Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 51 страниц)
– А это кого же везёшь ты с собой, Игорь? – с улыбкой спросил правитель у племянника, – что-то я ещё такой красавицы около тебя не видал...
– Прости, Олег, – смущаясь сказал Игорь, – вышло так, что раньше времени Предславу тебе показать должен, да уж коли вышло, так скрывать нечего... Люба она мне, более света белого люба, вот и везу я её в Киев, чтобы милости твоей просить...
– Какой?
– Дозволь мне её за себя в жёны взять...
– А что же киевские-то: или не милы?..
– То-то, что не милы... А её возьму, так чувствую я, что счастлив с нею буду, потому что она не только любит, а и словом умным поддержать умеет, и всё у ней так хорошо выходит, что, если ты поговоришь с ней подольше, сам на неё подивишься...
– Говорил уж я с нею...
– И что же?
– Хорошо ты сделал, что у Мала её отнял!
В Киеве Олег поместил Предславу у себя в палатах, понимая, что близость к ней Игоря легко может привести к дурным толкам, которых он не желал ни для племянника, ни для молодой девушки, будущей княгини.
Олег скоро убедился, что эта девушка одарена от природы светлым умом и такими способностями, которым позавидовал бы любой из его воевод.
Иногда Предслава, прислушиваясь к тому, что говорил Олег со своими воеводами, делала такие замечания, которые бы сделали честь и самому Олегу. Слыша их, киевский правитель, указывая на Предславу, говорил:
– Что за девица! Вот кому княгиней быть!..
И Олег, приглядевшись к Предславе, заметил, что она может явиться продолжательницей его дела, тогда как Игорь легко мог бы погубить всё.
Вот почему он звал к себе Предславу, когда занимался делами со своими воеводами, которых он старался приучить к повиновению этой девушке.
Но воеводы относились к этому по-другому.
– Конунг наш на старости лет на детей глаза пялить стал, – говорили старики норманны.
– Обворожила она его, – говорили воеводы из славян.
Все эти толки доходили и до Игоря, и молодой князь, жестоко мучился. Он думал, что Олег хочет отнять у него Предславу.
Заметил ли Олег сам, как мучается ревностью молодой человек, или слухи дошли и до него, только он решил успокоить племянника и сказать ему, что Предслава может быть ему внучкой, а никак не женой.
В Киеве велись деятельные приготовления к походу. Впрочем, только самые близкие к Олегу люди знали, что этот поход готовится на Византию, с которой Киев тогда был в хороших отношениях. Олег вовсе не желал, чтобы его планы были известны на берегах Босфора, и поэтому распускал слухи, что готовится идти на печенегов, усмирить их и присоединить их земли к своим. Игорь с нетерпением ожидал, когда начнётся поход, полагая, что к тому времени, когда Олег уйдёт, его судьба будет уже решена.
Но Олег решил всё гораздо раньше.
– Игорь, – сказал он, призвав однажды к себе племянника, – ты знаешь, скоро ухожу я с Днепра.
– Знаю это, дядя.
– Может быть, уже не вернусь я... Может быть, сложу буйную голову на чужой стороне, и ты заменишь меня на столе киевском...
– И это я знаю...
– Узнай же ты теперь и то, что, пока я хожу в поход, ты в Киеве остаёшься за меня... Правь все дела, верши суд княжеский, скорый, правый и милостивый, и помни, что у всех славян, и ильменцев, и днепровцев, и веси, и мери, и чуди, и кривичей, только и есть солнце на небе да князь на земле...
– Справлюсь ли я?
– И об этом я подумал. Оставлю я после себя тебе помощника, который мне по душе да и тебе не противен...
Олег при этих словах с лукавой улыбкой посмотрел на племянника.
– Невдомёк мне что-то, кого ты оставить хочешь.
– Ой ли?
– Правда, невдомёк.
– А Предславу-то свою забыл ты разве?
– Её ты оставляешь?.. Мне её... – удивился Игорь.
– Что, не по сердцу?
