Текст книги "Океан и Деградация (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 74 страниц)
Сажусь, согнув ноги в коленях, ладонями сжимаю плед, покрывающий диван. Взглядом скольжу по помещению, остановив его на портрете девочки, который рисовала на протяжении нескольких дней. Он до сих пор не готов. Не хватается множественных изъянов на коже. Поворачиваюсь к краю, опустив стопы на холодный старый паркет. Пальцами продолжаю стискивать ткань пледа, ощутив укол в груди. Лицо девчонки размазано красной краской, на шее синяя полоса. Сжимаю колени, чувствуя неприятный дискомфорт внизу живота, словно мои органы начинают медленно сворачиваться в трубочку. Глотаю – комок не удается вдавить внутрь глотки. Мне тяжело с ним дышать, поэтому втягиваю кислород медленно и осторожно. Дабы не разогреть эмоции, что оседают в грудной клетке, начав жечь изнутри.
«Тея Оушин, ты убила её?»
Хмурю брови, приоткрыв губы, и укладываю ладони на колени, сцепив пальцы. Сутулюсь. Продолжаю обречено-злым взглядом сверлить портрет девочки. Глаза болят, давление выталкивает их из орбит, я чувствую, как болезненное ощущение взрывает клетки мозга, подрывая мое эмоциональное состояние. И равнодушию больше нет места на моем бледном лице с крупными синяками опухших век.
«Пожалуйста, Тея… Помоги мне».
Жар охватывает тело. Поджимаю к груди одно колено, вытирая об него щеку, когда по коже начинают скользить слезы. Шмыгаю носом, принимаясь грубо тереть веки, чтобы избавиться от соленой жидкости, что пощипывает в глазах. Не сдерживаю судорогу. Руки дрожат, а плечи дергаются, когда сильно втягиваю воздух через нос. Прижимаю ладони к лицу. Совершаю быстрые глотки. И роняю безнадежный всхлип, позволяя себе окунуться в рыдание, надеясь, что никто не способен услышать меня. Я не могу позволить себе быть замеченной в таком состоянии.
«Сделай это для меня, прошу».
Я сильная.
«На. Выпей».
Я не хочу это пить.
«Но, если примешь, то тебе точно полегчает. Не будет так тяжело, как сейчас».
Это ложь. Давлю ладонями на лицо, опуская голову к коленям.
«Держи».
Не надо, мам.
– Лучше?
Резко поднимаю голову, когда чувствую легкое холодное прикосновение. Костяшки мягко скользят по моему виску.
С широко распахнутыми красными от слез глазами смотрю в сторону, где должен находиться тот, кто касается меня, но рядом со мной никого. Сжимаю дрожащие губы. Глаза покрываются большим слоем слез, когда начинаю взглядом метаться по темному помещению.
Никого. Тея. Здесь никого нет.
Но голос матери был слышен отчетливо, прямо возле уха. Тот самый. Теплый и нежный, такой знакомый. Галлюцинации возвращаются.
С болевым стоном давлю ладонями на виски, сжав мокрые веки. Вновь наклоняю голову, лбом вдавливая её в колено. Пальцами проникаю в волосы, стискивая их ледяной хваткой. Тяну в стороны – и позволяю себе ронять слезы. Окружающая тишина давит на тело, темнота сочится под ткань одежды, вызывая мурашки на коже.
Я одна. Здесь никого нет. Рядом с тобой, Тея, давно никого нет.
Порой я не понимаю своих решений.
Почему я желаю долгого и медленного освобождения, когда можно сделать всё быстро и незаметно? Так, как поступили те люди, которые стремились к свободе со мной?
Чувствую себя омерзительно. Мне хочется закрыться. Зарыться всем телом в одеяло, но вместо этого появляется иное желание. Желание окунуться в прошлое, ощутить на себе давно знакомое, чтобы как следует отдаться воспоминаниям. Для этого мне требуется попасть в ванную комнату. К воде.
