Текст книги "Океан и Деградация (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 62 (всего у книги 74 страниц)
Брук молчит. Не знает, как реагировать.
– Твоя мать соблазнила моего отца, – кажется, алкоголь развязывает ему язык, и Реин не уверена, что хочет слышать это. – Он вышвырнул мою мать из дома, бросил её, когда ей так нужна была поддержка. У моей мамы был рак. Думаю, она уже умерла. Отец не оставил ни мне её контактов, ни ей моих. Потому что твоя мать не хотела, чтобы он поддерживал общения с бывшей женой. Твоя мать – стерва. Зацепилась за богатого мужика. А мужик поддался соблазнению, ведь моя мать давно болела. У них не было отношений, как таковых. Он часто пил и жаловался мне о своей усталости. Ему было влом заботиться о моей маме. Он говорил, что она случайно забеременела от него. Он не хотел связываться с ней и тем более иметь детей. Просто… не понимаю, почему из-за их ошибок должен был страдать я. Так всегда, – Брук вдруг чувствует, как сердце ответно ускоряет сердечный ритм, а взгляд просится переместиться на профиль Норама. – Взрослые чудят, а дети живут с их дерьмом.
Девушка поворачивает голову, с неясным успокоением выдавив шепотом, но уже взглядом упершись в пол:
– Я понимаю, о чем ты, – хмурится, почему-то не фильтруя информацию, которая непроизвольно слетает с губ:
– Она часто бьет меня по голове, чтобы я забыла.
– В смысле? – Норам все-таки в упор смотрит на девушку, не до конца поняв, что она имеет в виду.
– Она боится, потому что я многое знаю о ней. Есть вещи, которые должны остаться в тайне. Поэтому она боится меня, боится, что я могу раскрыть её секреты. И пытается выбить все из меня.
Звон ключей. Брук замирает, удержав в ладони горсть таблеток. Дверной хлопок. Тяжелые развязные шаги. Девушка продолжает сидеть спиной, чувствуя, как мурашки пробегаются волнами по спине.
Опять? Опять кажется?
С опаской медленно оглядывается, не сразу находя в темноте силуэт вставшего на месте парня. Реин пристально смотрит на него, подозревая, что галлюцинации вновь рвут грань реального мира. Вот, почему ей стоит правильно принимать лекарства. Чтобы не путаться, где есть действительность, а где – мир иллюзий.
Норам снимает с головы капюшон мокрой куртки. Светлые волосы липнут к лицу. Он слегка… растерян. Не рассчитывал застать здесь кого-то, не в такое стихийное безумство.
– Привет, – давит хрипло сквозь сжавшуюся от эмоций глотку. Девушка не меняется в лице, промолвив без эмоций:
– Тебя нет.
Первое, что она слышит, заперев дверь большого дома, – грохот в гостиной. Брук хмурится, недолго потоптавшись на месте, и уверенным шагом ступает в сторону помещения для приема гостей. Открывает двери, застыв на пороге при виде того, что творится по ту сторону: светлое помещение буквально тонет в хаосе, стол перевернут, на экране широкого телевизора красуется огромная вмятина, декоративные подушки раскинуты, стеклянная поверхность журнального столика разбита вдребезги, на полках шкафа нет прежней посуды из хрусталя, она осколками лежит на полу.
В детстве Брук бы бежала прочь в ужасе, но сейчас она вполне спокойно смотрит на виновника сего торжества. Норам похожим образом замер возле комода с никому ненужными сувенирами, явно намереваясь разнести всё железной битой… О’Брайена? А, так вот зачем он одолжил её сегодня утром. Дилан упомянул об этом во время обеда.
– Что случилось? – интересуется обыденным тоном. Норам неровно дышит, переминаясь с ноги на ногу, и вытирает пот со лба, пытаясь казаться собранным и… адекватным:
– А-м… Я… немного разозлился.
– Опять отец? – понимает Брук.
– Типа того, – парень готов прекратить, по причине чего испытывает разочарование, ведь он недостаточно вынес злость на окружающих вещах, но Реин удивляет его, когда опускает сумку к ногам, проходя в разрушенную гостиную, изучая её с особым интересом:
– Можно мне тоже?
