Текст книги "Океан и Деградация (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 74 страниц)
Здорово. Наверное. Мне не понять. Я никогда не испытывала такого чувства. Даже влюбленности. Был человек, в котором испытывала потребность и нужду, но… Не знаю, сравнимые ли это понятия? Любить и нуждаться. Думаю, это одно и тоже. Поэтому я вряд ли в кого-нибудь когда-нибудь влюблюсь, но определенно могла бы испытывать необходимость. Только вот вряд ли подобное повторится.
Приходится вернуться из своих мыслей, когда Брук делает еще пару шагов к краю, вызвав тем самым у меня интерес. Она подходит так близко, что мне кажется, её вот-вот должно сбить с ног вниз, но она устойчиво стоит на месте, глубже вдохнув:
– Это место… Я чувствую себя здесь… – пытается подобрать слова, дабы описать свое состояние. – Так спокойно, – хмурится, качнув головой. Нет, она хочет иначе выразиться. Вернее. И меня охватывает неоднозначное волнение, когда девушка находит правильное описание:
– Свободной, – сглатывает, как и я. – От всего, – откуда-то берется грусть в её голосе. Она стоит ко мне спиной, но её плечи заметно сутулятся, а ладони немного спускаются по ним, отчего и плед спадает к локтям. Какое-то время мы молчим. Брук будто бы набирается сил, чтобы развернуться и продолжить говорить со мной, терпеть мое присутствие рядом. Возможно, будет лучше, если я оставлю её одну, но не успеваю сделать шаг назад, как девушка разворачивается с прежней улыбкой, только вот взгляд поглощен каким-то собственным внутренним переживанием.
– Давай задержимся? – совсем не ожидаю услышать подобное предложение, но мне правда не хочется уходить. Брук немного разводит руки, раскрывая теплую ткань, защищающую её от холода:
– У меня есть плед, мы не замерзнем насмерть, – смеется, вдруг осекаясь. – Хотя, я была бы не против умереть в таком красивом месте, – она произносит это так убежденно, что я не могу проигнорировать восторг, который вызывают у меня эти слова, и мои глаза сверкают искренними эмоциями, а голова кивает:
– Я тоже, – честность.
Всего на мгновение возникает страх. Каким образом отреагирует Брук на мое согласие и реакцию? Но никак. Она продолжает улыбаться мне и снимает с плеч плед, полностью раскрывая его, чтобы мы могли на него сесть и укутаться.
Не думала, что когда-нибудь с удовольствием разделю с кем-то свое одиночество.
Мне понравилось молчать с Брук.
========== Глава 16 ==========
Дилан О’Брайен хорошо знал своего дедушку. Он был человеком суровым, жестким и прямолинейным. Наверное, это единственный человек, сравнение с которым парня не злит. Дилан чувствует себя довольным, часто слыша от Роббин о том, как он похож на её дедушку. О’Брайен уверен, именно от этого крепкого мужчины ему досталось столько не совсем приятных качеств, но именно на них строится его характер в целом. Отсутствие бараньей стойкости точно бы привело к скорому саморазрушению и постоянному чувству подавленности.
Парень стоит в коридоре прихожей, погруженной в ночной мрак, и бесцельно изучает висящие на темной стене охотничьи ружья. Помнит, ему было проще называть его дедушкой, хотя на самом деле он являлся прадедом.
Дедушка учил его стрелять. Он почему-то был убежден, что мальчишке необходимо обладать таким навыком. Бывшие военные никогда не смогут оправиться от стресса, пережитого на фронте. Роббин понимала это, поэтому не препятствовала попыткам дедушки обучить её сына стрельбе. У Дилана плохо получалось, но старый мужчина основательно взялся за его воспитание, поэтому даже сейчас О’Брайен уверен, что способен подстрелить чайку с повязкой на глазах, ориентируясь по её звонкому крику.
Скучает ли он по тем временам? Определенно. У парня было мерзкое детство в целом, но тот короткий период, что они жили здесь, – полон самых ярких впечатлений. И благодарить за это стоит грозного и нелюдимого мистера О’Брайена. После смерти жены он нашел для себя отдушину в мелком и непослушном сорванце, которого приходилось вечно таскать за уши.
