Текст книги "Варяги и Русь"

Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)

XXI

Вскоре они дошли до хижины Ерохи, где застали Симеона, Руслава и Зою. Они ещё не знали о случившемся несчастье и стали упрекать Epoxy, Стемида и Извоя за то, что они пошли на Купалу.

   – Особенно ты, Стемид, – сказал Симеон, – ты давно христианин и знаешь богомерзкие обычаи язычников похищать девушек: да и ты, Извоюшка, напрасно не уговорил не ходить.

   – Да, действительно много моей вины, – сказал Извой, – да, вишь, девушкам захотелось посмотреть... Нечистый попутал.

   – Ну, полно тужить, – сказал Симеон, – надо молиться, и да услышит Всевышний нашу молитву и избавит нас от всех бед.

И Симеон начал громко читать «Отче наш»; за ним вторили все остальные. Потом он вздохнул и, обращаясь к Ерохе, сказал:

   – Не мешало бы нам припрятать наших дочерей... Уж коли начал этот идол мыкаться по сёлам, так и конца теперь не будет.

   – Куда спрятать-то, коли его приспешники всюду, как крысы, заглядывают... Остаётся одно: чтобы не отдавать живых на поругание, потопить их и самому наложить на себя руки.

   – Что ты, что ты, Господь с тобой!.. Можно ли молвить такую ахинею.

   – Да зачем нам прятаться теперь, – сказал Извой. – Благодаря милостивому князю все мы можем жить теперь не в лесу, а в Перевесище, которое подарил мне Владимир; там Вышате нелегко будет достать нас: и сами мы будем спокойны, да и суженые наши в безопасности...

Поговорив ещё, решили спрятать девушек, пока не настанут для христиан лучшие дни, так как проделка Торопа возмутила язычников и вызвала гнев верховного жреца, который поклялся Перуном уничтожить всех.

Вернувшись во дворец, Владимир, велев убраться отроку Всеславу, взволнованно заходил по горнице. «Доколе, доколе, – думал он, – всё это будет продолжаться!.. Да, права была бабушка, говоря, что все эти идолы и человеческие жертвы вызовут возмущение... Уж коли Торопка открыто насмехается над языческими жертвами, то что сказать о Марии, Извое, Руславе, Всеславе и других; ведь все они, наверное, христиане... И все они молвят, что христианская вера во сто раз лучше нашей, языческой, и, несмотря на то, что часто тошно им от язычников, они всё-таки счастливы и спокойны...»

   – Позвать ко мне Извоя и Руслава! – крикнул он страже. – А если придёт владыка – молвите: не велено пускать...

Он велел принести стопу мёду и снова задумался: «Если послушать моих жён да Извоя, то их вера действительно хороша и не требует никаких жертв, но правду ли молвят они... каждый хвалит свою... Неужто и впрямь я окружён христианами? Если все они такие, как Извой, Мария и другие, то, право, хороша их вера... Но неужели и Торопка христианин?.. Ха, ха, ха!.. – Он вдруг расхохотался. – Ай да Тороп!.. Утешил владыку и народ честной... придумал же: и я убит, и жёны людей киевских побиты, а эти бараны и впрямь поверили... И не мудрено: всем памятен этот Олаф... Тороп молвил, что и владыка с ним за одно...

Владимир выпил стопу мёду и позвал Всеслава:

   – Поди отыщи, хоть под землёю, Торопа и приведи его ко мне.

   – Тороп, по твоему велению, государь, сидит на цепи... под стражей.

   – Как, по моему велению!.. – крикнул Владимир. – Кто повелел?..

   – Владыка Божерок. Он приказал пытать его; молвит: Тороп христианин.

   – Сейчас же его ко мне, а Божероку – сто кнутов на площади!.. – крикнул он. – Не быть мне князем, если я не накажу этого кровопийцу!..

Всеслав побледнел; он знал, как велико влияние Божерока на народ, и, боясь, чтобы из этого не вышло чего-нибудь нехорошего для князя, не торопился исполнять приказания.

   – Ну, что стоишь? – спросил Владимир, немного успокоившись.