Норам с недоверием косится на девушку, но всё-таки протягивает ей биту друга, с любопытством ожидая, как же она поступит дальше.
Брук быстро теряет голову. После пару бутылок пива она находит это занятие весьма и весьма забавным. Каждый скрежет от удара приводит её в щенячий восторг. Кажется, всего полчаса – а рушить уже нечего. Гостиная полностью уничтожена двумя пьяными подростками, которые плюс ко всему еще и добивают уже испорченные вещи. Реин даже включает какую-то песню на смартфоне, подпевая и продолжая орудовать битой, с нежеланием отдавая её Нораму, ведь: «Давай хотя бы по очереди, а то нечестно!»
Правда, в один момент, когда Брук находит упавшие со стены почти целые часы, она отказывается отдать биту, поэтому Норам по-детски пытается отнять её, вступив в неравное сражение с Реин, которая разворачивается к нему, дернув на себя оружие, при этом громко рассмеявшись.
И тогда она сама делает кое-что неправильное. Сама, потому что внезапно фокусирует взгляд на лице парня, с хмурым видом осознав, к какому действию её тянет. Она быстро привстает на носки, давяще коснувшись его влажных от пива губ, и буквально через секунду Норам отстраняется, отпустив биту. Та остается в руках у Брук. Она прижимает её к животу, внутри которого начинается необычное жжение. Девушка пристально смотрит на парня, осознавая, что вытворила, а тот как-то скомкано глотает кислород, сделав еще шаг назад. Смотрит в ответ. Так же недоумевающе.
– Ты чего? – он еле произносит это, сощурившись. Брук продолжает молча пялиться на него, широко распахнув глаза. Норам в смятении. Он даже немного злится, но негативная эмоция быстро блекнет. Брук смотрит на него и не может понять, что не так, что изменилось и с чего вдруг ей так жутко захотелось совершить это?
– Извини, – девушка моргает, опустив взгляд, и крепче сжимает биту, дабы подавить дискомфорт в ребрах. – Извини, – повторяет, качнув головой, и делает шаги к комоду, возле которого стоит Норам, кладет биту, но та скатывается, со звоном падая на паркет, вынудив Брук на мгновение отвлечься.
И в это мгновение «странное» совершает Норам. Он резко наклоняется, быстро коснувшись губ Реин, отчего та вскидывает лицо, ладонями упершись ему в плечи в защитном жесте. Парень отстраняется. Смотрят друг на друга. Норам хмурит брови, сделав еще шаг к Брук. Не разрывает зрительный контакт. Реин не отступает, с каплей тревоги ожидая последующих действий.
Норам вновь наклоняется, но уже медленно, дабы уловить знак протеста. Но такового не последовало.
Он дольше соприкасается поцелуем с её губами, сделав завершающий шаг, ломающий остаток расстояния между ними. Веки Брук сами сжимаются. Норам же продолжает смотреть на неё, когда чуть наклоняется, оказав давление на её губы – и Реин выше запрокидывает голову, открыв парню больше возможностей, чем он и пользуется, взяв девушку за шею и значительно углубив поцелуй.
Ей страшно. Ведь она не может остановиться. Чертов ужас селится в груди, заставляя сердце гонять кровь с удвоенной скоростью.
Норам продолжает терзать её губы поцелуем, руки давно опускаются на талию, слегка задрав блузку. Реин отступает назад, не зная, как спастись от сводящего с ума желания. Надо как-то прекратить. Это неправильно. Попытка оттолкнуть парня – он только сильнее прижимается к ней, вдавив спиной в комод позади. Брук сдается. То, как разгорается её организм, с этим невозможно справиться.
– Норам? – Брук все же противостоит, разрывая поцелуй. – Остановись, – затылком врезается в стену, прогнувшись в спине, чтобы быть как можно дальше от его губ. Парень прекращает. С тяжелым дыханием смотрит куда-то на уровень шеи Реин, похоже, совершенно теряясь в происходящем.
В этот раз он послушает. Но в следующий, когда она попросит остановиться, он продолжит, совершив насилие в состоянии наркотического «опьянения».