– А ты мне прежде скажи... Сам-то ты... не думаешь отнять её?
Олег нахмурился.
– Слышал я, что некоторые тебя смущать пустились; не думал я, что ты так неразумен, чтобы поверить им, – отрезал он. – Мыслимое ли дело, чтобы я у тебя невесту отбивать стал?
– Да я... я и не думал, – смутился Игорь.
– То-то, не думал! Эх, ты!.. Князь!.. Не мог ты понять, что не до таких дел мне, старику, не в тех я летах, чтобы семью заводить, и всегда у меня одна только милая была – слава ратная: с нею я на свет родился, с нею и под могильный курган уйду... А если я и держал у себя Предславу, то для того только, чтобы со всеми делами её познакомить, приучить её тебе помогать, потому что нет вернее друга у человека, как жена; вот почему я невесту твою при себе держал... Понял ли ты?
– Олег! – воскликнул Игорь, бросаясь к дяде. – Прости меня!
– Перед уходом моим вы уже мужем и женой будете, – говорил Олег, – только одного я хочу...
– Чего, дядя?
– Хочу, чтобы в ней, в княгине твоей, обо мне память осталась навеки, а потому приказываю и тебе, и всему народу славянскому не Предславой звать её, а, в честь меня, Ольгою... Слышишь ли, Игорь!
– Слышу, Олег, и радуюсь...
– Так поди же и передай Ольге всё, о чём мы говорили теперь.
Вскоре после того, как Ольга и Игорь стали мужем и женой, Олег деятельно принялся заканчивать приготовления к походу.
Лишь только основался Олег в Киеве, тотчас же принялся мудрый правитель за дело строения государства. Прежде всего нужно было защищать Приднепровье от набегов половцев и печенегов. Олег принялся по всему Приднепровью рубить города.
Лишь только это дело было завершено, было установлено отношение Киева к Новгороду и вообще ко всем славянским племенам. Эти отношения могли выразиться в виде наложения дани, и вот Олег облагает данью все приильменские племена, кривичей и мерю. Новгородцы, кроме того, должны были платить каждый год по 300 гривен за содержание варяжской дружины, которая должна была охранять Новгород от вторжения врагов из-за Нево.
Устроив города и установив дани на севере, Олег принялся за племена, жившие к востоку и западу от Днепра. Прежде всего он пошёл на древлян, у которых давно уже была вражда с полянами. Здесь он встретил со стороны этих обитателей лесов дружный отпор. Но Олег понимал, что во что бы то ни стало он должен покорить их, и в конце концов это удалось ему. Древляне были покорены, признали власть Киева и обложены были данью.
Тотчас же после древлян Олег обратил своё внимание на северян. Это славянское племя в то время не было самостоятельным. Северяне платили дань хозарам. Когда Олег явился к ним со своими дружинами, он прежде всего созвал их старейшин, которым сказал так:
– Я враг хозарам, а не вам!
Этих слов было достаточно, чтобы северяне, тяготившиеся зависимостью от чуждого им, и по происхождению, и по духу, народа, поспешили передаться Олегу. Лёгкую сравнительно с хозарами дань все северяне платили охотно; козары же, обессиленные ещё при Аскольде и Дире, не посмели спорить с киевским князем.
На следующий год настала очередь покориться и радимичам.
Олег пришёл и к ним.
– Кому платите дань? – спросил он.
– Хозарам! – последовал ответ.
– Не платите хозарам, а давайте лучше мне! – ответил киевский князь, и радимичи с той же поры стали платить русскому князю те же два шляга с дыма, которые давали хозарам.
Не так легко было справиться с племенами, которые ни от кого зависимы не были: дулебами, хорватами и тиверцами, а угличей так и не удалось Олегу покорить.
Олег никогда не оставлял мысли о набеге на Царьград и терпеливо выжидал удобного времени.
В 907 году со всех подвластных племён собраны были дружины. На берега Днепра сошлись, кроме варягов, славяне ильменцы, чудь, кривичи, меря, поляне, северяне, древляне, радимичи, хорваты, дулебы и тиверцы.
