Текст книги "Исправляя ошибки (СИ)"

Автор книги: Раэлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 62 страниц)

К утру на Корусанте – и повсюду, не исключая Эспирион – знали две новости, одна из которых была хорошей, но другая – хуже не придумаешь. Пусть огромной ценой, но Сопротивлению удалось отстоять богатый и прекрасный мир Набу. Однако неприятельская флотилия не ушла далеко. Их корабли, выстроившись вокруг Набу, не позволяли покинуть ее никому, включая уцелевшие истребители явившихся на помощь преемников Альянса.

Так изумительно повторилась давняя история с оккупацией Набу. Но на сей раз планете угрожал враг куда более серьезный, нежели Торговая Федерация, недовольная тем, что Набу подорвала ее гегемонию в отношении цен на плазму. Новый враг уже успел продемонстрировать на деле свою готовность смести любую преграду. Поглотить, сродни черной дыре, целые звездные системы, как это уже случилось с системой Хосниан. Куда уж там крохотной, хотя и самодостаточной планетке?

Только теперь на Корусанте заговорили о происходящем во Внешнем кольце, как о серьезном кризисе. Будем откровенны. Кого волнует загнивающий в преступности, всерьез промышляющий работорговлей Рилот? Кому интересны проблемы Нал-Хатта? (Чуть раньше канцлер распорядился отправить послов к главе великого совета Горга Десилийку Ааррпо*, однако не особо рассчитывал на продуктивный союз). Но Набу – другое дело. Сосредоточение плазмы в ее недрах поистине бесценно (хотя последствия операции «Пепел»*, принесшей значительный ущерб экологии планеты, еще давали себя знать). На основе плазмы построено энергоснабжение во всей галактике. К тому же, правительство Набу много лет поддерживало галактический сенат и неоднократно заявляло об искренней своей вере в демократическое общество.

Масла в огонь подлил и Галактический банковский клан, представители которого официально заявили о намерении прервать выдачу кредитов правительству Республики в том случае, если конфликт на Набу не будет исчерпан в самое ближайшее время. Главы Банковского клана опасались, что события в секторе Чоммел вызовут немыслимое повышение цен на плазму, что в свою очередь взорвет крупнейшие галактические биржи.

Впрочем, могли быть и другие причины для таких крайних мер. Некоторые сенаторы были убеждены, что именно Банковский клан в свое время оказал значительную финансовую поддержку Первому Ордену, выдав немалые кредиты представителям военной элиты «новой Империи». Это могло бы объяснить лучше всего, откуда у представителей павшего режима появились средства на содержание остатков звездного флота и постройку новых судов.

Недавно назначенный военный совет заседал уже вторые сутки, рассуждая, как выйти из неприятного положения. Очевидно, что Набу вместе со всеми ее жителями и с выжившими пилотами Сопротивления сейчас как бы в заложниках. Ничто не мешает Терексу и его солдатам прямо сейчас высадиться на улицы Тида и других городов, чтобы устроить там жестокую резню; оставшихся сил защитников планеты не хватит, чтобы им воспрепятствовать.

В совещании принимали участие высшие военные чины Новой Республики, служащие различных подразделений республиканского флота, сотрудники разведки, наконец, члены Сопротивления. Но сколько бы они не советовались друг с другом, решение так и не было найдено. Как правило, захватив заложников, террористы выдвигают свои требования. Но Первый Орден пребывал в томительном молчании. Поневоле напрашивалась мысль, как будто Терекс затеял какую-то свою игру.

В распоряжении Республики и Сопротивления имелись, в общей сложности, пять кореллианских корветов, включая «Радужный шторм» – этот вид военной техники не зря назвали «прорывающим блокаду». Кореллианская судостроительная корпорация обещала снабдить флот еще несколькими десятками крупных судов. Все это давало надежду на то, что военные силы защитников демократии вскоре смогут восстановить большую часть потерь, понесенных вместе с системой Хосниан. Но сейчас о применении грубой силы не могло быть и речи. Мало того, что противник располагал кораблями типа «Возрожденный», один из которых – ни много, ни мало является флагманом Первого Ордена. Самое главное, если Терексу станет известно о приближении вражеских судов, он наверняка распорядится немедленно приступить к высадке войск.