Открываю дверь, проходя в дом. В прихожей горит свет. По комнатам носится сквозной ветер. Проветривание? Действительно, больше не чувствую знакомого запаха сигарет. Медленно шагаю к лестнице, еще медленнее поднимаюсь по ней, слыша за спиной шум и голоса. Оборачиваюсь, удерживая себя за перила. Обращаю пустой, ничем не заинтересованный взгляд на темно-русого парня, который выходит из гостиной, с улыбкой оглядываясь назад:
– Там еще пицца осталась в морозилке, – и пропадает за дверью кухни. С равнодушием намереваюсь отвернуться и продолжить подниматься, замечая краем глаз, как за своим другом выходит О’Брайен. Видимо, они неплохо проводят время, несмотря на то, что Дилан устроил ночью. Почему Дэниел продолжает вести с ним дружбу?
Поднимаюсь на одну ступеньку выше, получив обращение в спину.
– Эй.
Прикрываю опухшие от слез веки, ощутив пульсацию глазных яблок внутри. Слышу за спиной тихий скрип ступенек, и без желания поворачиваю голову, эмоционально обессилено уставившись на Дилана, который немного поднимается, сунув ладони в карманы джинсов. Встает ниже, что не принуждает его запрокидывать голову, дабы видеть меня. Молчу. Сверлю его холодным взглядом, демонстрируя отсутствие желания говорить с кем-либо о чем-либо. Парень бросает короткий взгляд назад, прислушиваясь к возне друга на кухне, кажется, они устраивают очередной вечер фильмов.
– Давай так, – Дилан вынимает одну ладонь, скользнув ею по шее к затылку, и недолго пребывает в молчании, задумчиво уставившись куда-то вниз. – Ничего не скажем моей матери, – поднимает глаза. Он правда считает, что меня это волнует? Думает, я пожалуюсь на произошедший хаос? Меня это не беспокоит. Мне всё равно.
О’Брайен необычно мнется, будто чувствует себя некомфортно, говоря со мной, или же его сбивает с толку то безразличие, с которым я его слушаю. Дилан набирает в легкие воздуха, словно сейчас выдавит из себя то, что произнести ему особенно тяжко, и он прижимает обе ладони друг к другу, указав кончиками пальцев на меня:
– Я прошу прощения за то, что ставлю твою реабилитацию под угрозу, принося домой всё то, против чего ты борешься, – тараторит, хотя прекрасно знает, с каким трудом я воспринимаю информацию, когда человек так быстро говорит, возможно, по этой причине парень быстро проговаривает, исподлобья следя за выражением моего лица. Не могу знать, каких трудов ему стоит попросить прощение или признать свою вину. В данный момент, мне не до этого, поэтому продолжаю молча пялиться на него, стоя в пол оборота.
Дилан переступает с ноги на ногу, потирая ладони, и с напряжением втягивает кислород, о чем говорит то, как выражаются на его шее вены:
– Ты не хочешь вернуться в больницу? – уточняет с недоверием. – Ты можешь сказать мне, чего ты добиваешься? – с чего вдруг? – Вообще. В целом, – я не обязана делиться подобным с ним, он даже не Роббин. Роббин – мой опекун.
– Я не понимаю твоих стремлений, – парень признается, с хмуростью смотря на меня. – Чего ты хочешь? – думаю, он внятно оценивает мое внешнее состояние, понимая, что сейчас я не стану тратиться словесно на него, поэтому говорит, не выдерживая долгих пауз:
– Если ты будешь честнее с Роббин, то она сможет помочь тебе, – объясняет, доносит основные важные мысли. Чего он так ломается?
– Просто… – О’Брайен с хмурым и пристальным вниманием всматривается в мои глаза. – Скажи, чего ты хочешь? – немного отворачивает голову, чтобы искоса пялиться на меня, под другим ракурсом, словно это поможет разглядеть на моем лице нечто определенное, но эмоционально остаюсь никакой, пока медленно моргаю, внезапно осознав, что, несмотря на быструю речь, я всё понимаю. Всё. Всё, что он молвит. Поэтому в моем сознании рождаются ответные мысли, которые я не имею право озвучивать.
