Текст книги "Океан и Деградация (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 74 страниц)
– Ты ведь так собираешься, да? – Дилан усмехается, медленно шаркая к кровати. -Сидя, да? – я отвожу взгляд, когда он наклоняется, опираясь руками на матрас, чтобы шепнуть мне в щеку:
– Не производя никаких действий, да? – его дыхание щекотливо обдает кожу, вынуждая меня отреагировать и поморщиться, стараясь прикрыть свое лицо книгой:
– Дилан, – ворчу, хотя ворчать должен он.
Парень улыбается сквозь усталость, сев рядом со мной, и изучает фотографии цветов на одной из страниц. Я поднимаю на него взгляд, мигом решая перевести тему с моей не «готовности» отчаливать в путь хоть сейчас.
– Как ты себя чувствуешь? – знаю, он не хочет поднимать обсуждение его здоровья, но рано или поздно нам придется поговорить. Я всё еще расстроена тем, что парень скрывает от меня свою зависимость. Боюсь, это тайное увлечение может плохо закончиться, если он не прекратит сейчас. Подозреваю, Дилан ищет в травке успокоения. В данный период жизни многое из привычного нарушается, и его стабильность тоже. Он чувствует шаткость поверхности под ногами, шаткость окружающего мира, и ищет спокойствия в траве, которая ослабляет натянутые до предела нервы. Эффект временный. Не удивлена, что последнее время всё чаще ловлю его на проявлении ломки.
– Уверен, что… будешь чувствовать себя нормально? – вижу, как горит сомнение в его глазах, но на лице продолжает играть непринужденная улыбка:
– Это неважно, – расправляет плечи. Зудит?
– Значит… – подхожу аккуратно, перелистнув страницу. – Брук и Норам уезжают, – прикусываю губу, вновь обратив на парня свою внимание, а он смотрит в потолок. Всё чаще наблюдаю его таким. Будто это способ уберечь от других свой взгляд.
– Какие у тебя… ощущения? – пытаюсь правильно выразиться. – Ты не говоришь о том, как относишься к происходящему, – закрываю книгу, полностью отдаваясь вниманием О’Брайену, показав, что хочу обсудить происходящие перемены, но Дилан как-то отрешенно хмыкает. С таким видом, будто это всё неважно, но я знаю, как он относится к потере комфорта. Парень тянется руками к потолку, издав протяжное мычание, и почти беспечно наклоняется ко мне, коснувшись губами виска и сонно проронив:
– Собери хотя бы что-нибудь, – отстраняется с привлекательной улыбкой и слезает с кровати, лениво направившись к двери.
Опечаленно выдыхаю, смотря ему в спину, и решаю вновь отложить разговор:
– А Дэниел не поедет?
– Я никак не могу получить от него обратную связь, – Дилан отвечает что-то странное. В смысле? Дэниел по какой-то причине не хочет разговаривать? Что-то произошло?
Дилан разворачивается, опирается руками на дверную раму и сбивает поток моих размышлений, вдруг припомнив:
– К тому же ты целовалась с ним в доме моего деда, как-то не охота вас наедине оставлять.
Не сдерживаю смешок и качаю головой, вновь раскрыв книгу. Боже.
Краем глаз вижу, как парень топчется на пороге, не сразу оттолкнувшись ладонями от опоры, чтобы отойти назад.
– Я злюсь, – произносит тихо. Поворачиваю голову, устремив на него такой же тревожный взгляд. Как и прежде. Дилан отступает в коридор, нервно смочив губы кончиком языка:
– Вот, что я чувствую, – и почему-то усмехается, уходя за стену. Видимо, направившись в сторону ванной.
Продолжаю какое-то время смотреть в пустое пространство. Когда слышу шум воды, опускаю глаза, с тяжестью вздохнув. Наверное, я слишком эгоистичный человек по натуре. Почему-то мысли о расставании с Брук и Норамом меня радуют. И не только потому, что Реин намеренно пользуется вниманием ребят, продолжая проявлять себя, как манипулятор, пускай и сама этого не понимает. Дело еще в том, что Брук и Норам – прошлое Дилана. То, что держит его в каком-то временном и эмоциональном застое. Избавится от них – сможет получить шанс идти дальше. Да, сквозь тернии, путь будет непростым, учитывая особенности его психики. Но ему это необходимо.
