Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 51 страниц)
Варяги и Русь
Александр Иванович Лавров (Красницкий)
РЮРИКОВИЧИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ.
В ДАЛИ ВЕКОВ
ВСТУПЛЕНИЕМаленькое судно, нанятое апостолом Андреем, медленно поднималось вверх по реке.
Теперь, когда они отплыли от широкой, ревущей воды, впадающей в море, течение стало слабее, подул попутный ветер, и уже второй день плыли под парусом.
Ученики столпились на носу судна, ловили рыбу, а апостол сидел в тени паруса и смотрел на низкие, заросшие кустарником берега.
К вечеру, пройдя едва видимые под водой песчаные островки, судно остановилось у высоких холмов.
Гребцы стали разводить на берегу костёр, чтобы приготовить ужин, ученики поставили палатку, принесли тюки с запасами и едой. Но все так устали, что не было сил даже приготовить ужин – поели только вяленой рыбы и сухих лепёшек из грубой просяной муки.
Утром, проснувшись, ученики не увидели Андрея возле костра.
Андрея они нашли на вершине холма. Он был так сосредоточен, что ученики, поняв, что Андрей молится, стояли кучкой поодаль и долго не подходили.
Наконец апостол, обернувшись, увидел учеников и подозвал их.
– Видите эти горы? – опросил он и показал рукой на несколько холмов, заросших мелким кустарником.
Прямо под ними текла река, а другой берег, низкий и плоский, был так ровен, что ученики невольно засмотрелись на него.
– Великий город будет здесь, – сказал апостол. – Здесь воссияет Божия благодать, здесь будет воздвигнуто множество церквей. Отсюда будет просвещена крещением эта страна...
IРод старейшины Володислава исстари жил на левом берегу Ильменя, вблизи Перыни-холма, где стоял, возвышаясь над озером и сушей, идол грозного славянского бога Перуна громовержца...
Могуч и богат был род Володиславов. Немногие роды приильменские сравняются с ним в могуществе, богатстве и многолюдий. Не только богат и могуч, но и самостоятелен род Володиславов. Ни от кого-то не зависит он. Даже к пятинам Новгорода не приписан, а на что тот усилился после того, как перенесли его со старого городища на левый берег да стали в него съезжаться и весь и меря, и кривичи, и мужи торговые из далёкой Скандинавии, направляясь из-за бурного моря славянского – Нево[1]1
Ладожское озеро.
[Закрыть] по великому пути своему в далёкую Византию.
Родовой старейшина Володислав никого не боится, а с ним никого не страшатся и его родичи.
Вот и теперь поёт, играет молодёжь, собравшись на лугу за селением. Даже старики выползли погреться на солнышке.
Володислав сидел среди стариков. Степенно, серьёзно вёл он беседу, поглядывая на веселящуюся молодёжь, где вместе с другими водили хоровод и его дети.
– Слышал ты, – сказал седой с выветрившимся лицом старик, – есть из Новгорода вести, да такие, что призадуматься приходится.
– О Гостомысле?
– О нём, о посаднике новгородском...
– Больно мудрит он да солеварам с Варяжки мирволит... – нахмурился Володислав. – Как бы от этих солеваров беды всему Приильменью не было... Большую они силу забирают...
– Много их за море уходит, да немало и остаётся.
Гостомысл с ними такую силу заберёт, что весь Ильмень должен Новгороду будет кланяться...
– И то уже слухи идут об этом... Беда с нашими варягами да и только!
Ильменские славяне называли варягами выходцев из разных славянских родов, поселившихся на берегах впадающей в Ильмень речки Варяжки и занимавшихся там солеварением. Многие из них уходили за Нево к скандинавам и поступали в дружины викингов.
Долго ещё продолжался разговор между стариками.
С особенным почтением слушали древнего, высохшего старика.
Это был Радбор, самый старый в роду Володиславовом. Никто не знал, сколько ему лет. Все, даже старики, помнили его седым и согбенным.