Дилан сдержанно улыбается, вспоминая, как часто дедушка колотил его ремнем за его проказы. Парень держит ладони в карманах теплой кофты, но одну всё же приходится вытащить на холодный воздух, чтобы начать мять затылок. Только что мощно «цапнуло». Даже мурашки проявились на коже рук. Глаза привыкают к темноте. Теперь он может четче разглядывать ружья, на каждом из которых выгравировано имя владельца.
– Ты когда-нибудь думал застрелиться?
О’Брайен даже пускает смешок, на секунду прикрыв веки, и со вздохом шепчет:
– Знаешь, мне даже не нужно прикидывать, кто именно задает мне этот вопрос, – прячет замерзшую ладонь обратно в карман, повернувшись всем телом к худой девчонке, стоящей на последней ступеньке мощной лестницы. Как долго Тея стоит здесь? Смешно, но что если она наблюдала за ним? Вполне возможно, учитывая интерес девушки по отношению к людям вокруг. Оушин не меняла одежду? Либо она еще не ложилась, либо спит прямо в рубашке и джинсах.
– И нет, – Дилан уверенно отвечает. – Я никогда не думал о самоубийстве, – правда медленно уплывает взглядом в сторону, вдруг осознав. – Но в определенные моменты мне охота прострелить себе плечо, – не требуется пояснять, Оушин понимает, о чем идет речь, поэтому молча кивает головой, сделав последний шаг вниз, ступив на темный холодный паркет. Не успевает сориентироваться, начав крутить головой, дабы вспомнить, где находится кухня. Этот дом слишком велик для неё, девчонка только приехала, а уже блуждала раза два или три.
– Почему не спишь? – О’Брайен покачивается с пяток на носки, раз уж пересеклись, можно и потрепать языками. – Я думал, все детки давно уложены в кроватки.
Оушин топчется на месте, продолжая потерянно озираться:
– Пить хочу, – вздыхает, чувствуя ту самую знакомую мини-панику, разгорающуюся в груди. – А ты?
– Дэн иногда храпит, – Дилан улыбается, указав кивком в сторону одной двери. – Кухня там.
И мини-паника развеивается, не оставив после себя никакого «послевкусия» в виде неприятного дискомфорта. Тея становится эмоционально читаемой, раз уж О’Брайен понимает, что она растеряна. Девушке стоит быть сдержанной в выражении своих чувств, иначе, рано или поздно, её поймают на лжи.
Кивает головой, заметавшись взглядом по полу, и нервно расчесывает пальцами волосы, спешно направившись в указанном направлении. О’Брайен уже думает оставить девчонку в покое и вернуться в комнату, а то вдруг Дэн начнет бубнить, а ему никто не ответит? Тогда этот долбанный лунатик пойдет искать «собеседника» и поднимет на уши весь дом.
Но кое-что не дает Дилану покоя, и он притормаживает у подножья лестницы, напряженно куснув нижнюю губу, и с проявившейся на лице хмуростью оглядывается:
– Эй, ты… – замолкает, прервавшись, отчего его обращение звучит грубо. Тея оборачивается, взявшись руками за край стены, и по-детски хлопает ресницами, уставившись на парня, который молчит, стуча зубами, ведь не имеет понятия, каким образом ему спросить? В его голове это звучит примерно так: «Ты, кровопийка, меня укусила?» или «Каннибализм – это нехорошо», или… Есть множество вариантов, но почему-то не способен выдавить даже самый примитивный, отчего ситуация приобретает знакомую неловкость. Оушин вопросительно моргает, наклонив голову, и отважится разрушить повисшее натянутое молчание:
– Что?
– Ничего, – боже, это звучит так грубо, что Тея без сомнений верит, что проблема в ней. Нет, правда. Она внезапно решает, что сделала что-то не так, поэтому чувствует вину, и опускает голову, с напряженным видом скрываясь за дверью кухни.
А Дилану остается только раздраженно вздыхать и гневно мять кожу шеи. В чем дело? Он ведь на хрен гений в области коммуникабельности.
Вот и поговорили, черт возьми.
