Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 61 страниц)

   "И ведь приспичило же старичкам почирикать, – думал я, глядя, как тоненькой струйкой льётся в красивую расписную чашку отвар. – Как же, Центр виноват в том, что гибнут курьеры... Тоже мне, нашли дурачка в эту галиматью верить...". Доказательств этой уверенности у меня, честно признаться, не было, равно как и у нас с Грэем не было подтверждения нашим подозрениями насчет того, что балом смерти верховодит экс-первый советник Сатаны в отставке Капитошкин З.Г. Наш недавний разговор многое прояснил: я с удивлением вдруг обнаружил, что Грэй сам не слишком верит в то, что когда-то мне пылко доказывал, размахивая какими-то бумажками. Под давлением каких-то новых фактов и обстоятельств он, похоже, начинал пересматривать свои взгляды и подозрения, но вот что это были за факты и обстоятельства – это для меня оставалось загадкой...

   – Сдаётся мне, вы совсем заскучали? – внезапно прорезал тишину вкрадчивый голос Директора.

   – Что вы, Альберт Станиславович? – встрепенулся я и посмотрел на него, краем глаза поймав мечущий стрелы и молнии взгляд Капитошкина. – Просто задумался...

   – О чём же, если не секрет? – тут же задал он вопрос, которого я и ждал всё это время.

   – Простите меня тысячу раз, – бухнул я напрямик, – но может быть проще было бы инсценировать очередной заказ? И послать курьера на его доставку, приказав ещё парочке специалистов подготовиться к мгновенному темпоральному прыжку?

   – Что-то вроде вашего случая с Побережным? Вы кстати там прекрасно сработали, – похвалил меня он вдруг, и я едва не расплылся в улыбке от удовольствия. – Спасли наши инвестиции, уберегли многих сотрудников от возможного увольнения, которые бы, несомненно, наступило бы, если бы Побережный погиб.

   – Благодарю вас, – тактично раскланялся я. – Да, вы совершенно правы: что-то вроде того случая. Но только нацелиться уже не столько на вытаскивание курьера, а на захват парочки "чёрных" из которых на фирме можно было бы прекрасно вытащить подробности. – Великий Космос, я это сказал? Разорви тебя на атомы, прямолинейность – не лучшая моя черта! Но, впрочем, чёрт с этим! Рубикон перейдён, жребий брошен, остаётся только ждать их реакции.

   – Почему-то именно от вас я и ожидал такого предложения, – задумчиво произнёс Директор, пристально разглядывая меня. – Пожалуй, даже можно признать вас здесь более правым, чем мы все вместе взятые – вы один из нас, здесь собравшихся, предлагаете реальный вариант решения проблемы. А знаете, Андрей, – он понизил голос до таинственного шёпота, – наверное, так мы и поступим. Что толку сейчас обсуждать возможные варианты виновности того или другого, если можно всё выяснить сразу, не откладывая эти дела в дальний ящик.

   Я победно улыбнулся и посмотрел на Грэя – дескать, видишь, наша взяла, уже и они признали необходимость такого шага, а ты мне не верил, что они не виноваты в гибели курьеров – и осёкся, не зная, как интерпретировать слабую беспомощную улыбку, блуждавшую на его лице, и отстранённость, и непонятную позу защиты, а также намертво вцепившиеся в подлокотник кресла пальцы. Я удивлённо приподнял бровь, напрочь не понимая его поведения, после чего мысленно махнул рукой и решил всё выяснить у него потом, когда закончится этот глупый и неинтересный водевиль с затянувшейся лирической частью.

   – Раз уж именно вы это предложили, – Директор выделил меня интонацией, – смею рассчитывать на вас и... – он покряхтел и поглядел на Капитошкина, который вдруг подобрался и стал преданным взглядом полировать лицо любимого начальника. – Андрей, – встрепенулся он, как будто проснувшись, – как вы смотрите на то, чтобы, как вы выразились, казаться той самой "приманкой"? "Живцом", иначе говоря...

   "Опаньки, – мелькнуло в голове паническое. – Влип, очкарик... Куда его мысль, однако, занесла. Ну и свободный полёт фантазии! Я на это не подряжался господа. Но что же теперь делать? Как-то подозрительно выйдет, ежели я откажусь...".

