355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Раэлана » Исправляя ошибки (СИ) » Текст книги (страница 34)
Исправляя ошибки (СИ)
  • Текст добавлен: 29 марта 2017, 16:00

Текст книги "Исправляя ошибки (СИ)"


Автор книги: Раэлана



сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 62 страниц)

Рей, одинокая сирота, привыкшая добиваться всего собственными трудом и смекалкой, была так понятна Финну, что он поневоле чувствовал к ней и братскую привязанность, и одновременно благоговение – ведь эта девочка являла пример той самой достойной уважения самостоятельности, которой ему, недавнему дезертиру, только предстояло научиться. Пола же казалась ему видением иного, высшего мира, наполненного пышностью, красотой и беззаботностью. Рей воплощала в себе все лучшее, что можно вынести из нищенской среды, которая породила и его, Финна, потому что родители продали его в ранние годы Первому Ордену, как будущего солдата, за гроши, чтобы только не умереть с голоду. Но Пола – это олицетворение мечты; это сами высшие сферы, сосредоточившиеся вдруг в одном восхитительном существе. Теперь Финн вновь и вновь вспоминал, что постоянно хватал Рей за руку, словно стремился защитить; однако он не смел даже подумать прикоснуться к леди Антиллес хоть пальцем без ее согласия.

Полет его чувства, впрочем, еще можно было бы остановить, если бы Пола Антиллес отнеслась к гостю достаточно холодно, с отстраненной вежливостью, как привыкла общаться с большинством людей из своего окружения. Однако девушка и сама была заинтересована в том, чтобы между нею и молодым человеком возникли как можно более близкие, доверительные отношения – и нельзя сказать, что причиной ее заинтересованности послужил один только случай на посадочной платформе. Чем больше времени она проводила в компании юноши из Сопротивления, тем более любопытным его находила. Даже грубые солдатские манеры Финна, которые Пола, разумеется, очень быстро подметила, стали казаться ей наполненными тем, что она – чопорная дочь благородного семейства – охарактеризовала бы как «очарование экзотики». Даже его простецкое имя отчего-то приводило ее в восторг.

Она плохо знала своего нового знакомого, это верно. Однако неосведомленность только способствовала заинтересованности Полы, чья натура жаждала новизны, жаждала скорейшего действия. Претерпев не так давно первые существенные изменения в своей жизни, преобразившись из обыкновенной студентки в представителя сенатора, эта деятельная девушка уже не согласна была терпеть давление рутины, то и дело напоминая себе, что она – не более, чем заместитель, не уполномоченный самостоятельно принимать решения. Она, как и любое юное создание из высшего света в ее годы, задыхалась в своем коконе удушающей роскоши и в глубине души искала приключений.

Финн представлялся ей – как и она ему – пришельцем из другого мира, не ограниченного никакими условностями. Пола видела в юном своем госте героя-повстанца; одного из отважных пилотов, управляющих знаменитыми Х-вингами, которые рассекают просторы космоса и вершат историю. Одного из тех, кто некогда нанес непоправимый удар тирании, уничтожив «Звезду Смерти», а после и другую. А теперь еще и «Старкиллер». То, чего она не ведала, и не могла еще ведать о нем, она домысливала, слепо полагаясь на чуткость своего сердца.

О какой рассудительности тут может идти речь? Нетерпеливо подгоняемое с обеих сторон чувство росло между ними стремительно, и дело шло к самой вероятной развязке.

Еще до полудня обе спутницы леди Антиллес покинули ее, сославшись на то, что им следует заняться подготовкой отчета для генерала Органы – на самом же деле (Финн не сомневался в этом) они обе намеревались еще и лично побеседовать с майором Иматтом, чтобы ответить на его вопросы и, быть может, чем-либо помочь в расследовании. Однако ни Пола, ни сам юноша не обеспокоились их отсутствием, скорее напротив, вздохнули свободнее.