Значит, нужно придумать какой-то стратегический ход, вроде того, что помог разрешиться набуанскому кризису почти семьдесят лет назад. Вот только когда речь заходила о конкретных шагах, каждый из членов совета лишь разводил руками.

Первое, что приходило на ум – это отвлекающий маневр. Напасть на какой-нибудь важный для Первого Ордена объект, чтобы Терекс позабыл про Набу. Этот шаг давал преимущество в любом случае. При успешном проведении операции, даже если Терекс и его флотилия воздержатся от участия в сражении, Республика так или иначе получит предмет для торга – равноценного торга – с неприятелем.

Беда в том, что разведка не могла предоставить вразумительных данных о расположении военных баз противника, не говоря уж о четком понимании, где и сколько содержится солдат и техники. Даже главная планета Первого Ордена, где скрывается Сноук – самый лакомый кусок, первейшая из желанных целей – оставалась неизвестной. Входивший в состав совета представитель Разведывательного бюро Новой Республики майор Клаус Диггон (к слову, личный друг канцлера Викрамма) объяснил этот вопиющий прокол агрессивной деятельностью вражеской контрразведки. За благонадежность большей части информации, которой располагало бюро, ручаться было невозможно – значит, нельзя и опираться на эту информацию в ходе планирования военной операции.

Диггон предъявил копии некоторых расшифровок, которые, по его словам, все же вызывали доверие. В качестве военной звездной станции Первого Ордена упоминался «Немекор» в системе Лехон. Также имелись косвенные подтверждения того, что основная часть вражеских войск, равно как и резиденция Верховного лидера, находятся в системе Илум.

Сопротивление в свою очередь подтвердило информацию относительно «Немекора», о котором также было осведомлено. Однако единственная смешная станция едва ли заставит Терекса изменить свои планы и прекратить блокаду. Как не удалось этого добиться и повстанцам на Рилоте и на Лотале, деятельность которых была довольно успешной в последние дни. А вот если под угрозой окажется основной очаг деспотии, это наверняка заставит врагов убраться из Внешнего кольца, несолоно хлебавши. Но по поводу Илума руководство Сопротивления, увы, пребывало в таком же неведении, что и официальные власти.

***

Немногочисленные члены командования Сопротивления на Эспирионе тоже держали совет. Их состав после отлета коммандера Дэмерона (поскольку генерал так и не изменила решения на его счет) был совсем уж скудным: сама Лея, майор Иматт, лейтенант Бранс и майор Калония. Среди них не было подчиненных Хартер, которые занимались делами в медицинском центре, и Финна, который к этому сроку порядком оправился, однако к делам еще не допускался, и вообще окружающие по-прежнему старались (хотя сейчас уже больше по привычке), чтобы парнишка поменьше волновался.

Они заняли кают-компанию на борту «Радужного шторма» и не выходили оттуда уже четвертый час, посему каждый был порядком вымотан.

– Итак, – сказал Бранс, когда их совещание в очередной раз зашло в тупик. – Противник вооружен гораздо лучше, чем мы. У него больше людей, больше техники и, следовательно, больше возможностей. Кроме того, Терекс, похоже, хорошо осведомлен о наших действиях. Наверняка, на Корусанте у него немало шпионов. А что имеем мы?

– Заносчивость победителей, порядком выцветшую за тридцать лет, и остатки республиканского флота, которые по тем или иным причинам уцелели после взрыва системы Хосниан. Плюс собственные корабли Сопротивления, большинство из которых достались нынешним пилотам в наследство от бойцов Альянса, – хмуро отозвался Иматт.