***
Приятные и светлые воспоминания детства кружат голову не только Дилану, но и его матери. Роббин наслаждается знакомым внутренним покоем от пребывания в родном доме, в котором, спустя столько лет, продолжают витать знакомые ароматы, вызывающие ассоциацию с давно канувшими в прошлое событиями. Женщина готовит себе кофе. На часах половина двенадцатого, она неплохо проспала, но на природе так и тянет подольше поваляться в кровати. Хорошо, что дети уже выросли, они сами способны позаботиться о себе, хотя Роббин не сомневается, что ребята встали не раньше её. Правда, когда женщина проснулась, парни, например, уже чем-то занимались на заднем дворе, и только приблизившись к окну мисс О’Брайен поняла, что эти двое играют в футбол. Странно видеть Дилана таким энергичным с утра. Может быть, и он чувствует себя спокойно в стенах этого дома?
Роббин слышит голос Брук со стороны коридора и надеется, что девушка заглянет на кухню, но буйная девчонка, кажется, заприметив возню парней на улице, спешит скорее присоединиться к ним. И, судя по тому, сколько силуэтов Роббин разглядывает за стеклянной вставкой двери, Тея следует за Брук. Хорошо, что Оушин нашла с ней общий язык. По крайней мере, девчонка не избегает общения с ней.
– Так-так, – у Брук элегантная кошачья походка. Тея уверена, многие люди сворачивали головы, прослеживая за её передвижением. Она такая легкая, при этом женственная. Девушки выходят на задний двор, Оушин держится чуть позади на вид уверенной в себе Реин. Девушка не чувствует холода, выходя в кофте и коротких шортах. Оба парня отвлекаются от игры, прекратив пытаться отнять друг у друга мяч. Брук подходит ближе к ним, с игривой улыбкой и огоньком задора в глазах принявшись завязывать хвост из волос:
– Утренняя тренировка? – дергает локоны, поставив руки на талию. – Я в деле.
Дилан даже во время занятия спортом успевает покурить, и сейчас он вынимает сигарету изо рта, выпустив никотин в сторону:
– Ты с нами? – усмехается, явно намекая на неспособность Брук соревноваться с противоположным полом, что вызывает ответное возмущение:
– Что еще за удивление? – перехватывает мяч, катившийся к Дэну, и с уверенностью заявляет. – Мы вам задницы надерем, – оглядывается на Оушин. – Идем, Тея.
Бледная худая девушка, всё это время державшаяся позади, питает надежды остаться не вовлеченной в происходящее, а просто понаблюдать со стороны, с напряжением сжимает пальцами плечи сложенных на груди рук:
– Я не умею, – качает головой, нервно отступая назад, но Брук, у которой с легкостью отнимает мяч Дилан, надеется на помощь подруги по несчастью, поэтому разворачивается, спешно потащив девчонку за собой, вовлекая в игру:
– В футболе самое главное уметь ставить подножки, чем ты и займешься, а я буду отбирать мяч.
– Эй, – Дилан не замечает, как тушит кончик сигареты о свое запястье, чем привлекает хмурое внимание Дэниела, который так же не против держаться в стороне от игры. Теперь, когда в неё вступает Брук.
– Чему ты учишь ребенка? – О’Брайен бросает сломанный окурок в кружку с недопитым кофе, которая стоит на влажной траве.
– Выживать среди мужчин, – Брук охотно вступает в игру, в отличии от Теи, которая продолжает топтаться рядом с ней.
И они все попадают под чуткое наблюдение.
Женщина подходит к двери со стеклянной вставкой, одной рукой обнимает себя, крепко сжав плечо, другой удерживает кружку горячего кофе возле губ, прерываясь от размышлений, дабы заинтересованно проследить за происходящим на заднем дворе. Уголки губ поднимаются. Улыбка проявляется на сонном лице, погруженном в свои личные переживания. Брук пытается доказать, что умеет играть в футбол. Ей удается отбирать мяч только у Дэниела, который просто избегает излишнего взаимодействия с девушкой, чего не боится О’Брайен, без раздумий мешающий Брук забить гол в подобие ворот – две кружки, стоящие на земле. Роббин безысходно вздыхает, качнув головой. Вот балбесы. Разобьют – прикончит их.