– Чем ты занимаешься? – Норам пытается казаться беспечным. Шагает к Брук, сунув ладони в карманы мокрых джинсов. Девушка продолжает молча смотреть на него. Ему удается подойти достаточно близко, чтобы разглядеть её полную ладонь таблеток и бутылку водки, которой Реин, судя по всему, собирается запивать.
– Тебя нет, – она шепчет. – На самом деле.
Норам плохо разбирает её слова, поэтому несет какую-то чушь невпопад:
– Я был уверен, что ты в такую погоду дома. Поэтому пришел сюда.
– Тебя нет, – вторит.
– Ты перебрала, – парень встает сбоку, оценив ситуацию, в конечном счете озарившись хмуростью. – Что ты собралась делать?
Но Брук повторяет, опустошенно взирая на него снизу:
– Тебя нет.
– Что вы устроили?! Гады! – мужчина ураганом ярости пересекает разрушенную гостиную, двигаясь прямо на Норама, который автоматически отводит Брук за спину, вытянув руку перед собой:
– Отец… это я…
– Они вместе это сделали! – мисс Реин рвет глотку, указав пальцем на подростков. – Намеренно, чтобы испортить нам день помолвки! – её крик провоцирует нетрезвого мужчину к более агрессивным действиям, и Норам успевает лишь пихнуть Брук, когда получает удар в лицо.
– Гаденыш! – мужчина не дает ему подняться, нанося удары ногой.
– Боже… – Брук бледнеет от ужаса – Не трогайте его! – начинает озираться в поисках того, чем может ударить мужчину. Видит почти целые часы и наклоняется за ними. Вот только удар по её голове приходится раньше.
– Брук, ты наказана! – Женщина в гневе бьет девчонку по макушке сжатым кулаком. Реин падает на колени, в очередной раз не успев отреагировать. Женщина хватает её за волосы, дернув вверх. Заставляет встать на ноги, согнувшись чуть ли не пополам. Брук издает тихое шмыганье, топает за матерью, которая тащит её за локоны в зал роскошной прихожей:
– Думаешь, сможешь помешать моему счастью?!
– Мам, нет, я… – она прерывается на болевой стон, когда женщина дергает её волосы вверх, ведя на лестницу. Девушка спотыкается, валится на ступеньках, но продолжает тащиться за разгневанной женщиной. На второй этаж.
– Я не позволю тебе разрушить мою жизнь! – совсем остервенев, мисс Реин буквально вырывает клок волос дочери, которая не выдерживает, громко закричав:
– Мам, больно!
– Мерзавка! – женщина вдруг разворачивается, со всех сил пихнув девушку, которая будучи не в адекватном состоянии не удерживает равновесие, повалившись вниз. С грохотом Реин оказывается на белом полу первого этажа, разбив голову о сверкающую плитку.
– У вашей дочери отчетливые старые повреждения головы.
– Странно, она очень аккуратная девочка.
– Возможно… Над ней издеваются в школе. Постоянные травмы могут повлиять на её физическое и психическое здоровье. Особенно пострадает память, мисс.
Она странно разинула рот в улыбке:
– Я обязательно выясню и разберусь с этим.
– Давай. Ты ведь хочешь быть хорошей дочкой?
Но девочка мнется, не понимая, почему это необходимо. Что приводит девушку в ярость:
– Значит, ты хочешь быть сукой?! Ты ни о ком не думаешь! Только о себе!
Толчок в спину. Ребенок преодолевает грубые ступеньки, оказываясь без сознания на полу первого этажа. С травмированной головой.
– У вашей дочери серьезные проблемы с внутричерепным давлением. К тому же она занимается неконтролируемым самоповреждением, ударами по голове провоцируя ухудшения. Я выпишу ей таблетки. Обязательно следите за их приемом.
– Я поняла, доктор.
Женщина ставит две упаковки с лекарством на полку своей прикроватной тумбочки, запирая дверцу на ключ.
Норам опускается на корточки, пытаясь придерживаться спокойствия:
– То ты не принимаешь таблетки, то намереваешься проглотить все разом, – скованно улыбается, изучив горсть медикаментов в её ладони. Девушка все так же не проявляет признаков адекватности, с хмурым видом подметив:
– Это было неправильно.
