился Рогнеде:
– Отныне я тебе и отец, и братья, и горе тому, кто осмелится пойти против меня...
Глава третьяВ Киеве шли торжественные приготовления к встрече полоцкой княжны.
Там ещё не знали о том, какая участь постигла её, и продолжали считать Рогнеду невестой князя Ярополка, будущей княгиней киевской.
Первыми узнали о половецком разорении христиане храма святого Илии. Известие об этом вызвало там большую печаль.
– Какие времена настали, православные, – восклицал старичок священнослужитель, – брат восстаёт на брата, Владимир идёт на Ярополка; что будет далее, никому из смертных неведомо, единому только Господу...
Многие выражали удивление жестокости Владимира, вспоминая, что в Киеве он был совсем иным.
– Да, да, великой Еленою, равноапостольной, бабкой своей, Владимир был возращён, – поддерживали другие, – святые семена Христовой веры посеяны были в душе его; и рос он и юношей стал, вполне готовый к святому крещению. А как прибыл в Новгород, так словно другим человеком стал.
– Но разве не известно вам, – воскликнул один из общинников, – что Владимир в Арконе уже успел добывать и с тамошним жрецом-правителем дружбу и союз заключил?
– Ну, что ему Аркона, – послышались голоса. – Арконский Святовит для него то же самое, что и Перун киевский... Думается, что Святовита, как и Перуна, он знать не хочет.
– Хочет ли он, или не хочет, глубоко то в его душе сокрыто, а только во всех его действиях перст Божий виден, – авторитетно заявил священник.
– Как это так? – раздались удивлённые голоса.
– Вот как. Послушайте меня. Божья воля всеми поступками и делами человеческими управляет... Сказано в писании, что ни единый волос не упадёт с головы человеческой без воли Божией. Случай хороший, православные, напоминаю я вам из прошлого. Не с великой ли силой князья наши Аскольд и Дир пришли к беззащитной Византии – незаметно налетевшая буря разметала их воинство. Разве слепцы только не увидели в том руку Всевышнего. Вот точно так и теперь: князь Ярополк убил своего брата Олега древлянского, и младший брат их Владимир, сам того не понимая, выстудил мстить братоубийце. Знаю, что вы возразите мне, скажете, что это дело не Божие, а я вам отвечу, что смертным не дано знать пути Божии, почему мы не можем ведать, откуда идёт всё то, что переживать нам приходится. Ярополк шёл на Олега, Владимир идёт на Ярополка; что будет, если Владимир верх возьмёт и станет стольным нашим князем. Припомним, православные, что премудрою бабкою своею Еленою-Ольгой взращён был Владимир, Елена же по воле Творца просветилась светом Христовой истины, и слышал я, что семена Христовой веры глубоко посеяны в душе новгородского князя. Он не христианин теперь, он кланяется Перуну и живёт так, как жили его отцы и деды, но чувствую я и духовными очами вижу то время, когда семена христианства взойдут на добротной ниве и тот самый новгородский князь Владимир, на которого вы так негодуете теперь, станет великим светочем Христовой веры!..
– Так, отец, – выступил один из пожилых общинников, – мы верим, что твой духовный взор проницает будущее, но позволь тебе сказать не в упрёк, а ради разрешения недоумения нашего.
– Говори, сын мой, – кротко сказал старик.
– Ты говоришь о том, что может сделать Владимир.
Быть может, так и будет, как ты говоришь, но это ещё только будет, а между тем в настоящее время мы имеем на княжеском престоле Святославова сына, Ярополка, который до нас милостив, как ни единый из князей ещё не был; ты говоришь, что Ярополк повинен в смерти брата своего Олега, а мы знаем, что смерть Олега подстроил Свенельд в месть за сына своего Люта, князь же Ярополк ежели и повинен, то в том лишь, что начал братоубийственную борьбу. Вспомним, отец, кто такой был Олег древлянский. Ведь если так судить, то он только один образ человеческий имел, а по нраву своему лютым зверем сказался: он ли был не убийца, он ли был не насильник? И не сделал ли доброго дела Ярополк, не пощадив его?
– Ой, ой, ой, сын мой! – сокрушённо покачал головой священник с глубокой скорбью, – вижу я, что далеко ещё сияет для тебя свет Христовой истины. Как можешь ты судить брата своего, как можешь оправдывать ты человека, пролившего кровь ближних? Одно только может служить тебе оправданием: лишь Промысл Господний управлял Ярополком, и если бы не было воли свыше на то, не коснулся бы он брата своего.