Я хочу одного. Определенного. Но не знаю, как этого добиться. Я чувствую себя… Потерянной. Я одна. У меня никого нет. Даже если успешно пройду программу, вернусь домой, меня выпишут – и что дальше? Ничего, потому что у меня ничего и никого нет. Ни матери, ни отца, ни связей с теми родственниками и людьми, которые вызвались бы помочь. Я одна здесь, так что нет смысла во всём, что происходит. Не знаю, что ответить. В любом случае – хорошо завершу лечение или плохо – меня ждет одиночество.
Мне нужна лишь свобода. Её мне никто не сможет дать. Кроме меня.
Моргаю, внезапно ощутив предательское пощипывание в носу, но мне удается удержать зрительный контакт с парнем, который продолжает молча ожидать ответа. Смотрю на него, стиснув во рту зубы.
«Всё будет хорошо, я помогу тебе», – дрожащие пальцы, сжимающие плечи.
Хорошо, я верю тебе, мам.
Рывок вниз, под холодную воду, что сочится в ноздри, заставляя кашлять и давиться. К поверхности поднимаются пузыри. Воздух покидает легкие – и я хватаюсь ладонями за края ванной, на автомате пытаясь себя вытащить, но мама крепко удерживает меня под водой.
«Всё будет хорошо, это поможет».
Стискиваю мокрыми пальцами кожу её рук. Таких знакомых и родных, временами теплых.
Рук, которые хотели помочь мне освободиться.
Вырываюсь. Осознаю, как долго стою, смотря на Дилана, который давно опускает руки, со странным хмурым беспокойством изучая мое лицо. Глотаю воду во рту, нервно касаясь пальцами кончика носа, и еле процеживаю, без злости, но с заметным негативом:
– Твоя мать не сможет дать мне то, чего я хочу, – глубокий вдох – дрожание тела усиливается, и я почти уверена, что Дилан замечает, как мои руки трясутся, поэтому щурится, мельком окинув меня вниманием с ног до головы, затем опять одарив больно сердитым взглядом мое лицо. Я хмурю брови, с неприятным ощущением дискомфорта признаваясь ему:
– В любом случае, вы ничем не можете мне помочь, – пожимаю плечами, проронив усталый смешок. – Поэтому не принуждай себя думать об этом, – прикусываю язык, начав медленно подниматься боком, чтобы иметь возможность стрелять взглядом в парня, который продолжает смотреть на меня, стоя на месте.
– В этом нет смысла, – поднимаюсь на этаж, более не выдерживая зрительного сражения с О’Брайеном. Разворачиваюсь, спешным шагом направившись в сторону ванной комнаты. С губ срывается хриплое паническое дыхание.
Если бы я могла.
Открываю дверь, оказываясь в замкнутом помещении.
Я бы давно освободилась.
Но мне не хватает смелости. Я недостаточно сильная, как ты мам, как ты, Рей. Поэтому я выбираю долгий путь.
Всё потому, что мне страшно.
Господи, мне так страшно.
Комментарий к Глава 13
Очередной шедевр от читателя:
https://vk.com/carrie_mcfly?w=wall-98331934_20176
========== Глава 14 ==========
Комментарий к Глава 14
может быть много ошибок
Бывало, она представляла, как спокойно и уверенно вышагивает на поле в роли одной из блистающих красоток. Да-да, тех самых, в коротких юбках и топах, с помпонами в руках и сверкающей, манящей всех улыбкой. Той улыбкой, которую каждый считает привлекательной. Худые тела, ровные животики с женственным рельефом, тонкие, длинные ноги, локоны волос в постоянном идеальном состоянии. Брук всегда мечтала быть похожей на «таких» девушек. На девушек. Сколько помнит, губила себя мыслями об идеале, и серьезная ирония заключалась в том, что Брук не относилась к «такому» типу и ничем не была на него похожа. Совершенно.
Но вот – стоит на поле. Вот, она среди тех, кому завидовала. Нет, лучше, она во главе тех самых «идеальных» девушек. Все на неё смотрят, ей, Господи, завидуют. Парни готовы давиться и захлебываться её коротким вниманием, «подруги» бродят за ней, как собачки, лишь бы быть рядом, лишь бы все вокруг знали, что они приближенные к элите. Брук, ты стала тем, кем так желала. Ты стала элитой. Так, почему внутри ты переживаешь очередной момент несчастья?