Сглатываю.
Существую в ожидании. Жду, когда Дилан О’Брайен сломается. Оказавшись на грани, впав в крайность, он обратится за помощью. Ведь он не глуп. Он соображает.
Я буду рядом. И поддержу его. Он справится. Это же Дилан О’Брайен.
***
– Вы всё взяли? – Роббин вскакивает ни свет, ни заря, в свой же законный выходной, лишь бы проконтролировать сборы ребят. Всё-таки, у женщины тоже просматриваются проблемы с желанием держать всё в своих ручонках, но Дилан, конечно, умолчит, чтобы лишний раз не выбесить эту коварную даму, бродящую за ним по всему дому с того самого момента, как он оторвал голову от подушки.
О’Брайен не стремится доказать матери, что уже вполне взрослый для самостоятельных сборов вещей. Лучше идти по пути меньшего сопротивления. Только вот мисс О’Брайен обладает цепкой хваткой и вот уже около часа не отстает от сына, наплевав на вопросительные взгляды Норама и Брук, приезжих к самому отбытию.
– Теплые вещи? – Роббин продолжает тащиться за сыном в халате. – Еды? – Дилан выходит с кухни, держа в руках небольшую коробку с отобранной едой. – Таблетки Тее?
Парень закатывает глаза, обернувшись на пороге дома, и женщина замирает, с округлившимися глазами уставившись на сына. Дилан пытается как можно мягче напомнить ей:
– Роббин. Всего на день.
– Да, – женщина нервно кивает, почесав макушку, и складывает руки на груди, еле удержав себя на месте, когда сын выходит на улицу к друзьям, укладывающих свои вещи в багажник. У Роббин имеется множество причин вести себя взволнованно. И сутки отсутствия Дилана с Теей как раз-таки ей необходимы для принятия одного из самых сложных решений. От которого будет зависть её дальнейшая жизнь. И жизнь сына. И Теи. И Эркиза. И Рубби.
Роббин кусает ногти, наблюдая за беззаботным общением троих друзей, предвкушающих легкий отрыв от реальности. Будто бы женщина не в курсе, что там в рюкзаке Норама так заманчиво звенит. Едут пить. Определенно. Но ладно. Она не станет пороть их психику нравоучениями. Главное, чтобы отдохнули и весело провели время.
А она будет думать над своим положением. Крайне неожиданным положением.
Наблюдая за ними через окно, создается впечатление, будто бы их и будет трое – трое близких друзей, отправляющихся в дорогу и ожидающих неплохого отдыха. Тея внимательно изучает движения Брук, ловя девушку на физической вялости. То же можно сказать о мимике её лица. Судя по всему, она принимает прописанные ей таблетки. Вообще, насколько Оушин известно, противопоказано совмещать прием лекарств с распитием алкоголя, но Реин уже прячет за спину открытую бутылку пива, втихаря попивая, пока не видит Роббин. И почему ребята это одобряют?
Тея отходит от окна, убедившись, что у неё есть время, и поправляет удушающий ворот рубашки в клетку, мелкими шажками приблизившись к спортивной сумке О’Брайена. Приседает на колени, раскрывая молнию, и начинает шарить по внутренним карманам, с волнением в глазах посматривая в сторону открытой двери и прислушиваясь к звукам. Руки дрожат от беспокойства, но она обязана это проделывать. Когда-нибудь до О’Брайена дойдет. И тогда они смогут это обсудить. А пока в его планах скрывать, она продолжит действовать на свое усмотрение.
Тея находит практически на самом дне упаковку сигарет, раскрывает. На этот раз в ней действительно обычные сигареты. И четыре косяка. Они едут всего на день. Зачем ему столько? Неужели, потребность начинает расти? Нехорошо.
Оушин не медлит. Кладет упаковку обратно, сжав косяки в ладони, застегивает молнию, вскакивает, подбегая к книжному шкафу, и выдвигает несколько книг, положив завернутую травку на полку за ними. Сейчас у неё нет времени избавиться от этого дерьма, но как только вернутся, сразу же разберет и смоет в унитаз.
Ставит книги на место. Вовремя, так как в комнату сворачивает парень, удивленно взмахнув руками:
– Только не говори, что ты опять читала вместо того, чтобы собраться?
