Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 51 страниц)
Настало новолуние.
С утра дня, предшествовавшего ему, княгиня была точно сама не своя. Она, обыкновенно ласковая, приветливая, покойная, вдруг, казалось, без всякой причины начинала волноваться, сердиться, то вдруг затихала и глубоко задумывалась...
– Чтой-то с княгинюшкой? – беспокоились её близкие боярыни.
– Грустит о чём-то – туча тучей...
– Как не грустить! О князе ни слуху ни духу...
– Чего он в самом деле! Хоть бы весточку какую ни на есть послал...
– Да, может, княгиня-то что и получила от него...
– Был бы гонец из княжеской дружины – всем бы нам известно было.
– И в самом деле, никого в Вышгороде чужого не видно.
Вышгород был уделом киевской княгини и Ольге был отдан ещё Олегом в виде приданого. Впрочем, в Вышгороде княгиня бывала редко. Её присутствие необходимо было в Киеве. Когда Игорь ушёл в поход, Ольга перевезла в Вышгород своего маленького сына Святослава, при котором неотлучно находился его воспитатель воевода Свенельд, В Киеве за князя оставался сподвижник Олега скандинавский ярл Асмут, сумевший привлечь к себе сердца и преданность и буйных варягов, и славянских воинов.
Асмут и Сбенельд – варяг и славянин – были очень дружны между собой. Оба они, относясь холодно к Игорю, боготворили маленького Святослава.
Особенно любил мальчика, как своего сына, воевода Свенельд.
– Огонь, а не дитя, наш княжич, – говорил он, любуясь своим питомцем, – он будет истинным русским князем, наследником и достойным преемником Вещего Олега и славного Рюрика.
– Это и теперь видно, – подтверждал слова Свенельда Асмут, – наш Святослав – настоящий варяг... Он настоящий воин.
В самом деле, маленький Святослав в свои 12 лет был высок не по летам, с сильно развитой мускулатурой, высоким открытым лбом, ясным взглядом серых, выражавших ум и энергию, глаз, отрывистой речью, как бы и теперь уже свидетельствовавшей о привычке повелевать. Этот ребёнок невольно привлекал к себе сердца славян, и варягов.
– Вот перед кем будет дрожать Византия, как дрожала она перед Олегом, – говорили варяги, любуясь молодым князем, когда он вместе с Свенельдом проезжал по Киеву.
– Не в отца он у нас!
– Славу для славы, а не ради наживы будет любить!
Конечно, Ольга знала об этой любви к её сыну, и её материнское сердце могло только радоваться этому.
Собираясь к Гульде, Ольга намеревалась спроситл у неё и о будущем сына.
Как только наступил вечер, из ворот Вышгорода незаметно выскользнули две женские фигуры. Это были княгиня Ольга и Сфандра.
Лачуга Гульды стояла на полпути из Киева до Вышгорода. Там к самой воде спускалась роща вековых деревьев, и среди них стояла лачуга Гульды.
Не доезжая до жилища Гульды, Ольга спрыгнула с коня.
– Теперь я одна пойду, – сказала она Сфандре. – Подожди меня здесь...
Ольга оставила Сфандру и пошла, невольно поддаваясь очарованию тихой лунной ночи.
Вдруг послышались какие-то звуки.
Ольга стояла и слушала. Плавные звуки так и лились в душу. Прямо перед Ольгой возвышался невысокий холм, какие насыпались обыкновенно на месте погребения князей. На вершине этого холма стояло небольшое деревянное строение, осенённое восьмиконечным крестом.
Ольга сразу узнала это место.
«Это могильный курган над Аскольдом и Диром, – вспомнила она, – тут христиане; они, вероятно, совершают служение своему Богу, и мне нечего бояться... Эти люди кротки и незлобны. Они неспособны причинить зло. Я в полной безопасности, если бы даже они и увидали меня. Однако я заблудилась! Мне придётся довольно далеко возвращаться к Гульде».
Вспомнив о христианах, Ольга в тот же момент вспомнила и о том, кто оставил светлые воспоминания в её юности, – о старике Велемире. Ведь и он также был христианином! Теперь случай опять приводил Ольгу к этим людям.
Княгиня знала, что в Киеве живут много христиан. Никогда никаких смут и мятежей они не затевали, исправно платили подати, отдавали людей в княжеские дружины, и потому последователей Христа в Киеве не только не стесняли, но даже любили. Были они и при Олеге. Вещий правитель безразлично относился к вопросам религии.
Игорь точно так же относился к христианам, вернее, не обращал на них ни малейшего внимания.
