Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"

Автор книги: Marbius

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 50 страниц)

Ночь эта казалась Арчи бесконечной. Сначала разговор с Пифием. Сейчас – разговор с Артом. Оба они – осторожные, не до конца понятные, вызывавшие смутное чувство то беспокойства, то злости, то унижения, а то и превосходства, и оба они длились долго. Но это к Пифию можно было повернуться спиной. А Арт всегда оставался с Арчи, и никак его нельзя было выкинуть из мыслей – ни в прямом, ни в переносном смысле.

И Арчи шагал, прислушивался к ночным звукам и обращался к Арту:

«Можешь определить, что это за фигня вон там за парком? Я вижу зарево».

И Арт с готовностью отзывался:

«Сделать зарево поотчетливей? Можно провести спектральный анализ, определить, что за свет отражается в атмосфере. Это позволит с определенной долей точности предположить событие».

«А звуки? Они с этим заревом связаны?».

«Локализация события позволяет предположить, что световое и звуковое сопровождение относятся к одному событию».

«А что за звуки?».

Арт послушно усиливал звуки, очищал их от шумов, по требованию Арчи сообщал, как именно это делает и с какими инструментами работает. У Арчи перед глазами плыли самые разные схемы, в которых Арт наглядно представлял, что да как.

И тем более чудно было – чудно, но почти привычно – что Арт и Арчи не разговаривали в привычном смысле. От Арчи не всегда требовались полноценные фразы, чтобы отдать распоряжение Арту. Иногда хватало простого представления. Он заметил, что мотылек уселся на руку, осторожно поднял ее – мотылек не встревожился, не слетел; Арчи смотрел на него, у него едва заметной змейкой скользнула мысль, что было бы здорово рассмотреть поближе это чудище – хорошо если миллисекунду этот образ занял – и тут же Арт приближает изображение, делит виртуальный экран на несколько частей, предлагает название мотылька и основные сведения о нем. Арчи не успел подумать, что куда интересней было бы узнать, есть ли какие-нибудь истории, связанные с этими мотыльками, и Арт послушно сканирует библиотеки, подбирая требуемую информацию – конкретно этот вид в фиктивной реальности (это которая в фильмах, компьютерных играх, всевозможных постановках, книгах) не представлен, но упоминание о роде, к которому относится этот мотылек, встречается там, там и там.

Иногда Арт говорил – Арчи казалось, что он говорил. По крайней мере, в его мозгу звучал голос – похожий на свой, может, более взрослый, глубокий – и механический. Этот голос ощущался таким же, как в тех случаях, когда Арчи просил Арта вести беседу за него, даже ритм совпадал. Но их обоих устраивало, если Арт отвечал образами. Представлениями. Ощущениями. Картинками.

Иногда Арт замолкал – словно подчинялся невнятному пожеланию Арчи побыть одному. Усевшись на берегу озерца, поджав ноги и ухватившись за колени руками, Арчи замер.

«Арт? – решившись, позвал он. – Арт, ты здесь?».

«Я всегда здесь, Арчи».

«Почему ты подчинился Зоннбергу?».

«Что именно ты имеешь в виду?».

Арчи непроизвольно усмехнулся. Скорее всего, у них обоих есть веские основания, чтобы делать вид, что именно их толкование для мотивов в этой беседе правильно: Арчи – потому что для него существовал только один важный случай, когда Арт очевидно и бесспорно исполнил приказ Зоннберга, а не Арчи. Арт же мог сконцентрироваться на «подчинился» и прикинуться непонимающим, или этот же случай расценить иначе, или их было много, этих случаев, и Арчи следует быть более определенным. Тогда он вспомнил то жуткое ощущение, когда он хочет бежать, а его рука закрывает дверь, а тело садится на стул. Этого оказалось достаточно Арту, чтобы понять, чего от него хотят. Перед глазами Арчи поплыли полотнища текста, в которых Арт услужливо высвечивал предложения, а иногда даже абзацы, в которых пояснялось, что именно требовалось от искина, как именно ему следовало вести себя в таком и таком случае, как ранжировать людей, которым он должен подчиняться, и как определяет степень релевантности той или иной личности. Он был дерзок (по-своему, по-искиньему, как решил Арчи) и предложил свой анализ ситуации – эта консервка действительно определила ее как опасную для хозяина: Арчи был утомлен, столкнулся с неудачами, находился в потенциально опасной ситуации, его способность принимать взвешенные решения была ограничена в связи с перечисленными обстоятельствами, а Дамиан Зоннберг, являющийся представителем органа-опекуна, был готов перенять на себя ответственность.

«Что, прямо тогда и был готов?» – невесело засмеялся Арчи.

Арт удивился – не выразил это словами, но Арчи ощутил.

«Или он раньше с тобой договорился?».

Зоннберг, оказывается, все время побега договаривался с Артом – с того самого момента, когда Арчи направился к выходу. Иногда даже советовал, что именно предложить Арчи и как убедить его принять то или иное решение.

– Вот же сука, – негромко сказал Арчи, улегся на траву, вытянул ноги и раскинул руки.

На улице было свежо. Арчи не чувствовал это, как человек – Арт сообщил ему, что температура окружающей среды составляет восемь с небольшим градусов, ветер столько-то метров в секунду и дует с такого-то направления… влажность… возможность осадков…

– И что, я замерзну, что ли? – снова вслух поинтересовался Арчи. Арт, кажется, обиделся. Он-то может функционировать в невероятно широком диапазоне температуры без какого-либо ущерба для функциональности. И мозг Арчи существует в максимально комфортной для него температуре, и Арт гордился этими своими возможностями.

«Тогда сырость, что ли, на тело плохо подействует?» – лениво спросил Арчи.

И снова в ответ негодование Арта: ничего подобного.

«Ну тогда мы остаемся здесь», – решил Арчи. Он велел Арту связаться с медиаюнитом в его комнате и с центральным компьютером проекта и сообщить, где он. В конце концов, какая разница, где сидеть-лежать, если телу все равно? А здесь всяко не в той клетке, пусть и по-прежнему в вольере. «Арт, а у тебя есть доступ к документации проекта? – А на его недоумение Арчи пояснил: – Да хотя бы к той, которая есть в общем доступе. Чего они от меня хотят?».

Арт услужливо вызвал на виртуальный экран служебную презентацию проекта.

«А что можешь ты?» – спросил Арчи. Он едва не захихикал: Арт, казалось, раздулся от гордости и начал рассказывать, на что способен он лично. По крайней мере, ощущение у Арчи сложилось именно такое.

Немного позже Арчи понял: Арт не столько из-за своих возможностей от гордости раздувался, а оттого, что с ним обращается его хозяин. Он усмехнулся. Представил себе, что чешет за ухом большую лохматую собаку – Арта – и заулыбался: большая лохматая собака довольно боднула его головой.

========== Часть 20 ==========

Отчего-то Арчи особенно остро ощущал свое возвращение в центр после этого злосчастного побега утром следующего дня. Ночью было здорово, если честно. Оказалось – к немалому удивлению Арчи, что с Артом было интересно. Он мог казаться глуповатым время от времени, не понимал ехидные вопросы, не реагировал на шутки, очень серьезно отвечал на вопросы, которые Арчи задавал, чтобы развлечься. Но на то он и искин, что с него возьмешь – Арчи был снисходителен, как и положено подростку. Здорово повзрослевшему за неделю, но все еще по-ребячески высокомерному. С другой стороны, Арт был заботлив. Тщательно следил за тем, чтобы Арчи отдохнул; было приятно засыпать глубоко за полночь у озера, а проснуться утром в своей комнате переодетому, умытому, причесанному. Арчи заглянул в зеркало, изучил отражение, которое видел в нем и которое все еще не мог признать своим, но, собравшись с силами, поблагодарил Арта. И что любопытно: ему стало обидно, когда Арт не отреагировал. Он вообще как-то не ощущался. Его словно вообще не было. Странное это было чувство. В чем-то даже непривычное. Еще и эта неловкость: Арт-то старался, был заботливым, а Арчи пренебрег этим, не без умысла, между прочим.

Арчи попытался оправдаться перед самим собой, что и Арт – это всего лишь консервка, то есть искусственное создание, которое не способно чувствовать, думает только в соответствии с созданными для него и немного развитыми им самим алгоритмами, его чувства – это проекция чувств Арчи, его эвристические способности – это способности Арчи, и только. Это было почти убедительно, и это было фальшиво.

Так что вторая попытка была куда более настоятельной и искренней. Арт откликнулся нейтральным «Пожалуйста, я всегда готов исполнить твои пожелания». «Если они не противоречат тому кодексу, который вложили в него эти, архитекторы», – добавил Арчи. «Бесспорно, – не замедлил отозваться Арт, – я функционирую в полном соответствии с общепринятыми максимами поведения. Они императивны для всех производителей и для всех искусственных интеллектов, и для этого существует очень много причин».

«Подслушивать нехорошо», – огрызнулся Арчи, но заметно успокоился. Все было привычно. Он брюзжал, Арт разыгрывал всезнающего дядюшку, а в зеркале отражался кто-то почти знакомый, но не Арчи.

Но тонкости взаимоотношений со своим искином – это фигня. А вот выйти из комнаты после того, как распрощался с ней, помахал ручкой всему центру и решительно вошел в новую, бесцентровую жизнь, оказалось очень непросто. Проще говоря: Арчи было стыдно. Ощущение было крайне сложным, похожим на комок иголок, в который были понатыканы еще и кактусовые колючки, обсыпанные ядовитыми крючочками – для особой остроты. Собственно, самого этого чувства – «стыдно» – в нем, в этом ощущении, было всего ничего. Ключевой, наверное, была неловкость. Арчи-то сбежал, отсутствовал несколько дней. Наверняка (это он постфактум понял, уже после того, как и Пифий его слегка отчитал, и Арт объяснил кое-что о месте Арчи в местной сети) его хватились, искали; хотелось думать, что и волновались за него. Либо следили, что и как он делает, возможно даже, посмеивались над ним. Как же, даже сбежать толком не смог, ухватился за первую попавшуюся глупую возможность, да и та была не по зубам. И теперь нужно идти по знакомым уже, до тошноты опротивевшим коридорам, здороваться со знакомыми, до мельчайших морщинок-родинок изученными лицами и делать вид, что все в порядке.

А идти нужно было. У Арчи, как ни крути, был распорядок дня: сначала немного физкультуры, затем много занятий, после – беседа с Пифием. Потом – снова физкультура, снова занятия, возможно, снова Пифий или еще какой-нибудь мозговед. И Арчи хотел было возненавидеть все это, как еще неделю назад ненавидел – заставлял себя ненавидеть, а не получалось. Тусклым было это отвращение. Ничего особенного, просто глухое, угрюмое, пассивное недовольство, которое не собиралось разворачиваться во что-то яркое, агрессивное, сокрушительное. Смысла в этом не было. Желания – тоже.

Взявшись было за дверную ручку, Арчи отдернул руку. Заколебался, заволновался. Арт осторожно поинтересовался, что за опасность разглядел Арчи и нужно ли ему, Арту, более пристально всмотреться в обстановку в коридоре.

«Там есть кто?» – мрачно спросил Арчи.

Арт справно доложил, что коридоры пусты во всех направлениях на восемь-десять метров. Возможно проложить маршрут прямо до столовой так, чтобы встретилось минимальное количество людей, полностью избежать этого не представляется возможным. Так что отсиживайся – не отсиживайся, а идти нужно было.

А ведь это было действительно нелегко. Оно, конечно, Пифий с огромным удовольствием, которого не скрывал, рассказывал ему многократно, что это неприятное ощущение, что на тебя все пялятся, – оно в девяносто девяти случаях из ста ложно, людям в большинстве своем наплевать на других, особенно если они ничем особым не выделяются, а Арчи не выделяется. Просто у него фантазия буйная и самомнение бушует ого-го как, вот и кажется, что он такой особенный, что на него не могут не смотреть. И Арчи соглашался с ним – когда сидел напротив Пифия в его кабинете или в своей комнате или еще где. А затем они расставались, и все начиналось по новой. Арчи напоминал себе снова и снова, что Пифий – умный человек и наверняка знает, что говорит, а не получалось верить в это, хоть ты тресни. Как, например, в это злосчастное утро. Арчи отлично понимал, что раз Арт исправно докладывал Зоннбергу, куда они направляются и что делают, то у того и возможность была представить это как якобы эксперимент по якобы независимой якобы жизни Арчи Кремера, и можно было не волноваться, а оказываться на виду у всех этих людей было отчего-то неловко, неприятно, не хотелось. Просто не хотелось.

Можно было воспользоваться небольшой обманкой, которую Арчи придумал и даже иногда ею пользовался. Спрятаться в Арте, за Артом. Пусть он идет по коридорам, здоровается с кем там и садится за стол, а там уже Арчи выглянет и решится на разговор. И при этом сама мысль о таком маневре вызывала у Арчи глухое раздражение. Он совершил проступок: повел себя нехорошо, не в последнюю очередь безответственно, так мало этого, он еще и продолжает вести себя так же. И тогда оказывается, что Пифий прав. Арчи еще взрослеть и взрослеть, и он полностью заслужил такое отношение – такое, покровительственное, снисходительное, в чем-то уничижительное. Как же, ребенок еще, не способен жить самостоятельно, вынужден постоянно оглядываться на других людей и даже за искином прятаться, лишь бы не сам.

Арчи попытался раззадорить себя, но вместо отчаянного азарта, который, кажется, был бы уместен, не ощутил ничего особенного. Он оставался спокойным; наверное, было допустимо снова воспользоваться образом – гладь, вроде водная, но на планете с силой тяжести, раз в пять большей, чем на Земле. Тогда вода куда больше на ртуть похожа, думалось Арчи, и ветер как ни дует, а помимо ленивой ряби результата никакого. Только свинцово-серебристые блики, только угрожающее волнение, не больше того. Арчи испытывал что-то похожее; он помнил, как легко ему чувствовалось года назад, может, чуть больше, до того неназываемого события. Он за пять минут мог прожить не одну эмоцию, и это было просто, легко, понятно. Не то что теперь. Чувства-то были, от них избавиться можно, только если удалить какие-то там доли в мозге – у Пифия либо у профессора Октавии можно спросить, какие; и кажется, если попросить профессора Робардс, можно будет даже смоделировать такие операции, посмотреть вживую, какие зоны мозга следует изолировать, чтобы перестать чувствовать страх – боль – привязанность – голод – что-нибудь еще, профессор Робардс очень любила рассказывать и показывать, что очень нравилось Арчи. Раньше нравилось, а сейчас было немного любопытно, не более. Куда больше его занимало, что за ерунда творилась с его чувствами. Они-то были, но проявлялись иначе. Даже эта решительность – выйти из комнаты, пойти в столовую, затем собраться с духом и заглянуть к Пифию – она была особенной: прохладной, что ли, отстраненной. Наверное, можно было воспользоваться знакомым ощущением: грудь сдавливало это нежелание выходить к людям, подставляться под их всякие разные взгляды – изучающие, насмешливые, презрительные даже, наверняка и такие будут, снисходительные тоже; Арчи даже ощущал что-то похожее на тошноту, подступавшую к горлу. Только она, словно букашка в янтаре, была упрятана все в то же ртутное спокойствие, пусть и не становилась от этого менее отчетливой. Арчи запутывался. Он со все большим трудом боролся с растерянностью. Недоумением. Чем-то, подозрительно похожим на отчаяние.

Пифий если и удивился, увидев Арчи самым ранним утром, виду не подал.

– Я в парке ночевал, – буркнул Арчи, усаживаясь за стол. Он положил пакет с бутербродом перед собой, покосился на Пифия и спросил, подавшись вперед: – Я могу сделать себе кофе?

Пифий отложил планшет и пожал плечами.

– А если я скажу «нет»? – поинтересовался он.

Арчи пожал плечами и уселся в кресле.

– Можешь, конечно, – усмехнулся Пифий. – Ты во внеурочный час и добровольно. Я рад.

Арчи сделал себе кофе. Поколебался и спросил:

– Ты будешь?

– Обойдусь водой.

Арчи уселся. Сложил руки. Склонил голову.

– Я ночевал в парке, – повторил он.

– Я знаю. И другие, кстати, тоже. С твоей стороны было очень заботливо поставить нас в известность. Или тебе что-то кажется неправильным?

– Я ведь должен был замерзнуть? – задумчиво произнес Арчи.

– Ты – Арчи Кремер или ты – Арчи 1.1?

Арчи пожал плечами.

– Я мерз всегда. Ну, тогда, – тихо сказал он. – Больше не мерзну.

Пифий молчал.

– Арт меня вернул обратно. Я заснул там, а проснулся уже в комнате, – продолжил Арчи.

Пифий нахмурился. Он внимательно глядел на Арчи, терпеливо дожидаясь, когда он наконец заведет речь о том, что его глодало. С ним не стоило спешить: следовало давать Арчи время, тем больше, чем серьезней его беспокойство. Наверное, уместно было сесть рядом с ним, взять его за руку, что ли, погладить по плечу, похлопать по спине. Артефакт, в который заключен мозг Арчи, все воспримет с великолепной точностью, донесет до Арчи, тот, возможно, порадуется. И еще несколько месяцев назад Пифий сделал бы именно это. Сейчас – нет. Сейчас Арчи был старше ровно на один побег, у них с Артом уже была за плечами первая совместно проведенная операция. И это был Арчи Кремер, которого Пифий видел слишком много времени, чтобы оставаться безразличным.

Арчи поднял на него глаза.

– Это ведь такое же самоуправство, как и тогда, когда он сообщал вам все, ну, куда я направляюсь и что делаю. Ну, он. Для него. Я даже не знал, что он все это делал. И сейчас я тоже не знал. думал, что я там и останусь, а проснулся у себя в комнате. Арт решил, что мне будет лучше там. Да?

– Возможно, – пожал плечами Пифий. – Ты знаешь Арта лучше, чем я.

– Ты же спец по нему.

Пифий снова не мог однозначно сказать, что именно Арчи заключил в эту фразу. Был ли он зол, обижен, что-то еще. Скорее всего, и то, и другое, и немало чего помимо. Его голос звучал слишком ровно – изъяны нейроинтерфейса, хотелось думать Пифию; все совершенствующаяся привычка Арчи контролировать себя – скорей всего.

– Смотря что ты имеешь в виду, – осторожно сказал он.

– Ты же воспитывал его, – буркнул Арчи и потянулся за кофе. – И сейчас возишься с ним даже больше, чем я.

Пифий не смог не улыбнуться.

– И что? Арчи, если кто угодно скажет, что понимает, как функционирует искин, любой искин, даже самый примитивный, можешь смело обвинять его во лжи. Технологии, которые кладутся в их основу, и сами принципы их жизнедеятельности известны, а их симбиоз – ничуть. Честное слово. Я неплохо изучил Арта до того, как вы с ним оказались в одном теле, но теперь он меняется куда быстрей, чем я его узнаю. Теперь я всего лишь наблюдаю за ним, а воспитываешь его ты. Ты и знаешь его куда лучше, чем я. Так ты был недоволен, что он вернулся в комнату?

– Нет. Наоборот. – Арчи посмотрел на него, слабо улыбнулся. – Меня это устроило. Это удобно. И с его стороны очень здорово, что он такой заботливый.

– И я слышу «но». Ты все-таки в чем-то не уверен? Сомневаешься, Арчи?

Арчи покачал головой.

– Нет. Все в порядке, – тихо ответил он.

– Да будет, – усмехнулся Пифий. – И поэтому ты первым делом пришел ко мне. Не дошел до столовой, взял в вендоре бутерброд и пришел сюда.

Арчи смотрел на него. Внимательно изучал. Пифию казалось – определенно – почти наверняка: его взгляд был немного насмешливым, самую малость любопытным – и теплым. Потому ли, что он смотрел на Пифия, или потому, что размышлял над чем-то своим. Арчи Кремер. Нет, Арчи 1.1.

– А это нормально, что я…

Он замолчал, перестал улыбаться. Посмотрел на Пифия – по-детски серьезно, старательно сдвинув брови и поджав губы.

– Что ты ..? – осторожно поддержал его Пифий.

– Что я тоже меняюсь.

Помедлив, Пифий произнес:

– Смотря что ты имеешь в виду.

– Ну…

У него изменился взгляд. Или Пифию это казалось. Но ребенок, который сидел перед ним пару секунд назад, исчез. И Пифий смотрел – любовался молодым человеком. То ли впечатляющим произведением искусства, то ли инопланетянином. У Арчи даже лицо стало угнетающе симметричным. Пифий непроизвольно задержал дыхание.

Такие мелочи не ускользали от внимания Арчи – теперь, в смысле. Раньше-то он на них внимания не обращал. Впрочем, раньше он был куда более юным созданием, не замечавшим многих знаков, а если замечавшим, то не всегда понимавшим, что они могли значить. Теперь – еще как. Арт не упускал ни единой детали, примечал много дополнительного, что оставалось невидимым невооруженному человеческому глазу; с толкованием этих деталей пока были проблемы – Арчи не понимал многого. Но учился. И соотносить тоже учился. С тем, например, что вызывает какие реакции. Злиться не получалось: был бы мальчишкой как раньше и смотрели бы на него с жалостью-сочувствием-отвращением, он бы злился. А сейчас не получалось: реагировали не на него – на его оболочку, которая все-таки не была им.

Пифий осторожно выдохнул. Выдоха не было слышно, движения грудной клетки тоже оставались почти незаметными, но и они не прошли мимо Арчи. Еще было бы любопытно узнать, что так испугало Пифия. Не слова же. Не попытка же анализа – «свой – чужой», «человек – кукла», «живой – неживой», «естественный – искусственный», «тогда – сейчас», «я – не я». И Арчи не горел желанием облегчить Пифию задачу: знай себе смотрел немигающе, слабо улыбался, даже не делал вид, что обдумывает свои слова. Просто молчал.

Ответом ему было такое же терпеливое молчание и такая же легкая улыбка. Опыт, мать его, жизненный опыт и интеллект, закаленный в самых разных боях, с наглыми юнцами в том числе. Пифий вынужден был моргать, потому что физиология требовала. Арчи обходился без этого – и следил с любопытством за Пифием, спокойным, терпеливо ждавшим, что именно занимало Арчи.

Внимательный, ни капли не сочувствующий, не снисходительный, а заинтересованный взгляд Пифия оказался убедительней всяких слов; настроение чуть сдвинулось от состязательного к сотрудническому; Арчи перевел взгляд в сторону. Вправо вниз. Когда он, побуждаемый вопросами Пифия, призванными стимулировать самопознание, что ли, обратил внимание на такие мелочи, ему было забавно узнать, что когда он что-то обдумывал, то смотрел именно туда. Это не изменилось; то ли Арт тщательно соблюдал привычки Арчи, то ли тело было настолько хорошим, что даже мельчайшие рефлексы прошлого оказались перенесенными в него. Так что взгляд вправо вниз, небольшая пауза, за которую Арчи не только обдумал, что именно его беспокоило, но и стоит ли Пифию еще и это рассказывать, и решил все-таки поделиться.

– Я, наверное, должен был разозлиться на Арта. Я не знаю, хотел ли я остаться там, на берегу, или все-таки вернуться домой. Арт сам решил, доставил меня, и вот. Скажи, это нормально, что я как будто не чувствую ничего?

У Пифия приоткрылся рот. Арчи внимательно смотрел на него.

– Ну и вопросы ты задаешь, Арчи Кремер. Может, ты лучше о судьбах мира будешь думать? –усмехнулся Пифий. – Тебе по возрасту все-таки ближе. А ты разве не чувствуешь ничего?

– Я злился на вас, что вы следили за мной, но как-то… механически. Я пытался злиться и на Арта, и не получается. Наверное, я должен злиться и на себя, что… что… – Арчи покосился в сторону окна, сдвинул брови и упрямо продолжил: – что… мне неприятно… ну, выходить, понимаешь? Чтобы на меня все глядели. Но даже это… ну… Оно не такое. Оно как будто чужое, не мое. Просто не такое.

Арчи смотрел на него. Пифий отложил планшет, сплел пальцы, внимательно смотрел на него.

– Арчи, скажи, эти мысли – как они возникли?

В ответ – вместо ответа, наверное – Арчи вжался в спинку.

– Пойми меня правильно, – Пифий вскинул руки, открыв ему ладони – то ли показывал, что безоружен и почти беспомощен, то ли демонстрируя, что искренен с ним до самого предела. – То, что ты говоришь – это очень хорошо. Это здорово, Арчи, великолепно. Но это было бы ожидаемо, если бы ты был лет этак сорока от роду. А тебе дотуда еще пилить и пилить.

– Ты всегда требовал, чтобы я внятно говорил, что мне не нравится, – огрызнулся Арчи и отвернулся.

– И что плохого в том, что ты можешь внятно объяснить, что у тебя на уме? – не думая предаваться сочувствию, пожал плечами Пифий. Арчи недобро посмотрел на него. – Ладно, – хмыкнул Пифий. – Попробуем иначе. Вы с Артом, я так понимаю, постепенно ищете общий язык. Так? – подождав немного, рассчитывая все-таки получить ответ, но тщетно, он продолжил: – Будем считать, что относительно успешно. И как ты к этому относишься?

Арчи пожал плечами.

Пифий, тщетно подождав полминуты, покачал головой и продолжил:

– Давай попробуем зайти с другой стороны. Твою ситуацию нормальной не назовешь. И что-то мне кажется, что ты не просто анализируешь, что да как да как тебе в ней живется, но и выискиваешь подвох. Ты присматриваешься к себе и своим ощущениям куда более пристально и подозреваешь каждое движение души, что оно неправильное, не такое. Вообще, – Пифий принял более удобную позу, – вообще что ты испытываешь, когда стоишь перед зеркалом? Это ведь ты перед ним стоишь, Арчи Кремер. Или ты твердо уверен в ином? Даже не так. Ты готов принять то отражение в зеркале как свое?

– При чем здесь мое отражение? Как это вообще связано? – хмуро спросил Арчи.

– С тем, что ты придираешься к себе. Что выискиваешь недостатки и оплошности. Я даже подозреваю, что не столько в твоих отношениях с Артом, сколько в себе самом. У тебя уже сложились какие-то представления о себе и о том, как следует себя вести в каких-то ситуациях. Арт, я так понимаю, в эти представления не вписывается. В твоей жизни что-то происходит, и ты впихиваешь это событие в знакомые тебе рамки, забывая, что они уже не подходят. Люди глазеют на тебя, потому что ты – привлекательный молодой человек, а не потому что ты маленький мальчик с деформированным телом, да еще и в экзоскелете. Например. Ты ждешь, что, нырнув в ледяную воду, ты замерзнешь за дюжину секунд, а вместо этого Арт контролирует теплообмен, понизив температуру тела, чтобы увеличить энергию, необходимую, чтобы твоей голове было тепло, и все в порядке. Ты не способен сердиться или пугаешься не так легко, потому что твое тело не вырабатывает гормон страха или ненависти, и поэтому твои эмоции оказываются сглаженными по сравнению с тем, что было раньше. Так что давай еще раз. Что именно сбивает тебя с толку в том, что ты не сердишься на Арта? Он не дождался твоего распоряжения, не разбудил тебя, а просто сделал то, что объективно являлось самым разумным. Ты согласен с тем, что это решение разумно, пусть оно и не твое. Все ведь в порядке. Или твоему человеческому самолюбию неприятно признавать правоту искина? И не абы какого искина, Арчи Кремер, а Арта, которого тебе навязали помимо твоей воли. Так?

Арчи отвел глаза – снова вправо и вниз.

Пифий решил рискнуть.

– Арчи, оттого, что ты примешь Арта, ты не перестанешь быть Арчи Кремером. Оттого, что ты будешь делить свою жизнь с ним, а его жизнь с тобой, ты не растворишься в Арте. Ты останешься тобой.

Арчи смотрел на него.

– Думаешь? – тихо спросил он.

– Уверен, – спокойно ответил Пифий. Он ухватился руками за колено, улыбнулся торжествующе – самую малость, совсем немного, рассчитывая на ответную улыбку.

Арчи отвел глаза. Пожал плечами.

– Возможно, – бросил он и встал. – До вечера.

– Твой кофе, – поспешно произнес Пифий, нахмурившись.

Арчи взял сверток с сандвичем.

– В вендоре возьму, – буркнул он.

Впереди был день, наполненный, как обычно, всякой дрянью. Общеобразовательные предметы. Специальные. Физподготовка. Физиотерапия – на кой бы она нужна. Консультации с врачами – хотя смысла в них Арчи не видел совершенно, как будто Арт не сообщал им все время, что да как да почем. Пифий, который делал вид, что Арчи не прискакал к нему ранним утром, подстегиваемый придуманными страхами. Бесконечный парк, в котором Арчи пытался спрятаться невесть от чего. Он выбрал уголок подальше, поукромней, под деревьями и за кустами, привалился спиной к стволу дерева, обмяк. Самым дурацким было четкое понимание, что он никогда не останется один. Даже если договориться с Артом, его все равно невозможно будет полностью выключить из своих собственных мыслей, отключить от своего собственного мозга. Арчи не успел подумать – угрюмо, раздраженно, обреченно, как ответом ему было настороженное, обиженное, растерянное прикосновение Арта, которое при желании можно было перевести в слова примерно так: что за фигня, Арчи?! И от этого хотелось выть, а сдерживало отчетливое понимание, что выть-то будет тело Арта под управлением Арта, а он, Арчи в нем всего лишь квартирант. И снова обиженное Арта: ну неправда же, неправда! Арчи опустился на землю, ухватился руками за щиколотки, уткнулся лбом в колени. Он не понимал, что делать. Он не понимал, чтó он такое.

Арт исправно возвращал его в комнату к утру, послушно выбирал самые укромные маршруты, даже перенимал кое-какие обязанности. Например, дурацкие занятия по географии. Это Арчи-то, человека, интегрированного с очень-очень продвинутым искином, учить географии, когда достаточно простого движения мысли, чтобы вызвать на внутреннем экране любую карту с любым разрешением, определить на ней любую точку в любой системе координат, и что там еще может понадобиться. Математика – это хозяину Арта, умненького искина, который какие угодно формулы решал за здорово живешь. А когда профессор Алессандра возмутилась, что Арчи подозрительно быстро и подозрительно правильно решает задачи, Арчи извинился и тихонько попросил Арта считать не так быстро и не так точно. И она осталась довольна, заявила, что Арчи замечательный ученик, и она была бы рада, если бы он стал ее студентом. Физподготовка: Арт за здорово живешь делал все, что от него требовали, Арчи вообще не обращал внимания на то, чем тренеры с ним занимались; есть Арт, он нужен тем высокопоставленным дядьям, пусть он и учится всякой фигне. А Арчи дремал. Тем более, что Арт тщательно следил, чтобы в любых условиях обеспечивать максимальный комфорт Арчи – читай, мозгу.

Пифий пытался завести разговор о той странной проблеме – о его самоопределении, но Арчи увиливал. Все хорошо. Они с Артом ладят. У них все получается. Показатели в норме. Что еще нужно? Можно было поразмахивать информацией, поставляемой Артом: о том, что Арчи самоустраняется, отказывается управлять им, как и предполагалось, что его настроение не отличается оптимизмом и интерес к жизни подувял, но сделать это – и снова окажешься отброшен к самому началу, и снова придется мучительно долго доказывать, что тебе следует доверять. Арчи же больше не откровенничал. Арт сообщал о книгах, которые его интересуют, фильмах, играх, симуляторах – и Пифий отчего-то не мог избавиться от ощущения, что Арчи пытается его, их с Зоннбергом и кем еще, кто имеет доступ к самым сокровенным тайнам Арчи 1.1, – их всех дурить. Список этих материалов был слишком разнородным, необъяснимо эклектичным, и скорость, с которой Арчи обрабатывал информацию, была подозрительно высокой: для поверхностного ознакомления условно достаточной, для основательного изучения – скудной, если не сказать больше. Что из этого действительно интересовало Арчи, не мог достоверно определить даже Арт. Он предполагал, ориентировался на миоэлекронные импульсы, на активность возвратов к единицам информации, на что-то еще, но уверен не был: Арчи не останавливался на какой-то одной теме, а так и развлекался совершенно разрозненными объектами.