– Как ни крути, – подытожил лейтенант, – а выходит игра в одни ворота.

Лея молчала. После нескольких часов волнения и споров она была вконец опустошена.

Накануне она получила голосообщение от своей хорошей подруги и кузины, живущей на Набу – Пуджи Наббери. Оно стало одним из последних сообщений, полученных с Набу. Вскоре Первый Орден перекрыл связь.

Пуджа Наббери была чрезвычайно похожа на Лею – и упрямым характером, и твердостью, а подчас и вовсе суровой категоричностью суждений. Обе эти женщины начали политическую карьеру в имперском сенате и одинаково попортили кровь высокому сословию прихлебателей Палпатина. Потому никто из них особо не удивился, когда открылась правда об их родстве (поскольку Сола Наббери, мать Пуджи, приходилась Амидале старшей сестрицей).

Сейчас отошедшая от дел Пуджа жила в семейном именье Наббери «Варыкино» на одноименном острове в Озером краю и свой непростой нрав вот уже сколько лет как направляла сугубо на семейные, светские и отчасти общественные дела. Однако в политику больше не совалась, тем более, после скандала, устроенного центристами несколько лет назад, который возмутил ее и потряс до глубины души. Трудно сказать наверняка, что изумило ее в большей степени – отвратительные нападки на ее подругу и кузину, об истинном происхождении которой она уже знала к тому времени несколько лет, или решение нескольких радикально настроенных членов партии центристов покинуть сенат. Пуджа, не церемонясь в выражениях, назвала этих смутьянов «кучкой недорезанных сепаратистов», и очень жаль, что на ее слова было тогда всем наплевать.

Нынешнее послание Пуджи, вероятно, не обязательно озвучивать дословно, тем более что сама Лея не помнила его содержания назубок, уловив только основную суть (что вообще-то было нехарактерно для цепкого ума и отточенной памяти генерала Органы). Суть же сводилась к описанию происходящего на планете; Пуджа сравнила эти события с битьем палкой по мешку с конфетами – рано или поздно мешок будет поврежден, и конфеты проспятся наружу. Впрочем, она уверяла Лею, что клан Наббери будет стоять до последнего. Их семья, как и вся планета, довольно натерпелась в годы власти Палпатина, и повторения прежней истории Пуджа не желала. «Даже если мне самой придется с бластером наперевес выступить против захватчиков», – утверждала она. Посему, решила сообщить Лее о своем завещании, копия которого хранится на Корусанте, в архиве ее личного душеприказчика. Пусть в самом плохом случае кузина проследит, чтобы ее последняя воля была исполнена.

Осознание того, что осада коснулась близких ей людей, ее родни, еще больше давило на генерала Органу. Но худшую муку доставляло ей ощущение, словно все присутствующие в это время думают об одном и том же – о том, отчего Лее становилось тошно.

– По большому счету, у нас всего две выигрышные карты, – рассудил Иматт, разом нахмурив брови. Он решил взять на себя обязанность высказать напрямую ту мысль, которая витала между членами собрания уже давно, вводя их всех в смущение. – Первая – это недавняя победа и взрыв «Старкиллера», не случись которого, нас всех уже не было бы на свете. Впрочем, сейчас это – так себе козырь, учитывая, что противник и без своей смертоносной станции обскакал нас по всем фронтам. Вторая известна вам, генерал, лучше, чем кому-либо.

Лея побледнела.

– Вы говорите о моем сыне? – осведомилась она, поджав губы.

Конечно, речь шла о Бене, и ни о ком другом.

Под боком у Сопротивления был еще Ро-Киинтор, с которого молодцы из здешней службы безопасности по приказу лично губернатора Беонель по-прежнему не спускали глаз, и сама Лея всякий раз при случае интересовалась «беженцем с Хевуриона» (как они с Райлой положили себе в шутку называть Эрудо). Генерал Органа уже дважды лично говорила с бывшим сенатором, однако обе эти беседы ожидаемо не принесли никаких результатов. Эрудо не представлял, где притаился Сноук, да и мог ли он это знать? Тогда с большой долей вероятности этот жулик был бы убит тайными агентами Первого Ордена, причем сразу же, как только решением Галактического верховного суда власти отпустили его на свободу всего с одним обязательством – не покидать родную планету.