Несмотря на годы, память Рад бора сохранилась прекрасно. Он помнил старину и любил рассказывать про неё. Как только выдавался тёплый денёк, выходил Радбор на солнышко погреться, а вокруг собирались родичи, знавшие, что Радбор всегда расскажет про старину.
Когда к беседе присоединился Радбор, спор шёл о могуществе славян.
– Сколько нас по лицу земли рассеялось! – горячился старик Витимир. – Разве по одному только Ильменю сидят роды наши? Куда ни пойди от моря Варяжского[2]2
Балтийское.
[Закрыть] до Сурожского[3]3
Азовское.
[Закрыть] и до Хвалынского[4]4
Каспийское.
[Закрыть], везде однородцы наши есть, всюду речь славянская слышится, везде одним богам кланяются.
– Верно говорит! Много нас, сильны мы, – послышались одобрительные восклицания.
– Что и говорить! Вот наши города хотя бы взять! Чем не велик наш Новгород? Во всех странах, за всеми морями известен! А Киев?
– Да одни ли Киев да Новгород в славянщине? А Изборск у кривичей, а Смоленск... Сильнее-то народа славянского и нет нигде!
– Сильны мы, сильны! Что и говорить! – раздался слабый дрожащий голос. – А всякий нас и обидит, и под ногу, коли захочет, положить может.
Это говорил Радбор.
Все повернулись к нему.
– Что же, отец? – послышались вопросы, – скажи нам, почему это так?
– Да, отец, объясни нам, научи нас, многое ты на своём веку видал, мудрость твоя известна всему Ильменю, так поведай нам, почему ты говоришь, что при всей силе нашей слабы мы и всякий, кто ни захочет, покорить нас может?
– Нас вот на Ильмене никто не покорял...
– Так на то вы и ильменские!.. Сюда на Ильмень и птица не всякая залетает, и зверь не всякий заходит, кто же вас сюда в полон брать придёт!.. Разбежитесь по лесам и нет вас... А вон кто посильнее, придут и заберут всех, и данью обложат всех вас, все роды...
– Так мы прогоним их!
– Что ж, что прогоните! Сегодня прогнали, а завтра они опять придут и опять завладеют вами... А потому, что слабы вы, даже и на Ильмене, как все остальные...
Радбор, видимо, устал, он остановился, чтобы перевести дыхание.
– Вот, живём мы, а как, в самом деле, живём-то? – снова заговорил он. – Правда, много нас на земле живёт, и все мы на одном языке говорим и одним богам кланяемся, а только беда наша в том, что нет согласия между нами. Не живут в мире не только племена, но и роды даже... Всегда между нами вражда. Древляне с окольными – поляне, что по Днепру живут, обижают, вятичи на радимичей идут, дреговичи кривичей воюют и всегда где-нибудь кровь льётся... И какая кровь? Братская! Ведь и древляне, и поляне, и суличи, и вятичи, и радимичи, и дулебы, и бужане, и полочане, и дреговичи, и лютичи, и мы, ильменские, – все родные братья, все от одного корня происходим, а вот от раздоров этих наших и беды на нас разные.
Старик снова остановился.
Его слушали с вниманием, правдивость его слов была очевидна.
– Какие же беды, отец? – послышался вопрос.
– Вот хотя бы с дулебами...
– Что с дулебами? Расскажи!..
– Давно уже это было, а память об этом всё ещё свежа...
– Расскажи, расскажи, отец, что случилось с дулебами, мы послушаем да поучимся... Опыт разуму учит!
– Слушайте, если знать хотите... Жили дулебы у истоков своего Немана, жили тихо, смирно, по зверя в леса ходили, рыбу ловили, никого не трогали, только их самих иногда древляне обижали... Братья-то Кий, Щёк и Хорив только что с Дуная пришли и на днепровских горах у полян сели. Никто и подумать не мог тоща, что будет здесь город великий и нашему Новгороду равный. Это он уже потом так вырос...
– А расскажи, отец, как Киев-город строился? – спросил кто-то.