Переводит внимание на Тею, которая мешкает, чувствуя себя потеряно. Она всё также топчется на месте и держит руки сложенными на груди, поворачивая голову вслед за мячом, который пинают ребята. И её охватывает паника, когда этот круглый предмет катится к её ногам. Серьезно? Она понятия не имеет, что с ним делать, но слушается Брук, которая быстро шагает к «воротам», прося дать ей пас. Оушин отчасти понимает, что ни Дилан, ни Дэниел не станут играть с ней так, как с Брук, поэтому считает, что сможет немного повести мяч вперед, чтобы, ударив, точно передать его девушке, которая смеется, не позволяя Дэну выйти вперед, иначе он примет мяч вместо неё. Тее даже нравится толкать носком круглый и упругий предмет, но её увлеченная деятельность прерывается, когда О’Брайен, пару секунд шагавший за её спиной, решает взять ситуацию в свои руки. В прямом смысле. Если он легонько пихнет Тею, как поступает с Брук, то он точно ей что-нибудь сломает, поэтому берет девчонку под руки, без особого труда подняв так, что Оушин начинает дергать ногами навесу, ладонями сжав его запястья.
Роббин прекращает улыбаться.
– Так нельзя! – Брук не успевает как следует возмутиться. О’Брайен прицеливается, хорошенько ударив по мячу, который пролетает между ног Брук, покатившись в «ворота». Девушка пару раз оглядывается, раскинув руки, и с прежней улыбкой, всё ещё якобы возмущенной, восклицая:
– Эй!
Дилан улыбается ей в ответ, продолжая держать Тею навесу, и та по-прежнему забавно дергается ногами, что-то мямля под нос, что приводит Брук в восторг, и она начинает верещать о том, какая всё-таки Оушин:
– Милашка, – девушка смеется, а Дэн разворачивается, направившись к кустам, чтобы вернуть в игру мяч. Дилан нагло улыбается, потрясывая девчонку:
– Да, когда беспомощная.
«Не смешно», – кажется, именно это бурчит Тея, пытаясь вывернуться из хватки, но то ли она настолько слабая, то ли у Дилана достаточно сил – у неё не удается, оттого она еще больше напоминает подвешенную гусеницу, заставляя Брук смеяться. Только вот девушка вспоминает об игре и оглядывается на Дэниела, поняв, что это её шанс забить пару голов, пока Тея своей неуклюжестью отвлекает её главного противника. Брук спешит отнять мяч у Дэна, который уже готов сдаться и поднять ладони, а Дилан и правда забавляется, находя подобную издевку над Оушин очень увлекательным времяпрепровождением.
– Знаешь, такие куклы есть, – О’Брайен довольно улыбается, сдерживая смех, когда Тея пытается пихнуть его ногой. – За ниточки их дергаешь, и они…
– Опусти, – Оушин осознает свое положение, поэтому просит, ведь чувствует себя некомфортно. Ситуация выводит её из равновесия. Не очень-то хочется, чтобы её кто-то трогал.
– Да ладно, смотри, – Дилан прерывается на смех, когда девчонка бьет его локтем в плечо. – Брук без тебя прекрасно справляется, – кивает на девушку, которая без остановки прокатывает мяч между воротами, насчитывая свои очки, в то время как Дэниел стоит рядом, чувствуя себя потерянным щенком, и с тем же ощущением поглядывает на Дилана. Тот обреченно вздыхает:
– А вот он не справляется без… – совершает ошибку, дернув своим плечом в момент, когда решает поиграть на нервах Теи, подняв её еще выше. Оушин успевает запрокинуть руку, без разбора нащупав изгиб шеи парня, который щипает, что есть мочи. И О’Брайен чувствует, как его правое плечо сводит от пронзающей дрожи. Рука сгибается, будто кто-то бьет по изгибу локтя молотком, на мгновение охватывает дичайшая слабость, смешанная с чувством эйфории от того, как колкая боль разливается под кожей, покрывая собой фантомное жжение. И, черт возьми, это невыносимо приятно, игнорировать подобное нет сил, но парень вовремя, частично, берет себя в руки, успев крепко обхватить Тею под грудью, не дав ей поскользнуться на траве, ведь девушка, сто процентов, не смогла бы сохранить равновесие и рухнула бы на колени.
