Текст книги "Исправляя ошибки (СИ)"

Автор книги: Раэлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 62 страниц)

По крайней мере, все знания, обретенные Люком со дня его роковой дуэли с отцом на второй «Звезде Смерти», приводили его к этому самому логичному, на его взгляд, заключению.

Лея опустила голову, чтобы Люк не увидел на ее лице искры жалости и одновременно ненависти – такого противоречивого сочетания, которое, если приглядеться, можно встретить в жизни куда чаще, чем кажется.

Все это давний разговор, в котором бесповоротно расставлены точки над «и»: он сумел простить отца; она – не сумела. В то время, когда ее брат беззаботно жил на ферме Ларсов, помогал дяде добывать влагу и мучился разве что тоской по лучшей доле; она, Лея, с малых лет тайно сражалась с Империей. Она своими глазами видела последствия резни на Кашиике, видела битву при Скарифе, видела, наконец, как Империя уничтожила ее родной Альдераан – как же она могла не возненавидеть Дарта Вейдера, живую эмблему террора и вседозволенности деспотии?

– И все же, – чуть холоднее спросила генерал, – какое отношение эта давняя история имеет к Бену?

– Когда Тьма и Свет, эти две противоборствующие грани Силы, существуют на равных правах в душе отдельно взятого человека, они могут погубить его. Да, ему дано то, о чем большинство не может даже помыслить. Я отчетливо сознавал, что однажды мой ученик многократно превзойдет меня. И Бен тоже это знал. Но противоположная грань любого выдающегося таланта – безумие.

В чем-то юноша был прав. Учитель действительно боялся его способностей. Поэтому из года в год медлил, не давая ему полной свободы и продолжая держать его в падаванах. Поэтому не допускал, чтобы племянник оставался один – а в храме, среди прочих детей, которых Бен все эти годы презрительно не замечал, это все равно, что в одиночестве, – и таскал его за собой во все поездки с тех пор, как мальчишке исполнилось пятнадцать лет. То есть, с тех самых пор, когда его душевная боль от осознания своей непохожести на других стала давать себя знать. Вкупе с гордыней, подростковым упрямством и той глубинной обидой, что осталась в душе Бена еще с детских лет.

– Однажды я поведал ему о Дарте Вейдере, как о примере человека, в котором Тьма и Свет также сочетались уникальным образом. Но я и подумать не мог, что мой рассказ произведет на Бена такое впечатление!

В устах магистра эта история звучала, как назидание. Люк надеялся, что мальчик сумеет осознать опасности, которые скрывает Темная сторона, и это поможет ему обуздать Тьму в собственной душе. Но все получилось точно наоборот. Бен начал интересоваться жизнью Вейдера. Еще не зная о том, что является его потомком, он изучал великое прошлое главнокомандующего имперского флота – и все больше проникался к нему благоговейным трепетом.

– Но Бен – это вовсе не Вейдер, – упрямо заявила Лея. – Дарт Вейдер уничтожил Энакина Скайуокера – ты так говорил, Люк, не правда ли? Он и сам этого не отрицал.

Оставил лежать бездыханным среди множества изуродованных тел в разрушенном Храме джедаев. Или похоронил среди пепла и серы на Мустафаре.

– А когда Энакин неожиданно воскрес, пришел конец уже самому Вейдеру. Это тоже рассказывал мне ты, брат мой. Но Кайло Рен так и не смог убить Бена Соло. И Бен не может изгнать из себя Кайло Рена.

Эти две ипостаси обречены сосуществовать в одном теле и вечно бороться, заставляя страдать одна другую.

Генерал сердито тряхнула головой. Один непокорный вьющийся локон выбился из прически, очаровательно упав на висок.

– Помоги ему.

– Если б я мог… раньше я пытался. Много лет надеялся побороть чудовище, медленно растущее, крепнущее на моих глазах и день за днем поглощающее мальчишку, которого я воспитывал долгие годы, как своего родного сына. Но я проиграл. Поверь, если я вмешаюсь; а тем более, если к Бену вернется его прежняя мощь, всем будет только хуже.

