Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 33 (всего у книги 50 страниц)
Он не дождался ответа Арчи, вошел в воду и нырнул. Арт молчал, решив сам, что объект не опасен, и признав решение Арчи, который был бесконечно благодарен ему за молчание.
Арчи сидел, вытянув ноги, смотря то на небо, то на море, следя за этим – новым знакомым, который отплыл достаточно далеко, но по-прежнему на безопасное, благоразумное расстояние. Очевидно, это место выбирали далеко не искатели приключений: для них существовали иные курорты.
– Свежо нынче. И вода прохладная, – говорил Мартин, выходя на берег. – Спасибо, что присмотрели за вещами, Арчи. Артур?
Арчи пожал плечами на первую его фразу, кивнул на вторую.
– Или вы позволите мне быть, эм, несколько фамильярным? – полюбопытствовал Мартин, опускаясь на камни рядом с ним. И снова непонятная для Арчи интонация. Арт мог измерить ее в Герцах, децибелах, черте, дьяволе, но что она значила? Голос – чуть глубже, интонация – лабильней, и забавная улыбка, которой Мартин сопровождал свои слова. – «Арчи» звучит все-таки так по-домашнему, по-приятельски, но если вы позволите, я с удовольствием буду использовать именно его. Хотя именно «Артур» подходит вам больше.
Он сидел против солнца, заглядывал Арчи в лицо; тому было забавно слушать его слова, но куда интересней – узнать, что они значили.
– Вы собираетесь еще окунуться? Или с утренней зарядкой покончено? – спросил Мартин, вытирая плечи.
– До дома возвращаться двадцать минут. – Лениво заметил Арчи, щурясь солнцу. – Чем не зарядка.
– Не хотите присоединиться к нам за завтраком? – предложил Мартин.
– К вам? – после паузы решил уточнить Арчи, внимательно глядя на него.
– Угу, к нам. Мы только что завершили огромный проект и решили отметить это вдали от цивилизации. Я и мои компаньоны.
– Они не будут против?
– Едва ли, скорей наоборот. А вот ваши друзья?
– Я здесь один.
– М-м-м, – многозначительно протянул Мартин. В выражении его лица что-то изменилось. Оно стало – сочувственным? Как все-таки странно воспринимается человеческая мимика сквозь призму Артова восприятия. Или это Арчи такой бестолковый – невнимательный – неталантливый.
С другой стороны, Арчи знал – ему неоднократно показывали на примерах, он сам принимал участие в разработке кое-каких штук, не в последнюю очередь благодаря Арту – как функционируют программы тех же камер наблюдения, оценивающие поведение и настроение человека по выражению его лица. Человек мог считать, что фантастически наблюдателен, способен прочесть мысли человека по выражению его глаз, а психологи проверяют – и сомневаются в человеческих способностях все больше. Наблюдательность основывается не в последнюю очередь на умении примерить ситуацию на себя, поставить себя на место другого. Так что умные камеры всегда ориентировались на целый комплекс наблюдений – не только за мимикой, но и пантомимикой, интонациями и чем только еще, и все равно нуждались в человеке-операторе, который принимал бы решение о том, насколько состояние наблюдаемого критично. И Арчи вроде оценивал правильно эмоции Мартина – в этом сомнений не было, но оглядываясь назад, не понимал: что он сказал такого, что бы было расценено как достаточная причина для сочувствия? Странный все-таки народ эти люди.
В любом случае, что там Мартин ни думал, больше это странное сочувствие в его взгляде не читалось. Дорожка была неширокой, солнце поднималось все выше, и становилось ощутимо жарче; Мартин рассказывал, о том, как удирал от краба – а потом краб от него, он смеялся – его глаза смеялись, и Арчи улыбался вслед за ним: кажется, Мартин был неплохим рассказчиком, не боявшимся выставить себя в глупом свете. Сам по себе рассказец был так себе, но Арчи было любопытно – он даже удовольствие получал от возможности идти рядом с кем-то по лесу, слушать, говорить, смеяться.
За столом на веранде уже устроились трое людей, которых Мартин представил по именам – Лайнус – двоюродный брат, Роберт и Газменд, сидевшие красноречиво близко друг к другу. Недвусмысленно близко, как подумалось Арчи. Он готовился к самым разным реакциям – не в последнюю очередь неприятию, но был рад разочароваться: его приняли вполне дружелюбно.
Удивительно, но Мартин вызвался проводить его после завтрака. Арчи недоуменно смотрел на него. Идти было метров сорок, не более. По милой тихой улочке, на которой самым опасным созданием был куст шиповника. Это было странное предложение. Но оно не удивило трех остальных людей, а сам Мартин был настолько рад предстоящей прогулке, что Арчи не решился не принять его.
Он так и не понял, зачем это было нужно. Но ответил на вопросы Мартина о том, как ему понравился дом – «отлично», как спалось – «непривычно: слишком тихо», на что Мартин согласно закивал и пожаловался, что первые два дня для него были просто мучением, до такой степени неестественно казалось полное отсутствие всех этих уличных шумов; есть ли планы на ближайшую неделю – «дочитать Трента Кейна наконец», на что Мартин скривился: «Я честно сражался с ним три недели, но так и не справился. Хотя Газменд находит его забавным». Арт осторожно предположил, что встречное приглашение на кофе вполне бы соответствовало этикету – реципрокация, все дела. Арчи предложил Мартину кофе – тот с радостью согласился.
Вечером Мартин заглянул к нему снова: они-де едут в районный центр в клуб, и не хочет ли Арчи составить им компанию. Арчи, до этого сидевший на стуле, водрузив ноги на перила, неторопливо снял их и заинтересованно поднял брови. Мартин наклонился вперед и многозначительно улыбнулся:
– Мы сможем всегда убраться оттуда, если захотим. Я сам не очень люблю клубы, но и все время безвылазно сидеть в этой деревушке тоже скучно, согласись. М, Арчи?
– Дай мне две минуты, – ответил Арчи.
Подходя к машине, Мартин сказал:
– Ты действительно справился за две минуты.
Его рука опустилась Арчи на плечо и осторожно погладила его. Жест был совершенно не угрожающим – и неожиданным. Напоминавшим нечто, но совершенно забытое. Какие-то давние детские воспоминания, что ли. Как его трепали по голове, могли осторожно похлопать по плечу в знак поддержки или одобрения, тогда, еще в другом теле, и при этом другим – или память с ним играет в свои игры? Арчи терялся – что этот жест значит сейчас, он не до конца понимал, хотя предполагал.
На его вопросительный взгляд Мартин пояснил:
– У подавляющего большинства людей «собраться за две минуты» значит потратить на это не менее пятнадцати. У меня, если честно, тоже. Боюсь предположить: армейская выучка?
Арчи усмехнулся и коротко кивнул.
– Потрясающе. Какие войска? Или – это военная тайна? – игриво спросил Мартин.
Арчи засмеялся, не фразе: она была глупой. Интонации. После таких настойчивых заигрываний даже у такого бревна как он все сомнения должны отпасть. С ним, с Арчи 1.1, действительно флиртовали.
Более того. Мартин не скрывал, что находит его офигенно привлекательным молодым человеком, особенно после пары порций местной водки; офигенно возбуждающим собеседником – после четвертой порции его рука вовсю странствовала по бедру Арчи, а сам он подбирался ближе и ближе.
И Арчи было любопытно: можно ограничиться экспериментом, а можно – просто получить удовольствие. В конце концов, он в отпуске. Он заслужил. Арт понял его намерение, гадский искин, желающий только добра своему хозяину и находящий высшее удовольствие в исполнении его желаний. Ладонь Мартина на колене Арчи воспринималась как-то непривычно остро, звуки стали чуть приглушенней, но голос Мартина доставлял значительно большее удовольствие, пусть это и были совершенно бестолковые слова. И казалось: он привлекателен. Подтянут, ухожен, доволен собой и миром; очевидно, опытен; кажется, щедр. Доволен собой и миром. Легкомысленен и поверхностен – тут к бабке не ходи, но они и не эксперимент по атомной физике проводить собираются. И зрение: то ли Арт развлекался, то ли Арчи так обрабатывал информацию: цвета стали выразительней, изображения объемней, невидимый спектр был скорректирован так, чтобы позволить Арчи наслаждаться изображением, а не изучать его. И, кажется, он был возбужден.
«Арт, ты сволочь», – мимоходом подумал он.
Был бы аватар Арта человеком, он бы мог гнусно захихикать. На радость Арчи, он радостно повилял хвостом.
– Как ты смотришь на то, чтобы вызвать такси? – прошептал Мартин на ухо Арчи.
– Хорошо, – отозвался он. – Пойдем.
– А-а-а… – недоуменно протянул Мартин.
Арчи многозначительно дотронулся пальцем до глаза, намекая на умные линзы. Мартин одобрительно кивнул головой, встал вслед за Арчи, обнял его, поцеловал в шею.
– Я весь нетерпение, – прошептал он.
Арчи обернулся, улыбнулся – оскалился, скорей, скрывая растерянность; Мартин воспользовался его движением, чтобы поцеловать, и это устроило Арчи, более того – было приятно.
А затем Арчи сталкивался с бесконечными дилеммами: как далеко можно пойти в такси – общественный ведь транспорт, хотя Мартин, совершенно не смущаясь, запускал руки ему под одежду. Хорошо, что это было автоматическое такси. Что дальше делать, когда они вывалились из машины у дома Арчи – сразу в спальню или задуматься насчет каких-то формальностей. Хорошо, что и в этом случае Мартин решил все за него и принялся целовать прямо у крыльца. Арт не унимался, подбавлял в кровь гормонов – мог же, сволочь, регулировать их уровень, стимулировал и миоэлектронными импульсами, и Арчи хотел еще большего. Но до чего же все это было непривычно: Мартин, стягивавший с него брюки, становившийся перед ним на колени, восхищенно стонавший, казавшийся удивительно привлекательным; Арчи поднимал его, они вваливались в дом, и Мартин смотрел на него жадными глазами, глубоко дышал, говорил какие-то несусветные глупости, которые Арчи находил удивительно милыми. И еще одна дилемма: что дальше. Предполагалось, наверное – насколько Арчи знал, – что будет иметь место и сам половой акт? Хорошо, что Мартин снова решил все за него – надел Арчи презерватив, озаботился смазкой, улегся поудобней – подходи и бери.
Но утром перед Арчи стояла дилемма, которую мог решить только он – пусть и с помощью Арта: Мартин еще спал, хотя времени было что-то около десяти утра. Будить его и приглашать к завтраку? Устроить романтический завтрак – кофе в постель? И если отнестись серьезно к оценке ситуации, то как просчитывать возможности? Какие вообще вероятности расценивать как значимые, и на какие обстоятельства обращать внимание? Как вести себя, черт побери?
Арчи решил попытать счастья с романтическим жестом. Жутко нерациональным, если честно, вызывающим неловкость: гостя нужно будить, предлагать кофе, которого он может не хотеть, и с чего бы это считалось милым? Но Мартин был доволен – кажется, признал Арчи под хмыканье вредно скалившегося Арта. Он – Мартин – сладко зевал и потягивался, довольно улыбался, не открывая глаз, принимал чашку из рук Арта и совершенно не стремился их – руки – выпускать, лукаво щурился поверх ее краев и снова говорил – говорил – говорил ему комплименты.
Это была занимательная неделя. Мартин перед тем, как сесть в машину к своим друзьям, долго стоял перед Арчи, молчал, смотрел в сторону.
– Есть ли шанс, что мы еще встретимся? – наконец спросил он.
Арчи опустил голову.
– Едва ли, – тихо сказал он. Помолчав, решил добавить: – Меня могут отослать в бесконечную командировку на Марс.
Мартин невесело усмехнулся, обхватил его за затылок, привлек к себе, поцеловал.
– Жаль, – тихо сказал он.
У него не возникло ни малейшего сомнения в том, что из себя представлял Арчи. Стоя перед зеркалом в ванной комнате, Арчи в который раз изучал свое отражение, пытаясь смотреть на него глазами Мартина – его друзей – Лурдес и Августа из дома номер 11, семьи из седьмого дома – других людей. Ничто во внешности не выделяло Арчи. В принципе, даже если руководствоваться субъективным критерием внешней привлекательности, он все равно был одним из многих. Мартин после очень плотного контакта не усомнился ни в чем, никто другой не задумался и не заподозрил чего-то ужасного. Арчи был одним из них, он вел себя пусть неловко, но вполне по-человечески. Подумаешь, опыта не хватает. Он – дело поправимое. Но сами ощущения от него были обычными, общение с ним – оценивалось как приятное.
Мартин отослал ему пару сообщений, но он действительно был легкомысленным человеком – уже через две недели его профиль в соцсетях наполнили снимки с каким-то милым молодым человеком. Арчи искренне пожелал ему удачи и больше не вспоминал.
Оказалось, что одиночество может быть приятным. Что Арчи выбрал замечательное место. Что жизнь неплоха. Что у него есть все основания считать себя обычным человеком.
И в самом конце отпуска оказалось, что он еще и служащий хоть куда. Аронидес подписал приказ о его назначении в Марсианскую часть. И даже счел нужным поздравить с отличным прохождением предыдущей практики. Арчи перечитывал это сообщение раз тридцать и все равно возвращался к началу.
Шесть недель отпуска – много. А три года на Марсе?
========== Часть 30 ==========
Перелет к крейсеру «Адмирал Коэн» был незапоминающимся, будничным каким-то. До крейсера пассажиров доставляли на шлюпке полувоенного образца, что значит минимум удобств при кажущемся максимуме эффективности, Арчи развлекался, примеряя самое разное вооружение на внутренних и внешних ее стенах – до чего хорошо иметь постоянный доступ к очень мощному компьютеру. Пристыковка была какой-то жесткой, то ли за пилота был стажер, то ли виной был полувоенный стиль шлюпки, то ли еще какая дрянь, пришлось, иными словами, поволноваться. Но у Арчи уже был опыт – на Луне и не на таких агрегатах летали, перелетали с нее на искусственные спутники в таких коробках, что он только диву давался, как они стартовые и конечные перегрузки выдерживают, а ребята-пассажиры только смеялись, да свистели-улюлюкали пилоту – одному из них, по сути, и обходилось. Но это там. Здесь же шлюпка была полна гражданских лиц, которые только и прошли, что недельную подготовку в кабине-симуляторе, а опыта реальных интрагалактических путешествий у них как раз не было, что и сказывалось: сначала все прилипли к иллюминаторам, хорошо те были непрозрачными, затем, когда шлюпка сначала глухо стукнулась о шлюзы, затем отчего-то начала вибрировать, в салоне установилась такая нервная тишина, что Арчи практически физически ощутил электрические разряды от их напряжения, волнами пробегавшие по коже. Но все закончилось относительно благополучно и достаточно быстро; в сравнении с теми же симуляциями – так и вообще молниеносно и без инцидентов. Для новичков, впрочем, нашлось изрядно поводов поволноваться, то корпус недобро вибрировал, то был отчетливо (и поэтому пугающе) слышен рев двигателя – это в космосе, где вроде как нет воздуха и не в чем распространяться звуковым волнам. То из пилотского отсека вынырнул один в форме и метнулся в хвост; хорошо без паники обошлось.
После часа и пятидесяти с чем-то неприятных минут в челноке, после перемещения через все шлюзы, проходы, размещения в каютах, обязательного знакомства с правилами поведения на борту начался собственно полет. На Марс.
Сказать бы, что в этом было нечто особенное – так Арчи предпочел бы поосторожничать. Марс был достаточно хорошо освоен, ни в коем случае не полностью терраформирован, как в многочисленных фантастических романах, но площадями для жизни, даже не так – объемами для жизни обладал внушительными. Там можно было жить достаточно комфортно; более того, кое-какие признаки роскоши наличествовали. С этой точки зрения казармы на Луне были куда более спартанскими, а глубинные испытательные, технические и электростанции, которые потихоньку возводились на океанском дне, так и вообще больше походили на капсулы. Наверное, самым романтическим в представлении о Марсе было то, насколько далеко он расположен – не более того. Это как первоклашке первый раз в своей жизни из пригорода дотопать до школы в административном районе. Расстояния – километра полтора, не больше, но впервые – одиссея – проверка на целеустремленность – что там еще, и соответственно – впечатлений! Так и Арчи: ему было любопытно, но не более. Быт представлялся знакомым, пусть приходилось делать скидку на незнакомое общество и наверняка зародившуюся там новую культуру. Его положение тоже не должно было отличаться от всех предыдущих. Обязанности – не неожиданными. Разве что – невероятно далекая планета, которая вынужденно обеспечивает себя сама в условиях исключительно скудных ресурсов: там нужно все, а рассчитывать можно только на себя. Даже с учетом колоссального скачка в развитии межпланетных путешествий, благодаря которому стало рентабельным гонять «Адмирала Коэна», а до этого еще одну жестянку чуть меньших размеров, на Марс и обратно – и с точки зрения хронологической, и материальной, каждые два месяца его не пошлешь, и все, чего не хватает, не привезешь с платформ в Северном Ледовитом океане, с фабрик в Азии или Южной Африке; на Марсе приходилось рассчитывать только на себя и только в следующую очередь на грузовой отсек «Адмирала Коэна», а это накладывало определенный отпечаток на психологию марсиан. Аскетические условия жизни на Марсе в принципе не были для Арчи чем-то неожиданным – он раз за разом попадал в такие лагеря, в которых скудость быта только и была возможна; куда сложней было справиться с беспокойством по поводу очередной новой психологии.
Крутись как хочешь, пусть Аронидес позволял своим советникам и вообще самым крутым погонам с юношеской горячностью обсуждать возможность применения комбинированных биокибернетических организмов вне земных и околоземных пространств, читай таких, как Арчи, то ли сильно развитых искинов, то ли сильно усовершенствованных людей, читай там, далеко, докуда на самых мощных кораблях лететь месяцами, но даже самый отчаянный консерватор не мог отрицать, что обустройство человека в радикально новых условиях влечет за собой не только изменение этих условий, но и изменение самого человека.
Одно дело быть космодесантником на Луне, летать на вахты к Венере – и совсем другое город на Марсе. От Луны до Земли практически рукой подать, скучнейшее, рутиннейшее путешествие, голубая планета возбуждает, вызывает священный трепет в сердце и комок в горле первые два-три раза, а затем это превращается в работу. Ну родная планета, ну далеко. Выйдем, задерем голову, прищуримся, посмотрим вверх – увидим. Понадобится – прокатимся на другую сторону Луны и тогда все равно увидим. Ну Венера, ну далеко, ну жарко, странные пейзажи, особые условия работы – но после этого все равно домой, на Землю. Работники на таких станциях были особым народом, квалификации настолько высокой и многогранной, что мало какие частные корпорации осмеливались предлагать отставным из них работу: потому что натаскивали таких специалистов не по одному году, дрессировали жесточайшим образом, и платить им нужно было бы соответственно. Не дураки же были те, кто просчитывал эти полеты, им нужны были универсальные специалисты – так можно сэкономить на человеческом ресурсе, что значило экономию не только финансовую, но и воздуха, воды, провизии, не в последнюю очередь аппаратуры, офигенную экономию объемов и веса, что опять же значило возможность впихнуть в корабль чуть больше, иными словами, универсальность была тем еще ресурсом, формировавшим и характер; осознание своей уникальности меняло личность, бесконечные перелеты в относительно полной изоляции и в условиях крайне ограниченного пространства меняли ее все больше, но человек-то все равно возвращался на Землю. Ладно, пусть он пропитался романтикой этих странствий и ему на родной планете или даже рядом с ней становилось слишком тесно, сила тяжести была слишком большой, воздух неочищенным, вкус воды никогда заранее не предскажешь – то, что народ гордо называл «естественным», а люди вокруг были, как бы помягче выразиться, недотепами, не познавшими прелестей ЧП в нескольких миллионах километров от родной планеты, практически посередине бездны – над, под, впереди, позади и по бокам от нее; но им было куда возвращаться, их ждали, их встречали, и в том, чтобы высокомерно поглядывать на простых смертных, тоже было определенное удовлетворение, вознаграждение, компенсация. А эта долбаная марсианская община все больше становилась штучкой в себе. В нее влиться – непросто, стать простым обывателем в городе – не получится, бездельников оттуда запросто выкидывали обратно на Землю, и в ней все отчетливей выделялись свои лидеры, свои мотивы, своя политика, чего уж.
Пока они были почти полностью зависимы от терранской поддержки. Всё высокотехнологичное, а вместе с технологиями и люди на сто процентов поступали на Марс с Земли. Чтобы марсиане что-то могли противопоставить, чтобы оказалось возможным относительно автохтонное существование, необходимо, чтобы населения на Марсе было хотя бы несколько миллионов – в ближайшие восемьдесят-сто лет недостижимая задача. Но и у них тоже были свои рычаги воздействия на Землю. Марсиане, лихое племя, жаждали подобраться к астероидному поясу – что, по большому счету, было мечтой местных, терранских лидеров, что, если на то пошло, было чуть ли не основополагающей задачей коммуны на Марсе. Они уже начали пробные вылеты и даже сумели притаранить первый астероид на тонну с небольшим, ох и ликовал народ. И модус разговоров начал меняться. Не «пожалуйста, не могли бы вы выделить нам то и то, оно не просто необходимое, оно очень необходимое, вы же не оставите в крайней нужде своих братьев и сестер», а «хотите поиметь того и того – мы не против, но и с вас то и то». Этот азартный народ уже понимал важность максимальной интеграции человека и технологии. Собственно, на своей шкуре испытывал каждый день. На улицу выйти – только в скафандре, обеспечивавшем защиту от жуткого холода и куда более страшной радиации, жилье строить – так чтобы света хватало, чтобы воздух был правильным, но и опять же эта защита от солнечной радиации, ураганов, которые на Марсе были, несмотря на совсем редкую атмосферу, и были такими, что мощные воздушные потоки в стратосфере по сравнению с ними – просто легкий бриз; теплицу обеспечить – так воздухом ее накачать чего-то стоит, а почву сформировать – так и вообще задача из сложных, и дело даже не в том, чтобы напитать водой безупречно сухой песок – его хватало, воды на Марсе по большому счету тоже, но и ее нужно добывать со всевозможными ухищрениями, а бактерий не было совершенно, а без них фокуса с урожаем не получалось, а потом еще все сохранить-переработать… иными словами, общество на красной планете изначально зарождалось как технократическое, и проще оно не становилось. Соответственно и отношение к технологиям было этаким – утилитарным. Без них никуда, следовательно они должны быть максимально эффективными при минимуме затрат.
По идее, Арчи 1.1 должен был запросто вписаться в такую цивилизацию. В конце концов, что он по сути представляет собой, как не торжество технологий. И: не для того ли затевался этот проект, чтобы на передовой стояли вот такие молодчики?
Аронидес, подписав приказ о трехлетней командировке Арчи Кремера на Марс, не стал противиться и небольшому празднику по этому поводу. Сплочает дух, усиляет единомыслие, бла-бла, психологи опять же рекомендуют; кроме того, это была отличная возможность поговорить с Арчи в неформальной обстановке. На кой ему это было нужно – так проект же из невероятных, тех, что определяют будущее – и глуп бы он был, если бы в угоду прагматизму отказался от таких высоких слов, потому что они были истинными, черт побери, Ромуальдсен затеял эту эпопею, не представляя, насколько выгодной она окажется в долгосрочной – и мегадолгосрочной перспективе; крутись как хочешь, а Арчи Кремеру и научно-исследовательский центр, и многие из приближенных Аронидеса обязаны немалыми достижениями. Достаточно обвести взглядом ближайшее окружение и припомнить: тот нажился на научном лобби, тот сделал себе имя в какой-то синергетической дисциплине, основанной на принципах, которые разработаны в проекте «Арчи 1.1», тот успешно применяет кое-какие инсайты, совершенно побочные замечания, которых полно в отчетах Арчи Кремера и которым сам Арчи не придавал никакого значения – для него они были совершенно естественны; у того тесть по его наводке лет десять назад выкупил контору «Рога и копыта», быстрехонько приобрел пару патентов, которые тогда казались совсем ниочемными, а теперь ворочает миллионами. Теперь пришла пора иным наживаться на одиссее Арчи, в первую очередь тем, кто следил за дальними галактическими перелетами, тем, кто мечтал об освоении и заселении – почему нет – лун Юпитера. Для этого не мешало бы узнать, насколько вынослив этот киберчеловек – Арчи 1.1 – в таких перелетах и таких условиях, считай в полной изоляции.
Арчи Кремер изменился. Или Аронидес постарел, кто его знает. Но нынче Арчи был куда менее напряжен, хотя общество, собравшееся, чтобы помахать вслед герою кружевным платочком, было зубастым – просто бассейн с акулами. Прошлый-то раз помещение было битком набито людьми, которые знали малыша Арчи бесконечно долго, любили и ценили, и за ними можно было спрятаться, а Арчи был напряжен до судороги. Сейчас же он вел себя совершенно спокойно. Был безупречно вежлив, отвечал с уставным почтением, требуемыми паузами и темпом речи – и был полностью безразличен ко всему происходящему. Неизвестно, воспринимали ли другие члены генштаба изменения в Арчи так остро, или Аронидес был настроен на такой сентиментальный лад, но он не мог не одобрять выдержку Арчи – и при этом ощущал опасливый холодок, осторожно пробегавший по коже. Мальчишка вел себя почтительно – это да. А был ли он почтительным на самом деле, оставалось загадкой.
Особенно с учетом некоторых изменений. Например, саботажа Арта – он, оказывается, все решения согласовывал с Арчи, использовать его помимо ведения хозяина оказывалось невозможным, даже для невинных заданий вроде контроля и анализа местности. Более того, очень ловким образом Арт оказался переподчиненным – он был удален из иерархии «центр/контролирующий орган – Арчи – Арт» и полностью подчинился Арчи и только ему. Как парню удалось такое провернуть, со стопроцентной надежностью узнать не получилось. Аналитики считали, что бить тревогу совершенно бессмысленно, Пифий Манелиа, чертов мозговед, был в этом абсолютно уверен: у обоих субъектов – Арчи и Арта – очень хорошо развита этическая сфера, патологий личности не наблюдается, Арчи Кремер лоялен центру, и даже лучше, что его лояльность реализуется осознанно и самостоятельно. Конечно, мысль о том, что такой объект отныне автономен, вызывала некоторую настороженность, с другой стороны, спасибо тому же Манелиа, последовательно показавшему, насколько рационален Арчи Кремер, насколько он не способен на бунт, насколько неамбициозен и не стремится к гипервласти или чему там еще; и тот же Манелиа, мозговед чертов, показывал, что Арт как созданный в полном соответствии со внесознательными, но действующими по четко установленным алгоритмам артефакт окажется тем самым барьером на пути Арчи, если тому взбредет в голову совершить нечто противоправное – потенциально смертоносное – безрассудное. Зоннберг и Манелиа настаивали, что это естественный этап роста, необходимый атрибут взросления – потребность в автономии, необходимость быть способным и управомоченным самостоятельно принимать решения; ряд советников заявлял, что это дерзость. Аронидес считал это тем самым бунтом, но держал свое мнение при себе, предпочитая делать вид, что его устраивает статускво.
Впрочем, дело сделано, с момента, когда аналитики открыто и однозначно признали, что больше не способны контролировать Арта, прошло что-то около четырех месяцев, а сколько времени до этого аналитические записки были полны опасениями, что именно захват власти и готовится, – так и годы, наверное; прошедшее время позволило убедиться, что Арчи Кремер верен генштабу и вообще ведет себя безупречно, так что можно быть спокойным. Аронидеса занимала сугубо метафизическая вещь: насколько безгранично его безразличие? Арчи Кремер был фантастически спокоен в любых ситуациях. На той же Луне случались неприятности. Однажды переходный шлюз разгерметизировало, давление за пять секунд упало до 0,01 бар, а в нем было два человека и Арчи. Он оставался совершенно спокоен. Наблюдатели запросили биометрические данные, читай перспективу нейроактивности, сообщающей умеющему читать очень, очень много о состоянии исследуемого, а особо умным даже намекать на его мысли, – и убедились в этом. Перевернулся вездеход, соответственно спутникам не удалось избежать травм, а это все-таки очень стрессовая ситуация, – и снова энцефалограмма показывает: ритмы практически не меняются. Шпионы, которых тихой сапой послал за Арчи Тамм, возвращались с пустыми руками: мальчишка не совершает никаких сомнительных делишек, потому что он вообще ничего не совершает, даже попытки завязать с ним интрижку рассыпались в прах – Арчи был равнодушен.
Вот сейчас, вынося атаку двух адмиралов, контрадмирала и высокопоставленного сотрудника контрразведки, чьего общества остерегался даже Аронидес, Арчи Кремер оставался абсолютно невозмутимым – ни жеста, ни движения бровей, ни нервной интонации, что свидетельствовали бы о неуверенности, робости, злости, чем угодно – ничего. Совершенно. Вот сейчас, когда его обхаживала очень привлекательная женщина – полковник инженерных войск, женщина выдающегося ума и офигительной внешности, алчная до новых развлечений, которая с огромнейшей радостью обеспечила бы Арчи сорок восемь часов увлекательных эротических приключений, в обществе которой сам Аронидес начинал загораться плотскими желаниями – Арчи был невозмутим. Ох и разозлилась Талаева, не будь Арчи тем самым «1.1» (неприкасаемым, особенным, находящимся вне любых координат ценности, самым значимым научным проектом военной науки), она бы устроила ему террор. Неужели его не тронула такая открытая и недвусмысленная атака с ее стороны? Вот сейчас, когда Аронидес лично предлагал ему выпить кофе у него в кабинете – Арчи нисколько не изменился, все так же вежливо, дружелюбно, безэмоционально принял предложение. Выслушал целых две похвалы, затем сухие напутствия, пообещал и дальше служить союзу и армии, откланялся, только когда Аронидес его отпустил, оставил его одного в кабинете, смотревшего на дверь, вздернув бровь, одобрительно улыбаясь, философствуя.
Арчи Кремер стоически перенес очередной прием, на котором ему пришлось исполнять роль дива дивного, немного понедоумевал, за каким лешим Аронидес снова утянул его в укромный уголок, если за все время беседы ни разу не сорвался на назидательный, или раздраженный, или недовольный тон. Аронидес был неожиданно любезен, говорил, что рад и горд успехами Арчи, считает, что тоже привнес в них свою лепту, и очень доволен, что Арчи сможет дальше развиваться, постигать себя и глубины своих возможностей. Иными словами, уединение двух людей, которым нечего сказать друг другу и которые даже общество друг друга не находят ни приятным, ни интересным.