Роббин пристально следит за происходящим, чувствуя, как в горле образовывается твердый ком.
Прижимает Тею спиной к себе, а девушка успевает ускользнуть в сторону только одной ногой, поэтому парень спокойно поднимает её, что-то ворча под нос. Роббин напряженно давит кружкой на свои губы, ведь не может расслышать, о чем говорит её сын. Оушин оглядывается, накрыв ладонями запястье руки О’Брайена, которую он кладет ей на талию, пока костяшками второй с прежней хмуростью стучит себе по виску, как бы намекая, что девчонка повела себя, как идиотка. Он практически выронил её.
Женщина хмурит брови. Оушин вырывается из хватки Дилана, когда Брук ехидно смеется, оповещая, что забила ровно двадцать голов. Тея кидается вперед от О’Брайена, всё-таки поскользнувшись на траве, но тут ей помогает удержаться на ногах девушка, обнимающая её, принявшись издеваться над проигравшими парнями.
Роббин не может сделать глоток. Смотрит. Дэн пожимает плечами, когда Дилан ругает его за бездействие, Брук продолжает с улыбкой скакать на месте, оповещая ребят о том, какие они неудачники, но больше внимания привлекает О’Брайен, который с напряжённой улыбкой кивает в ответ на издевки девушки, при этом сильно сдавливая ладонью свою шею, принявшись разминать плечо.
Роббин отводит взгляд, с задумчивым видом совершив крупный глоток.
Тея позволяет Брук обнимать себя. Вообще, она замечает, что её часто воспринимают, как ребенка или, что еще необычнее, как какую-то игрушку, и ведут с ней подобным образом, но ей это даже нравится.
Встречается взглядом с Диланом. Всего на секунду зрительно пересекается, так же внезапно отвернув голову и пальцами коснувшись волос, чтобы поднять пару прядей к лицу, прикрыв губы и нос.
***
Пора уже признать – у меня особые отношения с природой. Я люблю уединяться с ней, люблю слушать голос ветра, его общение с шуршащей листвой. Люблю атмосферу вечера, когда ночь спокойно покрывает небо, рассыпая сверкающие горошины мелких звёзд. Прикрываю глаза, прислушиваясь к тому, как суровый ветер, гоняя колющий нос аромат хвои, спорит с шумом волнующегося океана, который пытается подавить его с помощью аромата соли, но в итоге никто не выходит победителем. Всё смешивается, порождая нечто совершенное, выходящее за границы возможного.
Открываю веки. Передо мной костер. Деревяшки давно не горят, угли медленно тлеют, издавая характерный треск. Они горят изнутри красным цветом. Ветер дует – и яркость усиливается. Кровавый оттенок. Выглядит изумительно. И гипнотизирует.
Остаюсь здесь одна. После ужина все спешат в дом из-за мороза. Слышу голоса со стороны окон, но не хочу торопиться вернуться в «общество». Мне нравится мое одиночество, и я хочу пробыть в нем как можно дольше. Тем более, хочу заметить, я вовсе не одна сейчас. Вы слышите, как вокруг громко? Как шумно? Я мысленно общаюсь с природой.
Прижимаю колени к груди, следя за взмывающими вверх огненными снежинками углей. Так красиво и успокаивающе. И… Моргаю, медленно оторвав ладонь от колена. Тяну её к погибающему костру, чувствуя, как всё сильнее и сильнее кончики пальцев обжигает боль, пока в итоге я не терплю её самое сильное проявление, коснувшись углей.
В груди ускоряется сердцебиение, дыхание обрывается, становится сбитым, но я заворожена. Я поглощена. Широко распахнутыми глазами смотрю на угли, не замечая, как на лице проявляется улыбка.
Это… Это так… Господи, это так необходимо чувствовать!
Касаюсь пальцами раскаленного угля, утопая в кровавом оттенке, которым он горит, отражаясь в моих глазах, и вся кожа покрывается мурашками, а по телу проносится дрожь…
– Что ты делаешь?