До конца дня они занимали друг друга пространными разговорами, в которых Пола продолжала настаивать на том, чтобы генерал Органа (равно как и сам Финн) доверяли ей, потому что главная ее цель – это быть полезной священному делу борьбы с Первым Орденом, ныне единому как для правительства Республики, так и для Сопротивления. Наверное, решил Финн, она привыкла произносить высокопарные фразы, не особо вдумываясь в их смысл, однако наделяя их особой значимостью благодаря искренним интонациям, благодаря умелой игре своего высокого и звучного голоса, идеально поставленного для прений в сенате. Он еще не знал, но уже подсознательно догадывался, что эта напористость свойственна в какой-то мере всей родне Органа-Антиллес, безоглядно погрязшей в политике задолго до рождения Полы, так чего ж ожидать от нее самой?

Пожалуй, юная леди Антиллес краем сознания чувствовала, что ее влиятельная родственница скрывает что-то важное – скрывает ото всех, и от нее в частности. Догадаться об этом было не так уж сложно. Смущенная подобным обстоятельством Пола с подсознательным трепетом искала способ добиться расположения Леи любыми доступными средствами. По меньшей мере, от генерала Органы не в малой степени зависела ее будущая карьера. Кроме того, Пола восхищалась Леей, как и большинство ее ровесников и сокурсников по академии.

Предприимчивость и участливость этой девушки определенно делали ей честь; однако ее наивность впору считать абсолютно неприемлемой для вероятного будущего сенатора.

Тем не менее, разговоры между нею и Финном, не утихавшие до вечера, непостижимым образом все больше приобретали характер формальных – то есть, становились не более чем удобным прикрытием для растущего чувства, которому, как и любому саженцу, необходимы благоприятные условия, необходимо укрытие от палящих лучей истины, способных погубить его, пока он еще мал и слаб.

Таким образом, Финн, сам того не ведая, с блеском выполнял возложенную на него задачу, при этом получая удовольствие сам и доставляя не меньшее удовольствие своей новой знакомой.

Вечером Пола предложила своему гостю прогулку по городу. Ей хотелось развлечь его, показав, как привыкла развлекаться она сама – это желание естественно для молодости. Финн с радостью согласился, предвкушая знакомство с ночной жизнью столицы, о которой прежде он только слышал; прикосновение к блеску и праздности, к прекрасному танцу жизни Галактик-сити.

На сей раз леди Антиллес, позабыв про шелк и сатин, оделась куда проще – в просторный цветастый комбинезон и кожаную куртку. Ее волосы были теперь закрыты матерчатым головным убором округлой формы с металлическими вставками по бокам. Этот костюм был ее маскировкой, известной всякому представителю высшего света, чтобы он мог не выделяться в толпе. Или по крайней мере, быть уверенным, что не выделяется, хотя его степенная, вежливая речь и гордая осанка все равно едва ли способны обмануть кого-либо. Так рассуждал Финн, видя, как Пола грациозно запрыгивает на переднее сидение личного лэндспидера модели «XP-38» вино-красного цвета с открытым верхом, который выглядел так, как будто обошелся в целое состояние, и, улыбаясь, призывает его не стесняться и сесть рядом.

С некоторыми колебаниями, которые вернее всего было бы истолковать, как последние попытки оглянуться назад и воззвать к собственному разуму, юноша однако последовал за нею. И вскоре спидер поднялся к небу, отдаляясь от посадочной площадки, и вышел на одну колею с другими, как бы растворившись в общем потоке.

– Вы знаете, Финн, я ведь училась в академии на Набу, – вдруг сообщила Пола, когда их легковой репульсорный транспорт пролетал мимо Галактического музея. – Предложение сенатора Органы стать ее заместительницей в сенате заставило меня покинуть эту планету.

Молодой человек, сидевший дотоле спокойно, подставив лицо прохладному ночному ветерку, и изучавший завороженным взглядом великолепные тяжелые колонны у входа в монументальное здание, вздрогнул и воззрился на свою спутницу, не в силах вообразить себе, что только счастливый случай избавил это ангельское создание от несчастного жребия.