Опять начинает. Она всегда несет одну и ту же чушь, когда напьется. Норам вздыхает, мягким движением пересыпав в свою ладонь таблетки. Брук не реагирует на его самодеятельность. Парень забирает бутылку водки, поднимается и направляется в сторону кухни, чувствуя её пристальный взгляд на своем затылке.
Гул воды. Реин кое-как привстает на хилых ногах, плетясь на шум. Когда она добирается до кухни, Норам уже выливает всю водку в раковину. Бросает на неё взгляд, сдержанно растянув губы:
– Расскажешь, где хранишь остальной алкоголь? Я знаю, у тебя всегда есть запас всякого паленого дерьмеца.
Реин хмуро всматривается в его профиль:
– Я не помню, как мы… как мы встретились?
– Ого, что-то новенькое, – выключает воду и берет полотенце, вытирая влажные ладони. Поворачивается к девушке всем телом, всё еще не зная, как себя вести с ней. Конечно то, что она пьяна, упрощает выбор поведенческой тактики. По крайней мере, не будет пытаться прибить его.
– Ты продолжаешь бить себя по голове? – задает личный вопрос, когда видит, как Брук активно трет макушку ладонью, выражая на лице боль.
– Ты не должна этого делать, – напоминает.
Как способ наказания, привитый матерью. Рука Реин уже сама на автомате совершает удары в момент, когда девушка испытывает вину или стыд. Привычка. Реин начинает носиться взглядом по полу, видимо, сейчас произойдет очередной срыв. И, наверное, Нораму стоит поскорей свалить. Но:
– Брук? – привлекает её внимание, сделав осторожный шаг вперед. Девушка устремляет на него внимание полных слез глаз, пока пальцами продолжает грубо массировать макушку.
– Тебе надо уезжать, – он понимает, что она сейчас не проанализирует его слова как следует. – Бежать от неё, – сглатывает, ведь Брук опускает глаза, вновь принявшись постукивать костяшками по голове, морщась от охвативших её эмоций. – Твоя мать больная. Мой отец тоже. Они оба не в себе. Ты должна уйти от них. И обратиться за помощью, поняла? – какой раз он твердит это? А Брук лишь плачет, качая головой и отступая назад, чем призывает Норама приблизиться на небезопасное расстояние. Реин застывает, когда её плечи сдавливают холодные пальцы, и она встречается с решительным взглядом Норама:
– Ты не делала ничего плохого. Мы не делали ничего плохого, – каждый раз, когда она напивалась, ему приходилось повторять одно и то же. И он готов делать это постоянно, чтобы искупить свою вину. – Она сделала тебя такой, подверженной чужому влиянию. Но ты не плохой человек. Это она больна башкой. Она делает тебя такой, чтобы ты молчала о её… прошлом. Настоящем. Она ведь продолжает делать это? Ходить в тот притон, да? Она сексуально озабоченная. Она зависимая. Она хочет уверить тебя в том, что ты такая же. Что ты нездорова. Она убивает тебя на протяжении стольких лет, – невольно приседает на корточки, чтобы заглянуть в глаза девушки, опустившей лицо. – Брук, – трет её колени. – Это не ты. Это всё она, – в глотке встает ком. – Мы с тобой не делали ничего выходящего за рамки нормы. Она – делала.
Брук мычит, со всех сил ударив себя по макушке кулаком. И готовится нанести второй удар, наплевав на моментальное образование темноты в глазах. Норам вскакивает, перехватив обе её руки, а девушка принимается громко стонать от боли, топая ногами, как ребенок, которому не позволяют съесть лишнюю конфетку. Парень одной ладонью удерживает пальцы обеих её рук, а второй щупает голову Реин, находя странные впадинки.
За красивой маской скрывается столько душевных дыр. Всё-таки, Брук, внешность не главное, но ты слишком озабочена сохранением своей наружной красоты, чтобы понять, насколько больна внутри.
