Текст книги "Океан и Деградация (СИ)"
Автор книги: Paprika Fox
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 74 страниц)
– Извини.
О’Брайен лишь вздыхает, поднимается с дивана, отложив тетрадь в сторону, и ручка выпадает на пол, приводя Тею в движение: она соскальзывает с края кровати, наклоняясь, дабы поднять пишущий предмет, но и Дилан приседает на одно колено, не обратив внимания на движение со стороны девушки. Ударяются лбами. Причем сильно. Оушин издает тихий писк, вовсе присев на колени, ладонями накрыв лоб, а парень прикрывает веки, удрученно глотнув кислород:
– Тея, – ровно произносит её имя, заставив девчонку с волнением выдавить:
– Извини.
– Ты всё? – О’Брайен таскается с ней повсюду, чтобы Роббин не пришлось оплачивать сиделку. Конечно, медсестры помогают пациентам, но Оушин не позволяет им лишний раз прикасаться к себе, сидеть рядом или оказывать иную помощь. Неудивительно, доверием Тея никогда не отличалась. Роббин не может постоянно находиться рядом, поэтому О’Брайен сам сопровождает Оушин. Точнее, силой отводит. Душ, например, принять или просто пройтись. Доктор говорит, чем больше она двигается, тем лучше пройдет восстановление. Вот уже неделя миновала, а девчонка уже обходится без инвалидной коляски или костылей. Передвигается медленно, но самостоятельно. Правда, следить за ней и контролировать все равно приходится.
– Ага, – Оушин выглядывает из душевой, наскоро вытерев тело от воды и одевшись в плотные спальные штаны и больничную футболку. Влажные волосы оставляет распущенными. Выходит к раковине, принявшись собирать в охапку вещи, сложенные на кушетке, а Дилан окидывает их взглядом, задав вопрос:
– А где твой пропуск? – который поможет им попасть обратно в палату. Тея носит его на ленточке вокруг шеи, как собачонка. Чтобы точно не потеряться. Девчонка крутится на месте, не находит его, и парень раздраженно вздыхает, открыв дверцу душевой кабинки, чтобы заглянуть внутрь:
– Ты же не взяла его в душ? – бубнит. Пока он не видит, Оушин кривляется в ответ, уставая от его поведения. Ей не нравится чувствовать себя ребенком. Хотя бы потому, что такое взаимоотношение является преградой для её попыток быть полезной этому типу. Выходит наоборот. Тея качает головой, протянув руку к крану, чтобы повернуть его и смыть остатки геля с пальцев. Она слишком торопилась, чтобы не задерживать парня. Ей неловко.
Поворачивает ручку – и слышит шум воды, но поток не вырывается из крана, и девчонка с паникой выключает воду, осознав.
Она не переключила его. Это старый механизм, когда для подачи воды в душ необходимо повернуть маленький рычажок, и Оушин не сделала этого, поэтому…
Она опасливо поворачивает голову, взглянув на парня, который секунду назад сделал шаг назад, выходя из кабинки. Смотрит на неё, сощурившись. В руке сжимает ленточку с пропуском. А волосы мокрые, видимо, струя воды ударила ему по голове. Тея моргает, опуская глаза:
– Извини.
Коридор светлого этажа выведет их прямо к палате, но парень оглядывается по сторонам, не прекращая смахивать капли воды с волос:
– Где автоматы? – хмурится. – Кофе хочу.
Быть полезной.
Тея идет у стены, поэтому первой замечает сквозь прозрачные вставки двери автомат с горячими напитками, видимо, там небольшой буфет:
– А, там, – указывает на дверь пальцем, хватает её за ручку, приложив все имеющиеся усилия, дабы открыть, ведь обычно двери поддаются с натяжкой, но тут внезапно преграда распахивается легко, отчего Оушин даже покачивается на ногах, чуть было не потеряв равновесие. Проблема в том, что парень плелся за ней, не успев среагировать на воодушевленный порыв девчонки, поэтому удар дверью приходится ему в лицо. Тея замирает, прижавшись к холодной поверхности, пальцами стискивает железную ручку. Дилан на мгновение вскидывает голову, веки прикрыты. Тяжелый вздох – он накрывает лицо ладонью. Долгий выдох – он опускает голову, сделав шаг назад. Оушин щекой прижимается к косяку двери, испуганно глотнув воды во рту. Не успевает молвить. О’Брайен опускает руку, уставившись на неё прежним, сощуренным взглядом:
– Ты меня покалечить решила, чтобы я с тобой в больнице слег?
