Текст книги "Железный Маршал (СИ)"

Автор книги: Атенаис Мерсье

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 52 страниц)

– Я участвовал в десятке осад, мессир, – оскорбился Бернар, но храмовник и не подумал смутиться, вместо этого приняв надменный и даже чуть насмешливый вид.

– Безусловно, – согласился командор, подарив Бернару кривую усмешку краем рта. – Когда были моложе и вас еще не подводили разум и держащая меч рука. Ваше Величество, – продолжил храмовник, не подозревая, какой сильный удар он нанес стареющему рыцарю. – Мы не можем позволить себе сидеть под стенами Баальбека месяцами. Салах ад-Дин всего в двухстах милях от нас и может немедленно выдвинуться на защиту города, едва узнает, что тот в осаде. Баальбек нужно взять быстро. И так же быстро исчезнуть. Салах ад-Дин поступал точно так же, когда воевал с вашим отцом, и я не вижу причин, почему бы нам не последовать его примеру.

– Что именно вы предлагаете, мессир? – заинтересовался мальчик-король, и думать забыв о Бернаре. А тот обнаружил, что теперь ему не поручают ничего тяжелее, чем непрерывно находиться при Балдуине в ставке христианской армии. Стены Баальбека будут штурмовать другие. Как будут и улыбаться ему в лицо, всем своим видом говоря «Твое время вышло, старик».

– Берегите короля, – с усмешкой велел Бернару командор тамплиеров, прежде чем направился к своим рыцарям, расположившимся чуть в стороне от основного лагеря и поставившим шатры идеально ровными, постепенно расширяющими кругами. Бернару в тот миг стоило большого труда напомнить себе, что его враги находятся на стенах осажденного города, а не в лагере христиан, и не снести храмовнику голову.

Балдуин же, казалось, совершенно не понимал, почему давний слуга четырех прежних королей Иерусалима недовольно меряет шагами королевский шатер с поднятым, чтобы видеть начавшийся штурм, пологом.

– Вам не нравится план командора де Валансьена? – спросил мальчик-король, внимательно следя за происходящим у стен Баальбека. Бернар обернулся и смерил его взглядом.

Для своих пятнадцати Балдуин был не слишком высок и широкоплеч, но золоченую кольчугу носил уверенно, ни разу не пожаловавшись после дневного перехода армии, что ему неудобно или тяжело. Он, запоздало отметил Бернар, вообще никогда не жаловался, хотя наверняка изнывал от жары. Даже на пирах в Иерусалиме, когда не было нужды надевать на себя многослойное вооружение, Балдуин неизменно появлялся в длинных одеяниях, полностью скрывавших его тело. Руки короля всегда были в перчатках, а шею до самого подбородка закрывал шарф. Только лицо оставалось открытым, да длинные золотистые волосы свободно рассыпáлись по плечам. А сейчас и они были заплетены в короткую косицу и убраны под плотный подшлемник и кольчужный капюшон. Это было понятно и весьма разумно в походе, но от чего или кого король прятался всё остальное время?

– Я полагаю, Ваше Величество, – безукоризненно вежливым тоном сказал Бернар, – что командор де Валансьен слишком много на себя берет. Ваша армия состоит не только из храмовников.

– Но они ее ядро, – резонно отозвался мальчик-король. – Как и госпитальеры.

– И, тем не менее, госпитальеры не спорят с вами о военных планах.

– Поскольку они были согласны с командором тамплиеров. Так же, как и граф Раймунд. А я не вижу причин не полагаться на их военный опыт. У меня самого, мессир, его ничтожно мало.

Бернар не стал спорить с королем, опасаясь, как бы проницательный Балдуин не догадался, в чем истинная причина негодования рыцаря. И с трудом удержался, чтобы не начать злорадствовать, когда узнал, что первая атака на стены захлебнулась, едва успев начаться. Храмовников, впрочем, неудача почти не смутила.

– Однако они неплохо подготовились, – заметил командор и крикнул кому-то из своих рыцарей. – Вилл! Что думаешь?

– Осадных лестниц не хватает! – ответил ему тот, сняв с головы бочкообразный шлем.

– И арбалетов, – добавил другой рыцарь с заплетенной в короткие косички светлой бородой. – Мало стреляем. Ты сам когда-то говорил, что надо использовать всё, что есть под рукой.

– А еще я говорил, что вы оба не безнадежны, – с гордостью ответил им командор. – И я не ошибся.

Бернар с неудовольствием отметил, что Балдуин наблюдает за храмовниками с неподдельным интересом. Амори всегда считал Орден сборищем гордецов, но его сын восхищался белыми плащами, как и все пятнадцатилетние мальчишки.

А тамплиеры тем временем спорили с госпитальерами о вероятности вылазки со стороны осажденных.

– Не пойдут они на прорыв, нас слишком много.

– Смотря, сколько их самих решит прорываться.

– Не вижу смысла, мессиры, им сейчас нужно просто сидеть и ждать, пока на помощь не придет Салах ад-Дин.

– Это если они уверены в том, что он придет. Кто знает, что на уме у этого курда.

– Да никто не знает.

Бернар смотрел на негромко смеющихся над заурядной шуткой рыцарей-монахов и начинал всерьез ненавидеть их Ордена в целом и каждый белый и черный плащ по отдельности.

– Будет вылазка, – заявил командор тамплиеров, не спуская глаз с высоких массивных ворот Баальбека. – Голову даю на отсечение.

– Сплюнь! – негодующим тоном ответил на это один из его рыцарей, такой же черноволосый, с узким лицом и пронзительно-голубыми глазами, но совсем еще мальчишка. Даже борода толком не растет.

Бастард, не иначе, думал Бернар каждый раз, когда видел этих двоих вместе. Хорошо же храмовники соблюдают свой обет целомудрия, ничего не скажешь!

Но при этом он не мог поспорить с тем, что у командора действительно было чутье. Магометане решились на вылазку незадолго до рассвета, когда луна уже зашла и только слабо светили звезды в вышине, да тлели костры у подножия стен.

– Ворота! – закричал кто-то в темноте, разбудив и короля, и охранявших его рыцарей. – Не дайте им закрыть ворота!

– Держите!

– Проклятье! – неблагочестиво выругался кто-то из рыцарей в черных плащах, сливавшихся с непроглядной ночью.

– Ариэль, поднимай арбалетчиков!

– Босеан! – загремел над лагерем боевой клич тамплиеров. Полсотни рыцарей и полтысячи сержантов закричали, как один, бросаясь в атаку.

– Коня! – выкрикнул Балдуин, выскочив из шатра прежде, чем хоть кто-то успел его остановить.

– Куда вы?! Государь, вернитесь! Не ищите смерти понапрасну!

Но мальчишка уже вскочил в седло и надел на голову увенчанный золотой короной шлем. У Балдуина чутье было не хуже, чем у командора храмовников.

– Я не ищу смерти, мессир! – выкрикнул король и внезапно рассмеялся каким-то жутким, безумным смехом. – Я уже мертв!

И пришпорил коня, промчавшись мимо выскакивающих из шатров рыцарей и оставив Бернара в недоумении.

– Остановите его! – закричали одни, поняв, что король бросился к воротам.

– Вперед! – ответили на это другие, торопливо затягивая ремни и застегивая пряжки. Единая лавина наспех облаченных, без разноцветных сюрко и намётов на шлемах рыцарей хлынула к заклиненным воротам, где уже рубились белые и черные плащи, и разбилась о высокие створки, как разбивается о морской утес волна. Лишь с той разницей, что утес бы устоял. А ворота задрожали и поддались, приоткрылись чуть шире…

– Лучники! – закричал кто-то совсем рядом с королем. Засвистели невидимые в темноте стрелы, а затем сверху хлынуло что-то светлое и обжигающе горячее. Попавшие под поток кипящего масла рыцари душераздирающе закричали, валясь с надрывно ржущих и падающих следом за всадниками лошадей. Ворота захлопнулись с утробным гулом, словно где-то под землей заворочался великан.

– Назад!

– Нет! – в отчаянии закричал король, поняв, что казавшаяся такой близкой победа вот-вот ускользнет из их рук, и бросился вперед, в самую толчею перепуганных людей и коней. – Вперед! Рубите их! Мы прорвемся! Мы возьмем город еще до рассвета!

– Босеан! – ответил ему кто-то из тамплиеров, разворачивая коня. – Тащите лестницы!

Те ударялись о камень стен с негромким треском, а рыцари перебирались на них прямо из седел, стремительно, отточенными движениями хватаясь руками в кожаных перчатках за неровно обструганные деревянные перекладины. Белые сюрко и черные, красные кресты и вновь белые, они смешались воедино, забыв о том, как спорят и порой недолюбливают друг друга в мирное время. Госпитальер протягивал руку тамплиеру, помогая перебраться с лестницы на стену, тамплиер бросал нож или опускал меч, рубя целящегося в госпитальера лучника.

– Ваше Величество! – крикнул Балдуину кто-то из мирских рыцарей, успевший лишь набросить длинную кольчугу и натянуть на голову капюшон из стальных колец. – Прошу вас, здесь может быть опасно!

Королю пришлось отступить и наблюдать за штурмом из-за спин бросившихся на его защиту вассалов.

– Получится, – бормотал он в исступлении, не переставая молиться. – Господь всемогущий, сделай так, чтобы у них получилось.

К полудню над главной башней баальбекского дворца поднялось знамя Иерусалимского королевства.

***

Командор тамплиеров явился к королю лишь на закате, насквозь пропахший дымом, потом и кровью, в замызганном сюрко и прорванной в нескольких местах кольчуге. Но на ногах стоял твердо. Какая жалость, зло подумал Бернар. А ведь он сам мог бы сражаться так же, даже в сотни раз доблестнее и свирепее. Если бы этот проклятый храмовник не назвал его стариком.

– Вы ранены, мессир? – обеспокоенно спросил тамплиера Балдуин, но тот только отмахнулся самым непочтительным образом.

– Не обращайте внимания, Ваше Величество, Льенара никакое оружие не берет, – усмехнулся тенью следовавший за командором молодой и удивительно похожий на него рыцарь. Командор шутливо показал ему кулак, взъерошил такие же черные, как у него самого, волосы и спросил:

– Вы хотели видеть меня, государь?

– Ночью кто-то из ваших рыцарей повел атаку на стены, – ответил Балдуин. – Вы знаете, кто именно?

Храмовник кивнул. Было бы странно, если бы он не знал, подумал Бернар. Иначе какой же из него командир, если он не ведает, что творят его рыцари?

– Брат Уильям, Ваше Величество. Молод и горяч, но в целом неплох.

– Позовите его, – попросил Балдуин, – я желаю говорить с ним.

С этим нужно что-то делать, понял Бернар. Пока храмовники не воспользовались юностью и неопытностью короля и не начали им манипулировать. Нужно было оградить мальчика. Немедленно собрать всех сыновей баронов, подходивших по возрасту и окружить ими Балдуина. Насильно, если потребуется, потому что сам он явно не стремился к доверительным отношениям со своими вассалами. Всё лучше, чем позволить мальчику попасть под влияние тамплиеров.

Отличившийся ночью храмовник отыскался быстро. И не понравился Бернару еще больше язвительного командора. Тот всё же был староват для того, чтобы набиваться в друзья пятнадцатилетнему королю. Этот оказался куда моложе, и даже положенная всем тамплиерам и аккуратно подстриженная борода его не старила, а, напротив, придавала почти королевский вид. Не нищий безземельный рыцарь, понял Бернар, едва увидев, как спокойно и даже непринужденно храмовник входит к самому королю Иерусалима. Королей рыцарю было видеть не впервой.

И для храмовника он был, пожалуй, даже слишком хорош, сероглазый, с приятным, хотя и несколько суровым аристократичным лицом и аккуратно заплетенными в косицу темными волосами. Такой больше походил на сына какого-нибудь знатного графа и барона, к чьим услугам всегда были деньги и сотни готовых развлечь его друзей и женщин. Но при этом носил белый плащ, а потому наверняка виделся Балдуину олицетворением праведности.

Король легко мог потянуться к такому другу, более взрослому, отважному, благочестивому и попросту идеализированному пятнадцатилетним мальчиком, которого окружали одни лишь бароны, наверняка казавшиеся ему немощными стариками.

– Вы желали видеть меня, государь? – почтительно спросил тамплиер глубоким низким голосом, но его поклон больше походил на кивок давнему другу. У Балдуина дрогнули губы, словно он хотел улыбнуться в ответ.

Проклятье, подумал Бернар. А ведь это их вина. Это они окружили мальчика советниками, но даже не задумались о том, чтобы подсунуть ему в друзья какого-нибудь молодого и легко управляемого рыцаря. Который смог бы убедить его не приближать к себе храмовника, поскольку советников Балдуин слушать не станет. Не в том, что касалось выбора друзей. Быть может, именно поэтому они ожидали, что мальчик решит сам, но прежде тот упорно избегал всех молодых рыцарей. Чтобы теперь выделить из числа своих слуг тамплиера.

– Вы храбро сражались прошлой ночью, мессир, – сказал Балдуин, подтвердив подозрения Бернара.

– Я был не храбрее короля, Ваше Величество, – учтиво ответил храмовник, сложив руки на навершии меча. – Мы бы не взяли город, если бы вы не возглавили атаку.

– И всё же я вряд ли когда-нибудь смогу сравниться с воином, сражающимся во имя Господа, – заметил Балдуин, хотя было очевидно, что слова более опытного рыцаря ему льстят.

– Нет, государь, – качнул головой храмовник, и уголки его губ дрогнули в слабой, но мгновенно переменившей суровое лицо улыбке. – Сегодня я сражался во имя короля.

В тот миг Балдуин не думал о том, что он умирает.

***

Христианская армия покинула Баальбек на следующее утро, схоронив мертвых и разграбив город – как говорили некоторые рыцари – в назидание магометанам.

– Это плата за смерть наших друзей, – заявляли франки, грузя в повозки присвоенное мечом золото и серебро. Тамплиеры с госпитальерами не говорили ничего, но их доля была едва ли не больше, чем у самых знатных баронов. Льенар не меньше часа составлял перечень всего, что досталось Ордену, а затем запечатал свиток и вручил его Уильяму.

– Доставишь Магистру вместе с трофеями.

– Я? – даже растерялся тот, никак не ожидав такого поручения.

– Конечно, ты, – ответил Льенар. – Или с королем вчера кто-то другой расшаркивался?

– Нет, – отрезал Уильям, мгновенно поняв, к чему он клонит. Льенар вздохнул и возвел глаза к потолку, словно спрашивая «Господь всемогущий, что за глупца ты мне послал?».

– Я что-то не пойму, ты обет послушания давал или нет?

– Я давал, – согласился Уильям. – Но это… Это неправильно. И я этого делать не стану.

– Ты так говоришь, как будто я хочу, чтобы ты за ним шпионил, – оскорбился Льенар.

– Нет, ты хочешь, чтобы я набивался к нему в друзья, а у Ордена появилась возможность им управлять. Через меня. Можешь выгнать меня из Ордена, – честно сказал Уильям, – но я в этом не участвую.

– Нет, ты всё-таки безнадежен, – вновь вздохнул Льенар. – Честь впереди головы.

– Он не глуп, – вступился Уильям теперь уже за короля. – И поймет, что его обманывают.

– Ну так не обманывай! – воскликнул Льенар, недовольный такой недальновидностью. – В конце концов, для самого Балдуина будет лучше, если рядом окажешься патологически честный ты, а не какой-нибудь баронский сынок, у которого на уме только золото и девки. И которого легко можно будет купить этим самым золотом и девками. Об этом ты, конечно же, не задумывался?

– Нет, – подумав, признался Уильям. Такого ему действительно в голову не приходило.

– Оно и видно! – бросил в ответ Льенар.

– И как ты ухитряешься каждый раз выворачивать всё так, чтобы оно в любом случае было тебе на пользу? – спросил Уильям, поняв, что от него не отстанут, пока не убедят. Тем или иным способом.

– Не мне, – вновь оскорбился Льенар, – а Ордену. А ты подумай над тем, что я тебе сказал, пока будешь ехать в Иерусалим. И если у тебя, любезный брат, такие трудности с пониманием политических нужд, то я советую посмотреть тебе на это с другой стороны. У нас с королем одна и та же цель. Но нас всё-таки целый Орден, и в нем хватает мудрых людей, которые не дадут сбить с намеченного пути ни себя, ни других. А Балдуин сейчас совсем один. Ты всё детство и отрочество провел при английском дворе и знаешь, что возле королей постоянно плетутся какие-нибудь интриги. Мальчик не разберется в них самостоятельно.

– Льенар, – устало сказал Уильям.

– Помолчи, я не закончил, – велел ему рыцарь. – Не хочешь лезть в политику, не лезь. Пока что. Потом всё равно придется, можешь не сомневаться. А на первых порах поразмысли, чем ты способен помочь самому Балдуину. В конце концов, одному королю ты когда-то уже служил. Послужи теперь другому. Но будь добр, не забывай, что ты в первую очередь тамплиер.

– Ладно, – буркнул Уильям в надежде отвязаться. – Я попробую.

– И возьми с собой Жослена, – добавил Льенар притворно ворчливым тоном. – После прошлого раза я тебе не доверяю.

– Это было четыре года назад! – возмутился Уильям.

– Хочешь сказать, что с тех пор ты поумнел? – поддел его Льенар. – Не верю.

Уильям смерил его негодующим взглядом, но промолчал. В какой-то степени Льенар был прав. И другой командор, получив от Великого Магистра письмо с указанием поставить на место зарвавшегося юнца, вполне мог бы превратить его жизнь в кошмар. Льенар же вместо этого хохотал, пока у него из глаз не брызнули слезы.

– Однако ты, любезный брат, бунтарь!

Уильям промолчал и в тот раз, ожидая, пока командор перестанет смеяться.

– Она хоть красивая была? – спросил Льенар, успокоившись. Уильям неопределенно пожал плечами. Сарацинка перестала казаться ему такой манящей, когда он увидел ее лицо. Очаровательна, но всё же дитя. О котором теперь позаботятся другие.

Но порой он всё же думал о ней. Как думают о чем-то недостижимом, об эфемерной мечте, которая так и останется лишь мечтой. Но не часто. У него хватало забот и без размышлений о Сабине.

Подружиться же с королем оказалось куда проще, чем он предполагал. Балдуин и в самом деле был на редкость проницателен, но кроме того, любознателен, а потому тянулся ко всему новому. Узнав, что заинтересовавший его тамплиер родом из Англии, где уже двадцать лет правил кузен Балдуина Генрих II, мальчик-король сам начал выделять Уильяма из числа других рыцарей.

– Расскажите мне об этой стране, мессир, – просил Балдуин, покачиваясь в седле и щуря глаза от яркого августовского солнца. – Она похожа на Святую Землю?

– Не слишком, Ваше Величество. Лето там… не такое жаркое, – отвечал Уильям, невольно улыбаясь королевской любознательности и собственным воспоминаниям. До тех пор, пока Балдуин не начинал расспрашивать его о семье или причинах вступления в Орден. И тогда Уильям терялся и порой совсем не знал, что ответить королю.

– Представь, что это я, – смеялся Жослен, хлопая его по плечу. – И не смотри на него так, будто ждешь, что он тебя проглотит. А то бедный мальчик скоро начнет думать, что это ты от него так шарахаешься, а не от собственного прошлого.

– Тебе легко говорить, – ворчал Уильям. Не рассказывать же Балдуину, что не уйди он в тамплиеры, и вполне мог бы начать в Англии новую междоусобную войну. Впрочем, сам Жослен тоже не распространялся о том, почему вступил в Орден. Но Балдуин не давил и, кажется, даже не обижался на их скрытность. Вопреки опасениям Жослена, проницательный мальчик прекрасно видел, что оба храмовника не любят отвечать на одни и те же, совершенно определенные вопросы, а с самим королем остаются более чем приветливы. И, что было еще важнее, искренны. Но, что казалось Уильяму очень странным, порой Балдуин и сам вел себя так, будто… боялся их.

Иерусалим встретил армию высыпавшей на улицы толпой горожан, кричащих, машущих руками и вытягивающих шеи в надежде рассмотреть привезенные из похода трофеи.

– Мой дорогой сын, – улыбнулась самолично выехавшая навстречу Балдуину Агнесс де Куртене.

– Матушка, – вежливо поприветствовал ее Балдуин. Та улыбнулась еще раз, но не приблизилась и не обняла сына. Даже не коснулась его. Губы короля дрогнули в горькой улыбке, но он ничего не сказал.

– Я рада, что вы вернулись с победой, – сказала Агнесс, одновременно с этим оглядывая сопровождающих сына рыцарей. И сощурила глаза, заметив в непосредственной близости от короля пару молодых мужчин в белых плащах.

– Вы присоединитесь ко мне на пиру, мессиры? – спросил Балдуин прежде, чем его мать успела хоть что-то сказать.

– Если того желает Ваше Величество, – учтиво ответил Жослен.

– Желает, – чопорно согласился король и пришпорил коня.

Забавный мальчик, думал Уильям, пока они въезжали во двор иерусалимского дворца. По широким мраморным ступеням торопливо сбежала навстречу королю девушка в легком шелковом блио. Принцесса Сибилла была куда приветливее матери и хотела даже обнять Балдуина, но тот отстранился сам, хотя и улыбнулся ей куда искреннее, чем Агнесс. Следом за принцессой появилась еще одна женщина, служанка в длинной подпоясанной тунике и магометанских шальварах, скрывавших очертания ее ног. Она поднесла Балдуину наполненный сладким вином кубок, получила в ответ еще одну, на этот раз благодарную улыбку, а затем повернула голову и вдруг окликнула едва успевшего спешиться храмовника.

– Мессир Уильям!

Он обернулся на звук ее голоса и растерянно посмотрел на служанку, не понимая, откуда она знает его имя. Та заметила смятение рыцаря, и ее улыбка померкла, сменившись огорченным выражением.

– Вы… не помните меня? – спросила женщина. Нет, девушка не старше двадцати, высокая и стройная, с медово-карими глазами и вьющимися черными волосами. Мягкие пышные локоны обрамляли ее сердцевидное лицо, но были подстрижены так коротко, что едва касались стоячего воротника бордовой туники. А на золотисто-смуглых щеках появились ямочки, когда она улыбнулась, увидев в его глазах тень узнавания.

Уильям с потрясением обнаружил, что пока он сражался с магометанами, юная девочка успела вырасти и превратиться в красивую молодую женщину. А он вновь не знал, как заставить себя отвести от нее взгляд.

========== Глава девятая ==========

– Я… рада видеть вас вновь, мессир, – сказала Сабина, сцепив тонкие пальцы и прижав руки к груди. Уильям невольно проследил это движение взглядом и сглотнул, глядя, как вздымается в такт дыханию ее грудь. И смутился от этого только сильнее, попытавшись перевести взгляд на ее лицо и пробормотав первое, что пришло в голову:

– Ваши волосы.

Сарацинка вздрогнула, сердцевидное личико приняло растерянное выражение, и он с ужасом понял, что обидел ее этим замечанием. Ведь ни одна знатная или хотя бы богатая женщина не стала бы носить такие короткие волосы.

– А, – сказала Сабина, попытавшись вновь принять беспечный вид. – Пришлось их обрезать. У меня теперь нет времени за ними ухаживать. Знаю, это не слишком красиво, – добавила она так, словно ей было важно, что об этом подумает храмовник, которому вообще не должно было быть дела до женской красоты.

– Нет, нет, – пробормотал Уильям, пытаясь как-то исправить свою ошибку. – Так… – он рефлекторно кашлянул в кулак, чтобы прочистить горло, и продолжил уже громче. – Так гораздо красивее. Раньше… раньше они не вились.

Какой позор, подумал он еще до того, как закончил фразу. Бывший наследник барона и родич королей не знает, как сделать женщине комплимент. Прежде Уильяма это мало волновало – да и к чему такое умение тамплиеру? – но теперь для него вдруг стало очень важным сказать ей, что она красива.

– Раньше они были слишком длинными, – ответила Сабина, и на ее щеках вновь появились ямочки. – Спасибо, вы очень добры. Я… я должна идти, – сказала она, обернувшись на негромко переговаривающихся короля и его сестру. – Но если вы присоединитесь к Его Величеству на пиру…

– Я присоединюсь, – поспешно кивнул Уильям и завороженно смотрел, как она взбегает по ступеням и исчезает в высоких двустворчатых дверях. Жослен сделал вид, что кашляет.

– Обет… кхе-кхе… целомудрия.

– А? – даже не понял его поначалу Уильям, но, опомнившись, наградил друга коронным взглядом «бешеного бастарда» и прошипел в ответ: – Это не то, что ты думаешь!

– Я ничего не думаю, – весело ответил аквитанец. – Но это, знаешь ли, совсем неудивительно. Она очаровательна.

– Жос! – возмутился Уильям, но немедленно осекся и поспешно огляделся, поняв, что привлекает к себе лишнее внимание. Не хватало еще, чтобы кто-то подумал, будто он… Будто она… – Я просто… кхм…

Жослен только хмыкнул, посмотрев на него тем взглядом, каким умудренный годами и опытом отец смотрит на юнца-сына, впервые увидевшего красивую женщину. Мол, ты, мальчик, можешь говорить всё, что вздумается, но я-то прекрасно понимаю, что с тобой происходит.

Я не мальчик, раздраженно подумал Уильям, но ссориться с другом не стал. Тем более, что вслух Жослен этого не говорил, а, стало быть, и повода для ссоры у них не было. Не злиться же теперь из-за того, что Уильяму показалось, будто о нем плохо подумали. Да и не положено рыцарям Христа опускаться до глупых свар. Особенно из-за женщины. Женщина – это искушение, которого всякому благочестивому человеку следует избегать, дабы не погубить понапрасну свое тело и душу.

И разве не ушел он в Орден тамплиеров еще и потому, что всегда находил женщин вздорными и глупыми? Пустоголовые кокетничающие девицы, озабоченные одними лишь шелками да женихами побогаче, как они вообще могли привлекать разумного мужчину?

Вздор! – твердо решил Уильям. Как бы ни была красива и приветлива с ним эта сарацинка, он больше не скажет ей ни слова. Он даже не будет смотреть на нее, потому что ни одна женщина не стоит того, чтобы поставить ее выше служения Господу и принесенных рыцарем-тамплиером монашеских обетов.

Сабина словно почувствовала, о чем он думает, и больше не заговаривала с ним первой. Или же попросту была слишком занята, чтобы отвлекаться на какого-то угрюмого храмовника. Сарацинка то появлялась в огромном зале с каким-то одной ей известным поручением, то вновь исчезала, и, казалось, давно должна была затеряться среди десятков других женщин. Большинство из них были знатны, длинноволосы и носили богато расшитые и украшенные одежды, а потому были способны одним взмахом ресниц затмить любую сарацинскую служанку. Но вместо этого ее стройная, так неброско одетая фигура немедленно бросалась Уильяму в глаза каждый раз, когда он поднимал голову и рассеянно окидывал зал взглядом.

Она постоянно улыбалась, приветливо, но без кокетства, не делая различий между баронами и слугами, и особенно часто появлялась возле короля, ласковым голосом уговаривая его попробовать то или иное блюдо. Балдуин поначалу не проявлял к еде большого интереса, словно военный поход ничуть его не утомил, но вскоре принялся за подаваемые блюда с завидным аппетитом. Какой и должен был быть у уставшего с дороги пятнадцатилетнего мальчика.

– Хотите фруктов, брат? – не отставала от Сабины принцесса Сибилла, и это настолько развеселило окруженного со всех сторон женской заботой короля, что он даже бросал на расположившихся неподалеку храмовников забавные притворно-испуганные взгляды.

Спасите меня, мессиры, эти прекрасные дамы вздумали закормить меня до полусмерти!

– Да простит меня Господь, – едва слышно заметил Жослен, – что я так отзываюсь о нашем короле, но этот мальчик порой становится чертовски странен. То никого к себе не подпускает, то вдруг начинает вести себя так, словно хочет подружиться со всем миром.

Уильям рассеянно кивнул, глядя, как падают на смуглый лоб пышные черные локоны, когда она наклоняет голову, подливая королю воды в кубок с вином.

– Говорят, мальчик болен, – пробормотал он, сообразив, что Жослен ждет от него какого-то ответа.

– Будь он болен, это было бы еще полбеды, – не согласился аквитанец. – А у него такой вид, будто он… обречен. Да еще и это объявление сестры наследницей. Ему только пятнадцать, а он уже твердо уверен, что не сможет продолжить род. Это… очень странно.

– Ты полагаешь? – рассеянно спросил Уильям и поспешно отвел взгляд, когда она вскинула голову, заставив взметнуться обрамлявшие лицо вьющиеся прядки, и обернулась, почувствовав, что на нее смотрят.

– Он король, Вилл, – ответил Жослен таким тоном, словно ему приходилось объяснять другу прописные истины. Впрочем, именно так оно и было. – Даже беднейший из рыцарей мечтает о сыне, которому сможет передать меч, коня и то немногое, что он получил за годы службы у какого-нибудь графа или барона. Балдуин же оставит после себя целое королевство и город, ради которого готовы убивать и умирать представители не одной и не двух, а целых трех религий. Но оставит не сыну, а племяннику. Я не верю, что он действительно этого хочет. Нет, я, возможно бы, и поверил, – согласился Жослен, когда Уильям открыл рот, чтобы поспорить, – если бы по-прежнему был тем юнцом, который рубил тренировочные чучела в родной Аквитании и даже не представлял, что однажды станет храмовником. Но потом, если ты помнишь, мне довелось встретить одного баронского наследника, которому взбрело в голову отказаться от всего, что он имел и мог иметь впоследствии, ради белого плаща. Безумец, не правда ли? Признаться, я поначалу именно так и подумал. Но позднее я узнал, что у этого сумасбродства была крайне весомая причина. Вот почему я думаю, что и Балдуин скрывает от других что-то очень важное.

– А я безумец, значит? – спросил Уильям, в шутку приняв оскорбленный вид. Жослен пожал плечами и ответил:

– Я буду с тобой откровенен. Именно безумством твое решение и выглядит. Если, как я уже сказал, не знать его причин.

Уильям не стал говорить, что причина его вступления в Орден хоть и была тайной, но отнюдь не для тех, кому он действительно доверял. Жослен же продолжал упорно отмалчиваться обо всем, что было в его жизни до Святой Земли. Но набегавшая на его лицо тень лучше всяких слов говорила о том, что аквитанец скрывает что-то столь же неприятное, что и Уильям. Если не хуже.

– А ты поговорил бы с ней, – внезапно сказал Жослен, тоже взглянув на порхающую по залу сарацинку.

– Не искушай меня, – буркнул Уильям и сделал большой глоток из своего кубка.

– Нет, вот на вино налегать не надо, – засмеялся аквитанец. – Даже для храбрости. А то перестараешься, и на утро будет очень стыдно.

– Ничего я не налегаю, – пробурчал Уильям, но кубок отставил. – Не о чем мне с ней говорить, я тамплиер, а она всего лишь одна из сотен христианок в этом городе.

– И тебе не интересно, почему она ею стала? – спросил Жослен. – Ты ведь сам когда-то говорил, что ее отец богатый сарацинский купец. У магометан, если ты помнишь, купцы в куда бóльшем почете, чем у христиан. Твоя сарацинка могла бы выйти замуж за какого-нибудь богатого, а, возможно, и знатного мужчину и целыми днями лежать на подушках и поедать разнообразные фрукты. А вместо этого она прислуживает христианским баронам. У нее было… Сколько? Четыре года? – Уильям кивнул, и аквитанец продолжил: – Четыре года, чтобы передумать и вернуться к отцу. Сказать, что она раскаивается, и вновь стать магометанкой. Полагаю, ее бы приняли с распростертыми объятиями. Но она этого не сделала. По мне, так это очень любопытно.

– По-твоему, она не может просто… верить? – спросил Уильям, невольно покоробленный такой подозрительностью. Он бы еще мог понять, если бы Жослен не был храмовником, но задавать подобные вопросы, будучи облаченным в белый плащ? Разумеется, все они со временем переняли льенарову привычку постоянно искать причину даже самого незначительного чужого поступка, но сейчас речь шла о вере, причем о христианской. И Уильяму казалось неправильным требовать от Сабины ответа на такой щекотливым вопрос. Хотя это и в самом деле было… весьма любопытно.