Казалось бы, ты похудела, нашла друзей, завела множество новых знакомств, так, в чем дело? Да, твоя социальная жизнь кардинально переменилась, но что насчет твоего душевного состояния? Никаких изменений, верно? Твое восприятие самой себя осталось прежним, поэтому в зеркале ты видишь ту же «страшненькую» толстушку. Смотришь в зеркало – видишь жир, уродку с полными щеками, толстыми бедрами и руками.
Когда человек ставит внешность превыше внутренних качеств, рождается зависимость от показателей тела. Нельзя измениться внешне, поборов комплексы, что засели в голове. Так не происходит. Перемены должны быть равносильные. Надо менять процесс мышления, только потом переходить к здравой оценке своего состояния, но Брук допустила ошибку. Теперь она – заложница своего тела.
Да, прежняя толстушка Брук с заниженной самооценкой в новом «идеальном» теле.
Девушка сидит на трибунах, во влажных от странного дискомфорта внутри ладонях сжимает бутылку с водой, которую без конца тянет к губам, совершая небольшие глотки – попытка заглушить чем-то проснувшийся голод. Дикий, животный. Тот, что она скрывает от самой себя. Самообман. Брук постоянно испытывает потребность в употреблении пищи, но не позволяет себе сорваться. Это напоминает бесконечную борьбу с демоном, сидящим внутри, в сознании, ведь сильный голод девушка испытывает не физически, а морально. Привычка заедать эмоциональные перепады, подавлять тревоги вторым-третим кексом, заливая сверху молочным коктейлем. Бесконтрольно вдавливать в себя еду до момента, когда охватывает приступ тошноты. И бежать в уборную, чтобы освободиться от физической тяжести, но психологически оставаться такой же раздавленной, погруженной в ненависть и злость на себя за содеянное. Чувствовать стыд и вину. Замкнутый круг. Объедается, а после неделями ничего не ест, а затем вновь – целый вечер, целый день. Всего один, но этого достаточно для серьёзного удара по психике и самооценке девушки.
Брук боится, что всё вернется. Килограммы вернутся – и её красота исчезнет. Только дело в том, что красивой она себя не считает. Она не умеет оценивать себя, она по-прежнему видит себя толстой, поэтому приходится полностью полагаться на мнение окружающих. Якобы независимая и сильная личность, но на деле требующая всеобщего признания.
Ты слабачка, Брук.
«Эй, Му-му».
Она не попыталась спрятаться. Пришла в общую столовую, взяла себя в руки, набралась отваги – и села кушать за один стол с другими учениками школы.
«Му-му, опять ест».
С комком в горле оглядывается по сторонам, толком не понимая, кто именно обращается к ней. Это неважно, ведь смотрят все. Практически. Улыбки, перешептывания и громкие комментарии. Отворачивает голову, взглядом упирается в небольшой контейнер с нарезанными овощами. Верно, чтобы она не ела, реакция одна и та же. Обжора. Свинья.
«Ты голодна, да? По тебе видно», – смех.
Брук не была единственной толстушкой школы, но она определенно выделялась. Хотя бы тем, что пыталась бороться против издевок, например, как сейчас. Она прекрасно понимала, что произойдет, когда люди увидят её с едой.
Брук опирается локтями на колени, не пытаясь сегодня следить за осанкой. Сутулится, сощуренно смотря куда-то под ноги, пока участницы её команды поддержки продолжают разминку на поле, как и члены футбольной команды, тренировку которых жестко контролирует мужчина в красной футболке, взъерошенными темными волосами. В его руках журнал для записи замечаний по каждому игроку, в зубах свисток. Парни действуют по команде тренера: свист – бег, свист – отжимания, свист – снова бег. И так уже больше сорока минут после и без того тяжелой «разминки».
Серость. Брук поднимает глаза в небо, моргая, пока разглядывает с неохотой плывущие облака.
Она всегда мечтала быть своей здесь.
«Корова», – смех мимо проходящих парней, которых сопровождают красивые стройные девушки.
– Красотка, – несколько парней пробегают мимо, с широкими улыбками обращаясь к Брук, поднимая ладони в качестве приветствия. – Привет, – и довольно переглядываются, ведь девушка обращает на них внимание, растянув губы, проявив сдержанные эмоции. Как никак, она не хочет терять свой статус, поэтому выдавливает из себя то, что привыкают видеть окружающие люди.
