Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 50 страниц)

Если быть точным, то Арчи не думал о Дамиане Зоннберге слишком много. Если быть еще точней, он не мог не думать о любых новых людях, которые появлялись рядом с ним, и Дамиан Зоннберг – редкая птица, залетная, по оперению видно, чужая – заставил его похмурить брови, размышляя: что за человек, что он хочет и как с ним лучше обращаться. Ситуация была сложная: первым, к кому Арчи обратился с вопросом, был доктор Османов. Божан Османов, если обойтись без формальностей, ничего не имевший против простецкого обращения, хотя ему и было основательно за сорок. Арчи, когда только появился в центре, верней, когда его только перевели в жилой блок во внутреннем круге, привязался к Божану Османову враз и накрепко. Тем более что Османов ничего не имел против привязанности Арчи, не обращал внимания на его благоговение и восторженные взгляды, обладал достаточным чувством юмора, чтобы подбадривать Арчи, был вполне чуток, чтобы приправлять свои шутки уместной долей насмешки и был нетороплив, невозмутим и благодушен. Казалось – по крайней мере, Арчи казалось, что Божан Османов находится если не в непосредственной близости от Арчи, то как-то неподалеку. Оглянуться, осторожно позвать его – и он появляется. Щурится, вопросительно поднимает брови, ухмыляется и интересуется, как делишки. Они часто болтали о всякой всячине, а от такого непринужденного трепа и соскальзывали в серьезные разговоры по душам – Арчи и Божан Османов, у которых общего было всего ничего – этот центр. Речь даже не шла о схожих интересах, какой-то похожести, родстве, в конце концов. Так, ситуация располагала. Божан знал тело Арчи лучше его самого, легко определял, где у того болит по-особенному, серьезней Арчи относился к незамысловатым мерам предосторожности (хотя куда уж серьезней: Арчи после двух кряду переломов как-то в течение одной, что ли, недели опасался любых препятствий), требовал диагностики определенных мест, на которые сам Арчи и внимания не обратил бы, и при этом не воспринимал Арчи как «что-то». Ему можно было поведать свои печали. С ним же и мыслями-соображениями можно было поделиться. Правда – то ли возраст у Арчи был такой, то ли ситуация располагала – он, даже говоря с Божаном, держал фигу в кармане: обо всем спрашивал, но не все ему выкладывал – совсем наоборот.

Собственно, когда Арчи как бы между прочим сказал, что только что к нему заглядывал Дамиан Зоннберг, который вроде большая шишка тут, Божан не удивился. Как делал массаж, так и продолжал делать. Только спросил: «И как?».

– Ну как. – Арчи смог отозваться только после паузы. Не то чтобы ощутил себя обманутым, но чувство было странным. Вроде и привык находиться в центре внимания, очень хорошо понимал, что находится в очень умном и передовом исследовательском центре, в котором работает очень много умных людей, а все потому, что на нем проверяют какую-то невероятную идею, и вообще, ему такой классный шанс предоставлен – совсем немного, и он перестанет быть калекой, а все равно. Каждый раз, когда он ненароком выяснял, что его секреты и не секреты вовсе, он замыкался. Собственно говоря, когда профессор Ларри перестал предлагать ему мороженое, а начал – мармелад, финики, цукаты, и все через три дня после того, как Арчи угрюмо признался доктору Густавссон, что не любит мороженое, а любит как раз их, оказалось очень сложным позволять ей проводить с ним самые разные тесты и свои терапевтические беседы. И тут. Вроде Божан не должен был знать, что этот Дамиан Зоннберг приходил, чтобы в чем-то Арчи убедить, а знал. Арчи отчего-то подумал, что не мешает еще раз осмотреть спальню и ванную комнату на предмет возможных камер. Вроде их не было, и профессор Октавия говорила, что их нет, но поведение Божана непроизвольно навело на мысль, что кто его знает.

Еще и руки Божана двигались после реплики Арчи не как обычно. Как будто он ждал еще одной фразы, после которой определился бы, как вести себя дальше. И Арчи молчал – из простого упрямства, из любопытства, из чего-то, очень похожего на подозрительность.