Тея умело натягивает улыбку, скрыв свое волнение, и оборачивается, подскочив к кровати и схватив с неё рюкзак. Дилан наблюдает за её дерганным перемещением, невольно мысленно проводя параллель с неугомонной мартышкой, что вызывает у него улыбку:
– Идем? – подходит к сумке, подняв её с пола. Выпрямляется, набросив ремень через плечо, а Оушин невольно пристально следит за его действием, будто боится, что вот прямо сейчас раскроется похищение травки из упаковки, но это всё пустые страхи. Ведь Дилан обращает на неё взгляд и видит не взволнованность, а какое-то растерянное детское лицо, из-за чего в очередной раз усмехается:
– Что? – подтягивает ремень на плече. Оушин смотрит ему в глаза. И также забавно пробегает мимо под смеющимся вниманием парня, который не сводит с неё подозревающего взгляда, пока девушка не пропадает за стеной, кажется, поскользнувшись на повороте. Роббин вчера драила полы. Надраила настолько отменно, что Оушин, в своих домашних носочках устраивает фееричное ледовое шоу, когда спешит в какую-нибудь часть дома по каким бы то ни было срочным делам. Девчонка, живущая в своем ритме, своей жизнью, в своей голове. Порой парню охота забраться в её сознание, чтобы понять, как там всё устроено. Пару раз Тея даже врезалась в стены. Конечно, Дилану стоит сделать серьезную мину и попросить Тею не носиться, но за этим неуклюжим комком слишком забавно наблюдать. Главное, чтобы с лестницы не повалилась.
Дорога плывет. Стекла окон опущены. Прохладный ветер сочится в салон, разгоняя аромат никотина. Небо пасмурное, местами бугрится тучами, но это не влияет на настроение. Дилан, Норам и Брук безумолку общаются. Тея, к сожалению, не может принять участие, ведь обсуждается прошлое. Их прошлое. Оушин не стремится предпринять попытку стать частью разговора. Её задумчивый вид разнится с общим настроением присутствующий.
Ребят объединяют воспоминания. Чувство ностальгии. Тея не станет лезть, нарушать их атмосферу. Она просто хочет быть рядом с Диланом. Возможно потому, что желает проконтролировать его состояние. Всё-таки… они собираются неплохо так выпить. Кто его знает, как О’Брайен поведет себя после пару бутылок пива?
Сидит на заднем сидении, подперев ладонью щеку, смотрит в окно, кутаясь в отданную ей кофту Дилана, чтобы не простудиться. Брук занимает место так, дабы выглядывать между передними сидениями и общаться с парнями. Она продолжает пить пиво, уже вторая бутылка, делит одну сигарету с Норамом. Дилан одной рукой держит руль, второй потягивает никотин. Он нечасто позволяет себе курить во время вождения, но сейчас он становится тем Диланом, которого знают Норам с Брук. Это напрягает Тею. Часто люди, встречая тех, с кем их связывало прошлое, начинают вести себя привычно для того времени. Причем неосознанно.
Норам тянет руку к радио, принявшись переключать каналы, как вдруг салон заполняет тихий кантри-рок. Дилан резко переводит на передатчик взгляд:
– О нет.
– О да, – Норам тянет с широкой улыбкой, и Брук хихикает, покачивая головой в такт музыке, и оба Реина начинают подпевать, пребывая на одной своей волне. О’Брайену остается только закатить глаза и смириться:
– Совсем не меняется.
– Кантри вечен, – Норам с довольным лицом протягивает Брук сигарету и переводит на неё внимание, заворожено наблюдая за тем, как девушка втягивает в рот никотин, исподлобья взглянув на него в ответ.
– Помнишь эту песню? – Норам пихает Дилана в плечо, и тот как-то странно косится на него, нервно сощурившись, мол, не упоминай. Не сейчас. Только нетрезвая Брук рядышком не улавливает сигналом:
– Я помню, чем мы втроем занимались под неё, – звучит пошловато, и таким образом воспринимает её тон Оушин, сложив руки на груди. Хотя под эту песню они когда-то, нехило набравшись водки, решили принять пенную ванную в одежде.