Вздрагиваю, отдернув ладонь от костра. Когда-нибудь я прекращу так нервно реагировать на резкие звуки, но к тому времени я, скорее всего, буду уже окончательно лишена жизненных сил, что и вызовет у меня полное безразличие к внешним раздражителям. Поворачиваю голову, устремив напуганный взгляд на Дилана, выходящего ко мне с террасы дома, в окнах которого тускло горит теплый свет. Парень сует ладони в карманы джинсов, расслабленным шагом приближается, а на лице читается обратное напряжение. Как долго он находился позади? Следил за тем, чем я занимаюсь?
Страх исчезает с моего лица так же быстро, как возникает. Уже с большим спокойствием смотрю на парня, с не меньшим непринуждением отвечая:
– Трогаю, – констатирую факт, вновь одарив сверкающие угли вниманием.
– Это я вижу, – О’Брайен останавливается, с томным вздохом приседая на плед, и мне приходится подвинуться в сторону, чтобы заполучить больше свободного пространства для себя. Парень сгибает ноги в коленях, опирается на них локтями, собирая рукава кофты чуть выше, чтобы открыть кожу рук, и вынимает из кармана упаковку сигарет:
– Зачем? – всё-таки уточняет вопрос, дабы я поняла, что именно его интересует. Не знаю, что ему ответить. Мне не хочется излишне выдумывать, так что говорю, как есть:
– Они такие красивые, – сильнее прижимаю колени к груди, чтобы упереться в них подбородком. – Хотела попробовать на ощупь, – касаюсь пальцами мокрой травы. – Хочется всё попробовать, – неосознанно шепчу, утопая в наслаждении и умиротворении, которые приносит наблюдение за щелкающими углями. Так тихо и…
Стреляю взглядом на Дилана, ощутив его вопросительно-хмурый зрительный укол, и обнаруживаю, что парень действительно сощуренно смотрит на меня, затягивая никотин в горло. Моргаю, раздумывая над тем, что могу передать ему в качестве объяснения, и вновь принимаю решение остаться по-детски честной. Обычно, чтобы я не сказала, люди воспринимают это одинаково. Они говорят: «Странно», – так что, нет смысла напрягаться. Всё равно мне не выдать то, что мог бы сказать «нормальный» человек.
– Ну… – крепко сжимаю края джинсов, наклонив голову, чтобы уложить её набок на колени, а взглядом продолжаю смотреть на угли. – Я к тому, что… – говорю медленно, потому что анализирую свои мысли очень долго. Мне тяжело доносить информацию в таком виде, который я считаю правильным. Мне требуется дольше раздумывать над выбором слов.
– У нас одна жизнь, – нужно еще и верно построить логическую цепочку повествования, но, боюсь, я не справлюсь – и Дилан не поймет, о чем я вообще толкую. – Ты проживаешь ее – и всё, – пожимаю плечами, с горьким ощущением сглотнув. – Я живу, охваченная чувством, будто у меня будет еще шанс, – говорю тише, так как мне не нравится окружающее нас природное молчание. – Словно за этой жизнью последует вторая, третья, как в играх, знаешь? – пытаюсь не смотреть на парня, концентрируясь на горящих кроваво-красным цветом углях. – Герой умирает, но перерождается, чтобы пройти уровень заново. Воспринимаю реальность так же, ожидая наилучшего варианта в следующей жизни, – внезапно понимаю, что лучшим образом не смогла бы передать свои мысли. Это именно то, что я имею в виду.
– Понимаешь, мы умрем – и нас больше не будет, – мысли как-то сами формируются, не помню, когда в последний раз мне с такой легкостью удавалось говорить. – Мы прожили 17 лет. И мы не проживем их больше. Никогда, – хмурю брови, вновь уловив знакомое покалывание в ребрах. Перевожу взгляд на Дилана, не меняя положение тела. Смотрю на него, замечая, с каким вниманием он слушает меня, правда, хмуро, явно обдумывает мои слова. До сих пор не могу поверить, что кто-то пытается осмыслить сказанное мною. Обычно – это лишь пустой звук.