– Киев-то? Да много слышал я о Киеве разного чему и верить, не знаю... Каждый о Киеве по-своему толкует.
– А вот ты сейчас нам сказал, что братья с Дуная пришли.
– Говорили мне так, когда я был в землях Полянских. Пришли три брата из далёких стран, что за Дунаем лежат, пришли они с дружиной сильной и осели на высотах приднепровских, благо поляне их добром пустили и боем на них не пошли... А осели они потому здесь, чтобы с людей торговых, которые в Византию ходили, дань собирать. Место-то там удобное! В обе стороны с гор далеко видно кто на Днепре появится, а снизу, если кто пойдёт, так пороги там... иначе как волоком и идти нельзя. Так и начали жить на высотах днепровских три брата с сестрой своей Лыбедью, а по их старшего брата имени и городок Киевом прозван был.
– А городок-то как возник?
– Известно как! Братья ведь не одни пришли – была с ними и дружина. Как осели они, сейчас к ним и от полян кое-кто присоседился... Вот и городок.
– А по другому, как рассказывают о его основании?
– По другому-то? А говорят, будто Кий, брат из трёх старший, перевозчиком через реку был. Перевозил через реку, с одного берега на другой – около этого и кормился, а народу тут переходило много, так много, что братьям и не справиться было. Люди задерживались, подолгу оставались тут, ну, чтоб время не терять, кто товары при себе имел, за торг принялся, а тут мужи свейские, что из варяг в греки шли, тоже приставать начали, меняться тем, что у кого было, и пришлось осесть у ворот днепровских, осели и зажили, сперва селенье устроилось, а потом и город огородили...
– Ты бы, отец, про дулебов-то нам досказал, – напомнил один из слушателей старику.
– Да, про дулебов! Вот ведь они, бедные, какую беду вынесли...
– Какую, отец? – заинтересовались все.
– Пришли к ним мужи обрские, пришли с оружием и стали воевать дулебов; те народ мирный, не ратный, не могли против них силы выставить, и победили их обры. А были они телом великие и умом гордые.
– Что же, данью обложили их обры?
– Данью одной, это ничего ещё было бы... Не в первый раз племенам славянским дань платить. А стали обры всячески надругаться над ними... Вот тут и пострадали роды дулебские!
– Мучили их обры?
– И это бывало... А больше всего надругались. Вместо коней и волов они были у них!
Лица слушателей побледнели, глаза засверкали. Ведь дулебы, как бы далеко они ни жили от Ильменя, всё-таки были братьями им... Ссорясь и воюя между собой, славяне никогда этого не забывали...
– Как куда нужно поехать обрину, – продолжал свой рассказ старый Радбор, – сейчас приказывает он запрячь в телегу не волов и не коней, а жён славянских, садится и едет!
– А мужики дулебские, что же?
– Слабы они были... Где им одним против обров пойти, а древляне, соседние, по своим лесам рассеялись. Поди лови их там...
– Как же избавились они от обрского ига?
– Сами боги на помощь им пришли... Пошла ходить по обрам болезнь страшная, все умирали, и дулебов много погибло, но они всё-таки остались, а обры так и перемерли, так что в земле дулебской ни одного обрина не осталось!
– И теперь в землях днепровских говорят, – заметил внимательно слушавший рассказ Володислав, – «погиб, как обры»!
– Это про тех, кто рода после себя не оставил, – добавил Радбор.
Некоторое время весь круг молчал.
– Вот к чему ведут несогласие и раздоры, – заговорил опять старик, – восстанет в землях славянских род на род, и не станет правды, а тут враг близко, с родами славянскими делает что хочет! А они всё спорят между собой, кровь свою льют!
– Как же быть-то?
– Выбрать князя, чтобы всеми делами верховодил и на врага водил и от врагов со своими дружинами оборонял... Да чтобы не было ни вятичей, ни радимичей, ни полян, ни древлян, а были бы одни славяне... Вот тогда мы и сильны будем. Не найдётся врага, который бы одолел нас! Сами всех сокрушим, как вода из прорвавшейся плотины всё затопим, и не погибнет славянство во веки веков!