Те, кто когда-то унижал её. Когда они успели изменить свое мнение? Брук хорошо помнит тот этап своей жизни. Миновало депрессивное лето, во время которого она не притрагивалась к еде – и вот. Она вернулась в школу другим человеком, многие её не признали, активно знакомились. И Брук стала играть роль «нового человека». Мало, кто был в курсе, как её зовут. Все вокруг знали её, как Му-му.
Явилась внешне новым человеком, но внутри всё стало гораздо хуже, чем было прежде. Намного.
…Яблоко. Брук не ощущает тяжести фрукта, держа его в ладони, и ее не охватывает желание откусить немного, ведь она знает – не удастся получить необычное наслаждение от вкушения данной еды. Ничего не имеет против фруктов, но их употребление не дает необходимого эффекта. Девочка сидит на скамье двора. На улице морозно и сыро, поэтому ученики не выходят из зала столовой, чтобы пообедать на свежем воздухе. Их голоса слышны где-то за стеной здания, видимо форточки окон столовой открыты. Брук не чувствует себя защищенной для принятия пищи. Она со вчерашнего дня употребляет только по два яблока, и уже ее желудок изнывает от голода. С неприязнью осматривает фрукт, глотнув набравшейся во рту слюны. С частым морганием озирается по сторонам, проверяя, нет ли поблизости людей, и облизывает искусанные губы, медленно потянув яблоко ко рту. Зубами откусывает. Совсем чуть-чуть. И морщится, ощущая кислый привкус на языке, от которого жжет горло при попытки проглотить сухой кусок. Он еле скользит внутрь. Брук чувствует, как кусочек зеленого яблока ползет вниз по глотке. Еле-еле, словно гусеница. На ее лице понятное отвращение. Оно морщится, веки сжимаются. Совершает сухие глотки, проталкивая еду глубже.
Открывает глаза. Взгляд без эмоций упирается куда-то в мокрую траву под ногами. Что она чувствует? Ничего. Никакого наслаждения или намека на успокоение. Поэтому ее ладонь так дрожит, когда девчонка медленно оставляет яблоко на скамью, пытаясь не осознавать. Открывает молнию рюкзака, уложив его на колени, и бросает быстрым взгляд на двери шумной столовой. Пальцами елозит по карманам рюкзака, перебирая фантики, учебники и тетради. Нащупывает желанно хрустящую упаковку молочного шоколада, моментально ощутив возросшую потребность. Запускает внутрь рюкзака обе ладони, принимаясь с колотящимся в груди сердцем распаковывать сладость. Во рту набирается много воды. Активно сглатывает, не думая о том, как ее организм реагирует на еду. Ладони потеют, по лбу стекают капли соленой жидкости. Девчонка раскрывает шоколад, дрожащими пальцами отломив с краю. Кладет в рот – и прикрывает веки, наконец, заполучив то, о чем думала столько часов.
Брук постоянно думает о еде. Она страдает от постоянного голода, от бесконечной потребности. Это сравнимо с зависимостью от алкоголя, сигарет или иных распространенных вещей.
Девчонка теряет контроль, когда сжимает пальцами обеих рук плитку, вынув из рюкзака, и принимается торопливо откусывать. Но бдительности не теряет, оттого реагирует на движение со стороны здания. Резко поворачивает голову, напуганно уставившись на подростка, который сам с особым вниманием оглядывает двор на наличие взрослых, пока сжимает в зубах кончик сигареты. Подносит к ней зажигалку, второй ладонью оберегая от ветра. Дымит, затянув в глотку никотин, и пальцами сжимает сигарету, убрав от губ, чтобы с хмурым видом выпустить никотин через рот.
