Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 50 страниц)
Черепная коробка была все еще вскрыта, Арчи 1.** все еще подключен к приборам. Пифий расспрашивал Октавию и медперсонал, следивший за Арчи, что да как. Арчи пытался слушать, но это едва ли было возможно, акустическое восприятие было ограничено. Он пытался смотреть; глаза оставались прикрытыми веками, но двигались. Похоже на фазу быстрого сна, что ли; Арчи не бодрствует, это да, но он был полностью лишен всех ощущений, сейчас – пытается привыкнуть к тем, что поставляются ему новым телом – к новому телу вообще, и пытается, несмотря на сон. Арчи, очевидно, думал, что плывет, возможно – что тонет, и сопротивлялся. В его мозгу были активированы двигательные тракты, он предположительно пытался отбиваться от чего-то руками. Но тело все оставалось неподвижным.
Ларри Степанов шумно вздохнул и замер. Он смотрел на Октавию Примстон, на Леоннору Робардс; она обратилась к монитору, связывавшему их с общим залом, в котором присутствовал и Зоннберг.
– Ну что, я активирую его?
И пауза.
И невозмутимый голос Зоннберга:
– Активируйте.
Пифий мысленно похлопал Данни – Вертлявой Ящерице: это прозвучало почти по-царски, он словно и не сомневался ни в проекте, ни в них, и это уверило и их, что все идет просто отлично.
Он сел напротив Арчи, внимательно дожидаясь, когда он откроет глаза.
Арчи открыл их. Пифий дал ему возможность познакомиться с его лицом, опознать его.
– Здравствуй, Арчи, – сказал он.
– Здравствуй, Пифий Манелиа, – монотонно ответил Арчи. Голос у него был непривычный. Он был отлично синтезирован, был даже предусмотрен неверный ритм, имитирующий человеческую речь, но с интонацией решили повременить: алгоритмы, описывающие ее, опирались на множество рандомных параметров, в их числе помещение, собеседник, настроение, самочувствие, и все это определялось далеко не искином, а скорей Арчи Кремером – который пока еще отсутствовал.
– Как поживаешь?
– Хорошо, спасибо. Как поживаешь ты?
– Неплохо. Как поживает твой хозяин?
– Мой хозяин поживает в соответствии с ожидаемыми параметрами, – ответил Арчи 1.01.
– Хорошо, – ответил Пифий Манелиа. Арчи 1.01 молчал.
Доктор Манукис запросил у него данные о состоянии хозяина, Арчи 1.01 послушно повернулся к нему и начал сообщать параметр за параметром, отвечать на вопросы, уточнять информацию. Леонора-Мария Робардс подошла к Пифию.
– Хорош, чертяка, правда? – сказала она.
– Очень, – ответил Пифий.
– Что думаешь о нем?
Пифий посмотрел на нее.
– Я? Ничего. Арчи, кхм, «Арчи» отлично распознает речь, знаком с этикетом, вежлив. Ничего нового. Ты можешь прочитать все это в моих отчетах. Он наконец приступил к своему основному заданию и, исходя из очевидных мне и тебе сведений, делает это хорошо. Игорь, кажется, доволен, – ответил он, посмотрев на Манукиса. – Сейчас Арчи еще и транслирует показатели на основной юнит, и Игорь будет счастлив.
– Но Арчи…
– Который? Тот, что следует указаниям Манукиса – или который в коме? – Пифий встал, посмотрел на нее. – Вот то-то и оно. Пока еще ничего нового.
Манукис посмотрел на них из-за спины Арчи.
– Я заменяю раствор, – сказал он.
Пифий непроизвольно открыл рот.
– Я сам боюсь, – пробормотал Манукис. – Ну, с Богом.
Пифий подтянул стул поближе к Арчи.