– Прав старик, прав! – раздались голоса.
IIКрасив лицом и статен единственный сын Володислава, молодой Вадим – красивее его, пожалуй, и во всём Приильменье нет. Только не такого сына хотелось бы иметь Володиславу. Нельзя сказать, чтобы Вадим трусом был, нет, а только он какой-то странный выдался.
С малых лет в нём вероломство замечалось. Обмануть хоть бы и друга, насмеяться над ним, худое ему без всякой причины сделать, на всё это Вадим как никто способен был.
И вечно он в каком-то беспокойстве находился...
Чего-то постоянно боялся старейшинский сын, чего-то искал всё и не находил...
Так и теперь. Веселится молодёжь, смеётся, поёт, хороводы водит, а Вадим грустный и задумчивый сидит поодаль и, не обращая ни на что внимания, смотрит бесцельно вдаль...
Побаивался Вадим ночи, которая должна была последовать за этим днём. Многого для себя ждал он от неё. Задумал он узнать своё будущее и тихонько от своих домашних решил отправиться в дремучий Приильменский лес к Малу, которого все в Приильменье считали кудесником...
Путь предстоял далёкий и трудный. Нужно было проскакать на коне по едва заметным лесным тропинкам чуть не половину Ильменя, чтобы добраться до того леса, где жил старый Мал.
Но старый кудесник не ко всякому выходил на зов. К нему ездили многие – и из приильменских родов и из Новгорода, но чаще всего возвращались ни с чем. Мал порой не откликался на зов, а те, кто пробовал искать его, только блуждали напрасно по лесу, и были случаи, что даже пропадали, не находя выхода...
К нему-то и собрался Вадим.
Едва только стемнело, он потихоньку вывел за околицу засёдланного коня и, даже не простившись с матерью Богумилой, не замеченный никем, уехал.
После коротких сумерек на лес спустилась ночная тьма. Всё на Ильмене уснуло. Вадима пугала мёртвая тишина. Его конь осторожно пробирался по узкой, едва заметной тропинке, Вадим бросил поводья, заботясь только о том, чтобы не удариться головой о ветви.
Лес становился всё гуще, всё мрачнее... «Похоже, я сбился с дороги, – подумал Вадим. – Именно здесь должна стоять его избушка...»
Блеснувшая на небе зарница на мгновение осветила мрачную прогалину, на которой остановился Вадим. Высокие столетние сосны поднимали кверху свои зелёные кроны. Вадим ясно различил три сосны, одиноко стоящие среди прогалины.
– Здесь, здесь, вот и сосны, о которых мне говорили, – радостно проговорил он и быстро соскочил с коня.
Привязав скакуна к толстому суку, Вадим вышел на середину прогалины и закричал:
– Мал, старый Мал, Мал! Проснись и выйди ко мне; я здесь, у трёх сосен, я жду тебя; ты мне нужен, Мал, ты знаешь волю богов, я пришёл к тебе узнать её... Ты должен мне поведать её! Выйди, Мал!
Но никто не ответил Вадиму. Только могучее эхо далеко разнесло его крик.
– Мал, выйди! – крикнул ещё громче Вадим. Ему стало казаться, что его обманули, сказав, что здесь, в этой лесной глуши, живёт кудесник Мал – выходец из стран болгарских. Мало кто его видел, но те, кому приходилось видеть его, уходили с полной уверенностью, что Мал – любимец богов и не уступит и самому перынскому жрецу Велемиру.
Долго он ещё звал Мала, но лес по-прежнему оставался безмолвным. Даже разбуженные криками Вадима птицы, привыкнув к ним, замолкли и перестали летать среди ночной тьмы.
Вадим, не слыша ни малейшего отклика на свои призывы, пришёл в отчаяние.