А девушка лишь шепчет:
– Извини.
***
Я – сплошное недоразумение, ходячая катастрофа. Никогда не замечала за собой подобного, но, черт возьми, я гребаный крушитель. Все мои попытки быть полезной заканчиваются новым синяком, проявляющимся на коже парня. Мне его почти жаль.
Сижу на краю кровати, не зная, чем себя занять. Тяга к рисованию иссякла. Не могу отдаться творчеству, когда внутри нет стабильности, а виной этому – мое незнание. Я не имею понятия, как поступить в ситуации, в которой от меня требуется положительное влияние на другого человека. Было бы проще спросить у Дилана, что ему хочется, и постараться дать ему этого, но он и без того косо посматривает на меня. Сидит на диванчике, продолжая заниматься, а я то в окно выгляну, то поправлю постельное белье, то бесцельно поброжу по комнате, то полью цветочки на подоконнике, то… Я не могу усидеть на месте. Что-то внутри… Гложет меня. И мне хочется поскорее избавиться от этого непривычного дискомфорта, поэтому не прекращаю лезть к парню, которому явно мешает мое внимание:
– Ты так много учишься, – проговариваю, плюхнувшись рядом с ним на диван, отчего его рука дергается, искривив слово «иррациональный», которое Дилан выводил идеально в качестве ответа на один из тестов. Парень сжимает губы, сдержанно выдохнув, и отвечает, пытаясь как-то исправить «кривоту»:
– Я долго отсутствовал, надо нагнать темы. Плюс скоро матч, тренер готов кожу с меня содрать.
– Хороший человек, – делаю заключение, вызвавшую на лице Дилана угрюмую ухмылку:
– Да, как отец, которого у меня не было, – и тут же стискивает зубы, понимая, что его сарказм может породить сотню вопросов в ответ, но я ограничиваюсь одним:
– А где сейчас твой отец?
Вижу, как О’Брайен постепенно уплывает в свои мысли, нежеланные воспоминания, и его лицо мрачнеет на глазах, поэтому выдергиваю его, резко сменив тему:
– Почему ты сидишь здесь? – полагаю, ему не стоит вспоминать об этом человеке, а ведь я хочу быть полезной, так что не должна стать источником его раздражения. – Я вижу тебя чаще, чем Роббин, а она тут работает.
О’Брайен мирится с тем, что ему придется говорить со мной, отвлечься от учебы, и садится прямо, спиной прижавшись к спинке дивана:
– Дома скучно. А тут целая увеселительная программа: водой облили и в глаз зарядили, – с усмешкой смотрит на меня, а я опускаю глаза, принявшись с виноватым видом дергать ткань своей футболки. – Шучу я, – парень щурится, с подозрением изучая мой профиль. – Серьезно, что с тобой в последнее время? – отвлекается, на вибрацию телефона, который вынимает из кармана джинсов, подарив мне возможность нервно покусать губу.
Посматриваю на экран. Дилан как-то долго изучает его. Я вижу. Звонит Брук, но парень не отвечает, переключает звонок на беззвучный и прячет аппарат обратно в карман, вновь принявшись что-то писать в тетради.
– Почему не отвечаешь? – не могу проигнорировать интерес.
– Пока не готов, – его ответ прост, но мне нужно всё разжевывать, поэтому я не прекращаю мучить парня болтовней:
– К чему?
С губ Дилана срывается обреченный вздох. Он закрывает тетрадь, отложив её в сторону, и складывает руки на груди, уставившись на меня сонным взглядом:
– К поддержке, – объясняет. – Чтобы оказывать какую-то помощь другому нужно самому прийти в норму.
Я пораженно хлопаю ресницами:
– Как ты ответственно подходишь к понятию «дружба».
А О’Брайен как-то мрачно усмехается, ладонями скользнув по лицу:
– Мне кажется, это мое проклятье – ко всему относиться серьезно.