Девушка продолжала:

– Однако там, в Тиде остались мои товарищи по учебе, которым сейчас грозит беда. Я беспокоюсь о них.

Тонкие пальцы, сомкнутые на рычаге управления, то и дело сжимались и разжимались, выдавая ее нерешительность. Пола отчаянно убеждала сама себя, что откровенничает сейчас вовсе не для того, чтобы разжалобить собеседника, еще больше пробудив в нем интерес к своей персоне. А только для того, чтобы этот юноша окончательно убедился в ее добром отношении к Сопротивлению.

– Мне можно доверять.

– Я знаю, – кивнул Финн, обеспокоенно сглотнув. Его голос дрогнул. – Поверьте, леди Антиллес, я не сомневаюсь в этом.

В ответ та попросила называть ее «Полой» – попросила с налетом раздражения; таким капризно-очаровательным тоном, которому, тем более, когда он звучит из уст прекрасной девушки, любому мужчине трудно отказать.

Они припарковали спидер у входа в ночной клуб, за полупрозрачными дверями которого мелькали соблазнительные расплывчатые силуэты танцовщиц, принадлежавших к расам тви’леков и родианцев, которые в своей изысканной полунаготе извивались на сцене под одобрительные крики и свист мужской публики. Такова жизнь в большом городе: днем жители идут в театры или музеи, а ночью в клубы, и одно никак не заменяет другого. Пола знала этот порядок и, подобно большинству молодых людей, успела к нему привыкнуть.

– Не волнуйтесь, это приличное заведение, – уверила она, имея в виду, что здешний владелец вовсе не торгует ни проститутками, ни наркотиками, и, кажется, вообще не имеет связей с криминальным миром, что являлось среди подобного рода братии чрезвычайной редкостью.

Ей нравился этот клуб, прежде всего, потому что здесь можно было выпить и расслабиться, не опасаясь, что тебя пырнут ножом, как в большинстве общественных мест – баров, ночных клубов, публичных домов и опиумных дыр – расположенных на нижних уровнях; существующих на грязные деньги хаттов и подобных им дельцов – сброда, приспособившегося к существованию при новом строе, и теперь чувствующего себя не хуже, чем во времена Империи.

Девушка обеспокоенно добавила:

– Впрочем, если пожелаете, мы можем уйти отсюда в любое время.

Финн растерянно кивнул. Не потому, что вид обнаженных девиц вогнал его в краску (хотя это так), а просто потому, что прежде юноше вовсе не доводилось бывать ни в клубах, ни в барах – и сравнивать ему было не с чем.

Они прошли внутрь и сели за столик у стены, подальше от сцены. Один напротив другого, чтобы видеть лица, однако с наибольшей вероятностью избежать неловких ситуаций при столкновении локтями, или случайном соприкосновении пальцев. Они были так забавно стеснительны и так милы!

По настоянию леди Антиллес, которая едва ли не насильно втолкнула ему в руки коктейльную карту, Финн, скрипнув зубами, выбрал коррелианский виски – об этом напитке он, по крайней мере, слышал что-то положительное от Хана Соло, который являлся неоспоримым его любителем. Прочие же названия ничего юноше не говорили.

Вот тогда-то и случилось то, к чему молодые люди уверенно и нетерпеливо шли все минувшие сутки, и как будто даже ненавязчиво подгоняли один другого. Учитывая очевидное рвение обоих участников, произошедшее было неизбежным, а полутьма, царившая в главном помещении клуба, расслабляющая музыка и выпитый алкоголь дал завершающий толчок этому делу.

Уже после третьей рюмки виски, которую они выпили, весело звякнув хрустальными сосудами и торжественно пробормотав: «За Сопротивление!», Финн и Пола почему-то решили подсесть друг к другу поближе. Почему они, не сговариваясь, вдруг разом приняли такое решение, было бы понятно любому человеку со стороны, но только не им самим.