– Пусть так, – упрямо ответил общинник, – и спорить я не буду об этом, и не к тому я речь свою вёл. Я вот что хотел сказать. Мы ещё совсем не знаем, каков будет Владимир новгородский, если сядет на престол брата своего. По его делам да поступкам думать можно, что хорошего от него ждать нечего, а от Ярополка мы уже видим хорошее. Разве он не хорош к нам, христианам, не милостив, разве не бывал он здесь, у этого храма, не вёл ли благочестивых бесед со старцами нашими? А потом разве притеснял он тех дружинников, которые были с ним, не покидая веры Христовой, или гнал кого за то, что исповедовал тот эту Христову веру? Нет, отец, мы, овцы твоего стада, от Ярополка видели лишь добро, а увидим ли от Владимира, того не знаем.
– Сын мой, – перебил его старец, – прав ты во всём, что сказал. Добрый, милостивый к нам князь стольный Ярополк Святославович, куда добрей, чем Олег Вещий, и Игорь, и Святослав, его отец; но только доброта его такая, что пользы народу не приносит: Ярополк добр потому лишь, что не любит он трудов и забот, весь он в деда своего Игоря; его не трогают, и он не трогает, но ежели нашепчет кто ему в уши, что мы вот здесь, все собравшись, вред приносим, так он повелит казнить нас и труда себе не даст разобрать, справедливо он или нет поступил. А нашёптывать ему зло есть кому; все вы знаете Нонне, его первого советчика, все вы знаете, что из Арконы Нонне прислан за тем, дабы нам, исповедникам Христовой веры, вредить. Думаю я, и не только думаю, а и сведения имею, что Владимир новгородский стакнулся с великим жрецом Святовита и действует при помощи ар конских властителей; за тем и Нонне из Арконы прислан. Думают в Арконе, что ежели сядет на стол отца своего Владимир, так уничтожит он нас, исповедников Христа, и восстановит Перуна во всей его мощи. Только, братья мои, не будет этого; стол Ярополка поколеблен, и ежели Богом суждено, то он погибнет; но когда Владимир над Киевом владычествовать будет, помяните вы мои слова, старое время пройдёт, и не останется от Перуна даже и подножия его. Кто свет увидел, тот во мрак не вернётся. Так же будет и с Владимиром: ему ли, воспитанному бабкой своей премудрой, возвращаться к язычеству! Следуя предначертаниям промыслительным, он сам пойдёт и весь свой народ поведёт к Источнику вечного, немеркнущего света...
Но, братья, я вижу, к нам идёт Зыбата; он христианин хороший, хотя и редкий гость промеж нас; ежели явился он сюда, значит, есть у него важные вести... Послушаем, что он скажет...
Круг прихожан христианского храма почтительно расступился пред Зыбатой.
Он подошёл, приветливо улыбаясь, и прежде всего склонился глубоким и почтительным поклоном пред священнослужителем.
– Да будет благословение Господне над тобой, сын мой, – проговорил тот, – прими также душевный привет и от меня, смиренного служителя алтаря Бога Живого.
Он благословил Зыбату.
– Давно ты не был среди нас, Зыбата, – продолжал священник, – мы соскучились по тебе... Какие причины задерживали тебя? Верно, весело живётся в княжеских хоромах...
– Не могу сказать, отец, чтобы весело, – ответил Зыбата, – да и.какое веселье может быть теперь, когда на Киев надвигается гроза.
– Откуда гроза, какая гроза? – послышались со всех сторон тревожные вопросы.
– Разве вы ничего не слышали? – спросил Зыбата.
– Нет! А что, разве есть какие-нибудь новые вести?
– Много вестей...
– Откуда? Что случилось?
Зыбата отвечал не сразу.
– Говори же, сын мой, всё то, что ты знаешь, – сказал священнослужитель, – мы здесь живём, отрешённые от мира, мало что доходит до нас, ты же близок к князю и знаешь всё, что делается на белом свете; итак, прошу тебя поделиться с нами твоими вестями.
– Я, отец мой, затем и пришёл сюда... Вам ведь ведомо уже, что Владимир Святославович вернулся в Новгород?
– Да, да! – воскликнуло несколько голосов, – ты же сам нам о том рассказывал.
– Да, я был тогда в Новгороде и видел Владимира. Ой, не понравился он мне тогда.