   – Я почему вам это предлагаю, – заторопился с объяснениями Директор, – потому что видел вас в деле и на тренировках, поверьте мне, вы не случайно стоите на первом месте в особом списке курьеров. У вас в отличие от всех остальных курьеров больше всего шансов как нарваться на очередную засаду субъектов в чёрных костюмах, так и уйти от них, а может даже и прихватить с собой нескольких. Разумеется, подстраховка и... м-м-м, – он пожевал губами, раздумывая, – соответствующее вознаграждение, если вы дадите своё согласие, вам будет обеспечено.

   "Вознаграждение?! – насторожился я, мои уши моментально встали торчком, а крылышки носа хищно раздулись, предчувствуя любимый аромат звонкой монеты – неважно кредитов ли куглов. – Вознаграждение – это хорошо... Сколько бы попросить, чтобы и себя не обидеть и их не разочаровать? Тяжёлый случай...".

   – О вознаграждении речь пока не идёт, – я царственным жестом отмахнулся от горы звонких золотых монет, которую уже успел намечтать, давая тем самым понять этим двум старым интриганам, что стою я побольше, гораздо побольше той суммы, которую они уже успели мысленно для меня подобрать. – У меня к этим ребятам свои счёты, так что вопрос вознаграждения имеет вторичное значение.

   – И тем не менее ваши услуги и усилия будут соответствующим образом оплачены, – подчеркнул Директор, бросив быстрый взгляд на Капитошкина.

   – Господин Аластор, – обратился он вдруг к Грэю, – скажите, пожалуйста, вы подготовили примерную распечатку заказов, которые запланированы на ближайший месяц?

   – Да, Альберт Станиславович, – кивнул Грэй, – я всё подготовил, как вы и просили, после чего передал её Зизольдию Гурабановичу.

   – Прекрасно, – кивнул Директор и повернулся к Старику. – Зизольдий, покажи мне её, будь так добр.

   Кпитошкин пригубил настой из чашки, неспешно поставил её на стол и встал, засунул руку за пазуху; пошарив там немного, он с исказившимся лицом поискал в нагрудных карманах, сунул руки в карманы на талии, поискал ещё раз за пазухой, после чего вскочил и принялся осматривать место вокруг кресла, обшарил взглядом полочки и тумбочки, заглянул под стол и вдруг удивлённо выругался, виновато посмотрев на с удовольствием за ним наблюдавших Директора и Грэя.

   – Будь я проклят, – пробормотал Капитошкин и чуть не с головой нырнул к себе за пазуху.

   – Холера, – прорычал он, убедившись, видимо, что искомого там нет, и нервно побарабанил пальцами по столу. – А также чума и импотенция на моё бренное тело!

   – Успокойся, Зизольдий, – успокаивающе поднял ладони Директор. – Что стряслось?

   – Да забыл, похоже, эту чёртову бумажку в машине! – возопил гневно Капитошкин, брызжа слюной вокруг.

   Директор вздохнул и поджал губы.

   – А в другом месте ты не мог её забыть, Зизольдий? – укоризненно спросил он, постучав кончиком указательного пальца себе по лбу. – На улице где-нибудь, например, или ещё в каком-нибудь месте, где полно чужих глаз? Это же коммерческая тайна, Зизольдий, а ты как к ней отнёсся? Я с мистером Аластором по большому секрету лично договаривался, чтобы ни грамма посторонних глаз и ушей, а ты её в машине забыл...

   – Виноват, Альберт Станиславович, – промямлил Старик убито и как-то сразу сник, скис и расплылся жалкой вонючей лужицей.

   – Виноват... – проворчал Директор и вдруг посмотрел на меня: – Господин Андрей, вам не составит труда принести эту бумагу сюда, потому что я боюсь просить Зизольдия Гурабановича, как никак он тут старше всех нас, может забыть, дойдя до машины, зачем его вообще послали...

   – Альберт Станиславович, – вскинулся Капитошкин, – как вы можете так говорить?

   – Могу и говорю, – спокойно заявил Директор, глядя на меня и улыбаясь. – Господин Андрей, сходите, пожалуйста, к машине и заберите эту бумажку, пока шофёр или кто там есть не запустил в неё свой нос, а тогда плакала коммерческая тайна и тайна наших клиентов...

   – Я всё понял, Альберт Станиславович, – спокойно ответил я, вставая с кресла и направляясь к выходу из дома.