Ольга всё это прекрасно знала. У неё давно уже было желание ознакомиться с учением, которому следовали эти люди. Теперь, когда Ольга очутилась так близко от храма христиан, ею овладело непреодолимое желание взглянуть, как они молятся. Ольга пошла к ярко освещённому храму. Она увидела, что он полон молящимися. Совершалась полунощница, и киевские христиане, отличавшиеся всегда богомольностью, никогда не пропускавшие никаких служб в своей единственной в то время церкви, заполнили храм.
Молившихся было так много, что церковь не могла вместить всех.
Княгиня, не боясь, подошла, но никто из молившихся не обратил на неё внимания, все были увлечены службою Тому, Кого они, познав ещё недавно, полюбили своими простыми сердцами.
Сперва Ольга хотела войти в храм, но что-то удержало её от этого.
«Зачем я буду смущать этих людей, – подумала она, – ведь они не идут к нам, когда наши жрецы приносят жертвы Перуну, Волосу... Они, поступая так, доказывают этим, что относятся с уважением к вере других, потому и я, княгиня, так же должна собою являть пример целому народу, отплатить тем же и им и не мешать им молиться, как предписывает им их вера».
Ольга остановилась около окна и заглянула внутрь храма.
Там царил таинственный полумрак, только яркие огоньки свеч, теплились перед ликами святых.
Но вот из алтаря показался священник. Раздался его тихий, в душу проникающий голос, и в тот же момент Ольга услышала стройное пение хора.
Невольно она сравнила богослужение христиан со служением жрецов Перуна, на котором часто ей приходилось присутствовать вместе с Игорем. Жрецы там бесновались пред безжизненными истуканами, грубыми, имевшими только отдалённое сходство с человеческими телами; там лилась кровь приносимых этим истуканам жертв, корчились в предсмертных муках жертвенные животные, слышались исступлённые клики жрецов, здесь не было ни истуканов, ни жертв, но чувствовалось незримое присутствие Высшего Существа, всецело располагающего всем живущим на свете. Здесь этот престарелый служитель христианского Бога говорил тихо, но голос его проникал в сердце. Словом, здесь всё в этом храме веяло сердечным миром, покоем, тишиной, здесь – это слышала княгиня – раздавались призывы не к кровавому мщению за обиды, а призыв к добру, к прощению врагов, к любви и молитве за них.
Княгиня почувствовала, как одно лишь присутствие на христианском богослужении вызвало благодарные слёзы на её глазах... Слёзы эти увлажнили её глаза и падали одна за другой с её ресниц. А вместе с этими слезами легко и отрадно становилось на сердце...
Ольге не хотелось уходить отсюда – так легко она чувствовала себя здесь.
«Завтра же прикажу позвать к себе этого христианского жреца, – подумала княгиня, – он будет говорить мне о Боге христиан и успокоит моё сердце».
Старая Гульда хотя и делала пред Сфандрой вид, что она очень мало интересуется посещением княгини Ольги, тем не менее была в сильном волнении.
– Урочное время проходит, – шептала она, – а её всё нет! Между тем она должна прийти, я знаю это, мне это сказали мои духи.
Гульда волновалась – Ольги не было. Старая колдунья не знала, что и подумать.
«Неужели мои духи обманули меня? – с нетерпением думала Гульда, – спросить их разве ещё раз?»
Она подошла к очагу, в котором тлел едва заметный огонёк.
Колдунья наклонилась к костру, раздувая в нём огонь, но в это мгновение раздались тяжёлые шаги, и кто-то вошёл в лачугу.
Гульда обернулась.
У входа стоял воин, богато одетый и вооружённый.
– Мал! – воскликнула Гульда, – зачем ты здесь?
Это был действительно древлянский князь.
Не было сомнения, что Мал и скандинавская ведунья не только были знакомы друг с другом, но и это их свидание не было неожиданным для Гульды. Старуха не испугалась его появления.
– Что тебе нужно, Мал?
– Ты обманула меня, колдунья, – хрипло, едва сдерживая дикое бешенство, сказал Мал. – Её нет...
– Она придёт!
– Когда?
– Скоро...
– Я не могу тебе верить...
Гульда усмехнулась.
– Я и не заставляю тебя... Не верь...
Её хладнокровие отрезвляюще подействовало на древлянского князя.
– Ты говоришь, что она придёт? – переспросил ещё раз он.
– Да!
– Стало быть, она будет моей?
– Нет...
– Этого не может быть... Я сказал, что она будет моею... Я люблю её, Гульда... Понимаешь ли ты, что это значит: я её люблю...