Начинало уже светать. Сквозь листву деревьев видно было, как заалел небосклон, послышалось щебетание первых птиц, подул холодный лёгкий ветерок, этот вестник наступающего утра.
Вадим, постояв в раздумье, решил было уже отправиться назад.
– Мал, выйди! – ещё раз крикнул он.
И вдруг росший по окраинам лесной прогалины кустарник раздвинулся и появилось какое-то существо, мало походившее на человека.
Длинные космы седых жидких волос спускались по плечам почти до самой земли. Лица под высокой, с острым верхом, шапкой не было почти видно. Только одни глаза светились в глубине.
Это и был Мал – болгарский кудесник.
Увидя его, Вадим испугался. Появление этого существа, которого он незадолго перед тем так страстно желал видеть, наполняло теперь душу его ужасом. Он весь дрожал, а Мал подходил к нему всё ближе и ближе.
– Добро пожаловать, княжич! – прохрипел кудесник. – Заждался ты меня, да ничего, другие и ещё дольше ждут старого Мала... Только для тебя одного вышел я так скоро... Знаю я, как рвётся на части твоё молодое сердце, знаю, чего ждёшь ты от меня, всё знаю... Не утаишь ты от меня ни одной думушки своей сокровенной... Что же стоишь? Чего дрожишь как лист древесный? На смерть идти не боишься, а тут тебя человек обыкновенный пугает... Эх, эх! Не такие молодцы на родине моей в славном Ателе-городе...
Мал смотрел на перепутанного Вадима и громко хохотал.
– Кто ты, страшный старик, скажи? – воскликнул юноша.
– Кто я? А зачем это тебе знать, гордый старейшинский сын: сам ты должен был знать это, прежде чем вызывать меня... Да, впрочем, скажу тебе... Далеко-далеко отсюда, на большой реке у моря Хвалынского, стоит славный Атель[5]5
Древнее название Астрахани;
[Закрыть]; чтобы попасть в него, через много племён пройти нужно. Болгары, узы, печенеги путь смельчаку преграждать будут, и, если только не родился он под звездой счастливой, забелеют его кости в степях печенежских... Оттуда и я родом. Ханам хазарским я верным слугой был и в их земле постиг премудрость кудесническую. Всё постиг я, да дорого мне встало это... видишь теперь какой я? А ведь когда-то и мой стан был так же прям, как и твой, и моё сердце билось любовью к красным девицам. Ох, давно, давно это было. Согнулся стан мой, крепости нет в руках моих, ноги не держат, без клюки ходить не могу я. Умер я телом, в прах, в тлен превратился, зато духом живу... Умерло тело – проснулся дух. Всё я постиг на белом свете, всё знаю: и ход светил мне известен, и тайна жизни и смерти. Умею и думы читать чужие, и знаю, чьё сердце зачем бьётся. Знаю, зачем ты пришёл ко мне. Хочешь, скажу, что ждёт тебя в грядущем?
Вадим с волнением слушал отрывистую речь кудесника.
Ему казалось, что какая-то невидимая сила приковывает его к месту.
– Хочешь? – повторил тот, пристально смотря своими маленькими сверкающими глазками на юношу.
– Скажи, – тихо проговорил Вадим не в силах оторвать взгляда от страшного старика.
Мал залился смехом, от которого задрожало всё его старое тело.
– Так пойдём же, пойдём ко мне, – схватил он за руку юношу, – пойдём. Узнай, что ждёт тебя в тумане грядущего. Узнай, и помни, того, что увидишь, не избежать тебе. Рано или поздно исполнится оно над тобою.
Он потащил Вадима куда-то.
Кустарник отделял эту прогалину, на которой происходил разговор Вадима с кудесником, от другой поляны. На ней, под низко нависшими ветвями елей и сосен, стояла лачуга Мала. Ни дверей, ни окон в ней не было. Низкое, узкое отверстие вело внутрь. Даже Мал должен быть согнуться, чтобы пройти через него, а высокому Вадиму пришлось пробираться ползком.