   – Без проблем, – пробормотал я себе под нос, открывая дверь и выходя в сад, которые ещё в тот момент, когда мы шли к хозяину дома в гости, покорил моё сердце своим молчаливым спокойным великолепием, величавой красой и... какой-то особой завораживающей атмосферой, которая затягивала и растворяла в себе, давая возможность приобщиться к материнскому чреву природы и стихий, о которых мы когда-то очень давно позабыли, а потом, как пришла пора проекта "Эдем", а вслед за ним проекта "Чистое небо", не то чтобы прямо уж вернулись, но как-то вспомнили позабытое, вспомнили, заинтересовались, частично в чём-то полюбили и... вот. Пусть из-под палки, но мы теперь по-настоящему заботимся о соблюдении баланса в дроби "цена прогресса/цена потерь от него"... Земля тому прямое доказательство.

   "Наградил же Триединый характером, – думал я, шагая по затейливо выложенным садовым дорожкам и легонько касаясь стволов деревьев и цветов, поглаживая шершавую поверхность красиво расположенных разнокалиберных камней и с наслаждением вдыхая ароматы. – Вроде бы и прост я как топор, ан нет: люблю, оказывается, часами бродить под яблонями, вдыхать ароматы дикого старого мёда, исходящие от груш, задевать головой ветви персиков и выпутываться из зарослей малины, и плевать, что паутина так и липнет к лицу, что мошки так и норовят залететь в рот, как в самую глубокую из всех пещер – это сад, это природа... О, Триединый, а как цветут вишни!.. Великий Космос, не будь я из вредности реалистом во всех вопросах бытия, сказал бы, что это перья ангелов украшают их ветви и играют переливами цвета под лучами солнца...".

   Ещё на несколько мгновений задержавшись в саду, я вдруг понял, что если простою тут ещё несколько призрачных минут или секунд, то уже никогда не захочу и не смогу уйти, душа моя растворится среди ароматов цветов и деревьев, а тело покроется снегом грядущей зимы, застынет, превратится в лёд, а по весне истает под лучами солнца, и средь капели, под перезвон подснежников и хруст ломающегося льда на речках, я унесусь на небо к пращурам и праотцам, которые будут строго и справедливо судить меня по небесным законам, дабы вынести вердикт: достоин я перерождения или судьбой обречён на новый урок...

   Я быстрым шагом покинул сад, прошёл по нейтральной "приёмной" территории, пересёк её и вышел за ворота, где помахал водителю машины, показывая, что вот он я, а не абы кто другой, иду и машу ему рукой. Было, конечно, дикое желание покуражиться, незаметно подкрасться к машине, незаметно выкрасть нужный документ и тихо убраться, заодно вытащив из-за пазухи водителя штурм-пистолет, а с пояса – "конвертер", а потом гордо всё это ему предъявить, чтобы видел, какие асы на фирме работают, но... Вздохнув, я подавил в себе это воистину детское желание и, специально погромче топая и шаркая, подошёл к машине и заглянул в приоткрывшееся окошечко.

   – Витя, привет, – приветливо поздоровался я с усатой озабоченной всеми проблемами на свете, а оттого хмурой физиономией, – меня Старик послал документ один забрать. Пустишь?

   Цербер по имени Витя недоверчиво на меня покосился, повёл носом туда-сюда, будто принюхиваясь ко мне, кончики его усов воинственно поднялись, потом вдруг сразу опустились, и он кивнул, пропуская меня и давая возможность порыться в документах Старика.

   – Вы там долго ещё? – как-то безнадёжно и тоскливо спросил он.

   – Откуда же мне знать, родной? – удивился я, копаясь в бардачке и перебирая бумаги. – А ты куда-то торопишься? Работа у тебя не бей лежачего, знай бублик крути, куда начальство укажет, а в остальное время от мух отплёвывайся.

   – Больше всего утомляет именно безделье, – занудно ответил цербер как раз в тот момент, когда я, наконец, под грудой бумаг откопал вроде бы нужный документ, всмотрелся – да, похоже, действительно он. Ну и хвала звёздам!

   – Знаешь, Вить, в мире есть такие удивительные и неповторимые вещи как книги, – сообщил я ему на ухо доверительным шёпотом. – Как раскроешь одну, так сразу перед тобой уникальный мир открывается, который завораживает тебя с головой, затягивает, заставляет погружаться всё глубже и глубже, пока ты не достигаешь самого дна... – я вдруг осёкся, потому что увидел, как глаза цербера от моих слов стали голубыми-голубыми, а лицо утратило жёсткие черты, расслабилось, как-то добрее стало, что ли, одухотворённей...