Мычу в ответ, устремив взгляд на свои пальцы с покусанными ногтями. Странный парень со странными привычками и странным мнением об обыденных вещах. Но это и делает его интересным. И он мог травмироваться или погибнуть, помогая мне. Мне! Черт, это была бы самая нелепая и бессмысленная смерть в истории Северного Порта.
Касание. Не поворачиваю головы, продолжив следить за движением своих ладоней – сжимаю и разжимаю ткань футболки, иногда оттягивая её, а тем временем пропускаю через себя легкое прикосновение. Краем глаз вижу, как Дилан задумчиво смотрит на мои волосы, пальцами убирая прядь за ухо. Аккуратно, словно это действие вообще должно остаться незамеченным. И я делаю вид, что меня оно не задевает, хотя мысленно паникую, ведь… Чем он занимается?
О’Брайен проводит пальцами за ухом, как бы укладывая там прядь, чтобы она наверняка не выпала обратно, и после секундного молчания вполне собрано задает вопрос:
– Резинка есть?
А вот мой голос звучит рвано, с придыханием:
– Ага, – ерзаю на диване, потянувшись к тумбочке, с которой, в силу своей неуклюжести, скидываю пару вещей, но нахожу резинку, только в этот момент задавшись вопросом: «Эм, а зачем?» – я не собиралась завязывать волосы, так что…
– Дай.
Протягиваю без попытки оценить его приказной тон. Парень берет резинку, садится немного боком, и меня призывает повернуться к нему спиной. Я усаживаюсь на краю дивана, одну ногу согнув в колене. Дилан принимается пальцами расчесывать мои еще влажные волосы, а меня охватывает неприятный жар, который пытаюсь скрыть за непринужденной беседой:
– Швея и личный парикмахер, – хмыкаю с натянутой улыбкой. – Твоей девушке повезет.
Дилан поднимает пряди выше, принявшись завязывать резинкой:
– Это не покроет мою черную душеньку, – судя по движениям руки, он делает пучок. Сжимаю пальцами колени. Это я должна быть полезной, а в итоге только он делает что-то хорошее, положительно влияющее на меня. Я в свою очередь приношу только беды.
Откашливаюсь, немного морщась, когда парень сильно сжимает волосы, вызвав резкую боль, молнией прокатившуюся по моему позвоночнику. Кожа сразу покрывается мурашками, и я принимаюсь растирать руки, чтобы скрыть свою реакцию на грубость:
– Была ли у тебя такая мысль… – не могу продолжить, поскольку с приятной вибрацией в груди прикрываю веки, когда Дилан жестко оттягивает волосы, снимая резинку, так как у него не совсем получается с первого раза собрать их в пучок:
– Какая? – вновь берется. Попытка номер два. Хмурю брови, сглотнув:
– Будто ты не создан для этого.
– Для чего?
Пытаюсь сосредоточиться на беседе, но с непривычным наслаждением воспринимаю… Неважно, просто говори!
– Для нормальных отношений, – шепчу, наклонив голову, чтобы лучше ощутить, как натягиваются пряди волос. – Любви и иных чувств симпатии.
В спину прилетает смешок:
– Подобное дерьмо преследует чаще, чем ты можешь себе представить, даже несмотря на то, что я уже прекратил пытаться.
Открываю веки, проявив заинтересованность:
– Ты с Брук пытался? – немного поворачиваю голову.
– С ней и с еще одной девушкой, – он спокойно признается. – Год назад разошлись.
– Не твой человек? – предполагаю, чувствуя, как он закрепляет волосы:
– Я не ее человек, – изменяет мои слова. – Я ничей, – дергает мой пучок, словно играясь с ним. – Я не смогу построить что-то здоровое с другими людьми, когда сам не совсем здоров, – вполне логичное умозаключение. Мне нравится. Он может правильно выстроить свои мысли, выдать их понятным и верным образом. У меня не выходит, поэтому, какая удача, этот тип способен разобрать мои невнятные попытки что-то сказать.
Вожу пальцами по коленям. Наступает тишина. Я не спешу занять прежнее положение тела, ведь Дилан продолжает осторожно убирать за уши выпавшие из пучка локоны моих волос. Чувствую. Опускает ладонь ниже, скользнув по затылку, и пальцами давит на кожу, немного поерзав позади меня. Что он на этот раз делает?