Лея замерла от жестокости его слов.

– Под маской чудовища мой сын еще жив, и он мучается. Он задыхается, брат! Ему грозит гибель, если ты не вмешаешься.

Люк погрузился в горькое молчание.

Было и еще одно обстоятельство, неизвестное Лее, но известное ему самому – это девушка. Кое-что из того, что Рей узнала о себе совсем недавно, достигло и Скайуокера: дочь Дэрриса – адепта Тьмы такого же, как и Кайло Рен. Наделенная уникальной возможностью высасывать здоровье, энергию и способности у других одаренных. И похоже, чем крепче между ними эмоциональная связь – тем большую опасность представляет дар этой девочки для того человека, рядом с которым она находится.

Люк много размышлял над двумя недавними открытиями – Пробуждение Силы в Рей и одновременно угасание Силы в Бене. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, в чем тут дело. Подсознательная связь, взаимное притяжение удивительной силы появилось между ними тотчас, когда они впервые повстречались на Джакку. Не потому ли меч Избранного выбрал Рей? Именно она заставила воспрянуть энергию, скрытую в этом оружии, пребывавшем в молчании десятки лет. Не потому ли легендарный сейбер показал ей не кого-нибудь, а именно Бена – в тот самый полный слез и смерти день, когда пал храм на Явине? Не потому ли Бен похитил девушку, одним из первых почувствовав в ней пресловутое Пробуждение?.. Кажется, Сила нарочно играет с молодыми людьми, вновь и вновь сталкивая их друг с другом. Вот только с какой целью? И какая роль здесь отведена самому Скайуокеру?

Магистр вновь подал голос:

– Скажи, пока Бен находился рядом с тобой, он хотя бы раз упоминал о Рей?

– О Рей? – изумилась Лея. – Так ты все-таки успел познакомиться с нею?

Люк нетерпеливо кивнул.

– Да, успел. И поверь мне, она жива и здорова. Но ты не ответила на мой вопрос.

Органа нахмурилась.

– Не просто говорил, Люк. Он бредил ею. Твердил, что эта девочка постоянно в его мыслях. Что он видит ее лицо, стоит только попытаться сконцентрироваться. Он упоминал о ней в своих молитвах, с ненавистью и отчаянием, как о наваждении, от которого желает, но не может избавиться.

Ее брат заметно разволновался – именно такой ответ он и ожидал услышать.

Остается удивляться тому, с какой отвагой и решимостью Бен, этот сумасшедший, сам отдал себя во власть ее хищному дару. С какой поражающей готовностью сперва ранил себя сам, а после – подставился под растущую мощь Тьмы, скрытой внутри Рей. С каким упорством гнался за этой девушкой, хотя должен был бежать от нее; бежать без оглядки. В тот час он был самым опасным зверем, который внезапно сам сделался пищей.

– Рей тоже думает о нем. Иной раз сама не отдавая себе отчета.

– И что это значит? – недоумевала Лея.

Люк пристальнее вгляделся в лицо сестры, чтобы видеть все отражающиеся на нем перемены.

– Тебе ли не знать, что это означает, – сказал он ворчливо.

На самом деле он и сам не понимал до конца причину этого странно явления. Однако знал, что у великой Силы имеется свой замысел, и перечить ей зачастую себе дороже. Их отец однажды пошел против воли Силы в попытках избавить свою тайную супругу, драгоценность своей жизни, от смерти при родах – и тем самым погубил и ее, и себя.

Бархатные глаза Леи продолжали испепелять Люка выражением ожидания и ярой, упрямой надежды, которому его совесть не могла противостоять.

И он отважился. Прикрыв глаза, коснулся ее сознания своим.

«Гляди, Лея. Гляди внимательно…»

Она без разговоров открыла ему свой разум, доверившись воле брата, которая увлекала ее, погружая в воспоминания. Воспоминания, призванные многое объяснить.