   – В общем, почитаешь – сам узнаешь, – я похлопал его по плечу, высунулся из машины и закрыл дверцу. – Только ты, Вить, фантастику не бери для начала. Не советую – сейчас фантастика изрядно опошлилась, ни грамма интеллекта, возвышенности, одухотворённости, одни голые фантазии и эмоции, разобраться в которых сможет и первоклассник. Ты лучше классику почитай, из того, что сохранилось, – вот, где сокровищница мысли и знаний.

   Посмотрев в его обалдевшее лицо и затуманившиеся глаза, я вздохнул тихонько – с ещё одним "мыслителем" из "бочки сокровенной мудрости" я знанием священным поделился, хоть бы мне карму за это почистили, до блеска, так нет же на том свете ленивые сидят, ну да ничего, я туда попаду, я там всех строем ходить заставлю – развернулся и пошёл, от души надеясь, что хотя бы каких-то церберов в Академии ЦеЗИТек учат читать и писать – как-то неудобно им, беднягам, ставить крестик вместо подписи. Хотя умный цербер для меня – это то же самое, что качающий штангу очкарик-отличник.

   Отойдя от машины на несколько метров, я развернул бумагу, пробежал её глазами и, убедившись на все сто процентов, что не ошибся, вприпрыжку побежал к дому, где уже успел, наверное, остыть мой настой, который мне так понравился. "Нейтральную" территорию и сад я пересёк за несколько секунд, ещё мгновение, и вот я уже на пороге дома, открываю, дверь, вхожу внутрь и иду прямиком в комнату для гостей. Где за время моего отсутствия ничего не изменилось, никто на мою чашку не покусился – убил бы! – разве только что Грэй сидел уже в другом кресле, прежнее стояло, прислонившись к косяку, в паре метров от него, на роже у него удивлённо-испуганное выражение, а Капитошкин, насупившись, смотрит на него.

   – Ну наконец-то, – ворчливо заметил Старик, когда я вошёл в комнату и протянул ему лист, – не прошло и полугода! Что ты там делал? С Виктором в ларст играл?

   – Вы же знаете, Зизольдий Гурабанович, – возразил я, усаживаясь в кресло и пробуя настой – нет, не остыл, а я боялся и переживал, – мама запретила мне до конца жизни играть в азартные игры.

   – И именно поэтому ты часть своей жизни провёл в "Лукулле", якшаясь неизвестно с кем? – фыркнул Капитошкин, угодив плевком себе в чашку.

   Я проигнорировал его замечание – между прочим, мог бы сейчас и не хаять меня, я же принёс эту бумажку, хотя мог честно забыть, за чем шёл...

   – Я выслеживал там всякий системный сброд, – грозным заунывным загробным завывающим голосом мрачно и трагично произнёс я, потом скосил взгляд в сторону облокоченного о косяк кресла и спросил, кивая на него: – А что, собственно, произошло?

   – У своего приятеля спроси, – отозвался старый птеродактиль. – Чего он с утра сегодня такой хмурый? Альберт Станиславович даже не понял сразу, думал, что это стандартная реакция на визит к нему...

   – Зизольдий Гурабанович, – виновато прогудел Грэй, сжимая своей гигантской волосатой лапищей кажущуюся в ней крохотной чашечку с настоем.

   – Молчи уж, – отмахнулся Старик.

   – Так что произошло? – спросил я, повернувшись к Грэю.

   – Комплекция у меня... м-м-м... неподходящая для мебели столь тонкой работы, – виновато проговорил Грэй, осторожно ставя чашку на стол. – Поёрзал немного во время разговора и... вот и получилось.

   – А-а... – только и смог произнести я, стараясь не засмеяться.

   – Тише, – шикнул вдруг Капитошкин, – Директор идёт.

   Мы подобрались, вытянулись в креслах по струнке, в комнату неторопливым шагом вошёл Директор с подносом, на который сноровисто убрал все пустые чашки с настоем и отставил его на дальний стол, после чего уселся в кресло и вздохнул.

