Текст книги "Варяги и Русь"

Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)

Прах несчастной Зои был предан земле по христианскому обычаю. На этом настоял Аскольд.

Зоя ещё при жизни взяла с него клятву, что если только она умрёт в Киеве, то он похоронит её по обрядам, предписываемым христианством.

Лишь только могильный холм возвысился над её прахом, звуки рогов возвестили, что князья желают говорить с дружиною и народом.

   – Народ киевский и дружина моя храбрая! – сказал Аскольд, когда все собрались к крыльцу его терема. – Уходим мы в путь далёкий и опасный. Знаю и теперь уже я, не вернутся назад многие. Но пусть не плачут о них матери и жёны. Смерть храбреца – счастье. Пусть утешатся и дети. Они не будут сиротами, если приведёт мне судьба возвратиться в Киев, – всех их приму я к себе; если я не вернусь, то сделает это брат мой Дир, а если не вернёмся оба, то должен принять к себе сирот тот, кто заменит нас.

   – Зачем говоришь так, батюшка князь? – раздались восклицания. – Как это можно, чтобы ты не вернулся!

   – Зачем сердце наше понапрасну смущаешь такими речами?

Не ходи тогда уж лучше, оставайся с нами в Киеве!

   – Нет, всё готово для похода, и мы пойдём. Византия, никакая сила не спасёт тебя от этой грозы! Только ты, киевский народ, поклянись, что останешься нам верным...

   – Клянёмся! Во веки веков! Пока Киев стоит, будем тебе верными! – кричал народ.

   – Как мы забыть тебя можем, благодетеля нашего? Ведь ты от хозар нас избавил.

   – Только оставь нам за себя кого-нибудь.

   – Для этого я и созвал вас. За меня, пока мы будем в походе, здесь пусть останется Всеслав. Он будет править вами нашим именем, он будет творить над вами суд и милость.

   – Князь! Я не останусь здесь, я иду с тобой! – раздался голос Всеслава.

   – Молчи! – вдруг засверкав глазами, прикрикнул на своего любимца Аскольд. – Я князь, я приказываю, и ты ослушиваться моей воли не посмеешь!

Впервые видел таким своего князя Всеслав. Он невольно смутился и только смог пробормотать в своё оправдание:

   – У меня сын там!

   – Я приведу его к тебе... Изока я знаю. Если ему суждено остаться в живых, он будет возвращён тебе, – смягчился Аскольд, – ты же нужен киевскому народу. Кто сумеет лучше тебя управиться с ним и дать ему правду? Ты знаешь народ, знаешь и мои мысли, твоё место здесь.

   – Я повинуюсь твоей воле, князь, пусть будет как ты пожелаешь, – опустив голову, отвечал Всеслав.

   – Благодарю, я этого ожидал от тебя... А теперь, народ киевский, иди к моему столу и пируй в последний раз... Знает разве кто из вас, будет ли он пировать ещё раз за моим столом?

Начался в палатах шумный пир, но первое место на нём занимал князь Дир. Аскольда среди пирующих не было. Не до шумного пира ему было, не то лежало у него на сердце. Казалось ему, что ₍Зоя стоит перед ним, протягивает к нему руки и слышится её молящий голос:

   – Отомсти за меня!

Рано утром на другой день, когда головы многих были ещё тяжелы после весёлого пира, рога князей созвали воинов на берега Днепра к стругам и ладьям.

Аскольд торопился идти в поход. Он надеялся в пылу сечи унять свою гнетущую тоску, забыть Зою...

Всё в стругах было приготовлено к отплытию. Снесены были припасы, каждый из отправлявшихся знал, к какому стругу он принадлежит, знал своего начальника и готов был пойти за ним в огонь и в воду. У всех чувствовался избыток сил, и всем предстоявшие битвы казались веселее пиров.

Собралось же всех до десяти тысяч человек.

Никогда ещё такой большой рати не поднималось с берегов Днепра.

На первом струге во главе войска шли с отборной дружиной князья.