– Что же в нём переменилось? – осторожно спросил один из стариков, – забыл разве он все те истины, которые восприял от мудрой бабки своей?
– Нет, того я не думаю... Не забыл Владимир ничего, но, как я видел, озлобился он.
– На кого же это изобиделся он?
– Выходит так, что на старшего брата!
– На князя Ярополка?
– На него... Видимо, Олоф норвежский сумел распалить эту злобу... Только думаю я, что есть здесь в Киеве человек, который сообщает Владимиру об Ярополке всё худое и тем сердце его на брата поддерживает.
– Ты говоришь про арконца Нонне?
– Да, я думаю, что это он. Ведомо вам также, что Владимир победил Рогволда полоцкого и князь Ярополк напрасно поджидает теперь свою невесту, княжну Рогнеду. Но я думаю, что Владимир задумал более ужасное...
– Что именно?
– Братоубийство.
– Как! – отступил в ужасе священнослужитель, – неужели опять Господь попустит... Ярополк – Олега, Владимир – Ярополка... Да когда же это наконец кончится? Доколе ненависть будет низводить с Божьего света внуков праведной княгини Елены?.. Нет, Зыбата, нет, я хочу думать, что ты ошибаешься, я мысли не смею допустить, чтобы Владимир стал братоубийцей.
– Отец, – тихо произнёс Зыбата, потупляя глаза, – я думаю, что Владимир и сам не хочет этого, но его подталкивают со стороны на такое страшное дело.
– Кто подталкивает? Нонне?
Зыбата ничего не ответил.
– Я понимаю, сын мой, что значит твоё смущение, – произнёс священнослужитель, – ты подозреваешь, что виновник всей братоубийственной распри этот хитрец Нонне, но не решаешься во всеуслышание обвинять его; но скажи нам: из чего ты заключаешь, что Нонне возбуждает брата на брата?
– Хорошо, я скажу, что думаю, – тихо промолвил Зыбата, – вы же, отцы и братья, остановите меня, если я ошибусь...
– Говори, что знаешь.
– Всё говори, Зыбатушка.
– Слушайте! Владимир со своими новгородскими и варяжскими дружинами идёт на Киев, чтобы завладеть им, у Ярополка же в Киеве сила немалая, и князь наш мог бы отсидеться здесь... А знаете ли вы, что задумал Ярополк?
– Что, что? Говори, Зыбата, скорей.
– Он задумал идти навстречу к брату своему и молить о мире.
– Зачем?
– А затем, что в Киеве, как ему наговорили, народ весь волнуется. И правда то: на площадях народ громко кричит, что хочет на великом княжении иметь не Ярополка, а Владимира. Ярополк же, сами знаете, телом тучный и нравом мирный, и сердцем кроткий, ему бы всё пиры да весёлости, а... а о сопротивлении и не думает. Вот ему-то Нонне, как я прекрасно знаю, и нашёптывает, что нужно спасаться, что Киев изменников полон и что выдадут его головою брату, а брат тогда не пощадит и лютой его смерти предаст... Нонне с воеводой Блудом у Ярополка первые советники, и князь наш делает всё, что они ему ни присоветуют. А тут прослышал я, что, советуя так Ярополку, Нонне сам же смуты в народе заводит и в то же время постоянно сносится с Владимиром и сулит ему выдать головою своего князя. Вот поэтому-то я и стал думать, что ищет Нонне Ярополковой головы, о советах же Арконы князю и о переговорах его с Владимиром я доподлинно знаю от друга моего Варяжко... Разведайте теперь сами, право или криво я сужу...
– Ой, Зыбата, – проговорил старец священнослужитель, – и думать я не смею, чтобы ты неправду говорил. Я тебя знаю с детства, да и отца твоего помню и воспитателя твоего, старца Андрея, также, а потому не смею не верить твоим словам... Только вот чего в толк не возьму; скажи ты мне одно: зачем Нонне всё это понадобилось? Ведь Ярополк в служении идолам усерден и хоть знает о Христовой вере и многие истины её хвалил, но сколько раз ни выходили у нас с ним разговоры, всегда он отказывался, как и отец его, Святослав, от святого крещения; в чём другом, а в этом отказе он твёрд был. Владимир же более, чем старший брат, светом истины просвещён и наставлен в вере православной премудрою своею бабкой. Так зачем же Нонне понадобилось своего друга верного выдавать Владимиру, который, неизвестно ещё, будет ли ему другом? Ведь Нонне, как он ни свиреп, всё-таки умён и без расчёта не поступит; прямой же расчёт – сберегать Ярополка всеми силами... Не сможешь ли ты нам разъяснить это наше недоумение?