Самое дельное, что Лея от него добилась, звучало примерно следующим образом: «Сноук – не дурак, генерал. Он, судя по всему, наделен прекрасным аналитическим умом и давно понял, что класть все яйца – то есть, все имеющиеся военные ресурсы – в одну корзину не самое лучшее решение. Как раз это правило, я уверен, и помогло ему так быстро восстановить силы после потери «Старкиллера». Наверняка у него должна быть еще не одна столь же мощная флотилия». Эти слова были похожи на правду, хотя оптимизма не вызывали.

– Я говорю о ценном военнопленном, который наверняка располагает информацией, способной помочь в разрешении нового набуанского кризиса, – отчеканил майор без каких-либо эмоций в голосе. – Впрочем, теперь он, кажется, уже не пленник, коль скоро вы позволяете ему беспрепятственно разгуливать по территории медицинского центра?

– Только в сопровождении охраны, – напомнила генерал.

– Все равно, – фыркнул Калуан. Он никак не мог уложить в голове, как у Леи хватило духу выпустить этого сумасшедшего мальчишку из заточения. – Заключенным полагается сидеть взаперти. Если же вы выдали ему определенный кредит доверия, значит, у вас были на то причины, не так ли?

Органа ничего не сказала в ответ. Да и как объяснишь, почему она решилась на такой удивительный и опасный шаг, если и сама не понимала этого, движимая всецело интересами сына?

Если бы Калуан видел, каким бледным и разбитым был Бен в тот вечер, когда бессилие, гнев и страх сперва возобладали над его разумом, а после опустошили его душу и оставили его задыхаться. И каким жутким огнем полыхали его бархатные глаза, когда юноша угрожал матери и, угрожая, молил выпустить его, иначе он сойдет с ума. И как былая обида, которую его больной рассудок сумел, наконец, облечь в слова, выходила из него, сводя горло судорогой. Если бы только Иматт мог видеть все это; мог понять то, что видела и понимала Лея своею чуткостью матери, то друг, конечно, не осудил бы ее за безрассудный поступок. Но у Калуана, как и у других присутствующих, своя правда. И эту правду генерал Органа, как глава Сопротивления, обязана была разделять.

– Как бы то ни было, – добавил майор, – вашему сыну пора определиться раз и навсегда, на чьей он стороне в этой войне. Если все же на стороне Республики, то пусть он поможет нашему общему делу. А если нет, разве не является прямой обязанностью Сопротивления добыть у него сведения любыми разрешенными средствами?

Эти последние его слова заставили разом всех собравшихся изумленно и испуганно вздохнуть. Роковое, тяжелое слово «пытки» еще не прозвучало, но определенно именно это и подразумевалось Иматтом, отчего каждому из участников совещания стало не по себе.

– Опомнитесь, Калуан, – выдохнула Лея. – О чем вы говорите? Или вам стоит напомнить, что еще Мон Мотма в свою бытность Верховным канцлером подписала документ, официально запрещающий использование дроидов-дознавателей и многие методы применения физического насилия для получения информации.

Лицо Иматта отразило досаду.

– Похоже, это вам следует напомнить, генерал, что идет война. А в военное время никто не станет всерьез придерживаться пустого закона, который и в мирные-то времена никто не соблюдал.

