Текст книги "Исправляя ошибки (СИ)"

Автор книги: Раэлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 48 (всего у книги 62 страниц)

Кайло яростно бил кулаком по столу, оставляя на его поверхности небольшие вмятины. Его нервы, наконец, не выдержали. Диггон мог бы поклясться, что этот глупый щенок сейчас раздумывает, не прибегнуть ли ему вновь к Удушению, чтобы раз и навсегда расправиться с худшим из своих тюремщиков, коль скоро его участь и так уже решена? И только зная наперед, что у него ничего не выйдет, пленник не решался нападать.

Да, череда допросов сумела надломить в нем что-то. Не из-за физических страданий, нет – в этом смысле пленник ожидаемо оказался крепким орешком. Скорее по причине постоянного внимания и не прекращающихся расспросов, которые молодой человек воспринимал на удивление остро и болезненно. Но, так или иначе, Диггон чувствовал, что сумел приблизиться к вожделенной цели. Стоит надавить еще немного – и возможно, этот парень, наконец, расколется.

Дождавшись, когда удары стихнут, майор бесстрастно добавил:

– Я вижу, что вам тяжело, магистр. Но боюсь, что период уговоров, даже настоятельных, теперь остался в прошлом. Вы знаете условия, на которых военный совет и Верховный канцлер согласны сохранить вам жизнь. Я не стану вновь называть их, отнимая ваше и свое время. Если вы намерены решиться и все же пойти на соглашение с властями, решайтесь немедленно. Сегодня, сейчас. Завтра будет поздно. Завтра вас расстреляют.

Пленник ничего не ответил, даже не повернул головы. Он стоял, опершись на обе руки, и в его горячем, через приоткрытый рот, дыхании смешались испуг и гнев.

Наконец, он произнес на выдохе:

– Скажите, Диггон, ребята из расстрельной команды – хорошие стрелки?

– Хорошие, – спокойно кивнул разведчик, умолчав, впрочем, о том, что половина из этих стрелков, вероятно, будет из его отделения.

– Будут целиться сразу в сердце? Или в голову? Я слышал, что если угодить прямо в мозг, вот сюда… – он указал себе между глаз, – то все кончится быстро. Так быстро, что не успеешь почувствовать боли. Боль – это ведь просто совокупность нервных импульсов, не так ли? Если мозг не успеет обработать сигнал…

Бен не желал, чтобы те, кто придут поглядеть на казнь, видели, как он корчится в агонии и истекает кровью. Оставалось уповать на то, что его завтрашние палачи – и вправду профессионалы.

– Все произойдет здесь? – продолжал допытываться пленник.

– Да, на Центакс-I.

– Много народа будет присутствовать при этом?

– Члены военного совета. Быть может, несколько доверенных лиц сенаторов.

Сами члены правительства наверняка не решатся присутствовать из опасения, чтобы в дальнейшем их образ не ассоциировался у потенциальных избирателей с отвратительным зрелищем казни. Впрочем, глава Республики планировал прибыть лично, он стоял во главе минувшего судебного процесса, и потому не имел права оставаться в стороне, чтобы народ не решил, будто канцлер избегает ответственности за самый главный и самый неприятный момент.

– Выходит, и генерал Органа тоже явится?

– Если пожелает.

– И, конечно, журналисты…

Ведь ради гласности все и затевалось.

– Без сомнения.

Кайло криво улыбнулся. Его улыбка скрывала обреченность.

– По крайней мере, моя казнь оставит ни с чем и вас тоже. Я лишусь жизни, а вы – шанса заполучить важные сведения, на которые канцлер возлагает, судя по всему, немалые надежды (иначе вы не наседали бы на меня так крепко все это время). Такое положение вещей меня устраивает. В нем, по крайней мере, есть некоторая справедливость.

– Что ж, – хмуро вымолвил Диггон, – я готов уважать ваш выбор, Рен. Даже если не понимаю, что может толкать вас к принятию такого решения.

Он помолчал немного.

– Завтра за вами придут. Думаю, мне не стоит предупреждать, чтобы вы вели себя достойно и без фокусов. Если до этого срока вам что-нибудь будет нужно, сообщите мне через охрану.

Кайло лишь раздраженно фыркнул. Его время уходит. Ничего, кроме этой мысли, больше не задерживалось в памяти. Юноше казалось, будто он физически чувствует быстротечность секунд, которые, улетая одна за другой, насмешливо покусывали его воспаленное сознание, подобно каким-то крохотным, зловредным насекомым. Он не представлял даже того, сумеет ли он есть и пить. Вероятно, даже глоток воды будет казаться ему отравой; даже крошка хлеба застрянет в горле. Какие тут могут быть просьбы? О чем речь?

Перед тем, как выйти, майор в последний раз взглянул на Рена.

– Помните об одном, магистр. Не мы вынесли вам смертный приговор – не военный суд, не Республика. Это сделал Первый Орден. Ваши друзья.

Сказав так, он оставил пленника одного.

Когда дверь закрылась, Кайло вздрогнул всем телом. Никогда еще одиночество не казалось ему настолько мучительным. В ушах стоял звон. Серые, монолитные стены, окружившие заключенного, давили на него, зажимая в капкан. Его тело слабело, по лицу катился пот. Кровь больно стучала в висках. Руки мелко дрожали. Преддверие неизбежного сжигало его, заставляя умирать вновь и вновь каждое мгновение.

Напоследок Диггон решил подвергнуть пленника еще одной, на сей раз тайной и куда более изощренной пытке, возможно, еще питая надежду, что тот не выдержит. Эта пытка имела простое название – безнадежность. Преддверие вечности, уже распахнувшей над ним огромную свою пасть. Знать о приближении гибели и сидеть в тишине, отсчитывая мгновения. Поистине нельзя придумать ничего более жестокого.

Кайло пытался собраться. Он призывал себя к хладнокровию, однако уже был слишком взвинчен. Безнадежность крепко держала его за горло. Пленник чувствовал, что задыхается.

Его страх вовсе не являлся признаком трусости. Трус пасует перед неизбежным, забывая о гордости. Гордость же магистра Рен, несмотря ни на что, осталась при нем – она была его спасением и его погибелью. Можно согласиться с Диггоном. Боязнь смерти – естественное свойство любого разумного существа. Если его страх и говорил о чем-то, то разве что о том, что Бен Соло еще не впал в безумие окончательно.

В определенном смысле страх даже укреплял его решимость; страх служил напоминанием о слабости духа и побуждал сохранять бдительность, чтобы удержать разум от падения в полнейшее отчаяние. Нечто подобное происходило с Рей, когда она находилась в императорской цитадели, под мягким натиском искушения, идущего от Сноука: сомнения, конечно, мучили ее, однако, именно осознание того, как близка она к тому, чтобы пасть, помогало ей держаться и не попасть на крючок.

Бен не гадал, сможет ли выдержать, просто знал, что должен. Но до сих пор лишь один раз исполнение долга стало для него такой же непомерной задачей. В тот первый раз – на «Старкиллере» – он вынес приговор отцу; теперь же вынесли приговор ему самому. Но кто станет отрицать, что, пронзив алым лезвием своего малакорского меча сердце Хана Соло, его сын тем самым не казнил и себя тоже? И если это действительно так; если их гибель с отцом и вправду была общей – то время между этими двумя событиями являлось всего лишь агонией Кайло Рена, а завтрашнее действо должно оборвать ее.

Однако осознание справедливости не делало надвигающуюся казнь менее пугающей. Скорее уж наоборот, воздаяние по заслугам именно сейчас предстало ему во всей своей суровости.

Он не знал, куда себя деть. Дрожь в теле не унималась. Юноша ощущал себя разбитым, заранее представляя, как безжизненно упадет на землю, и как тюремная охрана затем унесет его мертвое тело, чтобы закопать в землю – в безымянную, подлежащую забвению могилу. Впрочем, быть может, хоть в этом-то вопросе все не так беспросветно? Вполне возможно, что его останки власти согласятся возвратить матери, чтобы с почестями предать огню по обычаю джедаев – точно так же, как некогда был похоронен его дед…

Он и вправду отказался от еды и питья. Живот немилосердно крутило, и Бен не на шутку боялся, что может не удержать съеденного. Не хватало еще сделаться посмешищем у здешних служащих.

Несколько раз приходилось подходить к умывальнику, чтобы смочить себе лицо. Его мучил жар.

Кайло не сразу заметил за собой, что он в самом деле считает секунды: «одна, две три…» Он монотонно бубнил себе под нос этот счет, будучи не способным отвлечься ни на что другое. Да и как не отсчитывать их, эти вероломно ускользающие мгновения – последнее, что у него оставалось? Разумеется, богачу не обязательно знать, сколько у него средств, достаточно того, чтобы ему хватило до конца дней. Это нищие имеют привычку считать последние крохи, и те считают благом. Тот, кто обречен на смерть, несчастнее любого нищего, ибо жизнь, право дышать и распоряжаться своей судьбой – это сокровище, которым не торгуют. Чем меньше у приговоренного остается времени – тем дороже для него каждый миг.

Только один раз Рен вспомнил о девчонке Рей, растормошившей в нем преступное чувство. Он подумал: «Она поступила правильно, что отказалась от обучения». Чему такая размазня, какой он теперь стал, могла бы ее научить? Верно, он еще допускал в отношении себя – никчемного, ослабевшего, влюбленного дурака – определенную иронию.

Больше Кайло приказал себе не возвращаться к мыслям о ней, и уж тут-то намерен был сохранить твердость. Как мог, он постарался отгородиться от контакта с нею, не желая, чтобы она ощущала его смятение и отчаяние – и неважно, станет ли она торжествовать или, напротив, сострадать его участи, для самого Кайло все было одинаково унизительно.

Когда «завтра» превратилось в «сегодня», за ним явились около десятка военных – почти все они носили офицерские нашивки, – в сопровождении боевых дроидов. Бен встретил их покорным молчанием. Он не решался ничего говорить, опасаясь, что будет выглядеть так же жалко, как коммандер Дэмерон в своей показной храбрости.

Он так и не сомкнул глаз; во рту у него царила пустыня. Однако, пленник напрочь не чувствовал этих неудобств. Как может человек, сгорающий заживо, обращать внимание на жажду или отсутствие сна? Кайло переживал ту же муку; его душа сгорала, выжигаемая страхом, хотя никто об этом и не знал, поскольку внешне заключенный придерживался – по крайней мере, пытался придерживаться – спокойствия и уверенности.

Ему подали свежую одежду. Казнь, при всей надменной жестокости этого события, является делом торжественным, и приговоренному, как главному действующему лицу, положено выглядеть соответствующим образом.

Кайло взялся переодеваться. Он делал это машинально, не обращая на свои действия никакого внимания. К тому же, он почти не чувствовал рук.

Когда он закончил, двое солдат, носившие форму Разведывательного бюро, заключили в цепи его ноги и руки – пленник, казалось, не заметил этого. Его слабость, невозможность защищаться, вырваться на свободу – вот настоящие кандалы, уже давно сковавшие его тело и душу.

Про себя, вполголоса Бен произносил молитву: «Нет покоя и не страсти. Нет Тьмы и нет Света. Есть только Сила…» Он повторял это не столько потому, что верил в бессмертие души, в слияние со вселенской энергией (он действительно верил в это, но сейчас его вера не имела особого значения), сколько в надежде, что знакомые слова помогут ему хоть как-то продержаться и совершенно не пасть духом, пока все не закончится.

На сей раз, не ограничиваясь только кандалами, тюремщики закрепили на его шее что-то вроде маячка, предупредив, что в том случае, если заключенный вздумает сопротивляться, эта штука моментально впрыснет ему под кожу парализующий состав, и он вовсе утратит возможность двигаться.

Бен только покачал головой и улыбнулся отрешенной, почти безумной улыбкой, давая понять, что не доставит конвоирам проблем. Если уж ему предстоит расстаться с жизнью, он сделает это, сохраняя достоинство. Без борьбы, без паники, без попыток сбежать. Ведь ясно, что побег ему все равно заказан – столь ценного пленника должны были хорошо охранять. А сопротивляться ради одного сопротивления, впустую махать кулаками – нет зрелища более жалкого.

Заключенного вывели за дверь и, окружив со всех сторон, поволокли куда-то дальше по коридору. Куда именно, Кайло не видел из-за ступающих впереди охранников, их спины загораживали весь обзор.

Потом он вовсе закрыл глаза, продолжая торопливо переставлять скованные ноги. Он не желал видеть ничего. Хотелось думать об одном – об избавлении, которое вскоре последует. Еще немного. Сейчас его выведут на площадку, позволив в последний раз вдохнуть свежего воздуха, дадут повязку на глаза – сомнительную милость, необходимую трусам, избегающим лица смерти… Бен пытался представить себе четкую последовательность событий; сосредотачиваясь на деталях, он отвлекался от главного – от того, что в ближайшие минуты ему суждено умереть. Детальное представление о том, что должно произойти, стало его опорой, мостом, который удерживал разум над бездной отчаяния.

Юноша обещал себе, что не станет искать глазами свою мать, которая наверняка будет стоять где-то среди зрителей.

… а потом на него посыплется град плазменных зарядов. Вероятно, если стрелки в самом деле знают свое дело, пары залпов окажется вполне достаточно. И тогда он сможет раствориться в тишине, став частью Силы. Он получит свободу…

Ему думалось, что коридору нет конца.

Минула, казалось, целая вечность прежде, чем его заставили остановиться. Кайло нехотя приподнял веки. Он по-прежнему не мог толком увидеть ничего впереди, однако почувствовал какую-то возню. Похоже, они находились у двери, возле которой стояла охрана.

Пара секунд заминки вызвали новую бурю в душе. Кайло невольно сжал кулаки, стараясь, как только мог, подавить в себе злость. Теперь ему не хотелось ждать; он почти надеялся, что его расстреляют как можно скорее.

Наконец, дверь открылась. К своему изумлению, пленник обнаружил, что она ведет не наверх, во двор, не на площадку для расстрела, а в какое-то помещение весьма опрятного вида, разительно контрастирующего с прочими тюремными интерьерами. Напротив входа раскинулся широкий экран.

Майор разведки, увидав вошедшую процессию, поднялся из-за стола и выступил навстречу.

– Диггон?! – не удержавшись, пленник вскричал так, словно увидал призрак.

Он никак не ожидал новой встречи с этим мерзким человеком. Что, во имя Силы, тут делает Диггон? И что это вообще за место, черт подери?!

Темные глаза пленника лихорадочно заблестели. Лицо вспыхнуло гневным румянцем. Грудь сдавило спазмом. Дыхание стало нервным и прерывистым; казалось, еще немного – и юноша задохнется.

Неожиданность была для него сейчас хуже смерти, хуже любой пытки. Он уже успел примириться с мыслью, что ему конец! Он столько времени боролся со страхом, он почти победил! Подумать только, сколько муки ему пришлось вынести за минувшую ночь. А теперь что же? Выходит, все напрасно? Его ожидает что-то другое? Какая-то новая игра?

Своим появлением майор разрушил его хлипкую опору, и Бен, лишившись душевного равновесия, опасно приблизился к истерике.

Видя его бледность и его испуг, Диггон торопливо распорядился, чтобы пленника усадили на стул.

– Ну что же вы, Соло, будто чувствительная девица. Успокойтесь, – сказал он, переведя дух. Все же этот мальчишка умеет заставить поволноваться.

Немного собравшись с мыслями, тот выдавил с долей иронии в голосе:

– Только не говорите, что уже успели соскучиться по мне…

В мыслях же он добавил, что если Диггон вновь возьмется за уговоры, тогда он, Кайло, точно не успокоится, пока не прикончит его.

– Торопитесь на тот свет?

Эти слова при нынешних обстоятельствах звучали с невообразимым цинизмом.

– Наш разговор не займет много времени, – уверил допросчик.

– Чего вы от меня хотите? – устало произнес Бен. – Что еще вам нужно?

Диггон вальяжным, неторопливым шагом подошел к экрану и нажал кнопку включения.

– Глядите, Соло.

Бен, подчиняясь невольному любопытству, в самом деле окинул взглядом открывшуюся на экране панораму внутреннего тюремного двора – вероятнее всего, это была трансляция с камер наблюдения, расположенных на поверхности бункера.

***

В тот день Лея озвучила свое решение окончательно оставить руководство Сопротивлением.

Это решение она приняла уже давно, вскоре после ареста Бена и их прилета на Корусант. Отточенный ум политика тотчас угадал, к чему идет дело. Снова жизнь заставляла ее выбирать между заботами о сыне и общественными делами. От ее умения лавировать, от ее гибкости в этом вопросе напрямую зависели дальнейшие отношения Сопротивления с правительством Республики. Однако на сей раз мать не собиралась жертвовать своим ребенком – как можно позабыть о нем в такое время? Стало быть, оставалось последнее.

Нельзя сказать, что решение это далось генералу легко. Сопротивление являлось ее детищем от начала и до конца. Практически каждый член организации приходился ей товарищем. Многие из них – молодые ребята, такие, как По – выросли на ее глазах. Она собрала их. Ее пример вдохновил их на борьбу. И оставлять их теперь, в разгар войны, воистину было преступлением.

Однако в нынешних условиях именно она, Лея, могла спровоцировать конфликт с официальными властями. И потому, оставляя Сопротивление, она, по-сути, оказывала своим друзьям огромную услугу, о которой, однако, мало кто из них догадывался.

Когда она сообщила о своих намерениях, ответом послужило тревожное молчанием – все слышали слова генерала Органы, но никто не мог им поверить. Каждому казалось, что в эту минуту Сопротивление лишилось головы, без которой ни одно тело не способно к жизни.

Чтобы соблюсти протокол до конца, Лея велела Акбару, к которому теперь автоматически переходили бразды правления, подготовить официальный приказ об ее увольнении. В дальнейшем, отметила она, членам организации следует прибегнуть к голосованию, чтобы выбрать своего нового лидера (в душе Органа несмотря ни на что по-прежнему придерживалась основных демократических принципов).

Как уже было сказано, многие ее приближенные также заявили о желании уйти, однако Лея решительно не позволила этого.

Кто в самом деле угадал ее намерения, так это По и Калуан. Они одни из присутствующих на Корусанте членов Сопротивления знали правду о Бене. Кроме того, в последние недели они тоже следили за ходом судебного процесса, и слышали о бескомпромиссном решении трибунала. Дэмерон, кроме того, знал о возвращении Люка Скайуокера, что тоже было немаловажно. Остальное далось им легко. Оба всего-навсего представили себя на месте генерала Органы – и все стало ясно.

В самом конце церемониального прощания с прежней главой Сопротивления, с женщиной, сделавшейся живым символом великой борьбы (прощанием, отчетливо напоминавшим поминки) майор вместе с коммандером выждали момент, когда Лея останется в одиночестве, чтобы один на один предложить ей свою помощь.

– Вы хотите похитить заключенного Рена? – шепотом осведомился Иматт.

Очевидно, что такая женщина, как Лея, не позволит своему сыну погибнуть. Для того она и решила уйти – чтобы не впутывать в это дело Сопротивление.

– И ваш брат, конечно, намерен помочь вам, – вставил По, заходя с другого бока.

Лея не знала, что и сказать. Эта парочка застала ее врасплох.

Ее замешательство, однако, сказало им больше, чем любые слова.

Молодой человек, заговорчески улыбнувшись, проговорил:

– Тогда вам, генерал, придется взять нас в дело. Иначе я сам немедленно расскажу адмиралу Акбару о вашей измене, и пусть он решает, как с вами поступить.

Конечно, По вовсе не собирался поступать так круто, и шутка его вышла, пожалуй, слишком грубой. Однако Лея все поняла верно и нисколько не обиделась.

Да, оба ее друга шли на риск исключительно ради нее, а вовсе не ради Бена – можно ли было ожидать иного? Но главное, что они готовы были идти до конца.

– В любом случае, – добавил Дэмерон, – вам наверняка понадобится пилот.

***

Официально Лея Органа оставалась главой Сопротивления еще около суток, пока готовился приказ, на котором она настояла. Это обстоятельство позволило ей воспользоваться принадлежащим Сопротивлению челноком в качестве личного транспорта, чтобы прибыть на Центакс-I и не использовать для этой цели излишне приметную «Нефритовую саблю». Акбар, конечно, не смог отказать ей в столь ничтожной услуге. Даже сейчас ее слово являлось для него священным.

Управлять кораблем вызвался По Дэмерон, сказав Джиалу, что для него будет честью сослужить генералу Органе последнюю службу в качестве ее подчиненного. Лея не стала спорить.

Калуана Иматта, который летел вместе с ними, она попросила не отходить далеко, говоря, что едва ли сможет вынести предстоящее зрелище в одиночку. Лея с тревогой представляла себе, что будет, если их план провалится, если они потерпят неудачу. Тогда Бен умрет; умрет у нее на глазах. А быть может, и не он один.

Вероятно, ей было бы легче вовсе остаться дома, дожидаясь новостей на своей вилле в компании разве что Трипио. Однако замысел предполагал, чтобы она сегодня показалась на глаза канцлеру Викрамму – в случае удачи это должно было снять с нее подозрения, по крайней мере, на какое-то время.

Последний член их компании заговорщиков предстал перед остальными уже на борту – это был, разумеется, Люк Скайуокер.

Джедай почему-то выглядел хмуро. По Дэмерон, которому совсем недавно случалось видеть Скайуокера в ином, куда менее скверном расположении духа, был удивлен его настроению, однако Лея уверила, что ее брат всего-навсего нервничает. Ведь он давно отвык бывать среди людей.

В действительности Люк беспокоился совершенно по другому поводу. Разумеется, толпа после стольких лет одиночества, скорее всего, вызовет некоторое неудобство в его душе; однако главной причиной его тревоги, что очевидно, являлся Бен. Сколько лет магистр бежал от судьбы, уходил от встречи с бывшим учеником – и вот, наконец, неизбежность застала его врасплох.

Что и говорить, он боялся. Его страх был во многом схож с тем, что испытывал сам Бен в эти минуты; они оба в той или иной мере страшились свершения своей судьбы; страшились возмездия. Люк боялся видеть племянника. Боялся, что, взглянув ему в лицо – отцеубийце, преступнику, злейшему врагу ордена джедаев – уже не сможет увидеть в нем былого мальчишки, которого он сам толкнул на путь зла, и которого, однако, иной раз в мыслях до сих пор называл «своим сыном». Боялся, что повзрослевшее лицо тридцатилетнего мужчины окажется лицом его совести.

Лея чувствовала, что ее брату приходится нелегко. Она, быть может, не совсем понимала природу его боязни, однако видела его душу и невольно переживала вместе с ним. До самого прибытия она не отпускала руки Люка и про себя повторяла, что у них все получится. Сегодня они уедут отсюда живыми – и уже впятером. А все, что случится дальше, в руках Силы. Она знала, что брат слышит ее мысли, быть может, более отчетливо, нежели слова, сказанные вслух – такова загадочная природа особой связи, существовавшей между близнецами с самой первой их встречи. Той самой связи, которую они оба поначалу наивно принимали за любовное влечение, и страшно подумать, к чему могло бы привести их это заблуждение, не случись Хану Соло вовремя встать между ними.

Судно вышло на орбиту луны, и пилот запросил связь с пропускным пунктом. Дэмерон сообщил, что прибыла генерал Органа (которая, будучи членом военного совета, а также – номинально – еще и членом сената, обладала высочайшим правом присутствовать на казни).

Центакс-I не имела защитного поля, в отличие от большинства современных спутников и станций аналогичного назначения. Однако здешняя система безопасности включала новейшие сканеры, которые всякий раз фиксировали, сколько человек присутствует на борту каждого судна – прибывающего и улетающего. Если количество пассажиров не соответствовало изначальным данным, корабль мог быть задержан и возвращен на посадочную площадку для дальнейшего разбирательства – специально для этих целей использовался луч захвата. В особых случаях нарушителя могли сбить при помощи ионных пушек.

Чтобы обмануть систему сканеров, Люк Скайуокер предложил один замысловатый маневр. На борту шаттла находился старенький перехватчик Эта-2 класса «Актис». Компактная, маневренная и еще вполне ходовая машина времен Старой Республики, которая широко использовалась во время Войн Клонов для осуществления диверсионных операций. Этот крохотный звездолет и намеревался использовать Люк, чтобы самому вырваться с поверхности спутника, когда основная задача будет выполнена.

Ему необходимо было дезактивировать луч захвата, по крайней мере, на какое-то время, чтобы иметь возможность удрать; однако магистр уверил сестру и ее друзей, что справится с этой задачей. Самое главное – позволить шаттлу беспрепятственно обойти пропускной режим на взлете. А значит, нужно, чтобы на его борту, как и при посадке, находились те же четыре человека – и это условие заговорщики планировали соблюсти. Только место Люка должен был занять Бен, который, если все выйдет, как задумано, будет находиться без сознания под воздействием Оглушения Силы.

Пропускной пункт дал шаттлу разрешение на посадку, указав место на платформе для пассажирского транспорта.

Дождавшись приземления, По нажал кнопку, открывающую основной шлюз, и, оглянувшись назад через плечо, отдал честь.

– Да пребудет с вами Сила, – сказал он, не особо вдаваясь в смысл этого напутствия, однако зная, что генералу будет приятно его услышать.

Самому Дэмерону Люк велел дожидаться их возвращения на борту, сохраняя готовность ко взлету, и не отключать основной двигатель – на случай, если придется покидать спутник в спешке.

У посадочного трапа прибывших встретили двое офицеров местной охраны, попросивших предъявить документы.

– Разумеется, – Лея один за другим представила своих спутников, которые тем временем приготовили для проверки электронные удостоверения личности. – Майор Сопротивления Калуан Иматт, коммандер По Дэмерон и капитан Дарклайтер.

Люк лучезарно улыбнулся, услыхав фамилию товарища своих детских лет, и подставил под считывающее магнитное устройство карту, содержащую фальшивые данные.

В столице изготовить поддельные документы было вовсе не трудно, это – один из основных промыслов обитателей нижних уровней Корусанта. Правда, качественный заказ такого рода стоил недешево, однако результат оправдывал вложенные средства.

Не заподозрив ничего, охранники пожелали сенатору Органе и сопровождающим ее лицам «всего наилучшего», и незамедлительно откланялись.

Первыми на землю сошли Лея и Калуан, которые тут же двинулись к основным тюремным воротам.

Скайуокер выждал немного прежде, чем вывести перехватчик из бокового ангара, расположенного в нижней части шаттла. На всякий случай По дал ему в напарники BB-8, сказав, что этот малыш, конечно, частенько бывает излишне шумным, однако в ответственное время способен сослужить добрую службу.

Активировав один репульсорный двигатель, Скайуокер поднял корабль на небольшую высоту, сравнимую с высотой полета аэроспидера, и направился немного севернее, в ту сторону, где, согласно схеме, добытой Леей среди архивов Сопротивления и загруженной Люком в свой датапад, должен был располагаться дополнительный вход в бункер.

На плечах джедая лежала основная задача. Сегодня у него был последний шанс осуществить ее, более подходящей возможности уже не представится. Конечно, удобнее было бы, если бы Бена вовсе вывели за пределы тюрьмы, но рассчитывать на это уже не приходилось. По крайней мере, его должны были вывести из бункера на поверхность.

Не долетая немного до сторожевого поста, перехватчик опустился на землю. Покинув судно, Люк, как мог, попытался скрыть его среди листвы в небольшой роще неподалеку, и велел BB-8, который остался сторожить их небольшой звездолет, быть начеку – иначе, сказал Скайуокер, они оба застрянут здесь надолго.

У поста неизвестного попытались остановить. Люк, ожидавший чего-то подобного, привычно вскинул здоровую свою руку, намереваясь прибегнуть к Обману разума.

Проход непосредственно в тюремный комплекс, расположенный под землей, требовал особого доступа, который имелся только у охраны, а также у небольшого числа лиц – в основном, военных, высокопоставленных чиновников, вроде Диггона. Скайуокер знал об этой трудности – не самой, однако, существенной на его пути.

Представившись «бойцом Сопротивления в чине капитана», Люк, точно ни в чем не бывало, попросил охранников проводить его внутрь, добавив так же, что сообщать о его приходе кому-то из местного начальства будет излишним. Те, оказавшись, по счастью, не столь выдающегося ума, чтобы противостоять чарам Силы, слепо повиновались.

Проникнув в бункер, джедай не преминул поблагодарить «новых товарищей» за службу, после чего заставил их возвратиться на пост и позабыть об этой встрече.

Перед ним простерся длинный, узкий коридор – один из побочных коридоров последней секции главного тюремного корпуса. В его конце должна была находиться лестница, ведущая наверх.

Скайуокер поспешно взглянул на экран датапада, чтобы определить, куда двигаться дальше. Его задачей было отыскать выход во двор и дождаться там, когда охрана приведет заключенного к месту расправы. Перво-наперво ему предстояло применить к Бену Оглушение – и не только для того, чтобы предотвратить нежелательное поведение со стороны племянника, но и для отвода глаз. Вид пленника, внезапно лишившегося чувств, должен был отвлечь внимание охраны. Затем Люк собирался применить Иллюзию Силы, чтобы окончательно заморочить головы тюремщикам и скрыться вместе с Беном. Если все пройдет, как запланировано, те не успеют поднять тревогу.

Магистр должен был сообщить сестре об успехе при помощи телепатии. Дальше дело за малым. Лее полагалось сделать вид, что ей вдруг стало плохо в преддверии ужасного зрелища – канцлер поймет ее и не станет упрекать, если она внезапно покинет место казни. Когда Лея и Калуан возвратятся на борт, корабль взлетит с поверхности спутника, дорогой приземлившись в условленном месте, чтобы принять бессознательного мальчишку.

План казался настолько невозможным, настолько дерзким, что мог и вправду сработать. Во всяком случае, магистр, памятуя о былых своих деяниях, готов был подтвердить особое своенравие судьбы и ее расположение к сумасбродным храбрецам.

Иллюзия, однако, не действовала на искусственный разум, поэтому неожиданному спасителю еще предстояло решить, каким образом разобраться с дроидами, которые наверняка будут сопровождать процессию. Причем, принять решение требовалось в максимально короткий срок. Мрачная решимость Люка диктовала ему не выпускать световой меч. Джедай держал оружие у груди, машинально прощупывая зазубрины на рукояти единственной живой ладонью, и прикрывая руку краем плаща.

На крайний случай у Леи и у Иматта имелись при себе бластерные пистолеты. Едва ли тюремная охрана решится обыскивать высокопоставленных лиц, вроде сенаторов и их представителей. Однако Люк предпочел бы, чтобы у его сестры так и не возникло необходимости воспользоваться оружием. Меньше всего он хотел рисковать ее безопасностью.