Текст книги "Варяги и Русь"
Автор книги: Александр Лавров (Красницкий)
Соавторы: Франц Добров
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 51 страниц)
А Ольга между тем приближалась к цели своего путешествия. Ирина не покидала её и всеми силами поддерживала в ней бодрость и жажду света истины.
Но вот и Царьград...
Однако произошло нечто такое, что едва не заставило киевскую княгиню возвратиться обратно.
Ольга ожидала, что её встретят здесь как желанную гостью... Увы! Её даже не пустили в город.
Едва её струги показались в виду Константинополя, вход в гавань был закрыт цепями, и Ольге пришлось остановиться.
Правда, скоро появился придворный с требованием подать подробную запись с именами тех, кто хотел войти в город.
– Зачем это? – спросила Ольга.
– На основании договора с киевским князем Игорем.
Ольга, уважавшая договоры, сначала покорилась этому требованию, но прошёл день, другой, третий...
Это было уже оскорблением, и свита киевской княгини начала роптать.
– Чего мы здесь встали? – раздавались голоса.
– В самом деле, чего? Воды, что ли, не видали?
– С добром пришли, а они нас вон как воротят.
– Да и то сказать, княгиню и узнать нельзя: будто не та стала.
– Верно, смиренная.
– Захотела веру переменить и сама вся переменилась...
– Тряхнуть бы стариной да и показать бы, что значит киевскую княгиню задерживать...
– Святослав ничего не знает!
– То-то и оно...
Гордость всё сильнее и сильнее говорила в душе Ольги. Ольга понимала, что подобным унижением она роняет себя в глазах своих, подрывает уважение и к сыну, и княжеской власти.
– Вот что, Ирина, – обратилась Ольга к вдове Аскольда, – любила я тебя и теперь люблю, а всё-таки, если ты хочешь здесь остаться, так сходи на берег...
– А ты? – воскликнула Ирина тревожно.
– Я домой, – сухо проговорила Ольга, – в Киев...
– А крещение?
– Не надо...
– Как же так?
– Да так... Я им вместо себя Святослава с дружиною пришлю. Пусть крестят! Да и сама с ними вместе, быть может, пожалую... А ежели ты желаешь со мной в Киев вернуться, так я рада буду...
Ирина тотчас же сошла на берег и добилась, чтобы её допустили к патриарху.
– Святейший! – воскликнула она, даже не подождав благословения. – Что хотите вы сделать?
– А что?
– Ольга и киевские славяне, что пришли с нею, уходят... И княгиня, и они обижены...
– Говорил я им, – застонал он, – говорил, чтобы не очень натягивали струны. Нет, не послушались!..
– Ольга уйдёт, и душа её останется непросвещённою! – продолжала Ирина.
– Да, да... Это правда! Что она говорит?
– Говорит, что возвратится со Святославом...
– Возвратись к киевской княгине, сестра моя, – произнёс патриарх после недолгого размышления. – Действительно, нельзя отпустить язычницу, не просветив её погрязшую во тьме душу светом истинной веры. Постарайся удержать её, хотя бы ненадолго... Это необходимо. Будь уверена, что твои труды не пропадут и притекающая ко Христу заблудшая овца будет принята в стадо верующих.
Много трудов стоило Ирине отговорить Ольгу от немедленного отъезда.
В это время патриарх успел доказать Елене и Роману, что страшная опасность грозит столице Византии, если киевская княгиня уйдёт назад, не приняв святого крещения.
В тот же день Ольге были присланы богатейшие дары, открыта была гавань, и посланцы самого императора униженно просили киевскую княгиню осчастливить град Константинополь своим посещением...
Однако ни дары, ни униженные просьбы посланцев не тронули Ольгу.
– Когда кто хочет залучить в свой дом гостя, – сказала она явившемуся к ней с приглашением великому логофету, одному из высших сановников, – тот является звать его сам, а не посылает для этого своего холопа!
Слова Ольги были немедленно переданы императору, императрице и их наследнику.
Им оставалось только подчиниться столь ясно выраженному Ольгою требованию и самим явиться звать гордую гостью. Исполнить это вызвался Роман.