Это была сущая правда. Закону о запрете пыток следовали в той же мере, как и законам Республики, воспрещающим рабство – эти законы отнюдь не мешали существованию огромной индустрии работорговли во Внешнем кольце, да и не только там. Подобные указания издавались единственно для того, чтобы правительство Республики нельзя было обвинить в попустительстве жестокости и насилию. При этом зачастую сами формулировки этих законов допускали великое множество разнообразных лазеек, которые позволяли их обойти. Так было удобно всем – и в первую очередь, тем, кто все же вынужден был прибегать к пристрастным допросам, ведь их действия теперь не ограничивались официальными рамками.

Лея знала все это не хуже Иматта, но именно сейчас не желала признавать очевидного.

– Послушайте, генерал, – сказал майор немного тише и мягче. – Как человек я понимаю вас, и до сих пор руководствовался лишь сочувствием к вам и к вашему сыну. Но как военный и как член Сопротивления я вынужден задать вам вопрос и настаивать на ответе, причем правдивом. Окажись на месте этого мальчишки любой другой военачальник Первого Ордена, стали бы вы сейчас препятствовать допросу, руководствуясь лишь собственными представлениями о гуманности?

Органа смущенно молчала. Она не решалась говорить неправду, да и Калуан сразу распознал бы ложь в ее словах. Но признать истину сейчас было для нее равносильно признанию поражения.

– И не забывайте, – напомнил Иматт, – на Набу остались наши бойцы, которым сейчас всерьез грозит смерть.

– Я помню об этом, – глухо отозвалась Лея.

Она бросила полный отчаяния взгляд на Калонию, почему-то уверенная, что, по крайней мере, глава медиков должна быть на ее стороне. Ведь Хартер всегда отличали чуткость и участливость.

Та, однако, промолчала. Как медик, она тоже была против того, чтобы выпускать заключенного на относительную, но все же свободу. Конечно, физически молодой человек оправился от ранения, полученного на «Старкиллере», довольно быстро. Однако Калония наблюдала за ним достаточно долгое время и готова была поклясться, что психологически парень не здоров и, следовательно, опасен для окружающих.

Лея вздохнула. Похоже, что все эти люди, которые назывались ее друзьями и которые прежде готовы были – хотя бы ради их дружбы – покрывать Бена, сейчас единодушно ставили вопрос ребром: если генерал не желает неприятностей для своего сына, ей лучше уговорить его сотрудничать.

Это было проблематично, несмотря на произошедшее между ними объяснение и на выход Бена из-под стражи. Вернее, даже особенно проблематично в свете этих событий. Бен, хотя теперь он, выполняя обещание, не пытался сбежать, не шел и на сближение, продолжая держаться, подобно пленнику. Достаточно сказать, что мать и сын не говорили ни разу с той поры, хотя новая комната Кайло напрямую примыкала к апартаментам генерала Органы, и они могли видеться (и виделись) каждый день. Он проводил практически все свое время в медитациях, упрямо надеясь восстановить утраченные силы. Случалось, что под вечер Лея находила его в том же положении, что и с утра. Хотя надо признать, что Сила, пусть и с неохотой, в самом деле еще слушалась юношу. Иной раз, войдя к нему в комнату, мать видела стулья, подушки, одежду парившими в воздухе. Сын не разговаривал с нею, и кажется, даже не слушал, если она что-нибудь говорила ему – видно, на его взгляд, они и так уже сказали друг другу слишком много. Зато он по-прежнему обращался в своих молитвах к кому-то незримому. К тому, кого Лея ненавидела – уже потому, что тот занимал в жизни Бена более высокую нишу, нежели она сама.

Однажды она услышала его молитву – слова, обращенные в пустоту. И то, что уловил ее слух, порядком ее озадачило. Бен говорил: «Эта маленькая гадина… она чувствует, что я слабею. Она хорошо видит, что наделала. Теперь она чувствует меня постоянно, а мне не хватает сил изгнать ее из своего сознания. Сила пробуждается… это правда, я оказался в центре бури. Что мне делать? Помоги…» И если личность того, к кому была обращена его мольба, вызывала некоторые сомнения – это мог быть как призрачный образ Вейдера, или Сноук, который еще имел власть над Беном, так и вовсе кто-то неопределенный, вроде самой Силы – то, по крайней мере, того (а вернее, ту), о ком говорил Бен, Лея угадала сразу. И не знала, как отнестись к своему открытию.