Удушливый запах каких-то трав стоял в лачуге. Вадим чуть не задохнулся. Мал заметил это.
– Не прогневайся, сын старейшинский, – сказал он, – убоги мои палаты, но ты сам, незваный, пришёл в них.
Он раздул едва тлевший в очаге уголёк.
Вспыхнуло пламя, и тут только Вадим мог разглядеть странное жилище. Со всех стен глядели на него человеческие черепа.
В углу сидел чёрный как смоль слепой ворон.
Пол лачуги кишел ужами и ящерицами. Вадим едва мог преодолеть в себе чувство гадливости. Взглянув на Мала, он удивился: перед ним был теперь не дряхлый, согбенный старик – стан кудесника выпрямился, клюка валялась у порога. Он казался помолодевшим.
– Ты хотел знать своё будущее, я покажу тебе его, только не страшись, – проговорил он.
У Вадима друг закружилась голова от внезапно распространившегося по лачуге одуряющего запаха какой-то травы. Огонь в костре вспыхнул, потом повалил густой дым, который потянулся по потолку, и не находя себе выхода, наполнил всю лачугу. Он окутал кудесника и Вадима. Слепой ворон отчаянно захлопал крыльями, мечась из угла в угол.
Юноше показалось, что земляной пол уходит у него из-под ног и он проваливается в какую-то бездну. Он взмахнул руками, как бы ища точки опоры и почувствовал, что ухватился за чью-то горячую руку.
– Смотри, – раздался голос старого кудесника.
Точно упала завеса пред Вадимом, и ему предстала страшная картина.
Обширное поле было устлано трупами.
Видны были ильменские ратники: некоторые только ранены; другие вздрагивают в предсмертной агонии, корчатся в страшных муках, а над полем реют хищные птицы. Вдали видно зарево разгорающегося пожара...
Вадим узнал это покрытое трупами поле, эти остатки сгоревшего селения.
Это его родные места!..
Вот и бесконечная гладь Ильменя сверкает вдали...
Но кто же выжег цветущее селение Володислава, кто усеял это поле трупами?
– Старик, старик, покажи мне виновника этого, – крепко сжимая руку Мала, прошептал Вадим.
– Погоди, сейчас увидишь, – отвечал кудесник, – смотри внимательно...
Густой клуб дыма застлал поле, покрытое трупами, и остатки сгоревшего селения.
Когда дым рассеялся, перед Вадимом предстало новое видение.
То же поле, но только с другой стороны. Зарева пожара не видно, тела убитых навалены здесь друг на друга. Видит Вадим, что здесь не всё ещё умерли, есть и живые, и вот один человек с широкой зияющей раной в груди, приподнялся и мутным взглядом обвёл всё вокруг и застонал, умоляя о помощи.
Вадим вгляделся в него и вдруг в этом несчастном он узнал самого себя!..
Ещё напряжённее стал вглядываться юноша в эту рисовавшуюся в дыму картину, и вдруг послышался отдалённый звон оружия. Он видел, как беспомощный двойник его тоже повернулся, прислушиваясь...
По полю шли несколько закованных с ног до головы в латы людей.
Такое вооружение Вадим видел и раньше и узнал в вооружённых людях грозных норманнов. Один из них, тот, что шёл впереди, высокий, рослый и, судя по тому почтению, с которым относились к нему остальные, – их начальник, откинул забрало, и Вадим узнал в нём своего заклятого врага, Избора.
– Вот виновник всего, и твоей гибели, – раздался шёпот Мала.
– Так не уйдёт он от меня! – воскликнул обезумевший юноша и, вырвавшись из рук кудесника, кинулся на своего врага.
Дым разом охватил его, и он без чувств рухнул на пол.
Очнулся Вадим уже на свежем воздухе. Солнце ярко сияло на небе, посылая с поднебесной выси свои золотые лучи на лесную прогалину.
Лёгкий ветерок пробегал по деревьям, разнося повсюду утреннюю прохладу.
Юноша поднял голову, она была тяжела и нестерпимо болела, в висках шумело, в глазах ходили зелёные круги...