Затем спросил:

– А ты его знаешь?

Божан издал недоуменный смешок.

– Откуда? Это же очень большой начальник, а я простой физиотерапевт, – беспечно сказал он.

Арчи буркнул что-то невразумительное. Массажи все-таки – классная штука. Как-то здорово отдыхалось после них.

– Так что этот Зоннберг? – продолжил Божан.

Арчи дернул плечом.

– Ничего. Сказал, что можно будет как-нибудь в город, – буркнул он в подушку.

Божан одобрительно угукнул сверху. И снова: не удивился, ничего такого. Наверное, знал – уже был готов сопровождать Арчи.

Он помог Арчи пересесть в кресло, стоял, в задумчивости потирая руки.

– Ты же не против? – безразлично спросил Арчи.

Божан покачал головой.

– Хорошее дело, – беспечно ответил он.

Много позже, сидя у медиаюнита и задумчиво пролистывая страницы какого-то незапоминающегося текста, Арчи все думал: обижаться на них, что этот порыв, на который он решился из чистого упрямства, невнятной тоски и какого-то непонятного раздражения, оказался обставленным этими взрослыми как внеклассное мероприятие? Или воспользоваться случаем и получить удовольствие? Сделать вид, что верткость Божана, его двурушничество на него не подействовало – или оградить себя от него еще надежней? И – казалось, что сердце сдавливала чья-то невидимая рука, иногда оказывалось трудно перевести дыхание. Еще и слезы подступали к глазам. Обидно было. Очень обидно.

Около полуночи дежурный охранник заглянул к Арчи и велел укладываться спать. «Засиделся, понимаешь, – бурчал он. – Вам, мелкоте, время дай, так только в эти пластмасски пялиться и будете. Позвать кого, или сам справишься?». Арчи отказался, даже посмеялся, когда охранник попытался пошутить, пообещал, что вот непременно, прямо сразу отправится в постель, но сначала в ванную. Охранник убрался восвояси, а Арчи принялся осматривать комнаты, стараясь, чтобы его поиски не были слишком заметными для камер, если камеры, конечно, есть.

В спальне их не обнаружилось; Арчи, улегшись в постель, натянув одеяло на голову, пытался убедить себя, что их на самом деле нет, а получалось думать, что он их просто не нашел. И почему-то раньше его это не волновало. А теперь – как будто нож в ране проворачивался. Больно было. Обидно. Хотелось заполучить специально для себя какой-нибудь укромный уголок, чтобы в нем хранить свои сокровенные тайны. Какие, Арчи не представлял; кажется, не было у него ничего этакого, достойного настоящего хранилища. Что осталось в мамином доме – детское одеяло, которое связала ему тетя Беата на первый день рождения, наверное, его хотелось бы еще раз подложить под голову. Оно было совсем крохотным, но очень уютным отчего-то. Или две игрушки; медведь Бурчалкин – его тоже подарили Арчи на день рождения, и Супермен. Когда этот подарок вручили Арчи, он обиделся, а потом привык, даже стал рассказывать Супермену, как хочет быть таким же сильным и здоровым, как он. Интересно было, что сталось с ними. Наверное, ничего. Отдали другим. Но эти игрушки было бы здорово заполучить обратно и завести для них тайник – или не стоит.

Арчи шумно вздохнул, откинул одеяло и вдохнул воздух, немного покашлял, оглядел стены еще раз, думая, есть ли на стенах камеры, а если есть, то где, и тяжело вздохнул. У него даже тайн своих не было, только странные мысли, вроде того, как здорово было бы побывать не в том доме отдыха, в который он ездил с доктором Густавссон и Божаном, а в каком-нибудь, который сам выберет. Или прокатиться на велосипеде; профессор Примстон, словно издеваясь, заставляла его тренироваться на разных симуляторах. Виртуальная реальность была отменно сконструированной; Арчи надевал шлем, костюм, перчатки, профессор Примстон объясняла, что и как нужно было делать, и он учился кататься на велосипеде. Кроме шлема, его зачем-то обвешивали электродами, позже, правда, обходились и без них, но все равно было странно: Арчи сидел в кресле, одетый в этот ВР-костюм, а профессор Октавия и ее ассистенты внимательно следили за какими-то показаниями, о чем-то говорили друг с другом и просили Арчи сделать то или то. Ощущения в этом ВР-костюме были похожими на настоящие, Костас, один из ассистентов рассказывал Арчи, что сам пробовал эту же программу, и ощущения почти как настоящие, но Арчи-то хотелось, чтобы у него было по-настоящему прочное тело, чтобы можно было проверить самому, похожа ли симуляция на настоящие поездки. Рассказывать такое кому бы то ни было Арчи не рисковал: доктор Густавссон, услышав отчаянные признания Арчи, похожие то ли на крик, то ли на стон, то ли на истеричный смех, смотрела на него круглыми глазами, недолго, правда, секунду, не больше, затем села поближе к нему, положила руку поверх его руки и этим своим монотонно-усыпляющим голосом начала говорить, что Арчи и так знал, что не придумали еще лекарств, которые позволили бы стабильно корректировать работу генов, отвечающих за производство тех веществ, которые у нормальных людей делают кости твердыми. Арчи все это знал, и от занудного голоса доктора Густавссон, который сообщал ему в который раз известные вещи, но так, как если бы Арчи было года четыре, что ли, ему становилось еще больней. Так что еще раз повторять попытку откровения Арчи не рисковал. Наверное, можно было бы Божану лишний раз поплакаться, что снова все тело болит, что хочется бегать, как другие, но и слишком часто это делать не хотелось, и Арчи все чаще задумывался, следует ли ему откровенничать с Божаном.

Или еще одна мечта: поплавать в озере. Не в бассейне – в том озере, которое Арчи видел далеко-далеко и к которому они несколько раз ходили. Арчи в своем кресле, Костас и еще охранник. Костас тогда не отказывал себе в удовольствии нырнуть в воду. А Арчи только и разрешалось, что кончики пальцев помочить. Это, видите ли, было опасно, Арчи, видите ли, мог подхватить инфекцию, а с его иммунитетом последствия у этого могли быть совершенно непредсказуемые. Или в море – Арчи и в такой симуляции бывал. Профессор Леонора тогда что-то сделала и спросила, чувствует ли Арчи запах. Он чувствовал. Профессор Леонора и профессор Примстон тогда радовались как две девчонки, что у них получилось еще и ароматические реакции воссоздать при помощи своего интерфейса. А Арчи хотелось проверить: правда ли море или океан пахнут так, как ему показалось. Наверное, это тоже может стать его тайной – узнать, как пахнет море, когда ты в нем плаваешь.

Этот новый терапевт, который к тихому, злорадному удовлетворению заменил доктора Густавссон, казался не самым плохим человеком. Он энергично вошел в комнату, протянул руку Арчи и потребовал, чтобы тот ее пожал, затем плюхнулся на диван – именно плюхнулся, даже ноги задрал, спросил, хочет ли Арчи колы. Это была неплохая попытка наладить контакт. Арчи из вежливости делал вид, что рад знакомству и все такое. И надо же было такому случиться, что именно этот Пифий вместе с Божаном и двумя охранниками тоже сопровождал его в городской отпуск. Арчи уныло подумал, что зря он проболтался этому Зоннбергу, что хочет побывать вне центра, все равно же почти ничего не меняется. А с другой стороны…

А с другой стороны, прежде чем сопровождать к машине, Пифий сначала потащил его в лабораторию номер двенадцать, в которой Арчи и бывал-то всего несколько раз. Причем Пифий сунул нос в одну дверь, с кем-то радостно поздоровался, сунул голову в другую дверь, радостно прокричал, что доставил Арчи, и в коридор вышли еще два человека. Они, собственно говоря, и взяли Арчи в оборот. Под присмотром Божана, под постоянный аккомпанемент глупых вопросов Пифия: «Арчи, ты в порядке? Арчи, все окей? Арчи, как самочувствие?». Божан тоже что-то спрашивал, Арчи только успевал прислушаться к нему, как снова приходилось тянуть шею, чтобы расслышать, что там говорит Пифий. И эти двое упаковывали Арчи в скафандр.

Нет. Без балды. Скафандр. Из какого-то невероятного материала – очень тонкого, очень пластичного, в который были вживлены какие-то спицы, что ли. Арчи и не знал, что такое возможно. Он растерянно пробормотал: «Нифига себе, а что это такое?», и Божан хмыкнул за его спиной, а Рози с упреком сказала:

– Арчи, гаденыш ты мелкий, ты разве не помнишь? Это почти тот же экзоскелет, в котором ты расшагивал тут давеча. Только улучшенный. Объясняю. Вот эта штуковина – это биосталь. – Она покосилась на Пифия, который высокомерно усмехался в паре метров от нее, и поморщилась. – Ну да, на самом деле у нее безумно длиное название, которое я могу тебе сообщить, если хочешь, а материал – почти не био и совсем не сталь. – Она щелкнула ногтем по спицам, которые можно было угадать в этом вот костюме. – Но у этого названия сложилась определенная традиция, а патентованным названием пользоваться – терять раз в пять больше времени. Так что вот. Между прочим, стабильней пластика и прочней зубов улитки с каким-то жутким названием, чего-то там с -люс на конце.

– Э? – осторожно сказал Арчи и посмотрел на Пифия. Тот – развел руками.

– По самым последним и самым непроверенным знаниям, именно зубы этой улитки с жутким названием и с -люс на конце являются самым твердым материалом. Тверже даже, чем все, что ты только представить можешь, – злорадно покосившись на Рози, признал Пифий.

– У улиток есть зубы? – неуверенно спросил Арчи.

– А то! Просто совсем мелкие. Между прочим, если уж говорить, то самый уникальный материал будет у тебя на другом костюме, в котором ты будешь плавать. Он одновременно и гидрофильный, и гидрофобный, ты можешь сам выбрать, каким он должен быть в данный конкретный момент. Мы, мелкий, украли его у водомерок. Он покрыт такими хитрыми волосками, которые толщиной в пару атомов, а лохматые, как хвост у персидского кота. Так что и получается, что они как будто веером машут, когда опираются на воду. Но об этом позже, мы тебе даже симуляцию покажем. А тут самое интересное – вот эта искусственная кожа. Она стопроцентно проницаема, пропускает воздух и физиологические жидкости, обладает идеальной терморегуляцией, так что ты и без одежды мог бы ходить по Северному полюсу и не замерз, вот так. Она, конечно, замечательная, но самая замечательная кожа тебя еще…

– Еще ждет своего часа, – вмешался Пифий. – На самом деле замечательная, но Рози, детка, ты сейчас заговоришь зубы всем нам, и у нас просто не останется сил на самое главное мероприятие на сегодня. Арчи, как ты себя чувствуешь в этом скафандре?

Арчи посмотрел на себя. Он давно уже не рисковал делать больше пары шагов, если у него не было опоры; костыли скорей мешали, чем помогали. А тут он стоял посреди лаборатории, вокруг на бесконечных экранах крутились какие-то модели – как бы не он сам в этом вот скафандре, и ему было легко стоять.

– Так, теперь еще одна важная штука, – сказал Аделио. У него был совершенно чудесный бархатистый голос и очень красивый акцент. Арчи тянуло улыбаться, когда он слушал Аделио – не вслушиваясь, что он там вещал. А ведь раз он в этой лаборатории работает, значит, и его нужно слушать. Арчи улыбнулся непроизвольно и крякнул, когда Аделио осторожно вложил какие-то горошинки в уши. Даже не горошинки. Больше похоже на рисовые зернышки. – Прием, прием, – бодро сказал Аделио. – Раз, два, три. Как слышишь?

Арчи потоптался и развернулся к нему. Аделио стоял метрах в трех и самодовольно улыбался. Арчи покосился на Пифия, на Рози, на Божана – и округлил глаза.

– Я слышу, – недоуменно сказал он. – Я хорошо слышу. Я громко слышу.

Рози фыркнула. Пифий торжествующе улыбнулся.

– Между прочим, эти штуковины – не только динамики. Они дублируют звук и преобразуют его в нейроимпульсы, – важно пояснил он. – Так что ты слышишь – и при этом ты думаешь, что слышишь, а сигналы посылаются прямо сразу в мозг. Понимаешь?

Арчи покачал головой, пожал плечами. Верней, он подумал пожать плечами, а этот скафандр их уже приподнял. Арчи посмотрел себе на грудь. Уродство одно – такой пенек, круглый, тощий, к которому приделаны тощие руки, и он упакован в этот экзоскелет, который выглядел, как самое лучшее чудо в мире.

– Он сам, – удивленно посмотрев на Рози, признался Арчи. От изумления у него приоткрылся рот, захотелось погладить этот биопластик или как его там – и Арчи почувствовал, как рука поднимается и подносится к груди. Вот этим вот скафандром. – О-о-о, – ошеломленно протянул он.

Рози самодовольно засмеялась.

– У твоих штуковин, которые в ушах, есть и такая функция, – начал объяснять Аделио. – Они помогают вот этой штуке, – он нажал на пластину чуть выше затылка Арчи, – передавать информацию от искусственных нейронов в этом экзоскелете прямо в твой мозг. Ты ведь помнишь все эти тесты? Ты же знаешь, что еще он может делать?

– Но там же другой скелет был, – недоверчиво посмотрел на него Арчи.

– Но искин тот же, – подмигнул Аделио.

Арчи пожал плечами. Снова: он только подумал, а плечи уже поднялись и опустились. Было жутковато. Обычно, когда он что-то собирался сделать, проходило значительно больше времени, иногда достаточно, чтобы передумать. А тут – нет. И еще раз нет. Арчи подумал топнуть – и действительно, он только представил себе действие, а нога уже бьет о пол. Арчи решил дойти до стола и обратно – и ему показалось, что голова оторвется, настолько резким оказался рывок вперед.

Пифий следил за ним коршуньим взглядом. Действия Арчи для него секретом не были: сам развлекался чем-то подобным. Натягивал на себя умную кожу и наслаждался этим жутким и увлекательным ощущением, когда тело двигалось в полном подчинении мозгу, но как же быстро, как непривычно быстро! Пифию было страшно, весело, не в последнюю очередь неприятно, ему казалось, что он особо остро ощущает, как вырабатываются в нем гормоны страха и радости, как бьется быстрей сердце, как нервы выстреливают импульсами по всей длине, как – и это было почти ощутимо в действительности, настолько живо Пифий представлял себе это – искрятся многократно усиленными миоэлектрическими разрядами кончики пальцев. А мальчишка держался молодцом. Рассматривал себя, искал на экранах подтверждение каким-то своим размышлениям и снова пробовал какие-то известные только ему действия. И хоть бы что отражалось на его лице: только известная Пифию Манелиа по многократным отчетам бесстрастная сосредоточенность. Он решил наконец вмешаться.

– Арчи, – ровно произнес он. – Давай-ка отнесемся к твоему телу с чуть большим уважением. Это здоровская штуковина, и я с огромным удовольствием заказал бы себе что-то похожее, но не забывай об одной вещи. Импульс, с которым ты срываешься с места, может тоже иметь неприятные последствия, для тебя и для твоих костей – особенно, из-за известных тебе причин. Поэтому осторожней.

Арчи послушно остановился и посмотрел на него. Затем, словно в издевку, – на Аделио, на Рози и снова на Аделио. Словно самыми важными в лаборатории были они.

– А отчего так быстро все получается?

Рози покосилась на Пифия. Аделио – тот смотрел в другую от него сторону и злорадно ухмылялся. Старался, конечно, чтобы это было незаметно, но не очень усердно.

Пифий Манелиа это заметил. Молчал. Снисходительно улыбался, позволяя говорить им.

– Помнишь, я объясняла тебе, что твои желания в виде электронных импульсов идут по нервам сначала в одну сторону, а затем в другую? Ну так вот, этот твой костюм помогает совершать это путешествие куда быстрей. Раз этак в пяток. Или даже в десять. Мы, правда, общим решением решили ограничить скорость передачи импульсов до двух раз, но все равно это куда быстрей, чем может делать обычный человек.

Арчи внимательно посмотрел на нее и – почесал нос. Неторопливо. Концентрируясь именно на том, чтобы рука с помощью экзоскелета делала это подчеркнуто медленно.

– Здорово, – одобрительно сказал Пифий. Арчи покосился на него и отвел взгляд.

Божан вел машину. Словно чувствовал невысказанную просьбу Арчи – не спеша. Арчи вертелся по сторонам, что-то спрашивал у Пифия, у Божана, даже у охранников, снова смотрел на свое тело – одетое в обычную одежду поверх этого чудесного экзоскелета, изучал запястья, на которых начинался экзоскелет; Пифий был благодушен, снисходителен, невероятно терпелив – отвечал на вопросы Арчи, которые могли казаться ему удивительно глупыми. А вопросы все множились, Божан поглядывал на Пифия Манелиа и ухмылялся.

– Однако, Арчи – на редкость въедливый тип, – пробормотал Пифий пару часов спустя. Арчи стоял рядом с работником зоопарка у вольера с тапирами, смотрел то на маму-тапира, то на ее тапиренка-поросенка, то на работника, внимательно его слушал и снова что-то спрашивал. Он казался невероятно смешным – коротышкой со странным телом, круглой почти лысой головой и острым подбородком. Был в свое время прехорошеньким ребенком, этаким серьезным ангелочком, а стал – вот таким. Рос, однако. Росли и его внутренние органы. Пытались расти и кости, да все не угонялись, поддавались напору изнутри, изгибались дугой. И глазищи у него были почти круглые, филиньи, призрачно-голубые, с обесцветившейся склерой, почти полностью лишенные ресниц и бровей. Жутковатое было зрелище, особенно непривычное в столице, где к услугам даже относительно бедных людей были самые разные услуги по раннему распознаванию и терапии самых разных болезней, вплоть до генетических. Калеки, да еще такие откровенные, были редкостью. Так что на Арчи смотрели куда больше, чем на маму-тапира с тапиренком. А работник зоопарка уже и не обращал внимания на внешность Арчи, увлеченно рассказывал о животных, их привычках и диете, даже предложил погладить. Арчи оглянулся на Божана; тот кивнул. Арчи даже замер от восторга, прежде чем прикоснуться к его коже – такой теплой, бархатной, приятной.

– Скажи-ка, приятель, ты не будешь против, если мы со старичком Божаном посидим в теньке и попьем кофейку? – спросил Пифий.

Арчи медленно перевел взгляд на Божана. Тот пожал плечами, усмехнулся и жалобно протянул:

– Стар я.

– А я? – глухо выдавил Арчи, помрачнев.

– А ты… погуляешь, – невозмутимо сказал Пифий. – Нас найдешь? Или мы тебя найдем, когда нагуляешься, да?

– Хорошо, – выдохнув, ответил Арчи. Пифий был почти уверен, что он с трудом скрывал радость.

– Ну вот и хорошо, – забормотал он себе под нос, бредя к столикам. – Идешь? – окликнул он Божана.

Оглянувшись на Арчи, семенившего к следующему вольеру, Божан подчинился. Он предполагал, что Арчи интересуется кем-нибудь огромным и красивым – львами, например. Пифий – был уверен, что Арчи куда больше интересуется вольерами, расположенными по возможности далеко от кафе.

– Ты уверен? – спросил Божан.

Пифий посмотрел на него, прищурился, отпил пива.

– Абсолютно. – Сказал он наконец.

– А если с ним что-то случится?

– Двое… – Пифий подбородком указал вслед Арчи. – Пошли за ним. Незаметно, но глаз не спустят. Бояться нечего.

– А… – Османов подумал, как бы сформулировать повнятней свой вопрос. – Эти… наблюдения. Профильные?

Пифий хмыкнул, постучал по глазам, указывая на экраны на линзах. Затем достал из сумки планшет.

– По верхнему уровню экзоскелета расположены две видеокамеры. Не знаю, право, распознал ли их Арчи, – протягивая Османову планшет, пояснил он. – Могу поставить пару койнов, что распознал. Наверное, поставлю еще десяток, что засранец в этом не признается. Его динамики, – Пифий дотронулся пальцем до уха, – передают и звук тоже. Физиологические параметры считываются умной кожей. Что именно ты хочешь узнать об Арчи, милый?

Османов буркнул себе под нос что-то невнятное и вернул ему планшет.

– Твое любопытство исчерпано? – флегматично спросил Пифий Манелиа.

Османов шумно выдохнул.

– Н-ну, – глядя по сторонам, выдавил он.

– Пусть твоя совесть тебя не терзает. Мальчишка отлично себя чувствует. При прочих равных обстоятельствах, – все-таки счел нужным уточнить Пифий. – Помимо этого, у него есть доступ к самым передовым игрушкам, к медобслуживанию по высшему разряду. Между прочим, то, что он до сих пор жив, это не в последнюю очередь благодаря твоему изуверскому, жестокому и вездесущему центру.

Османов посмотрел на него, блаженно глядевшего на солнце, пившего пиво и излучавшего самодовольство.

– У него вроде выходной, – неохотно произнес он. – Подразумевается, что и от всей этой шняги тоже.

Он покосился на планшет.

Пифий Манелиа пожал плечами. Погода была замечательной. Солнце светило вовсю, ветерок ласкался, что твой котенок; Арчи, кажется, стоял на четвереньках, рассматривая ленивца, затем его пульс участился: ага, змею увидел. Маленькую разноцветную змейку, и еще одну, и еще. Пифий щелкнул пальцами, отключая изображение на линзах.

А Дамиан Зоннберг, напротив, только присоединился к профессору Степанову и нескольким его ассистентам. После серии обычных приветствий, комплиментов друг другу и коллегам, причитаний по поводу невнятного материального обеспечения, пары фраз о погоде и отпуске – куда же без них, да еще летом, он поинтересовался:

– Ну как?

– Отлично, – не раздумывая, ответил профессор Степанов. – Просто замечательно. Умная кожа даже в этом ее недоработанном виде оказывается просто находкой. Мы можем в режиме реального времени наблюдать за всеми, просто всеми возможными параметрами, а искин Арчи нам еще и пару невозможных предлагает. Обратите внимание на динамику его настроения. От размышлительного к мечтательному, к сосредоточенному, к испуганному, к восхищенному. Сейчас Арчи ест пирожное, и у него отличное настроение. Несмотря на то, что он уже больше четырех часов предоставлен самому себе.

– Мне кажется, это является предметом его особой радости, – заметил Зоннберг.

– Несомненно. Арчи неплохо чувствует себя в компании, но и наедине с собой не скучает. Бесспорно, бесспорно.

– Иными словами, решение отпустить его в автономное плавание не было таким безрассудным?

– Со стороны доктора Манелиа – это очень смелое решение и при этом очень взвешенное. Не забывайте о его возрасте, доктор. Обретение самости, если можно так выразиться, первые попытки анализировать себя и свое место в обществе. Соответственно стремление к автономности и желание доказать свою самостоятельность. И кроме того, когда рядом с Арчи находятся наблюдатели, неизбежна некоторая интерференция, если позволите так выразиться. Результат, который мы получаем таким образом, как бы это сказать, заражен присутствием наблюдателей.

– Вы имеете в виду интерференцию? Дефект наблюдателя?

– Нет, я имею в виду поведение Арчи, которое он выстраивает с учетом присутствия посторонних. Боюсь, даже в своей комнате Арчи ведет себя, предполагая, что за ним наблюдают, что и предполагает некоторый дефект данных. По крайней мере, я так считаю, и коллеги в той или иной мере со мной согласны.

Зоннберг хмыкнул.

– Охотно верю. Чем старше проект, тем больше Арчи производит впечатление упрямого противника.

Степанов засмеялся.

– Доктор Зоннберг, в этой вашей реплике как раз и проявляется разница между нами, исследователями, и вами, администратором, если, разумеется, вы не сочтете это оскорблением. Мы не противники Арчи и ни в коем разе не рассматриваем его как противника. Это – противодейственно, даже опасно. Мы ориентированы на сотрудничество и, кажется, давным-давно убедили Арчи, что этот проект крайне полезен и ему. – Он помялся немного и заставил себя добавить: – Пусть и связан с некоторыми ограничениями.

– Да-да, – рассеянно отозвался Зоннберг, глядя на экраны. – Разумеется, я неточно выразился. Арчи вполне расположен быть послушным мальчиком. При этом, однако, профессор, я не могу отделаться от ощущения, что он не всегда дружелюбен.

– Это естественно, доктор Зоннберг, – вмешалась Октавия Примстон. – Если бы Арчи был всегда дружелюбен, я бы, пожалуй, забила тревогу и потребовала круглосуточного наблюдения и даже нейрокоррекции. Его поведение варьируется, что по сути как раз и является нормой. Но отклонение как раз в пределах нормы.

– Нейрокоррекция ему не необходима? – повернулся к ней Зоннберг.

Она молчала, обдумывая вопрос.

– Возможно, следует задуматься об этом, – наконец сказала она. Степанов задумчиво покачал головой.

– Возможно, перед началом подготовительного этапа. Стабилизирующая терапия, – произнес он. Октавия Примстон посмотрела на него и согласно кивнула.

Так что Дамиан Зоннберг мог смело докладывать высшему начальству, что и третья фаза проекта начнется в срок. Как и запланировано.

Точно так же в срок – как и запланировано – был возведен центральный, самый главный корпус легендарного Марс-сити. Главное управление космовойск наконец предъявило широким народным массам и концепцию города, и первые успехи в ее осуществлении. Например, для центрального блока, в котором будет заключен мозг города, использовались уникальные технологии и уникальнейшие материалы. Пресс-конференции давали заместители главных архитекторов или инженеров, даже пресс-секретарям такие сообщения не доверяли. Потому что возможность попиариться, побарахтаться в волнах людского восторга – невероятная, такой до морковкина заговенья можно дожидаться. Этих почти главных чиновников слушали, открыв рты, о городе делали фильм за фильмом, собственно, даже аттракцион появился: сфотографируй Марс с Земли/Луны, чтобы виден был и Марс-сити. Говорили и о центральном блоке, который отводился искусственному интеллекту города – именно он должен был обеспечивать климат, логистику и коммуникации города. Ну там еще энергоснабжение и прочие радости. Специально по этому поводу и блок возводили, который выдерживал попадание очень увесистых небесных тел, буде случится метеоритный дождь и прочие радости; и атаки террористов ему были нипочем. И Илиас Рейндерс по праву гордился тем, что он сыграл не последнюю роль в разработке именно такого, почти совершенного центрального блока. И когда его возведение было закончено, в дело вступила команда архитекторов искина. В которую по забавной иронии судьбы сумел проникнуть правдами и неправдами душка и сибарит, редкий прохиндей и инфантильный лапочка Захария Смолянин.

========== Часть 7 ==========

Захария Смолянин начал клясть себя самыми нехорошими словами, уже когда готовился к взлету тот долбаный интрагалактический крейсер. Он, между прочим, ничего общего не имел с теми штуковинами, которые курсировали между Землей и Луной. Совсем ничего общего. Во-первых, махина была ощутимо больше. Как бы не на порядок. Во-вторых, в махине было ненамного больше места для пассажиров. И в третьих, бизнес-класс, за который Захария Смолянин заплатил из своего кармана, между прочим – а карман у него, спасибо папеньке и его маменьке, обеспечившей акуле Смолянину просто таки шикарную, совершенно роскошную жизнь вдобавок к полномочиям главы Генштаба, а потом почетного пенсионера, был не то чтобы бездонным, не Рокфеллер, но и исчерпать его до дна было сложно. Даже лапочке и сибариту Захарии Смолянину. Он старался, а в некоторые месяцы – изо всех сил, увлекательно, с выдумкой, а карман все не исчерпывался. Вон, на бизнес-класс хватило. Каюту. С видом. На черные дыры. Пятьдесят кубических метров, считая очистительную капсулу и шкаф для шмоток. У Захарии Смолянина на старушке-Земле гардеробная была раза в три больше. На Луне-2 это за ячейки для низшего обслуживающего персонала не сошло бы.