А к тому времени, когда первая бутыль была прикончена на две трети, юноша и девушка в головокружительном похмелье обнимали друг друга, переминаясь на танцплощадке с ноги на ногу, и самозабвенно целовались, словно пара подростков. В мягком касании их губ присутствовала трогательная нерешительность, характерная для первых поцелуев.

Это случилось всего за двое суток до того, как лейтенант Бранс, связавшись по одному из внутренних каналов с Иматтом, сообщил сослуживцу и товарищу тревожное известие об аресте генерала Органы и ее сына. Всего за три дня до прибытия Леи на Корусант и за неделю до того, как вся галактика услышала о чудовищном захвате Тида войсками Первого Ордена.

На душе у Финна порхали бабочки. Он был счастлив и взволнован, не думая ни о чем, кроме всепоглощающего счастья, которое свалилось на него.

***

Уже глубоко за полночь, возвратившись в свою комнату, Финн увидел мигание синего огонька голопроектора, возвещавшего о принятом сообщении. Будничным жестом он нажал кнопку воспроизведения.

Говорил Калуан. Как всегда, ворчливо и небрежно тот интересовался, где носит его молодого товарища целый вечер (хотя трудно поверить, что старый майор не догадывался в душе, каков будет ответ на этот вопрос), и напоминал, чтобы тот держал язык за зубами. Он имел в виду, что Финну полагается каждую секунду помнить об осторожности, чтобы не выдать тайну генерала Органы; однако сам юноша, пребывая еще на самой высокой грани удовольствия, расценил предупреждение Иматта несколько иначе – чтобы он ненароком не сболтнул о своем происхождении и о былой принадлежности к Первому Ордену. Что, впрочем, тоже имело определенную важность – и для Иматта, как для его спутника, в том числе.

Голозапись еще не достигла окончания, когда Финну пришлось довольно грубо прервать надоедливое брюзжание майора, поскольку в дверь постучали.

На пороге стояла Чала, которая, весело улыбаясь – «так и знала, что вы не спите» – сообщила, что им есть, о чем поговорить. Юноша обрадовался ее появлению, решив, что общество еще одной очаровательной девушки должно его развлечь.

Когда Финн взглянул на Чалу, расположившуюся на диване – зеленокожую и изящную, чьи движения были наполнены особой, волнительной грацией – то впервые подметил в ней сходство со змеей. Такой же прекрасной, как древнейшие в галактике рептилии, давшие жизнь многим подвидам на почти каждой из обитаемых планет, была эта очаровательница из тви’леков, чьи женщины славятся, как общепризнанный эталон красоты и обольстительности в большинстве цивилизованных миров, и нередко служат самым ценным товаром для сутенеров и работорговцев. Финну, прежде редко сталкивавшемуся с тви’лечками и вообще с инопланетными женщинами (поскольку Первый Орден, будучи верным наследником Империи, не жаловал иные расы, кроме человеческой), был поражен, почувствовав пьянящее обаяние Чалы так близко. Казалось, словно на нее можно глядеть бесконечно; ее облик завораживал, и даже более того – как бы гипнотизировал.

Каково же было удивление юноши, когда Чала, мило улыбнувшись, внезапно осведомилась, как поживают генерал Органа и пленник, которого та скрывает на Эспирионе!

– Майор Иматт рассказал мне обо всем, – пояснила тви’лечка при виде искреннего недоумения и испуга, отразившихся на лице Финна.

Вспоминая впоследствии этот разговор, молодой человек недоумевал, отчего ему не показалось подозрительным, что майор, отличавшийся особой скрытностью, внезапно решил посвятить инопланетную девчонку в свято оберегаемую тайну? Одно объяснение: Финн в это время был пьян и влюблен, и мог думать исключительно о собственных делах (что, впрочем, тоже характеризует его не в лучшем свете).

– Еще ваш друг просил приглядеть за вами, чтобы бы не сболтнули лишнего леди Антиллес, – продолжала Чала.

А вот это уже было вполне похожим на Иматта.

Пересилив себя, юноша осторожно кивнул.