Проводит вдоль. От лопаток до волос. Большим пальцем скользит, остальными давит, нащупывая мой пульс. Сама ощущаю, как колотится сердце. Наверняка парень сейчас раскроет мою взволнованность. Но произносит он иное.
– У тебя такая тонкая шея, – голос задумчивый, какой-то низкий. Хмурюсь, глотнув воды во рту, и слегка дергаю головой, не зная, что ответить. Дилан крепче сжимает пальцами мою шею, сдавливает, и мне становится страшно. Нет, не потому, что он лишает меня воздуха. Я боюсь реакции, которая следует на его действия. Вибрация. По спине.
– Хочешь ее сломать? – пытаюсь отшутиться, ведь О’Брайен и правда перебарщивает, ладонью скользнув к моему подбородку, чтобы как следует обхватить шею, и давит. Стискивает. Вызывает легкое удушение, заставляя меня приподнять голову, взглядом вцепившись в потолок. Этого не описать, ощущение безумно странное. Я заметила эту перемену еще в первые дни после того, как пришла в себя.
Между нами. Что-то не так. И сейчас я в полной мере осознаю это, пока его пальцы стискивают шею, принуждая меня прикрыть веки, губами схватив комнатный воздух. Руки обессилено опадают. Он сидит близко. Понимаю это, когда затылком касаюсь его виска, а Дилан остается неприятно хмурым, проронив хриплым шепотом:
– Иногда возникает желание.
***
Мне не нравится проводить время в больнице, поэтому на каждом осмотре я старалась показать, что успешно иду на поправку, и, наконец, мне разрешают вернуться домой. Ночи, проведенные в больничной палате, возвращают меня в прошлое, о котором мне не хотелось бы вспоминать лишний раз. Вообще стоит держать данные мысли взаперти. Дольше протяну, а это не будет лишним. Я не могу уйти. Пока не получу внутреннее успокоение.
Сижу на кровати, спустив лямки лифчика. Роббин сидит чуть позади, массируя мне спину, при этом втирая разогревающую мазь в кожу:
– Если будешь чувствовать себя нехорошо, сразу говори, – она постоянно твердит это, просит меня быть честной и открытой, но я никогда не признаюсь в плохом самочувствии. Нет желания возвращаться в больницу.
– Всё серьезно, Тея, – она аккуратно массирует поврежденные участки, но мне приятна боль, которая возникает при контакте. – Тебя… – откашливается. – Поставили на учет, – кажется, дела совсем плохи. Роббин обычно не показывает своей несобранности, а в последнее время она выглядит очень напряженной и тревожной. Скорее всего, она о чем-то умалчивает. Но мне-то что? Моя задача – продержаться в этом доме до тех пор, пока не придет час исчезнуть.
– Если через месяц улучшений не будет… – начинает, резко прервавшись, и качает головой, откидывая свои мысли в сторону. – Не думай об этом. Ты у нас сильная, – эту фразу она повторяет часто. Слишком часто. Успеваю проникнуться к этим словах особой ненавистью, ведь это не так. Совсем не так. Я не сильная. Просто… Просто мне «повезло». В очередной раз.
– Насчет учителя, – вдруг вспоминает женщина, когда на пороге комнаты показывается О’Брайен, сунувший ладони в карманы джинсов. Без кофты. Я искоса поглядываю на его татуированную кожу. Парень встает на месте, плечом опираясь на косяк, а руки складывает на груди. Нагло разглядывает меня. Хорошо, что мне чуждо смущение своего тела. Просто… Мне жаль людей, которым приходится видеть этот костлявый ужас.
– Я… – Роббин немного мнется, видимо, появление сына сбивает её настрой. – Попробую что-нибудь придумать, так что…
– Я могу позаниматься с ней.
Хмурю брови. Напряженный взгляд врезается в колени. Пальцами сжимаю ткань футболки, которую удерживаю рядом. Роббин прекращает массировать кожу моей спины, растерянно заикнувшись:
– Правда?