   – Государь!.. – робко произнёс Всеслав. – Отмени приказ и смени твой гнев на милость... Любя тебя, государь, я осмеливаюсь говорить это... Не вышло бы чего... Народ слушается Божерока, который считает поступок Торопа... кровной обидой для тебя и для себя, князь, и издевательством над верой.

   – Хорошо, Всеслав, любы мне твои речи... Но не для меня кровной обидой считает он шутку Торопа, а для себя... Ему хотелось настоять на своём и получить свою жертву... Но будь он проклят!.. Ты тоже христианин? – вдруг спросил он.

Всеслав побледнел и тихо ответил:

   – Да, государь... Но я не делаю никакого зла...

   – Знаю, что христиане добрые... Так только к слову спросил... Зови Торопа.

Всеслав поклонился и вышел; через минуту вошёл другой отрок и доложил, что Руслав ещё не вернулся, а Извой ждёт повеления войти.

   – Зови сюда! – сказал Владимир, – и когда Извой вошёл, князь пристально посмотрел на него.

   – Садись, Извоюшка, – сказал он любезно, – да выпей медку.

Извой сел, зная, что если Владимир не в духе, то противоречить ему нельзя.

   – Ну, что ты скажешь о Торопке? – спросил он, пристально смотря на него.

   – Поступок его, государь, очень смел, – сказал Извой, не смущаясь его взглядом, – и достоин наказания... Но, государь, позволь мне сказать одно слово не в его защиту, а по правде, как я думаю.

   – Молви, ты знаешь, что я всегда охотно слушаю тебя.

   – Ты сам, государь, не хотел этой жертвы и поэтому не разгневайся, если я скажу: довольно их... Много уж пролито крови человеческой твоими отцом и братьями в угоду вашим богам... Прикажи хоть сейчас казнить меня, но я, и голову на плаху положив, буду молвить: божич не нуждается в жертвах, только его жрецы требуют крови... Но, чтобы угодить жрецам и не навлекать на особу княжескую ропота киевских людей, прикажи держать Торопа под стражей, но не позволяй пытать его и предоставь себе право суда над ним.

   – Ты правду молвишь, Извой, я не хочу человеческих жертв, как и угождать верховному жрецу, но народу должен повиноваться и слушаться его голоса.

   – В твоих руках предотвратить гнев народа... Повели ещё раз бросить жребий, и на кого он падёт, то и пусть совершится должное, но не давай располагать жребием жрецам.

   – Ты думаешь, что этот жребий был умышленный?.. – спросил Владимир, пронизывая его своим взглядом.

   – Не смею думать, государь, – отвечал Извой. – Но если Перуну необходима именно христианская жертва и красивейшая из христианок, то он изберёт её же.

Владимир улыбнулся, поняв иронию Извоя.

   – Ты полагаешь – не падёт жребий на невесту Руслава?..

   – Если падёт, то он беспрекословно повинуется...

   – И разумен же ты, Извой! – воскликнул Владимир, повеселев. – Быть по-твоему, а Торопа повелю держать под двумя замками и ключи отдам тебе... Делай, что хочешь с ним...

   – Нет, государь, я не в милости у жрецов... Отдай ключи другому... хоть Всеславу... на него не падёт опала Божерока, потому что...

В это время вошёл Всеслав и прервал Извоя.

   – Тороп еле двигается, – сказал он, – уж очень кнутьями иссекли.

Владимир побледнел.

   – Несите его сюда!..

Стража привела Торопа, который действительно еле стоял на ногах. Князь велел страже уйти и повернулся к Торопу, который весь дрожал, думая, что его ожидает немилость князя.

   – Вишь, шут гороховый, – ласково сказал князь, – вздумал со жрецами шутки шутить... Сядь... вижу, ты еле стоишь...

   – Помилуй, государь!.. Не вели казнить, а вели лучше слово молвить... – проговорил Тороп, падая к ногам князя.

   – Не думаю казнить... Спасибо, что так сделал, да не умел своей шкуры унести... Дай ему ковш мёду, – сказал он Извою, – пусть выпьет и молвит, как было.

Извой подал ковш Торопу; тот залпом выпил его и, видя, что князь милостив к нему, смелее заговорил:

   – Князь!.. Не добро творят твои люди...

   – Кто?..

   – Прости, государь!.. Божерок... Вышата тоже... с Олафом сносятся...