***

Двое молодых падаванов из старших учеников магистра Скайуокера сражались в спарринг-дуэли на тренировочной площадке, густо окруженной зрителями – другими учениками всех возрастов, падаванами и юнлингами, которые галдели, веселились и подбадривали бойцов. Среди их говора то и дело проскальзывала одна и та же фраза, которая должна была порадовать материнское тщеславие Леи; означавшая, что все эти дети явились сюда, в основном, ради ее сына – чтобы поглядеть, как дерется лучший ученик в Академии: «Бен… глядите, сейчас будет биться Бен…»

Противники только-только пошли вкруговую, примериваясь для удара.

Бену противостоял юноша из расы тогрут – с мускулистыми руками, заметными из-под закатанных для удобства рукавов туники; с крупным причудливым рисунком белых линий на красновато-желтой, янтарного оттенка коже и широких, хотя еще достаточно коротких и ровных в силу возраста монтралах. Вместо традиционной падаванской косицы этот малый носил, согласно обычаю своего народа, украшение из зубов акула. Он сражался, отдавая очевидное преимущество приемам Шии Чо – первой, самой примитивной из семи боевых форм, которую разнообразил, вплетая туда некоторые простейшие элементы Атару.

Движения Бена были куда более элегантными и занимательными; ради них-то здесь в этот час и собралась такая огромная публика. Многие дети давно брали с падавала Соло пример, утверждая, что однажды научатся фехтовать с такой же ловкостью.

Поначалу единственной тактикой Бена было отступление. Юноша пятился, уклоняясь от ударов, не уставая маневрировать и при этом успевая следить за движениями противника, пока не уперся спиной в массивный ствол многолетнего дерева, которое росло у края площадки. Тогда Бен резко отпрыгнул вправо, так что синее лезвие сейбера тогрута пронеслось в опасной близости от его руки и полоснуло пустоту.

Теперь Бен вновь стал обходить противника кругом, неожиданно переключаясь на технику Джем Со с ее широкими косыми ударами, начал наступать, уверенно тесня тогрута и понемногу прижимая к противоположному концу площадки. Его тело двигалось все увереннее, в жилах просыпался огонь. Горящие глаза, плотно сжатые зубы. Его пируэты все меньше напоминали заученную технику; все больше – свободный полет. Парень легче импровизировал, сам себе позволяя то, чего прежде не позволил бы. Уходил, кружился на месте. Иногда делал вид, что отступает, на деле же заманивая противника в ловушку, где тот не смог бы полноценно блокировать удар.

Наконец, его уверенный выпад, пришедшийся тогруту под левую лопатку, заставил того упасть на колени. Малышня загалдела сильнее.

Бен, искренне довольный собой, принялся расхаживать рядом, поглядывая на собрата в учении с таким видом, что один этот высокомерный взгляд превосходил все известные насмешки. Глаза лучшего ученика зло горели; в его груди в этот момент торжествовало что-то мрачное и пугающее.

Повергнув противника, он уже не позволил тому подняться (не говоря уж о том, чтобы опомниться, сконцентрироваться и дать полноценный отпор), вновь и вновь сбивая с ног легкими ударами меча или телекинетическми толчками, пока тогрут не застонал и не повалился наземь в полном изнеможении.

Тут над площадкой прозвенел грозный голос учителя, который возвратил заигравшемуся шутнику чувство реальности.

– Падаван Бен Соло!

Бен поднял голову – и тут же натолкнулся на осуждающий и взволнованный взгляд Скайуокера.

Это было хуже любого мыслимого наказания. Юноша стоял ни жив, ни мертв посреди площадки, ловя на себе смущенные детские взгляды, в которых уже не виделось былого обожания, и казалось, сам испугался того, что сотворил, даже больше, чем все остальные.

Словно во сне, Бен развернулся и бросился бежать без оглядки – куда угодно, лишь бы подальше от срама. Не обращая внимания на ропот за спиной и на отчетливо звучащую команду Скайуокера: «Вернись», которой никто другой, кроме него, не посмел бы ослушаться.