О’Брайен всё же улыбается, перебросившись взглядом с Реин. Тея вздыхает, скованней стискивая руки на груди, и ерзает, искоса следя за профилем Дилана и эмоциями, которые он выражает.
Пока он кажется спокойным. Но еще не вечер. И он еще не пьян.
На телефон приходит очередное сообщение за утро. Эркиз интересуется, смогла ли Роббин выспаться или же опять нашла причину вскочить пораньше. Женщина оттягивает ответ. Бродит по комнате. Медленно перебирает ногами, покусывая кончики ноготков. Одной рукой обхватывает живот, ощущая тянущую боль где-то в желудке. От волнения её тошнит.
В ладони сжимает небольшой аппаратик, купленный в аптеке больницы. Один из шести. Посматривает на наручные часы. Прикрывает веки, вздыхает. Продолжает бродить по спальне, отдаваясь тревожной тишине, царящей в доме.
Приседает на край кровати, ссутулившись и опершись локтями на колени. Свободной ладонью проводит лицу. Опускает руки. Пальцами крутит вытянутый предмет, не сразу решаясь взглянуть на результат.
И сглатывает, резко вскинув взгляд в сторону окна. Сдержанно дышит, пытается прогнать нарастающий страх.
Что ж. Уже третий положительный тест. Пора серьезно подумать.
***
У меня были исключительные сомнения по поводу поездки. Но они куда-то улетучились, стоило мне сделать пару глотков пива. Не налегаю на алкоголь, боясь знакомого чувства расслабления, правда позволяю себе немного слабости.
Я была в этом доме всего раз. В самом начале своего пути к переосмыслению. Полезно оказаться здесь снова, будучи уже слегка иным человеком с иным взглядом на вещи.
Атмосфера сама собой разгладилась, хотя не думаю, что кто-то кроме меня испытывал напряжение.
Давно уже опускается вечер. Сумерки темнотой сочатся сквозь стволы высоких хвойных деревьев. Меня привлекает позднее время своей особой тишиной. Но только не внутри стен дома.
– Так, – Норам, будучи навеселе, одной рукой удерживает бутылку, другой выхватывает сковородку из ладоней Брук. – Нет. Ты не будешь готовить.
– Я прекрасный повар, – и чего Реин тянет к изготовлению кулинарных шедевров в состоянии опьянения? Её максимум – это сваренная картошка. Которую иногда она забывает почистить и нарезает прямо так, в кожуре. Сижу за столом, молча наблюдая за борьбой людей, не способных нормально удерживать равновесие. Зачем они враждуют за плиту? У нас с собой куча всякой неполезной еды, вроде чипсов и прочего. Подпираю ладонью щеку, вздохнув, когда сковорода с картошкой падает на пол, заставив Брук залиться громким смехом и так же осесть на паркет. Норам не уступает ей. Похожим образом опускается, давясь пивом из-за смешков, которые пытается сдерживать.
Да уж. Может, тоже напиться внулину, чтобы хихикать, как идиотка, а заодно не осознавать всей неловкости своего пребывания здесь?
Опускаю скучающий взгляд на полную бутылку пива, и образовавшийся во рту привкус горечи заставляет меня сморщиться.
Не. Пожалуй, откажусь от безудержного веселья.
Оглядываюсь на прихожую. Куда опять пропадает О’Брайен?
***
Уж лучше пялиться в окно, пока эти трое наслаждаются компанией друг друга. Тея подпирает ладонью щеку, не прикасаясь к пиву в бутылке, которую крепко держит пальцами. Её колено нервно подрагивает вверх. Непроизвольно брошенный взгляд в сторону настенных часов – уже половина одиннадцатого вечера. Оушин разучилась отрываться. Ей уже спать охота.
Конечно, картошка продолжает жариться. Никто о ней практически не вспоминает. Кому она нужна? Есть же чипсы и пиво. Но Брук продолжает восклицать о необходимости сварить еще и спагетти. Реин сидит рядом с Норамом напротив Оушин с Диланом. И Тея никак не может понять причину своей неприязни, вдруг возникшей к девушке. Да, она осознает свою ревность, но… что-то еще. Что-то… Тея никак не может разглядеть. Она порой слишком пристально наблюдает за Реин, анализирует её поведение, но замечает за ней лишь желание быть центром для этих двоих. Манипуляция?