– Я верен генералу и ни за что не предам ее, – пролепетал он, не представляя, что может сказать еще.

Чала расхохоталась хрустальным смехом.

– Ну разумеется… никто и не подумал бы, что вы способны на предательство.

Финн тревожно сглотнул.

Нахохотавшись вволю, гостья добавила немного серьезнее, хотя нежно-салатового оттенка ее глаза все еще блестели заговорческим азартом:

– Это ведь он, сын генерала, спас свою мать во время нападения?

И снова ее собеседник предпочел отделаться кивком.

– Если так, то Лее следует быть осторожнее, поскольку слухи о чудесном спасении благодаря неизвестно откуда взявшемуся джедаю уже достигли столицы. – Она помолчала. – Впрочем, учитывая… кхм… неприятную славу ее сына, полагаю, никого не удивит, если он, сохранив жизнь матери, сам же вскоре и оборвет ее. Надеюсь, генерал понимает это?

В ответ молодой человек промямлил что-то неуверенное. Откуда ему знать, какими поползновениями руководствуется генерал Органа? Сам бы он ни за что не решился держать при себе Рена, пусть даже на самой короткой цепи. Если этому зверю выпадет шанс освободиться, он будет так зол, что растерзает любого на своем пути. И, конечно, не пощадит родную мать, как совсем недавно не пощадил Хана Соло.

Помолчав немного, Чала произнесла задумчиво:

– Насколько мне известно, в Первом Ордене распространена информация, будто Кайло Рен погиб на «Старкиллере». А неуклюжий рейд Хакса на Ди’Куар списали на банальную ошибку генерала, который был сбит с толку и подавлен потерей своей драгоценной станции. Впрочем, я сомневаюсь, что кто-то всерьез верит этим отговоркам; даже Сноук не стал бы держать при себе настолько безнадежных идиотов.

Говоря так, она кусала губы с настолько очевидным, немного растерянным беспокойством, что после Финн опять-таки удивлялся, как это он оказался настолько слепым, что даже не подумал обеспокоиться, ведь поведение собеседницы было явно подозрительным.

– Рабы поверят любому слову хозяина, – печально промолвил бывший штурмовик, – из страха перед ним.

Это высказывание касалось не только его прежних собратьев, обыкновенных штурмовиком. Но также – и даже в большей степени – офицерский состав. Горемычных слуг системы, вроде лейтенанта Митаки, служившего на «Финализаторе» кем-то вроде распорядителя, и… да, капитана Фазмы, о дальнейшей судьбе которой бывший подчиненный мог теперь разве что догадываться – сумела ли он вылезти из мусорного пресса? выбралась ли со «Старкиллера», или погибла при взрыве? и если она осталась жива, какое наказание ее ожидало за отключение дефлекторов, на которое они с Ханом ее вынудили?

Погруженный в раздумья Финн вдруг язвительно хмыкнул. Кажется, за свою бытность на Эспирионе он истинно проникся духом демократии, коль скоро мысленно рассуждает о судьбах отдельных личностей, хотя человека, воспитанного на идеологии тоталитаризма, не должны волновать подобного рода мелочи.

Да, они были рабами, эти люди, и их доля гораздо хуже, чем у товарищей Финна, или у самого Финна. Штурмовиками руководят их начальники; но самими начальниками руководит безликая машина деспотии. И если до человеческих сердец, пусть даже отравленных жестокой идеологией, возможно достучаться, то машина лишена сердца вовсе.

Видя, что юноша задумался о чем-то своем, тви’лечка, деликатно опустив глаза, сообщила, что гость, вероятно, устал, поскольку день у него выдался насыщенным, а значит, ей пора уходить.

– Я рада за вас и за леди Антиллес, – сказала Чала вместо прощания, лукаво подмигнув, и один из ее леку вдруг загадочно шевельнулся.