… Внеочередное дежурство на кухне – так себе наказание. Тем более что тут, в тишине и одиночестве, Бен, по крайней мере, мог полноценно отдохнуть от осуждающих взглядов и от боязливых перешептываний, то и дело звучащих вокруг – о впавшем в немилость любимце и о его гадкой выходке. Разве что юнлинги, несмотря на робость, все-таки прибегали иной раз, чтобы поглядеть, как падаван Соло дурачится, левитируя столовые приборы на полки, где тем полагается стоять.

В остальном Бен старался вести себя тихо и выполнять свои обязанности добросовестно, чтобы не привлечь еще большего, совершенно ненужного внимания.

В бытовых делах Люк Скайуокер, сам выросший на бедной планете, с детства приученный к труду, не любил полагаться только на дроидов. Он предпочитал, чтобы ученики сами наводили порядок в комнатах и занимались приготовлением пищи – только тогда, считал он, те научатся относиться с уважением к чужому усердию.

Прошло почти два дня прежде, чем магистр «вспомнил» о проштрафившемся ученике. Широкий полутемный силуэт Скайуокера возник в дверном проеме, бросив тень на скорчившегося над раковиной Бена, который в это время был занят тем, что вычищал от кожуры и семечек местные фрукты с труднопроизносимым названием, которые были хороши для салата.

– Ты сам-то ел сегодня? – вопросил Люк, самим своим тоном как бы напоминая, что мальчишке лучше не врать, поскольку ложь тут же будет распознана.

Бен помотал головой и произнес с искренней растерянностью:

– Не помню…

За делами он и вправду не заметил, успел поесть или нет. Если и успел, то разве что вскользь, на бегу.

– А вчера? – Скайуокер перехватил его руку, заставляя племянника прервать свое занятие и поглядеть себе в глаза.

Ответ был тот же.

Тяжело вздохнув, магистр усадил юношу за стол. Порывшись в холодильнике, отыскал остатки вчерашнего ужина и, наскоро разогрев, поставил перед Беном.

– Ешь.

Бен потупил взгляд и к еде не притронулся.

– Я сказал, ешь, – Люк повысил голос.

Парень нехотя взял ложку и принялся за трапезу, больше ковыряя еду в тарелке, чем складывая себе в рот.

Люк наблюдал за ним, хоть и с тревогой, однако не без некоторого удовлетворения – по крайней мере, падаван стыдится своего поступка.

– Что с тобой происходит, Бен? – бесстрастно спросил он. – Ты дерзишь, не слушаешься, ссоришься с товарищами. Не замечаешь, когда кто-нибудь говорит с тобой.

И это из года в год проявляется только сильнее. Люк с горечью подмечал это. Бен уходит от него. Глава нового ордена теряет лучшего из своих учеников.

Кажется, юноша утратил свою главную цель, разочаровавшись в жизни. Его душа, истосковавшаяся в ученичестве, уже не верила, что однажды магистр пожалует ему желанный сан рыцаря – а ни о чем другом Бен Соло мечтать просто не умел.

– Ты больше не доверяешь мне?

Бен отложил ложку и насупился.

– Я верю вам, как себе, учитель! – горячо проговорил он. И добавил: – Это вы не верите мне.

Самое отвратительное, что он произнес эти слова почти без обиды – как будто лишь озвучил то, что и так знали они оба.

Люк с горечью отвернулся на миг. Да, этого парня с его способностями к телепатии обмануть не так уж легко. Наглядный пример того, что дар Силы приносит отнюдь не только радость.

– Вы боитесь меня, – продолжал Бен. – Вы знаете, что я не такой, как все остальные. Я…

«… Я – урод».

Иные рождаются с внешним уродством. У него же другой случай, который, впрочем, ничем не лучше.

Наверное, какой-то дефект таился в нем, в его душе изначально. Бен лишь слегка поморщился, ощущая, как в сердце вскипает знакомая боль. Поэтому матушка… сенатор Органа и решила избавиться от него – неправильного, ненастоящего ребенка, который мог навлечь на нее позор.

С годами этот дефект, этот отвратительный изъян, этот сбой в какой-то подсознательной программе внутреннего настроя стал проявляться только чаще. Теперь даже учитель не ведает, что с ним делать.