Отвожу взгляд, отворачивая голову в иную от парня сторону. Скрываю своей негативной реакции, поскольку… Зачем? Зачем он усугубляет мое положение? Зачем идет на уступки и делает предложения о помощи? Я! Я должна быть полезной ему! Не наоборот! Какого, блять, черта он…
– Было бы здорово, – Роббин каким-то умиротворенным тоном соглашается, поглаживая меня по спине, словно призывая откликнуться на предложение сына, но даже не смотрю в его сторону. Он всё портит. Чертов благодетель.
– Это ненадолго, – женщина будто через пальцы ощущает, как сквозь мою кожу стреляет напряжение. – Я постараюсь найти решение.
***
Вечерняя суета Роббин воспринимается мною с непривычкой, словно я возвращаюсь в те первые дни моего пребывания в этом доме. Не могу объяснить, почему начинаю смотреть на уже знакомые вещи под углом неизвестности. Пропадает приобретенная раскованность, позволяющая самостоятельно передвигаться по дому. Возвращаюсь из больницы – чувство дежавю не покидает разум. Вроде, вокруг всё такое знакомое, я больше не теряюсь в коридорах, хорошо осознавая, что и где находится, да и жители дома меня не сковывают.
Но… Что-то определенно не так.
Стреляю коротким взглядом на Дилана, сидящего со мной по одну сторону стола, и ерзаю на стуле, вновь ощутив необычное покалывание в груди. Скорее всего, это чувство вины. Оно вызывает неприятный дискомфорт в ребрах. И именно поэтому мне тяжело оставаться с парнем наедине. Стыд гложет. Никогда прежде не ощущала такой подавленности, как от мысли о том, что мое стремление к смерти может навредить тому, кто наоборот вытягивает себя, дабы сохранить жизнь. Мы слишком разные.
– Ты на машине? – Дилан уточняет у матери. Не скажу, что напряжение между ними унимается полностью, остается натянутость, но они не спешат обсудить её, думаю, им обоим пока так легче – держать друг друга на расстоянии.
Роббин берет с собой перекусить, закрывает холодильник и уверенной походкой двигается к порогу кухни:
– Меня подвезут.
И всё. Дилан отводит взгляд, сдержанно пропустив мимо ответ матери, которая с таким же наигранным равнодушием проглатывает сказанное, притормозив у двери:
– После ужина сразу спать, – раздает команды. Я рада видеть её такой. Кажется, та Роббин О’Брайен, которая впервые встретила меня на пороге своего дома, медленно возвращается.
– Тея – лекарства. Дилан… – хочет, наверное, попросить его не покидать дом, но воздерживается. – Ладно, пока, – машет связкой ключей, когда её телефон принимается вибрировать. За ней приехали. Не сомневаюсь, что это доктор Эркиз. В больнице, во время отсутствия Дилана, они вполне себе приятно общаются. Мне удавалось пару размечать, как мужчина ненароком касается её спины ладонью. Между ними явно что-то есть. И когда-нибудь О’Брайен выскажет свои недовольства на этот счет, а пока он остается молчаливым.
И мы слышим, как дверь закрывается.
Дилан тут же выдыхает в потолок, сцепив пальцы ладоней за затылком, и немного сползает на стуле, широко расставив колени, коснувшись одной из них моей ноги. Лишний телесный контакт усиливает в разы мой дискомфорт, заставив предпринять попытку встать из-за стола.
– Стоять, – парень приоткрывает веки, стрельнув на меня неодобрительным взглядом, а я замираю, успев немного выдвинуть стул. На него не смотрю, сосредоточив внимание на тарелке с едой.
– Куда бежишь? – вполне себе нормальный вопрос, но реагирую на него скованным мычанием, после которого не сразу выдаю что-то на человеческом языке:
– Я наелась, – бурчу под нос, пальцами стукнув по краю тарелки. О’Брайен недолго изучает посуду. Я почти не притронулась к еде. Мне кажется, я не имею права не кушать.
– Салат хотя бы доешь.
И ослушиваться его.
Потому что я ему должна.