Когда Олег произвёл подсчёт своему войску, то всех людей в его дружинах было по 40 человек на каждый из двух тысяч стругов, то есть восемьдесят тысяч человек.
Никогда ещё не собиралось такой огромной рати...
Олег мог оставить Игоря вместо себя, с ним была Ольга, а в молодой киевской княгине старый правитель был вполне уверен.
И вскоре пошёл он со своими дружинами на Византию.
Страшный переполох вызвало в Византии известие о выступлении Олега.
Всю свою надежду византийцы полагали в железных цепях, замыкавших вход в гавань, да в городских стенах.
С ужасом осаждённые видели из-за стен озарявшие небеса багровым светом зарева пожаров... Это пылали окрестные селения, монастыри, церкви...
Словом, повторялось всё то, что уже пережили византийцы при приближении к Царьграду славянских дружин под предводительством Аскольда и Дира.
Но всё-таки византийцы чувствовали себя в безопасности за крепкими городскими стенами и думали что тяжёлых стругов Олегу не удастся перетащить по берегу волоком, как это сделали Аскольд и Дир.
Суда Олегова флота были действительно тяжелы, так что их в самом деле нечего было и думать перетаскивать волоком, но Олег недаром был норманнский витязь, недаром он ходил под Лютецию... Скоро увидали осаждённые византийцы такое, что просто глазам своим не хотели верить: весь славянский флот под полными парусами шёл посуху, как по морю!
Олег поставил свои ладьи на колеса и таким образом прошёл на ту часть берега, откуда эти ладьи опять могли быть спущены на воду.
Византийцы теперь ясно видели, что их последний час близок.
Гибель была неминуема!
Тогда решили прибегнуть к обычному средству Византии – к яду, решено было отравить грозного врага. Но как это сделать?
Прежде всего нужно было во что бы то ни стало остановить славян, и вот из дворца к Олегу посланы были послы с богатыми дарами.
Киевский князь принял их.
– Не губи наш город! – говорили посланные, – пощади его...
– Чтобы я стал щадить Царьград, когда он уже в моих руках? – возразил Олег, – невозможно это... Сколько труда, сколько людей потеряно...
– Мы не пожалеем ничего! Вознаградим все твои потери! Не губи нас...
– Что же вы дадите?
– Мы берёмся давать дань, какую ты пожелаешь!
Такое предложение представляло несомненные выгоды.
Счастье на войне изменчиво – это Олег знал, зачем было испытывать судьбу и не соглашаться на то, что само давалось в руки. И он принял дары.
Для Олега были присланы изысканнейшие яства со стола самого императора.
Олегу вдруг показалась подозрительной эта услужливость недавних врагов. Знал он коварство греков.
Он предложил посланным первыми отведать присланных яств и напитков. Олег заставил их съесть всё, что прислал ему император, и убедился, что всё было отравлено: отведавшие присланных блюд умерли.
Только одного сохранил он, чтобы тот, придя в Царьград, рассказал, что хитрость не удалась.
– Это вовсе не Олег, – говорили в Царьграде, – это святой Димитрий, посланный Богом наказать нас!
И вот щит Олега прибит к вратам Царьграда. Слава киевскому князю. Олег удовольствовался только данью да тем, что уничтожил договор Аскольда и Дира и заключил новый.
Теперь не славянщина зависела от Византии, а Византия, гордая, недавно ещё так пренебрежительно относившаяся к Днепру, склоняется и дрожит при одной только мысли, что славянскому правителю вдруг придёт в голову разрушить все свои договоры...
– Слава князю нашему! – не смолкают крики в стане русских воинов. Но соскучилась и дружина по Днепру родному.
– Пора, князь, к домам! – говорили воеводы Олегу, – дружина скучает.
– И я про то ведаю! – отвечал Олег.
И сам Олег тоже по Днепру соскучился. Как там Игорь с княгинею своею молодою? Как они живут, в мире ли, в согласии ли?