Люк, догадавшись о мыслях племянника, резко оборвал его.

– Никогда больше не смей говорить или думать о себе такие отвратительные вещи! – почти выкрикнул он. И, помолчав, добавил: – Ты – моя гордость, Бен.

– И ваша главная головная боль, – глухо прибавил падаван.

– Да, но это ничего не значит, – Люк попытался придать своему голосу как можно больше теплоты. – Я люблю тебя, малыш. Твои родители любят тебя, что бы ты там себе ни думал. А это самое важное.

Бен ничего не ответил, про себя подумав: «Любовь не сделает меня нормальным». Простым и открытым, как другие. Светлым, веселым ребенком, от которого не отказались бы мать с отцом, и который сумел бы вырасти в любимого всеми, доброго, честного человека. Такого же, как сам магистр Скайуокер.

– Вы же видите, что я другой, не такой, как все. Я не могу себя контролировать. Все чаще совершаю поступки, о которых прежде даже не подумал бы.

– Вот что, – Люк подсел к нему поближе. – Запомни, малыш, ты гораздо лучше, чем другие ученики в храме. Если кто-нибудь из них решит покинуть Явин, позабыть о судьбе джедая, я не стану препятствовать этому. Но с тебя ни за что не слезу. С тобой все мои надежды, Бен. В тебе будущее нашей семьи и будущее ордена. Поверь, ты научишься самоконтролю, это не так уж и трудно…

– Это вам не трудно! – вскричал Бен с неожиданно сильным протестом. – А я… во мне как будто существуют одновременно два разных человека. Одного из них я презираю, другого – боюсь.

– Страх ведет на Темную сторону, – напомнил магистр.

– Так скажите это и себе тоже. Разве страх перед Тьмой не является одним из ее путей?

Он привычно огрызался, не представляя, как набраться смелости, чтобы рассказать учителю о том главном, что его волнует на самом деле.

Прочие люди считают естественным неприкосновенность собственной личности с ее мыслями, пристрастиями, вкусами. Он же с детских лет привык к тому, что внутренне принадлежит не только самому себе. Этот голос, звучащий в его голове… эти сны, которые сводят его с ума. Один и тот же кошмар, повторяющийся время от времени с тех пор, как Бену исполнилось восемь лет: человек, сгорающий заживо на берегу огненного потока. Ловя и впитывая его крики, расслабленное сознание ребенка содрогается от ужаса. Бен то порывается броситься на помощь несчастному, то ощущает себя на его месте, неестественно дрожа и корчась от невыносимой боли.

Иногда он видел совсем уж причудливые вещи: как будто человек этот горит дотла, умирая у него на глазах; видел, как кожа, трескаясь и слезая под воздействием огня, обнажает ткани и мышцы, а те, сгорая, обнажают кости – и так, пока от страдальца не остается один пепел. Но затем пепел начинает вздыматься, складываясь в темную, зловещую фигуру – и в этой-то фигуре, каким-то образом поправшей смерть и сделавшейся воплощением смерти, Бен, к собственному смятению, и узнавал себя.

Все это порядком мучило его. Но хуже было то, что Бен не мог поделиться своими кошмарами с магистром, спросить его совета – ведь в этом случае ему придется рассказать и про голос, который сопровождает его с детства. А о нем, об этом голосе, никто не должен знать; уж это Бен усвоил отчетливо.

Не замечая ничего вокруг, юноша стиснул в руке под столом что-то твердое и острое, погружаясь в ощущение боли, содрогаясь и наслаждаясь оттого, что горячая кровь стремительно покрывает его ладонь: не бояться боли, превозмочь ее…

Скайуокер вздрогнул и метнулся к племяннику, чтобы, крепко сдавив его кисть, насильно заставить разжать пальцы.

Когда опасный предмет звякнул об пол, Люк пригляделся к нему – залитому кровью, блестящему куску металла. Нож для чистки фруктов. Выходит, что Бен все это время укрывал его под столом.