   – Ага, – кивнул он, когда Капитошкин протянул ему бумагу с прогнозируемым списком и анализом заказов, – хорошо... Ах, даже так?.. Ого!.. О, а вот это не очень хорошо... А где же?.. Ах, да – вот оно...

   – Так, – скатав лист в трубочку и похлопав ею по колену, Директор нахмурился, – получается, что в грядущем месяце работы у нас будет достаточно, заказы пойдут крупные, денежные, для нас это с одной стороны хорошо, с другой – как бы не очень. Погибли курьеры высокого уровня мастерства, сейчас их заменить молодняком не получится? – Директор посмотрел на Капитошкина, однако тот лишь молча покачал головой. – Плохо! Значит придётся разрываться и работать на износ. Господин Андрей, – колючий пристальный взгляд Директора вонзился в меня, – если проводить в жизнь ваше предложение, то нужно делать это сейчас, пока есть возможность высвободить пару-тройку курьеров, потому что потом такой возможности уже не представится, заказы – я по своему опыту знаю – пойдут ещё большим потоком, чем это спрогнозировано, потому что на очереди выборы Генерального Директора и Круга управляющих, а это значит, что клиентам понадобится любая информация, и за эту информацию они заплатят любые деньги. Этими заказами мы привлечём внимание Центра, поэтому наверняка следует ждать появления этих неизвестных в чёрных костюмах. Поэтому, – его палец вонзился в меня, – будьте готовы в любой момент и... действуйте сразу. Зизольдий, – Директор посмотрел на Старика, – будь так добр, предоставь господину Андрею золотой пропуск в мастерские Кузьмы Вячеславовича, пусть берёт все, что посчитает нужным. Мистер Аластор, – Директор посмотрел на Грэя, – с этого дня работать чётче, докладывать обо всём Зизольдию Гурабановичу.

   – Сделаю, Альберт Станиславович, – весело кивнул Грэй, и я подивился этому: куда подевалась его хмурость и явная обречённость во взгляде... Или падение с кресла реанимирует человека?

   – В таком случае прошу вас приступать к выполнению своих обязанностей, господа, – Директор встал, все вскочили вслед за ним, я, помедлив мгновение, с тяжким вздохом отклеился от кресла и закачался на своих ходулях, которые упорно не желали держать мой вес. – План действий обсуждён; Зизольдий, при необходимости действуй, как договорились, или напрямую связывайся со мной; мистер Аластор, прошу вас в кратчайший срок произвести все изменения, о которых я с вами говорил, проанализировать все материалы по делам погибших курьеров и действовать в соответствии с оговоренными моментами. Добро?

   – Да, Альберт Станиславович, – кивнули оба синхронно, я даже подивился такой слаженности.

   – Что касается вас, господин Андрей, готовьтесь – ваши услуги понадобятся сразу, как только кто-то из курьеров окажется под ударом "чёрных", – Директор внимательно посмотрел на меня, и я снова почувствовал, как будто меня сканируют рентгеном.

   – То есть? – нахмурился я.

   – Планы на ваш счёт несколько изменились, – мягко пояснил Директор. – Слишком опасно и глупо – использовать вас в роли "живца", хотя здесь наши мнения с Зизольдием Гурабановичем и разошлись, вы лучший из курьеров, поэтому ваша потеря будет совсем неудобна и нежелательна. Если я, Зизольдий, мистер Аластор – все мы правы, и "чёрных" подсылает Центр, то разумнее будет использовать вас в роли своеобразного "карателя". Поэтому я требую, чтобы в случае чего вы были на подхвате и были готовы сразу нырнуть в темпоральный поток.

   – А как же поимка пленника? – тупо спросил я.

   – Вы этим и займётесь, – лучезарно улыбаясь, объяснил Директор. – Экономически и технически невыгодно бросать вас на заказы, ожидая, что где-то клюнет, и они придут, а потом ещё и искать свободных курьеров-профессионалов и отправлять их вам на подмогу. Выгоднее будет, если вы будете готовы отправиться сразу за любым курьером и там поможете ему отбиться. Вы согласны?

   – Да, Альберт Станиславович, – прикинув палец к нос и как следует подумав, ответил я. Ну что ж быть на подхвате – дело, действительно, не столь рискованное, чем путь в заранее уготованную петлю, в объятия к "чёрным".

   – Но даже и не думай, что всё это время ты не будешь работать, а будешь висеть у всех нас на шее, – зловеще предупредил меня Капитошкин, и Директор улыбнулся. – Как миленький будешь работать!