– Нам больше никогда не будет пять, шесть, семь лет, – с тревогой моргаю, искренне не понимая. – Что в этой жизни может иметь значение, если исход у всего один – смерть? – щекой вжимаюсь в колено. – В чем смысл? – вновь уплываю взглядом в сторону, опустив его на кряхтящие угли. – Я не хочу тратиться на пустое ожидание. Я хочу свободу, – облизываю губы, заметно занервничав. – Если второго шанса не будет, то я просто хочу получить освобождение. Сразу.
– Окей, – он не дает молчанию даже на секунду повиснуть над нами, и эта секунда точно бы свела меня с ума, ведь я раскрываю другому человеку свои потайные мысли и убеждения. Это страшно. Я боюсь чужой реакции. Но хорошо, что Дилан способен быстро мыслить и находить, чем поддержать разговор.
– Жизнь то, жизнь это, – он затягивает, поворчав с сигаретой в зубах, и вынимает её, выдавив облако никотина перед собой. – Но разве подобные размышления не толкают на мысль, что наоборот нужно бросаться во все тяжкие? – он… Он правда пытается рассуждать на тему моих слов? Это… Непривычно. Отрываю голову от колен, поднимая её, и смотрю на парня, который задумчиво пялится перед собой, явно терпит активную работу мозга, пока перерабатывает информацию:
– Всё попробовать, всё ощутить, всё увидеть и везде побывать, – подносит сигарету к губам, взглянув на меня и больно колко усмехнувшись. – Живем-то один раз.
Не знаю, почему выражаю хмурость. Вдруг в мускулах лица ощущаю напряжение, когда в груди повторно щелкает, и я отворачиваю голову, напряженно уставившись на угли. Я… Думаю, я реагирую так… Резко, потому что мне не нравится. Дилан О’Брайен мыслит иначе. Там, где я вижу конец и хочу лишь ускорить его, он видит причину оторваться в свое удовольствие. Мы… Мы разные. Мы по-разному реагируем на одни и те же мысли. Думаю, дело в сложившейся психике.
Я хочу умереть, потому что не вижу смысла в существовании, ведь конец всё равно неизбежен. А он, зная о неизбежности бытия, думает лишь о том, как в полной мере насладиться таким коротким периодом жизни.
– По-твоему, жизнь бессмысленна, да? – О’Брайен стряхивает пепел с кончика сигареты на угли. – Но это проблема не жизни, а твоя. Значит, это ты не умеешь ставить цели и наполнять существование смыслом.
Зачем он это говорит? Меня это только злит.
Потому что в сознании рождается почва для сомнений, но я не желаю принимать иной жизненной философии. Мы с ним разные. Перестань мне навязывать…
– А-у, – сдержанно и хрипло.
Отрываюсь от разгоревшихся в голове мыслей. Смотрю на ладонь парня, которой он касается угля, отреагировав с болью на лице, и с хмурым видом трясет руку, чтобы избавиться от пощипывания на коже. Моргаю, удивленно наблюдая за ним. Дилан хорошенько втягивает никотин в рот, изучив свою обожжённую ладонь:
– Ладно, – он пускает слабый смешок, всё ещё морщась. – Признаюсь, оно того стоит.
А он… Он решил попробовать? Несмотря на то, что наши взгляды разные, этот тип в свою очередь решил опробовать мою «философию», в то время как я с негативом, даже агрессией отреагировала на его мнение.
Теперь я чувствую себя ужаснее, чем обычно. Это какой раз доказывает, насколько я мерзкий человек.
Душевно прогнивший в собственной озлобленности на окружающий мир.
Замыкаюсь в себе. Обнимаю колени руками, сильно сжав их, и отворачиваю голову, въевшись унывающим взглядом в поверхность земли. Молчу. Дилан о чем-то размышляет, погружаясь в тишину, которой я так остерегалась. Становится неловко. Мне всё сильнее хочется убежать, скрыться и просто забыть о нашем разговоре. Зря так много наплела. После того, как выдаю что-то личное, чувствую я отвратно.
– Кстати, спасибо, – это неожиданно для меня. Моргаю, медленно, без желания переводя внимание на О’Брайена, который уже сильнее проявляет усталость, когда зевает, указав сигаретой на свой затылок:
– За то, что иногда делаешь это.