Во всём своём блеске явился он на славянский струг и просил Ольгу посетить Царьград.
Однако Ольга не сразу сдалась на его упрашивания.
– Домой нужно спешить, – отговаривалась она, – я и то у вас сколько пробыла... Дома-то сын ждёт... Уж мы лучше вместе в Царьград придём...
Но благодаря Ирине Ольгу удалось уговорить, и она переселилась в императорский дворец.
Патриарх Полиевкт стал готовить её к принятию святого крещения.
Роман ежедневно бывал у Ольги. Однажды, беседуя с киевской княгиней, он намекнул, что она, если пожелает, то может стать его женой...
Ольга с удивлением посмотрела на наследника византийского престола, но ответила уклончиво.
– Вот хочу я принять святое крещение, – сказала ему Ольга, – нужен мне восприемник...
Ольга приняла крещение от патриарха Полиевкта, восприемником её купели был Константин Порфирогенет. В крещении она получила имя Елены в честь императрицы Елены, супруги её крестного отца. Это знаменательное событие произошло в девятый день сентября, и Ольга оставалась в Царьграде ещё до 18 октября.
Вот как описан приём Ольги императором после принятия киевской княгиней крещения.
Великий логофет ввёл её и всю её свиту в посольскую залу, где на золотых креслах восседали Константин и Роман, окружённые блиставшими великолепием своих одежд царедворцами.
После недолгого разговора с императором Ольга была проведена в одно из дворцовых зданий, носившее название Авугустеона, и здесь ожидала императора, который провёл её к императрице, с которой княгиня некоторое время провела в беседе. Вместе с императрицею и всем императорским семейством проследовала она во внутренние покои, причём при прохождении её все, даже принадлежавшие к семье императора, кланялись ей до земли, она отвечала на эти поклоны лишь кивком головы. Затем в Юстиниановой зале, одной из великолепнейших зал императорского дворца, был парадный обед, за которым император и императрица сидели на троне, Ольга же вместе со своими за особым столом. Во время обеда играла музыку, пел придворных хор. После обеда гостья одарена была золотыми монетами и драгоценными камнями.
Также происходило и вторичное чествование Ольги пред её отъездом.
Крещение святой Ольги помогло утвердиться христианству на Днепре. Отсюда оно пошло ещё далее, на север, и таким образом исполнилось пророчество, произнесённое за девять с половиною веков до того Первозванным апостолом Андреем, который, обходя языческие страны, благословил киевские надбрежные высоты и пророчески предсказал, что отсюда будет распространяться по всем окрестным землям великий свет Христовой истины...
Несмотря на то, что княгиня Ольга была окружена блестящей знатью византийского двора, она продолжала оставаться верною своей привязанности к Ирине. Они не расставались.
– Как ты себя чувствуешь теперь? – спрашивала Ирина. – Отступила ли от тебя тоска твоя?
– Да, благодатный покой посетил меня...
– Рада я за тебя, княгиня! – сказала Ирина. – Теперь тебе большое дело предстоит...
– Какое?
– О подвластных твоих подумать. Их души спасти от языческой скверны... То ли не заслуга будет пред Господом!
Ольга печально покачала головой.
– Боюсь я, – сказала она.
– Чего?
– Да того, что не будет успешно это моё дело, если я примусь за него...
– Кто же тебе помешает?
– Не пойдёт народ за мной... Мужская тут воля нужна, а Святослава мне не склонить на такое дело... Народ же за Святославом только и пойдёт...
– Тогда, княгиня, впереди у тебя будет другое дело, и оно, без сомнения, удастся тебе.
– О чём ты говоришь, Ирина?
– А вот о чём. Жизнью своею благочестивою, христианскою, смирения и любви полною, должна показать ты народу своему, что счастие ждёт тех, кто просвещается светом великой истины Христовой. Ты должна подготовить своим примером наш Киев к тому, чтобы распространялось в нём учение Христово... Пусть не по силам тебе будет склонить отпасть от поклонения идолам сына твоего, тогда внукам твоим внуши начала веры...