В целом, ее сын по-прежнему уходил в себя, будто испуганный зверь, который прячется подальше в нору. Пустота его взгляда все еще граничила с одержимостью, и приступы ярости чередовались с апатией. Его душевные силы были на исходе. Лея видела это.

– Я поговорю с Беном, – пообещала она своим соратникам. Однако сказала это таким голосом, словно заранее давала понять, что их разговор будет, скорее всего, пустым и бесполезным.

Когда совещание завершилось, Иматт подошел к генералу и с каким-то пристыженным видом попросил прощения. Прежде всего, за то, что развернул обсуждение так круто, напрямую заговорив о возможности допроса с пристрастием, смущая Лею, как мать, хотя это было с его стороны преждевременно, а может быть и вовсе совершенно напрасно (ведь еще оставалась надежда, что юноша пойдет на мировую без дополнительных убеждений).

– Тебе не за что извиняться, Калуан, – Лея печально покачала головой. Ее глаза блестели слезами. – Я восхищаюсь твоей способностью не мешкать и выкладывать все, что ты думаешь, друг мой. Такой восхитительной откровенности часто не хватает каждому из нас.

Говоря так, она, однако, думала сердито: «Неужели он полагает, что мне самой не приходило в голову использовать осведомленность Бена? Неужели считает, что родительские заботы затмили для меня дела Сопротивления?» Но что она могла сделать? Ее сердце вновь разрывалось между гражданским и родительским долгом, и это было так тяжело, что хоть плачь. Она знала, что не позволит никому и пальцем коснуться своего дитя. Но как тогда помочь Набу?

– Послушай, Лея, – Калуан вдруг понизил голос до шепота, такого несвойственного этому человеку, что генерал тотчас напряглась. – Может быть, есть другой путь? Если мальчишка откажется рассказать все добром, не обязательно выпытывать у него нужные сведения варварскими методами, вроде химии. Помнишь, ты как-то рассказывала, что сумела прочесть его мысли, увидеть его воспоминания, пока тот находился без сознания?

Генерал недоуменно кивнула.

– Я использовала Силу, – ответила она, – но не причиняла ему страданий, не подавляла его волю, а только считывала те мысли, которые и так были открыты.

На самом деле все, конечно, было немного сложнее. Ей действительно пришлось насильно прорываться в его сознание, но делала это Лея медленно и осторожно, стараясь доставить сыну как можно меньше боли.

– Но ведь можно попытаться опять? Я не знаю… попробовать погрузиться немного глубже. Ты сама говорила, что между тобой и твоим сыном существует крепкая ментальная связь? Попробуй использовать ее. Можно спросить Хартер, наверняка есть какие-то легкие, не причиняющие вреда снотворные препараты. Если незаметно подсыпать ему что-нибудь в еду или питье, твой парень даже не будет знать о том, что произошло. Ведь нужно-то совсем немного. Сведения о расположении резиденции Сноука – попробуй узнать только это.

Органа широко моргала, чувствуя, что не узнает старого друга. Впрочем, она видела, что Иматту самому глубоко противно все то, о чем ему приходится сейчас говорить.

– Ты хочешь, чтобы я обманула родного сына, сломила его, – заключила генерал. – Это низко. Если Бен узнает, он возненавидит меня до конца дней. К тому же, – прибавила она с иронией, – разве я с теми обрывочными знаниями, которые успели отложиться у меня благодаря брату, могу всерьез рассчитывать на то, чтобы успешно допрашивать Кайло Рена?

Того, кто годами применял ментальные техники для получения информации и преуспел в этом больше, чем кто-либо в галактике. Тем более, что его способности к телепатии всегда были куда больше, чем у матери.