Брюнет с необычным оттенком карих глаз, которого Брук, конечно, знает. А ей было достаточно того, что этот парень – лучший друг ее брата, так что девчонка с панической дрожью принимается прятать хрустящую упаковку, взглядом въедаясь в пальцы, испачканные в шоколаде. И в какой-то момент она желает вновь посмотреть на парня, чтобы убедиться, что он находится на приличном расстоянии от дверей столовой, в которые намеревается улизнуть девчонка, но дела обстоят гораздо хуже. Ведь, обращая на него внимание, она замечает, как он смотрит прямо на нее, со знакомой всем местным надменностью окидывая с ног до головы, пуская облако никотина в серое небо…
Брук с печалью в глазах наблюдает за Диланом, который о чем-то активно спорит с тренером, кажется, в конце-концов послав его, ведь лицо парня выражает максимум ответного раздражения на замечания взрослого мужчины. И тот продолжает указывать на О’Брайена свистком, обливая своей грубостью, а сам парень поворачивается к нему спиной, твердо зашагав в сторону трибун. Роется в карманах кофты, вынимая пачку сигарет и зажигалку. Тренер упирается руками в талию, кажется, на мгновение окидывая члена команды взглядом напряженной тревоги, после чего качает головой, отворачиваясь. И продолжает свистеть, подгоняя ребят, решивших сбавить темп. Брук сжимает бутылку с водой, глотнув сухой ком. Дилан поднимает голову, пересекаясь с ней взглядом. Дымит, замедлив шаг. А девушка чувствует, как в ребрах начинает посасывать от нужды.
Каким-то образом он без труда находил ее взгляд. Даже во время игры, когда трибуны были забиты шумными болельщиками.
– Почему все зовут тебя «Му-му»?
Молчит.
– Это отсылочка к произведению? Потому что ты… Типа, немая? Сучий бред, я видел, как ты говоришь.
Как будто он не понимает. Издевается?
– Так, почему?
Ему смешно. Он точно намеревается задеть ее чувства. Он нарочно строит из себя дурочка, чтобы она признала это вслух. Сама.
Потому что она жирная. Это то, что он ожидает услышать?
Долгое и пристальное изучение, от которого ей хотелось разрыдаться и убежать. И легкое, тихо фырканье, сопровождающееся хмурым покачиванием головы.
– Сейчас бы мягкость жиром называть.
Брук хмурит брови, опускает глаза, как-то сердито уставившись на бутылку в своих руках. Пускай, Дилан поступил по-свински с ней, но он был первым человеком, который на мизерный процент повысил ее самооценку и заставил задуматься о том, что, возможно, всё ещё не столь плачевно, как ей может казаться.
– Дерьмовая вечеринка вышла. Да?
Легкий, уже необычно смущенный кивок головой. Она впервые избегает зрительного контакта с кем-то не потому что напугана. Смотрит на свои колени, убирая локоны волос за ухо. Ей некомфортно, но одновременно с этим не хочется прерывать их незамысловатую беседу.
Дилан был для нее первым. Во многом.
– Хочешь, спасем этот вечер? Сделаем его приятней, – свободной от сигареты ладонью потирает плечо, чувствуя непонятное раздражение на коже, и переводит взгляд на девчонку, которая не совсем понимает, к чему парень ведет. – Чуть-чуть.
Брук набирается моральных сил, дабы ответить на его зрительный контакт, и ее невинное выражение лица вызывает внутри О’Брайена особую ответную реакцию.
– Как?
Брук не выдерживает. Ее изводит странное покалывание в груди, да и усидеться на месте удается с трудом, поэтому девушка моргает, еле сдерживая не к месту проявляющиеся слезы в глазах. Встает, быстрым шагом начиная спускаться вниз, чтобы покинуть людное поле. Ей нужно остаться наедине с собой. Или же… Почему ее сердце в груди так отчаянно колотится?
Он вынимает сигарету изо рта, слегка наклонившись к лицу девчонке, и пускает ей в губы никотин. Медленно. Брук растеряна, но сидит без движения. Она завороженно смотрит на белый дымок, чувствует, как он касается ее кожи, а аромат обволакивает. Ее выражение лица. Этот напуганный и растерянный вид. Боже, Дилан был полностью захвачен ею. И скакал взглядом. С ее губ на глаза, упиваясь ее невинным ожиданием. Брук было страшно и интересно, ведь подобное происходило с ней впервые. Поэтому она не шевелилась.
И тогда он окончательно убил Брук. Когда привлекательно улыбнулся, окинув девчонку притягательным взглядом, после чего коснулся ее губ своими.
Первый. И болезненно единственный для нее.
Спускается с трибун, жестким шагом идет вперед по дорожке для бега. Мимо несутся парни, окидывающие ее вниманием, часто полным желания. Улавливает попытки заговорить, но игнорирует, спешно направляясь к выходу с поля. Напряжением охвачено всё тело. Кости становятся деревянными. Ей нужно переболеть этот дискомфорт.
Пробегает мимо. Но замедляется, оглянувшись на девушку, поведение которой озадачивает. Вовсе останавливается. Впервые Дэна не волнует гнев тренера. Он тяжело и глубоко дышит, заметно устав от длительной тренировки на выносливость. Ставит руки на талию, хмурым взглядом провожая подругу О’Брайена, которая сворачивает за угол трибун.
Брук знает о всех его недостатках, она ни в коем случае не идеализирует образ этого временами поганного человека. Но он остается особенным для нее, потому что он первый, кто заставил ее поверить в свою «красоту».
– Что с лицом у красотки?
Отчасти, Брук питала надежды, что Дилан последует за ней, поэтому её охватывает приятная вибрация внизу живота, а кожа покрывается мурашками, когда носом глотает знакомый аромат никотина. Девушка одной рукой обнимает себя, принявшись потирать плечо, дабы снизить проявление её ощущений на коже, и гордо поднимает голову, направив все свои силы на сохранение непринужения и проявление естественной для неё «сучей» гордости и надменности. Хотя, перед кем она пытается строить из себя черт знает, что? Это ведь О’Брайен. Он слишком хорошо ознакомлен с её методами демонстрации безразличия.
Брук ладонью откидывает пряди волос с плеча, обернувшись, и уголки её бледных губ еле поднимаются в попытке проявить на явно усталом лице улыбку:
– Красотка не в настроении, – и совершает ошибку, невольно вздохнув полной грудью. – В последнее время, – вторая ошибка: на мгновение отводит взгляд. Дилан покуривает, подходя ближе, и встает напротив, сощуренным вниманием изучая лицо девушки, которая складывает руки на груди, если честно, ощущая, как начинает медленно тонуть во внимании человека, в котором нуждается больше всего. Самое страшное, Брук не пытается помочь себе справиться, она не помогает себе всплыть на поверхность. Наоборот, глотает. Каждую секунду, пока он смотрит на неё. Пока он заинтересован ею.
Дилан выглядит серьезно, что уже необычно. Он немного наклоняет голову к плечу, удержав сигарету возле губ, и с преждевременным недоверием задает вопрос:
– Всё в порядке?
Брук поднимает на него взгляд, не сдержав проявление растерянности, хорошо, что она временно отражается на её лице, и девушка спокойно скрывает её за натянутой улыбкой:
– Да, – кивает головой, слишком быстро, и моргает, пальцами почесав кончик своего носа, зачем-то повторив. – Да, – и вновь крепким объятием сковывает свои плечи, переступив с ноги на ногу. Знает ведь, что нет толку «притворяться». Брук уже видит, с каким подозрением и раздражением парень сверлит её взглядом, ни на секунду не сомневаясь, что девушка лжет. О’Брайен молчит. Брук с трудом выносит его давящую зрительную атаку, но не способна заставить себя продолжить идти. Хочет или нет, она открыто наблюдает за тем, как парень затягивает никотин в глотку, выпуская его через ноздри. Хорошо, что со стороны поля доносится оживленный шум. Иначе эмоциональное состояние Брук надломилось бы ещё секунд десять назад.
– Ты помнишь, что можешь звонить мне, если..? – Дилан устало вздыхает, свободной ладонью сдавив шею, сегодня его тело по-особому изнывает от дискомфорта. Брук не оставляет данного без внимания, и перебивает парня:
– Да, – кивает, быстро моргая, словно в глаза попадает песок. – Но всё в порядке, – решает немного «открыться» перед ним и опускает руки вдоль тела. – Правда, – но по-прежнему хмурится. – Я просто в постоянном напряжении, – улыбка никак не проявляется на лице, хоть девушка отчаянно старается её выдавить. – Сам понимаешь, по какой причине, – с губ слетает нервный смешок. Отличная работа. Теперь Дилан пристальнее пялится, с большим вниманием изучая лицо девушки, и та продолжает как-то криво улыбаться, реагируя на голоса проходящих мимо девушек в коротких шортах. Такие утонченные и красивые. Высокие. Они с улыбками приветствуют Брук, одна из них даже притормаживает, чтобы коснуться её спины своей ладонью:
– У нас тренировка в самом разгаре.
– Сейчас подойду, – Брук не обещает.
– Куда же мы без капитана, – девушка без фальши хихикает, затем окинув вниманием О’Брайена, который стреляет коротким взглядом на лицо черлидерши. Спал с ней. Это уже как клеймо какое-то. Девушка продолжает улыбаться ему, пока шагает к остальным подругам, но выражение её лица уже иное, как и взгляд. Брук клянется. Она видит, как эта девка прикусывает губу, явно намеренно сильнее виляя бедрами.
Да. Те самые «крутые» девчонки. Элита, стать частью которой Брук и мечтать себе не позволяла. Теперь они стремятся общаться с ней. Теперь, когда Брук худая.
Девушка крепко сжимает бутылку воды, когда Дилан, может и с безразличием на лице, но оглядывается, обратив внимание на группу отдаляющихся девушек, практически каждая из которых оборачивается или нарочно поправляет обтягивающую ткань шортиков на своей упругой заднице.
Сердце ускоряет удары, бьет по ребрам, вызывая приступ мнимой тошноты, и Брук не уверена, что правильно поступает, просто знает, что должна сделать нечто подобное сейчас, чтобы напомнить этим «стервам» о главной причине, почему чертова Брук – чертова Элита. Одна.
Девушка делает большой шаг к Дилану, свободной ладонью скользнув по его шее, и пальцами давит на затылок, вынудив О’Брайена повернуть голову и обратить на неё всё такой же хмурый взгляд. Брук не выжидает, не дает себе возможности усомниться или ощутить скованность. Приподнимается на носки, крепким поцелуем захватывая парня. Тому не кружит голову. Вот, в чем суть. Да, он определенно любил и любит целоваться с Брук, но ему никогда не сносило крышу настолько, чтобы полностью отдаться процессу. Один раз это произошло. Но больше не повторилось. И проблема не в Брук. Ей не стоит так отчаянно копаться в себе из-за того, что она кому-то там не нравится настолько, насколько должна. Тут уже дело вкуса.
Дилан считает Брук привлекательной. Но не больше. К тому же, как бы Брук не пыталась солгать, она из тех девушек, которые нуждаются в крепких и долгих отношениях. Она… Хороший человек, может, и пытается казаться иной. Дилан просто не для неё. О’Брайен не задумывается о чем-то серьезном, в данный период своей жизни уж точно. Как может идти речь о чем-то здоровом и нормальном в плане отношений, когда он часто испытывает потребность в грубом сексе? Нет. Он точно не для Брук. Брук нужен другой человек. Более… Разумный.
Девушка настолько углубляет грубый поцелуй, что, удивительно, О’Брайен поднимает брови, еле втянув воздуха через нос, и пальцами сжимает подбородок Брук, заставив ту отстраниться. Она сама тяжело дышит, но скорее от злости, что кипит в её крови. Смотрит на Дилана, не забывая бросать короткие взгляды на группу девушек, которые, да, черт возьми, наблюдали. Искоса, мельком, но видели, что произошло.
И Брук испытывает нездоровое удовлетворение.
Дилан О’Брайен принадлежит ей. Только ей. Да, Брук, у тебя серьезные проблемы с зависимостью от людей.
– Так, – Дилан сдержанно вздыхает, не изменяя своей хмурости, и дергает пальцами девушку за подбородок, чтобы та взглянула на него. Неестественно болезненная усмешка на губах Брук пропадает. Она вновь становится собой – уставшей – когда обращает свой взгляд на парня, концентрируясь на его медовых глазах. Бывает, они отдают таким светлым оттенком, вызывая у неё на языке фантомный вкус сладкого мёда. Но чаще, конечно, он горький, темный.