– Давайте разведем костер? – девушка с таким ажиотажем восклицает свое предложение, с таким огнем в глазах и хлопком по столу, что Тея невольно вжимается в спину стула, возжелав оказаться в отдалении от Реин. Ведет себя крайне неадекватно. Ей не стоит пить, учитывая проблемы с головой. Почему ребята ей позволяют?
– Только не здесь, – Дилан подносит горлышко бутылки к губам, окинув взглядом помещение кухни и напомнив подруге о «несчастном» случае, произошедшем когда-то в этом самом месте.
«Брук похожа на африканскую птицу», – внезапно понимает Оушин, наблюдая весь колорит эмоций, что выдает девушка. Ей не хватает пестрых перьев, которые она могла бы распушить от раздражения.
– На улице, приурок, – ворчит девушка, заставив Норама прыснуть смешком. Дилан с довольным выражением лица наблюдает за попыткой Реин поймать губами соломинку, дабы испить алкоголя из стакана.
– При-ду-рок? – О’Брайен уточняет, на что Брук реагирует безмятежно и крайне важно:
– Я так и сказала.
– Ладно, разведем, – Дилан внезапно загорается идеей пожарить что-нибудь на костре. Это ассоциируется у него с приятными воспоминаниями. Так что почему бы и нет?
Он поднимается с бутылкой в руках под вниманием Теи. Реин резко вскакивает:
– Я помогу! – и спешит за парнем к порогу, получив в спину недовольное:
– Эй. А картошка? – Норам бурчит в пустоту, ведь Брук уже вешается на плечо Дилана, пропадая вместе с ним за стеной. – Зараза, – усмехается, сделав большой глоток, и встает, дабы занять себя готовкой. Находиться наедине с Теей ему некомфортно. Он не знает этого человека и, что уж таить, чувствует исходящее с её стороны напряжение. Но она – девушка О’Брайена. Исходя из наблюдения, довольно-таки простая по натуре. Вот только её молчание нельзя назвать привычным. Норам словно может улавливать шум, исходящий от мыслительного процесса Оушин. Это… странно. И, скорее всего, надуманно, так что он улыбается ей:
– Не нравится пиво? – о чем еще можно говорить?
Тея долго пялится в сторону коридора, затем медленно двигает губами, нехотя отвечая:
– Я любила выпить.
– А кто ты, когда пьяна? – Норам на фиг снимает сковородку с плиты. – Я – паркурщик, Брук – повар, Дилан…
– Дилан – спящая красавица, – Оушин перебивает, и Норам давится смехом, кивая головой:
– Тоже заметила, да?
– Он может уснуть в любом месте, в любой позе, – голос девушки ровный, а глаза вновь устремлены в сторону коридора.
– Таки… А ты кто? – Норам садится напротив неё, вдруг чувствуя себя гораздо раскованней в компании незнакомки. Тея задумчиво мычит под нос, никак не меняясь в лице, и с таким же спокойствием шепчет:
– Я – царь Леонид.
Норам клонит голову к плечу, вопросительно прищурив веки:
– В смысле?
Уголок губ Оушин дергается, но она сдерживает улыбку, опять подперев ладонью щеку:
– Ногами размахиваю.
Повышенная влажность зимними вечерами способна вырвать тебе глотку, если ты как следует не утеплишься перед выходом на улицу. По этой причине Брук кутается в шерстяной плед, натягивает капюшон куртки и лишь после выходит за Диланом на задний двор. Парень обходится одной кофтой. Наверное, ему охота ощущать на теле дискомфорт, приносимый холодом. Тот немного остужает пылающий разум.
О’Брайен набрасывает углей, находит более-менее сухие ветки. Выложенный камнями круг использует для рамок предполагаемого костра.
Когда Реин выходит к нему, огонь уже начинает разгораться. Дилан садится на бревно напротив, продолжая переворачивать угли палкой. Холод медленно врастает в кожу. Брук шаркает к спине О’Брайена, мягко ворошит пальцами его волосы и садится рядом, укутавшись по самый нос в теплый плед.