– Всего лишь опоить его и ослабить бдительность.

– Нет, – решительно сказала Лея. Однажды она уже имела несчастье жестоко предать Бена, и никогда больше не позволит себе ничего подобного. – Как бы это ни называлось, по сути, это – насилие, Калуан. Ничем не лучше, а возможно, что и многократно хуже обыкновенного физического насилия. Я не смогу… – ее голос сделался хриплым и начал прерываться. – И не допущу этого, пока жива.

Уловив глухую боль в ее словах, Иматт внезапно почувствовал себя так скверно, что заботы о военных делах, мысли о том, чтобы превозмочь противников, даже несчастье жителей Набу – все это на какие-то секунды отошло на второй план.

– Прости… – вновь сказал он.

Не нужно ему было затевать подобного разговора. По крайней мере, в этот и без того неспокойный момент.

Лея горько улыбнулась – как будто стараясь убедить сама себя, что друг произнес свою омерзительную речь единственно потому, что хотел, как лучше – а потом, коротко тряхнув головой, отошла прочь.

***

Как и предполагала генерал Органа, уговоры не возымели действия. Стоило ей заговорить с сыном о событиях в секторе Чоммел и о том, почему им срочно нужны большие сведения о противнике, Бен стал отворачиваться и злиться. А когда мать напрямую спросила у него, знает ли он то, что может помочь делу, юноша даже не дослушав, горько рассмеялся. Этот его больной, страшный хохот был разительно похож на другой – в день его пробуждения. Он продолжался долго, и в это время Лея не знала, куда себя деть.

– Я так и знал, – произнесли, уродливо кривясь, его губы.

«Так и знал, что ваших материнских чувств не хватит надолго».

– О чем ты? – генерал непонимающе нахмурилась.

– О том, что вы остались все той же мерзкой, ограниченной, жестокой дрянью, все той же добродетельной идиоткой, одержимой идеей всеобщего блага, что и двадцать лет назад, – выпалил он на едином дыхании – с болью и почти с торжеством. Бархатные глаза Леи на лице ее сына лихорадочно блестели.

Услыхав эти слова, этот ужасный и настолько несоответствующий действительности упрек, Лея вздрогнула, словно от пощечины.

– Как ты можешь так говорить? – изумилась она.

«После всего, что я сделала, спасая тебя. После того, через что мне пришлось переступить, чтобы только ты находился в безопасности».

Она тяжело вздохнула – и резко умолкла, исходя негодованием. В какой-то момент ей – и ее сыну тоже – показалось, словно она вот-вот вновь ударит его по лицу. Однако высшая степени материнского гнева не испугала Кайло, который и сам сейчас был не в себе. Он снова и снова усмехался. Его ноздри дико раздувались. На лице играла острая улыбка.

– Что, хотите снова меня ударить? Так давайте! – бросил он с вызовом.

Надо же, ведь этой отвратительной женщине почти удалось убедить его в искренности своих намерений! Он был готов поверить, что она изменилась за это время. Что в самом деле намерена пожертвовать всем, и даже собственной жизнью, чтобы искупить свою вину перед ним.

Вот уж воистину, наивный дурак! Слабый и глупый, как отец, который в свое время также повелся на пылкие убеждения прекрасной принцессы Органы – истинного украшения Альянса повстанцев, променяв свою привычную жизнь на бесполезный героизм и революцию. Только со временем генерал Соло понял, что за горячностью Леи скрывается исключительно тупая спесь и бесполезный набор догм, с рождения вбитых ей в голову приемным отцом, который также был замешан в многолетней террористической деятельности, за что и поплатился не только сам Органа, но и весь его народ. А распознав в полной мере, с кем он живет, не сумев прогнуться под эту женщину, как она того хотела и требовала, Хан просто ушел, не желая больше видеть ни ее, ни сына.