Наконец все сборы были закончены. Взглянул Олег в последний раз на свой щит, что теперь на царьградских вратах красовался, и приказал выходить в море.
Только тогда облегчённо вздохнула Византия, когда последний парус в море скрылся...
С песнями весёлыми возвращались русские из этого похода.
В устье Днепра им встреча была приготовлена. Сам Игорь с молодой княгиней и почтеннейшими из киевлян навстречу Олегу вышел.
Увидал Олег Ольгу, глядит на неё и не верит глазам своим. Такой красавицы княгини и свет белый никогда не видал. Расцвела она, похорошела ещё более, а уже насчёт важности так и греческая императрица ей позавидовать могла бы: поступь плавная, голову высоко держит, а прикажет что, так каждый так вот и чувствует, что ослушаться нельзя.
Совсем княгиня, да и только.
При Игоре на Днепре, в отсутствие Олега, ничего не случилось серьёзного, а что если и было, со всем Ольга управилась, так что на благодатный покой, а не на смуту возвращался в Киев правитель Олег.
Даже Мал о себе слуху не подавал, уселся в своей Искоростени и никуда оттуда не показывался...
Почти под самым Киевом решил Олег в свой стольный город, как подобает князю, с великим торжеством войти.
Перешёл он с Игорем и отборною дружиною на берег; подали ему его любимого коня, который его много уже раз из опасностей выносил, сел на него князь и тронулся в недалёкий путь. Вдруг увидал Олег на дороге вышедшего из священной дубравы старого Перунова жреца.
Этот старик известен был немало; говорили, что наградили его боги способностью будущее предсказывать. Увидел его Олег – и вдруг пришло ему в голову: дай-ка и я спрошу, что со мной будет, как я жизнь кончу?
Никогда ещё старый норманн судьбы не испытывал, а вот тут решил попробовать.
– Старик! – крикнул он ему, – знаешь ты, кто я такой.
– Знаю! Ты Олег Вещий.
– Можешь ты сказать мне, что ждёт меня впереди? Когда я умру?
– Боги одарили меня этим даром!
– Так скажи же мне, что будет со мною?
Долго смотрел на Олега пытливым взором старый жрец и наконец вымолвил:
– Вижу, умрёшь ты!
– Вот сказал! – усмехнулся Олег. – Я и сам это знаю!
– И умрёшь ты от своего коня, – сказал предсказатель.
Задумался Олег.
«Может быть, и прав старик, – думал он, – но недаром меня зовут Вещим! Перехитрю я судьбу!»
– Эй, гридни!
Сбежалась на зов Олега княжеская прислуга.
Князь слез с коня и сказал:
– Возьмите его, хольте, но чтобы никогда, никогда не попадался он мне на глаза!..
Глава втораяНочь, тихая южная ночь опустилась над Киевом.
Всё давно уже смолкло, всё заснуло крепким сном. Даже псы в городе приумолкли. Тоже заснули, и неслышно их лая в тишине этой чудной ночи. Только Днепр плещется в своих берегах. Только он один бодрствует, не зная ни покоя, ни устали... Словно ждёт он кого-то и в ожидании своём трепетном ни на миг успокоиться не может.
А может быть, есть кого ждать великой славянской реке? Снёс он на своих волнах струги в Чёрное море и вот теперь ждёт не дождётся, когда возвратятся они.
Уже во второй раз томится Днепр в этом ожидании за то время, когда сменил князь Игорь умершего Вещего Олега. Мудр был Олег, но и он не смог перехитрить, богов. Исполнилось предсказание жреца. Погиб от своего коня правитель земли русской, и погиб тогда, когда менее всего мог ожидать гибели.
Ужалила его змея, выползшая из черепа любимого коня. Свершилась высшая воля... Спит Олег под могильным курганом на Щековице, спит и не встанет больше.
На столе киевском его племянник, сын названого брата, первого князя земли русской, Рюрика, – Игорь сидит.
Хорош князь, храбр и справедлив – всё это знают, а всё-таки не чета он своему предшественнику.