– Ох, Ирина, – тяжело вздохнула Ольга, – боюсь, что и в этом не успею я...
– Быть того не может, княгиня... Что воспрепятствует тебе в этом?
– Трое сыновей у Святослава. Старшенький внук мой, Ярополк, уже к отроческим годам приближается, не в отца своего он пошёл, а в мать, ляшскую королевну, нет у него бодрости душевной, переменчив он и только о забавах думает, второй – Олег, тот годами за Ярополком тянется, тоже не будет он меня слушать...
– А третий твой внук? – спросила Ирина.
– Владимир?
– Да, Малуши Любечской сын?
– Так он ещё в люльке качается...
– Вот его и возьми на своё попечение. Пусть хотя он при тебе будет, об его душе позаботься... Ежели в малых летах возжешь ты в его душе светоч веры Христовой, так разгорится он в яркое пламя, когда Владимир в зрелые годы придёт... Просветишь его, так и то велико твоё дело будет...
Наконец назначен был день отплытия княгини.
Незадолго до этого Ольгу известили, что император желает беседовать с ней. Она приняла это приглашение, и в покое, куда ввели её, увидела не только Константина, но и Романа. Тут же находился и патриарх Полиевкт.
Прежде чем призвать к себе киевскую княгиню, Константин беседовал с Романом, патриарх во время её отсутствовал.
– Помнишь, великолепный, что я говорил тебе, – первым начал разговор Роман, – ещё тогда, когда пришло известие о том, что Ольга идёт к нам?
– Да, я помню, но с тех пор ты не обмолвился ни одним словом, и я даже теперь не знаю, в чём твоя тайна...
– Ныне пришло время, и я открою тебе её.
– Говори, я слушаю...
– Помнишь, я спрашивал тогда, каков я, не так ли?
– Да, ты предлагал такой вопрос.
– И вот почему... Явилась у меня тогда мысль, что, если бы Ольга стала моей женой, Византия много выиграла бы от этого.
– Роман, что ты говоришь! – воскликнул Константин.
– Что же? Разве это невозможно?
– Ты и она...
– Ты хочешь сказать, что я молод, а она стара...
– Хотя бы это...
– Лета ничего не значат: Берта-Евдокия была тоже намного старше меня...
– Но всё-таки она была моложе Ольги.
– Я готов принести себя в жертву. Этого требуют интересы моей родины.
– А Феофано?
– Она подождёт... Что ты имеешь ещё возразить?
– Ничего, если ты твёрд в своём решении.
– Да, я твёрд. Теперь что ты скажешь мне? Как ты находишь мой план?..
– Он гениален... в самом деле, выгода от этого брака была бы большая... Но почему ты молчал?
Роман скромно потупился.
– Я люблю действовать наверняка... Святославу смерть грозит всегда. Если бы Ольга стала моей женой и он был бы убит в какой-нибудь битве, то вся Русь перешла бы к Византии, и мы не только были бы ограждены от набегов северных варваров, но даже имели бы постоянный и неистощимый источник для пополнения наших ратей... Мы бы приобрели столько закалённых в боях воинов, что легко могли бы подчинить Византии отпавший от неё Старый Рим, а вместе с ним и все те народы, которые теперь зависят от него. Тогда была бы опять единая, нераздельная Византия, властительница всего мира... Ради этого я готов принести себя в жертву и назвать Ольгу своей женой.
– И ты говорил об этом с ней?
– Говорил.
– Что же она?
– Согласна!
– Она сама сказала тебе это?
– И не только сказала, но даже высказала то, что я говорю теперь тебе.
– Вот как. Тогда поздравляю тебя...
– И тебя также... Разве моя будущая слава не прославит в то же время и твоё царствование?
– Принимаю твоё поздравление... Но почему же она тогда собирается уезжать?
– Может быть, это просто женская уловка...
– Тогда мы должны спросить её решительно...
– Я только этого и хочу. Вот Полиевкт. – Указал Роман на входившего патриарха. – А я уже приказал от твоего имени позвать сюда Ольгу.
