Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 46 (всего у книги 50 страниц)
Арчи удивился, когда Лутич попросил его присоединиться к следственной группе в качестве медиатора. Лутич бодро кивнул.
– Именно ты. У тебя феноменальная выдержка, честно скажу, нечеловеческая. С этим-то спорить не будешь, – подмигнул он. – У тебя очень острый ум и соображалка что надо, и на тебе где сядешь, там и слезешь. Ты же понимаешь, малыш, что я посылаю тебя в пасть к акулам. Они, конечно, будут сытыми поначалу, но это не помешает им захотеть развлечься за счет бесплатной жертвы. Ты же понимаешь, что сюда не пошлют абы кого. Так что и развлекаться они будут соответственно.
Он переплел пальцы, задумчиво изучил ногти.
Арчи молчал.
Лутич произнес тише, не так бодро, но куда более искренно:
– Это личная просьба. Я даже уверен, что ты бы отбрехался от Лакиса, если бы он вздумал тебе приказать. Ты, конечно, в его подчинении, но не так, чтобы полностью и абсолютно. И я понимаю, что ты можешь не хотеть заниматься именно этим. Работенка, признаюсь, дрянная. Я не уверен, что сам бы выдержал. А ты – выдержишь. По всему, что я о тебе знаю, я уверен, что ты справишься. – Он шумно выдохнул. – Они, твари, нужны здесь, чтобы выяснить, что да как да почему, чтобы все доказать, и чтобы там на Земле приняли меры. Мы-то здесь и так примем, и без этих. Но мы еще слишком зависимы от терранских. – Лутич скрипнул зубами. – Нам нужны терранские ресурсы. И, Арчи, нам нужны хорошие терранские ресурсы, а не всякая дрянь, из-за которой такие штуки случаются. Так что мы кровно заинтересованы в расследовании. И я должен сказать следующее: я не сомневаюсь, что они все сделают правильно. Я просто хочу, чтобы они сделали это все правильное максимально быстро и эффективно, и чтобы они хотели сотрудничать. А если в их поле зрения окажется кто-то темпераментный, они будут отвлекаться, или развлекаться, или еще что. Как-то так.
Арчи согласился. Хотя он был скорей терранцем, чем ареанцем. Хотя, узнав, кто возглавляет группу, долго сидел неподвижно и отказывался от всяких контактов, не реагировал на жалобные обращения Арта, который не на шутку взволновался. Хотя, изучив досье на этих ищеек, которые раздобыл вездесущий Захария Смолянин, а Лутич ничтоже сумняшеся выслал ему, сказав только: «Узнают, что мы это на них имеем, – размажут тонким слоем отсюда до Цереры», – Арчи захотел в пять раз сильней НЕ встречаться с ними. Благо у него была не одна возможность избежать встречи с этими птеродактилями – до просьбы Лутича.
Самым смешным было, что Арчи был согласен с ним: лучше него медиатора на Марсе не было. Сам Лутич, если бы не был комендантом и занят по самые гланды, едва ли выдержал бы больше недели в обществе этой ядовитой дюжины, и не спасла бы его ни выдержка, ни мантры о будущем Марса. Лакис продержался бы чуть дольше, но контакт бы наладил исключительно с военпроками, а гражданские измывались бы над ним от души. Остальные в расчет просто не принимались: либо квалификация не та, либо характер, и их обязанности тоже никому не спихнешь, так что они тянули бы двойное бремя. Нехорошо.
Но Кронинген. Похожий на своего троюродного, что ли, дядю: длинный, жилистый, осанистый, узколицый, апатичный, способный говорить много и красиво – и так, чтобы ни одна сволочь не поняла, о чем он вещал, рьяно блюдущий свои интересы. Не очень похожий на дядю – как-никак разные ветви Кронингенов. Одни традиционно врачи, другие традиционно юристы, были еще одни с севера – торговцы патентами, те еще шельмы, по сравнению с которыми даже папенька Максимилиана У., Авессалом Кронинген, мог сойти за трепетную институтку. Максимилиан У., кстати, был куда ближе северным Кронингенам, решил Арчи, поизучав его действия в паре дел. И так он был двуличен, вроде сонный, а затем выстреливавший и впивавшийся в жертву ядовитыми зубами, что поневоле проникаешься к нему восхищением. А потом понимаешь: а ведь это и при нем состоишь медиатором. При далеком племяннике того Кронингена, который жадно ухватился за возможность отточить свое мастерство на нем, Арчи, и плевать, что эксперимент был условно легальным и безусловно неэтичным.
Ставролакис на следующий после того с Лутичем разговора день подошел к Арчи, долго стоял рядом с ним. Арчи выпрямился, склонил голову, поднял брови.
– Ты молодец, Кремер, – сказал Лакис. – Адова работенка тебе предстоит.
В его голосе звучало и кое-что иное: почтение к человеку, который, пусть и опосредованно, но очень весомо должен был способствовать оздоровлению марсианского общества. Ну и еще облегчение, что не Лакису и никому из его людей не нужно будет сталкиваться помимо крайне необходимого с теми ищейками. Арчи неожиданно развеселился: он совершенно не чувствовал себя жертвенным агнцем и тем более не хотел быть героем. Хорошо, что другие совершенно не обращали внимания на настроения местных политиков. Араужо сказал только:
– Сволочи, этим бюрократам волю дай, так они весь гарнизон по своим побегушкам посылать будут.
Арчи был уверен, что сами следователи постараются избавиться от него как можно скорей, когда решат, что более-менее освоились в местных условиях: им лишний свидетель совсем ни к чему. Так что он искренне и убежденно успокоил Араужо, что обязательно и непременно примет участие в следующем вылете космолета малого класса, который был всего лишь «Моноцефалом», но все-таки был способен захватить и дотащить до Марса маленький астероид, если, конечно, «Триплоцефал» еще не будет летать.
Впрочем, стоя перед Кронингеном – Максимилианом У., не другим, не похожим, но узнаваемо Кронингеном, Арчи испытывал невероятное – гнев. Арт тревожился – не понимал, что за странное поведение мозга, и пытался определить причины. Арчи отказывался ему объяснять, потому что сам не до конца осознавал их. Кронинген же, Максимилиан У., напоминал себе Арчи, внимательно смотрел на него, словно сканировал; по его лицу невозможно было понять, знает ли он, что за артефакт стоит перед ним, или не знает, а если знает, то что думает – забавляется, или ему плевать на Арчи, как плевать тому Кронингену на презренных людишек, на которых он совершенствует свое мастерство, и не воспользуется ли этот Кронинген удобным объектом, чтобы отточить какие-то свои умения.
Хвала генштабу за невероятно ловкого искина. Арт умудрялся вполне достойно реагировать на вопросы-расспросы этих следаков, пользуясь лишь периферийными когнитивными алгоритмами Арчи. Сам же осторожно осведомлялся: с Арчи все в порядке? Не хочет ли он вступить в разговор?
Арчи худо-бедно понял, что имел в виду Лутич, говоря, что это – кровопийцы, все двенадцать человек. Они принимали услуги медиатора как нечто само собой разумеющееся, требовали универсальной эрудиции и высшей квалификации, но при этом ни один из них не пытался как-то расположить его к себе. У Арчи сложилось отчетливое впечатление, что целью каждого из них было проверить, как быстро он выйдет из себя. Они состязались в остроумии, выбирая объектом местные реалии и людей. Долго и со смаком обсуждали, как сильно не помогал Захарии Смолянину дедушка и как счастливо младшее поколение Смоляниных, что то существо, отдаленно походящее на человека, обосновалось на Марсе, подальше от Земли; выясняли детали той неудавшейся операции под руководством Лутича, после которой тот устроил в штабе гарнизона маленький бадабум, и долго и со смаком предполагали: после того облучения и с теми имплантами Лутич состоятелен как мужчина, или лучевая болезнь – болезнь для всего, а прежде всего для яичек, а посему оные у него – все-таки родные и нефункциональные или протезы? И обращались к Арчи, как бы между прочим, как бы за уточнением, и пока один допытывался, остальные изучали его. Арчи парировал; огрызался; осведомлялся о каких-то не очень приятных деталях из биографии спрашивавшего или его знакомых, которые – детали так или иначе могли послужить ответом по аналогии, а прозвучав, причиняли дискомфорт, – и сохранял на лице вежливую, механическую улыбку, которая не смогла бы самому внимательному человеку сообщить ничего, только лишь что Арчи находит их общество забавным. Ему мстили за это, отправляя восвояси, даже когда нужно было обсудить какие-то незначительные детали, связанные с расследованием лишь опосредованно; Арчи не возражал. Его возвращения требовали, причем категорическим тоном и в резких выражениях; Арчи возвращался, методично исполнял все требования, связывался с Захарией, чтобы обеспечить сеанс на мегакомпьютере; связывался с Лакисом или его подчиненными, чтобы следователи могли в очередной раз допросить их; добывал ресурсы, организовывал помещения, вылазки за пределы города и прочее – и отказывался выходить из себя, что непомерно раздражало их.
Местные тоже показывали зубки пришлым. Арчи невероятно развлекся, следя за организацией вылазок: когда этот ублюдок Кронинген, который Максимилиан У., поставил Лутича в известность, что он и трое коллег просто обязательно должны лично осмотреть космодромы и намерены начать с учебного, а затем добраться и до Олимпа, тот с огромным удовольствием отправил их к Лакису, а тот с наслаждением заставил пройти недельную тренировку, включавшую обращение со скафандром, экстренную посадку и высадку из автомобиля, поведение в чрезвычайных ситуациях и оказание первой медицинской помощи. И разумеется, практически вся часть собиралась, чтобы созерцать прокуроров за таким нелегким делом. Чтобы простой люд да отказал себе в удовольствии полюбоваться на то, как эти элегантные, самовлюбленные, высокомерные сволочи чертыхаются, нервно косят в сторону веселящихся групп, скрежещут зубами и нервно переплевываются куцыми фразами, в которых проклинают все и вся? По большому счету, вылазку можно было организовать так, чтобы им не приходилось влезать в скафандры; если бы они все-таки настояли на личном осмотре места ЧП, то и Ставролакис мог бы ограничиться двухчасовыми тренировками – ничего из этого не противоречило нормативным документам. И наверняка сами следователи понимали это, пусть это дошло до них не сразу. Были и другие неочевидные пакости, которые подготовили им шутники из космопорта: например, подсунули скафандры для выхода в открытый космос, а не на поверхность Марса; разница в полутора сантиметрах защитного слоя, подвижном каркасе – и в двадцать килограммов, не в пользу последнего. Внешне они были похожи, первые могли применяться и на Марсе, на том же Олимпе, например, но были куда более громоздкими. Прокуроришки пыхтели, народ радовался. Лакис хмурился, якобы сомневаясь, что может допустить к выходу на поверхность таких недотеп. Валерий Кемпер признался одним вечером, наплевав на Арчи, стоявшего рядом с дверью, что имел в виду все эти осмотры, его затрахала эта тренировка, как не затрахала предпоследняя сессия в университете, у него ноет все тело, и он хочет только одного – изодрать в клочья скафандр. Арчи подумал, не перестарались ли ребята. Кронинген же, тоже измочаленный, полулежащий в кресле с устало прикрытыми глазами, сверкнул злым взглядом из-под тяжелых век.
– Ты никогда не был первокурсником, Валерий? – очень недовольно спросил он.
– В смысле? – набычился Кемпер.
– Ты никогда не приходил в новую школу и новый класс в середине учебного года?
– В смысле? – нахмурившись, спросила Зиновия Эркель.
– И никогда не слышал о моббинге? – продолжил допытыватьсся Кронинген, а затем требовательно спросил у Арчи: – От нас ведь не ждут, что мы откажемся от осмотра?
– Ни в коем случае, – вежливо улыбнулся Арчи, с любопытством глядя на него. – Ставки семь к одному, что вы дойдете до конца. Но наблюдать за тренировками тоже доставляет удовольствие.
«Что и требовалось доказать», – было написано на лице Кронингена, откинувшегося назад и закрывшего глаза.
– И что, мы не должны будем носить эти образины? – угрюмо спросил Кемпер.
– Нет. Вы можете обойтись обычными усиленными наземными, а не космическими, – усмехнулся Арчи. – Но если вы действительно настаиваете на вылазке завтра, я все же порекомендовал бы последние.
– Почему? – насторожился Кемпер. Кронинген приоткрыл глаза.
– Из-за солнечной активности. Возможны вспышки на солнце, которые здесь не поглощает атмосфера в сорок тысяч километров, как на Земле.
– А послезавтра? – полюбопытствовал Кронинген, усаживаясь поудобней, принимая обычный, невозмутимый вид и выглядя вполне пристойно.
Арчи пожал плечами.
– Терранские астрофизики считают, что пик активности придется на завтра. Эмпирически могу сказать, что вероятность того, что они правы, где-то около семидесяти процентов. Скорее всего, обычный день.
Кемпер грохнул кулаками по столу, начал было подниматься, но ограничился тем, что пнул многострадальный стол. Зиновия Эркель сидела, прикрыв глаза рукой, качала головой и тихо смеялась. Кронинген, казалось, дремал.
– С-суки, – прошипел Кемпер, вставая. Он направился к двери, остановился в полуметре от Арчи и рявкнул ему в лицо: – Не дождетесь!
– Мы и не сомневались, – поднял бровь Арчи.
Они были гадами, это бесспорно, но работали на совесть. Провели на площадке два с лишком часа – полный резерв кислородных баков; попытались потребовать, чтобы им сменили пустые баки на полные, и продолжить, но Арчи встал перед Кронингеном и невозмутимо, но категорично потребовал у него и его коллег отправиться в укрытие.
– Я могу вызвать дежурных, – спокойно сказал он. – Но после этого ни комендант Лутич, ни полковник Ставролакис не дадут вам – всем – разрешения на работу вне помещений. И этого не изменит даже адмирал Аронидес.
Эркель чертыхнулась. Кемпер гневно топнул ногой.
Кронинген повернул к ним голову.
– В помещение, – приказал он, не сводя взгляда с Арчи.
Его коллеги уже были в шлюзе; Кронинген все еще стоял и смотрел на Арчи. А тот – на него. Комм скафандра Кронингена подавал недовольный звук, уведомляя, что кислорода становится критически мало, визор шлема запотевал изнутри. Кронинген был очень недоволен, но развернулся и пошел к шлюзу.
Лакис согласился еще на два часа на поверхности, но после перерыва в четыре. Кронинген хмуро посмотрел на него и прошел в конференц-зал. Валерий Кемпер перебрасывал данные на компьютеры, Зиновия Эркель делала пометки на доске. Джефферсон Обаде стоял рядом с автоповаром, просматривал сообщения на личном комме. Максимилиан У. Кронинген расстегнул воротник комбинезона и подошел к Эркель. Через пять минут была налажена конференц-связь с остальными; еще через семь минут им было плевать на все и вся. Через три с половиной часа они готовились к еще одному выходу на поверхность. Лакис подошел к ним.
– Условия не самые лучшие, – сказал он Кронингену. – Поднимается ветер, пыльность повышенная. Видимость пока восемьдесят процентов, за час может свалиться до пятидесяти.
Кронинген кивнул.
– Нам достаточно видимости в пятьдесят метров, – сухо ответил он. Подумав, спросил: – Это нормально, что Кремер не использует скафандр? Даже обычный планетарный.
– Мы тоже удивлялись поначалу, – пожал плечами Лакис. – Для него нормально, другой бы сдох от холода или еще чего, если бы лучей не нахватал.
Кронинген кивнул. Он отчего-то задержался перед шлюзом, постоял, глядя на люк. Затем все-таки вошел внутрь.
Арчи же Кремер внимательно слушал перебранку Араужо и Лутича. Первый требовал, чтобы второй помог ему убедить Лакиса, черта, дьявола разрешить полет «Триплоцефала». Пробный, хотя бы за четыреста тысяч километров, тем более они там выцепили прехорошенький миниатюрный астероид с очень плотным ядром, предположительно из металла платиновой группы. Ну разве не прелесть? Астрофизики в восторге, потирают ручки, разрабатывают стратегии маневра. Лакис настаивает на еще одной проверке всего – динозавра, площадки, здоровья Араужо, жены, тещи и собачки. И самое главное – гадский лапочка Смолянин дудит с Лакисом в одну дудку и саботирует все попытки навигаторов получить доступ к мегакомпьютерам, чтобы рассчитать полет.
«Корабль с тремя компьютерами нуждается во внешнем операторе», – задумчиво отметил Арчи.
«Три компьютера «Триплоцефала» выполняют разные функции, лишь отчасти дублируя друг друга. Соображения безопасности, бла-бла», – охотно отозвался Арт. У него все лучше получались шутки, хотя иронию он распознавал с трудом и только с помощью Арчи.
«Это было бы интересно», – мелькнуло у Арчи.
«Это было бы очень интересно», – согласился Арт. На пару мгновений Арчи представилось: лохматый зверь хитро щурится и потирает лапы.
Араужо доказывал, что краткосрочные вылеты на мелких околопланетных консервках унижают марсиан, тем более что «Триплоцефал» полностью функционален; Лакис размахивал заключениями техников, которые требовали еще одной проверки посадочной площадки. Остальные либо угрюмо молчали, либо тихо роптали: экспедиции «Триплоцефала» ждал весь Марс. Арчи же подозревал, что Лакис тянул, пока двенадцать птеродактилей не сообщат хотя бы промежуточные результаты, – чтобы получить еще одно подтверждение безопасности взлета-посадки.
Почетная миссия по доставке четверых из них с учебного космодрома в жилой пузырь досталась Арчи Кремеру. Остальные были слишком заняты, у них закончилась смена, и вообще: «Ты их нянька, тебе их сопельки и вытирать».
– Вы обладаете сверхспособностями даже на фоне невероятных ареанцев, – сказал Кронинген. – У вас невероятная работоспособность, Артур. После полутора полноценных смен вы бодры и свежи и везете нас домой.
Арчи пожал плечами. Машиной управлял собственный компьютер, при необходимости Арт вмешался бы; Арчи просто сидел в удобном кресле и смотрел в сторону, на закат, куда угодно, но не на Кронингена. Его коллеги дремали сзади, он – смотрел на Арчи. Освещение в салоне было приглушенным и настроение создавалось странное. Напряженное. Провоцирующее на откровения, как ни странно.
– Вам говорит что-нибудь имя Альдобранда Кронингена? – спросил Максимилиан У.
Арчи повернулся к нему.
– Он одержим своей профессией. Я считал его хвастуном одно время, – задумчиво говорил Кронинген, изучая его. – Даже считал, что некоторые намеки – это его желание представить желаемое за действительное. Мой дальний родственник. Зануднейший тип. Так как? Говорит?
Арчи помолчал, кивнул.
Кронинген посмотрел назад, на коллег.
– Не хотите заглянуть на чашку кофе и обсудить дядю Альдо? – предложил он, снова глядя на Арчи. В ответ на его поднятые брови Кронинген пояснил: – Я действительно не думал, что это возможно. Такие вещи, такие операции достойны всемирной огласки. Вспомните, какая шумиха сопровождала трансплантацию первой искусственно выращенной руки. А в вашем случае речь идет о чем-то куда более значительном. И ни слова об этом. Невероятнейшее событие замалчивается, его результат известен крайне узкой группе людей. И я в недоумении – вы действительно только и будете, что мотаться по гарнизонам и заниматься медиацией? Это колоссальное расточительство ваших возможностей.
– Я делаю это по личной просьбе коменданта Лутича, – прохладно отозвался Арчи.
У Кронингена нервно дернулись ноздри и плотно сжался рот. Он уставился на дорогу.
– В таком случае я не совсем понимаю логики коменданта Лутича. Странное использование уникальных ресурсов, – не самым дружелюбным голосом произнес он.
Арчи не сдержался: хмыкнул. Усмехнулся. Это смотря с какой точки зрения смотреть. Лутич был доволен: ареанский социум существовал вполне себе неплохо, изолированный от этих – следаков – идеальным буфером в виде Арчи Кремера, а этот прокурорский микросоциум не чувствовал дискомфорта, потому что изолятор был действительно хорош.
– Уникальная способность коменданта Лутича разглядеть в знакомом незнакомое, – усмехнулся он.
Автомобиль начал тормозить перед воротами. Арчи сидел неподвижно.
– Такие вещи, как прибытие, совершаются в автоматическом режиме? Воистину, Марс полон ресурсов, – желчно отметил Кронинген.
– Не в автоматическом, – поправил его Арчи. И чуть тише добавил: – Мой искин подключен к компьютеру машины, руками размахивать нет нужды.
Стоя рядом с дверью в шлюз, Кронинген повторил Арчи приглашение на кофе. Обаде с любопытством осмотрел Кронингена; остальным было наплевать, чего руководитель группы хочет от медиатора, тем более Кронинген одним и тем же тоном – тем, которым только что говорил с Арчи – мог делать комплименты троюродной бабушке, а мог допрашивать подозреваемого, которого очень хотел упечь на пожизненное. Кто его знает, что Кронингену нужно от медиатора, может, план следующего месяца обсудить.
В своей комнате Кронинген указал Арчи на кресло, уселся напротив, велел автоповару делать кофе.
– Мне все-таки не показалось, и вы не очень дружелюбны ко мне, – светским тоном начал он. Словно о погоде. Хотя Арчи не назвал бы это нейтрально – «недружелюбностью». – Я, признаться, одно время думал, что где-то перешел вам дорогу. Но подозреваю, что причина все-таки в дяде Альдо, и вы переносите на меня эту недружелюбность. Вы недовольны результатами операции?
– Вполне доволен, – вежливо ответил Арчи.
– Тогда в чем причина вашего неожиданно эмоционального отношения?
Арчи помолчал. Слова как-то не подбирались. Наконец он сказал:
– Сама эта, с позволения сказать, операция была некоторым образом неожиданностью для меня. Это раз. Профессор Кронинген один из немногих, кто очень успешно объектифицирует меня. А меня исследуют очень многие. – Он сжал челюсти. Кронинген нахмурился. – Но овеществление меня получается как бы не исключительно у Кронингена. И три. Представьте себя на моем месте и скажите: я должен быть рад такому подарку судьбы?
Кронинген встал, поставил перед Арчи чашку, снова уселся. Произнес:
– Я благодарен вам за откровенность. И рад, что вы сочли возможным довериться мне. Я все-таки рассчитываю, что сотрудничество со мной оказывается более приятным.
Арчи поднял брови и улыбнулся.
– Я тешу себя надеждой, – добавил Кронинген и поднял чашку. – Ваше здоровье.
Арчи тихо засмеялся.
– Это глупейший тост в мою честь, – ответил он и поднял чашку. – Совершенно бессмысленный. Ваше здоровье.
Кронинген пожал плечами и устроился в кресле удобней. У него было превосходное настроение.
========== Часть 40 ==========
При необходимости Максимилиан У. Кронинген мог сойти за приятного светского человека. Разумеется, ни жесткий прокурорский взгляд, ни общие мизантропические настроения скрывать слишком долго не получалось, но на пару часов его обычно хватало; как ни крути, а Кронинген был из респектабельной семьи, а та была через брак ли, через деловые отношения связана со многочисленными другими респектабельными семьями, и приходилось проводить немало времени на сборищах разной степени официальности. Да еще и маменька нехило натаскала крошку Максимилиана на этикет, принятый в «нашем круге общения», да так, что даже вырастя, крошка Максимилиан мог поддерживать бессмысленный треп – с лихорадкой под сорок, накидавшись коктейлями или после сорока бессонных часов. Маменькина школа была в некоторых аспектах суровей той же академии.
Правда, к чему его эта школа не подготовила, так это к Арчи Кремеру, сидевшему напротив, снисходительно улыбавшемуся и – молчавшему. Легкомысленные историйки из семейной хронологии о том же дяде Альдо Арчи не веселили совсем – он только поднимал брови и дергал уголком рта. Анекдоты о других людях, которых Арчи, возможно знал, развлекали его чуть больше, но это была совсем мимолетная реакция, и Арчи снова возвращался к каменному спокойствию. Максимилиан У. Кронинген даже завидовал такой выдержке – кажется, он сам, гордившийся, и вполне заслуженно, своей, ничего не мог противопоставить Арчи. Тот был непоколебим. Кронинген, наверное, никогда бы не хотел проводить допрос с ним – ни с Арчи в качестве свидетеля, ни подозреваемого, ни обвиняемого: это было бы катастрофой, наверное. Любые тактики допрашивающих разбились бы вдрызг об это каменное спокойствие. Тут кого хочешь затрясет, и даже Кронингена.
Но он не отступал. Не только потому, что его задело безразличие Арчи, но и по другим причинам. По порядку: парень был безусловно привлекателен, даже если сделать скидку на буйную фантазию скульпторов тела и неограниченный бюджет генштаба, который наверняка находился в их распоряжении, они не могли не взять за основу лицо и тело – прошлое – этого Кремера. Иными словами, можно с полным основанием заявлять, что, то, что Кронинген видит перед собой, – это Арчи Кремер. А вообще технологи постарались: Кронинген в жизни бы не догадался, что за штука этот Кремер, если бы тот не лопухнулся так со своей неприязнью. Максимилиан У. Кронинген не мог ее объяснить, а когда он чего-то не мог объяснить, он рыл до тех пор, пока не находил объяснение, которым согласен был удовлетвориться. Так что он знал, что перед ним сидит, по большому счету, кукла–футляр для человеческого мозга, но видел человека, говорил с человеком, был заинтересован – человеком.
Далее: Кронингена привлекало и безразличие Арчи. После пары случаев в первые пару недель, когда неприязнь Арчи была отчетливо ощутима, он вернулся, как подозревал Кронинген, к своему обычному бесстрастному «я». Которое было очень сложным – это было очевидно не только Кронингену, но и остальным. Арчи оказывался превосходным медиатором, реагирующим на неприязнь членов следственной группы неизменно ровно, вежливо, благожелательно – и каждый раз по-разному. Он мог сделать неожиданный комплимент Ларисе Важич и даже изобразить несколько пристрастный интерес – пофлиртовать, иным словом. Старая кляча молодела лет на тридцать после такой наглости; он и с Обаде мог обменяться двусмысленными шутками, после которых Обаде самодовольно ухмылялся, как будто обожравшись вкуснейшего десерта. Мог жестко возразить Фергюссону – почти на грани агрессивности: этот рубака с безграничным почтением относился именно к такому стилю поведения. И он мог быть разным – дружелюбным, заинтересованным, даже недовольным – и обжигающе холодным с Кронингеном. Тому было очевидно, что Арчи не чурался его общества, но если была возможность, избегал его. Это раздражало. Задевало, чего уж. И хотя некоторые вещи вполне можно было сообщить любому члену группы, и это по большому счету ни на что не влияло, Кронинген все равно злился, потому что в ряде случаев это было именно что проявление открытого, осознанного и не в последнюю очередь демонстративного намерения Кремера иметь с ним как можно меньше дел. И из-за чего – из-за старого бахвала Альдо Кронингена.
И еще одна причина, идиотская, не без этого. Максимилиан У. Кронинген был заинтересован, и чем дальше, тем сильнее, насколько хорошо тело Арчи Кремера. Иными словами, насколько щедры были конструкторы и обеспечили ли его какой-никакой заменой половым органам. Если да, то насколько они хороши и как ловко Арчи Кремер ими пользуется. Очевидно ведь было, что фигня о пестиках-тычинках для него была не внове. Кронинген затруднялся определить, правда, как у него обстоит с этим сейчас, но кое-какие обмолвки, даже флирт с Обаде – проклятым эфиопом, сладострастным похотливцем – подтверждал, что дилетантом этот Кремер не был.
Вопросы о «Триплоцефале», о происшествии на Олимпе, об экспериментах с куполами были Арчи куда более интересны; он, по крайней мере, отвечал на них достаточно обстоятельно. Тем более много где он принимал участие, происшествие с «Триплоцефалом» наблюдал практически вживую, участвовал и в спасательной операции и в первичных ремонтных работах. И еще приятельствовал с Захарией Смоляниным, который на Марсе был этаким своеобразным кибер-олигархом – он запустил свои пальцы во все проекты, которые требовали сложных расчетов, и в «Триплоцефале» у него был свой козырный интерес, и Кремер, насколько знал Кронинген, поставлял ему очень важную информацию. Так что Кремер знал куда больше о ситуации, чем рядовой ее участник. А самое важное – он рассказывал. Их рандеву в кои-то веки походило на полноценный диалог.
– Я, пожалуй, налью себе вина. Вы не возражаете? Хотите? – спросил Кронинген и встал. Арчи задумчиво посмотрел на чашку.
– Спасибо, – ответил он. – Не откажусь.
– Это местное вино. Вполне пристойное, – говорил Кронинген, открывая бутылку. – Я даже удивлен. В первую очередь качеством сырья. В конце концов, из плохого винограда хорошего вина не получится. Мое почтение ареанским садоводам.
Он поставил на стол бутылку с бокалами и снова сел напротив Арчи.
– Это необязательно говорить мне. А им – можете.
– Всенепременно. При первой же возможности. Кстати. В материалах дела, в том числе и любезно предоставленных комендантом Лутичем, содержатся многочисленные служебные записки доктора Сакузи. Вы ведь участвовали в осмотре и тех куполов, в которых расположено ее царство. А еще я, кажется, убеждаюсь, что вы видите и замечаете куда больше, чем обычный человек, даже оснащенный особыми линзами. Очень привлекательное для меня сочетание.
Арчи пожал плечами.
– Глупо было бы затевать такой проект и не сделать его полностью уникальным, – как бы мимоходом заметил Кронинген и взял бутылку. – Я прошу прощения, если мои слова как-то задевают вас.
– Нисколько. Меня действительно сделали уникальным.
Кронинген хмыкнул. Помолчал немного, затем начал наливать вино.
– Я немного не о том говорил и не согласен с вашей формулировкой. Проект, в котором вы оказались, действительно уникален, но вы – особая статья. Вы оказались в странной ситуации и смогли выстоять и сформироваться как человек. Это все-таки многого стоит. Я в силу своей профессии встречался с разными людьми, в том числе попавшими в жуткие обстоятельства. В них выжить – подвиг. Сохранить в них свое «я» – подвиг сугубый. Все-таки я считаю, что вправе сказать, что для меня честь познакомиться с вами. – Он поставил перед Арчи бокал, в задумчивости поднял бровь. – Поближе познакомиться, – уточнил он.
Арчи молчал. Смотрел на него. Кронинген с удивлением ощутил, что его сердце забилось чаще; он, кажется, волновался, дожидаясь реакции Арчи.
– Меня действительно сделали. – Сказал тот наконец.
И замолчал.
Кронинген со все большим трудом давил раздражение, клекотавшее где-то за бронхами.
– Боюсь, я нуждаюсь в пояснении, – подчеркнуто учтиво произнес он.
Арчи едва заметно прищурился. Инстинктивно ему еще бы улыбнуться не помешало – этак снисходительно, покровительственно, и дело сделано: Кронинген счел бы себя обязанным сражаться за свой статус. В конце концов, он здесь главный, старший и так далее. Но инстинкты у Арчи были несколько иными, и бои за статус, тем более с Кронингеном, его не привлекали.
– Даже относительно примитивные дроны нуждаются в базовом искине. Простой компьютер слишком примитивен, чтобы обеспечить их автономность. На андроидах тем более устанавливаются искины разных классов. Мой же случай куда более сложен. Мой искин не только обеспечивает выполнение самых разных заданий извне, но и поддерживает жизнеспособность мозга, координирует связь с телом и внешним миром, и прочая, прочая. У меня превосходный искин, господин Кронинген, который, как вы сами понимаете, был сделан. И я сам тоже не в последнюю очередь сделан. За счет постоянного неразрывного контакта с Артом я, наверное, развивался не так, как в иных условиях. Плюс к этому условия, в которые меня поместили и под которые я был вынужден адаптироваться. И так далее.