– И всё-таки она никогда не будет принадлежать тебе, князь!
– Тогда я её убью!
– И в этом ты бессилен...
– Нет, нет. Я упрям... Нет той воли, которая не склонилась бы предо мною...
– Есть такая воля...
– Скажи, какая?
– Высшая воля, и против неё не нам, жалким смертным, бороться.
– Я не знаю её... Я её не хочу знать...
– А между тем всё в мире подчиняется ей, слышишь, Мал, всё... И жалкие люди, и звёзды на небе, и червяк под камнем – всё повинуется этой воле, всё зависит от неё... Без неё ничто не свершается ни на земле, ни на небе, и не нам, жалким и ничтожным существам, бороться с нею... Ты хочешь овладеть женой киевского князя, ты говоришь, что любишь её и что нет ничего, что бы могло тебе помешать... Ошибаешься! Жестоко ошибаешься... Слушай, что говорит тебе старая Гульда, которой свыше дан дар предвидения. Ты никогда не добьёшься своего. Ты никогда не получишь этой женщины, но из-за твоего безумного желания много прольётся крови в твоей земле... Ты теперь знаешь это и всё-таки спешишь к печальному концу, потому что тебе это суждено... Но тихо!.. Она идёт сюда...
– И ты увидишь, что вопреки всем твоим предсказаниям будет, как я хочу! Прощай!
Киевская княгиня всё-таки решила идти к Гульде.
Как не хотелось идти Ольге из этого радостного света в тьму, олицетворением которой была Гульда! Она бы так вот и осталась здесь, начала бы беседу о том, что теперь её интересовало, но влечение к земному было всё ещё сильно в ней. Заботы о супруге, ушедшем в поход, одолевали её, и она пошла.
«Что может сказать мне эта Гульда? – размышляла княгиня, – говорят, что она предсказывает только дурное, и неужели я иду только для того, чтобы услышать ужасную весть? Если Гульда не скажет ничего дурного, стало быть, всё благополучно... Игорь жив и возвращается в Киев со славой. Я узнаю от Гульды по крайней мере это».
Чем ближе подходила она к жилищу ведуньи, тем всё более и более страх овладевал её душой.
У самой лачуги ведуньи Ольге показалось, что мимо неё промелькнула какая-то тень.
– Я пришла к тебе, Гульда, – сказала княгиня, входя в лачугу ведуньи, всего только за несколько мгновений до того оставленную Малом.
– Вижу, милости просим, – отозвалась Гульда, – давненько ты у меня не была.
– Да... Но ты не сердишься на меня за это?
Гульда захохотала.
– Чего мне сердиться! Разве я не знаю, что к Гульде идут только тогда, когда в ней имеют нужду, без этого же никто никогда не заглянет к бедной старухе. Все вы так, и ты не первая и не последняя.
– Если ты сердишься, прости мне и скажи...
– Погоди, – остановила её Гульда, – ты хочешь знать, вернётся ли Игорь...
– Да!
– Я ничего не скажу тебе об этом. Духи отказываются мне служить тут, не их дело вмешиваться в вашу жизнь... Но они будут говорить про тебя...
Сердце Ольги наполнилось радостью. Гульда отказывалась ворожить ей о муже, стало быть, из этого можно заключить, что Игорь вернётся и что поход его на этот раз будет счастлив.
Княгиня хотела было отказаться от дальнейшей ворожбы: ведь она и пришла-то сюда, чтобы узнать только это. Она было встала, но Гульда остановила её.
– Постой, не уходи... Или ты не желаешь знать свою судьбу?
– Зачем мне испытывать богов...
– Княгиня, ты первая у меня отказываешься взглянуть в тайны грядущего, мне открытые, но если ты не хочешь знать этих тайн, я хочу показать тебе их. Помни, здесь не твой вышгородский или киевский терем, здесь я приказываю, и никто не смеет меня ослушаться. Останься!
Голос Гульды звучал так повелительно, и она покорно промолвила:
– Говори!
– А, ты теперь согласна, – засмеялась колдунья, – но не бойся, следи лучше внимательно за тем, что я буду делать.
Она подошла к костру и бросила в огонь какой-то корешок. Мгновенно вспыхнул под котлом ослепительно яркий свет. Ольга невольно закрыла лицо руками и отшатнулась; в то же самое время из котла повалил густой пар. Гульда и в него что-то тоже бросила. Всё скрылось в клубах пара. Ольга не видала ни прорицательницы, ни её лачуги, она только слышала её голос, ставший вдруг юношески звонким, да видела, как то и дело вспыхивают небольшие ослепительно яркие огоньки, мгновенно погасшие, чтобы через мгновение вспыхнуть в новом месте с прежней силой.