Он не успел известить патриарха о том, что должно произойти во время беседы с киевской княгиней. Обоим им, и в особенности Роману, очень хотелось показать мудрому старцу, что они и без него могут решать всякие дела.
– Ты хочешь, узнал я, покинуть нас? – спросил Константин, когда вошла Ольга.
– Да, пора уже... Загостилась я у вас... О своём доме соскучилась...
– Так скоро?
– В гостях-то хорошо, – ответила своей обычной уклончивой фразою Ольга, – а дома всё-таки лучше.
– Ты говоришь это справедливо, но скажи: помнишь ли ты один твой разговор с Романом?
– Мы часто говорили с ним... Напомни мне, о чём был наш разговор?
– Он предлагал тебе стать его женой... Помнишь?
– Помню...
– И ты согласилась на это?
– Ты прав, я согласилась...
Роман бросил выразительный взгляд на императора. Патриарх Полиевкт с нескрываемым изумлением прислушивался к их разговору.
Он хотел что-то сказать, но Роман перебил его.
– Так как же ты уезжаешь, – воскликнул он, – не назначив по крайней мере дня нашей свадьбы?
Ольга всплеснула руками, услышав эти слова.
– Да, да, – поддержал своего наследника Константин, – и я тебя прошу об этом. Но что значит твоё удивление? Назначь день, и мы отпразднуем его великолепным торжеством.
– Да что ты, император, – воскликнула Ольга, – опомнись, какая свадьба?
– Но ведь ты же согласилась на брак с ним? – удивился Константин.
– Да, согласилась!
– Что же тогда мешает?
– Да ты вспомни, кто ты мне? Ведь ты воспринимал меня от купели, ты мой крестный отец, а Роман, стало быть, мне брат... Разве у христиан женятся братья на сёстрах?
Эффект, произведённый её ответом, был поразительный.
Молодой легкомысленный Роман не выдержал и громко рассмеялся. Патриарх Полиевкт, глядя то на Константина, то на Романа, укоризненно качал головой, император некоторое время не мог вымолвить ни слова.
– Ты перехитрила нас, женщина, – только и смог он сказать, когда дар речи возвратился к нему.
Ольга возвратилась на Днепр.
Пресвитер Григорий стал её духовным отцом.
Святослав, любивший и почитавший мать, уступая её просьбам, воевал только с печенегами, ходил покорять яссов и ятвягов, но Византию оставлял в покое, хотя не скрывал, что после смерти Ольги он сейчас же отправится на Дунай.
Ольга, помня советы Ирины, приняла на своё попечение малютку Владимира, и он, находясь всегда со своей мудрой бабкой, присутствовал и при её беседах с Григорием, и даже нередко бывал на христианских богослужениях, усердно посещаемых начавшею уже стареть киевскою княгинею.
Византийские властители, не видя с её стороны намерения поспешить с заключением договоров, решили напомнить киевской княгине об её обещаниях.
К Ольге из Византии было прислано посольство, которому император приказал сказать киевской княгине:
– Я тебе много дарил, потому что ты говорила мне: «Вот возвращусь я на Русь и пришлю тебе богатые дары: рабов, воску, мехов и пришлю тебе и войско на помощь». Когда же вспомнишь ты это?
Ольга велела ответить императору:
– Когда ты столько же постоишь у меня на Почайне, сколько я стояла у тебя в гавани цареградской, тогда дам тебе обещанное...
ЧАСТЬ ВОСЬМАЯ.
ПЕРЕД РАССВЕТОМ
IКнязь Святослав Игоревич возвращался из похода. Он был не из удачных. Княжеская дружина сильно поредела. Много воинов полегло на берегах Дуная, но ни князь Святослав, ни его соратники над этим не печалились. Как-никак, а всё-таки они из всех боев вышли победителями и возвращались на родимый свой Днепр по доброй воле.
Был уже близок и желанный отдых. Дружина киевского князя, пройдя морем из Дунайских гирл в устье Днепра, теперь поднималась вверх по течению реки.