Юноша прикрыл глаза на миг, собираясь с мыслями. Нет, Лея Органа – вовсе не его мать, и никогда не была таковой. Кто угодно – героиня Альянса, принцесса, сенатор, генерал, глава Сопротивления, возлюбленная Хана Соло, одна из первых леди Чандрилы, Корусанта и Хосниан-Прайм – но только не жена и не мать.

– Вы лгали мне всю жизнь и сейчас продолжаете лгать, – проговорил Кайло, констатируя факт, который в его глазах не подлежал сомнению. – Вы говорили, что мое смирение – это поза? Так вот, генерал, ваше – тоже. Вместе со всеобъемлющей и самоотверженной материнской любовью, которую вы отчаянно демонстрировали мне все это время. Поза, не более того. На самом деле все имеет свою цену. Даже родительское прощение, не правда ли?

Лея упрямо тряхнула головой.

– Все не так…

Сын поднял на нее страшный взгляд.

– Не смей лгать мне снова! – Это был не его голос и не его слова. Они принадлежали существу, в котором растворялся истинный Бен Соло. Переведя дыхание, он добавил – на сей раз с глубокой усталостью: – Ваша цена – сведения, которыми я располагаю? Что ж, я не готов уплатить ее, и вы об этом прекрасно знаете. Можете делать со мной, что хотите.

– Бен, пожалуйста… – прошептала генерал ломающимся голосом. Каждое слово, произнесенное им, беспощадно ранило ее душу. – Пожалуйста, выслушай… там, во Внешнем кольце гибнут люди, и в твоей власти помочь им.

– Я не разделяю вашего воинствующего идеализма, генерал, – саркастически напомнил юноша, – и вовсе не стремлюсь помогать всем вокруг. На войне гибнут люди – это истина, не подлежащая обсуждению. Припомните гражданскую войну, развязанную террористами, вроде вас и ваших приятелей. Сколько народу погибло в ней с обеих сторон? А сколькие еще умрут, если вы вторгнитесь в систему, где расположена основная база Первого Ордена? Нет, матушка, не стоит пытаться задеть меня вашими жалобными агитационными речами. Вы будете выполнять свой долг, а я – свой.

На долю секунды генерал Органа погрузилась в абсолютную тишину, раздавленная тем, что она услышала.

Кажется, потеряв всякий интерес к матери, Кайло прошел мимо нее и встал у окна.

– Я прошу исполнить только одну мою просьбу, – произнес он, не поворачивая головы. – Когда мне придет срок отправиться к вашим умельцам, извольте хотя бы предупредить об этом заранее. Я хочу быть готовым.

Лея издала болезненный стон. Новое «пожалуйста» так и застыло на ее губах.

Задевая все на своем пути, словно слепая, она почти бессознательно двинулась к Бену. У нее дрожали ноги, в горле стоял ком.

Встав рядом, Лея судорожным движением заключила руку сына между своих рук. Его кожа была холодной.

Кайло, не моргая, посмотрел ей в лицо. Тогда ему подумалось – всего на долю секунды, ведь доли секунды вполне довольно для очередной искры разочарования и обиды, – что сейчас, кажется, их прежнее соглашение (к слову, и добытое-то весьма неоднозначным путем) уже не действительно. Ведь мать не была искренней с ним до конца. Да и он сам, не вмешайся голос Верховного лидера (хотя о причинах этого вмешательства Кайло даже не решался гадать), неизвестно, как поступил бы.

Но если они оба обманывали друг друга, и узы их договоренности могут быть разорваны, отчего бы не закончить дело прямо сейчас? Вот окно, которое легко разбить и за которым его не поджидает вооруженная охрана. И наручники больше не ограничивают его движений. Удрать из медицинского центра будет не такой уж трудной задачей. Можно даже попытаться разжиться оружием. А дальше – в порт, взять первый же сносный корабль и улететь прочь. Назад к Верховному, к его ногам, чтобы просить у его мудрости совета, как совладать со своей слабостью и возвратить себе былые возможности.