После жертвы Перуну Аскольд спустился по крутому берегу к своему стругу. Дир был с ним. Следом за князьями шли Руар, Ингелот, Стемид, Ингвар, Родрик – знаменитые скандинавские, воины и, наконец, скальд Зигфрид.

Все были воодушевлены, глаза у всех светились нескрываемой радостью.

Перед тем как вступить на струг, Аскольд крепко обнял Всеслава.

   – Береги Киев! – сказал он.

   – Хорошо, а ты, княже, не забудь о моём Изоке.

   – Клянусь тебе, если он жив, я привезу его в твой объятия.

Но вот на княжеском струге затрубили в рога, взвился парус, и струг медленно отошёл от берега и вышел на середину Днепра.

Следом за ним другой, третий, четвёртый...

Стругов было так много, что княжеский давно уже скрылся из глаз, а средний только что отчалил от берега. Почти что на закате отошёл от Киева последний струг, и оживление на Днепре сменилось мёртвой тишиной.

Аскольд, угрюмый и мрачный, сидел на корме своего струга. Он был совершенно безучастен ко всему происходившему вокруг. Как сквозь сон он слышал, как запел скальд Зигфрид:

 
В поход пошли сыны Одина,
Чертоги светлые их ждут,
Средь сечи павшего, как сына,
Встречает божеский приют.
Смелей, смелей! Отваги полный,
Ведёт нас в сечу славный вождь;
Не страшны нам морские волны,
Мы на врага падём, как дождь!
Щиты отбросим мы далеко,
Возьмём секиры, и вперёд!..
Там в небесах, хотя высоко,
Валгалла светлая нас ждёт.
Не вспомним мы на миг единый
О жалкой жизни на земле,
Умрём мы все, сыны Одина,
С печатью счастья на челе!
 

Крики восторга с ближайших стругов были ответом на эту песню. Всем было весело, всем было легко и отрадно на душе, только один Аскольд был угрюм и мрачен.

Пороги прошли волоком: Аскольд хотел сохранить людей и свои суда и счёл, что лучше потерять больше времени на волок, чем рисковать хотя бы одним стругом...

Вот и устье Днепра.

За ним раскинулась необозримая гладь морская.

Но скоро и она оживилась... Всё Чёрное море у правого берега так и белело парусами лёгких судёнышек.

Гроза надвигалась на Византию...

Весть о неудаче, постигшей Фоку и купцов, уже была принесена в Византию...

И вот по всей Византии разнёсся слух, что варяги уже в Черном море, уже близко от Константинополя.

Ужас напал и на царедворцев, и на чернь.

Вардас, Македонянин Василий и патриарх Фотий проводили время в постоянных совещаниях: они одни думали за всех и старались защитить Константинополь. Но, увы, возможности для этого почти не было. В Константинополе не было войска, способного бороться с грозным врагом – всё оно было на границе Персии.

   – Грозные времена наступают, – говорил Вардас, – лучше умереть теперь, чтобы только не видать, как варвары станут неистовствовать в граде царя Константина.

   – Ты малодушен, Вардас, – попробовал возразить Василий, – может быть, мы ещё успеем получить нужную помощь.

   – Откуда? Не с неба ли её ждать? – ядовито отозвался Вардас.

   – Отчего же и не с неба? – удивлённо спросил присутствовавший при этом разговоре Фотий.

   – Дождёшься! – сказал Вардас.

   – И ты, христианин, говоришь так! – в ужасе воскликнул патриарх.

Вардас спохватился.

   – Прости мне, я не это хотел сказать, Фотий, – совсем другим тоном заговорил он, – я хотел сказать, что в Константинополе мало, по всей вероятности, угодных небесам.

   – Тогда со смирением следует преклониться пред этой карой... – сказал патриарх сурово. – Нет! – воскликнул он, простирая руки к небу, – нет, слушайте меня. Не погибнем мы. Пусть никакие силы земные не могут спасти нас от варваров, за нас силы небесные, над нами покров Пресвятой Богородицы!..