========== Часть 10 ==========
Арчи 1.01 был справным – и при его дальнейшем определении не только щепетильный Пифий Манелиа сталкивался с проблемкой. Справным – чем? Организмом? Неправда, слишком огульно, чересчур неточно, и кроме того Арчи 1.01 не был живым в каноническом смысле этого слова, как бы сильно ни хотелось верить в невероятные достижения нейрокибернетики. Для создания этого конкретного искина лаборатории пошли так далеко, что применили некоторые фантастические достижения вроде искусственных нервных волокон, которые в лабораторных условиях показывали чудеса проводимости и реакции. Более того, искин не был сконцентрирован в груди этого тела, которое сидело перед Пифием Манелиа, отвечало, двигало головой и глазами, знакомясь с комнатой; благодаря этим искусственным нервам он был рассредоточен и по всему телу, и, например, пальцы тоже подрагивали, определяя температуру, влажность, состав воздуха и сообщая данные искину, а тот – делясь данными со внешними мониторами. Зоннберг обмолвился как-то, что если проект «Арчи» подтвердит годность такого целлюлярного подхода, то лет через десять возможно будет рутинное его применение: конструирование органов из разнообразных искусственных клеток – при условии, разумеется, разработки относительно недорогих материалов и протоколов. Те, что были внедрены сейчас, изготавливались поштучно и стоили каждая с хороший ручной юнит. Ткани, которые составляли тело этого Арчи, тоже были результатом биокибернетики – биополимеры, киберпротеины, ювелирная работа по их совмещению, и в самом общем смысле и их можно было назвать «живыми», уж на что-что, а на процесс, отдаленно напоминающий регенерацию, они были способны. Так что, наверное, термин «организм» был отчасти обоснован, и все равно Пифий Манелиа остерегался применять его даже из чисто утилитарных соображений. Объектом – да, это могло бы быть верным, и при прочих равных обстоятельствах допустимым. В конце концов, тот же Дамиан Зоннберг не гнушался называть Арчи экземпляром, а вышестоящие лица так и вообще предпочитали именно это определение. И Пифий Манелиа мог позволить себе рассуждать о самом продвинутом искине с самыми сложными, с самостоятельно разработанными алгоритмами познания как об объекте, но в этом случае не решался. Хотя после нескольких частей диалога с Арчи 1.01 мог сказать: впечатляет, очень впечатляет, восхищает – но не человек. И при этом: не объект. «Экземпляр» – ну это сразу можно оставить чиновникам из генштаба. У них и люди за объекты с экземплярами сходили.
После сорока минут общения с Арчи 1.01 Пифий признал, что искин хорош настолько, что способен на относительно осознанный диалог; он даже смог распознать иронию, хотя в чем она заключалась, ответить не смог. Но соотнеся интонации, мимику Пифия и ритм его речи с известными ему образцами, он сделал предположение об этом. Пифий был в восторге, Октавия Примстот приоткрыла рот и чуть ли не всплеснула руками – эта суровая женщина-воин. Она-то понимала, отчего Пифий улыбается почти счастливо. Она даже попыталась расспросить Арчи 1.01 о его ощущениях от своей лаборатории. Успокоилась, получив в ответ вежливое: «Это очень интересное время, я готов провести еще немного времени, общаясь с вами и вашими коллегами». Эта формула полностью соответствовала заложенным в него максимам, от искина трудно ждать чего-то другого, кроме желания сотрудничать во всем и полностью. И Пифий продолжил знакомиться с ним дальше, сам время от времени поглядывая на мониторы, на которых менялись данные о состоянии Арчи Кремера – того, что от него осталось.
Игорь Манукис был удовлетворен.
– Он сейчас должен находиться в состоянии глубокого сна, – сказал он, подойдя к Пифию и косясь на Арчи. – Показатели отличные, но я все-таки пока оставлю обезболивающие в системе.
Пифий мельком глянул на него и снова обратился к Арчи 1.01.
– Скажи-ка, как чувствует себя Арчи? Попробуй передать его состояние в ощущениях, – предложил он. – Тепло, холодно, светло, темно. Приятно, больно. Страшно, весело. Тебе знакомы эти концепты?
Арчи кивнул. Затем – склонил голову к левому плечу, скосил глаза влево вниз. Жест напоминал Арчи – Кремера. Собственно, жест был заимствован у Арчи.
– Темно. – Медленно произнес Арчи 1.01. Пифий готов был биться о заклад, что это – искин и только он. – Очень темно, и темнота наполнена неопределяемыми предметами. Предположительно людьми.
Леонора Робардс переглянулась с Октавией; Ларри Степанов, кажется, самодовольно ухмыльнулся. Его хватило только на совсем куцую ухмылку, и он снова был весь внимание. Арчи 1.01 попытался расшифровать другие ощущения.
– Темно – как в неосвещенном помещении или под толщей воды? – спросил Пифий. – Попытайся определить структуру темноты.
– Вязко, холодно, наполнено щупальцами, пальцами, руками. Видны лица, глаза.
Арчи 1.01 замер и уставился на Пифия внимательным взглядом. Через пару десятков минут он моргнул. Его зрачки самую малость подрагивали, лицо было не полностью неподвижным, и Пифий был уверен: люди незнакомые запросто примут его за человека. Но Пифий знал, и знание это мешало ему отрешиться от того, что скрывалось за вполне человеческим обликом. И все-таки: Арчи был невероятно хорош.
Он послушно описывал ощущения, подбирал определения, которые, на его взгляд, соответствовали тому, что испытывал Арчи – Кремер. Игорь Манукис разрывался между невероятным – и показателями приборов.
И вдруг – именно вдруг – у Пифия даже сердце замерло – у Арчи 1.01 закатились глаза, и судорога пробежала по лицу, и он страшным, хриплым шепотом выдавил: «Больно…». Манукис забормотал распоряжения об изменении дозировки обезболивающих, а Арчи – Арчи Кремер жаловался – слово за словом, слог – пауза – слог, даже грудь пыталась подняться в жалком подобии судорожного вздоха. Его руки пытались приподняться и оттолкнуть что-то от себя, корпус отклонялся назад, словно уворачиваясь от чего-то.
– Арчи, – осторожно позвал Пифий, не зная точно, как тот воспринимает звук. – Арчи, все в порядке, малыш, давай-ка ты соберешься и попробуешь посмотреть на меня. Для начала открой глаза, посмотри на мою руку. Видишь в ней красный кубик?
Глаза Арчи были расфокусированы. Правый смотрел влево вниз, левый – куда-то в потолок, на стену слева от Арчи, снова на потолок.
– Красный кубик у меня в руке, Арчи, – терпеливо повторял Пифий. Манукис наморщил лоб: серебристый шар же. У Манелиа в руке был серебристый шар, который мог сойти за призрачно-голубой при желании, но никак не красный куб.
Правая рука Арчи начала подниматься. Словно в воде на глубине в несколько метров – медленно, плавно, без рывков, преодолевая сопротивление. Пальцы подрагивали, судорожно дергались, как будто пытались сжать что-то – ухватиться – оттолкнуть – как будто Арчи не мог определить, что именно делать. Он дернул головой, закрыл глаза.
– Артур, – строго сказал Манелиа. – Смотри на меня.
Арчи чуть повернул голову вправо, прищурил один глаз, другой; зрачки так и смотрели в разные стороны, и руки делали неловкие движения, словно – как казалось Леоноре Робардс, по крайней мере – пытались удержать глаза от слишком резких движений.
– На красный куб у меня в руке, – настойчиво повторял Пифий, держа все тот же серебристый шар.
Арчи смотрел на него; прищурив один глаз, поворачивая голову, словно это должно было помочь фокусировке, приподняв подбородок, прищурив другой глаз.
– Красный куб? – медленно, невнятно, словно рот у него был набит горячей кашей, переспросил Арчи. – Где?
– У меня в руке.
– Шар… – выдавил Арчи. – Шар…
– Куб, – невозмутимо повторил Пифий. – Куб.
Глаза Арчи неловко, несинхронно переместились на лицо Пифия – на его губы. Тот – медленно, внятно, утрированно артикулируя, повторил:
– Красный куб.
– Шар.
Арчи перевел взгляд на шар, потянулся к нему; его рука двигалась осторожно, словно ожидая от каждого микрона пространства подвоха.
– Какого цвета? – спросил Пифий.
Арчи смотрел на него, словно недоумевал. Он даже сдвинул брови.
– Какого цвета на мне роба? – настойчиво продолжал Пифий.
Губы Арчи шевелились: казалось, он снова не понимал, что от него требуют, но усердно пытался разобраться. Можно было угадать «какого», снова «ого» – губы послушно округлялись, приоткрывались, раздвигались для «цвета». Грудь Арчи заволновалась, словно он пытался вздохнуть или всхлипнуть. Только легких у него не было.
Он заморгал и обвел глазами лабораторию, попытался повернуть голову.
– Подожди, не так резко! – бросился к нему Манукис. Немудрено: к мозгу все еще были подключены какие-то проводочки-трубочки.
– Назад, – процедил Пифий, посмотрев на него так, что Манукис осел. Но Арчи успел услышать, развернулся к нему и пошатнулся на стуле. Пифий успел удержать его. Он положил руку Арчи на щеку и повернул его голову к себе. – Все в порядке, – с невероятной уверенностью произнес он. С уверенностью, которую, наверное, никто не испытывал. Арчи поднял руку и положил поверх его руки – неуклюжим, неловким движением, но ухватился за нее вполне надежно. – Только сильно не сжимай, Арчи, – ухмыльнулся Пифий. – Так какого цвета шар?
Он сунул под нос Арчи этот проклятый шар. Арчи смотрел на него. Глаза эти проклятые ничего не выражали, не могли выражать, но нейроимпульсы лихорадило: по всем показателям выходило, что Арчи испытывал очень сильный страх. Манукис скрипнул зубами, увеличил дозу успокоительного и снова подошел ближе к Пифию, который расспрашивал Арчи о какой-то фигне. Какого цвета то и то, что Арчи видит на той стене, на этой. Что Арчи чувствует, когда берет его за руку, какой на ощупь шар, какая на ощупь эта игрушка, какая температура воздуха. Арчи отвечал. Но он не мог удержаться и оглядывал остальных. Его губы подрагивали, пытались сложиться для того, чтобы спросить что-то, но Пифий Манелиа снова переводил его внимание на себя и снова спрашивал.
Он глянул на часы на стене и сказал:
– Арчи, как ты смотришь на то, чтобы немного поспать? У тебя выдалась напряженная неделя, тебе нужно отдохнуть. М?
Арчи смотрел на него. Медленно прикрыл глаза и повесил голову.
Пифий посмотрел на Манукиса. Тот послушно добавил снотворного. Арчи закрыл глаза, и графы на мониторах начали успокаиваться, окрасились голубым. Он ссутулился, опустил голову, немного обмяк. Пифий посмотрел на них, тронул Арчи за руку и сказал:
– Арчи, как чувствует себя хозяин?
Поза тела на стуле изменилась. Только что безвольно сидел на стуле – и уже выпрямил спину, глаза смотрели на Пифия, зрачки сузились, рот сжат плотно, и выражение лица – спокойное, безмятежное, не искажаемое недоуменными, растерянными, испуганными судорогами.
Он начал рассказывать: Арчи спит, импульсы мозга соответствуют тому-то и тому-то, показатели такие-то и такие-то. Манукис и Примстон хлопотали вокруг него, изучая, как идет вживление искусственных тканей, обменивались загадочными репликами, говорили благоговейным шепотом. А Пифий все допрашивал Арчи. Арчи 1.01.
Было очень раннее утро. Следовало бы сменить всех; Пифий Манелиа сам не заметил, как увлекся, и он бы продолжал общение с Арчи бесконечно долго, но становилось все трудней сдерживать зевки; о кофе можно было только мечтать, чтобы выпить его, нужно было выходить из зала, а выпив – снова проходить стерилизационный отсек. На кой бы черт сдались эти процедуры ради сомнительного удовольствия получить мизерную порцию кофеина; и не мешало бы отдохнуть.
Арчи согласился провести время, изучая виртуальную библиотеку центра, следя за хозяином, пообещав дать знать, если что-то изменится. Манукис стоял за его спиной и чуть ли не заламывал руки от эмоций. В этих жестах было много от восторга, но под поверхностью плескалось все то же нервное, близкое к истеричному перевозбуждение, которое клокотало и в Пифии Манелиа: они устали, они провели несколько часов, знакомясь с Арчи 1.1 и знакомя его с собой; мозг требовал отдыха, но мозг же не желал оторваться от Арчи, словно боялся, что он испарится, если повернуться к нему спиной.
Пифий прошел сквозь тот же коридор восторгов, похлопываний, рукопожатий, одобрительных фраз, через который зрители пропускали героев предварительных этапов. Им-то хорошо, для них все практически закончилось. Для Пифия – только начиналось. То, что уже осталось позади, было грандиозным, невероятным, и прочая, прочая, и пусть Дамиан Зоннберг подбирает достойные эпитеты, а потом преподносит свершенное господам наверху как событие века, а Пифий Манелиа готовился все к тем же месяцам рутинной работы с Арчи – с Арчи Кремером, с Арчи 1.01, с Арчи 1.1.
Он предпочел бы посидеть в тишине на диванчике, выпить бокал вина, поглазеть в окно, например, но этот дурацкий этикет требовал смакования успехов, обсуждения процедуры, осторожных прогнозов на будущее. Они-то все были в проекте достаточно давно, общались плотно, представляли, чего ждать в других областях, а не только в своих. Отчего-то Пифию подумалось, что в эгоцентричном упоении все эти очень умные и ушлые дамы и господа забывали, что именно должно было стать кульминацией проекта. Ткани, из которых было создано тело Арчи, были невероятными, скелет и его возможности – потрясающим, система жизнеобеспечения – если не универсальной, то близкой к оной. Арчи чуть ли не одним солнечным светом мог питаться не в ущерб самочувствию. Только все это порознь достойно, конечно, всех и всяческих похвал, способно вызывать восторги даже после многократных презентаций на различных конгрессах, но мало чего будет стоить, если Арчи – и Пифий Манелиа имел в виду того самого горбатого мальчика с шароподобной головой и тоненькими руками – вдруг решит саботировать проект.
А Арчи, которого видели на экранах – с одной стороны милый, выдержанный, мертвый, до отвращения симметричный искин, с другой – неловкий, сиплый, эпилептичный конструкт, с жутковатой мимикой и расфокусированными глазами – надежду не внушал. Зоннберг был готов к этому: Пифий не раз и не два его предупреждал, что вживление двух структурно и экзистенциально различных частей друг в друга и их срастание в одно целое займет не один день, – но оказался неготовым увидеть своими глазами все то, что и сам Пифий представлял крайне смутно. Но честь и хвала великому бюрократу: Зоннберг излучал уверенность, самодовольно поблескивал стеклами очков и ослепительно белыми зубами, пусть взгляд у него был растерянным.
Благодарение небу за малые радости: все тот же Гужита сказал:
– Арчи отлично держится.
– Арчи невероятно отважный, – охотно подхватил Пифий. – И у него совершенно удивительная приспособляемость, должен признаться. Я в полном восторге.
И он торжествующе улыбнулся. Это мимическое движение оказалось коварным: Пифию пришлось подавлять зевок. Который, если присмотреться чуть внимательней, скрывал иную гримасу, как если бы он съел что-то противное, желчно-горькое, под завязку наполненное какими-нибудь крайне неприятными на вкус, пусть и съедобными, секретами.
– По тебе этого не скажешь, – широко заулыбался Зоннберг.
– Дамми, я только что провел сеанс параллельной игры на двух шахматных досках. С учетом того, что я не играю в шахматы. – пожал плечами Пифий. К их пикировке прислушались другие. Пифий тихо порадовался. Это хорошо. Можно продолжать. – И если с искином все изначально было ясно, и я давно уже с ним знаком, то сам понимаешь, поведение Арчи было непредсказуемо. Да с искином толком ничего не было ясно. Видишь ли, интерференция двух относительно самостоятельных личностей, которые по определению многовекторны, всегда непредсказуема. То есть в общем и целом можно предсказать, что именно и как наложится, можно просчитать отдельные аспекты модели поведения, но она никогда не будет обладать стопроцентной надежностью, потому что любая модель надежна лишь настолько, насколько надежны ее создатель и оператор. Собственно говоря, искин был в некоторой степени деформирован включением Арчи… хм, включением В Арчи. А сам Арчи оказался в ситуации, которая просто не допускает более-менее определенных прогнозов на его счет.
– Но ты доволен, – сказал Манукис.
– Я очень доволен, – категорично заявил Пифий. – Более того, если помнишь, если вы помните, – обратился он к коллегам, – я представлял вам несколько моделей взаимодействия Арчи и искина. Вы даже делали ставки на самый лучший вариант и самый худший тоже. Так ведь, Ларри? Так ведь, Олли? – хитро прищурился Пифий под понимающие смешки. – Я бы все-таки порекомендовал вам не расплачиваться пока за проигрыши, потому что начальные шаги еще не закончены. Подождите хотя бы пару недель. Так вот, я не могу с однозначностью сказать, что реакция Арчи соответствовала самому благоприятному сценарию, но она ни в коей мере не соответствует пессимистичным моделям, так что все просто замечательно. Арчи не отказался сотрудничать, попытался взаимодействовать и со мной, и с искином, не вдарился в панику, и при этом, насколько можно судить по тем урывкам информации, за достоверность которых я готов поручиться, он не утратил свое «я». И он сохранил его целостность, – Пифий даже палец поднял, чтобы подчеркнуть важность его слов. – Иными словами, господа, знакомство с Арчи 1.1 прошло успешно.
– Хм, – довольно отчетливо произнес Зоннберг.
Стервец, подумал Пифий. Зоннберг удержался и не покосился на мониторы со спящим Арчи, но остальные – еще как. А Арчи – спал. Сидел неподвижно, с прикрытыми глазами; поглощал информацию, как многие недели до этого, когда его головная капсула была еще пустой; обрабатывал ее – и не шевелился. Не по-человечески неподвижным он был, этот успешный конструкт.
– А теперь начинается рутинная работа, сопоставимая по кропотливости по созданию кожи Арчи. – Продолжил Пифий. Он покачал головой. – Я, разумеется, понимаю, что мои функции в этом проекте остаются нематериальными, неосязаемыми. В отличие от, например, господ кибербиологов, которым мы обязаны той невероятной кожей на руках Арчи. Или биохимиков, которые создали его скелет. Или… мне кажется, мы до следующего утра можем называть тех людей, которые сделали возможным такой невероятный проект. Но все это не имеет смысла, если не научиться этим пользоваться, не так ли? Если не научить Арчи этим пользоваться.
– Ты просто излучаешь оптимизм, – благодушно прокомментировал Гужита.
– Еще бы. Арчи за семь часов прошел путь от новорожденного комка плоти до трехмесячного малявки. Я думаю, что за следующие несколько суток он вырастет до годовалого пацана.
– А мне даже будет не хватать Арчи, – неожиданно пробормотал Османов.
Пифий смотрел на него. Молчал. Опустил глаза. Наконец ответил негромко:
– Арчи никуда не делся.
Османов пожал плечами.
– Наверное. Не знаю, – тихо сказал он. – Я вроде понимаю, что это Арчи, и… и похож он, очень похож, но… Не знаю.
Имгерт Зальцпетер хлопнул его по плечу и сказал:
– По большому счету, если бы этого не случилось, нам бы максимум полгода быть в проекте. Он бы для нас закончился с… с его… уходом. И даже этот прогноз был бы слишком оптимистичным для малявки Арчи, для того, в смысле. Так что хорошо, что у мелкого появился шанс.
Через сорок минут Пифий Манелиа полулежал на диване в своем кабинете и зевал. Зоннберг ходил по кабинету, зачем-то держа в руке чашку. В ней, кажется, еще был кофе, но Зоннберг об этом не вспоминал. Пифий мечтал о том, чтобы отдохнуть. Хотя бы пару часов подремать, принять душ, прежде чем снова отправиться к Арчи, и Зоннберг, мельтешивший перед его глазами, энтузиазма не добавлял.
– Все действительно так радужно и здорово? – наконец, остановившись, спросил Зоннберг.
Пифий с немалым усилием сфокусировал на нем взгляд.
– Дамми, умничка, для ЭТОЙ ситуации все просто замечательно. Трансплантация прошла успешно, Арчи не потерян. Что тебе еще нужно для счастья? – ядовито спросил он.
– Очень положительный долгосрочный прогноз. – Желчно огрызнулся Зоннберг.
– За этим, пожалуйста, отправляйся к моей предшественнице. Этой. Густавссон. Специалисту по чрезвычайной психологической помощи. У нее «долгосрочный» равняется приблизительно двум неделям, и на этот срок она с радостью даст тебе самый радужный прогноз.
– Ты крайне пессимистичен.
– Я реалистичен,– буркнул Пифий и уронил голову на спинку дивана. – Напоминаю еще раз. Мальчишке четырнадцать. Даже если оставить за скобками, что его сначала изолировали от семьи, затем пять с лишком лет промывали мозги, а затем еще и тела лишили, он взрослеет. А это не только физиологический процесс, но еще и психологический. То еще испытание. Сложи все это вместе, и ты получишь убойную смесь. Помножь на разрушение границ его личности, и ты получаешь хрен знает что.
– Личности, – буркнул Зоннберг.
– Ага, – зевнул Пифий. – Личности. Оформленной не в последнюю очередь пространственными границами, они же тело.
– Он получил новое.
Пифий фыркнул и не соизволил ответить. Зоннберг подошел и пнул его по ботинку. Пифий буркнул пару нецензурных слов – объяснил, куда следует отправиться красавчику Данни. Но Зоннберг навис над ним и очевидно ждал ответа.
– Данни, ну мы же миллион раз это обсасывали. Та кукла, в которую ты поместил мозг Арчи Кремера – это не его тело. Тела Арчи как раз лишили. Я сделаю все возможное, чтобы он поверил именно в то, что эта кукла – это его новое тело, что это тело принадлежит ему полностью и без остатка, но нужно очень много времени и терпения. И честно скажу, Зоннберг. Ты отлично выбрал кандидата, но этот мальчишка – штучка в себе.
Пифий глядел на Зоннберга и невесело улыбался.
– Хотя изо всех возможных кандидатов, – добавил он, – именно с Арчи у вас было больше всего шансов.
– Я сам убеждаюсь в этом все больше и больше. Смотрю на многочисленные данные, заглядываю в другие проекты, спрашиваю мнения других людей, и черт побери, Пифий, ты прав. Ты чертовски прав.
Зоннберг не пытался скрыть самодовольство. Он даже уселся в кресло, откинулся назад, приосанился и положил ногу на ногу. С трудом пытался сдержать усмешку, но не слишком преуспел, губы подрагивали, он рассеянно оглядывал стены и посматривал на Пифия. Тот лениво подумал, что сцена обязывает о каком-нибудь уколе с его стороны, приятно-болезненном, элегантно-ядовитом, но он был вымотан. Устал. Опустошен.
Пифий наклонился вперед и упер локти в колени.
– Подумай вот еще о чем, Дамми. – Он сложил пальцы в призму, попытался изобразить из них прямоугольник, затем просто переплел и принялся рассматривать ногти. – Я думаю, через пару недель ты смело можешь избавляться от Османова. Возможно даже, разумно будет уже отправить его в отставку. Я сильно сомневаюсь, что Арчи сможет относиться к нему хотя бы с мизерной частью прежней привязанности. Как бы не начал бунтовать именно с противостояния с ним. Еще через пару недель Арчи может приступить к усиленным тренировкам. Всякие там виды спорта, единоборства, что там еще ему предстоит. – Он поднял на Зоннберга усталый взгляд. – Мальчишке понадобится свобода. И-и-и, – задумчиво протянул Пифий, – свобода и от надзирателей.
Пифий молчал, смотрел на Зоннберга.
– Он находится на очень надежном поводке, – вежливо возразил Зоннберг, и что-то металлическое зазвучало в его голосе. – Так что не вижу проблемы в предоставлении ему большей свободы. И от надзирателей в том числе. За ним присматривает очень серьезно он сам.
– Дамми, – ласково ответил на это Пифий. – Я знаю. Я знаю и те максимы, которые встроены в его искин. Он не позволит Арчи вести себя безответственно, если он решит; он всегда будет держать в курсе штаб, и прочая, и прочая, черт побери. Я, черт побери, сам принимал участие в их внедрении. А теперь смотри. Вот сейчас, пару часов назад Арчи согласился общаться со мной, потому что я единственный протянул ему руку, когда он оказался в крайне неприятной ситуации. Да простит мне небо этот эвфемизм. Он может меня терпеть еще некоторое время потом. Потому что, опять же, я помогаю ему восстановить взаимодействие со внешним миром, и вообще общение со мной ему выгодно. Но остальные-то его предали. Далее. Мальчишка растет. Мальчишка уже горит желанием сбегать, ему уже тесна эта клетка. Поводок, о котором ты говоришь, он тоже ощущает очень хорошо. И он умеет с этим работать. – Пифий поцокал языком. – О его интеллекте ты знаешь не из третьих рук, ты ведь представлял… – он закатил глаза и чуть поднял лицо к потолку, намекая на вышестоящих, – им там все данные. Он умен. Он умеет договариваться. Он вынужден будет договариваться. И Дамми, хотя бы потому, что он милый, кроткий, терпеливый мальчик, а сейчас еще и прелесть какой хорошенький, а вдобавок ко всему с такой тяжелой судьбой, он договорится. С охраной, с надзирателями, со случайными прохожими, с бог знает кем еще, кто встретится на его пути. Он сбежит просто потому, что его свободу ограничивают совсем немного, но постоянно. И он будет очень успешен в таком вот своем предприятии. Тебе нужно искать такого беглеца?
– Странное время для таких зловещих предсказаний, Манелиа, – поморщился Зоннберг. Но: он слушал все это очень внимательно.
Пифий снова откинул голову назад и обмяк на диване. Он почесал подбородок, подергал за щетину, издал невнятный звук: то ли громкий вздох, то ли драматичный стон.
– Очень уместное время. Ты сейчас все равно будешь перекраивать проект. Арчи ведь снова переезжает, да? Ну так используй его, чтобы сменить круг его общения. И спусти мальчишку с поводка, черт возьми. Он сбежал, зная, что малейшая неосторожность – и он сломает кость, или кости, или все разом, и что там еще. Он сбежал от обезболивающих, от расслабляющих массажей, от коллагенов, протеинов, черта, дьявола, но сбежал. Ты так упиваешься этим… успехом, – это слово Пифий произносил крайне неохотно, но вынужден был применить именно его. Он помолчал немного. Затем продолжил: – Теперь у него в таких помочах нужды нет. А с искином он чего доброго договорится. Хм, или просто обойдет его. Он мальчик терпеливый, дотошный.
Зоннберг нервно постукивал пальцами по подлокотнику кресла.
– Я как раз собирался придержать Османова и Зальцпетера. – Скороговоркой произнес он. – Чтобы создать более комфортные условия.
Пифий вздохнул и пожевал губы. Зоннберг посмотрел на него: Пифий сидел, изучая пол.
– Ты не согласен? – спросил Зоннберг.
– Для Арчи Кремера это было бы очень щедрым решением. В чем-то даже благородным, Дамми, милый, и я удивлен и восхищен, что ты и на благородные решения способен, – оскалился Пифий.
– С-сука, – процедил Зоннберг.
– Да ладно. Ты еще скажи, что эти вот очочки, которые красуются на твоем мясистом носу, или вот эти запонки та твоих дуболомьих запястьях, ага, это тебе твой прадед оставил, семнадцатый барон фон Чмых.
– Твой папенька был потомственным авиатором, почти семнадцатым бароном фон Пшиком, пупсик, и много он тебе реликвий в наследство оставил?
Пифий поморщился вместо ответа.
– Давай вернемся к нашим баранам…
– К тебе и твоему самолюбию, что ли? – не удержался Пифий.
– Манелиа! – зашипел Зоннберг и подался вперед, готовый ухватить его за грудки.
– Извини, извини, – поднял руки Пифий. – К баранам, значит. К Османову и Имгерту, говоришь. Дамиан, постарайся уяснить своими чинушьими мозгами одну вещь: Арчи Кремера больше нет.
Он сидел и растерянно молчал. Открывал рот, словно собирался продолжить тираду, но снова закрывал его. Внезапно он ударил кулаком по сиденью дивана и сцепил зубы.
