Текст книги "Железный Маршал (СИ)"

Автор книги: Атенаис Мерсье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 52 страниц)

– Наобещал? – оскорбился брат Эдвин. – Как не совестно тебе, брат, так отзываться о мессире Ричарде?!

– Довольно, братья, – мягко вмешался в разговор командор Жильбер. – Не горячись, брат Эдвин. А ты, брат Льенар, смири свой гордый нрав. Тебе стоит принести извинения.

– Я бы сказал, – ничуть не смутился и даже съехидничал в ответ Льенар, – что нрав у меня скорее наглый, чем гордый, за что мне часто попадало прежде и попадает по сей день от иерусалимского капеллана.

– Тогда тебе тем более не стоит этим гордиться, – с мягким укором сказал командор.

– Смягчить характер, а не сломать, – ответил ему Льенар, – таково одно из правил Ордена, брат. Может, здесь вам и по нраву покорные слуги, но в Святой Земле нужны воины, которые сумеют не только подчиниться, но и в трудную минуту принять решение самостоятельно. И быть готовыми ответить за свои поступки, если те вдруг обернутся во зло Ордену. А слабовольным это не под силу. Что же до мессира Ричарда, – продолжил он уже другим, более мягким тоном, – то оскорбить его я не желал. Но я не могу представить себе, каким образом он убедил вступить в Орден наследника де Шамперов.

– Он не убеждал, – всё ещё недовольным голосом отозвался брат Эдвин. – Брат Уильям пришел к нам сам и долго добивался, чтобы ему позволили надеть белый плащ.

– Сам? – переспросил Льенар, нахмурив остро изогнутые черные брови. – И почему же, любезный брат?

– Боюсь, этого я не знаю, – покачал седеющей головой брат Эдвин, решив всё же сменить гнев на милость. Льенар по возрасту мог бы годиться ему в сыновья, которых у Эдвина никогда не было, а потому стареющий рыцарь считал его горячность лишь проявлением молодости и относился к ней даже с некоторой симпатией. – Со мной он откровенен не был, поэтому в чем бы ни крылась причина… Ты и сам знаешь, орденские братья порой бывают очень далеки от мирской жизни.

– И это не всегда нам на руку, – бросил Льенар и пробормотал, обращаясь скорее к самому себе, чем к собеседникам. – Подумать только, де Шампер. Да будь я на его месте, и не отказался бы от титула, даже если бы Орден пообещал мне не только христианский Рай, но еще и магометанский, с плодами, вином и сотней-другой гурий!

– Брат Льенар!

***

Отплыть уже на следующее утро, как хотел того брат Эдвин, им не удалось. Море по-прежнему штормило, с ревом набрасываясь на берег и не давая даже выйти из гавани, поэтому всех новобранцев выгнал на ристалище брат Льенар. И сделал это, едва они отстояли заутреню, поэтому снаружи было не только ветрено, но еще и темно и совсем по-зимнему холодно. Уильям зябко кутался в плащ и украдкой зевал в кулак.

– Меня зовут, – заговорил брат Льенар на лингва франка, наспех заплетая длинные волосы в небрежную косицу, – Льенар де Валансьен. Все меня понимают?

Ему ответил нестройный хор полусонных голосов. Уильям попытался вспомнить, слышал ли он прежде что-то об этом городе. Льенар тем временем окинул оценивающим, с прищуром, взглядом шеренгу рыцарей в одинаковых белых плащах и белых же сюрко с красным крестом на груди и разрезами на длинном, доходившем до лодыжек, подоле.

– Плащи снять. Посмотрим, чего вы стоите.

– Крепитесь, братья, – посоветовал Жослен, потирая рукой заспанные глаза. Во время мессы аквитанец самым кощунственным образом подремывал, но Уильяма это скорее повеселило, чем вызвало недовольство. Жослен с его широкой обаятельной улыбкой и теплым взглядом орехово-карих глаз вообще не представлялся человеком, на которого можно было за что-то злиться. Скорее, хотелось поговорить с ним по душам, но этого Уильяму пока что и в страшном сне присниться не могло. – Он чисто зверь, – продолжил Жослен, понизив голос, когда Льенар выбрал себе первую жертву и почти не глядя бросил ей один из принесенных с собой щитов. – Даже если вы величайшие рыцари христианского мира, любезный брат все равно найдет, к чему придраться.

Уильям же через несколько минут решил, что если бы любезный брат просто придирался, то это было бы еще полбеды. Первого из них, бывшего схоласта брата Томаса, Льенар попросту отлупил, как ни на что негодного оруженосца. Атаковал так стремительно, что даже Уильям поначалу не понял, в какой момент рыцарь еще стоял неподвижно, а в какой его длинные узкие клинки уже рассекли воздух. Брат Томас, едва успевший сделать шаг вперед, был вынужден отступать, не успевая теперь за противником и только блокируя чужие удары, а брат Льенар не иначе, как развлекался, гоняя его по всему ристалищу. Пока наконец не отвел в сторону чужой клинок, змеей скользнул вперед, и, повернув левую руку с не то длинным кинжалом, не то коротким мечом, ударил рукоятью в солнечное сплетение противника.

– На что тебе щит, любезный брат? – съязвил Льенар, пока брат Томас хватал ртом воздух, и напоследок сбил его с ног подсечкой. – Сарацины тебя не навершием бить будут.

– Я не был готов, – буркнул в ответ брат Томас, поднимаясь, и снова рухнул на мерзлую землю. Поскольку Льенар метко пнул его в колено и подсек еще раз, не дав опомниться. После чего поднял на остальных рыцарей пронзительно-голубые глаза, казавшиеся еще ярче на фоне его смуглого от загара лица и иссиня-черных волос, и отчеканил ледяным тоном:

– Следующий, кто заявит, что он не был готов, отправится обратно в Англию первым же кораблем.

– Брат Льенар, – вмешался присутствовавший при экзекуции брат Эдвин. – Брат Томас ни разу не был ни в одном настоящем сражении, поэтому…

– В первой же стычке его и убьют, – закончил за него Льенар. – Потому что сарацины не будут стоять и ждать, пока брат Томас соизволит вспомнить, с какой стороны браться за меч. Следующий. Имя.

Наученный чужим горьким опытом брат Уолтер поначалу сумел оказать достойное сопротивление, но уже через несколько минут непривычный для него двухклинковый стиль боя не оставил бедняге ни единого шанса. Уолтер, как показалось Уильяму, терялся от одной манеры Льенара атаковать то с правой руки, то вдруг с левой, которая большинству рыцарей была нужна только для того, чтобы держать в ней щит. И от постоянных насмешек, каких он никогда не слышал от наставников в лондонском Темпле. Любезный брат, сообразил Уильям, хотел знать, насколько хорошо они владеют не только мечом, но и собой. В бою умение держать себя в руках и не поддаваться на провокации противника становилось порой не менее важным, чем навык фехтования.

Не теряй головы, Вилли, учил его еще в Гронвуде старый саксонский солдат. В бою ярость придает нам сил, поэтому ты всегда можешь обратить ее себе на пользу, но никогда не позволяй ей взять верх над твоим разумом. Что бы ты ни увидел или ни услышал от своего врага, помни, что тот, кто бросается в бой бездумно, обречен на гибель.

– Говоришь, доблестные воины, брат Эдвин? – бросил тем временем Льенар, пока Уолтер поднимался с земли. – Твои доблестные воины пригодятся нам только в том случае, если нечем будет зарядить баллисты. Привыкли махать мечами на турнирах и думают, что в Палестине их тоже ждут шатры, вино и девки. Следующий. Имя.

– Уильям.

– Полностью, – не удовлетворился таким ответом брат Льенар.

– Уильям де Шампер, – нехотя ответил Уильям, одновременно с этим раздумывая, что ему делать с любезным братом. Льенар, хоть и достаточно высокий по сравнению с другими рыцарями, был ниже Уильяма почти на полголовы, легче по весу и заметно ýже в плечах. Тонкокостный и стройный, пожалуй, даже слишком стройный, но куда опаснее, чем мог бы показаться на вид.

– А, – сказал Льенар, оценивающие сощурив голубые глаза, – так это ты у нас наследничек барона?

Прозвучало почти презрительно. Уильям против воли покраснел. Наследничек, значит? И после этого тамплиеры еще уверяют, что вступивших в Орден ждет равное отношение независимо от происхождения и прежнего титула. Или Льенар что-то знает?

– Я не наследник, – бросил сквозь стиснутые зубы Уильям и нанес рубящий удар сверху вниз. Любезный брат не растерялся, со звоном приняв чужой клинок на перекрестье из своих, но удивился, на короткое мгновение вскинув изогнутые черные брови, отчего исказился широкий некрасивый шрам у него на лбу.

Я тебе покажу наследничка, подумал Уильям, бросаясь в атаку. Я тебе не бывший монастырский послушник, который всего полгода, как меч в руки взял.

Льенар прекратил язвить, вновь сощурил глаза, теперь уже сосредоточенно, и холодный утренний воздух наполнился звоном стали. А он действительно хорош, решил Уильям. Куда лучше большинства рыцарей, с которыми ему прежде приходилось сталкиваться на ристалище. Потому что войны в Святой Земле велись иначе, чем было принято в Европе. Сталкиваясь в пограничных или междоусобных стычках, западные лорды стремились захватить врага в плен и потребовать с него немалый выкуп. Сарацинам же нужен был не звонкий металл монет, а головы неверных, надетые на их длинные копья. И пока Уильям учился у лорда д’Обиньи, как быстрее разоружить противника и поставить его на колени, брат Льенар в Святой Земле убивал врагов христианства, сражаясь с ними безо всякой жалости и позерства.

И для Уильяма он был даже слишком хорош. Пусть Льенар и позволил ему атаковать первым – теперь Уильям был уверен, что ему именно позволили и он отнюдь не застал рыцаря врасплох своим выпадом – но сейчас любезный брат уже теснил его к краю ристалища, обрушивая на щит один молниеносный удар за другим и вынудив Уильяма уйти в глухую оборону. Будь у Льенара только один клинок, и они бы еще могли сражаться на равных, но против такой манеры боя шансов у Уильяма было немного. Во всяком случае, не в первом же поединке.

Но проигрывать он не любил и не привык, поэтому отбив щитом очередной удар и вдруг отчетливо почувствовав, что поражение неизбежно, Уильям, не задумываясь, одним стремительным движением отбросил щит в сторону и ударил кулаком. Как еще в отрочестве привык бить зарвавшихся оруженосцев. И сбивал с ног противников куда крупнее этого язвительного рыцаря. А брат Льенар хоть и казался обманчиво стройным и легким, но неожиданно устоял. Только голова от удара мотнулась назад, и четко очерченные губы окрасились кровью. Кто-то из наблюдавших за ними братьев не удержался от возгласа.

– Брат Уильям! – одновременно с ним воскликнул брат Эдвин и осуждающе закачал седеющей головой. Уильям, опомнившись, сообразил, что вот этого ему, пожалуй, делать не стоило. А впрочем, что такого? Он же не голову противнику отсек. Да и так любезному брату и надо, в следующий раз подумает, прежде чем язвить и обзывать его «наследничком».

Льенар тряхнул головой, оглушенный ударом, удивленно посмотрел на противника – вот теперь Уильяму действительно удалось застать рыцаря врасплох, – и вдруг попросил совершенно иным, чем прежде, миролюбивым и даже любопытствующим тоном:

– Брат Уильям, ответь-ка мне на один вопрос.

– На какой? – осторожно спросил тот, не торопясь опускать поднятого горизонтально, почти на уровень глаз, и направленного острием на противника меча. Льенар заметил настороженный жест, с которым Уильям чуть сильнее сжал рукоять клинка, и весело хмыкнул. Оценил предусмотрительность или посмеялся, решив, что противник попросту боится?

– А щит ты зачем бросил? Не догадался им ударить?

– Да я б тебе, любезный брат, – ответил Уильям, озадаченный таким вопросом, – половину костей в лице переломал.

Хотя, говоря откровенно, Льенар был прав. Бить его краем щита Уильяму даже в голову не пришло. Не говоря уже о том, что нанеси он такой удар по незащищенному шлемом лицу, и действительно изувечил бы противника до неузнаваемости. А это всё же учебный поединок, а не настоящее сражение не на жизнь, а на смерть, в котором все средства хороши.

Брат Льенар кивнул, сплюнул на мерзлую землю кровь и спросил, повернув голову к остальным:

– Все видели?

Ему ответил гул нестройных голосов.

– Тогда говорю на будущее всем и в первую очередь брату Уильяму. Щит в бою не бросать. Если возникнет желание угостить сарацина молодецким тумаком, то бейте его не кулаком, а щитом. Самое меньшее, оглушите. А там, глядишь, и добьете, пока не опомнился. Если, конечно, сами не растеряетесь, – добавил Льенар, вновь съязвив, вытер кровь с разбитых губ рукой в кожаной перчатке и велел: – Следующий.

– А лихо ты его, – вполголоса хмыкнул Жослен, когда Уильям вернулся к остальным, а Льенар как ни в чем не бывало принялся за брата Генри.

– Хочешь сказать, что больше никто не додумался? – полюбопытствовал Уильям.

– Ну почему же? – широко улыбнулся аквитанец, – я его в первый раз пнул. Только он, мерзавец, прыткий, – сквернословить в Ордене было запрещено, но, судя по тону Жослена, это была скорее похвала, нежели оскорбление, – взял и отскочил. Да еще и съязвил, что мне меткости не хватает.

Уильям весело хмыкнул. Характер у брата Льенара определенно был не из лучших, и его презрительное «наследничек» неожиданно задело Уильяма куда сильнее, чем тот ожидал, но в то же время разумом новоиспеченный тамплиер прекрасно понимал: у Льенара было чему поучиться. Уже то, что любезный брат почти что похвалил его там, где другие бы рассвирепели, сказало Уильяму о многом. Льенар не ставил себе цели научить их просто сражаться на мечах, как это делали прежние орденские наставники. Он учил их выживать.

***

Остальные, впрочем, методов Льенара не оценили.

– Брат Льенар порой резок и несдержан в речах и в бою, – говорил им позднее брат Эдвин. – Но он не желает никому из вас зла, братья.

– Да я смотрю, он заботлив сверх меры, – проворчал брат Джон, потирая ноющую щеку с четким багровым отпечатком рукояти. Впрочем, ему и в самом деле следовало быть благодарным. Ударь Льенар не рукоятью, а лезвием, и наградил бы противника шрамом в половину лица и, вероятно, пустой глазницей.

– Любезный брат, – улыбнулся ему Эдвин, протягивая пострадавшему от льенаровой заботы собрату кубок с вином, – мы рыцари Христа. Нам ли переживать из-за пары синяков?

– Именно, брат Эдвин. Мы же опоясанные рыцари, – бросил брат Генри. – А он нас – как оруженосцев, как мальчишек! Да что там, как щенков!

Макнул в лужу едва ли не каждого, весело согласился в мыслях Уильям. Победителем из боя с любезным братом не вышел не один, но некоторых, как и самого Уильяма, Льенар милостиво отпустил. Потом наверняка возьмет реванш. Но Уильяма перспектива быть поколоченным почему-то даже забавляла. Брат Льенар виделся ему любопытным противником. И, что немаловажно, опытным в боях с сарацинами. Пусть любезный брат наставит Уильяму синяков, если ему так угодно. Еще раз обдумав то немногое, что ему было известно о Льенаре, Уильям пришел к выводу, что опыт язвительного тамплиера стоит всех его насмешек и пинков. Да и не так уж сильно он отличался от его прежних наставников, разве что бил сильнее да колкости постоянно отпускал.

Жослен, судя по всему, был с ним в этом согласен, потому как пошутил в ответ на стенания брата Генри, что готов терпеть уроки Льенара и после прибытия в Иерусалим, если это хоть как-то поможет ему в боях с сарацинами. И добавил уже серьезным тоном:

– Любезный брат умеет убивать. Большинству из вас же этого делать еще не приходилось. А тем, кому приходилось, куда привычнее требовать выкуп за противника вместо того, чтобы отрубить ему голову.

Уильям невольно отметил про себя, что Жослен не сказал «нас». Аквитанцу уже доводилось проливать кровь? В учебном бою это понять было трудно. Ни со стороны, ни когда брату Льенару пришло в голову стравить новоприбывших друг с другом и, по-видимому, показалось забавным поставить Жослена против Уильяма. Аквитанец был чуть ниже Льенара, достаточно высокий для мужчины, но, на взгляд самого Уильяма, недостаточно, чтобы быть ему действительно достойным противником. Жослен, если и считал так же, отнесся к такой несправедливости с изрядной долей юмора, и если поначалу это еще походило на тренировочный поединок, то под конец они уже просто со сдавленным хохотом валяли друг друга по земле, как в шутливой потасовке пары оруженосцев.

– С сарацинами так же будете? – угрюмо спросил брат Льенар, сложив руки на груди и возвышаясь над хохочущими рыцарями подобно осадной башне.

– А сарацины, – весело пропыхтел Жослен, пытаясь выбраться из чужого захвата, – нам не друзья.

Уильям от неожиданности даже ослабил захват, позволив аквитанцу ловко вывернуться и откатиться в сторону, встряхнув головой, чтобы откинуть со лба кольца золотистых волос.

– Повнимательнее, брат Уильям, – бросил Льенар, прежде чем повернуться и направиться раздавать свои язвительные комментарии другим сражающимся. – Будешь мешкать в настоящем бою – погибнешь, как последний глупец.

Уильям только неопределенно хмыкнул в ответ и проводил удаляющегося тамплиера настороженным взглядом.

– Да не смотри ты на него так, – хохотнул Жослен и шутливо ткнул его кулаком в плечо. – Я здесь уже почти месяц и ни разу не видел любезного брата в хорошем настроении.

Льенар и в самом деле ходил мрачнее тучи, и даже постоянно оправдывающий его колкости брат Эдвин через несколько дней начал встречать и провожать рыцаря таким же настороженным взглядом, что и остальные англичане. И вечерами подолгу засиживался в покоях командора Жильбера, пока все остальные вольно или невольно задавались вопросами, о чем они могут говорить.

– Там, наверное, война, – первым высказал не дававшую всем покоя мысль брат Томас.

– Там всегда война, – ответил Уильям, переворачивая страницу и не столько припомнив, сколько сопоставив свое первое пребывание в Святой Земле с происходившими там событиями. Кажется, лорд Артур участвовал тогда в штурме какой-то сарацинской крепости. Но какой? Этого Уильям вспомнить не мог, как ни старался. – Именно поэтому мы там и нужны.

– Магистр Ордена умер, – внезапно заговорил вихрастый мальчик-оруженосец, на которого Уильям обратил внимание еще в первый вечер в Ля Рошели. Звали его Ариэль, и обычно он ходил за братом Льенаром, как привязанный, ни с кем, кроме него, не разговаривая. То ли стеснялся старших рыцарей, то ли просто не хотел или не знал, о чем ему с ними говорить. Сейчас Ариэль сидел на постели у дальней стены с узким стрельчатым окном и пытался читать, беззвучно шевеля губами и водя пальцем по строчкам на пожелтевшем от времени пергаменте массивной книги. – Месяца два назад, кажется.

– А ты откуда об этом знаешь? – удивился брат Генри. До Англии новость еще не дошла, да и неожиданная осведомленность этого еще совсем ребенка удивляла.

– От Льенара, – ответил Ариэль таким тоном, словно это было само собой разумеющимся. Уильям немедленно отметил про себя, что мальчик назвал рыцаря просто по имени, опустив обращение «брат». Это было… странно.

– А поход короля Амори? – спросил Уильям, решив воспользоваться моментом и вытянуть из обычно молчаливого оруженосца всё, что тому было известно. Незадолго до их отъезда из Лондона пришла весть, что король Иерусалима выступил на Египет, из-за чего мессиру Ричарду стоило большого труда сдержать взбудораженных этой новостью рыцарей. Те были готовы перейти Ла-Манш по дну, лишь бы поскорее оказаться в Святой Земле.

– Говорят, король отступил и вернулся в Иерусалим, – только и сказал Ариэль и снова опустил глаза на лежащую у него на коленях книгу.

– Я слышал, что наш Орден вообще отказался участвовать в походе, – заговорил вместо него Жослен. – То ли с королем поссорились, – весело хмыкнул аквитанец, – то ли с госпитальерами.

– Орденские братья выше подобных мелочей, – надменно ответил брат Томас.

– Но не когда дело касается госпитальеров, – ввернул Уильям со смешком. Жослен весело хохотнул. О давней неприязни между двумя орденами знали даже дети. Что в Англии, что в Аквитании. Не сказать, чтобы рыцари в черных и белых плащах действительно друг друга ненавидели, да и в бою они часто сражались плечом к плечу, но в другое время относились к членам другого ордена с настороженностью и порой даже опаской.

И тамплиерам, мой мальчик, и госпитальерам нужно одно и то же, говорил ему лорд Артур, когда Уильям, еще будучи совсем ребенком, спросил его, почему так происходит. Все они, без сомнения, благочестивые рыцари, но одним благочестием войны́ с сарацинами не выиграть. Для этого нужно золото и влияние, вот и приходится им соперничать друг с другом у подножия трона то одного короля, то другого.

Это глупо, ответил Уильям со свойственной всем маленьким детям прямолинейностью.

Это политика, рассмеялся барон и шутливо взъерошил ему волосы.

И от этих мыслей настроение у Уильяма резко испортилось. Воспоминание неожиданно задело его, напомнив о том времени, когда еще не было Гая и никто не смел говорить самому Уильяму, что он бастард. Когда лорд Артур еще был ему отцом.

– Говорят, когда король Амори захватил Бильбейс, то пожаловал там владения госпитальерам, – недовольно заметил брат Джон.

– Невелика потеря, – хмыкнул брат Генри. – Я даже не знаю, где это.

– Полагаю, что где-то в Египте, – пошутил Жослен под дружный смех. Уильям тряхнул головой, словно хотел откинуть волосы с лица – ему было всё никак не привыкнуть к тому, что теперь они коротко обрезаны, – и попытался вернуться к чтению. Получалось плохо, братья перебрасывались колкими фразочками и смеялись, довольные, что никто за ними не следит и можно позволить себе немного пошутить, а Уильяма это вдруг начало невыносимо раздражать. Неважно, участвовал Орден в походе на Египет или нет, сейчас они были как никогда нужны в Святой Земле. А вместо этого ждали, когда утихнет воющий за стенами прецептории ветер и они смогут отплыть. Прочь от земель Генриха Плантагенета, прочь от Артура де Шампера и его наследников. Не сомневаясь и не оглядываясь.

– Пойду проверю лошадей, – не выдержал он наконец, с шумом захлопнув книгу и поднявшись с узкой жесткой кровати.

– Кто бы сомневался, – фыркнул брат Генри, когда дверь из их общей спальни закрылась с негромким стуком.

– Оставь его, – отмахнулся брат Томас, воспитанный в монастырской терпимости, а потому без труда сносивший любые выходки высокородных рыцарей.

– Что это с ним? – спросил Жослен, слабо представлявший себе причину, по которой можно было захотеть выйти в темный и продуваемый всеми ветрами двор прецептории. И уж тем более пытаться убедить других, что все дело в лошадях. Орденские лошади – это забота оруженосцев, а не опоясанных рыцарей.

– Да он всегда такой высокомерный, – пожал плечами брат Томас. – Мы же ему не ровня, так чего ему, спрашивается, с нами разговаривать?

– Брат Уильям предпочитает общество лишь самого себя, – добавил брат Генри.

– А мне так не показалось, – с сомнением протянул Жослен, глядя в сторону закрывшейся двери. Но не двинулся с места, понимая, что в чем бы ни была причина, ее вряд ли откроют человеку, которого знают всего несколько дней. Ариэль с негромким шелестом закрыл книгу и тоже поднялся.

– Я вас покину, братья, – сказал мальчик, проходя между двумя ровными рядами постелей, прикрыл за собой двери и быстрым шагом прошел, почти пробежал по коридору, остановившись перед другой дверью, ничем не отличавшейся от остальных дверей в прецептории.

– Кого там еще принесло?! – недовольно отозвался голос изнутри в ответ на негромкий стук.

– Меня, – ответил Ариэль, заходя внутрь и плотно закрывая за собой дверь. Льенар сидел за широким столом, привычно сцепив руки в замóк и нахмурив изогнутые черные брови. – А что это? – спросил мальчик, указав взглядом на лежащий на темной столешнице пергамент.

– Ничего, – отозвался Льенар, расцепил пальцы и сложил пергамент пополам, отчего стала видна сломанная печать на одном его краю. – Сколько ты прочел?

– Две страницы, – честно ответил Ариэль, невольно покраснев. Теперь это казалось ему ничтожной малостью, всего лишь пара страниц в огромной книге. – Это… сложно.

– Поверь мне, головы рубить сложнее, что бы там не говорили отцовские рыцари. Узнал что-нибудь?

– Мне это не нравится, – вместо ответа сказал Ариэль, невольно наморщив чуть вздернутый нос. – Чувствую себя…

– Членом Ордена, – продолжил за него Льенар, наконец подняв на подростка пронзительно-голубые глаза. И процитировал. – Если один орденский брат уличит другого в грехе, а тот не пожелает сознаться в нем сам, то уличивший должен сообщить об этом на первом же капитуле*.

– Но они же не грешат, – заметил Ариэль, не став говорить, что некоторые постулаты Ордена были ему совершенно не по душе. – Просто разговаривают.

– И мне нужно знать о чем, чтобы понимать, что они из себя представляют. Хотя бы так.

– Поговорил бы с ними сам, – недовольно буркнул мальчик. Льенар смерил его ехидным взглядом и спросил, улыбнувшись краем рта:

– Дерзишь?

– И в мыслях не было, – покачал головой Ариэль.

– Сядь, – велел рыцарь, и мальчик послушно плюхнулся во второе кресло с другой стороны стола. – Сейчас они не захотят со мной разговаривать и уж тем более откровенничать. Едва ли хоть один из них понимает, что их настоящие враги – это сарацины, которые ждут их в Святой Земле, а вовсе не я, как бы ни валял я их по земле. Так что ты сейчас – мои глаза и уши.

– Мне кажется, брат Уильям понимает, – не согласился с ним Ариэль. И добавил в ответ на чужой полувопросительный взгляд. – Высокий такой, с рыжеватыми волосами. Он внимательно слушает и всё подмечает.

Льенар вновь сцепил пальцы в замóк и положил на них подбородок.

– Этот брат Уильям не дает мне покоя, – признался он после короткого раздумья. – Зачем он вступил в Орден?

– А тебе самому как думается? – спросил Ариэль.

– Да здесь немного вариантов, – пожал плечами Льенар. – Либо он благочестив сверх меры – что лично мне кажется сомнительным, – либо… Нет, я не представляю, что такого он мог совершить, что его за это на всю жизнь сослали в тамплиеры. У де Шамперов столько золота, что они могут откупиться от любых грехов.

– А он не мог вступить в Орден на время? – спросил Ариэль. И нахмурил остро изогнутые черные брови. – Так ведь можно, верно?

– Можно, – кивнул Льенар. – Но у временных братьев нет права носить белое.

– Странный он, – честно сказал Ариэль и получил в ответ кривую усмешку краем рта. – Я правду говорю. Другие братья из Англии сказали, что он предпочитает одиночество.

– Вот как? – спросил Льенар, сощурив голубые глаза. – А вот это уже плохо.

– Почему? – не понял Ариэль.

– Дай угадаю, – предположил Льенар, вновь расцепляя руки и откидываясь на спинку своего кресла, – они считают его надменным баронским сынком, который ни во что их не ставит. Так?

Ариэль кивнул. Со стороны всё именно так и выглядело.

– Они не любят его и не доверяют ему, – продолжил Льенар. – Надменный он или нет, но это может его убить. Нет, – рыцарь покачал головой в ответ на удивленный взгляд ярко-голубых глаз, – я не думаю, что они замышляют что-то против него только из-за его происхождения. Орден тамплиеров – это не то место, где можно ожидать подобной низости. Но им наверняка непросто доверять человеку, который всегда себе на уме и от которого непонятно, чего ждать. Пока он будет держаться в стороне, они так этого и не узнают. А в бою всякое бывает, и счет там порой идет на мгновения. Но одно дело бросаться на помощь другу и совсем другое – тому, кому ты не доверяешь. Они замешкаются, и… Мальчишке это может стоить жизни.

– И что ты собираешься делать? – осторожно спросил Ариэль.

– Пока не знаю, – вновь пожал плечами Льенар. – Но с этим одиночкой нужно будет разобраться до того, как мы окажемся в Святой Земле.

Он помолчал, в очередной раз сцепив пальцы в замóк и глядя в узкое темное окно на другой стене комнаты, прежде чем добавил:

– И я буду не я, если не выясню, что к чему.

Комментарий к Глава вторая

*Лангедóк (langue d’oc) – язык средневековой Аквитании, также называемый провансальским или окситанским. В, условно говоря, Франции того времени говорили на двух основных языках: юг – на лангедоке, а север – на лангедойле. Первый дословно переводится, как “язык ок”, потому что в южнофранцузском диалекте “да” произносилось, как “ок”. В то время, как северные провинции произносили его, как “ойль”, поэтому их диалект назывался langue d’oïl.

*Лингва франка – исторически термин обозначает смешанный язык, на котором говорили в средиземноморском регионе в эпоху Крестовых Походов.

*Сюркó – длинная туника без рукавов, надевавшаяся поверх котты (туники схожего покроя, но с длинными узкими рукавами) или кольчуги (для защиты рыцаря от перегрева на солнце) и часто украшавшаяся гербом владельца. Обычно сюрко был длиной чуть ниже колена или до лодыжки и имел разрезы для большего удобства.

*Аграф – застежка для плаща, выполнявшаяся в виде пластины, венка или розетки с крючком и петлей. Также тамплиеры могли скреплять плащ у горла простым шнурком.

*Капитул – общее собрание членов Ордена или отдельного командорства.

Льенар (Lienart) – французская средневековая форма имени “Леонард”.

До XV века фамилий во Франции не существовало. Поэтому “де Шательро” и “де Валансьен” – это не фамилии в привычном нам понимании, а указания на место рождения. Как таковая, фамилия здесь есть только у Уильяма, и то, она, скорее всего, тоже изначально ею не являлась.

========== Глава третья ==========

Святая Земля, Иерусалим, 17 марта.

Бернар не любил неутихающую суету Святого Града. Ему казалось кощунством жить, есть и предаваться грехам, неотделимым от человеческой жизни, в столь священном месте, как это. Здесь должно было быть тихо и спокойно, чтобы любой паломник мог в полной мере ощутить благодать Иерусалима, не отвлекаясь на чужой смех или непристойные предложения купить выпивку или женщину. Вместо этого Святой Град представал перед Бернаром чрезмерно шумным и неуютным, говорящим на десятках языков, из которых рыцарь понимал от силы пару, и исповедовавшим не одну религию, а, по меньшей мере, четыре. Проезжая по улицам Иерусалима, можно было увидеть женщин в мусульманских чадрах, следом за ними выбранить молодых евреев – проклятые христопродавцы смели в открытую ходить по улицам города, в котором осудили на смерть Спасителя, – а затем учтиво раскланяться с западным христианином, которого здесь называли латинянином или франком. Сарацины всех их называли франками, независимо от того, из каких земель они были родом.

Не любил Бернар и дворец иерусалимских королей. Знающие люди поговаривали, что тот стоит на месте старого дворца царя Ирода, а первым царем с таким именем, приходившим в голову любому христианину, был тиран, отдавший приказ истребить сотни невинных младенцев ради того, чтобы оборвать жизнь Божьего Сына. И на таком месте возвели свою резиденцию благочестивые христианские короли? Рожденный и выросший в Святой Земле, Бернар смутно, больше по рассказам родителей, помнил правление еще Балдуина I, первого, кто нарек себя королем Святой Земли, и брата самого Защитника Гроба Господня Готфрида Бульонского. Захвативший Иерусалим в 1099 году Готфрид отказался от громкого титула короля, не пожелав носить золотой венец там, где Христос был увенчан терновым, но его младший брат был, по словам некоторых церковников, не так благочестив. Хотя и короновался в Вифлееме, а не в самом Святом Граде.