Конечно, она догадывалась, какого рода отношения стремительно складывались между молодыми людьми. К тому же, на вороте куртки Финна – той самой, которую ему отдал По – отчетливо виднелся след от темной помады, которой пользуется Пола. Женский глаз достаточно наметан, чтобы приметить такие детали. Скорее всего, юноша, не найдя под рукой ничего более подходящего, наскоро вытер губы первым подвернувшимся куском ткани.

Страх, смущение, восторг, недоверие, упоение – все эти чувства промелькнули на лице Финна в одно мгновение, изменяя его выражение, словно кадры на голопроекторе. Мысль, что об их недавнем приключении с Полой знает (или во всяком случае догадывается) еще кто-то, понемногу доходила до разума юноши, ввергая его в замешательство.

Чтобы выйти из положения, он решил сменить тему.

– Надеюсь, Чала, вам не следует отдельно говорить, что правда о сыне генерала Органы должна остаться тайной. Даже для членов Сопротивления, кроме тех, кого выберет сама генерал, – сказал он, показательно выпятив грудь и придав своему голосу как можно более серьезные нотки – так что и сам, услыхав себя со стороны, рассмеялся бы в голос.

Салатовые глаза Чалы улыбнулись ему.

– Полно вам, Финн! Я служу генералу достаточно долго, она знает, что может доверять мне. И майор Иматт тоже знает. Не беспокойтесь на мой счет.

Она повернулась к двери, которая тотчас отъехала в сторону, чтобы выпустить посетительницу из гостевых покоев.

Подумав о чем-то, тви’лечка вновь поглядела на молодого человека – на сей раз с самым серьезным видом.

– У меня только одно условие: я бы попросила не отправлять меня на Эспирион. Мне трудно признаться в этом, Финн, но я смертельно боюсь этого человека, о котором мы говорили. Кайло Рен славится, как бешеный ворнскр на привязи у Сноука. Даже если ворнскру отрубить хвост*, я не рискну к нему приблизиться.

Подумав, насколько верно выбранное Чалой определение, юноша едва не засмеялся. Однако он продолжал героически хранить на своем лице суровое выражение, подобающее командиру Сопротивления и доверенному человеку генерала Органы, за которого его здесь повсеместно принимали.

– Не думаю, что генерал потребует от вас чего-то подобного, она ценит интересы своих служащих, – за деловитым тоном Финна скрывалось ощущение, знакомое всякому плохому актеру – будто он сейчас похож на дурака.

– Я надеюсь на это, – спокойно кивнула девушка. – Доброй вам ночи, Финн.

И она легкой походкой выплыла в коридор.

***

Пройдя к себе и убедившись, что никто не следит за нею, тви’лечка затворила двери. Она извлекла из складок одежды черное электронное устройство размером не больше горошины и вставила его в специальный разъем, расположенный сбоку на ее датападе.

Несколько минут спустя с нею на связь вышел немолодой мужчина человеческой расы с порядком обрюзгшим, но при этом живым и хитрым лицом.

Чала, ожидавшая вызова, заметно оживилась и, взметнувшись с кровати, подлетела к проектору.

– Вот видите, майор, – произнесла тви’лечка, сладко улыбаясь. – Генерал прячет у себя опаснейшего преступника, какие вам еще нужны доказательства?

Диггон нахмурился, изображая сомнения, которые, впрочем, после всех представленных Чалой подтверждений и вправду казались наигранными.

– Канцлер постарается как можно скорее прояснить, что происходит на Эспирионе, – пока это все, что он мог сказать, положив себе однако немедленно, невзирая даже на неурочный час, довести до сведения Викрамма сногсшибательную правду.

В чем однозначно не приходилось сомневаться, так это в том, что генерала Органу давно пора заставить прибыть в столицу – не пряником, так кнутом. А для этого, похоже, придется кому-то ехать за нею в ту глухомань, где Лея затаилась, оскорбляя нового главу Республики своим показательным пренебрежением.

Даже если изумительное открытие, сделанное его тайным информатором, окажется неверным (на что, впрочем, оставалось мало шансов; разговор с этим пьяным недоумком звучал весьма убедительно), его превосходительство наконец-то получит повод требовать личной встречи с главой Сопротивления. И не иначе, как в официальной обстановке, в здании сената.