   – Ты лжёшь, Тороп, поклёп кладёшь на них...

   – Нет, государь, нет... Иначе бы Тороп не посмел такую шутку выкинуть... Я сам вчера повечеру видел Олафа и Вышату у жреца, хотел с поличным схватить Олафа, да он сбежал...

   –  Если ты правду молвишь, то тебя ждёт награда, а если поклёп взводишь на них, то я повелю повесить тебя на балке головой вниз.

   – Хоть сейчас умереть, государь, правду молвлю.

Лицо Владимира омрачилось, он помолчал и потом сказал:

   – Ступай под стражу... и если сумеешь бежать, то не показывайся на глаза Божероку.

Владимир отпустил Торопа и приказал Всеславу наблюдать за ним.

   – Ну, что Руслав?.. – спросил он у отрока.

   – Не знаю, государь, ещё не вернулся, я не видал его...

   – Ну, исполать тебе, Извоюшка, исполать тебе, желанный друг... Спасибо, – сказал он, подходя к Извою. – Завтра в заутрие приведи ко мне Руслава...

Извой поклонился и вышел от князя; теперь он думал о том, как бы освободить Торопа, чтоб не навлечь на себя подозрений Божерока.

Утром Владимир встал не в духе и позвал Всеслава.

   – Вернулся Руслав? – спросил он.

   – Нет, государь, ещё не появлялся.

   – Что Тороп?..

   – Под ключом, государь... Вчера ввечеру Божерок посещал его и пытал, не имеет ли он общения с христианами, да Тороп молчал, а когда жрец ушёл, послал ему в след проклятие.

Владимир нахмурился, потом сказал:

   – Прислать ко мне Вышату.

   – Вышата, надо быть, в Предиславине.

   – Послать за ним и, когда вернутся Извой и Руслав, оповестить меня.

Прошло больше часа, пока Руслав и Извой появились на княжеском дворе; оба они был не веселы, находясь под впечатлением от встречи с Божероком.

Витязи издали увидели владыку и хотели, было, обойти его, но тот, заметив их, послал одного из служителей позвать их.

Они повиновались, не желая раздражать жреца.

   – Что повелишь, служитель Перуна? – спросил Извой.

   – Повелю тебе голову отнять, если ты будешь смущать отроков княжеских, а тебя, – прибавил он, обращаясь к Руславу, – велю пытать и сечь кнутьями за кощунство.

   – Если князь повелит, – отвечали они, – то мы приемлем твоё наказание, а если нет, то не взыщи, мы ослушаемся тебя...

С этими словами витязи ушли, даже не поклонившись ему, и дошли до ворот княжеского двора, где их встретил Веремид.

   – Наконец-то вы появились, – сказал он. – Князь ждёт вас... Сейчас был Всеслав и отдал княжеский приказ немедленно явиться к нему.

   – Знаю, – ответил Извой, – поэтому мы раньше и пришли, чтоб поведать князю новости.

   – Да разве есть что-нибудь новое? – спросил Веремид.

Извой вздохнул и рассказал ему о случившемся на Купале.

Выслушав их, Веремид покачал головою и, подумав немного, спросил у Руслава:

   – Ну, а твоя краса жива?

   – Слава богу, – отвечал Руслав, – да вот беда со Стемидом, и не знаем, как горю пособить.

   – Пособить-то пособим, коли она в Предиславине... Только, чтоб меня поставили на стражу, а уж я пособлю... Узнать бы, где она...

В это время Всеслав вышел на крыльцо и, увидев витязей, позвал их в терем.

Всеслав доложил об их приходе.

   – Зови их сюда, – крикнул Владимир и сам пошёл им навстречу. – Здорово, други! – сказал он. – А я уж печаловался, что вас долго не видать... Ну что, всё ли благополучно? – спросил князь.

   – Всё бы ништо, – отвечал Извой, – да Вышата шалит...

   – Ну, что ещё? – нахмурясь, спросил князь.

Извой рассказал ему, в чём дело. Владимир как бы про себя сказал:

   – Да, пора всё это кончить... Жизнь мне от этого перестала быть милой... Надо положить предел всему этому... Ну, что вчерашняя жертва Перуна? – спросил он Руслава.