Какое-то время между ними царствует молчание. Девушка с приятной ностальгией прислушивается к скрежету дерева, к постанывающему где-то в кронах елок ветру, к трещанию сверчков и далекому уханью совы. Прикрывает веки, чуть скинув голову, и губы сами собой расплываются в улыбке. Так приятно вновь оказаться здесь, в этом же составе. Ну, почти. Только Тея Оушин не к месту – вот, о чем невольно задумывается Брук, когда переводит взгляд на огоньки, возникающие в разных местах костра.
– В последнее время ты какой-то… зажатый, – нетрезвый мозг – не помощник в процессе душевных бесед. Дилан задумчиво смотрит на разгорающиеся угли, тревожа их палкой:
– Думаешь? – задает вопрос с наигранной безмятежностью и моргает, когда огонек пламени начинает резать взгляд.
Брук мнется, заерзав на бревне. Прячет ладони в карманах, грея пальцы, и со вздохом вновь смотрит на профиль парня, неуклюже подбираясь к главному:
– Ты… зная тебя… ты, наверное, чувствуешь себя…
– Брук, – Дилан прерывает её попытку залезть ему под кожу. С некоторых пор ей там не место. – Всё хорошо, – смотрит на неё искоса. – Главное, чтобы ты справилась со своими… – замолкает, полагая, что так или иначе выразиться не совсем корректно. Реин внимательно изучает его лицо, слишком вдумчиво для человека, погрузившего в себя три бутылки пива. И с проявившейся в глазах виной опускает их, с трудом втянув в легкие достаточно кислорода для «фильтрации» мыслей:
– Прости меня.
О’Брайен нервно откашливается, недовольно зыркнув на Реин, но не принимается остановить её попытки быть услышанной. Девушка пристально наблюдает за разгорающимся огнем, выражая всё больше эмоций на лице, главная из которых отражается в глазах:
– За мою ложь. За попытку навредить всем. И тебе в том числе, – вынимает ладони и опускает на них взгляд, принявшись играть пальцами с краем пледа. – Я просто была так зла, – вдруг хмурится, признаваясь себе в этой истине.
Дилан не встревает. Позволяет ей высказаться, чтобы немного, но ослабить тревожность из-за ошибок прошлого. Брук с волнением посматривает на парня, двигаясь чуть ближе, чтобы прижаться плечом к его плечу и почувствовать себя комфортно.
– Я всегда сдерживала эмоции внутри, – берет рядом лежащую веточку, принявшись концом удерживать над языками пламени, греющими её щеки, – подавляла, считала, что отсутствие чувств делает тебя сильным человеком, – моргает, еле воздержавшись от желания шмыгнуть носом. – Внутри творилось столько… – хмурится, с задумчивым видом анализируя свои ощущения. – Я чувствовала так много, – кончик веточки загорается, и Дилан легонько бьет по нему своей палкой. – И меня это злило, – девушка поднимает дымящийся кончик к лицу, как-то опустошенно наблюдая за испарением дымка. – Я старательно творила из себя другого человека. Другую Брук Реин. Худую красотку, с шаром из воздуха вместо мозгов, – почему-то улыбается. – Так приятно быть свободной от мыслей. Я гордилась своими успехами, добиваясь пустоты, – уголки губ опускаются, а взгляд вновь обретает серьезность в обмен на беспечность. – Но каждый раз эмоции, скапливаясь, вводили меня в ужас. Сначала это было раз в пару месяцев, затем в месяц, затем… в неделю. А потом в день. Обязательно раз в день я поддавалась этому бесконтролю.
Сглатывает, вновь опустив кончик ветки в огонь, который сильно разгорается, поднимаясь пламенем выше. Хорошо было бы отсесть от костра подальше, но на улице слишком холодно, так что гораздо приятней быть возле источника обжигающего кожу тепла.
– Моя мать… – Брук моргает, внезапно осознав, что язык сворачивается, не позволяя выдавить задуманное. – А Норам… они…
Заметив её заминку, Дилан отсекает:
– Не говори, если не хочешь.
Это должно остаться внутри неё. Необязательно просить прощения, оправдывая свое поведение. Некоторые вещи О’Брайену лучше не знать.
Брук ненадолго замолкает, устремив свой взор куда-то в сторону темного леса, и в итоге прикрывает веки, решив немного перевести дух. Больше нет ни сил, ни стремления говорить. Она сказала слишком много, хотя между ними нет места недомолвкам, но что-то по-прежнему удерживает девушку от признаний такого рода.