Струги двигались медленно: трудно было грести против сильного течения. Близость Киева заставляла гребцов забывать усталость; они взмахивали вёслами, не обращая внимания на пот, градом катившийся по их щекам. Испарина вымочила их рубахи, жар томил, но никто из гребцов даже и не думал оставить весла.
Святослав сам был для всех примером неутомимой выносливости. Он шёл на передовом струге и правил его кормовым веслом. Князь сидел на кормовом возвышении, ни на мгновение не выпуская из рук тяжёлого «правила», которым он так искусно управлял. Судёнышко скользило по волнам, не уклоняясь от прямой, будто заранее проведённой по Днепру, линии.
Как и все обитатели Крайнего Севера, Святослав был русоволос. Густые, нависшие над запавшими глазами брови были седы, длинные усы, словно змеи спускавшиеся на грудь князя, также были тронуты сединой; клок волос, единственно остававшийся на выбритой голове, выцвел под лучами солнца.
Ближе всех к Святославу, на корме, полулежал, опираясь на подогнутую руку, совсем молодой воин. В чертах его красивого лица было отдалённое сходство с чертами лица Святослава. Голубые глаза его смотрели ласково и весело; иногда на губах красавца вдруг появлялась весёлая улыбка, делавшая его ещё более привлекательным, ещё более милым. В чертах этого юноши уже проглядывала почти чистая славянская кровь, только немного сдобренная кровью холодного сурового Севера.
Это был младший из сыновей Святослава – Владимир, любимый воспитанник матери своего отца, княгини Ольги.
Мало обращал суровый отец внимания на этого своего сына. Он как будто не замечал Владимира, пока тот был ребёнком. В то время, как старших своих сыновей он, лишь только поднялись они на ноги, стал приучать к трудностям походной жизни, учил проводить дни на коне, брал с собой на охоту, Владимир словно ускользал от его внимания. Когда Святослав бывал у матери в тереме, напрасно старалась княгиня Ольга показать своему сыну любимого внука. Святослав холодно смотрел на мальчика и равнодушно отворачивался от него.
Такая холодность беспокоила престарелую княгиню. Как-никак, а Владимир вместе с другими братьями всё-таки являлся наследником. Ольге страстно хотелось, чтобы именно её любимец, а не другие сыновья Святослава, стал великим князем киевским, но при всей своей мудрости и изворотливости княгиня не знала, как это сделать, и заботилась пока только о том, чтобы Святослав не обошёл Владимира при наделении своих наследников уделами.
«Забудет он его, видит редко, – сокрушалась Ольга за своего любимца. – А он из всех внуков лучший!»
Ольга в то время уже была в преклонном возрасте. Вся нежность, на которую она была способна, обратилась теперь на внука. Ольга видела в нём обиженного, и своей нежностью стремилась возместить то, в чём отказывал ему отец.
Но вдруг всё изменилось. Святослав, посетив как-то престарелую мать, заметил сына.
Владимир в то время был уже юношей. Высокий, статный, красивый, он произвёл впечатление на отца. Святослав был мечтателем; это была богато одарённая натура, жаждавшая сильных ощущений.
– Вырос, поднялся, – говорил Святослав, – за дело пора!
Ольга ясно увидела, что во взоре сына отражается не обычная холодная суровость, а тёплая, нежная ласка.
– На твоих глазах поднимался малый, – произнесла она.
– Спасибо тебе мать, такого молодца ты мне вырастила! Только он, быть может, молодец-то только с виду.
Лицо присутствовавшего при этом разговоре Владимира вдруг так и запылало ярким румянцем. Лоб нахмурился, глаза сверкнули недобрыми огоньками.
– Прежде испытай, батюшка, – твёрдо произнёс он, – а потом уже и охаивай, а себя в обиду я никому не дам.
Святослав засмеялся.
– Ого, какой... волчонок! – сказал он.
– Твой он сын, твой, – вступилась за любимца Ольга, – твоя кровь!
– Знаю! Только рос-то он меж женщин, этого боюсь.
– Сам виноват!
– Теперь поздно говорить, кто прав, кто виноват, – нахмурился князь, – а попытать попытаю, каков он...