Сажусь обратно, не двигая ближе стул, и принимаюсь быстро съедать листья салата, чтобы скорее отправиться в комнату. Вижу, как парень с недоумением наблюдает за мной и моими попытками скорее пережевать еду. Не хотелось бы, чтобы он понял, что на самом деле я далеко не голодна, а тороплюсь, дабы сбежать, но, к сожалению, парень не принадлежит к типу идиотов. Он задумчиво смотрит перед собой, отпивая немного воды из кружки, после чего стучит пальцами по столу, успев сообразить, что сказать прежде, чем я справляюсь с салатом:
– Не хочешь фильм посмотреть?
Задает вопрос спокойным тоном, а я давлюсь, накрыв ладонью губы, чтобы хорошенько откашляться. Дилан искоса пялится на меня, изогнув брови. Ладно, веду я себя странно, но… Ничего не могу поделать.
– Спать надо, – хрипло тараторю, схватив полотенце, чтобы вытереть губы. О’Брайен пускает смешок, не веря моему беспрекословному послушанию:
– Время детское, – поднимает взгляд, убедившись. – Всего семь вечера, – и с такой же вполне спокойной улыбкой смотрит на меня, подперев кулаком висок. Я не разделяю его хорошего настроения, продолжив нервно ерзать на стуле, будто ожидая, что сам О’Брайен позволит мне встать.
Так. Это уже не смешно, Тея.
Повторюсь, пожалуй. Дилан – не идиот. К сожалению.
Парень смотрит на меня, нервно скользнув пальцами по переносице, и щурится, крепко сжав ими край искусанной губы:
– Что-то не так? – задает вопрос, который страшусь сильнее остальных возможных. Поднимаю глаза в ответ, лицо при этом выражает предательскую потерянность, разглядев которую Дилан сильнее сводит брови к переносице, но не успевает проронить следующий вопрос. Поднимаюсь, взяв в руки тарелку, и спешно шаркаю ногами по полу к плите, выложив на сковородку остатки еды. Слышу за спиной. Дилан выдвигает стул, встав, поэтому торопливо перехожу к раковине, попытавшись самостоятельно открыть воду. Но… Но.
О’Брайен встает сбоку, поставив свою тарелку на кухонную тумбу. Пальцами ладоней без усилий поворачивает ручки крана, настроив температуру воды. Кивком благодарю, принявшись неаккуратными движениями мылить свою посуду. Дилан продолжает стоять сбоку, опираясь бедром на дверцу тумбы. Складывает руки на груди. Чувствую – продолжает изучать меня, причем открыто, словно подготавливая к тому, что вскоре осыплет вопросами, касающимися моего странного поведения. А пока я могу частично «наслаждаться» его молчаливым наблюдением.
– Ты волосы собрала, – выдает. Не совсем то, чего ожидаю, поэтому растерянно хмурю брови, пытаясь придумать, что ответить:
– У нас в приюте тот, кто не убирал волосы, оставался без них.
– Тебе так больше идет, – очередные слова – и вновь выбивающие из колеи. Вожу губкой по тарелке, нервно глотнув воды во рту:
– Как и многим другим, – констатирую факт, настороженно бросив взгляд в сторону парня, который наклоняет голову, с явным интересом изучает, будто бы видит впервые, но я понимаю, что, возможно, вызывает у него желание рассмотреть меня.
Я не часто одеваюсь вот так: белая майка, мягкие штаны для сна. Обычно я стараюсь скрывать тело, но сегодня Роббин нанесла слишком много мази на ссадины, поэтому попросила пока не надевать рубашку, чтобы не испачкать ткань. Так что мне вдвойне некомфортно. А от такого повышенного внимания со стороны парня вообще хочется сравняться с полом.
– У тебя красивая шея, – прекращаю водить губкой. Взгляд не поднимаю. Кажется… Кажется сам Дилан осознает, что говорит, поэтому вдруг стучит жестко стучит пальцами по моей спине, грубым тоном процедив:
– Выпрямись, смотрится стремно, – послушно расправляю плечи, ощутив, как хрустит спина, и опять, на хрен, опять замираю, осознав, что О’Брайен с прежним хмурым интересом смотрит уже на мой затылок, пальцами надавливая на кожу:
– Охренеть, я могу нащупать твой позвоночник, – не пойму, какие эмоции преобладают в его голосе? Отвращение? Неприязнь? Вряд ли простой интерес. Не хочу видеть его лицо, не хочу понимать его ощущений. В любом случае, это не важно.