– Кажется, Органа напрочь утратила осторожность, – заметила Чала с ноткой философии в голосе. – Мало того, что она доверилась юному болвану, так еще и отпустила его прямиком на Корусант.

– Если то, что вы узнали – правда, нелепостям в поведении генерала есть достаточно простое объяснение. Лея должна быть в смятении, разрываясь между своими чувствами и долгом перед Республикой. В таком состоянии человек едва ли способен рассуждать здраво, поэтому он будет спотыкаться даже не ровном месте. – Диггон помолчал немного. Затем обыденным тоном спросил: – Что мне передать Верховному канцлеру? Какой награды вы пожелаете за представленные сведения?

Тви’лечка лишь помотала головой, давая понять, что не нуждается в дополнительных поощрениях.

– Я служу Республике, майор. Кроме того, прекрасно понимаю, что Кайло Рен – чудовище, которое необходимо уничтожить. Я вовсе не лгала, когда говорила, что боюсь его, как огня.

Даже в Первом Ордене понимают, насколько опасен этот неуправляемый одаренный. Говорят, известие о его гибели многие восприняли, как настоящую удачу.

– Пусть канцлер поскорее поставит его к стенке – это все, что мне нужно.

– Не знай я вас настолько давно, – заметил Диггон, – я бы предположил, что вы руководствуетесь соображениями личной мести. А то и вовсе тайно служите Первому Ордену.

Несомненно, если Викрамм примет решение казнить сына Леи Органы, о добрых отношениях с Сопротивлением можно позабыть. Такое стечение обстоятельств было бы лучшим подарком для Верховного лидера.

Впрочем, молва несколько расходилась со сведениями Чалы. Настойчивые слухи утверждали, что глава Первого Ордена дорожит своим учеником, считая его Избранным по примеру Дарта Вейдера. Если учитель до сих пор не пришел на выручку магистру рыцарей Рен, это еще не значит, что его жизнь вовсе не представляет для Сноука никакой ценности.

– Канцлер во всем разберется, – подытожил Диггон, ясно давая понять, что не намерен давать никаких обещаний. – Благодарю вас.

Голопроектор потух.

Чала устало опустилась на колени и тяжело вздохнула. Диггон крайне догадлив, это стоит признать. Но ни его догадливости, ни его нынешней осведомленности не достало бы, чтобы понять, что на самом деле движет его информатором.

Любовь – это чувство, которое выше любых интриг и могущественнее всех политиков вместе взятых. Поразительно, что даже такое светлое явление подчас побуждает людей к циничности, а то и к откровенной жестокости.

Рыцарям Рен не позволено свободно любить, пока жив Сноук. Но истинной любви не дано превозмочь ни ему, ни фанатику-Кайло, который, если дать ему шанс, рано или поздно погубит орден в угоду своему эгоистичному желанию во что бы то ни стало разделаться со Скайуокером и сравняться ужасающей славой со своим великим предком.

Почти неделю – с тех пор, как капитан Терекс сообщил о происшествии в бывшей императорской цитадели и о побеге с Бисса одной крайне важной пленницы (до которой лично Чале не было, впрочем, никакого дела) – от ее возлюбленного не поступало вестей.

И снова исполненный горечи вздох разорвал прелестную грудь тви’лечки.

«Где же ты, Тодди’барр Тайлес тей? Братец Тей, Лиа* тоскует по тебе…»

Комментарий к XXVI

* Считается, что если отрубить ворнскру хвост и лишить его ядовитых желез, этого зверя можно приручить.

* Игра слов: Тодди Барр – настоящее имя Тея. «Тайлес тей» означает, что Тайлесом, скорее всего, звали его отца. Лиа – на языке тви’леков означает «дочь». Отсюда вытекает, что «Тей» («сын») и «Лиа» («дочь») – еще и любовные прозвища, которые дала друг другу эта парочка.

========== XXVII ==========

Лея, дрожащая и мертвецки-бледная, бесцельно мерила шагами широкий коридор в Офисном здании сената, где в этот час проходило внеочередное совещание нового военного совета Республики. Его представители решали, каким должен быть ответ на провокацию, устроенную капитаном Терексом (в том, что столь откровенная демонстрация военного террора носила именно характер провокации, не сомневался никто).

От Сопротивления в совещании принимали участие двое: сама генерал Органа и адмирал Джиал Акбар – ее первый заместитель.

Как глава Сопротивления, Лея настаивала на том, чтобы немедленно нанести врагу удар совместными усилиями. Она полагала, что как никто другой имеет моральное право добиваться справедливого воздаяния Первому Ордену, который своими действиями, помимо всего прочего, нанес прямое оскорбление Сопротивлению, предав казни военнопленных.

Акбар был согласен с нею. Более того, он со своей стороны напомнил и о собратьях-каламарианцах, погибших на борту «Эха надежды» в недавней битве с флотилией Терекса.

Если по отдельности голоса двух влиятельных командиров Сопротивления звучали лишь как голоса оскорбленных, жаждущих отмщения; как готовая агитационная речь против деспотии – то вместе они являли собой прямой упрек правительству и лично канцлеру Викрамму, которые своим промедлением допустили, чтобы экспансия врагов зашла настолько далеко. Ведь пилоты Сопротивления – мученики, чьи имена нынче звучали в средствах массовой информации, как символ праведной борьбы – были единственными, кто выступил на защиту Набу. Тогда как сенат и военный совет воздержались от принятия решения.

Жители столицы понимали это. Они активно осуждали нерешительность лорда Викрамма. Лея готова была поклясться, что самые громкие слова из тех, что произносят в подобных случаях – а именно, «вотум недоверия», «импичмент» – уже несколько раз касались ее слуха. Пока, правда, эти слова звучали робко, неуверенно – значит, дело еще можно было поправить, и весь аппарат Верховного канцлера решал теперь эту задачу.

По голосвязи с участниками совещания беседовали представители Банковского клана и Кореллианской судостроительной корпорации.

Первые могли бы говорить куда более грубо, если бы не присутствие генерала Органы. Однако Лея благодаря своему авторитету смягчила удар. Спокойно, с холодной твердостью она объяснила, что если Банковский клан решит теперь же приостановить кредитование предприятий, принадлежащих Республике, это может разом погубить всю ее экономику. В качестве примера Лея привела печально известную Торговую Федерацию, которая, финансируя вооружение Конфедерации независимых систем в годы Войн Клонов, в конечном счете уничтожила себя самое.

Оказалось, что Банковский клан вовсе не отказывается от намерения сотрудничать, даже в непростое для Республики военное время. Однако требует назвать хотя бы мало-мальски точные сроки. Разве это такое уж непосильное условие?

Сроки, однако, не в малой степени зависели от кореллианцев.

Беседа с сотрудниками корпорации тоже оказалась достаточно продуктивной – те обещали предоставить первый десяток крупных военных судов уже к концу месяца. Правда, запросили цену несколько больше той, что была оговорена в контракте (за дополнительные издержки, сказали они; ведь повышение цен на плазму вызвало, подобно цепной реакции, увеличение стоимости и прочих продуктов, в том числе и сырья, необходимого для строительства звездных кораблей). Однако разница с изначальным прейскурантом оказалась, право, не такой уж значимой. Скорее всего, уверил канцлер, сенат вынесет решение, которое устроит обе стороны.

Посовещавшись еще немного, Викрамм и генерал Органа единодушно заключили: два, а в крайнем случае три месяца. В течение этого времени Республика обязывалась возвратить контроль над сектором Чоммел и предотвратить тем самым экономический кризис.

После почти целого дня кажущихся нескончаемыми обсуждений, споров на повышенных тонах, двусмысленных и едких фраз, и всего одного кратковременного перерыва на каф, Лея чувствовала себя не просто усталой, а совершенно выжатой.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю