Текст книги "Исправляя ошибки (СИ)"

Автор книги: Раэлана

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 62 страниц)

Каждый день с утра до ночи они с По копошились в механическом отсеке, за работой смеясь и подкалывая друг друга. И прерывались разве что для еды и сна, да еще когда Люк должен был медитировать.

Именно тогда он тайно говорил с Рей, и каждый день все больше озабоченно хмурился, отмечая, что ему все тяжелее слышать и чувствовать ее. Тьма потихоньку окутывала девушку и укрывала ее от его мысленного взора.

По, далекий от медитации и прочих джедайских дел, в это же время занимался тем, что связывался с друзьями на Эспирионе. Несмотря на очевидную твердость своего решения, Скайуокер настрого запретил Дэмерону раньше времени сообщать Лее или еще кому бы то ни было из Сопротивления о том, что он намерен вернуться. Поэтому По вынужден был придумывать самые немыслимые и нелепые отговорки, почему он еще не покинул Ач-То, лишь бы товарищи не беспокоились о нем.

О горькой судьбе «Тысячелетнего сокола» и о пленении его пилотов, как о наиболее вероятном развитии событий коммандер отчитался генералу в тот же день (о гибели Чубакки, впрочем, он решил сказать позднее; такие новости полагается сообщать при личной встрече). Так что выходила явная неувязка.

Чтобы как-то выкрутиться, Дэмерон то говорил, будто он ищет что-нибудь, указывающее на судьбу Скайуокера, и, кажется, сумел напасть на след, то сообщал о какой-нибудь поломке в «Х-винге», которую необходимо устранить, иначе улететь не получится. Иной раз он буквально на ходу сочинял очередную небылицу, и при этом так застенчиво и хитро улыбался, предвкушая невероятную радость генерала, которая уже скоро сможет воссоединиться с братом, что если бы та видела его вживую, она без труда догадалась бы, что По скрывает от нее нечто важное. Впрочем, он и без того всякий раз опасался, как бы Лея ничего не заподозрила; она – не из тех, кого легко обмануть.

Частично от товарищей, частично через новости в голонете По узнал о блокаде Внешнего кольца и о битве при Набу, в которой Сопротивление потеряло без малого две эскадрильи, не говоря уж о пострадавшем крейсере мон-каламари.

Эти события имели немалое значение для коммандера Дэмерона. Во-первых, «Эхо надежды» занимало важное место в воспоминаниях молодого пилота и в его карьере. Во-вторых, По не так давно успел свести знакомство с капитаном Терексом, и теперь имел исчерпывающее представление о гнилой натуре этого человека. Терекс в прошлом был обыкновенным штурмовиком, а по личному убеждению По (которого данный пример отнюдь не поколебал), нет на свете людей опаснее, чем те, что поднялись из самых низов, в одночасье дорвавшись до власти. Среди таких вот людей чаще всего и попадаются те, кто способен пройтись по головам, нисколько не испытав угрызений совести. Поэтому Дэмерон особенно сочувствовал жителям Набу, которым довелось угодить в ловушку, расставленную этим скользким типом.

Что касается положения дел на Эспирионе – покушения на генерала, отъезда Иматта и прочего, – об этом Лея умолчала, не желая попусту беспокоить своего молодого друга. Во всяком случае, она осталась жива – а это самое важное. Кроме того известно, что Органа не желала предавать это происшествие излишней огласке (которую оно, впрочем, все-таки получило).

К концу второй недели работ, когда неприятный запах несколько выветрился, Скайуокер и Дэмерон совсем перебрались на борт «Сабли». Это было хорошо уже тем, что им отныне не приходилось ночевать на голой земле, закутавшись в спальные мешки, и каждый вечер разводить костер, чтобы не околеть. Теперь они оба жили во вполне сносной, можно сказать, домашней обстановке, отчего молодой пилот по первому времени испытывал огромный восторг. За две недели, проведенные на Ач-То, он настолько свыкся с суровыми условиями, что начал думать о былом комфорте как о невиданном благе.

Однажды, разбирая грузовой отсек, где Люк в прежние времена держал горы всякой всячины, начиная с запасных деталей и заканчивая спальными мешками и клубком дополнительных буксировочных тросов, Дэмерон натолкнулся на небольшой тугой сверток. Он искал набор магнитных отверток, которые обычно и хранились в таких продолговатых пластиковых футлярах. Но здесь обнаружилось нечто совсем иное – это было настоящее сокровище, затесавшееся по каким-то причинам среди хлама. Картина, написанная акварелью, полная изумительно сочных тонов.

На полотне была изображена молодая женщина с прекрасными бархатными глазами и высокой прической, из которой выбивались несколько вьющихся локонов кремово-русого оттенка. Генерал Органа – По тотчас узнал ее – глядела, улыбаясь, на темноволосого мальчика лет пяти-шести, который сидел у нее на коленях. Он был одет в строгую голубую рубашку и темно-синий жилет с высоким воротом. Забавное, полное веснушек лицо ребенка тоже озаряла задорная и немного мечтательная улыбка, которой недоставало одного или двух зубов.

Картина была подписана Пало* Гораном (этот прославленный художник скончался около десяти лет назад в Моэнии на Набу, будучи уже в преклонном возрасте). Сделанная на общегалактическом языке надпись в левом нижнем углу гласила: «Дочери моей королевы. С любовью к ней и к маленькому принцу. Пусть свет не покидает их. Набу, Озерный край. 9 год ПБЯ».

По торопливо свернул полотно. Ему вдруг сделалось не по себе, как если бы молодой человек, сам того не желая, заглянул за завесу чужой жизни. Генерал с сыном вышли тут изумительно живыми. Эти нежные улыбки, этот беззаботный детский взгляд, эти легкость и непосредственность – вовсе не то, чем положено делиться с посторонними людьми.

Прошла еще неделя – неделя кропотливых трудов, на протяжении которой Люк, уже сумевший вмонтировать новые детали на место старых, теперь только проверял, достаточно ли хорошо двигатели справляются с новой для них нагрузкой.

По заканчивал с очищением других элементов.

Ему было нелегко признать это, однако Скайуокер оказался прав, решив взять на себя ведущую роль.

Дэмерон мог, как никто другой, круто маневрировать на «Х-винге» и других моделях истребителей, выписывая замысловатые пируэты и рискованные пике – этого у него не отнять. Но что касается технических работ, здесь его знания ограничивались умением кое-как подлатать собственный «Черный-один». По не располагал в этом деле ни смекалкой, ни должными навыками. А Люк обладал очень тонким, поистине завидным чутьем, которое помогало ему быстро разбираться в любых неполадках и споро, ловко их устранять. Это свойство, как выяснилось, джедай не растратил с годами.

… Вечером накануне отлета с Ач-То, По, выйдя на связь с «Радужным штормом», не получил ответа от генерала Органы. Недобрая мысль закралась в его сознание уже тогда. Однако парень быстро опомнился, решив не накручивать себя понапрасну – наверняка у Леи просто много других дел, кроме как стоять у голопроектора, в очередной раз выслушивая глупые байки.

Однако он все-таки оставил сообщение. И просидел до глубокой ночи в ожидании ответа, упрямо не уходя спать, даже когда сам Скайуокер мягко намекнул ему, что перед предстоящей дорогой не лишним будет как следует отдохнуть.

Лишь далеко за полночь проектор, встроенный в округлую голову BB-8, наконец, ожил. Впрочем, ночь стояла лишь в этой части Ач-То, тогда как единое галактическое время насчитывало девять с небольшим часов вечера.

Говорила Хартер. По одному ломающемуся от слез ее голосу По окончательно убедился: что-то случилось.

– Генерала Органу арестовали, – сообщила майор.

Дэмерон подумал, что ослышался.

– За что? – спросил он, изумленно хлопая глазами.

– А как ты сам полагаешь? – Калония закусила губу.

Несколько мгновений потребовалось По, чтобы сообразить, в чем тут дело.

– Но кто мог пойти на такое? – он зло скрипнул зубами.

«У кого хватило подлости выдать генерала и ее сына?»

Это была не самая важная мысль, но все же первая, которая всплыла в его мозгу.

Очевидно, что их предал кто-то из своих – из тех, кто был посвящен в тайну. Но как такое могло произойти? Бранс, Иматт, Калония, сам Дэмерон – все они были близки друг к другу, все называли друг друга добрыми друзьями. Генерал Органа знала, что делает, когда выбирала именно их себе в спутники среди всего командного состава Сопротивления. И в конце концов, разве не они сами дружно поклялись Лее молчать о том, что узнали от нее еще на пути к Эспириону?

Только «малыш-Финн» не давал никаких обещаний. Но подозрений на его счет По точно так же не смел допустить.

– Неизвестно, – ответила Хартер. – Сюда явился майор разведки с целым отрядом военных. Все были вооружены до зубов.

– Где сейчас генерал?

– Ее вместе с сыном увезли на Корусант. С тех пор Лея не связывалась с нами. Наверное, ей не позволяют.

По на секунду отвернулся и досадливо процедил что-то вроде: «Этого только не доставало!»

Необходимо было как можно скорее рассказать Скайуокеру о произошедшем.

Наверняка, известного отшельника не обрадует идея лететь прямиком в столицу. Но выбора не оставалось. Лее требовалась помощь, и Дэмерон, хотя он даже не представлял себе толком, чем они смогут сейчас помочь, тем не менее намерен был настаивать на своем.

Комментарий к XXIV

* Во втором эпизоде Падме Амидала рассказывает о мальчике Пало, ее первой любви. В последствии он оставил политику, чтобы стать художником.

Собственно, описывая портрет Леи и маленького Бена, я имела в виду вот эту картинку: https://66.media.tumblr.com/422e285fa3a8c3b1badfa8757a3ad7a0/tumblr_od8xswTgPQ1v5gmp5o1_1280.jpg

========== XXV ==========

Вновь в его мозгу воскресает этот стихийный, исполненный досады и отчаяния возглас: «Ты – монстр».

«Я знаю».

Избитые речи, в который раз заставляющие гадать – причуда ли это Силы, которая приковала его сознание к ее сознанию невидимыми цепями мыслей и сновидений, или всего-навсего бред, вызванный инъекцией лекарств. Здешний врач даже не скрывает, что вместе с антибиотиками дает ему еще что-то, чтобы опасный пленник вел себя смирно (похоже, каждый на этом корабле, везущим их с матерью на Корусант, разрабатывает собственную стратегию защиты).

Девушка выходит из тени. Она медленно ступает к нему навстречу, ни на секунду не опуская взгляда – настороженного и пристального.

Кайло стоит на месте. «Рей, – зачем-то напоминает он себе. – Ее имя – Рей». Лучше бы ей навсегда оставаться для него обыкновенной хламьевщицей, безымянной и безродной девчонкой с Джакку.

Она права, он – монстр. Проклятая тварь, которая навсегда останется скрытой во тьме, но которая обречена тянуться к свету. К тому прекрасному и чистому свету души, который сопровождает ее. Который помог ей победить в их единоборстве на «Старкиллере» – и не только одолеть его, главу ордена Рен, который годами обучался владению Силой и фехтованию на сейберах; куда важнее другая ее победа. Торжество истинного Света, сострадания и человечности, над соблазном Тьмы – странная прихоть судьбы, в результате которой он, Кайло, оказался здесь, отданный во власть глупцам и лицемерам, хотя прежде уничтожил бы их, словно вошь.

Да, он ослаб. И ему известно, по какой причине. Это она, девочка Рей – его слабость.

Убийство отца заставило его душу дрогнуть, но именно девочка Рей в одночасье показала, чего стоит все то, к чему он стремился, ради чего принес свою ужасную и, как оказалось, бесполезную жертву – все это вдруг легко к ее ногам, подчиняясь необъяснимому велению Силы.

Сейчас он бы убил и ее, если бы мог.

– Ты… это ты… – ее изумленный шепот полон скрытой нежности. Он прекрасен, словно дыхание диатимов. В нем отсутствует ненависть; только естественный страх невинности перед хищником, способным проглотить ее в одно мгновение.

Но как похож этот страх на другое, более глубокое и, если угодно, более уверенное чувство – а точнее, на целую совокупность чувств, – которую он, Кайло, охарактеризовал бы как ожидание, или готовность. Готовность к чему-то неопределенному, но грандиозному; к тому, что разом изменит все привычное существование. И трепет, и восторг, и горечь – так ощущает себя человек, чья судьба решается прямо сейчас, в эту самую секунду.

На мгновение сердце поверженного чудовища замирает от смятения и неведомого доселе восторга. Но он тотчас берет себя в руки.

– Ты все еще хочешь убить меня? – его губы растягиваются в кривой отцовской усмешке.

– А ты? – парирует Рей.

Только спустя мгновение она сознает, как это по-детски глупо – отвечать вопросом на вопрос.

– Да, – просто отвечает Кайло.

Он не желал ей смерти тогда, на «Старкиллере», напротив, искал в ней спасения – искал что-то важное, что сам жестоко утратил, когда погубил Хана Соло. Но теперь, после того, что она сотворила, жажда мести кипела в его душе. Этот вулкан не утаить. Кайло Рен – монстр. Он должен избавиться ото всех своих слабостей, а теперь и еще от одной.

Пусть девочка знает праву. Правда лучше пустого притворства. Кем бы он ни был – «монстром в маске», похитителем, убийцей – он никогда ей не лгал.

– У тебя была возможность расправиться со мной, но ты не воспользовалась ею, – констатирует Кайло, не скрывая сожаления в голосе. – Ты – воистину джедай!

Джедаи не добивают поверженных врагов, во всяком случае, собственными руками. Они клеймят их тела увечьями, а после – бросают погибать в муках. Или оставляют вершить суд безмозглой толпе.

– Я – монстр. Но ты гораздо хуже.

– Ты обвиняешь меня в том, что мы с Чуи спасли тебе жизнь?

Она ведь знала, она предчувствовала, что его реакция будет именно такой. Так почему сейчас, услыхав этот ожидаемый упрек, ощущает острую обиду в сердце, и горечь слез, обжигающую глаза?

Когда-то он был принцем ее детства. Одним из самых ярких лучей, которые, разрывая беспроглядный мрак нищеты и одиночества, помогали ей существовать. С каждым мгновением она все больше убеждается, что не ошиблась при виде старых голограмм. Это он десять лет назад появился в границах Ниима на прекрасном звездном корабле, который вся округа посчитала лакомым куском. Это он накормил обездоленных детей. Его полуобнаженное, как будто покрытое воском тело кружилось перед нею в боевом танце – словно некая блистательная, могучая сущность; словно божество, воплощающее разом и гибкость, и мощь. Это он рассказывал ей про «Разоритель», про «Адскую гончую-2» и про другие корабли, похороненные в пустыне Джакку.

Ее взгляд наигранно сдержан; это тонкий покров, скрывающий истинную бурю – так бывает, когда человек как бы парализован ощущением разочарования. Только на ресницах блестят слезы грусти.

Это действительно он. Он мог бы стать ее другом.

Кайло ничего не знает. Он давно позабыл о ней, даже не догадываясь, какой глубокий, светлый след оставил когда-то в ее еще по-детски открытом сердце. А теперь, сам того не ведая, беспощадно раздирает, уничтожает, опоганивает каждым своим словом, каждым ненавистным взглядом, прекрасный образ, который вопреки всему еще жив в ее памяти.

Рей отворачивается на миг и задерживает дыхание, чтобы подавить единственный жалобный всхлип. В это самое мгновение она решает, что ему лучше не знать о ее чувствах. Однажды он предпринял попытку влезть в ее память; и если не понял, не угадал, что они когда-то были знакомы – значит, скорее всего, попросту не желает вспоминать об этом.

У каждой подрастающей женщины должен быть свой принц – воображаемый жених, чей образ, подобно образу отца или старшего брата, станет для нее определяющим при последующих отношениях с молодыми людьми. Но сейчас Рей воочию видит, насколько мало общего истинный Бен Соло имеет с тем юношей, которого она, по большей части, придумала себе, опираясь на единственное полузабытое воспоминание.

Ее вопрос и глубокая печаль в нежных карих глазах внезапно приводят Кайло в ярость. Как она смеет говорить так? Как смеет попрекать его, утверждая, будто он обязан ей жизнью?

Этот дрянной меховой коврик, о котором она упомянула, пытался убить его на мосту над осциллятором. А сама эта девчонка… она унизила его, искалечила ему лицо, а затем отвезла прямо в руки Сопротивления, словно трофей. Поглядите, в какое жалкое зрелище он превратился по ее милости! – с обритой головой, в серой с вкраплениями черного арестантской форме, которую ему выдали тут, на борту линкора, и с вечным клеймом на лице, не ушедшем даже при помощи бакты – клеймом от его меча, который она украла. Эта маленькая пустынная тварь заставила его снова встретиться с генералом Органой, вновь поднять со дна души прежние надежду и боль – и что он получил в итоге? Новую порцию горькой отравы – прямо в сердце. Он навсегда отравлен безудержной яростью и мучительной скорбью; он погряз в зыбком омуте собственных страстей, ему не выбраться. К нему тянутся мерзкие, липкие лапы безумия. И это она называет спасением?

Лучше бы она позволила ему пасть в огненную пропасть. Или оставила истекать кровью, замерзая среди заснеженного леса. Огонь или холод – все лучше его нынешнего позора.

Природная страстность его натуры вновь дает себя знать во всей полноте. Секунда – изящный, хищный прыжок, и Кайло оказывается прямо за спиной у Рей. Его пальцы сгребают в кулак легкие, как шелк, каштановые волосы девушки, причиняя ей боль.

Он думает: «Пусть она ненавидит меня еще больше!» Ей нравится считать его монстром; нравится называть его так. Он не станет препятствовать.

За коротким вскриком девчонки следует сосредоточенная тишина. Рей с мужественным видом прикусывает нижнюю губу – в конце концов, ему не впервой пытать ее.

Пьянящий запах ее кожи. Его сердце стучит сильнее. На долю секунды Кайло прикрывает глаза, как будто наслаждаясь этой высшей точкой собственной мерзости. Да, вот так: огонь к огню. Их дыхание отбивает один ритм. Между ними прочные узы ненависти – почти идиллия.

– Ты хотела меня видеть – зачем? – спрашивает Кайло, попеременно то ослабляя, то усиливая хватку, чтобы доставить ей больше неприятных ощущений.

«И только посмей сказать, что это не так! Я говорил, что хочу быть честным с тобой, но и от тебя жду честных ответов», – Рей слышит его мысли, и у нее кружится голова.

Она стоически молчит.

– Говори, – Кайло вновь сжимает пальцы сильнее и отводит ее голову немного назад, поневоле открывая своему взгляду белоснежную шею и вырез майки, за которым притаилась тугая, девственная грудь. И ему едва удается удерживать свой предательский инстинкт, чтобы не глядеть даже украдкой на этот вырез, пока кровь окончательно не ударила ему в виски. Тем более что близость этой девочки и так заставляет его почти задыхаться. – Для чего ты хотела меня увидеть? Чтобы поглядеть на дело своих рук?

Еще один желающий поглумиться над опасным зверем, которому обломили когти.

Сколько раз за минувшее время они бессознательно похищали друг у друга обрывки мыслей и чувств, одинаково терзаясь непониманием, откуда взялась между ними эта связь – сильнее, чем ненависть; сильнее, чем страсть. И только теперь, полноценно открывшись один другому, сумели встретиться где-то на периферии сознания, подчиняясь общему порыву, единому желанию внести, наконец, ясность в этот сумбур. И неважно, является ли это откровение следствием жгучего отчаяния, поселившегося глубоко в его груди, или препаратов, которыми его накачали («В очередной раз», – усмехается Кайло).

От него не могла утаиться странная перемена в отношении к нему девчонки. Прежде она стремилась убежать от монстра подальше, а теперь сама желает встречи. Еще недавно он был ей глубоко отвратителен, а теперь она испытывает нечто, разительно напоминающее любопытство. Такое же, как его собственное – тогда, на Такодане.

Или она наслушалась величественных речей Люка Скайуокера о превосходстве Света над Тьмой, о всепрощении и общем благе? Разглагольствование о вещах, в которых он на поверку ровным счетом ничего не смыслит, давалось бывшему учителю лучше всего.

Если она все же хочет видеть своего врага разбитым и сломленным – пусть глядит, как следует. Другого случая может не представиться.

Он отпускает волосы девчонки. Однако его тяжелые, с широкими ладонями руки тут же ложатся на ее хрупкие плечи. Рывком он разворачивает ее лицом к себе.

«Гляди! Ты ведь этого хотела?»

За призмой гнева она чувствует его боль. Как если бы их разум был одним целым – все как тогда, в допросной на «Старкиллере».

– Ты слышишь Скайуокера, говоришь с ним, – голос Кайло тверд. Хищник не задает вопросов, а лишь озвучивает то, что ему очевидно. – Скажи, что рано или поздно он должен будет встретиться со мной. Я разыщу его, в какой бы дыре он ни прятался, как бы далеко ни улетел. Я достану его даже из-за грани Силы и заставлю сполна ответить за то, что он сделал.

Рей не смеет ответить. Только продолжает смотреть, не отрываясь, в глубину бархатных материнских его глаз, и нервно дышит.

– Кто ты? – вдруг прямо спрашивает Кайло. – Кто ты какая, и что о себе возомнила, мусорщица?

В самом деле, кто она такая, чтобы своим появлением разрушать и без того хрупкий мир, в котором он существовал до сих пор? Кто она, посмевшая единым махом уничтожить все, к чему он стремился, подчинить и привязать к себе его разум? Столько лет он шел к своей цели, постигая могущество Темной стороны, укрепляя свой дух – и вот, стоило вмешаться обычной оборванке, и годы упорной работы идут под откос. Сила пробудилась. Из-за нее, или благодаря ей – в этом нет сомнений. Так кто она, сарлакк ее сожри?!

– Кира Дэррис, – она выкрикивает ему в лицо свое настоящее имя, которое давно уже не является ее именем, и полуоткрытый рот обнажает ее зубы, оскаленные в гневной гримасе.

Они оба испуганы. За его испугом кроется изумление, а за ее – обида. И кажется, будто они вновь противостоят друг другу, решительными рывками разрывая покровы, сметая ментальные щиты.

– Кира Дэррис, – повторяет Рей это сокрушительное имя, даже не задумываясь о том, насколько неразумно вот так, сходу раскрыть врагу главную тайну своей жизни. Ее единственное желание – чтобы он хорошенько усвоил, что она – тоже Рен, и больше не смел думать о ней, как о грязи под своими ногами.

Кайло поражен. Чтобы понять всю глубину его изумления, достаточно сказать, что всего два имени были в Первом Ордене под таким строгим запретом, что люди, которым хоть раз доводилось их услышать, опасались повторять эти имена не то что вслух, но даже в мыслях. Одно воспоминание о них могло навлечь беду. Первое среди этих имен – Бен Соло; а другое – Рей Дэррис, или Д’ашор Рен. Прежний ученик Верховного лидера, чья жестокая участь призвана была послужить предостережением для него, Кайло, и для других рыцарей.

… Его неожиданно вырвало из забытья. В глаза ударил яркий свет, от которого не спасали даже плотно захлопнутые веки. Кайло прищурился и попытался отвернуться.

« … дочь Дэрриса… непостижимо…»

Его мысли путались.

Дочь Дэрриса мертва. Верховный лидер был уверен в этом, разве он мог ошибиться?

Грубые руки стали хлестать по щекам, снова и снова. Над ухом раздался дрожащий голос врача:

– Кажется, он приходит в себя…

– В следующий раз будь внимательнее с дозировкой, – посоветовал кто-то тоном, даже навскидку не предвещающим ничего хорошего.

Кайло пришлось окончательно возвратиться в реальность, когда ему насильно приподняли одно верхнее веко, проверяя зрачковую реакцию, чтобы убедиться, что пленник и вправду возвращается в сознание.

Когда-то Люк Скайуокер разыскивал Рейми Дэрриса по всей галактике, не жалея ни сил, ни времени. Однажды ему удалось выследить Рея, даже настигнуть его – и получить ожог от алого клинка, едва было не лишившись при этом оставшейся руки…

Не дожидаясь, когда последние следы беспамятства покинут юношу, его рывком вздернули на ноги. Прижав лицом к ближайшей стене, заломили и сковали руки за спиной. Его тело было еще расслабленно, все мышцы податливы; в таком как бы пьяном состоянии пленник не мог оказать сопротивления, даже если бы он вознамерился сделать это.

На щиколотках также сомкнулись кандалы.

Кайло почти не замечал того, что с ним делают, слепо подчиняясь тюремщикам. Его мысли все еще были полны неожиданного признания, сделанного девчонкой.

Ее имя – Рей. Если бы он только мог подумать, хотя бы на секунду допустить мысль, что его роковая противница – дочь Д’ашора; девочка, некогда убитая по приказу Сноука, во славу ордена Рен, – тогда, наверное, одного имени было бы довольно, чтобы догадаться…

Но ведь Кира Дэррис не была чувствительной к Силе, а в этой девице вселенский поток так и бурлит. Мидихлорианы, призванные нести союз между жизнью и волей самой вселенной; между создателем и его творениями, они не могут просто так появляться и исчезать. Их уровень в человеческом теле остается неизменным на протяжении жизни. Как такое можно объяснить?

И все же, она не врет. По непонятным причинам все его существо верило ее словам, невзирая ни на какие оговорки.

Удерживая с обеих сторон, конвоиры выволокли заключенного за дверь.

***

Средних размеров золотистая ящерица, с каменной твердостью обхватившая лапами имитацию ствола дерева Олбио, надменно косила черным своим глазом в сторону пленника и не двигалась с места.

– Исаламири? – хмыкнул Кайло, глядя попеременно то на треклятых рептилий, которых тут было не меньше, чем полдюжины – застывшие на искусственных кронах в вольере во всю стену за спиной Диггона, они казались вылепленными из золота изваяниями – то на самого майора, сидевшего напротив с довольным видом.

Диггон горделиво кивнул.

– Умно… – усмехнулся юноша.

Эти существа с планеты Миркр способны создавать вокруг себя защитное поле, которое препятствует использованию Силы. Одна из давних имперских смекалок, известных еще с тех времен, когда приверженцы Палпатина охотились на джедаев, переживших Великую резню и затаившихся.

Кайло был знаком каждый из подобных методов – ведь не кто иной, как его дед являлся главной гончей императора, от которой бежали все звери, даже самые опасные. Исаламири, броня таозина, кортозис, способный выводить из строя световые мечи – все это хитрости были направлены на то, чтобы у обыкновенных людей в прямом столкновении с одаренными была хотя бы какая-то возможность уровнять силы.

Если чешуйки таозинов использовали для слежки и засады – чтобы чувствительные к Силе не заподозрили неладное, то исаламири были хороши для допросов, особенно если требовалось, чтобы жертва пребывала в здравом уме, что исключало применение наркотиков.

– Отрадно видеть, что даже вы, поборники свободы и нравственности, используете наследие Империи в своих целях.

Внезапно Бен опустил голову, скрывая нездоровый смех. Право, сколько заботы! Дефлекторные поля, наручники, электрошок, усиленная охрана, постоянные инъекции медицинских препаратов, а теперь еще и ящерицы-исаламири, одного количества которых, к слову, довольно, чтобы огородить от его сверхспособностей ближайшие отсеки корабля – и все впустую. Если бы только Диггон знал, что пленник и без всяких дополнительных уловок не может толком использовать Силу, то наверняка почувствовал бы себя круглым дураком.