– Прости меня, – девушка повторно шепчет, никак не ожидав, что это вызовет ответную улыбку у Дилана.
– Так приятно осознавать, – загадочно произносит он, подбросив палок в костер. Брук с интересом косится на него, наклонив голову. О’Брайен переводит на неё взгляд, продолжая улыбаться краем губ:
– Не зря ты мне нравилась.
Реин не моргает, не удержавшись от ответной улыбки. Смущенно опускает глаза, склонив голову, и еще ближе жмется к парню, обхватив его предплечье руками.
Дилан признается в том, что питает неординарные чувства к Брук. Это нормально, учитывая, сколько их связывает. Мысли о Реин вызывают теплоту прошлого, смешанную с горечью ностальгии. Настолько неоднозначное отношение.
Парень вдруг вполне серьезно, уже без намека на улыбку констатирует:
– Ты намного глубже, чем кажешься.
Брук вздергивает нос. Во взгляде проявляется знакомый огонек. Девушка с довольной улыбкой чмокает Дилана в щеку и укладывает голову ему на плечо, томно вздохнув:
– Проблемы эмоционального характера принижаются. И я принижала их значимость, пока не осознала, насколько это влияет на мою жизнь. Всё начинается с мельчайших деталей, вещей, на первый взгляд не значимых. Но они усиливаются, разрастаются. И из «нормального» остается одна кожная оболочка. А под ней… – замолкает, прислушиваясь к ровному дыханию О’Брайена.
– Это важно, – мысль перескакивает. – Всё это на самом деле важно, – прикрывает веки. – Вы так яро верите в необходимость оказания помощи мне. Направляете меня на лечение. А сами-то? – морщится, снова вздохнув, уже сонно. – Хотя… Удивительно, но Норам первый из нас прошел курс реабилитации. И опять-таки с твоей подачки.
Дилан хмурит брови, пропустив смешок:
– Это скорее было чем-то принудительным, – согревается, впитывая тепло, исходящее от Реин. Девушка остается серьезной, когда разжимает веки, попросив:
– Подумай, ладно? –чуть отстраняется, дабы установить зрительный контакт. – Насчет своего здоровья.
О’Брайен понимает намек. В очередной раз делают акцент на его поведении.
Он в курсе. Просто пока ему не до этого.
Дилан не отвечает, просто приподнимает ладонь, пальцами убрав локон волос Реин ей за ухо. Лицо девушки как-то бледнеет, мимика немеет на глазах. Это действие… Жест по отношению к ней. Не меняется.
Дилан О’Брайен испытывает необъяснимое стремление касаться волос тех, к кому испытывает сильные чувства. И плевать, что отношение к Брук видоизменилось.
Девушка активно моргает, невольно глотнув скопившейся во рту воды, открыто смотрит на парня, который убирает ладонь от её волос, вновь уставившись на языки пламени. Брук опускает взгляд. Поворачивается боком. Сидят. Молчат.
Странные отношения, построенные на привязанности.
– Поехали с нами, – слетает с языка Реин. Она сама испуганно реагирует на свое предложение, сильно стиснув пальцами веточку. Та ответно издает хруст.
Дилан продолжает молчать, но угли и дощечки в костре мешать прекращает.
Тея отходит от окна, колким взглядом повторно окинув затылки ребят во дворе. Отворачивается, сложив руки, и медленно шаркает обратно на кухню, задумчиво скользя вниманием по паркету.
***
Знаете, пора бы спать. Я, Тея Оушин, признаюсь в том, как сильно меня тяготит подобное времяпрепровождение. Уже челюсть болит от постоянных зевков. И я замерзла. Сижу на ступеньках террасы, смотрю в спины Норама и Брук, которые каким-то образом еще находят силы для бесед и смеха. Хорошо, что вокруг нет соседей. Их говор любого с ума сведет.
– Куда Дил пропа-ал? – Реин… сильно пьяна. Она уже в открытую валится на парня, используя его в качестве подушки и опоры. Нораму, судя по всему, такая роль по душе.
– Наверное, по традиции уснул в ванной, – парень напоминает об особенностях друга, и Брук заливается пьяным смехом, пихая собеседника ладонью:
– Точно, точно!