Норам не может долго наблюдать за её тщетными попытками вырвать руки. Он отпускает их, схватив девушку за лицо, чтобы заставить отвлечься на себя. Реин от бессилия опускает руки, продолжив издавать смесь мычания, рычания и стонов. Парень сглатывает, нервно вытирая её слезы, и морщится, сводя брови к переносице:
– Я хочу помочь тебе. Но ты сама не позволяешь, – Брук разжимает мокрые веки, уставившись на него с прищуром. – Если бы ты попросила, я бы остался, но ты…
Девушка привстает на цыпочки, грубой хваткой ладоней сдержав голову парня на месте. Тяжелым поцелуем касается его губ, а он не отстраняется, с хмуростью и без ответа выдерживая горькость. Брук чуть опускает голову, пальцами крепче схватившись за его шею, и пытается выше приподняться на носках, чтобы дотянуться до его губ. Норам скованно приоткрывает их, позволяя девушке углубить поцелуй, но по-прежнему не отвечает, вместо пылкого желания ощущая только сдавливающую глотку тревогу.
Брук больна.
Океан + Деградация = Брук Реин
Океан + Деградация = Норам Реин
Океан + Деградация = Дэниел Браун
Океан + Деградация = Томас Нордвуд
Океан + Деградация = Рубби Эркиз
Океан + Деградация = Ричард Эркиз
Океан + Деградация = Роббин О’Брайен
Океан + Деградация = Дилан О’Брайен
Океан + Деградация = Тея Оушин
Океан + Деградация = любой из нас
========== Глава 36 ==========
Зависимость
Слепит в глаза. Холодный свет со стороны окна касается моего лица, пробуждая ото сна гораздо раньше необходимого для здоровья времени. Я томно вздыхаю, пытаясь пошевелить затекшими руками и ногами. Всё тело полно тяжести. Неприятным хрустом в костях сопровождаются потягивания конечностями. Под таким тяжелым одеялом с трудом удается ерзать. Чувствую себя какой-то гусеницей, почему-то пытающейся наоборот выпутаться из кокона. Тянусь, кряхчу, морщусь и старательно ворочаюсь, забыв о соседе по кровати, который ответно пыхтит, не скрывая своего традиционного утреннего ворчания. Раскидываю руки над головой, уставившись в светлый потолок. Дилан кутается в одеяло, с головой прячется от солнечного света, что становится неожиданностью этого утра. После таких бурь, что обрушилась вчера, видеть столь ясное небо удивительно.
Еле приседаю, подогнув ноги, и тру веки, устремив взгляд в сторону окна, чтобы еще раз убедиться в том, что мне не кажется. Но день и правда светлый. Только, учитывая мороз, стоящий в комнате, смею предположить, что на улице хоть и солнечно, но погода минусовая. Зима, всё-таки.
Опускаю вялые руки, взглянув на вылезающие из-под одеяла волосы О’Брайена. Так. Сколько времени? Сегодня не тот день, когда ему разрешено валяться до двух дня. Каникулы совсем его расслабляют. Начинаю озираться в поисках своего телефона. Надеюсь, он не проспал будильник.
Как по команде тишину нарушает громкая вибрация. Сидя на матрасе, ощущаю её кожей, представляю, каково парню, который держит телефон под подушкой. Теперь понятно, чего он каждое утро такой мрачный. Такой будильник любого в гнев вгонит.
Дилан ворчливо стонет, ищет под подушкой мобильный, не выгребая лица из-под одеяла, а когда находит, просто отключает, отбросив куда-то в ноги. И спокойно вздыхает, продолжив прятаться от мира, будто это поможет ему избежать ярости их тренера. Сегодня у них матч. А перед матчем разогревающая тренировка, на которую ему лучше явиться. Хотя, судя по обездвиженности, парень пренебрегает необходимостью встать пораньше.
Сажусь ближе, пальцами заиграв с кончиками его волос:
– Во сколько тебе надо в школу?
Дилан пыхтит. Чувствую себя мамочкой, которая пытается разбудить сынка-сову. Парень как-то тяжело дышит, всё-таки выбираясь головой из-под одеяла, на его щеках отметины от контакта с подушкой. Крепко спал. Морщится, отвернувшись от окна, и пытается зарыться носом в наволочку:
– К двум.