   – Как скажете, о, повелитель, – я сложил руки на груди и поклонился. – Я раб вашей лампы.

   – Убереги меня Триединый от такого джинна! – зафыркал испуганно Старик, а я бросил быстрый взгляд на Грэя из-под полуопущенных век – беседа, судя по всему, подходила к концу, а ничего особо страшного, за исключением падения с поломавшегося под ним кресла не произошло. Это что же получается: ошибаются даже боги и умнейшие из смертных? Впрочем, похоже правило: "Кто не ошибается, тот не работает" срабатывает во все моменты жизни, включая даже самые идиотские.

   – Ну что ж, пожалуй, это всё, – неспешно и задумчиво произнёс Капитошкин, разминая пальцы и массируя ладони. – Мы ведь всё обсудили вроде бы... Альберт Станиславович?

   – По-моему, да, – кивнул Директор и обвёл взглядом всех нас. – Я буду надеяться на вашу исполнительность и ответственность, господа, постарайтесь не подвести меня. Зизольдий, я жду твоего доклада ровно через неделю. Меня интересует, как пойдут дела, какие произойдут происшествия и как всё будет обстоять с... – Директор кивнул в мою сторону, и Капитошкин понимающе качнул головой. – Связь как обычно по гала-каналу.

   – Будет сделано, Альберт Станиславович, – отчеканил Старик.

   – Добро, – вздохнул Директор и как-то по-отечески посмотрел на нас. – А теперь, господа, я вынужден с вами со всеми проститься – дела ждут. Мне было очень приятно видеть вас всех здесь сегодня, наши разговоры, несмотря на официальный вид и деловую направленность, доставили мне истинное удовольствие.

   – Нам всем тоже было очень приятно оказаться у вас в гостях, Альберт Станиславович, – едва не в пояс поклонился ему Капитошкин. – Вы уж простите, что мы доставили вам некоторый дискомфорт, – Старик свирепо посмотрел на Грэя и зло засопел, взглядом показывая ему на сломанное кресло.

   – Ничего-ничего, – замахал руками Директор, – признаться честно, без определённого дискомфорта жизнь давно стала бы серой и тусклой.

   – Мистер Аластор, – спросил вдруг он, увидев, что сжимает в руке листок с прогнозируемыми заказами, – я надеюсь, что у вас имеется копия этого документа?

   – Конечно, Альберт Станиславович, – бодро кивнул Грэй, и Капитошкин как-то непонятно посмотрел на него.

   – В таком случае я оставляю её себе, проанализирую ещё раз на досуге, – решил Директор, убирая бумагу за пазуху. – Всего вам доброго, господа. Мне был очень приятен ваш визит. Вы уж простите: не провожаю – дела срочные ждут.

   – Не теряйте времени на нас, Альберт Станиславович, – успокаивающе поднял руку Капитошкин. – Мне с Андреем и Аластором как раз поговорить нужно было с глазу на глаз.

   – В таком случае прощайте, господа, – Директор подождал, пока мы выйдем в коридор, обуемся – Капитошкин успел даже выкрасть пару сигар из личных запасов своего непосредственного начальника – после чего собственноручно проводил нас к выходу в сад и, притворив за нами дверь, растворился в глубине дома.

   По саду мы шли, молча, вдыхая ароматы девственной флоры, обитающей в нём, нашедшей здесь свой приют, обжившейся и привыкшей. В голове у меня от увиденного и услышанного мельтешила целая куча вопросов, задавать которые я то ли стеснялся, то ли подсознательно не хотел; мне, например, казались ахинеей многие оговоренные сегодня во время визита к Директору вещи и события, однако Грэй – я видел по его довольной роже – и Капитошкин – я просто знал его характер и примерные стремления – в них почему-то поверили; кто-то понятно почему, потому что это его устраивало, а вот ещё кое-кто по причинам, мне лично насквозь непонятным. В голове как будто рой шмелей дискотеку устроил или на брачные пляски собрался – мыслей разных и разнообразных было столько, что я даже не знал, с какой следует начать и какой закончить последующий вдумчивый допрос либо Грэя у него в кабинете, либо Старика. Впрочем, почему обязательно последующий? Можно ведь и прямо сейчас...