Оглядываюсь на дом. О’Брайен давненько ушел за… он не сказал, что именно ему понадобилось. Если так подумать, он проводит с друзьями куда меньше времени, чем я. Постоянно отлучается. По понятным причинам: пытается выкурить травкой негативные эмоции. Только вот…
Моргаю, опустив бутылку на поверхность деревянного пола, и встаю, направившись в дом.
Травку я выложила. Значит, он не получит успокоения.
Вряд ли Брук или Норам заметят мое отсутствие. Сомневаюсь, что они вообще о моем присутствии знали. В доме погас основной свет. Чтобы не тратить электроэнергию, с финансами у О’Брайенов совсем туго. Привыкнув к темноте, спокойно поднимаюсь на второй этаж, направившись в сторону комнаты, в которой Дилан оставил наши вещи. Я, честно, боялась, что мне придется делить кровать с Брук. Слава богу, обошлось.
В комнате горит слабый свет. Я даже не морщусь, не защищаю глаза, когда приоткрываю дверь, заглянув в помещение. И, как предполагалось, нахожу О’Брайена: сидит спиной ко мне на кровати, в ногах раскрытая спортивная сумка, все вещи вывалены на пол.
– Дилан?
Он вовсе не оборачивается с ожидаемой резкостью. Его ладони замирают внутри сумки, а плечи медленно поднимаются вверх на вздохе и опускаются на выдохе. Я переступаю порог, сложа руки бреду к нему, внимательно следя за легким подрагиванием пальцев, которыми он проводит от волос к затылку шеи, оглянувшись.
– Забыл запасную зажигалку, – пытается улыбнуться, но выходит, мягко скажем, неудачно. Вся его несобранность читается на лице. Бледном и слегка влажном. Он так ломается? Или до ручки его доводит ситуация? Осознание того, что происходит? Или… уединенный разговор с Брук принес что-то неожиданное?
– У Норама наверняка есть, – тыкаю носом в нелогичность его поведения. Встаю сбоку, твердо переступив с ноги на ногу. Смотрю на Дилана слегка снисходительно. Парень, вскинув взгляд больно виновато, нерешительным кивком соглашается, проронив:
– Да, – опускает голову, сцепив пальцы. – Верно.
– Ты плохо себя чувствуешь? – в очередной раз возвращаюсь к вопросу, который задаю довольно часто в последнее время. О’Брайен нервно потирает затылок ладонью, морщась и пытаясь выдавить что-то внятное, но опять-таки вздыхает, махнув рукой. Чем вызывает хмурость на моем лице. Приседаю на корточки, проигнорировав хруст в коленях, и заглядываю ему в глаза, со всей серьезностью, на которую вообще способна:
– Давай расслабимся.
Дилан на мгновение поднимает взгляд в потолок, видимо, ожидал от меня всего, но не… такого сомнительного предложения. Потому так долго размышляет, заставляя меня сказать это:
– Хочу посмотреть фильм с тобой, – хмурюсь, ладонями опираясь на его колени, и ниже клоню голову, щекой коснувшись своих костяшек. О’Брайен, наконец, возвращается из долин своего подсознания, взглянув на меня немного иначе. Узнаю это выражение, незаметно сглотнув от понимания того, что меня может ожидать. Пристально смотрит на меня, спустив внимание на уровень моих губ. Долго. Сижу и жду. Дилан расцепляет замок ладоней, пальцами правой коснувшись моей щеки. Проводит костяшками ниже, обводя скулу, и большим пальцем скользит по моим губам, внимательно прослеживая за своим движением. Чувствую его дрожь, но он не демонстрирует скованности, вновь встретившись со мной взглядом.
Внимательно смотрю на него, вовсе осев на пол напротив, ведь ноги начинают постанывать от боли. Продолжаю сдавливать его колени ладонями. Его ладонь знакомым образом перемещается на мою тонкую шею, сжимает кожу, но вовсе не сильно. Скольжу пальцами выше, коснувшись ремня, а носом прижимаюсь к одну из его колен, пленительно долго всматриваясь в глаза, чтобы понять, о чем он думает. Но мыслей не прочесть в стальном взгляде. Хотя это хороший знак. Дилан всегда внешне меняется, когда речь заходит о… совместном просмотре фильмов.