– Что со мной? Где я? – прошептал Вадим.
Неподалёку от него стоял, опершись на клюку, кудесник Мал.
– О! – простонал Вадим, – зачем, зачем ты, кудесник, показал мне всё это?
– Ты сам пожелал, сам и вини себя, – коротко ответил Мал.
– И неужели же я кончу так, как видел в дыму?
– Такова воля богов!
– Нет, нет. Я не за тем к тебе приехал, ты должен заговорить мне нож на моего врага! Исполнил ли ты это?
– Увы, нет...
– Жалкий старик! – закричал Вадим, – презренный обманщик... Как ты смел ослушаться меня?..
– Я повинуюсь только высшей воле, человеческая же для меня ничто, – спокойно сказал Мал, – ты мне приказывать не можешь!..
– Так я заставлю тебя...
– Попробуй!
Вадим, побледнев от бешенства, кинулся было к старику, но вдруг точно какая-то неведомая сила оттолкнула его назад. Мал стоял спокойный и недвижимый; только взгляд его проницательных глаз был устремлён на Вадима. В этом взгляде было что-то такое, что невольно заставило Вадима остановиться и в бессилии опустить руки...
– Что же ты, гордый старейшинский сын, не заставляешь старого Мала выполнять твои приказания? – сказал кудесник. – Чего ты испугался? начинай... видишь, здесь никого нет, кроме нас двоих... Ты можешь быть уверен, что за смерть старого Мала отомстить будет некому.
– Прости! – сделав над собой усилие, вымолвил Вадим.
– Теперь ты чувствуешь, что не всё в воле человека и не везде поможет сила... Знай же, есть и нечто другое, более могущественное, чем сила богатырей... Это таинственная сила, немногие владеют ею...
– Отец, отец, молю тебя, исполни, что я прошу, – упал Вадим на колени перед Малом, – заговори мне нож, я видел своё будущее и уверен, что если я уничтожу врага, то не погибну...
Мал отрицательно покачал головой.
– Я уже сказал тебе, юноша, что есть иная, таинственная сила, против которой невозможно человеку бороться... Избранники её, силой судьбы, всегда останутся невредимы... ничто не может повредить им. Твой враг принадлежит к числу их... напрасно я пытался исполнить твою просьбу, нет, мои чары бессильны... Я не могу заговорить твой нож на Избора, его бережёт сама судьба!
– Ну ладно! – воскликнул Вадим. – Я и без заговоров сумею обойтись! Напрасно я послушал лживых советов и обратился к тебе, лживый старик, ничему из твоих предсказаний не верю я, слышишь, не верю, и ты, может быть, скоро услышишь, что твой избранник судьбы будет лежать бездыханным у моих ног.
Он быстро вскочил на коня и, бросив злой взгляд на Мала, умчался.
Лихой конь быстро вынес Вадима из чащи и, почувствовав, что всадник бросил повод, помчался вперёд по едва заметной тропинке.
Вадим совсем не замечал, куда несёт его конь. В сердце его кипела злоба.
Конь мчался во весь опор. Среди деревьев показался просвет. Ещё несколько мгновений, и Вадим выехал из лесной чащи. Юноша огляделся вокруг. Позади шумел дремучий лес, а впереди, совсем близко, расстилалась гладь озера.
Ильмень был спокоен. Только изредка всплёскивались на его покрытой рябью поверхности зелёные гребешки.
Вадим с испугом оглядывался вокруг, тропа была потеряна, эта сторона была совсем незнакома ему.
Вадим чувствовал, что силы его совсем оставили. Голова кружилась, в висках стучало, он едва держался на ногах. Вдруг Вадим покачнулся и упал на расстилавшийся у его ног зелёный ковёр.
Когда Вадим пришёл в себя, он услышал голоса, раздавшиеся совсем близко. Слышались смех, бряцание оружия, лай собак.
«Где это я?» – подумал Вадим и попробовал открыть глаза. Но веки его были необыкновенно тяжелы.