– Потому что костлявая, – роняю с губ, звучит грубо. Резкими движениями возобновляю мытье тарелки, и ладонь всё сильнее сдавливает губку по мере продолжительности телесного контакта, которым парень будто нарочно сковывает меня.
И вновь, он – не идиот. Дилан знает, как мое тело реагирует на любое соприкосновение, поэтому я убеждена в том, что он делает это специально. Хочет вывести меня из себя, потому что я бешу его своим поведением. Типичный О’Брайен.
Диких усилий требует равнодушие, которое главенствует на моем лице. Чувствую, как Дилан скользит вниз по моей спине вдоль позвоночника, сильно надавливая, чтобы не потерять его, а это достаточно трудно, когда твое тело настолько костлявое. Со страхом разглядываю на коже рук мурашки, и нервно моргаю, когда парень настигает низа моей поясницы, задержав там пальцы:
– Ты закончила?
– Что? – внезапность вопроса ставит в тупик, а Дилан кивает на мою тарелку:
– Мыть.
Опускаю глаза на посуду. Слишком много пены, ничего не разглядеть, но мне больше не выдержать этой телесной пытки, с помощью которой О’Брайен намеревается то ли раскрепостить меня, то ли… Не знаю! Просто хватит меня касаться! Почему он трогает меня?
Оставляю всё в раковине, проскальзывая между тумбой и парнем, который с непониманием смотрит на мою тарелку, но не успевает возмутиться по этому поводу, ведь я покидаю кухню, захлопнув за собой дверь.
Чувствую себя необычно. Неприятный дискомфорт, вызванный моей несобранностью, ведь прошло больше недели, а мои попытки придумать, как отдать парню долг, ни к чему не приводят. Кроме его непосредственного «избиения»: то ледяной водой оболью, то горячий кофе пролью на его колени или вещи, то тресну чем-нибудь по башке. Судя по всему, я не создана для хороших поступков. Имея желание сделать что-то положительное, выходит совершенно обратное.
Надо посидеть и подумать. Что я могу?
Кажется, ничего.
Сижу на стуле, подтянув колени к груди. На столе разложены черные карандаши, обычно я не рисую цветными, мне не нравится. Цвет не способен передать моих ощущений, а оттенки серого и черного – самое то.
В комнате горит настольная лампа, стараюсь немного передохнуть от постоянного мыслительного процесса. Изматывает. Нужно взять перерыв, поэтому берусь за рисование в надежде, что мой мозг временно отключится, но…
Стук. Прекращаю водить карандашом по листу, мельком взглянув в сторону двери. Дилан не ждет ответа, да и я не собиралась лишний раз открывать рот. Парень заглядывает в комнату, выглядит сонным, но по-прежнему на его лице главенствует довольная ухмылка, именно она позволяет мне догадаться – пришел чем-то донимать меня. Что ж, по крайней мере, я морально готова к этому.
– Тея? – он переступает порог, продолжая держаться за ручку двери. Не обращаю на него внимания, тихо хмыкнув в ответ, продолжив рисовать лицо девушки, хотя, вряд ли кто-то разберет в этих каракулях личико. О’Брайен проходит чуть вперед:
– Давай посмотрим фильм.
А. Он об этом. Я уже и забыла об этой его фикс-идее. Отвечаю вздохом. Дилан подходит ближе, намеренно добиваясь моей реакции:
– Давай посмотрим фильм, – не предлагает, голос звучит утвердительно. – Давай посмотрим фильм, – он наверняка улыбается, мне даже оборачиваться не нужно. – Давай… – встает сбоку, выглядывая через мое плечо на рисунок, изучая его, и поэтому с раздражением реагирую, прижав лист к груди:
– Ладно, ладно, – поворачиваю голову, со странным чувством обиды и скованности согласившись. – Только прекрати, – не хочу, чтобы кто-то наблюдал за процессом моего творчества. Особенно в данный период моей жизни. Сомневаюсь, кому-то удастся понять, что именно я пытаюсь изобразить, но я не скрою – побаиваюсь О’Брайена. Этот тип слишком проницательный. Последнее время я чувствую себя некомфортно рядом с ним именно по этой причине.
