Текст книги "Две души Арчи Кремера (СИ)"
Автор книги: Marbius
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 50 страниц)
Арчи смотрел на стол, на котором стояли чашки с кофе, сладости, орешки – бери–не хочу. Но не хотелось. Ни кофе, ничего. Даже для того, чтобы испытать новый вкус, не хотелось. И Пифию тоже.
– Почему? – спросил наконец Арчи.
– Хм, – усмехнулся Пифий. – Потому, что мне очень интересно знать, что чувствует человек в такой невероятной ситуации, когда попадает во все новые условия. А тебе с этим везет. Каждые полгода тебя забрасывают в какое-нибудь невероятное место. Твоего опыта уже может запросто хватить на две взрослые жизни, а у тебя еще многое впереди. И это же не может не влиять на тебя. На тебя, Арчи, – ответил он на внимательный взгляд, – а не на Арта.
Арчи вопросительно поднял брови и скептически улыбнулся.
– Не на Арта?
– На него тоже, разумеется. Хочешь посмотреть последние экспертные оценки? Я могу даже поделиться с тобой мнениями кое-каких бонз из ВПК. Они жаждут заполучить спин-оффов Арта для своих разработок. Кстати, я включил и тебя соавтором в пару патентов. Твое мнение и твои предложения оказались очень ценными. Но речь все-таки о тебе. Ты ведь был категорически против этой стажировки. Но подчинился. Сейчас бы ты согласился на еще одну такую же?
– Нет, – мгновенно заявил Арчи.
– Ты остался недоволен?
Арчи молчал. Глядел в сторону. Пифий был уверен, что он обдумывает: побыть откровенным – самую малость, всего ничего, или все-таки не расслабляться?
Ему хотелось поделиться. Проговорить все то, о чем он против воли думал. Не хотелось открываться Пифию Манелиа, потому что он наверняка включит это в свои заметки, сообщит Зоннбергу, еще кому. Или предпочтет сохранить в пределах этой комнаты. В которой, насколько Арчи мог судить, были отключены все возможные системы записи. Он просканировал еще основательней, делая вид, что рассеянно обводит глазами комнату, чтобы вроде как не смотреть на Пифия и собраться с мыслями, а сам проверял: есть ли сигналы, которые подтверждают, что идет запись, есть ли жучки, работает ли местный медиаюнит. Нет, все было чисто. Пифий, то ли предполагая, что Арчи будет проверять комнату, то ли из чистого благородства активировал мертвый режим – иными словами, все было отключено, и даже прослушка извне была невозможна. Либо Пифий был хитер и подстраховался чем-то, неведомым Арчи, либо он был искренен.
– Это было очень поучительное время, – меланхолично произнес Арчи. – Я сделаю кофе. Будешь?
– Странный выбор характеристики, Арчи, – отозвался Пифий, справившись с недоумением, – с удовольствием.
Арчи встал. Красивый парень лет двадцати пяти от роду, если судить по внешности, почти вжившийся в тело восемнадцатилетний парень, если судить по паспорту. Неторопливо идущий к автоповару молодой человек с отточенной, продуманной грацией движений – у Пифия складывалось именно такое ощущение. Контроль Арта за движениями наверняка был осознанным; возможно, сам Арчи следил за этим, и было в движениях что-то такое – рассудочное. Движения были подчеркнуто неспешными, рассудительно неторопливыми. Словно Арчи заставлял себя и Арта концентрироваться на них, чтобы отвлечь от чего-то. Творившегося в его мозгу, наверное.
– Можно поинтересоваться, насколько полно Арт информировал тебя обо мне? – спросил Арчи, усевшись, поставив чашку на колено, сложив руки на груди.
– Ты можешь спросить об этом у него, – спокойно отозвался Пифий. – Он не сможет не ответить тебе.
– А если я буду спрашивать его о других? – Пифий удивленно смотрел на него. Арчи уточнил: – О других, кому он докладывает. Мне что-то подсказывает, что я не самая важная рыбешка в этом пруду. Он наверняка в первую очередь подчиняется кому-то вне. Вне центра даже? – предположил он.
Пифий скептически хмыкнул, покачал головой и заговорил:
– С точки зрения иерархии существует несколько моделей поведения Арта. Он действительно выбирает наиболее оптимально соответствующую актуальной ситуации. В зависимости от этого он может сообщать критически важные сведения, не согласовывая эти действия с тобой. В качестве примера. С тобой что-то случается. Вообще, – уточнил Пифий, обведя руками какое-то огромное яйцо в воздухе. – Нанесены тяжелые или критические повреждения системам жизнедеятельности, либо мозга, – помедлив, уточнил Пифий. – Арт сообщает об этом, запрашивает помощь. Это, я думаю, понятно. Возможен вариант, когда тебе взбредет в голову нарушить лояльность центру, вышестоящим лицам… что-нибудь такое. Алгоритм таких оценок существует давно, проверен неоднократно, надежен, принят Артом. И очень хорошо защищен от несанкционированного доступа, что в принципе легко объяснимо. Во всех остальных случаях руководители проекта предоставляют тебе все больше самостоятельности и практически не вмешиваются в твою жизнь, а Арт может получать свои задания, не связанные с тобой, а только с локациями, в которых ты находишься, но в таком случае он работает исключительно как посредник. Ты можешь обращаться к нему с запросами о таких заданиях, он не откажет тебе. Не имеет права. Ваша иерархия тебе давно известна. Он – всего лишь твой атрибут.
Арчи кивнул.
– Так почему ты выбрал такое странное определение – поучительное время? М, Арчи?
– Потому что это было ужасное время, – мягко улыбнулся Арчи. У него залучились глаза. Кажется, самому Арчи было смешно признаваться в своих чувствах. – Я очень хочу верить, что генштаб не запихнет меня в такую мясорубку на постоянной основе.
У Пифия перехватило дыхание. Он знал, был уверен, что знает, что именно сидит перед ним – существо, на девяносто восемь с небольшим процентов состоящее из искусственных материалов, и только на оставшиеся процент с чем-то там из естественной материи, из одного органа, считай; а Пифий видел человека. Непохожего ни на кого из знакомых, обладающего новыми и совершенно непонятными качествами, которые Пифий смог бы опознать, но не всегда был в состоянии объяснить. Удивительно желанный человек. Вожделеемый. Недоступный. Человечный.
– Ужасное? – быстро повторил Пифий, борясь со смятением.
Арчи посмотрел на него веселым, а в глубине печальным взглядом.
– М-гм. Возможно, я решил в порыве самонадеянности, что все спецназовцы похожи на Монти Джонсона. А они совсем не похожи. Сложный народ. Кентавры, воистину. У них очень своеобразные шаблоны и кодексы практически на каждый случай жизни, даже, наверное, на личное время тоже. Знаешь?
– Знаю. Я сам из такой семьи.
Арчи внимательно посмотрел на него; Пифию захотелось опуститься перед ним на пол и положить голову ему на колени. Неизвестно было, чего хотелось Арчи. Кажется, выговориться, проговорить ситуацию – с человеком.
– Это многое объясняет, – иронично улыбнулся Арчи, – я, кажется, понял, к чему были те твои объяснения об очень замкнутых группах. Кстати, мне очень понравилось представлять их с розовыми бантиками в волосах. Они тогда не такими угрожающими кажутся.
– Арчи, ты легко можешь справиться с любым из них, – поспешно вмешался Пифий. – Твоих способностей хватит на то, чтобы без проблем разделаться с любым противником, ты сам знаешь.
– Я – нет. Арт со мной – может. Только это ничего не даст. Не дало бы.
Пифий молчал. Арчи тоже. Вопрос, который, кажется, был уместен, был совершенно ненужным. Пифий заранее знал на него ответ. Но все-таки спросил:
– Почему?
– А разве дало бы? Я вообще, если честно, завалил эту стажировку. Мне же нужно было учиться взаимодействовать, бла-бла, коллектив, бла-бла, кооперация, бла-бла.
Пифий издал злорадный смешок: интонация Зоннберга была очевидна, а пародия – ядовита, вредна, непочтительна.
– У меня как раз не получается взаимодействовать, – признался Арчи, задумчиво глядя на чашку. Он осторожно поправил ее, снова сложил руки на груди.
– Почему? – осторожно спросил Пифий. Он-то сам ответа не знал и даже если предполагал, то все равно сомневался. Верней, был бы это просто Арчи Кремер, можно было бы определить. А так – только на его, Арчи, откровенность рассчитывать и приходится.
Арчи молчал. Наконец поднял голову, посмотрел на Пифия и перевел взгляд в окно.
– Они глупые, – честно и грустно признался он. – А я рядом с ними дурак. Понимаешь? – Пифий пожал плечами, Арчи продолжил: – Они глупы в соответствии с когниоинтеллектуальными схемами, которыми ты тут оперируешь. У них нет искинов, как у меня, нет этой возможности рассчитывать на всю базу данных центра, генштаба или интрагалактической библиотеки. И все равно: я остаюсь дураком. Потому что я обращаюсь к Арту, он просчитывает траекторию, путь, скорость, икс, игрек, альфа, омега, мы прикидываем оптимальную точку старта, а Улли приходит, высмаркивается на пол и говорит: туда, нахрен, и бегом! И все.
– Улли? – повторил Пифий. Голос прозвучал против его воли угрюмо.
Арчи усмехнулся, взял чашку.
– Улли, – тихо повторил он. – Глупое имя. Но он носит его с достоинством. И имя становится достойным.
Пифий хотел знать куда больше. Но заставил себя спросить:
– А если не обращаться к Арту?
Арчи пожал плечами. И заговорил о другом: где именно он совершал ошибки, когда знакомился с солдатами. Что именно сделал не так и как это можно было сделать лучше. Пифий вынужден был участвовать в этом разговоре, хотя его интересовало совершенно другое – то, о чем Арчи предпочитал умолчать. Но и это было важно для Арчи – и для Пифия, и поэтому они говорили; Арчи время от времени отправлял краткие сюжеты на медиаюнит Пифия, они анализировали их. Словно это были учебные ролики, разыгранные для них незнакомыми актерами, а не оплошности самого Арчи.
В общем, кофе был отличным, разговор продуктивным. Арчи сообщил Пифию, что хочет съездить в город, отдохнуть, побродить, может, посидеть в кафе. Пифий пожелал приятного вечера; Арчи пожелал ему спокойной ночи.
В городе ему давно приглянулось кафе рядом с рекой. Можно бесконечно долго сидеть, глядеть на реку, и каждое мгновение она будет иной. Отличное место для того, чтобы подумать, поразмышлять, а если собраться с духом, то еще и помечтать.
Вопрос Пифия, который Арчи предпочел проигнорировать, беспокоил его самого и тем больше, чем в более сложные ситуации засовывало его провидение. Что будет, если не обращаться к Арту за бесконечными расчетами, анализом ситуаций, а довериться себе и действовать, полагаясь на свою собственную способность принимать решения? Арчи решился на это – в гарнизоне так раза три, наверное, и все ближе к концу стажировки; потому что он отлично понимал тогда, что помощь Арта – здоровская штука, но отнимает у Арчи слишком много времени, а майор Винце или сама ситуация требовали немедленных действий. В общем, это было возможно и даже оправдывало себя. Только Арчи, наверное, был слишком привычен жить в плену всяких «но». А может, действовал слишком рассудочно. А может, просто не был способен действовать самостоятельно. А может, просто трус.
========== Часть 26 ==========
Десятилетие проекта «Арчи 1.1» отмечалось не то чтобы с государственным размахом, но отмечалось. До этого дни рождения Арчи Кремера проходили в центре, устраивалась вечеринка для всех, Арчи натужно улыбался первые полчаса, а затем забивался в угол или вообще сбегал куда-нибудь и упрямо занимался будничными делами. Спроси его кто, любит ли он свои дни рождения, Арчи был задумался. Скорее да, чем нет. Хотя с другой стороны, скорей нет, чем да. Без таких празднеств было бы, наверное, проще. Хотя с ними веселей. А если мыслить чуть глобальней, то участники проекта имеют право порадоваться – крутись как хочешь, а Арчи им всем обязан очень многим. Хотя бы тем, что он жив до сих пор. И неплохо жив.
Другое дело первый круглый юбилей проекта. День рождения Арчи 1.1 – годовщину трансплантации – отмечать отказался сам Арчи: демонстративно не пришел на вечеринку, у него хватило духу отказаться принять от Зоннберга подарок. Он даже сказал:
– Празднуйте свой успех, хвалитесь, какие вы молодцы, что сделали ту операцию, я не против, но не обставляйте это как мой день рождения.
Зоннберг попытался переубедить его. Это, впрочем, было скорей коленным рефлексом, чем искренним желанием все-таки устроить праздник, основанным на искренней же уверенности в его необходимости. Отнюдь: Зоннберг просто не мог не отреагировать на противостояние подчиненного, он не мог противостоять желанию поспорить, возразить – не в последнюю очередь подчинить. Арчи смотрел на него пустыми глазами, и что-то подсказало Зоннбергу, а Пифий подтвердил, злорадно посмеиваясь, что Арчи запросто мог отключить слух и даже зрение и спокойнехонько смотреть какой-нибудь фильм, позволяя Арту мониторить внешнюю среду. Да, у него хватило бы дерзости. Нет, Пифий не считает, что это дерзость per se, это просто одна из методик Арчи Кремера по сохранению собственного «Я», которое, будем откровенны, треплют, полощут, деформируют и оскапливают все, кому не лень. И нет, Пифий не считает, что непроведение данного праздника каким бы то ни было образом отразится на боевом духе коллег, потому что, будем откровенны, повод для празднования – очень сомнительный. Это как устраивать торжества в честь признания некой абстрактной персоны недееспособной и приставления к недееспособной персоне соглядатая. По крайней мере, ситуация допускает такую интерпретацию.
А вот десятилетие проекта – совсем, категорически другое дело. Во-первых, для генштабовских. Во-вторых, для местных, центровских. И в-третьих, для Арчи Кремера. По порядку, пусть и с конца: Арчи Кремер, позволявший себе очень неприятные фразы в адрес этого вот проекта, был в общем и целом ему благодарен. Хотя воспоминания о трансплантации, о первом месяце после нее, о том, что ей предшествовало, были для него исключительно неприятны. Но Арчи Кремер жил, бодрствовал, совершал невероятные дела, наслаждался доступом к самым прогрессивным библиотекам и вообще как сыр в масле катался. Во-вторых: местные специалисты не просто поимели с этого проекта – даже в той его части, которая все-таки была разрешена к публикации, колоссальные дивиденды. Тут даже не о бюджете речь. Тут речь о возможностях исследования, о том, что достаточно не то чтобы составить самый щедрый бюджет для самого невероятного испытания, заполучить самую крутую лабораторию и самых крутых лаборантов – подумать об этом, и у тебя все будет. В общем, на Арчи Кремере делали впечатляющие карьеры, защищали диссертации и получали разные степени-звания.
А про генштабовских что говорить – они решились на невероятную авантюру, что, в принципе, для них не внове. Они убедились, что авантюра оказалась успешной, что, прямо скажем, не всегда данность. И они уже получили многократное количество подтвеждений успешности этой авантюры – как в финансовом, так и в тактическом и стратегическом плане. Чисто с точки зрения технологий, которые обкатывались на Арчи Кремере, тамошние аналитики в восторге заламывали руки – это даже не о самом концепте речь, а о его каких-то деталях: материалах там, инфотехнологиях, чем еще. А была еще и сама возможность применять сам концепт. Не в полной мере, разумеется, еще раз на такую трансплантацию решаться дураков нет. Но более полная интеграция человека и машины, чем считалось до тех пор, была возможна. Даже не так: была успешна! Так что они считали не просто оправданным устроить милое такое пиршество для посвященных. Они считали это пиршество закономерным.
Оно должно было проводиться в генштабе, разумеется. Приглашались не все участники проекта – на кой бы такая щедрость сдалась. Но многие. С объяснением важности и почетности такого приглашения, а также необходимости соблюдать все тот же секретный режим. С указанием и последствий несоблюдения режима – в самых черных красках, с сообщением ужасности наказания, и прочая, и прочая. От таких страшных угроз плевались даже самые закаленные, грозили бойкотом и саботажами. Но на празднество явились все приглашенные – как и положено, при полном параде, натянув на лица самые счастливые улыбки, с обещанием рассказать менее везучим, что да как, да каковы самые высокие чины генштаба вблизи.
А Арчи Кремер снова оказывался на передовой. Вопреки своим желаниям, вопреки представлениям о том, как следует проводить идеальный день рождения; намерениям, собственной натуре – всему. Дамиан Зоннберг начал скакать козликом вокруг него за добрую неделю до празднества. Он называл это «идеологической подготовкой». Пифий Манелиа – промыванием мозгов. Арчи Кремер – старался ограничиться нормативной лексикой, вынужденно соглашался с определением Пифия, хотя все-таки считал его недостаточно точным. А вообще ему хотелось ругаться грязно, громко и многословно, так, чтобы вокруг взмолились, чтобы он заткнулся. Но он знал, что не сделает этого, и не только из-за Арта, который вроде как не допустил бы – ему как раз все равно, лексема и лексема, коннотация и коннотация, интенция говорящего – выпустить пар, а не совершить действия, о которых он говорит, сообщая пустой комнате, какие членовредительства и какие сексуальные извращения готов совершить с теми и теми людьми, поэтому можно и позволить Арчи поругаться. В самом Арчи сидел этот дурацкий цензор, который всегда и пристально следил за тем, что, как и когда Арчи говорил-думал. В первую очередь, чтобы не запустить цензора в Арте. В какую-нибудь вторую-третью – чтобы его грязные мыслишки не стали известными посторонним (а вдруг Арт докладывает кому-то неизвестному, и этот кто-то может решить, что Арчи следует подвергнуть еще какой-нибудь страшной процедуре, вроде этих нейро– или каких там коррекций). И только если быть очень терпеливым и настаивать на самых сокровенных мотивах, можно было добраться до ядра: до нежелания Арчи делиться с кем бы то ни было кое-какими вещами. Тем более с Артом. Особенно с Артом.
В любом случае, Арчи мог думать что угодно, как угодно желать уединения и чтобы его оставили в покое, но он был звездой и логическим центром этой идиотской вечеринки. День рождения проекта, мать его. Юбилей. Игра чьего-то воспаленного воображения, которая была преподнесена как величайшее интеллектуальное достижение, прорыв, революция в кибернетике, а попутно медицине, энном количестве других дисциплин и – как бы напыщенно ни звучало – в философии. Мол, что есть человек, каковы границы «Я», каковы критерии для определения понятия «личность». Например (и тут штатные философы, приближенные к Аронидесу, скажем, еще кому очень высокопоставленному, считали своим долгом обязательно сделать эту маленькую, не до конца понятную простым смертным, но многоговорящую для людей посвященных оговорку) чисто условный, полностью гипотетический симбиоз человека и машины – не просто машины, а искина последнего поколения, он как должен рассматриваться: как симбиоз, то есть сожительство личности и протоличности? Как симбиоз двух личностей, с учетом способности искина пятого, к примеру, поколения не просто совершать логические операции, но и делать выводы, принимать решения в относительно сложных ситуациях? Как одну личность – человека, усиляемую возможностями искина? Ну и так далее. И тут можно было с умным видом рассуждать о великих адаптативных возможностях человека, особенно когда немного поковырялся в досье Арчи Кремера и увидел… то, что способен увидеть. Был до этого убежден, что машина никогда и ни при каких обстоятельствах не станет полноценной личностью, и найдешь ведь тысячу и одно доказательство своим убеждениям именно в случае Арчи Кремера. Арт, конечно, молодец, не в последнюю очередь за счет замечательных менторов – Пифия и самого Арчи Кремера, но он искин и искином остается – машиной; а подтверждения этому такие, такие и такие. Хочешь ты показать, что при определенных условиях искин способен эволюционировать в протоличность, тебе нужно точно так же взять за основу историю Арчи Кремера и на ее примере проследить, как развивался Арт. Если повезет, так еще и разрешение на интервью получить – на условиях абсолютной анонимности и так далее, но все равно можно было бы намекнуть, что твои выводы основаны на имеющих место исследованиях, что сразу же прибавляет вес рассуждениям. В общем, этот проект, который никто более не осмеливался называть экспериментом, который был слишком глобальным, чтобы называться примитивно – опытом, он был невероятно важен. Арчи Кремер совместно с Артом был невероятно важен – Арчи 1.1. Поэтому только смерть и могла оградить Арчи от очередного выставления на обозрение, хотя – едва ли. И даже полная аннигиляция не позволила бы.
Сама вечеринка была назначена на стандартные пять часов вечера. Но Дамиан Зоннберг отправился в генштаб куда раньше. Собственно уже в полдень они с Арчи прибыли туда. Аронидес лично приветствовал их. Пожал руку Зоннбергу, хлопнул его по плечу, а сам смотрел на Арчи, оценивал, присматривался. Препарировал. Молчал.
Молчал и Арчи. Хранил на губах вежливую полуулыбку и ждал. Что нужно было делать в этой ситуации, он представлял крайне смутно, и справочники по этикету тем более оказывались бесполезными. Так что молчание затянулось. Аронидес усмехнулся. Арчи не моргнул, не изменился в лице, не перестал улыбаться, не подал ни единого знака, позволившего думать, что он нервничает. Потеть он тем более не мог, нервный румянец был невозможен.
Вообще сугубо нервная реакция могла случиться – случалась даже, Арчи был о ней очень хорошо осведомлен. Пристальные взгляды были мечом обоюдоострым: Арчи смотрел на других, но и другие смотрели на него. Заглядывали ему в душу, и чисто инстинктивно, благодаря новоприобретенным рефлексам, если точней, Арчи мог моргнуть, чтобы избавиться от наваждения. Тот случай, когда Арт, не получив от него распоряжения делать – или не делать – чего-то, не делал ничего, и Арчи сохранял полный контроль за телом, что и выражалось в резком движении век. Попутно стряхивалось наваждение и неловкость от слишком пристального взгляда.
Не так было в этот раз. Арчи знал, что может поежиться – моргнуть испуганно – еще что-нибудь, но какая-то непонятно откуда взявшаяся гордость, с трудом объяснимое самолюбие не позволили ему попросить Арта о таком и таком контроле за телом. Так что Арчи Кремер, а не Арт, смотрел в глаза генералу Аронидесу. Арчи Кремер терпеливо дожидался, что он сделает. Арчи Кремер отказывался бояться.
Аронидес подал ему руку.
– Признаться, несмотря на то, что я давно вас знаю, курсант Кремер, случай познакомиться с вами лично представился только сейчас, – сказал он.
Арчи пожал его руку.
– Я был лишен и такой привилегии. – Ровно ответил он.
– Неужели молодым людям моложе восемнадцати лет интересно, кто возглавляет генштаб?
– Нет, разумеется. Их куда больше интересует, кому говорить спасибо за решающие изменения в жизни.
Арчи отвечал после секундной паузы – чтобы освоить, что ему сказали, подобрать самый оптимальный с его точки зрения ответ – решиться произнести его. Будь это его собственное тело с нормальными человеческими рефлексами, это занимало бы у сдержанного, рассудительного молодого человека вроде Арчи куда больше времени. А тут получалось вполне себе быстро. Аронидес слышал паузу; он оценил и ответ. И тон, которым Арчи ответил на его насмешливый ответ, – тоже.
– Вы несколько некорректно представляете себе распределение полномочий в генштабе, курсант Кремер. Впрочем, что это я. Веду себя негостеприимно. Прошу.
Арчи захотел услышать, что творится вокруг. В деталях. В мельчайших подробностях. Услышать – потому, что он не позволял себе отводить взгляда от Аронидеса; точнее, оглядывать комнату. Он с деланным безразличием смотрел мимо Аронидеса, чтобы при малейшей потребности снова сверлить его взглядом. Так же, как это делал сам он.
Самое интересное: Арчи уже давно не задумывался, насколько здорово иметь такое тело. Насколько здорово они с Артом сработались. Для этого распоряжения – усилить аудиальное распознавание, убрать посторонние шумы, произвести анализ звуков – ему даже не понадобилось отдавать внятные распоряжения. Он захотел –Арт сделал. Зоннберг не дышал, а затем нервно хрустнул пальцами и судорожно втянул воздух. Еще кто-то слева от Арчи дышал часто и поверхностно; Арт предположил, кто это – некий Бенскотер, один из заместителей, не самый влиятельный, но в свое время использовавший немало из своего влияния, чтобы поддержать Ромуальдсена. Рядом – некий Тамм, стоящий за идеей о более активном внедрении нейроинтерфейса, позволяющего дистанционно управлять дронами. Основанной, кстати, на ряде ноу-хау, примененных при его, Арта, разработке; список ноу-хау прилагается. Там – еще пара людей, каждый из которых так или иначе поживился в проекте. О каждом можно было что-то сказать по этому поводу; Арт, оказывается, еще и сплетни собирал – не в обычном понимании, нет. Но он мог указать, где и в какой связи всплывает имя такого и такого чиновника, с какими именами оно чаще всего ассоциируется. Немного размышлений – и можно сделать вполне надежные выводы о распределении сил.
Аронидес, сопровождаемый Арчи, подошел к креслам, указал ему на одно, стал у другого. Арчи вежливо склонил голову, показывая: только после вас. Аронидесу это понравилось. Он сел. Арчи, не дожидаясь остальных, последовал его примеру. Возможно, это было дерзко; наверное, не сообщи Арт такого количества информации о присутствовавших – об Аронидесе тоже, Арчи не считал бы себя вправе вести себя так. Но, как выясняется, не только Арчи был обязан им своим телом и своей жизнью: они тоже кое-что были ему должны. Но главным все-таки был Аронидес; а Арчи достаточно времени провел с военными, чтобы помнить: они очень не любят, когда щенки молочные вроде него смеют сомневаться в иерархии. Поэтому он смотрел прежде всего на Аронидеса; на других – только если они обращались к нему; не спрашивал, только отвечал, стараясь делать это многословно, подробно и ни в коем случае не откровенно и не искренне, и не забывал добавлять все эти ранги.
Этого проклятого Аронидеса интересовало все. Насколько хорош Арт – и Арчи послушно устранялся, чтобы позволить ему поговорить с искином. Он даже был благодарен за такую паузу: все-таки этот тип был черствым, жестоким человеком – не по природе своей, хотя и по ней тоже, а по чину. Его не интересовал Арчи Кремер, и Арчи 1.1 в той лишь степени, которая позволит ему продвинуть какие-то туманные идеи; но ничего личного – человека, эм-м-м, артефакт, сидящий рядом с ним, Аронидес находил вполне симпатичным, пусть и в некотором роде дерзким. Прилично дерзким, не вызывающе. Арчи понимал это. А еще он понимал, что нормальной человеческой реакцией была бы – ненормальная человеческая реакция: если бы он начал злиться, если бы впал в ступор, если бы даже забился в истерике, это бы поняли, потому что это было бы как-то объяснено физиологией, психикой, еще чем. Арчи же вел себя не совсем ожидаемо. Аронидес не щадил его; остальные – тем более, учуяв, что вожак стаи открыл охоту. Арчи же оставался спокоен. Отвечал, устранялся, когда обращались к Арту. Снова отвечал. И снова отвечал. Замолкал, когда другие начинали обсуждать что-то, да что там – его обсуждать. И снова отвечал.
Самым сложным, самым неприятным испытанием было – стоять в пять часов вечера рядом с Аронидесом на глазах у всех приглашенных, когда он напоминал всем о гении человеческой мысли, о невероятных возможностях человека, об ответственности перед обществом, будущим и в какой-то мере настоящим общества, о том, что в его прошлом были все предпосылки для удивительной интеграции, «которой мы все являемся свидетелями» – конечно же, куда без клише. О героях проекта; и наконец о его сердце, о самом главном герое, о том, кому они все обязаны успехом, об Артуре Кремере. Арчи стоял неподвижно; он категорически устранился от управления мимикой, чтобы не оскалиться, чего доброго. Не в последнюю очередь, потому что во многих глазах поблескивали слезы, когда они таращились на него – так и хотелось рыкнуть, заорать, броситься прочь, свернуться клубком под каким-нибудь столом, за какой-нибудь дверью, сжать веки и заткнуть уши. Но – нельзя. А еще хотелось рявкнуть на Аронидеса. Он был ловок. Говорил о достижениях человечества, о «великом гении человека», но никогда не применял это самое «человек» к Арчи, и при этом невозможно было ухватить за хвост его ловкость, сказать: «А я?» – он мог с чистой совестью ответить: «Так и ты». Наверное, снова следовало благодарить Арта. Даже не столько Арта, сколько саму эту коробку, которая заменяла Арчи тело со всеми его физиологическими реакциями, и даже это желание сбежать, скрыться ни с какой стороны не напоминало «нормальное» действие гормонов стресса, а какую-то смазанную реакцию, которая даже в таком невнятном состоянии корректировалась Артом.
Арчи не мог не подумать, что если бы по его крови гуляло достаточно адреналина, он бы сейчас бежал, только пятки сверкали. Невнятно – просто представил, как бы он отсюда улепетывал.
«Недопустимое поведение. Торжество устраивается в твою честь, с точки зрения реципрокации неприемлемо, что виновник торжества на нем отсутствует», – заметил Арт.
Арчи хмуро подумал, что виновник торжества как раз не он, а этот дурацкий концепт. А он даже не полноценная его материализация. И особенно неправомочно заявлять, что он, Арчи Кремер, является центром проекта. Потому что никак не он, а Арчи 1.1, и сколько в нем от Арчи, не может понять и он сам.
На это Арт заметил: «Наш конструкт отождествляется в сознании участников проекта прежде всего с тобой. Осмелюсь предположить, что отождествление в данном случае приблизительно соответствует олицетворению, что является возможным только в отношении человека. Поэтому ты и только ты воспринимаешься участниками проекта, а также обывателями в самом общем смысле как Арчи 1.1».
Просто чтобы отвлечься, Арчи подумал: он-то предпочитает смазанные мыслеобразы, причем чем меньше он хочет открываться Арту, чем эти образы невнятней. А в ответ ему прилетает такое вот умное «отождествление равно и неравно олицетворению», «олицетворение является и не является отождествлением»; «участники проекта, обыватели, праздношатающиеся зеваки». Арт не обиделся:
«Применение так называемых мыслеобразов является возможным только в случае высокоразвитой продуктивной мыследеятельности. При всех моих достоинствах я репродуктивен. Наверное, искусственный интеллект как таковой еще долго останется репродуктивным аппаратом. Поэтому то, что тебе возможно представить, опираясь на эвристические действия, мне необходимо структурировать с использованием аналитических операторов».
И Арчи не мог не подумать, что если бы все это звучало в нормальной речи, пусть даже в общении с этим Аронидесом, все эти занудства Арта, то проще удавиться, чем дослушивать эти разглагольствования до конца. А он привык. Воспринимает их как нечто само собой разумеющееся. Воспринимает Арта как кого-то. Пусть и отказывается признавать в нем полноценное существо. Протоличность – гадкий термин, но почти соответствующий «проекту «Арчи 1.1»» – ему, Арчи Кремеру, в котором точно так же отказываются видеть человека. Самое смешное: за Арта готов вступиться только он, Арчи, человек – существо – имеющее изрядно оснований, чтобы ненавидеть его.