– Не знаю, что и ответить тебе, отец, и вам, братья, – проговорил Зыбата, – великою опытностью умудрены вы, и многое есть, что мне непонятно, вам же как Божий день ясно. Если же хотите думы мои Знать, то я скажу вот что... Как ни упорствует Ярополк в своей приверженности к язычеству, всё-таки, повторяю я, кроток он сердцем и жалостлив; Нонне же только затем и прислан из Арконы, чтобы как можно скорее извести всех христиан на Днепре. Скажу я вам вот что. Владимир на пути в Новгород в Аркону заезжал, как известно вам; и там ему даны были дружины Святовита, а Нонне вместе с тем послан был в Киев. Нонне не один раз уже советовал Ярополку и умолял его истребить всех нас, христиан, до единого, но Ярополк на это не соглашался, напротив, всегда говорил, что христиане ему нисколько не мешают, что пусть они, как хотят, веруют своему неведомому Богу, ему до этого дела нет, как и отцу его, Святославу. Я думаю, что в Арконе жрецы дали помощь Владимиру лишь затем, чтобы овладеть Киевом и извести христиан; вот Нонне и торопится доставить Владимиру княжеский стол. Он уверен, что как только станет Владимир киевским князем, все христиане погибнут...
– Нет, нет! – раздались крики, – никогда Владимир не решится на это...
– Да мы и сами не сдадимся. Что у нас копий да мечей, что ли, нет? – задорно крикнуло несколько человек из молодёжи.
– Поднявший меч от меча погибнет, – остановил их священник, – нашим мечом должен быть только один крест и только одна молитва; они нас защитят и оградят от всякой напасти. Помните, братья любезные, что в святом писании сказано: что ни единый волос не падёт с головы человеческой без воли Божией. Не злобный отпор должны мы давать врагам, а молиться за них, и злоба тогда по молитве отпадёт прочь, и добро победит зло, а ежели суждено нам страдание, то да будет на то воля Господня.
– Именно так! – в один голос воскликнули все.
– Сын мой Зыбата! – обратился священник к воину, – благодарим тебя за те вести, что ты принёс, будем готовиться принять всё то, что назначено нам судьбой, но скажи мне ради Бога, что ты сам думаешь делать, как ты намерен поступить?
– Я, – с некоторой дрожью в голосе отвечал тот, – поведу дружины Ярополка... Если суждена смерть, то я погибну, защищая его. Я не могу иначе: я обещал так...
– Как поведёшь? Разве Ярополк решил уже идти на Владимира? – тревожно спросил священник.
– Увы, да... Правда, он не идёт сразу на Владимира, а только хочет идти из Киева, которому он не верит... Ведь я сказывал вам, что Нонне натолковывает Ярополку, будто все киевляне готовятся изменить ему...
– А куда же он пойдёт? – спросил кто-то из ближайших.
– Пока не ведаю... Слышал я, что хочет князь Ярополк затвориться в Родне.
– Это на Роси-то?
– Да, там... Уж почему он только думает, будто там тын крепче; чем в Киеве, доподлинно не ведаю; смекаю так, что не один Нонне князя нашего смущает.
– А кто же ещё-то?
– Да и Блуд-воевода! Вот кто!..
– Воевода Блуд?
– Он самый.
– Ну, уж тогда, ежели Блуд на сторону Владимира перешёл, пожалуй, и в самом деле пропал князь Ярополк... Предупредить бы его...
– Пробовали предупреждать...
– Кто?
– Варяжко.
– Что же князь?
– Не верит, никому не верит. Что Блуд да Нонне скажут, то он и делает.
Все в смущении молчали.
– Вот, отцы и братья мои, сказал я вам всё, зачем пришёл, – продолжал Зыбата, – будьте готовы; быть может, тяжёлое испытание ниспошлёт вам Господь, а может быть, ещё и пройдёт мимо гроза великая, теперь же прощаюсь с вами, вернусь к дружинникам своим... Благослови меня, святой отец: кто знает, увидимся ли мы... Суждено мне погибнуть – погибну, защищая своего князя, не суждено – так опять вернусь к вам, и тогда примите меня к себе грешного.