Храбрость храбростью, да это ещё не всё, что для князя нужно...
Если бы не было у него такой разумной княгини, как Ольга, не удержался бы он на столе киевском. Недаром Вещий Олег её Ольгою назвал.
Умер Олег, зашевелились было древляне со своим буйным Малом, Игорь медлить было стал, но по её совету поднял всё-таки дружины и «примучил» непокорных...
А то, что сам затевал, всё никуда не годилось. Вот хотя бы, когда в первый раз поднял он поход на Царьград. Пришло ему в голову себя прославить и свой щит так же, как и дядин, на ворота Царьграда повесить...
И вернулся ни с чем из похода...
В 941 году Игорь пошёл к берегам Византии; болгары дали весть в Царьград, что идёт Русь; выслан был против неё протовестиарий Феофан, который пожёг Игоревы лодки греческим огнём.
Потерпев поражение на море, руссы пристали к берегам Малой Азии и сильно опустошили их; но здесь они были разбиты патрицием Вардой и доместиком Иоанном, бросились в лодки и пустились к берегам Фракии, по дороге были нагнаны, опять разбиты Феофаном и с малыми остатками возвратились назад, к берегам Днепра.
Дома они оправдывались тем, что у греков какой-то чудесный огонь, точно молния небесная, которую они пускали на русские лодки и жгли их...
В Киеве, когда князь с пустыми руками, дружину свою растеряв, возвратился, долго-долго плач не смолкал. И не столько обижало киевлян, что князь их неудачу потерпел: ратное счастье переменчиво, а обида главная в том была, что сам князь духом упал: от всех прячется, будто совестно ему в глаза добрым людям смотреть.
– Полно горевать да прятаться, – говорила Ольга супругу, когда он засел в Вышгороде, боясь и глаза в Киев показать, – ничего из этого, кроме худа, не выйдет...
– Ох и не поправить беды такой.
– Как не поправить? Стоит умом только раскинуть, и всё понятно будет.
– Что делать, скажи?
– На Византию идти!
– Опять?
– Да, опять, подними поход, да не такой, как в этот раз; всю славянщину подыми, как Олег делал, ильменцев потребуй, печенегов найми и иди... Не пойдёшь, худо будет, свои поднимутся... Скажут, на что нам такой князь, которого даже и греки бьют... Послушай моего совета, поднимай снова поход.
Второй поход Игоря на Византию был в 944 году. На этот раз Игорь, подобно Олегу, собрал много войска – варягов, полян, славян, кривичей, тиверцев, нанял печенегов, взявши у них заложников, и выступил в поход на ладьях и конях, чтобы отомстить за прежнее поражение.
Корсунцы послали сказать императору Роману:
– Идёт Русь с бесчисленным множеством кораблей, покрыла всё море кораблями.
Болгары послали также весть:
– Идёт Русь, наняла и печенегов.
Тогда, по преданию, император послал к Игорю вельмож своих с просьбой:
– Не ходи, но возьми дань, которую брал Олег, дам и ещё к ней.
Император послал и к печенегам дорогие ткани и много золота.
Обо всём этом в Киеве скоро известно стало, но дальнейшие вести не приходили. Не знали киевляне, что с их князем: бьётся ли с византийскими дружинами, или взял дань.
А с устьев Днепра, из Корсуня, шли вести, будто князь киевский вновь разбит и вся дружина его уничтожена.
Эти слухи беспокоили Ольгу. Ясно понимала она, что многое зависит от этого похода. Вернётся Игорь с честью, никто ни на Днепре, ни на Ильмене и пошевелиться не посмеет. А если и снова неудача? Нет, уж лучше тогда Игорю и не возвращаться совсем. Не любят его и в Киеве, а в племенах и родах и подавно. Вот древляне – они даже и в поход не поднялись, а теперь их князь Мал сам зачем-то в Киев пожаловал, хотя в княжеский терем и не показывается, а всё-таки не уходит в свой Искоростень, будто ждёт чего...