Это пророчество было произнесено так искренно, что невольно подействовало на всех успокоительно.

   – Верь мне, верьте мне все, – продолжал Фотий заметивший, какое впечатление произвели на слушателей его слова, – что минует эта гроза, не тронув града Константина... Ни один волос не упадёт с головы последнего из его жителей, и только к вящей славе небес послужит это нападение варваров!..

В это время в комнату Вардаса вошло ещё несколько приближённых, и они все слышали, что сказал патриарх.

Фотий видел это.

– Пойдите, все слышавшие, и возвестите слова мои народу, а я сейчас уйду в свою келью и буду молиться Всеблагому за царственный город, за его обитателей и за век) Византию. Может быть, голос смиренного раба Господня достигнет горнего Престола.

Благословив всех присутствующих, Фотий поспешил уйти.

В тот же день об его словах, казавшихся смятенному народу пророческими, заговорил весь Константинополь. На форуме только и речи было, что о пророчестве патриарха. Жителям Константинополя, потерявшим всякую надежду на помощь земную, стало казаться, что в самом деле силы небесные защитят их от надвигающейся грозы.

Когда наступила ночь, из Константинополя ясно было видно мрачное зарево множества пожаров.

Это дружины Аскольда и Дира выжигали деревни, городки и монастыри на берегу Чёрного моря...

Варяги действительно были очень близко.

Счастье в этом походе было на их стороне. Нигде и никто не оказал им сопротивления...

Панический ужас охватил всех прибрежных жителей. Грозные завоеватели не останавливались ни перед чем. Они всё на своём пути предавали огню и мечу. Это был действительно набег скандинавских викингов.

Все монастыри и селения на прибрежных густонаселённых, плодородных островах были выжжены. Какая-то непонятная жажда разрушения овладела подступавшими к Византии воинами. Их струги уже обременены были богатой добычей, но это была только ничтожная часть того, что погибло в огне. Но нападавшие не удовлетворялись ничем, шли на Константинополь, они жаждали превратить его в груды развалин...

На одном из прибрежных островов Чёрного моря жил в изгнании предшественник Фотия, патриарх Игнатий. Когда Вардас возвёл на престол патриарший своего племянника, бывший патриарх был заточен в монастырь. При нападении варягов Игнатий чудом спас свою жизнь.

Казалось, сама природа покровительствовала надвигавшимся на Византию страшным врагам. Плавание по Чёрному морю было очень удачным для них. Несмотря на то, что была осень и приближался период бурь, флотилия россов не потеряла ни одного струга.

Ни войска, ни флота в Константинополе не было. Порфирогенет, оставив город, проводил время в пирах, забывая, что и его престолу грозит смертельная опасность вместе с его столицей...

   – Что же будет? – закричали на форуме. – Неужели нас так и отдадут на жертву этим проклятым варягам?..

   – Для них разве веками собирались здесь несметные богатства?

   – Для того, что ли, у нас император, чтобы он пьянствовал со своими куртизанками, когда отечеству грозит опасность?..

Возмущение росло. Озлобление охватывало всех. Только имя одного Василия Македонянина вспоминалось без злобы. Он один был угодным толпе. Да и в самом деле, Василий в эти тяжёлые дни был вместе с народом. Его видели и на форуме, где он своими убедительными речами подымал упавший дух константинопольцев, его видели в храмах молящимся за спасение города, видели с патриархом – словом, народ всё более и более привыкал к мысли, что с таким человеком, как этот Македонянин, никакие грозы не были бы страшны городу царя Константина.

Больной Вардас чувствовал, что этот человек приобретает всё большее и большее влияние, и был рад возвышению Василия.

Именем императора он отдал приказ о том, чтобы всюду повиновались Василию, как самому Порфирогенету, и это приказание принято было с большим удовольствием.

На одного только Василия возлагались всеобщие надежды...

И он всеми силами старался оправдать их.

По его приказанию вход в Босфор был закрыт цепями, и таким образом преграждён был непосредственный доступ к Константинополю с моря.