Улыбаюсь, костлявыми пальцами скользнув по его рисунку на коже лица:
– Не выглядишь воодушевленным, – он не разжимает век, предпочитая подольше оставаться в темноте. На мои слова не дает открытой реакции. Лицо утаивает под ладонями, хрипло выдохнув в них. Я пытаюсь пригладить бардак на его голове и не могу отказать себе в удовольствии коснуться крупных родинок на его щеках. Такой милый. Когда сонный. Только больно хмурый и молчаливый. Обычно этому болтуну рот не заткнуть.
Дилан раскидывает руки, устремив внимание в потолок, и по-прежнему хранит тяжелое молчание, вынудив меня нахмурить брови:
– Что с тобой? – знаю, как он не любит вопросы такого рода, но его настроение в последние дни постоянно в рамках задумчивости.
О’Брайен в очередной раз вздыхает, цокнув языков:
– Всё как-то… – не может объяснить своих чувств, оттого сильнее хмурится. – Мне не нравится всё это.
Ему настолько некомфортно? Быть может, пускай… Надо же ему учиться противоречить своим установкам.
– Вставай, – беру его телефон, проверяя время. Одиннадцать утра. Роббин с Эркизом наверное давно ушли. – Попытаюсь что-нибудь приготовить, – слезаю с кровати, а Дилан вновь накидывает на лицо одеяло. Не давлю на него. Так или иначе опоздает.
Умывшись и долгое время простояв у зеркала, прорабатывая мотивационные реплики, я, заручившись подобием позитивного мышления, в неплохом расположении духа направляюсь на первый этаж, параллельно опять проведав парня в комнате. Всё еще скрывается от солнца. Хм.
Мне, кстати, нравится упражнение по самовнушению чужеродных мыслей, не свойственных моему сознанию. В первое время произносить что-то позитивное с фальшивой улыбкой дается с трудом и кажется глупым, но Мэгги права: со временем привыкаешь к иному виду разговора с собой.
Даже не верится, что я взялась с полной серьезностью за реабилитацию. Это внутреннее противоречие, по мнению Мэгги, намеренно сбивает людей с толку, которые пытаются добиться перемен. Очередная жуть, связанная с зоной комфорта. Наша психика привыкает, например, к меланхолии, апатии, унынию и к способности видеть мир в серых красках, поэтому морально нам очень некомфортно начинать мыслить иначе и настраивать себя на иной лад. Будто это что-то не твоя, будто это не ты, но на самом деле тебя тормозят твои же демоны.
Я не хочу позволить своей Деградации вернуться и получить надо мной контроль. Не сейчас и не вновь.
С кухни доносится музыка. Негромкая. Я сразу понимаю, что это там находится Рубби, и потому недолго топчусь у подножья лестницы, набираясь моральной стойкости к возможным словесным ударам. Я ей… не нравлюсь, но это не повод относиться к ней взаимной нелюбовью. Просто забью болт, как выражается Дилан.
Захожу на кухню, невольно поправив растрепанные волосы. Только сейчас понимаю, что по привычке не причесалась, не сменила пижамную одежду – в общем, толком не привела себя в порядок, а потому смущенно приглаживаю пальцами локоны, опустив взгляд, когда Рубби обращает на меня внимание. Она выглядит немного лучше, чем вчера: бледная, но живенькая. Волосы идеально ровно лежат, покрывая спину, глаза подведены темным карандашом. Одета так же откровенно, думаю, это просто её привычный стиль. Короткие шорты, облегающая майка на тонких лямках. И похоже без бюстгальтера. А ведь в доме холодно.
Девушка стоит у холодильника, пританцовывает и подпевает незнакомой мне песне. На плите покоится сковородка, пыхтящая маслом. Мне… неудобно функционировать в чужом доме. Может, подождать пока она приготовит себе завтрак?
Но Рубби вдруг обращается ко мне, отвлекая от скованности:
– Ты будешь? – девушка интересуется, показав мне яйцо. – Хочу приготовить ом-лэт, – произносит со странным ударением на гласную, которой нет места в этом слове. Её профиль озаряется ехидной улыбочкой. Я понимаю, чем вызвана такая усмешка, поэтому гордо вскидываю голову и решительно заявляю:
– Да. Я голодна, – добавляю для пущего эффекта.
Рубби попыталась опять подтвердить свое мнение обо мне и о том, что я не стремлюсь вылечиться. Пусть, как говорит Дилан, идет au diable. Не знаю точный перевод, но парень часто шепчет это, когда злится, так что это точно не что-то позитивное.