Магистр судорожно прижал к себе парня, тело которого исходило легкой конвульсией. Было очевидно, что они оба одинаково напуганы.

– Вот так, все хорошо… не бойся, Бен, главное – не бойся…

Он сам не понимал, почему говорит с двадцатидвухлетним юношей, как с маленьким ребенком, которого может напугать вид крови. Вместо того чтобы бранить, он успокаивал, по-родительски лаская сбившиеся черные кудри.

Бен ничего не говорил. Он был бледен и не переставал дрожать. Кровь, обильно хлеставшая из свежей глубокой раны, успела испачкать рукав его рубашки и грудь, к которой юноша всего на мгновение прижал пострадавшую руку в тщетной надежде скрыть от учителя то, что скрыть было уже никак нельзя.

Люк торопливо склонился над раковиной, подставляя рану Бена под кран, и включил воду. Одновременно активировал комлинк и попросил кого-то из местных дроидов как можно скорее принести бакта-пластырь.

– Все хорошо… вот так… – не забывал бормотать он, чувствуя, что у самого трясутся руки.

Вскоре рана была обработана и заклеена. Теперь, если повезет, не останется даже шрама. Ни единого следа постыдного, сумасбродного порыва, о котором Бен наверняка хотел бы поскорей позабыть, как о горькой ошибке.

Вот только он повторит эту ошибку. И еще ни единожды.

Продолжая удерживать в испуганно-крепкой хватке богатырские плечи племянника, Люк предавался раздумьям. Похоже, для человека с такой особенностью, как у Бена, не существует желаемой середины. Он или научиться использовать обе стороны Силы и добьется подлинного величия, или окончит свои дни в клинике, среди умалишенных. Или превзойдет все ожидания, или погубит сам себя.

Душу снова наполнили былые сомнения. Давний соблазн, которому Скайуокер героически противостоял уже несколько лет, но который так и не сумел подавить до конца, дал себя знать во всей полноте. Да и мог ли он не возникнуть сейчас, когда магистр отчетливо видел, как Тьма яростно тянется к Бену, и как тот не менее яростно тянется к ней, разрываясь на части?

Последний джедай, в ком сосредоточено наследие великого ордена, и тот не в состоянии воспрепятствовать тому, чего желает сама Сила. Он давно понял, что своими попытками удержать мальчишку, лишь причиняет ему дополнительные страдания. И сейчас с тяжестью в сердце твердил себе, как мантру, стараясь привыкнуть к неизбежности: «Однажды Тьма заберет его у меня. Рэкс заберет его…» Какая разница, когда это случится – со дня на день, или через пару лет? Враг подобрался слишком близко к своей добыче. К своей желанной жертве. Это он, Люк Скайуокер, подпустил его, не пожелав разорвать их мысленную связь с Беном, пока еще оставалась такая возможность.

Предначертанному нельзя помешать. Но можно воспользоваться этим, помогая свершиться высшему замыслу – быть может, это и есть единственный путь спасения для Бена и для него самого?

И вновь – в который уже раз – Скайуокер старательно отбросил подальше все подобного рода мысли. Признаться, краем сознания он поражался и ужасался собственной прагматичности, с которой время от времени раздумывал о том, чтобы использовать племянника в своих целях.

Люк вдруг рассудил, что пришла пора покончить с секретностью:

– Скажи-ка мне, тот голос, который прежде говорил с тобой, так и не умолк, верно?

Он старался показать своим тоном во-первых, что ему действительно все известно на этот счет, причем известно давно; и во-вторых, что он не думает сердиться.

Бен поглядел на своего учителя в полном недоумении

– Ты можешь блокировать его?

Юноша тряхнул головой.

– Не всегда.

– Когда ты убежал два дня назад, ты взывал к нему?

– Нет. Он воззвал ко мне.

Для Бена это была небольшая, но все же существенная разница. Он не искал общества этого призрачного голоса; тот сам взялся его утешать.

– Что он сказал?

– Что у меня редкий дар, который сведет меня с ума, если я…

– Если ты позволишь ему обучать тебя, верно? – Люк усмехнулся. Другого он и не ждал.