– Духи, подвластные мне, духи земли, – кричала Гульда, – приказываю вам явиться на зов мой! Где бы вы ни были, явитесь! Я желаю знать, что будет с этой робкой и дрожащей женщиной, желающей знать, что ждёт её в грядущем.
Странные свист, рёв, вой вдруг раздались в клубах делавшегося всё более и более густым пара.
Тотчас снова зазвучал голос колдуньи:
– Вы пришли! Вы покорны мне по-прежнему, так исполните же приказание моё.
Ольга, не смея тронуться с места, перепуганная, вдруг увидела, как пар, только что бывший беловатым, вдруг принял красный оттенок. Ведь это была кровь... море крови... кровь везде – и ей показалось, что в эти мгновения она так и купается в этой крови...
Вне себя от ужаса Ольга вскрикнула:
– Смотри! Смотри! – прозвучал голос Гульды.
Море крови разом исчезло.
Перед Ольгой явилось новое видение.
Она увидала пред собой в клубах дыма что-то очень знакомое. Невероятно яркий свет вдруг прорвал клубы пара, и Ольга увидала перед собой символ спасения христиан – крест... Свет был так ярок, что княгиня не выдержала и пала ниц перед ним, и в то же время до её слуха откуда-то совсем издалека донеслось стройное пение христиан.
– И здесь ты побеждаешь! – послышалось восклицание Гульды, – что же, Тебе, Бог христиан, суждено победить и Одина, и Перуна, я давно знала это...
– Что это значит? – поднявшись с колен, спросила Ольга, – Гульда, скажи мне, что должно случиться?
– Не знаю...
– Но тебе известно всё...
– Ты видела сама... Уходи от меня!
– Гульда! Я награжу тебя. Требуй сама, чего ты хочешь, я тебе отдам всё...
– Уходи! Я не знаю ничего!
– Но зачем же ты показала мне моё будущее... Чья кровь, которую я видела?..
– Узнаешь сама... Уйди, уйди! Разве ты не видишь, как мне тяжело... Пожалей меня...
В самом деле, прежней Гульды нельзя было узнать в этой дрожащей старухе.
В изнеможении Гульда упала на связку трав в углу своей лачуги и скорее простонала, чем выговорила прежнюю просьбу:
– Уйди.
– И ты ничего не скажешь мне?
– Нет! Нет!
– И даже потом...
– Я и теперь ничего не помню... Уйди...
Ольга поняла, что ей ничего не удастся добиться от этой старухи.
– Прощай, Гульда! – произнесла она, – я пришлю тебе мои дары.
– Мне от тебя ничего не надо, я ничего не возьму от тебя, – простонала Гульда, – я не могу ничего взять...
Но княгиня уже не слышала этих слов.
С каким наслаждением она вдохнула теперь свежий ночной воздух. Голова её не болела, только сердце билось, и билось так сильно, что Ольге казалось, будто она слышит его биение.
Рассвет был близок. Она могла дойти до Киева, что же из того, что она уже чувствовала себя усталой? В Киеве у неё есть, где отдохнуть, не блуждать же в самом деле по лесу, дожидаясь, пока взойдёт солнце.
Она пошла вперёд по той же тропинке, которая привела её сюда от Аскольдовой могилы. Но не успела княгиня выйти из леса, как какой-то человек вдруг преградил ей дорогу.
– Кто это? – едва нашла она в себе силы выговорить.
– Я! – раздался в ответ ей голос, – я, Мал, древлянский князь!
– Это ты? Отойди, иначе ты жестоко поплатишься! – Ольга оттолкнула его.
Мал, не ожидая этого, не удержался на ногах и упал.
Ольга стрелой помчалась по лесу. Страх придавал ей силы; она слышала, как с проклятиями поднялся Мал и пустился следом за ней.
– Всё равно не убежишь! – задыхаясь, кричал он.
Ольга вдруг вспомнила о храме на Аскольдовой могиле.
Собрав последние силы, она кинулась к храму христиан.
Служба в христианском храме заканчивалась, когда ночную тишину нарушили отчаянные крики преследуемой древлянским князем Ольги.
Среди христиан были и воины, оставленные с воеводой Асмутом для охраны киевской земли. Они поспешили на призыв о помощи.
Древлянскому князю оставалось несколько прыжков до своей жертвы; когда Ольга вдруг оказалась окружённая рослыми, сильными мужчинами в воинских доспехах.