С этими словами отец махнул рукой, подавая сыну знак, чтобы он оставил его наедине с матерью.
Владимир поклонился отцу и ушёл. Святослав и Ольга остались одни.
Святослав, оставшись наедине с матерью, некоторое время молчал, не решаясь начать разговор.
– Вырос сын Малуши, – наконец вымолвил он. – Спасибо тебе, мать, это ты подняла мне его.
Святослав заметил, какое впечатление произвели его слова, продолжал:
– Боюсь только, не обратился ли он и сам в женщину, живя между женщинами.
– Посмотри прежде, а потом и говори, – воскликнула она, – сказано ведь тебе...
– Я так и сделаю, мать, так и сделаю!
Святослав засмеялся. Ольга посмотрела на него. Она поняла, что сын уже принял решение относительно её любимого внука.
– Что ты задумал? – воскликнула она.
– Посмотрю, каков сын Малуши, – отвечал Святослав, – Ярополком я доволен, Олегом тоже. Молодец! Я ему отдам древлян, – Святослав беззвучно засмеялся, – а о Владимире у меня свои думы... Посмотрю, каков он, да и пусть принимается за дело... Я, мать, может быть, отдам ему Новгород, если только он окажется достойным.
– Новгород? Владимиру! – воскликнула Ольга.
– Отчего же ему не сесть в Новгороде?
– Святослав, он так юн ещё!
– Я дам ему Добрыню в пособники.
– Новгород и вся Ильменская земля полна язычников.
– Я забыл, мать, что ты уже христианка.
– Да, я христианка, и молю Господа моего, чтобы он и тебя просветил, чтобы и ты стал христианином. Святослав, крестись, умоляю тебя!
Князь покачал головой и сказал:
– Нет, мать, не будет этого, быть не может!
– Отчего?
– Поздно, мать... Потом же я задумал одно дело.
– Скажи какое, сын?
– Мне Киев давно уже скучен, я не хочу оставаться в нём. Простору здесь мало, воли мне мало.
– Что же ты думаешь?
– Уйду с Днепра!
– Куда?
– На Дунай! Там простор, приволье.
Ольга покачала своей седой головой.
– Дай мне умереть сперва, – сказала она.
– Нет, мать, ты должна жить. Ты будешь править Русью за меня. Ярополк, Олег, Владимир будут твоими помощниками; остальным сыновьям тоже дам земли, воды и народу, и все они будут у меня править Русью, а ты станешь над ними. Вот что, мать, собирай Владимира. С виду он красная девица, посмотрю, какой он будет в бою. Прощай, мать.
Ольга знала, что удерживать сына бесполезно.
– Ты пойдёшь на Дунай с Владимиром? – спросила она. – Не рано ли ему?
– Нет, я спущусь по Днепру. Есть у меня на низовьях дело. Мне бы поглядеть только, каков Владимир, а там, если не надумаю взять с собой, сделаю так, как говорил тебе. Прощай же.
Дня через два струги с дружинами князя уже плыли вниз по Днепру. Владимир был с отцом. Бабушка нежно простилась с ним. Юноша до слёз был тронут той лаской, той нежностью, с которыми старая княгиня проводила его до струга, но лишь только он очутился в кругу воинов, новые впечатления овладели им.
Поход был не из трудных. Восстало одно из племён, живших в низовьях Днепра, и если князь Святослав пошёл на непокорных сам, то лишь для того, чтобы посмотреть, каков будет в схватках его сын, которого он так долго не замечал.
И юный Владимир доказал себя воином, не уступающим в доблести даже старым, испытанным соратником своего отца. Во всех сечах он был первым; когда же возмутившиеся были укрощены, он выказал себя и мудрым правителем, сумевшим так очаровать побеждённых, что они просили у Святослава оставить им своего сына правителем. Но у князя были уже планы относительно сына Малуши, и, покончив с подавлением мятежа, он, побывав в Дунайских гирлах, поспешил вернуться в Киев.
До древней столицы южной славянщины оставался всего только один переход, когда князь решил дать отдых своей дружине и причалил к берегу свой струг.