– Лежи, лежи, – послышался грубый мужской голос, – отлёживайся...
– Да не голоден ли он? – раздался другой голос.
– А, вот встанет, тогда и накормим.
Вадим всё же с усилием открыл глаза.
– Пить, – прошептал он чуть слышно.
Чьи-то руки тотчас же протянули ему ковш, полный холодной чистой воды.
– Где я? – прошептал Вадим, приподнимаясь.
С удивлением огляделся он вокруг. Впереди расстилалась неоглядная ширь Ильменя. Вокруг суетились люди. Все они были молоды и сильны. Одежды их были потрёпаны, лица загорелые, но зато у каждого было оружие, какое и в Новгороде являлось редкостью. Тяжёлые секиры, мечи, луки с полными стрел колчанами.
Вадим заметил, что находится на отлогом берегу неширокой быстрой речки. На песке разложены были рыболовные снасти, далее у шалашей дымились костры, что-то варилось в огромных котлах.
«Да где же это я? Неужели на Варяжке?» – подумал Вадим.
Ему было известно, что здесь недолюбливали его род.
– А мы думали было, что ты и не отдышишься, – громко смеясь, проговорил рослый варяг, принимая из рук Вадима ковш. – Пласт-пластом лежал...
– Кабы остался там, так на самом деле не отдышался бы, – подтвердил другой, – благодари Перуна, что мы отдохнуть задумали там на бережку! – Он указал рукой в ту сторону, где чернел дремучий лес, в глубине которого жил болгарский кудесник.
– Ты как попал-то туда? Не из здешних ведь сам! К нашему Малу колдовать ездил?
– Нет, просто в лесу заблудился, – сказал Вадим.
– А то много новгородских к Малу ездят! А ты тоже из Новгорода?
– Нет! Я не новгородский!
– Так из какого же рода?
– Из Володиславова!
Лишь только он сказал это, как среди окружавших его молодцов послышались недружелюбные восклицания.
– Из Володиславова? – покачал головой говоривший с Вадимом варяг. – Не любят нас в этом роду, сильно не любят, что только мы им такое сделали? Так бы нас, кажется, со света и сжили бы ваши...
– Не знаю я... я ничего, – пролепетал перепугавшийся Вадим, – мне вы не мешаете...
– А уж кабы знали мы, что он из Володиславовых, так и подбирать бы не стали, – сказал один из варягов.
– Мы здесь живём мирно, – продолжал тот варяг, который завёл разговор с Вадимом, – ловим рыбу, зверя бьём, а что мы ушли из родов наших, так до этого никому дела нет... Мы все сами по себе... Здесь поживём, соберётся ватага, и уйдём за Нево, к северным людям, вот у вас и покойно будет...
– Добрые люди, окажите милость, – перебил его Вадим, – не держите меня здесь, перевезите через Ильмень к родичам!
– Нет, и не проси об этом, – послышались голоса, – вон какие тучи над Ильменем собираются, гроза будет...
Вадим в отчаянье снова опустился на землю. Из дому он ушёл тайком и понимал, какой переполох может произвести в доме отца его исчезновение.
– Так неужели никого не найдётся среди вас, кто бы перевёз меня? – кликнул он, оглядывая мрачные лица варягов.
– Если тебе угодно, княжич, я могу услужить тебе, – раздался вдруг звучный голос.
– Избор! – удивился увидев его, Вадим.
– Да, я, княжич, неужели ты боишься мне довериться?
– Нет, нет, я готов идти с тобой! – радостно воскликнул Вадим. – Пойдём... я готов...
– Ведь это сын Володислава! – произнёс один из варягов, – оставь его, Избор, не стоит он того, чтобы ты ради него не щадил своей жизни. Гляди, какие тучи на небе...
– Ничего, я знаю Ильмень! – возразил ему Избор, – я не боюсь грозы!.. – Он сам спешил на тот берег Ильменя, в надежде повидать свою возлюбленную...