Юноша помялся немного, припомнив, что на самом-то деле он давно обучается у этого тайного, скрытого во тьме наставника, о чем его первому, истинному наставнику знать уж точно незачем.

Люк еще немного поглядел на него в сомнениях, красноречиво отразившихся на лице, отчего Бену стало не по себе еще больше. С дрожью, означающей одновременно страх и уважение, молодой падаван подумал, что именно сейчас, в этот наполненный противоречиями момент, магистр готов решить его судьбу.

Наконец, Скайуокер пространно кивнул, подразумевая, что пришел к какому-то заключению.

– Собирай вещи, – сказал он без каких-либо дополнительных объяснений. – Вылетаем на рассвете.

– Куда? – возмущенно переспросил юноша, недовольный тем, что дядя словно нарочно провоцирует его задавать вопросы.

Люк, однако, лишь отмахнулся: «Увидишь».

– Возьмем с собой R2, в его памяти сохранены нужные координаты.

Оставшиеся с тех незапамятных пор, когда они вдвоем с верным дроидом спешно покинули Хот и пустились в неожиданное путешествие, ведомые высшим промыслом.

Решено. Бен пройдет то же испытание, что и сам Люк в его возрасте. И что бы юноше ни суждено было повстречать в том горниле Темной стороны, он унесет это с собой, навек сохранив в памяти и в сердце. Тогда и станет ясно, как быть с ним дальше.

Комментарий к XXVIII

Пы. зы. Не знаю, успею ли выложить продолжение до выходных, поскольку перед праздниками дел невпроворот, поэтому всех читателей старых и новых, известных и неизвестных, а также мою замечательную бету – С НАСТУПАЮЩИМ! Здоровья вам и счастья.)

========== XXIX ==========

Лея смотрела на искусственное пламя в камине устало и завороженно. Она не могла взять в толк, когда и почему ее брат настолько изменился? Как вышло, что он стал думать о детях, своих учениках, будущих джедаях, словно о бездушном материале для зла и добра; потенциально опасном материале?

Ментальная нить, недавно связавшая их мысли, еще не оборвалась, а дорога воспоминаний, по которой вела Лею воля брата, не была пройдена до конца – однако та уже сумрачно догадывалась, к чему она приведет. К признанию, которое Лея предпочла бы не слышать.

Когда Бен заговорил об этом, мать не придала значения его словам, его горькому откровению, приняв за сумбур, вызванный повреждением рассудка. Ей было проще согласиться с мыслью, что юноша попросту бредит, чем поверить в таинственную вину Люка Скайуокера. И сейчас увидеть произошедшее воочию через Силу, открыть свое сердце безжалостной правде означало для Леи еще и признать – вновь признать – свою жестокую неправоту по отношению к сыну.

… Дагоба – не то, что Явин IV. На Явине солнечный свет не закрывают густорастущие леса и тяжелый пар, постоянно поднимающийся от множества непроходимых топей. На Явине не часто попадаются места, где почва под ногами мягкая, словно подушка. На Явине в воздухе не оседает удушливая влага – как на поверхности старого доброго влагосборника. Ученики Скайуокера постигали пути Силы хотя и среди дикой природы, в отрыве от цивилизации с ее вечной смешной суетой, однако все же не в таких суровых условиях, в которых промелькнуло скоротечное падаванство самого гранд-мастера.

Но Люк вспоминал и Дагобу, и здешнего своего учителя с теплотой и нежностью в сердце, и с печатью бесконечной благодарности. Да и как иначе? Ведь именно здесь и именно при мудрости Йоды состоялся величайший союз в его жизни; единственный, надо сказать, союз, который Скайуокер пронес через годы настолько деликатно и бережно, что тот почти не претерпел изменений, и теперь процветая под сенью юношеского благоговения. Это, несомненно, союз с самой великой Силой, отношения с которой у Люка не всегда были простыми, но всегда исполненными уважения, построенными на взаимном доверии – да, взаимном, ибо, насколько можно судить, Сила возлюбила магистра уж во всяком случае не менее, чем он ее, и открывала ему тайны бытия радостно и легко.

Разумеется, когда-то этот союз потребовал от Скайуокера заплатить огромную цену, которая, по правде говоря, немногим отличалась от той, что впоследствии заплатил и Бен Соло – этой ценой было столкновение с собственным отцом. Омрачающее это обстоятельство стоит упомянуть сейчас, говоря о прелести духовного союза со вселенской энергией, поскольку умолчать о нем было бы нечестно.

То был путь, отведенный Люку с самого рождения. И если в нем имелась определенная задумка Силы – а именно так и полагал сам магистр, – то нельзя не заметить в этой задумке старого, как мир, мотива воздаяния и искупления. Достаточно вспомнить, что Люк вместе с сестрой родились в тот день, когда его родитель распахнул свое сердце Тьме – и стало быть, все равно что погиб. С самого начала его пути на Люке лежала задача уничтожить убийцу Энакина, на что ему однажды однозначно намекнул Оби-Ван, и что юноша и совершил впоследствии – совершил именно таким образом, как этого требовал промысел Силы. Он дал Энакину воскреснуть в разбитом теле Вейдера, так что в последние минуты жизни тот сумел чудесным образом попрать свою прежнюю духовную смерть – и что в таком случае считать истинной смертью?

Все это – свершения минувшего дня, теперь уже превратившиеся в замысловатую легенду. А начало им лежало в болотах Дагобы, куда некогда прилетел двадцатидвухлетний юнец, один из руководителей Альянса, убежденный, что его привел в эти дебри призрачный голос, и что тут его ожидает возвышенное учение у великого воина Силы.

Теперь, по прошествии многих лет, Люк, воспитавший в себе куда большую чуткость к Силе и ставший более искушенным в толковании ее замысла, понимал, что все вышло как раз таким образом, как задумывалось. Но тогда все, на его взгляд, сразу же пошло не так. О том, в какое недоумение поверг его вид крохотной лачуги и ее неказистого, полусумасшедшего обитателя, распространяться будет излишне. Об этом и так ходит довольно прибауток; и сам Скайуокер смеялся не меньше других, вспоминая ту давнюю историю.

И вот, он вновь в этих лесах, спустя более двадцати лет с тех пор, как покинул их, полагая, что навсегда. Слишком многое открылось ему в его последний прилет. Тогда Люк покинул Дагобу хотя и преисполненный благодарности, но одновременно и с огромной тяжестью на сердце, так что, наверное, затруднился бы ответить, желает ли он вновь оказаться здесь. Но судьба часто не учитывает наших предпочтений.

На сей раз Люк явился не один, а вместе с племянником, который сейчас медленно спускается по трапу, изучая настороженным взглядом толстые лианы, обвивающие точеные древесные стволы, и бесконечную зелень. Лицо Бена явственно выражало недоумение – что учитель мог позабыть в такой глуши, в этом угрюмом и пугающем месте?

Они приземлились на берегу Дракозмеиного болота, одного из самых обширных и глубоких на планете. Неподалеку от лачуги, сделавшейся последним пристанищем прославленного гранд-мастера, последнего главы прежнего ордена джедаев. И если вдуматься, этот первобытный мир покажется куда лучшей гробницей для столь выдающегося воина, чем любые богатые постаменты. Здесь, в спокойствии аскетизма, без пышных похорон и толп оплакивающих мастера учеников Йода как бы не умер, а в самом деле преобразился в Силу, лишь сбросив оболочку плоти. Оболочку, которая, не подверженная разложению, растворилась, словно утренний туман.

Бен к чему-то прислушался.

– Я чувствую Силу, – никогда прежде он не произносил этих слов с таким напряжением. – Что-то склизкое, вязкое…

Юноша старательно подбирал слова и нервничал от неспособности полноценно выразить свои ощущения. Впрочем, Люк догадывался о том, что он чувствует, и сам чувствовал то же самое – первозданная бездна. Не то темное, прожорливое нутро болота, не то липкая чернота и теснота материнского лона.