…Этот фильм не так интересен. Комедия… Конечно, закадровый смех звучит забавно, но девушка не совсем улавливает сути данного жанра кинематографии. Тея сидит на кровати, руками обнимая прижатые к груди колени, и пристально следит за происходящим на экране ноутбука. Дилан сидит на ковре, спиной опираясь на кровать. Голову укладывает на скомканное одеяло. Оушин не может видеть его лица, поэтому не догадывается, что парень, исчерпав свои эмоциональные силы, начинает клевать носом, медленно сдаваясь слабости. Веки прикрывает. Совершенно не пытается смотреть фильм, он видел его раз сто. Руки держит сложенными на груди. Засыпает. Тея что-то бубнит под нос, кажется, окончательно теряясь. Что смешного в том, как человека бьют в лицо пирогом? Хочет уточнить у Дилана, поэтому задает вопрос громче, но не получает ответ. Переводит внимание на затылок парня, наблюдая, как он неосторожно давит пальцами на изгиб своей шеи, слабо вонзая ногти.
Даже во сне он испытывает неприятное покалывание. Ни в каком состоянии ему не укрыться от изнуряющего дискомфорта.
– Дилан? – Тея повторяет попытку дозваться до него, наконец, осознав, что он уже спит, и с нездоровым интересом принимается наблюдать за его попытками унять жжение. Странный он тип. И то, что с ним происходит – не менее необычно. Но Оушин почему-то нравится осознавать, что этот парень ни черта не нормальный. Её даже успокаивает этот факт, располагает к Дилану, заставляя иначе воспринимать его.
О’Брайен строит из себя адекватного, старается поддерживать образ, и Тее было некомфортно рядом с ним, но теперь, зная, что они в чем-то похожи, зная, что он – один из них (подобных Оушин), девушка, наконец, может решить, как относиться к нему.
Оглядывается на тумбочку. Наверняка у него хранятся режущие предметы, может, порезать ему кожу?
Вновь смотрит на Дилана, оценивая то, с какой силой он давит на свою шею, издав тихий, но тяжелый вздох. Кожа краснеет. Девушка медленно ползет к краю кровати, спускает ноги, выдвинув верхний ящик тумбочки. Что странно, долго искать не приходится. Вот он – резак для бумаги и карандашей. Оушин берет его, с интересом разглядывает и поворачивает голову, медленно поднимаясь с кровати. Встает. Смотрит на парня, который даже во сне морщится, разминая плечо. Боль необъяснимая.
Тея приседает на корточки позади, немного сбоку, чтобы рассмотреть покрасневший участок кожи на изгибе шеи Дилана, и поднимает ножик, с особым вниманием поднося к его затылку. Ничего необычного не происходит. Для неё это нормально, поэтому она так непривычно собрана. Но острие останавливает, немного надавив на кожный покров. Ладонь О’Брайена напряженно дрожит, застывая, пальцами не дотянувшись до шеи, ведь его сознанию, во сне, кажется, что именно он каким-то образом добивается такого ощущения покалывания, что поглощает в себе жжение.
Оушин с любопытством наклоняет голову, сильнее надавливает. Дилан ниже опускает ладонь, намереваясь вовсе опустить её. Девушка оказывает достаточное воздействие, но кое-что её интересует немного больше, чем простое использование острого предмета. Тея скачет взглядом с ножика на профиль О’Брайена, решив не тянуть с данной идеей, иначе она успеет её осмыслить и проанализировать, поняв, насколько это неправильно.
Но он ведь сам посадил зерно, когда попросил её об этом, а она сделала вид, что не слышала, и с того момента не может думать ни о чем, кроме возникшего интереса.
Девушка быстро убирает ножик и наклоняется к его шее…
– А, – выдыхаю, приоткрыв рот, и сильнее нервничаю, принявшись почесывать щеку пальцами. – Вряд ли это действительно помогает, – не могу побороть желание спрятаться, поэтому беру кончики волос, поднося их к носу, чтобы скрыть нижнюю часть лица. Это странно, знаю, но внушает мне ощущение защищенности.