Наконец, она почувствовала, что дальше не может выносить неизвестности. Она узнала, что у самого Днепра, в заповедной роще, недалеко от Киева, живёт варяжская ведунья, о которой все говорили, что она может предсказывать будущее.
К ней-то и решила обратиться княгиня.
Старую колдунью звали Гульдой. Ещё с Аскольдом и Диром пришла она на Днепр и поселилась здесь. Здесь она и жила в своей убогой лачуге, на берегу реки.
Из самого Новгорода, с Ильменя, приходили люди, чтобы посоветоваться с нею и узнать своё будущее. Старуха никогда не отказывала никому ни в советах, ни в предсказаниях. Когда какое-либо бедствие угрожало всему народу, выползала она из своей берлоги и появлялась в киевских стенах. Все уже знали: раз Гульда в городе – грозят беды. Она предсказала неудачу похода Аскольда и Дира, потом смерть князей. Во всё время правления Олега её не было в Киеве, но как только Игорь стал поднимать свой первый поход на Византию, она явилась и переполошила весь народ своим мрачным предсказанием. С этих пор слава её упрочилась ещё более. Везде в Киеве и на Днепре были уверены, что всё должно исполниться, что только сказала Гульда. Слова её были святы, и киевляне очень боялись, чтобы старая колдунья не явилась со своими предсказаниями, когда Игорь собрал свой второй поход на греков. Но Гульда на этот раз не выползла из своего убежища, и воины отправились в поход, убеждённые в своём успехе.
Ольга никогда не обращалась к Гульде ни за советами, ни с просьбами поворожить о будущем. Киевская княгиня не познала ещё Высшего Существа, да никогда и не думала познавать Его, но всё-таки относилась к Нему, этому Высшему, Неведомому Существу, с почтением и в душе глубоко презирала и Перуна, и других истуканов, видя в них не могучих властителей таинственных сил природы, а жалкое создание рук человеческих. Кроме того, от обращений к старой Гульде удерживал киевскую княгиню страх. Гульда никому и никогда не предсказывала хорошего. Все её пророчества были мрачны. Она как будто и знать не хотела того, что в жизни существуют не одно только горе, беды да несчастья, а есть и радость, есть и добро. Всё это словно не существовало для старой колдуньи, будто забыла она обо всём этом и сулила всему живущему одну только смерть.
Поэтому-то Ольге и не хотелось идти на поклон к ворожее.
И так тосковала она, и так разрывалось на части её сердце, чтобы мучить его ещё вестями о будущем горе...
Не раз Ольге её приближённые боярыни напоминали о Гульде.
– Ты бы, княгинюшка наша, – говорили ей, – чем понапрасну сердце томить, наведалась бы к Гульде.
– Боюсь я...
– Чего бояться-то... Не маленькая ты у нас, да и Гульда не кусается...
– Знаю я это, подруженьки милые, да вот я чего боюсь: только одно дурное Гульда предсказывает, а дурного у нас с князем и так видимо-невидимо...
– Ну, это ты, княгинюшка, судишь не так... Гульда дурное да беды всегда предсказываем, а когда хорошо человеку в грядущем, молчит она... Вот поэтому узнать и можно, что человека ждёт: напасть или радость.
Она всё же решила наведаться к старой колдунье.
Послала Ольга сперва к Гульде свою любимую боярыню Сфандру, жену Улеба, близкого боярина Игорева, чтобы узнала та, как и когда к старой прорицательнице киевская княгиня наведаться может. Та вернулась и сообщила, что будет Гульда ждать Ольгу в первую ночь новолуния, но непременно одну. Должна княгиня, если что узнать от неё хочет, прийти к ней тайно, чтобы никто, даже самые близкие, не знали, когда она пойдёт. Но позабыть должна была Ольга при этом, что она всевластная повелительница, должна прийти она, как самая простая смердка приходит, одна-одинёшенька, только на этом условии соглашалась старая Гульда приподнять пред княгиней завесу грядущего.