Эта цепь уже дважды спасала столицу Византии от подобной же угрозы. В 707 году к Константинополю подступали арабы, но их флотилия не могла проникнуть за цепь. Затем в 822 году к Константинополю подступал мятежник Фома, и цепь так же преградила доступ в Золотой Рог его судам.

Но тогда в Константинополе было войско, теперь же – одни беззащитные жители.

Оставалось и в самом деле возложить всю надежду на милость Божию...

При первом же известии о походе варяго-россов Василий Македонянин поспешил найти среди пленных Изока, сына Всеслава, о пребывании которого в Константинополе ему было известно.

Найдя юношу, Македонянин не бросил его в темницу, как следовало было бы ожидать, а приблизил его к себе.

Этим он думал привлечь Изока на свою сторону и в случае надобности воспользоваться им как заложником.

Изок полюбил Василия, но как только услышал о походе киевлян, решил бежать к своим.

Он уже готовился привести в исполнение свой план. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.

Пылкий юноша не думал даже, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.

Но за Изока была сама судьба.

Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и ещё несколько высших сановников.

Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действительным в подобных случаях, а именно: откупиться от наступавшего врага...

– Лучше потерять часть, чем все! – говорил он.

Волей-неволей пришлось согласиться с этим и встретиться с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.

Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений. На этот раз он не знал, что делать.

Кого послать?

Кто решился бы, рискуя своей жизнью, пойти к жаждущим крови варварам? За всё это время Василий прекрасно ознакомился с жителями Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.

Да и варяги не поверили бы послам, после того, что уже случилось в Киеве.

Вдруг Василия озарила неожиданная мысль. Он нашёл, кого послать к приближавшимся варягам...

Он приказал немедленно призвать к себе Изока.

   – Что прикажешь, господин? – спросил, явившись к нему, юноша.

   – Изок, знаешь ты, что грозит Византии, отвечай мне прямо? – спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.

   – Знаю!

   – Это твои идут на нас войной...

   – Да, я слышал, что киевские князья ведут на Византию свои дружины, и они разорят Византию.

   – Ты отвечаешь с прямотой, достойной мужчины и славянина, – сказал Василий. – Но подумай сам, что они найдут здесь?

   – Как что? Добыча будет богатая.

   – И тебе не жаль будет этого славного города, не жаль будет беззащитных старцев, женщин и детей, которые погибнут под мечами твоих соплеменников?.. Не жаль тебе меня, так любящего тебя?

   – Зачем ты это говоришь, господин?.. Сердце славян горит местью...

   – За что? Разве византийцы пленили и продали тебя в позорное рабство? Вспомни, это сделали именно те норманны, с которыми идут твои земляки на нас войной...

   – Ты прав, господин...

   – Благодарю тебя... Так вот, если ты хочешь отплатить мне за добро, исполни мою просьбу!

   – Я слушаю тебя.

   – Отправься к твоим землякам, уговори их уйти от Константинополя, взяв выкуп.

Глаза юноши засверкали радостью.

   – Исполню твоё желание, господин.

   – Ещё раз благодарю тебя, но дай мне клятву, что ты вернёшься...

   – Клянусь! – пылко воскликнул Изок.

Ни кровопролитие, ни дым пожаров, ни опасности морского пути в утлых судёнышках не могли заглушить смертельной тоски Аскольда.

Он кидался в схватки с врагами, не думая об опасности, искал битв и не находил ни на миг успокоения. Наконец князь стал думать, что только тогда придёт желанный покой, когда он выполнит свою клятву и разорит Византию...

Этот желанный миг казался ему всё более и более близким. Ещё два перехода – и он будет у ворот этого проклятого гнезда...

Не дойдя всего один дневной переход до Константинополя, варяги остановились по приказу князя.

Берег, едва только струги были зачалены, осветился бесчисленными огнями костров. Повсюду слышался шум, смех, песни, крики. По всем направлениям были разосланы отряды, чтобы оберегать покой отдыхающей дружины.