– А этот тип наверху? – Рубби набивает едой руки, пихнув дверцу холодильника ногой, после чего шагает к столешнице.
– Будет, – думаю… нам придется завтракать с этими людьми, даже если Дилану этого не хочется. Лучше начинать привыкать к обществу друг друга.
– Тогда помоги, – Рубби кладет на доску для резки упаковку бекона, а мне протягивает яйцо:
– Разбей, – кивает на зеленую миску. Я беру его, неуверенно повертев пальцами перед лицом, и наверное весь мой вид кричит о том, что жизнь меня к такому не готовила. Девушка с розовой прядью косится в мою сторону, удивленно вскинув одну бровь:
– Смотри, – берет второе яйцо, придержав свободной рукой миску, и разбивает его о край, после пальцами раздвинув треснувшуюся скорлупку. Содержимое вытекает на дно. Я с интересом изучаю яйцо, попробовав повторить за Рубби, но на этапе освобождения белка и желтка что-то идет не так – и всё содержимое бухается на край столешницы, отчего девушка прыскает смешком:
– Окей. В следующий раз сделай это в миску.
– Хорошо, – киваю, принимаясь за дело. Какое-то время мы молчим. Рубби продолжает слушать музыку и иногда притоптывать ногой в такт или шевелить губами. В один момент я прекращаю чувствовать напряжение рядом с ней и хорошо справляюсь с задачей.
– Я… – Рубби привлекает к себе внимание, и я поворачиваю голову, отметив, что вид у неё какой-то недовольный. – Извиняюсь за свое поведение, – и хмурится, фыркнув. – Не стану оправдываться, – берет миску, чтобы взбить яйца. – Просто прошу прощения.
Моргаю, с непринуждением пожав плечами. Ей тяжело просить прощения, поэтому не стану акцентировать на этом внимание, иначе могу спровоцировать очередную ссору.
Внезапно Рубби отступает от столешницы, обронив лопаточку в миску. Тыльная сторона её ладони прижимается к кончику носа, а из ноздрей каплями начинает течь кровь. Я с хмуростью интересуюсь:
– Всё в порядке?
– Да, – девушка шмыгает, пытаясь остановить кровь, и запрокидывает голову, продолжая давить ноздри пальцами. – Выложи бекон на сковородку. Я сейчас, – просит и направляется к двери, покинув кухню. Провожаю её обеспокоенным взглядом, но лишних вопросов не задаю. Меня это не касается. Смотрю на нарезанный бекон, затем на кипящее масло на сковородке. И сглатываю, надеясь сделать все правильно и ничего не спалить.
Беру ломтик бекона и на вытянутой руке возношу над поверхностью сковородки. Бурлящее масло плюется каплями и парочкой одаряет мою кожу, отчего я вздрагиваю, выронив бекон на посудину. Масло поглощает мясо и начинает вопить, шипеть, плеваться в два раза сильнее, что приводит меня в ужас, заставив отскочить за стол. Мда… Видел бы меня сейчас кто-нибудь…
– Утро начинается не с кофе?
Ну, конечно. Конечно. Как же иначе? Поворачиваю голову, с безразличием уставившись на сонного Дилана, почесывающего ребро под футболкой. Волосы в том же беспорядке, на лице те же отметины от складок постельного белья. Почему каждый раз он оказывается рядом? Каждый раз, когда я творю какую-то дичь?
– Мы с Рубби готовим завтрак, – как бы невзначай произношу, будто бы всё идет по плану. Дилан еще секунд десять сверлит мое лицо нечитаемым взглядом, после чего вздыхает, смирившись:
– Я закончу, – и шагает к плите, уменьшив огонь. – Это задумывалось, как омлет?