Полагая, что заключенный еще не до конца отошел от воздействия лекарств, Диггон со спокойным видом дал ему время опомниться и попривыкнуть к здешней обстановке.

– Жаль, что приходится поддерживать вас в таком плачевном состоянии, – с искренним состраданием вымолвил он. – Однако я наслышан о вас, Рен. Уверен, вы с вашим неукротимым нравом способны причинить вред и себе, и окружающим. Тем более что отчеты майора Калонии, которая наблюдала вас все это время, как врач, подтверждают мои подозрения. Но не волнуйтесь, – поспешно уверил Диггон, – это продлится исключительно до прибытия на Корусант. Там вас будут содержать в куда более сносных условиях.

Помолчав, он добавил немного тише, с откровенной претензией на доверительность:

– Вы должны знать, что канцлеру отнюдь не выгодно каким-либо образом издеваться над вами, или калечить вас. Напротив, всем будет только на пользу, если к вам поскорее возвратятся силы и возможность трезво мыслить.

Наконец, Кайло вновь поглядел на разведчика. Его взгляд светился больной, затравленной гордостью.

– Я не думал, что допросы начнутся так скоро, – выдавил он.

Диггон всплеснул руками.

– Помилуйте! Какой же это допрос? Я просто хотел… как бы это сказать…

– Побеседовать со мной? Узнать меня получше? – со знанием дела подсказал Кайло.

– Именно, – не уступал майор.

– Заговорить мне зубы какой-нибудь дребеденью, заставить почувствовать себя в безопасности, а затем попытаться понемногу, исподволь выведать тайны Первого Ордена?

Что касается методов получения информации, в этой игре ему известны все ходы наперед.

Если подумать, эта идея – оказаться как бы по другую сторону, испытать на себе все то, что он многократно проворачивал на других – кажется даже занимательной. Подобный опыт может помочь ему объективно оценить собственные силы. Как долго ему удастся продержаться?

Сноук учил его не избегать боли, а, напротив, видеть в ней союзника. Использовать мучения тела для укрепления духа, разжигая в себе священную ярость. Техника, которую юный Бен Соло бессознательно практиковал, когда по ночам, закутавшись в гору одеял, чтобы учитель не застал его за этим занятием, втихомолку наносил глубокие порезы на свою кожу. И тогда боль и наслаждение соединялись в высшей их точке, позволяя чувствовать в себе такую мощь, какую прежде юноша не мог даже представить.

– А если я скажу, что мне попросту любопытно познакомиться с вами? – спросил Диггон, не отрывая пристального взгляда от лица пленника. – Ведь это вы – тот, кто именует себя Кайло Реном, магистром рыцарей Рен, учеником и правой рукой Сноука, главы Первого Ордена?

– Не будь вы уверены в моей личности, я бы не сидел здесь, не так ли? – огрызнулся Бен.

Диггон одобрительно кивнул – мол, хороший ответ.

– Ну вот, – сказал он с выражением какого-то насмешливого подобострастия. – Ваше имя – истинная легенда наших дней. Темный рыцарь, один из последних чувствительных к Силе, умеющих управлять своими способностями, во всей галактике. О вас говорят, как о демоне во плоти, мало кому довелось снискать такую удивительную славу. Как же мне не жаждать нашего знакомства?

В этих сладких дифирамбах, однако, таилась явная подковырка. Дело в том, что глава ордена Рен добился своей впечатляющей известности, с налетом мистицизма, не только и не столько благодаря собственным заслугам, сколько используя такую же громкую, мистическую славу Дарта Вейдера, и Диггон знал об этом не хуже самого Бена.

Молодой человек нахмурился.

– Разумеется, – парировал он, – особенно если учесть, сколько лет вы плясали под дудку Терекса, допустив его шпионов повсюду, вплоть до самых верхов. Теперь вы будете отчаянно хвататься за любую возможность, чтобы обыграть соперника. Для вас это – не просто война, но и личное дело. Дело чести, не так ли? И вы рассчитываете, что я стану вашим оружием.