Мал заревел, как дикий зверь, и с обнажённым мечом кинулся было на неожиданных защитников своей жертвы. Но вид воинов, принадлежавших киевской дружине, образумил его.
– Эй, вы, – закричал он воинам, – приказываю вам уйти...
– Приказываю вам схватить этого человека, – в свою очередь закричала Ольга, – неужели вы не узнаете меня?
– Княгиня наша! – послышались восклицания.
– Да, я ваша княгиня. Берите же его...
Но, прежде чем воины тронулись исполнять приказание княгини, Мал успел убежать.
– Твоя взяла, – крикнул он издали, грозя Ольге кулаком, – но помни, за это поплатится мне Игорь...
С этими словами он скрылся в лесу.
– Княгиня, как ты очутилась здесь? – заботливо спрашивали Ольгу подоспевшие из храма женщины.
Но Ольга так была потрясена, что не могла даже ответить на эти вопросы.
– Отведём её в дом нашего пресвитера, – предложил кто-то, – там она успокоится, придёт в себя.
Ольга была в полузабытьи, когда её внесли в дом священника христианского храма на могиле Аскольда и Дира.
Благодаря заботам священника и его домашних она скоро пришла в себя. С удивлением смотрела она на незнакомого старца, с самой любящей заботливостью ухаживавшего за ней.
– Кто ты, старик? – спросила она.
– Недостойный служитель Бога живого, Василий, – было ответом.
– Ты христианин?
– Да, свет истины озарил меня... Но скажи мне, – я знаю, что ты княгиня киевская Ольга, супруга нашего могущественного князя Игоря, – как ты попала в глухую ночную пору сюда и кто обидел тебя?
Ольга вспомнила всё случившееся. Кровь прилила к её голове, вся она так и затрепетала в порыве гнева.
– Ах, этот Мал... – заговорила она, – он, он оскорбил меня... Скажи, старик, как мне отомстить ему?
– Ты говоришь о мести? Ты хочешь мстить?
– Да!
– И просишь меня научить, как отомстить обидчику?
– Да, да... Говори скорее, я жду...
– Прости ему!
Княгиня в недоумении взглянула на старика, потом рассмеялась.
– Или я не понимаю тебя, или ты, старик, сошёл с ума, – сказала она, – я спрашиваю, как отомстить врагу, а ты...
– А я указываю тебе на самую ужасную месть, какую только может придумать человек... Прости твоему врагу, и он почувствует себя гораздо более несчастным, чем если бы ты приготовила ему самые ужасные муки... Только одно может быть отмщение – это прощение, это воздаяние добром за зло. Только такое отмщение достигает своей цели... Ты предашь врага своего мукам – это не доставит тебе радости. Может быть, ты и будешь думать, что поступаешь справедливо, но в то же время тайный голос – голос твоего сердца, голос твоей совести – будет говорить тебе до конца твоей жизни: «Не права ты, не права ты, только тело твоего врага чувствовало мгновенные муки, а сам он даже до последнего конца своего чувствовал себя правым, потому что своими муками расплачивался за те, которые причинил тебе, и враг твой умирал с ненавистью к тебе, а если бы он простил тебя в такое время было бы тяжело не ему, а тебе...»
– Вы все так, христиане, толкуете, – перебила его Ольга.
– Мы стараемся и поступать так. Так завещал Спаситель наш, Сам принявший муку и окончивший дни Своей жизни на кресте среди ужасных мучений.
– Да, да... Я знаю про это! – проговорила как бы в забытьи Ольга.
Ей вспомнился Велемир, потом то, что видела она в лачуге Гульды.
– Пожалуй, что и хорошо быть христианином, – со вздохом проговорила она.
– Кто тебе мешает последовать за Христом, княгиня?
– Я не могу... Ты говоришь, что нужно за обиды мстить прощением, а я чувствую, что ещё не в силах поступить так. Если попадётся мне этот Мал, я прикажу разметать его по полю конями или раздёрнуть между деревьями, а простить его я не могу... Лгать же и притворяться не могу тоже. Что это было бы, если бы я простила притворно, а в сердце моём оставалась бы прежняя злость?
Старик вздохнул.
– Что делать, не пришло ещё твоё время; но хочется мне верить, что и ты, сломив свою гордость, падёшь перед крестом Господним.
– Что ты сказал? – спросила Ольга, с изумлением взглядывая на служителя христианского Бога.
– Я сказал, что и ты ниц падёшь перед крестом, станешь христианкою.
«Неужели это и значит то, что не хотела объяснить мне Гульда. Ведь мне явился крест христиан, и я действительно пала пред ним ниц».
Более она ни о чём не стала спрашивать старика.