– Ага, – поглаживаю запястье руки, ошпаренное маслом, и вдруг ощущаю тепло, коснувшееся спины. Оборачиваюсь к окну, со стороны которого на меня падают солнечные лучи, прорываясь сквозь ветви растущего возле дома дуба. На одной из веток висит деревянная кормушка в виде домика, внутри копошатся маленькие птички с желтыми грудками. Они издают странный писк, доносящийся через приоткрытую форточку. В углах окна морозные рисунки. Голубое небо без единого облака. Никакой черноты на горизонте спокойного океана. Теплые лучи ложатся на мое лицо. Я заворожено наблюдаю за их игрой в покачивающихся от ветра ветках, и приподнимаю ладонь, вытянув чуть вперед, чтобы свет таким же образом сочился сквозь мои тонкие пальцы. И заворожено наблюдаю, не в силах отвести глаз.
– Ты решила всё на меня повесить? – Дилан подает голос, закончив взбивать яйца. Хлопаю ресницами, оглядываясь в момент, когда на кухню возвращается Рубби в новой уже приличной футболке, скрывающую её грудь:
– О, – звучит из её уст удивленное при виде парня у плиты. – А ты не промах, – обращается ко мне, пальцем указав на Дилана. – Вон, как мужика воспитала.
О’Брайен с непроницаемым выражением лица переводит на неё взгляд, удерживая в руке кухонный нож, и Рубби пускает смешок, шутливо выставив перед собой ладони:
– Шутки шучу.
***
Ночка выдалась тяжелой. Тревожность нагнетал и тот факт, что их дом расположен близко к берегу, который почти полностью накрывали волны. Норам плохо спал по многим причинам, и одной из них была Брук. Он прекрасно знает, как серьезно её несет от большого количества алкоголя. Однажды они с Диланом потеряли её в торговом центре, когда зашли за очередной бутылкой. Девушка каким-то образом добралась до мебельного отдела, забралась под кровать вместе с подушкой и уснула. Смешно, но тогда у Норама начала просматриваться седина в волосах. Пришлось полностью перекраситься в снежно-белый, чтобы скрыть последствие испорченной нервной системы.
В эту ночь он просыпался от любого шевеления Реин. Боялся, что она решит пойти на берег, прогуляться. Такое тоже имело место быть в их богатом прошлом.
Парень приоткрывает веки, сморщившись от ослепляющего света. Повернут к широкому окну, за которым открывается вид на приятное солнечное, морозное утро. Океан спокоен. Чайки витают над голубой гладью воды, не мучая своим раздирающим криком. Норам отрывает голову от подушки, приподнявшись на локти, и долгое время приходит в себя, пробуждая разум. Будто этой безумной ночи и не было вовсе. Видишь это умиротворение за окном – и сильнее сомневаешься в событиях вчерашнего дня.
Спокойно оглядывается за спину, чуть куснув язык во рту от неожиданности. Он вовсе не готов видеть Брук бодрствующей, после вчерашней пьянки она должна проспать как минимум день. А девушка уже сидит на кровати, такой же пустой взгляд устремив в сторону окна. Норам стискивает зубы, нервно заморгав. Он не совсем понимает, как должен себя повести. Обычно он не оставался на ночь. Если они пересекались, Брук пыталась его забить чем-нибудь тяжелым, поэтому ему приходилось покинуть дом. Парень давно не ночевал с ней. И давно не просыпался рядом. Оттого он испытывает неподдельное волнение. Особенно при виде столь бессильного выражения её лица. Она явно опустошена. Физически и эмоционально. Наверное, поэтому не кричит, не визжит и не предпринимает попытку навредить ему.
Может, она еще пьяна?
– Хочешь есть? – Брук не опускает глаза, задав вопрос, которого Норам никак не мог ожидать. Он даже губы приоткрывает, выронив хриплый вздох. Девушка продолжает смотреть на улицу, не торопя парня с ответом, который звучит в его голове, как: «Нет», – но голос твердит иное:
– Да, – скорее всего, ему не стоит соглашаться, но… Плевать. Пока она не попытается ему врезать, он постарается наладить отношения. Хотя бы для того, чтобы искупить вину.
– Пойдешь на матч? – вдруг безэмоционально интересуется девушка, начав дергать заусенцы на пальце. – Дилан играет. Я выступаю.
Говорит с ним таким обыденным тоном, словно это привычное дело. Норам приседает, сохранив между ними расстояние, и с хмуростью уточняет:
– А ты уверена, что в состоянии выдержать физическую нагрузку? Ты перепила вчера.