Парень довольно улыбается, скрыв заметную усталость:
– Через пять минут в гостиной, – хлопает меня по плечу, заставив сморщиться от болезненного воздействия, после чего разворачивается, шаркая обратно к порогу.
Закатываю глаза, лбом рухнув в колени.
Он выматывает. Нахождение рядом с ним выматывает. Наши беседы выматывают. Почему? Потому что вина только усиливается. Мне непривычно ощущать нечто подобное. Так сильно я винила себя только раз. Однажды, очень давно.
Когда ты оставила меня.
– Чего стоишь там?
Покидаю мир своих мыслей, крепче сжав пальцами ручку двери. Уже минут пять стою на пороге, окунувшись в свое беспокойное сознание, пока парень возится с ноутбуком, присев на одно колено рядом с журнальным столиком. Поглядывает на меня, изогнув брови, и всем своим непонимающим видом дает мне морального пинка, заставив отмереть. Прохожу в гостиную, сложив руки на груди. Медленно неуверенно бреду к дивану, переступив через спину Дилана. Его лицо неожиданно морщится, а одна из ладоней накрывает затылок, сильно сдавив пальцами. Я обращаю на это внимание, присев на край дивана:
– Тебе нехорошо?
О’Брайен бросает на меня беглый взгляд, качнув головой:
– Не уверен, – продолжает приносить себе легкую боль, пощипывая кожу плеча и затылка шеи. Подобное замечала за ним и в больнице, когда он приходил посидеть со мной. Конечно, проявляет дискомфорт редко, но его наличие уже говорит о возможном срыве. Как я понимаю, ощущения постепенно усиливаются. С каждым днем. Очень интересное физическое проявление зависимости.
Да, честно, я полагаю, что у парня имеется зависимость. Если не от алкоголя, то хотя бы от травы. Или от секса. Грубого. За свою жизнь повидала многих наркоманов и могу уверенно заявить – зависимость проявляется по-разному. Так что всё возможно.
Забираюсь полностью на мягкий диван, прижав колени к груди, и обхватываю их руками, продолжив наблюдать за попытками парня унять дискомфорт:
– Опять уйдешь?
В первый момент он не понимает, о чем я. Его пальцы на мгновение замирают над клавиатурой, а затем он возобновляет удары по клавишам:
– Нет. Я нагулялся, – произносит с видом неприязни, словно прогнав в мыслях какие-то неприятные события. Уверена, они связаны с периодом его долгого отсутствия.
– А где ты пропадал, пока я лежала в коме? – молчание угнетает, поэтому решаю поговорить об этом. – Роббин сказала, ты долго не появлялся дома.
– Какой фильм? – он резко перебивает, жестко выдавив из себя слова. Сжимаю пальцами локти, ощутив неприятный укол холода, который так же внезапно пропадает из его голоса, когда он поворачивает голову, со спокойным выражением лица уставившись на меня:
– Тея? – добивается ответа, но я теряюсь, не зная, что дать в ответ, и Дилан помогает мне, предложив всего два варианта направления:
– Комедия, ужасы?
– Ужасы, – выпаливаю, вызвав у парня улыбку:
– Кто бы сомневался? – пропускает смешок, вновь уставившись на экран ноутбука. Стучу пальцами по коленкам, взглядом скачу из стороны в сторону, впервые за долгое время испытывая желание побороть тишину, нависшую над нашими макушками. Наверное поэтому хватаюсь за любые мысли, приходящие в голову, и не совсем качественно обдумываю вопрос, обронив его на парня:
– Тебе не нравится Эркиз? – очевидно, что нет, но я лучше побуду дурой и уточню. Смотрю в затылок Дилана. Кожа покраснела от его попыток хорошенько расчесать ее пальцами. Парень откашливается, с хмуростью во взгляде скользнув по списку фильмов, предложенных сайтом. Сжимаю колени, уткнувшись подбородком в тыльные стороны ладоней:
– Может, он будет хорошо обращаться с Роббин…
– Тея! – он повышает тон голоса, повернув голову и врезавшись в меня резким взглядом, чем принуждает тут же замолкнуть и покорно ждать его ругани, но между нами виснет секундное молчание, после которого Дилан вздыхает, с обречением сощурившись:
