Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 61 страниц)

   Ещё одна вспышка!

   Сквозь полуприкрытые глаза я вижу, как я осторожно переступаю через порог, бросаюсь к телу Юрия Николаевича, осматриваю его... И тут вдруг я – настоящий! – замечаю одну деталь, которая ранее от меня ускользнула, – переливающийся зелёными огоньками по периметру маленький круглый глазок в углу стены у самого потолка. Камера-то, оказывается, работает! Что же мне Капитошкин врал? Я успокаиваюсь внезапно: если камера работает, значит и запись будет, а уже на ней можно будет изучить убийцу: кто он, откуда, что за школа у него, "чёрный" ли это на самом деле очередной или свободный стрелок? Вот только к кому бы обратиться? Я закусил губу, глядя, как перешагивает через порог Старик, и как вздрагиваю я, отзываясь на его неожиданный оклик. Грэй не поможет – если верить Ольге, а мне больше некому верить, то он уже включён в игру Старика на роли поддакивающей соображающей куклы. Грин? Вряд ли... Этот косматый Дуремар обожает тайны, но терпеть не может рисковать чем-либо. Оно и понятно, когда столько птенцов вечно голодных за душой, тут не до бравых воплей: "Айда на мины, хлопцы!". Кузьма? Я подумал... Может быть. Рассказать ему анекдот, заинтриговать его, и он мой с потрохами. Пожалуй, стоит попробовать. Но не сейчас, наверное... Потом. Когда уже не останется на моей шее никаких незавершённых дел.

   А сейчас же... Тут меня встряхнуло, и я очнулся от размышлений. "А может это не совпадение?" – прозвучал в голове какой-то глухой и отстранённый, странно растягивающий слова как при замедленном воспроизведении голос Старика, я увидел, как он трясёт меня за шиворот, и тут меня рвануло вперёд. Ощущения, надо сказать, неописуемые, когда на скорости летишь к самому себе, инстинктивно жмуришься в ожидании удара, поднимаешь руки, но за мгновение до столкновения вдруг вспыхивает вновь то самое радужное сияние, ты становишься бестелесным, призрачным, неосязаемым и... врываешься в собственное тело. Не закрывая глаз. Момент проникновения... Словами этого не описать, как это одновременно и страшно, и восхитительно, и пугающе, и красиво. Хочется закричать как дитё несмышлёное и потерять сознание или напиться, чтобы не видеть более такого никогда.

   – Что ты орёшь? – Капитошкин испуганно смотрит на меня.

   – Я не виновен в смерти Самсонова, Зизольдий Гурабанович! – выпалил я на одном дыхании, глядя ему в глаза и понемногу приходя в себя – события последних нескольких минут меня и удивили, и, что самое плохое, свалили на меня новую кучу вопросов вдобавок к уже нескольким существующим. – Его убили!

   – Это ещё нужно доказать! – прорычал Старик, отпуская мой ворот и отодвигаясь на шаг назад. Помедлив мгновение и окинув меня взглядом с ног до головы, он скользящим движением будто бы невзначай коснулся левого кармана пиджака, где у него был спрятан его излюбленный ПП-12 типа "Скорпион" (пистолет-парализатор), которым Старик владел мастерски.

   – Здесь и доказывать нечего, – пожал я плечами, делая вид, будто не заметил его движения. – Его пытали, ломали пальцы, увечили позвоночник. Я бы на такое не пошёл никогда.

   – Ты на многое бы не пошёл, Преображенский, вследствие своей природной лени и разгильдяйства, – Капитошкин смерил меня настороженным взглядом. – Постарайся сейчас прямо доказать мне, что ты невиновен, иначе... Ты очень сильно влип, парень: кровь у тебя на одежде Самсонова, отпечатки пальцев здесь твои имеются...

   – Вы ещё скажите, что это я дверь взорвал, – возразил я. – И его помощницу тоже я застрелил. Во-первых, из чего? Найдите у меня хоть один пистолет, подходящий под пулю, который была убита Лидоч... Лида, – поправился я. – Во-вторых, каковы мотивы мне так поступать?

   – Я непременно задам эти вопросы следственной комиссии, когда она приедет из Центра для оценки и анализа случившегося, – кивнул Старик, не сводя с меня настороженного взгляда. – Как только их ответы меня удовлетворят, я непременно решу, что мне делать с тобой дальше.

   – Можно сделать проще, – улыбнулся я. – Можно провести ментосканирование и ридинг, результаты предъявить комиссии для анализа.

   – Не пойдёт, Преображенский, – Старик, хвала Вечности, отвернулся и стал осматриваться. – Результаты ментосканирования можно изменить с помощью самовнушения, и ты это знаешь.

   – Знаю, но для активации этого сектора мозга помимо самовнушения нужны ещё и особые пси-стимуляторы из Набора.

   – Ты со мной переговариваться будешь?! – Капитошкин метнула на меня яростный пронзительный взгляд.

   – Я просто пытаюсь доказать, что я невиновен, – развёл я руками.

   – Это не тебе придётся доказывать! – рыкнул он. – И моли всех богов, чтобы комиссия прислушалась к моим и твоим аргументам, а не к звонкой монете. После того случая с Ковалёвым ты попал в их список, а этот список – весьма поганая штука. Всех виновных и подозреваемых они проверяют прежде всего по этому списку. Уяснил?

   – Полностью, – кивнул я, кончиками пальцев ощупывая выпуклость в кармане рубашки – как ни удивительно, но вирр был у меня, оставалось дело за малым: добраться до дома, отправить его содержимое Ольге, а после этого хоть трава не расти – я твёрдо собирался мстить, хоть и знал, что это глупо, что живым я оттуда вернусь вряд ли... А может всё это пустопорожний трёп? Мои мысли – мои скакуны, скачут неизвестно куда и грозят унести далеко-далеко. А может быть сыграть в игру, которую мне Ольга предложит? А она должна её предложить, она уже намекнула о ней, только я тогда пылал праведным огнём мести, а потому ничерта не слышал и не понимал.

   – Ничерта ты не понимаешь, – Капитошкин безнадёжно вздохнул и ссутулился. – Ни полностью, ни по частям. Я надеюсь только на твоё здоровое участие в решении случившегося ЧП, а это именно ЧП, можешь мне поверить. Даже если представить, что смерть Самсонова и Лидии не твоих рук дело, что во всём виновен некий неизвестный убийца, то возникает сразу же большое количество вопросов, которые, несомненно, заинтересует комиссию. Смерть Самсонова станет слишком громкой, это привлечёт много ненужного внимания...

   – Зизольдий Гурабанович, – перебил я его.

   – Чего тебе? – нахмурился он грозно.

   – Я могу идти?

   – Приспичило ещё кого-нибудь грохнуть? – его глаза сердито засверкали.

   – Неудачная шутка, – холодно отозвался я. – Меня ждут дела.

   – Что за дела?

   – Дела личные, – твёрдо ответил я. – Помните: вы сами предоставили мне отпуск.

   – Помню, – проворчал он, отворачиваясь. – Напортачил и бежать? Хорошо, можешь идти, Преображенский, толку от тебя всё равно немного, да и комиссия работает строго конфиденциально, не допуская к поиску улик кого-либо постороннего. Свидетельские показания, насколько я помню, приводятся во время комиссионных слушаний, результаты которых передаются в суд. Постарайся до их начала обзавестись парой-тройкой алиби.

   "А ведь он нарочно не упоминает о камерах слежения, – мелькнуло в голове; ещё минуту назад, вернувшись в собственное тело, я бросил взгляд на камеру, чтобы убедиться в увиденном, и убедился – камера функционировала исправно, прилежно записывая увиденное. – Почему? Неужели он с убийцей на одной ноге? Неужели он в ответе и за гибель Самсонова? Вполне может быть: говоря об алиби для меня, он даже вскользь не затрагивает тему камер, следит за словами, хотя достаточно одной-единственной видеозаписи, чтобы снять с меня все подозрения! Хотя... Зачем я ему нужен, если я уже мёртв? Ольга говорила, что в скором времени от меня постараются избавиться физически, вот только когда это случится, Триединый его знает...".

   "Зачем Старику гибель Самсонова? – размышлял я, наблюдая за Капитошкиным из-под полуопущенных век. – Или он знает о вирре? Впрочем, вопрос тут неуместен – он знает, наверняка. Но при всём при этом он не знал, где вирр находится, вот и сейчас стреляет глазами по сторонам, делая вид, что сокрушается и сопереживает. И убийца не знал, иначе не стал бы ломать пальцы Самсонову. Старик боится этой информации, если уж решился в открытую "убрать" не самого незаметного человека на фирме. Значит её нужно как можно скорее передать Ольге!".

   – Что молчишь? – подозрительно поинтересовался Старик, не поворачиваясь.

   – Думаю, – честно ответил я и поспешно добавил, видя, как напряглась его спина: – Об алиби.

   – Разумно, – отозвался он. – Именно об этом тебе и надлежит думать сейчас, искать все возможные улики, факторы, которые смогут впоследствии должным образом повлиять на решение комиссии. Ты очень серьёзно влип, Преображенский, – повторил он уже в который раз, помолчав пару секунд. – И хоть я склоняюсь к мысли, что ты невиновен, но сейчас все обстоятельства против тебя, все улики, и прочая, и прочая...

   – Но ведь если камеры не активированы, – невинным тоном заметил я, – кто же узнает, что я был здесь?

   – Думай перед тем, как глупость сморозить! – рыкнул Старик, и меня холодом по спине пробрало от его тона и не напускной серьёзности, с которой он всё говорил. С каждым разом в его поведении всё более и всё чаще проскальзывали черты жестокого и безжалостного человека, а не заикающегося, туго думающего губошлёпа, к которому мы все привыкли. – Кровь с неба взялась?! Отпечатки твоих пальцев тоже? Кроме того, в распоряжении комиссии ввиду важности произошедшего события наверняка будет находиться молекулярный анализатор, который по составу воздуха в точности покажет, кто здесь топтался в течение всего дня.

   – Вот он и покажет истинного убийцу! – воскликнул я, внимательно наблюдая за его реакцией.

   "Что ж у него за нервы-то такие?! Он даже не почесался!".

   – Мне приятно слышать это от тебя, – повёл он плечами. – Это косвенно подразумевает, что ты невиновен, но особо не обольщайся на этот счёт. Запомни: сейчас ты должен быть максимально внимателен ко всему, что тебя окружает!

   – Это я и так знаю. Я всегда внимателен.

   – Не всегда, и не спорь со мной! Был бы ты внимательным, замечал бы такие ситуации и обходил их за десять парсеков, чтобы только не вляпаться!

   – Зизольдий Гурабанович, – возопил я, не сдержавшись, – а как мне было можно стороной пройти?! Лидия мертва и Самсонов в луже крови лежит! А вдруг из них кто-то ещё был жив на то время?! Не мог я просто взять и стороной пройти!

   – А почему тогда в срочном порядке Элану не вызвал? – глянул он на меня остро.

   – Я был шокирован произошедшим, – выдержал я его взгляд. – От момента, когда я увидел труп Самсонова, до момента, когда вы вошли, прошло не более минуты! Когда мне было время прийти в себя и разобраться в ситуации?! Я даже предположить не мог, что такое вообще могло случиться здесь на фирме! Я к этому не готов был и вообще не думал, что такое может произойти!

   – Не ори... орёл, – буркнул Старик. – Не стыкуется у тебя, Преображенский. Дверь, судя по повреждениям, была взорвана. Если бы убийца не был потревожен, он бы ушёл тихо и незаметно. К чему поднимать шум? Я не удивлён, что погибла Лидия – по всей видимости, она оказалась свидетелем произошедшего. И тут возникает два варианта: либо ты потревожил убийцу, и он ушёл, убрав напоследок свидетеля, либо всё это проделал ты, предварительно убрав свидетеля и взорвав дверь, которую Самсонов заблокировал. В пользу первого варианта послужит то, что при тебе не обнаружено орудия преступления. В пользу второго – то, что, по идее, убийца должен был убрать тебя. Кстати, это может привести нас и к третьему варианту, – Старик снова посмотрел на меня и холодно произнёс: – к сговору. Компании, другими словами.

   – Чушь какая-то, – пробормотал я, соображая: позволят ли мне уйти сейчас или начнётся процедура извлечения улик.

   – Не чушь. Вовсе не чушь, Преображенский.

   Старик прошёлся по кабинету, внимательно разглядывая и изучая обстановку. Постояв возле тела Самсонова, он вздохнул с некоей затаённой печалью и грустью, потом осмотрел внимательно стол, после чего подошёл ко мне.

   – Ты можешь идти, Преображенский, – раздумывая, сообщил он и потрогал пальцами подбородок. – Слушай моё распоряжение: прямо сейчас никуда не сворачивая, не заходя и не переговариваясь с бездельничающими сотрудниками, отправляешься домой и сидишь там безвылазно, пока я тебе не позвоню и не скажу, когда прибыть на фирму для участия в процедуре расследования. Без возражений! – рявкнул он, увидев, что я открыл рот, и добавил чуть тише: – И без опозданий. Задача ясна?

   – Более чем, – кивнул я, мысленно отплясывая тарантеллу: всё шло именно так, как и должно было быть. – Я лишь хотел спросить, разве вы не инициируете сейчас процедуру дознания?

   – Похоже, ты уверен в своей невиновности, – с удовлетворением заключил он, – раз уж так стремишься начать расследование. Я не уполномочен инициировать какие-либо следственные процедуры, – посуровел он, – равно как и начальник отдела безопасности фирмы. Поэтому все процедуры будут инициированы соответствующими представителями Особой следственной комиссии СБФ, как только они прибудут сюда. Я уже вызвал их, скоро они будут здесь.

   – Когда это вы успели? – нахмурился я.

   – Ты думаешь, у одного тебя имплантирован пси-кристалл? – удивился Капитошкин. – Да половина Системы с ними в голове ходит... А теперь иди – делать тебе здесь больше нечего. Я запечатаю кабинет Самсонова, когда сам буду уходить – молекулярная память, увы, коротка, не следует обрывать её и терять улики.

   – Буду ждать звонка, Зизольдий Гурабанович, – поклонился я. – После него примчусь быстрее кванта.

   Ещё раз поклонившись, я вышел из кабинета, аккуратно переступив порог и направился по коридору, всё дальше уходя от этого места. Уже сворачивая за угол, я услышал, как что-то зашипело, потом блеснула ярчайшая вспышка, и я понял, что кабинет запечатан и заблокирован, в подтверждение этому раздалось кряхтение и покашливание, тяжелые шаги и шарканье старого человека. Старого ли? Теперь я в этом сомневался. Сегодня, сейчас, когда Старик смотрел на меня, мне показалось, что его глаза уж слишком молодо сверкают и горят. Конечно, у каждого человека бывают минуты, когда вспоминаешь молодость и чувствуешь себя молодым, но в последнее время что-то уж слишком часто Капитошкин стал впадать в такие моменты. А сегодня... Я мог поклясться чем угодно, что сегодня Старик был доволен, как кот, обожравшийся сметаны. Явно он был доволен ходом событий. Неужто он его спланировал? И если да, если вспомнить, что мне говорила Ольга, то что же получается? Получается, его приказ отправляться домой и ждать – тот самый билет в один конец? Если Капитошкин ищет информацию с вирра, если он заодно с убийцей, если он подозревает меня в том, что я помогаю Ольге, что вирр у меня... Значит, следует ожидать визита непрошеных гостей в тот момент, как я начну передачу данных. Ну что ж, кто предупреждён, тот вооружён. Я буду готов. Отныне мой ход в этой партии! Готовься к мату, Старик...

  * * *

   – Это твой прокол.

   – Я знаю.

   – Мне ни холодно, ни жарко от твоего знания! Следовало действовать аккуратнее!

   – Не учи меня добывать секреты!

   – Это не учёба, в учёбе тебя просто выгонят из класса. Это жизнь, и наказание будет соответствующим.

   – Ты не справишься без меня...

   – Это твоё персональное ничем не обоснованное мнение.

   – ...

   – Признай, что это твой грубый прокол.

   – Признаю.

   – Следовало действовать аккуратнее.

   – Что толку сейчас это обсуждать? Всё уже сделано. Ничего не исправишь.

   – Исправить как раз можно. Именно поэтому я всё ещё там.

   – Ты рискуешь.

   – Кто-то должен подчищать хвосты. Надеюсь, ты это понимаешь?

   – Слишком хорошо.

   – ...

   – Как думаешь, Он догадался?

   – Он никчёмный дурак не способный на самые примитивные логические конструкции!

   – Нельзя недооценивать Его.

   -Я его переоцениваю. Моё мнение таково. Он никогда ни о чём не догадается и ничего не поймёт. Он слишком верит мне.

   – Он верит и мне... Особенно мне.

   – Дураки верят всем, кто их любит. Именно поэтому и гибнут как мухи.

   – Зачем тебе эта информация? В ней ведь нет ничего существенного.

   – В том объёме, какой зарезервирован на вирре, она бесполезна и не имеет важности ни для кого. Но общее складывается из мелочей и деталей. В той информации есть своего рода "ключи", ключевые участки, которые могут послужить узлами в паутине общей картины. Ликвидировать их было бы невозможно – информация зашифрована и имеет целостную структуру. Однако удалить её общим объёмом нам ничто не помешает.

   – Не оставайся там надолго. Я скучаю по тебе.

   – Мне не знакомо это чувство.

   – Я знаю. И всё же...

   – Маяк оставлен?

   – Да. Он укажет и время, и место.

   – Место мне и без того знакомо. Время можно вычислить.

   – Нет никаких гарантий, что он сделает это у себя дома.

   – Он сделает это именно дома. Все обстоятельства ему на руку.

   – Ты не подозреваешь Его в причастности?..

   – Нет! Кощунственно даже думать о таком! Он не из Их числа!

   – Откуда такая уверенность?

   – Это Я. Моя уверенность есть кредо. Мои тезисы есть закон. Еще вопросы будут?

   – Не задерживайся там надолго...

   – Кто-нибудь выходил на связь?

   – Нет. Они готовятся.

   – Долго готовятся. Пусть поспешат.

   – Я передам им. Как собираешься отвлечь Его от подозрений?

   – Веришь в его интеллект? Но это же смешно!

   – Я боюсь, что Он притворяется. Играет в двуличие.

   – Я... Впрочем, может быть. В моей работе не бывает ошибок, однако здесь явный случай ошибки. Я знаю, как направить Его на другой путь. Так и сделаю. А ты пока рассчитай координаты места.

   – Что с комиссией?

   – Это не твоя забота. Займись своим делом.

   – Как скажешь.

   – Да свершится!

   – Да свершится!

  * * *

   Дом, родимый дом... Как мало времени и внимания я уделял тебе все эти годы. А впрочем, всё это брехня, – несмотря на специфику работы и ежедневные визиты на фирму то на тренировки, то в столовую, где можно было недорого и безумно вкусно пообедать; то к Грэю за свежими сплетнями; то к Кузьме, чтобы в кои-то веки помолчать и послушать, как другие говорят; а иногда и к Грину в гости, чтобы лишний раз увидеть, до чего бы довела меня жизнь, не встреть я Шелу, – несмотря на всё это, я много времени проводил у себя дома, обнимаясь со вторым самым дорогим мне на свете предметом – моей любимой подушкой. Шела тоже была по сути предметом, предметом моего воздыхания, всех моих романтических и любовных изливаний, на неё так приятно было класть голову и подкладывать под бок вместо обогревателя, но... С моей обожаемой подушкой она бы не сравнилась никогда. Тем более, что Шела мастер в другом, во многом. Никто, кроме неё, не сможет довести меня до самовозгорания, а потом одним поцелуем успокоить и остудить; никто, кроме неё, не потратит пару тысяч кредитов на бирюльки и подвески и не закричит в ужасе: "Почему ты так много тратишь?!", когда я всего-навсего хочу приобрести новый аквариум; никто, кроме неё, не сможет так эффектно водить меня за нос, обещать свидания и жаркие ночи, всякий раз под благовидным предлогом отменять их, а потом вдруг, когда я менее всего этого жду, заявляться под покровом темноты завернутой в какое-то подобие тоги или туники и оставаться до утра, а утром возрождаться из пепла огня страсти и... никогда не знаешь, как она себя поведёт через секунду. Это добавляет остроты нашим отношениям, не позволяет перерасти им в обыкновенную серость и скуку. И мне это, чёрт побери, нравится!

   Дом... Я нежно посмотрел на порог своей квартиры, на коридор за ним, прислушался к приветствию ЭлИн, нерешительно потоптался на месте и, пересилив себя, перешагнул. И тут же на меня нахлынула тёплая волна доброжелательных радостных эмоций – дом был явно рад меня видеть. Что ж, не буду лукавить: это взаимно. Я раньше не придавал этому особого значения, теперь вдруг понял – это чертовски приятно, когда есть куда вернуться. Почему я раньше этого не осознавал?

   Войдя в квартиру, я разделся и отдал мысленную команду запереть и заблокировать входную дверь, услышал тихое шипение, обернулся и успел увидеть, как по косяку пробежала вереница огоньков – защитное поле активировалось и теперь вместе с фирменными замками известной своей надёжностью компании "Zero Shield" встало на стражу моей безопасности. Я усмехнулся, глядя на покрытия замков, выполненные из промышленного ратана и частично из адамантина, и вспомнил, как не так уж давно ко мне пыталась ворваться банда домушников. Не знаю уж, что за воры то были, но оснащением они располагали неплохим, один плазменный резак чего стоил или грави-отмычки, например. ЭлИн потом на экран вывела видеозапись, как домушники с руганью и кряхтением пытались прорваться через "Барьер" – комплекс замков той самой компании – в течение часа, но ничего у них не вышло, только пластины слегка потемнели от прямого воздействия потока плазмы. В "Zero Shield" хлеб даром не едят, консультанты там все как один бывшие домушники, медвежатники, марвихеры и прочий криминальный люд с немалым жизненным опытом. Оклады у них там немалые, работа хорошая – вот и держатся за свои места даже зубами.

   Постояв так немного и подумав, неосознанно поглаживая и ощупывая выпуклость в кармане, я медленно прошёл через прихожую и вышел в зал, бросив быстрый взгляд по сторонам.

   – Здравствуй, Андрей, – пропел голос ЭлИн у меня над головой, и я вздрогнул, выныривая на поверхность из тёмного и глубокого омута мрачных мыслей.

   – Привет, – рассеянно отозвался я, потоптался немного, затем мысленно махнул рукой, сел на ближайший диван и задумался – такого я никак ожидать не мог.

   Свалившееся на голову как прошлогодний снег видео-сообщение Капитошкина, мягко говоря, удивило меня. В тот момент, когда я его получил, мне было не до прочтения, потому что шаттл как раз зашёл на посадку и объявил "Готовность к выходу", однако потом по дороге домой я, наконец, смог вчитаться в него и обомлел тогда от удивления. Сейчас, вспоминая голос, лицо, интонации Старика, я заново прокручивал в голове текст сообщения и пытался как-то пристроить его к своей теории, своим намерениям, однако получалось пока слабо.

   Я вытащил из кармана коммуникатор, коснулся кончиками пальцев сенсорного экрана, запустив в очередной раз просмотр сообщения, и положил коммуникатор горизонтально на диван.

   "Здравствуй, Преображенский, – произнесла голографическая трёхмерная спроецированная рожа Капитошкина. – Не знаю: дома ты уже или ещё нет, поэтому не рискнул звонить, благо имеются и другие факторы не позволяющие мне сделать это. Я хочу сообщить тебе примерно следующее: во-первых, комиссия прибыла на фирму чуть ли не сразу после твоего ухода и уже давно приступила к работе, вскрыв печать, защищающую кабинет Самсонова. Первые результаты её работы меня, признаться, сильно удивили – я никак не ожидал, что ты окажешься прав в своих убеждениях, – тут Капитошкин закашлялся и скривился, – верил, надеялся, но – сам понимаешь – не ожидал. Так вот ты был прав: тут поработал убийца. Профессионал своего дела. Точнее, профессионалка. Меня факт того, что это дело рук женщины, привёл в крайнее удивление, и я даже потребовал повторить сканирование молекулярной памяти интерьера. Однако, – тут Капитошкин снова скривился и сделал вид, что сплюнул, – и второе, и третье сканирование дали одинаковые результаты: в воздухе присутствуют хорошо различимые молекулы женского тела, молекулы запаха, эфира, и даже остаточные отголоски звуковых волн. Воспроизвести всю воссозданную речь у нас не получилось, но куски и обрывки чётко свидетельствуют: голос явно женский".

   На мгновение лицо Старика исчезло, потом через пару секунд вернулось, и он продолжил вещать: "Во-вторых, используя результаты сканирования, комиссии удалось установить облик убийцы с точностью до семидесяти процентов. Он примерно таков: рост от 160 до 180 сантиметров; черты лица правильные, скулы тонкие, подбородок чуть выдвинут, губы тонкие, правильно очерченные, форма ушей правильная; глаза глубокие, большие, чуть раскосые, насыщенного синего цвета; волосы длинные, густые, коричневого цвета; строение тела тонкое, хрупкое, однако мышцы рук и ног хорошо развиты; кисти рук тонкие, изящные... Описание, конечно, не ахти какое, надеяться на него в любом случае нет смысла, благо изменить облик можно до неузнаваемости, но и отказываться от него тоже нельзя. Кстати, оно мне кое-кого напоминает... Где-то на фирме я уже видел девушку, подходящую под это описание, но не могу вспомнить, где... Ну и, в-третьих, установлено за чем приходил убийца. В файле частично восстановленного разговора упоминается о некоей информации, которую Юрий Николаевич должен был кому-то передать. Я не знаю, кому и что он должен был передать, но в его кабинете ничего, что могло бы подходить под упоминающееся описание, не обнаружено, – на этом моменте лицо Капитошкина ухмыльнулось. – Скорее всего его забрала убийца, когда уходила от тебя. А, возможно, что и нет. Этот факт ещё придётся перепроверить, – Старик прочистил горло и откашлялся. – В общем, Андрей, можешь считать, что легко отделался. Комиссия сразу доказала твою непричастность к смерти Самсонова, рассмотрела мои доводы и соображения. Однако я знаю этих ребят, отныне ты у них на заметке в графе "Возможный подозреваемый", любое действие, попадающее к ним, они начинают разбирать, подставляя в него в первую очередь людей из этой самой поганой графы. Но это к нашему делу отношения не имеет. У нас теперь есть некоторые приметы убийцы, в самом скором времени я проведу дознание по анкетам служащих на фирме, потом объявим этого человека в системный розыск. Можешь пока отдыхать, но особо не расслабляйся – при необходимости я тебя вызову. Это всё. Отбой".

   – Это всё... – пробормотал я в унисон, закрывая сообщение, и откинулся на спинку дивана, раздумывая, прокручивая в голове каждое его слово, анализируя их вместе и по отдельности, сопоставляя, сравнивая интонации.

   Старик говорил серьёзно, в этом не было никаких сомнений, более того, он говорил правду, а вот это уже настораживало. Плевать я хотел на приведённые им факты, но отмахнуться от эмоциональной подложки, на которой был выведен сей незамысловатый отчёт, я не мог и не имел права, поскольку чувствовал нутром – это правда, с таким выражением лица, такой мимикой, такой страстью не лгут, а если и лгут, то лишь актёры высочайшего уровня мастерства, которые давно позабыли и потеряли своё истинное "Я" и живут лишь лицедейством, вплетая все свои маски и в работу, и в повседневную жизнь. Представить Старика актёром столь элитного уровня я не мог, как ни старался, хотя на роль младшего подметальщика сцены он бы сгодился – импровизация и лицедейство низкого уровня у него выходят неплохо.

   Беда, впрочем, была и в другом, и это опять же касалось эмоциональной и психологической составляющих человеческой натуры: Капитошкин мог говорить правду, потому что он в неё верил, она была для него правдой, хотя для других могла и обернуться ложью. Правда и ложь... Две стороны одной монеты. Я нервно начал покусывать ноготь, достал вирр из кармана и повертел его в пальцах, разглядывая. Не к месту вспомнились вдруг слова Ольги: "Доверять нельзя никому...". Будь оно всё проклято! Я взволнованно засопел – в теперешней ситуации эта её фраза обретала и другой смысл. "А можно ли верить Ольге?" – подумалось мне и тут же в голову влезла, никого не спросив, другая крамольная мысль: "Зачем конкретно ей понадобилась информация?". Ольга наотрез отказалась сообщать, кто она такая, даже когда я – пусть неумело – прижал её в столовой на примитивном шантаже, сославшись на то, что мне это знать пока нельзя. Ольга отказалась пояснить, для чего конкретно ей нужна информация. Отделалась лишь общим заявлением, что это поможет ей свалить Капитошкина. Странным кажется её хорошее знание о работе нашего ОМТС. Странным кажется, что она знает многое о компьютерах, протоколах связи, о межфирменных отношениях. Многое из этого объясняется её намёками, иногда прямыми ответами, но, господа! Напрашивается ведь и другое решение! Например, Ольга является агентом конкурирующей фирмы, которая мечтает убрать или выкупить нашу. Методы конкурентной борьбы остались те же, что в прошлых веках: случайные взрывы на перспективных участках производства и торговли, случайные увольнения подкупленных, запуганных, шантажируемых сотрудников, налёты инспектирующих органов и так далее и тому подобное... Не удивлюсь, если Ольга внедрена к нам для сбора информации о нашей работе для копирования секретной внутрифирменной бухгалтерии. Возможно, она специально вошла в контакт со мной, поскольку я, человек в этом мало заинтересованный, могу взять то, что она взять никак не сможет, а потом передать ей в руки. Тогда эта информация действительно поможет ей свалить Капитошкина, который вынужден будет уволиться, когда наша фирма обанкротится и её либо ликвидируют, либо скупят за бесценок.

   – Да нет... – сердито пробормотал я, пугаясь собственных мыслей. – Не может такого быть.

   "А почему не может?".

   – Да откуда мне знать?! – сердито ответил я сам себе. Разговор и размышления с самим собой – лучший способ сойти с ума, но что поделать, когда рядом нет никого, на кого можно было бы это свалить. – Не может быть и точка!

   "Как скажешь... Но подумай вот о чём...".

   Я подумал. Добросовестно подумал... Себя надо хотя бы иногда слушаться, бывает, что паренёк, сидящий, свесив ноги, на сердце, даёт дельные неплохие советы и рекомендации. Подумал ещё раз, поворачивая в голове всё так и эдак, и вдруг понял, что мои подозрения беспочвенны, дырка в альтернативной картине имеется, и она очень велика. Ольга не могла быть агентом конкурирующей фирмы по двум причинам: во-первых, если бы она и хотела впоследствии убрать Самсонова, пусть даже и моими руками, то сделала бы она это после того, как я бы забрал вирр и передал информацию ей. Факт того, что Самсонов был убит до того, как я забрал вирр, говорил, да что там, кричал о том, что вирр пытались перехватить. Во-вторых, какое отношение бы тогда имела ненависть Ольги к Капитошкину, когда он погубил Грэя? Если бы Грэй также был агентом конкурентов, то радикальные действия Старика оправданы, но тогда на всех наших беседах Грэй не заводил бы со мной узкоспециализированные диалоги, ему было бы плевать на гибнущих курьеров.

   "Да что ж я за флюгер-то такой?! – рассердился я сам на себя и рывком встал с дивана, машинально засовывая вирр в карман. – Куда ветер подует, туда и я поворачиваюсь!".

   Прорычав под нос где-то подслушанное ругательство, я вышел в зал и осмотрелся: окна закрыты, занавески на месте, мебель как была, так и осталась – никого. Совсем никого... Ну вот и ладушки.