Для князей был разбит отдельный шатёр, но Дир предпочитал проводить время с дружиной, Аскольд же оставался в шатре со своими неотвязными думами и тоской.

«Близок, близок час мести за тебя, моя ненаглядная, – размышлял он. – Чувствуешь ли ты, что я исполняю свою клятву, чувствуешь ли, что это проклятое гнездо, принёсшее тебе смерть, скоро-скоро будет разорено... Камня на камне не оставлю я в нём... Все они погибнут за тебя!»

Какой-то шум и крики, донёсшиеся до слуха князя, прервали его думы. Он поднялся на ноги и положил руку на рукоятку меча, готовый обнажить его.

Вдруг входная пола шатра поднялась, и Аскольд увидел сияющее радостью лицо Дира.

   – Друг, брат, поверишь ли, кого я веду к тебе? – сказал Дир. – Смотри, смотри, кто это? Вот был бы обрадован Всеслав, если бы он был с нами...

Аскольд вгляделся в приведённого Диром человека, и в первый раз со дня ужасной кончины Зои на лице его появилась улыбка.

   – Изок! – воскликнул он.

   – Я, князь! – кинулся к нему юноша. – Как я счастлив, что вижу тебя здоровым и невредимым... Я слышал, отца здесь нет?

   – Да, он остался в Киеве... Но мы теперь вернёмся к нему, как только закончим здесь своё дело...

Лицо Изока омрачилось при этих словах, но ни Аскольд, ни Дир не заметили этого.

Изок забрасывал их вопросами о Киеве, об отце, рассказывал сам. Он спросил и про Зою, которую знал в Константинополе. При этом лицо Аскольда исказилось, как от ужасной боли.

   – Её убили проклятые византийцы, и я пришёл отомстить за неё! – грозно воскликнул он.

Изок с удивлением посмотрел на него.

   – Я не понимаю тебя, княже! – робко промолвил он.

В ответ на это Дир поспешил рассказать ему всё, что произошло на Днепре.

   – Так! Это вполне походит на жителей этого проклятого гнезда! – воскликнул он, когда Дир закончил рассказывать, – ты прав, Аскольд! Отомсти за неё Византии, сотри этот город с лица земли. Знайте, что Византия беззащитна: там нет ни воинов, ни флота, она в твоей власти... А теперь прощайте, князья...

   – Как прощайте? Ты уходишь?

   – Да!

– Куда?

   – Туда, к византийцам...

   – Зачем? Я не пущу тебя! – воскликнул Аскольд.

Изок грустно улыбнулся.

   – Я ещё не сказал вам, зачем я пришёл сюда и как смог я уйти из столицы Византии... Знайте же, что сами византийцы послали меня к вам предложить богатые дары, чтобы вы отступили от Них... Но я вижу теперь, что так поступить вам, князья, нельзя... Вы явились сюда не столько за добычей, сколько ради мести, а месть священна... Идите же на столицу Византии. Ещё переход, и она будет ваша, а меня отпустите...

   – Но объясни, зачем ты хочешь возвратиться? – воскликнули Аскольд и Дир.

   – Я дал клятву славянина, что вернусь...

   – Князь твой разрешает тебя от этой клятвы...

   – Нет, не удерживайте меня... Если я останусь, не только моё имя, но и всё славянство покроется позором, я сдержу данное мной слово.

   – Но тебя замучают, убьют там...

   – Стало быть, так суждено мне богами...

   – Но подумай, несчастный, что скажет твой отец?..

   – Он похвалит меня!.. Всеслав первый же отрёкся бы от меня, если бы узнал, что я не сдержал своего слова. Молю вас, князья, не держите меня!.. Я должен спешить... Что будет со мной – то будет, вы же идите и отомстите за Зою и за меня... Прощайте...

Изок на другое же утро был в Константинополе. У него был пропуск от Василия Македонянина, и он беспрепятственно достиг дворца.

Плохие вести принёс он с собой. Когда Василий узнал, что поводом к набегу была не жажда грабежа, а месть, он понял, что в этом случае нечего надеяться на пощаду...

Он хотел было заключить Изока в темницу, но и его поразил поступок этого юноши. Потом Василию пришло в голову, что Изок ещё может пригодиться. Его знают славяне, и с его помощью, может быть, удастся спасти кого-либо из близких... Василий готов был ко всему и не ждал более спасения Константинополю. Он ласково отпустил Изока, а сам отправился к Вардасу, у которого находился патриарх Фотий.

Там уже знали о возвращении посланца.

   – Ну что? – в один голос спросили Вардас и Фотий.

   – Нам остаётся ждать только чуда, предсказанного тобой, великий патриарх! – отвечал Василий.

   – Почему же?.. Разве они не хотят брать выкуп?

   – Киевские князья пришли не за нашими богатствами...

   – Что же им нужно?

   – Тут дело идёт о мести, и о мести за женщину... Вы помните ту, которая, по нашим известиям, стала жертвой несчастного Фоки? Это матрона Зоя; захваченная варварами, она стала подругой Аскольда. Отравленные запястья убили её в то время, когда она готовилась стать женою этого киевского правителя, и теперь поход Аскольда является местью за её гибель.

   – Что же делать? – прошептал Вардас.

   – Одно только чудо спасёт нас!

   – И это чудо произойдёт! – воскликнул Фотий, – я уверен в этом. Силы небесные защитят нас!

   – Молись за нас, великий патриарх!

   – И вы молитесь! Помните, что только это одно и остаётся нам...

В небывалом смущении разошлись сановники, не придумав ничего для спасения своего родного города.

А варяжские дружины с первым лучом солнца начали свой последний переход к Константинополю. Все на стругах были спокойны, все были заранее уверены в удаче. К вечеру крики восторга огласили морские просторы: перед варягами в последних лучах солнца засверкали купола церквей и соборов Константинополя.

Пущенные вперёд струги натолкнулись на заграждение у Золотого Рога. Аскольд отправился сам осмотреть цепи и убедился, что и в самом деле ни разбить эти цепи, ни перетащить через них даже лёгкие суда было совершенно невозможно.

Осматривая заграждение, Аскольд вышел на берег. Когда он возвращался к своему стругу, к нему бросился какой-то старик.

Князь схватился за меч, но, увидев, что всё вооружение этого старика состоит из небольшого деревянного креста, успокоился.

«Это какой-нибудь христианский жрец, – подумал он, – верно, хочет просить меня о пощаде своего храма!»

Но тот и не думал ничего просить. Напротив, он сам грозил вождю варягов.

   – Почто пришёл, безумный? – услышал Аскольд его голос, заставивший вздрогнуть его закалённое сердце. – Почто пришёл? Разорять храмы Бога, Который тебя создал, избивать ни в чём не повинных женщин, детей? Или ты думаешь, что Бог попустит это?..

   – Никто не помешает мне, старик, – гордо ответил Аскольд. – Если бы не только ваш Бог, но даже сам Один и Тор явились предо мной и встали на защиту этого города, я бы и с ними начал борьбу.

   – Замолчи! Ты ли, слабый, ничтожный человек, дерзаешь вступать в борьбу с Божеством? Знай же! Это говорю тебе я, служитель Бога живого: волоса не упадёт с головы ребёнка, живущего в городе святого царя Константина. Святая Дева защитница всех, ты же будешь посрамлён, и только жалкие остатки твоего войска вернутся на родину!

Аскольд был суеверен, а старик говорил с таким убеждением, что его речь неотразимо подействовала на суеверного норманна.

   – Кто может остановить меня? – пробормотал он.

   – Силы небесные, им же нет числа!.. Гляди, гляди! вон, на небе – видишь? Святая Дева простирает над городом покров свой!

Какая-то невольная сила повлекла взор Аскольда вверх. К ужасу своему и удивлению, он действительно увидел среди облаков человеческую фигуру с распростёртыми вперёд руками. Он ясно видел, что женщина в руках держит какую-то одежду, которой, как казалось витязю, она покрывала осаждённый город...