   – Благодаря твоим милостям, государь, и вмешательству Якуна, она спасена от рук Вышаты.

   – Как, от Вышаты? – воскликнул князь. – Каким образом она попала в Вышатовы руки, коли Божерок предназначил её в жертву Перуну?

Руслав рассказал князю, каким образом всё случилось, и добавил, что он, кажется, ранил Олафа.

   – Ну, за это спасибо, родной! – сказал Владимир, обнимая Руслава.

   – Но мне горько, князь, что я поднял руку на своего дедушку, – возразил Руслав.

   – Да дедушка ли он тебе? – спросил Владимир. – Чай, всем известно исстари, что он смутьян.

   – Где ты оставил его? – спросил Владимир. – Сейчас послать за ним.

Он позвал отрока и велел взять несколько человек и скакать в лес на то место, где был ранен Олаф.

   – Сейчас должен появиться Вышата, и мы спросим его, куда он отвёз дочерей Ерохи, – сказал он Извою, – а пока выпьем по чаре зелена вина и разгоним нашу грусть-кручину...

Но вот наконец появился Вышата. Увидев сидящих с князем Руслава и Извоя, он остановился у дверей.

   – А, это ты, охотник! – сказал, увидев его, Владимир.

Вышата молчал, переминаясь с ноги на ногу.

   – Я пришёл по твоему приказу, государь, – наконец проговорил Вышата.

   – Знаю, что по моему... Садись да выпей мёду аль зелена вина... Авось будешь разговорчивее.

   – Вышата подошёл к столу и покосился на витязей.

   – Скажи нам, Друг любезный, – начал Владимир, – зачем ты обижаешь тех, кого мы велим миловать?

   – Такой вины, князь, отродясь я не чувствовал за собою.

   – Так ли?.. Ну, а зачем ты хотел похитить Зою, невесту Руслава?..

   – Напротив, – возразил он, – радея любимцу княжескому Руславу, я хотел спасти её от Божерока...

   – Ну, а дочек Ерохи тоже?

   – Государь, – сказал Вышата, – тебе известен обычай наших отцов, что на Купалу творятся всякие дела, и немудрено, что, быть может, кто-нибудь похитил их себе в жёны...

   – Сказывали мне, что ты с Олафом в сношении... Добром говори, где Оксана и Светозора... Возврати их отцу!

   – Воля твоя, государь, а я не повинен, на меня возводят поклёп... Хоть сейчас умереть – не повинен!

   – Смотри, ключник!.. Ты, кажется, хочешь сосать двух маток... Смотри, кабы они не разбрыкались...

Вышата зло посмотрел на любимцев князя и вкрадчиво сказал:

   – Напраслина, государь... Отродясь я не лгал и теперь, на старости, тем паче не стану ложью жить, а что тебе молвят стороною, то это поклёп... Ерохиных девок я не увозил, а если бы увёз, то в Купалу не грешно...

   – Так-то оно так, да коли увёз, то возврати их, не то смотри, приеду на потешный, и тогда берегись...

   – Прикажешь, государь, готовым быть к твоему приезду?

   – Уж коли приеду, должно быть всё готово, а пока сгинь с глаз! – сердито сказал Владимир.

Вышата поклонился и, бросив ненавидящий взгляд на Извоя и Руслава, вышел из светлицы.

   – Ну, вот... – сказал князь. – А может, и впрямь он не причастен к похищению Оксаны, может, кто из молодцев похитил красавицу... Мало ли их там было!..

   – Не может быть, чтобы Оксана и Светозора не миновали его рук, – отвечал Извой. – Яви милость свою к старику отцу и возврати их семье.

   – Ладно, – отвечал князь, – послезавтра поедем в Предиславино, тешиться охотой, и уж не скроет он их и под землёй, а ныне сзывайте воевод и старейшин: пора и на ляхов... А то уж мечи заржавели в ножнах...

В это время в светлицу вошёл отрок.

   – Государь, – сказал он, – Олаф отлежался и, видно по кровавому следу, ушёл... Знать, его сообщники увели...

   – Молви гридням, чтобы были они, если появится снова – изловили бы его и доставили ко мне... – мрачно промолвил Владимир.

   – Князь, – сказал Всеслав. – Торопка молвил, коли, государь, дашь ему свободу, он найдёт Олафа...

Владимир улыбаясь посмотрел на него и сказал:

   – Сейчас выпустить его из-под замка и оповестить людей киевских, чтоб пальцем не тронули его, а Божероку поведай, что он мой заложник за Олафа.

XXII

Вечером были собраны воеводы, старейшины и бояре на совет. Владимир давно уже задумал идти на хорватов.

Извой и Руслав тоже присутствовали на совете. Многие высказывались за поход.

   – Если отложить поход, – молвили они, – то наши враги могут собрать большую рать, с которою нам будет трудно справиться... К тому же, государь, Олаф не дремлет и может присоединиться к ним...

   – Ох, уж этот Олаф! – воскликнул Владимир. – И не изловить же его, окаянного... словно вьюн вывёртывается... Ну, да уж если старейшины решают идти, так тому быть. Заутра в Предиславино на последях на пированьице, а там и в путь... Наказать сбираться рати, чтоб была готова... – сказал он, заканчивая этим совет.

Весть о выступлении Владимира на хорватов мигом облетела весь Киев и, разумеется, стала известна Олафу, который хоть и чувствовал себя не очень хорошо после удара Руслава, но не мог не сразиться с ратниками Владимира. Он, в свою очередь, приказал готовиться в путь. Дружина его была немногочисленна, но в степи его ожидали варяги. Он был уверен, что если он пойдёт в степь, то, кроме имеющихся у него наёмников, он найдёт там союзников среди печенегов.

Когда Владимир уехал в Предиславино, Олаф сел в ладью и, спустившись вниз по Днепру, пошёл на Перемышль, объявил его жителям, что Владимир замыслил на них поход, и предложил свою помощь. Перемышляне приняли её и начали готовиться встретить киевлян...

Тороп, оказавшись на свободе, отыскал берлогу Олафа. Однако он опоздал: Олаф ушёл перед самым его носом; он даже видел, как тот сел в ладью.

Придя на следующий день утром на потешный двор, он рассказал князю о том, что видел. Тороп ожидал, что князь рассердится, но Владимир был в хорошем настроении и только поморщился.

   – Будем ждать, – сказал он, – пока сам не попадёт к нам в руки.

И он вышел на крыльцо, а за ним вся свита, в том числе Руслав и Извой, все поехали на охоту.

Когда Владимир выехал за ворота, Тороп встал у крыльца и начал разговаривать с конюхами; они смеялись над ним, зная, что Божерок задал ему порку. Тороп и сам шутил над этим и говорил, что если у всех жрецов такие руки, как у верховного жреца, то, видно, все они «чёртовы дети»...

К ним подошёл Вышата.

   – А ты, скоморох, чьё дитя? – спросил он Торопа.

   – Я, боярин, как есть человеческое, от отца и матери, и сердце у меня клинушком, словно яичко, – не задумываясь отвечал Тороп.

   – То-то... от этого ты, видно, и врёшь много, что оно клинушком.

   – В чём же я солгал тебе, боярин?..

   – Мало ли ты врал уж, да я терпел, а теперь и терпеть дольше невмочь... Вчера ввечеру, когда ты ходил в лес, ты, вернувшись оттуда, сказал, что ходил туда по моему приказу и что теперь пришёл сюда тоже по моему... Ты что путать начинаешь, детина?.. Разве я посылал тебя?..

   – Нет, боярин, не посылал, да я не хотел сказать ему правды и поэтому молвил, что взбрело на ум... Да, чай, тебе от этого беда не стряслась...

   – Ещё бы ты хотел, чтоб от шутовской брехни беда стряслась... а всё ж ты солгал... Ну, что же, правда, что Олаф бежал в лодке к ляхам, как ты говорил?

   – Доподлинно не знаю, а бежал... Да коли ты хочешь молвить о нём, то тебе не меньше моего известно, куда он бежал...

   – Да его ли ты видел, молодец? Не обознался ли?.. – вспыхнул Вышата.

   – Неча обознаваться мне... Если бы с него живого шкуру сняли да одно мясо предоставили мне, то и тогда бы я узнал его.

   – Будто уж и узнал бы?.. Но всё это ништо, да скажи, любезный, пошто ты так хлопочешь и печалуешься о нём?..

   – Приказано, мол, ну и печалуюсь... Да уж и пора его, треклятого, на рожне поджарить... Уж больно много он зла творит... И твою милость смущает, да и Божерокову тоже...

   – А ты бы, дружок, поменьше подслушивал у дверей да побольше скоморошничал – это твоё дело, – посоветовал ему Вышата, – не то тебя он не только выпорет, но и язык твой вытащит у живого чрез затылок... Ты знаешь: он шуток не любит... смотри, молодец, болтай, да не пробалтывайся... Ну, а что ты вчерась ввечор говорил с рыбаком Стемидом?.. Зачем заходил к нему?..

   – Затем, что устал, шатаясь по лесу, и отдохнуть зашёл к нему... А не зайди к нему, то и не увидел бы, как Олаф удирал вниз по реке...

   – Так ты думаешь, что Олаф уехал к хорватам?.. Ну, так он попадётся в наши руки. Вот ты и остёр на язык, и вреден для многих, да, вишь, слабость то наша: все любят тебя за твоё скоморошничество... И я тебя люблю, и старуха Буслаевна, и князь даёт тебе поручения. А Буслаевна уж давно соскучилась по тебе... Хорошо, что пришёл... Пока князь возвратится с охоты, ты бы пошёл потешить её, старуху. На всё ты горазд, и на всё тебя хватает... Ты, парень, чай, сегодня ещё не ел?.. Не хочешь ли поесть?.. Али сыт Божероковым угощением...

   – Ох, нет, боярин, не сыт и не мешало бы подкрепиться... животики подтянулись... На его угощении далеко не уйдёшь... Весь день урчало в животе.

   – Ну, что ж, поди к Буслаевне... Там она угостит тебя и хмельным медком, и бражкой, и поджаристым пирожком.

   – Спасибо на милости, боярин... Отведаю и того и другого, коли дадут.

   – Поди, поди... Знаю, что тебе не терпится... Поев, да утешь старуху. Ну, ступай...

Тороп поклонился и ушёл. Дойдя до терема, стоявшего на дворе, особнячком, Тороп взошёл на лесенку и отворил дверь в светлицу, в которой сидела старуха Буслаевна. Увидев шута, она просияла и радостно встретила его:

   – А, Торопушка!.. Что-то давно не видать тебя... Али за красными девушками всё ухаживаешь да тешишь их песенками... Забыл старуху... Слыхала, стороною, что ты в большой милости у князя... Ну, исполать тебе, добрый молодец, утешник наш.

   – Спасибо, Буслаевна, – отвечал Тороп. – Живётся ни хорошо, ни плохо, да и худа нет, благодаря милостям князя.

Старуха пытливо посмотрела на него.

   – Да что ты, кажись, такой печальный?.. Аль что стряслось с тобой?

   – Нет, Буслаевна, ничего не стряслось, а что-то неможется, да и поесть хочется... Не дашь ли чего пожевать?..

   – Как не дать! Дам и медку, и поесть дам... Чай, знаешь, что у Буслаевны для тебя всегда кой-чего припасено.

И старуха принесла разные яства и кувшинчик мёду. Поставив всё на стол, она начала угощать шута, который ел и пил всё без разбора.

В это время в другой светлице, находившейся рядом, открылась дверь и на пороге появилась молодая девушка, в которой он узнал Оксану. Но, увидев шута, она снова закрыла дверь, и из светлицы донеслись рыдания. Тороп покосился на дверь, но не показал, что он знает Оксану.

   – Э, – сказал он, – да у тебя, Буслаевна, никак новые красавицы завелись.

   – Знаешь ведь, что у нас что ни день, то новые... Уж мой Вышатушка и не знает, как угодить Красному Солнышку... Чай, со всего Киева собирает красавиц и отдаёт их мне, чтоб до поры до времени потешились здесь... Да вишь, эти-то две такие плаксивые, что ни утром, ни вечером не унимаются, все плачут.

   – Издалека повытасканы?..

   – Молвят – киявлянки... В Купалин день привезены... да такие несговорчивые, что ничем и утешить нельзя. Хоть бы ты, Торопушка, развеселил их... А то и князю срам показать... Все глазыньки повыплаканы...

   – О чём же они убиваются?..

   – Да, вишь, одна – по милом, а другая... Ну, уж другая была в наших теремах, при покойничке Ярополке, а всё-таки вторит ей... Говорит, дитя малое есть...

Буслаевна открыла дверь в светёлку и позвала женщин.

Обе они, повинуясь ей, вышли с заплаканными глазами и сели у стола, за которым сидел Тороп...

   – Посидите, красавицы, – сказала Буслаевна. – Чай, не знаете, какой молодец пришёл в гости: княжеский потешник... Он разутешит и вас горемычных, а я уж старуха и не знаю, как развеселить вас... Спой им что-нибудь, Торопушка... Умеешь ты размыкивать горе, размыкай и их, желанных.

   – За этим дело не станет, Буслаевна, – отвечал Тороп и звонким голосом запел:

Как в терему да во светлице

Сидят девицы, что птички в клетке.

Как на Днепре да на широком

Сокол ясный сидит.

   – Э, да это грустная песня, – сказала Буслаевна. – Спой повеселее.

   – И за этим далеко не пойдём... Чай, у меня песен целый ворох припасён. Споем другую, быть может, эта будет веселее...

 
Стонет, плачет красна девица
По милом дружочке,
Сохнет, чахнет добрый молодец,
Слёз льёт ручеёчки.
 

   – Опять о слезах!– воскликнула Буслаевна.

   – Э, да ты, Буслаевна, послушай, – возразил Тороп.

 
Выдь ты, пташка, на крылечко,
В ночку тёмну, под навес;
Там найдёшь ты то местечко,
Что ведёт да прямо в лес.
Прыгни тихо чрез канавку
Под ракитовый кусток,
Отыщи там ту муравку,
Где сидел он вечерок,
Слёзы горьки проливая,
Он смотрел на теремок,
Красу свою поджидая,
Целый день и вечерок...
Будет ждать он целу ночку...
Будет поздно тебя ждать,
Выди к милому дружочку,
Чтоб далеко убежать...
 

   – Да что ты, Торопушка, поёшь всё какие-то унылые песни! – снова перебила его старуха. – Чай, я слыхала, у тебя есть весёлые.

Сёстры переглянулись и с благодарностью посмотрели на Торопа, но в это же время дверь вдруг распахнулась и на пороге появился Вышата.

   – А, молодец, – сказал он, – хорошо же ты утешаешь Буслаевну!.. И складные же у тебя песни!.. Где научился им?

   – А это я, боярин, перенял их от одного заморского скальда, что тешил одного князя...

   – То-то я прежде не слыхивал таких... Буслаевна! – прибавил он, – смотри в оба за этим скоморохом да за красавицами – тоже... Не то, слышишь, что поёт?..

   – Слышать-то слышу, да в ум не возьму... о каком-то дружке он поёт...

   – Знамо дело, Буслаевна, – отозвался Тороп, – о заморском царевиче, у которого украли невесту... да ты не дала допеть. А хороша песня... Послушали бы до конца...

   – Ну, пой, что было дальше, – сказал Вышата.

Тороп запел.

   – Так вот какой конец этой песни! – воскликнул Вышата, когда Тороп закончил. – Ну, молодец, хоть ты умеешь складно петь, но песня твоя – пустой ветер, и у меня ворог не похитит добычи... Ну, красавицы, – прибавил он, обращаясь к девушкам, – готовьтесь к вечеру в княжий теремок... Довольно в затворе сидеть...

   – Как, боярин, ты хочешь сегодня показать нас князю? – воскликнули обе сквозь слёзы.

   – А вы думали, что я стану прятать таких красавиц от Красного Солнышка?.. Не затем вас похитили, чтобы прятать от него...

   – Ни за что не пойду! – решительно заявила Оксана.

   – А не пойдёшь к князю, так я пошлю тебя в Вышгород в работницы, – пригрозил Вышата... Ну, Буслаевна, чтоб всё было готово к вечеру... А ты, молодец, пойдём со мной... – сказал он Торопу.

Он ушёл. За ним вышел Тороп, бросив выразительный взгляд на девушек.