   – Зизольдий Гурабанович? – позвал я его тихо, когда мы уже подходили к садовой калитке и по одному выходили на "нейтральную" территорию.

   – Чего тебе ещё? – буркнул он недовольно, закрывая за нами калитку и направляясь к автоматическим воротам, которые выводили непосредственно на дорогу.

   – Скажите, – пропыхтел я, приноравливаясь к размашистым шагам своих спутников, – неужели Альберт Станиславович прав, и все случаи гибели курьеров происходят по вине Центра?

   – Преображенский, тебе жить надоело? – сердито фыркнул он. – Ты думай, прежде чем такие идиотские вопросы задавать! Нашёл место – здесь камер наблюдения побольше, чем во всех магазинах Айзиса вместе взятых. Поговорим в машине.

   – Простите, – вякнул я слабо, чувствуя, что в очередной раз сглупил. Эх, лишали бы меня премий за подобные ляпы, я бы очень быстро исправился, а так стимула нет, прям таки критических условий тоже нет, посему исправляться и работать над собой я не спешил. Потом... Годам к трёмстам.

   Через десять минут мы уже сидели в машине, я как и по дороге сюда бок о бок с Грэем, Капитошкин на переднем сиденье, судя по его ожесточённой мимике и жестам, он что-то горячо втолковывал Вите, который лишь кивал в ответ и озабоченно хмурился. Наконец, машина мягко тронулась, нас с Грэем несильно качнуло, чуть втопило в сиденья, и мы покатили вперёд, осторожно объезжая придорожные клумбы и горшки с цветами. Я посмотрел на Грэя, его лицо было спокойным, ни грамма не осталось от утренней хмурости и плохого настроения – интересно, с чего бы? – он скучающе наблюдал за меняющимся за окнами пейзажем и любовался, судя по всему, природой. Я вздохнул незаметно: ни поболтать, ни посплетничать – неужто так и будем до самой фирмы трястись, ни слова не говоря друг другу? Я надулся и засопел, недовольно уставившись в окно, – мне было скучно...

   – Преображенский! – рыкнул Капитошкин, вместе с сиденьем разворачиваясь к нам, за его спиной с тихим шипеньем выдвинулась звуконепроницаемая перегородка, надёжно отгородившая нашу часть салона от водительской. – Скажи мне на милость, подчиняясь каким таким правилам игры, ты умудряешься задавать всё время ненужные вопросы, да ещё и не в лучшее для этого время?

   – Откуда я знал, что у него везде камеры понаставлены? – пожал я плечами.

   – Это загородный дом одного из крупнейших предпринимателей на всём Марсе, который финансирует, вдобавок, некоторые правительственные и прочие акции, – заявил Старик, сидя – хвала Триединому! – на достаточном расстоянии, чтобы не заплевать меня в столь возбуждённом состоянии. – Естественно, он охраняется как сама Белая Башня! Или ты и этого не знал?!

   – Не довелось как-то, – в очередной раз пожал я плечами – полезная физическая процедура, между прочим, стимулирует кровообращение, разминает мышцы, снимает нагрузку с позвоночника и укрепляет поясницу.

   – Вы поглядите на него, – всплеснул руками Капитошкин. – Андрей, тебя хоть что-то в этой жизни интересует?

   – Да, – твёрдо ответил я, глядя ему прямо в глаза. – Мне очень интересно, как в гибели курьеров может быть замешан Центр?

   – Очень просто, – взглянул на меня Грэй, отвернувшись от заоконного пейзажа, который всё это время созерцал. – Центр обучает курьеров, готовит их... Разве ты забыл?

   – Нет, не забыл, – фыркнул я, вспоминая те кошмарные денёчки, которые я впоследствии занёс себе в память в папку "Не влезать – убьёт!", в которой хранились и воспоминания о той кошмарной Великой Зиме и о тех деньках, что наступили после неё, и ещё какие-то моменты жизни.

   – Раз Центр готовит курьеров, то у него возникает предложение, точнее его переизбыток. Образно говоря, товар залёживается на складах, – совсем просто пояснил Грэй. – А как быть, когда спрос неизменно низкий и нет тенденций к его повышению? Создать искусственно условия, которые привели бы к его увеличению, если нет возможности переориентировать или дифференцировать производство...

   – Так мы же нанимаем людей на работу! – не угомонился я – слова Грэя сильно меня зацепили – я и сам не во все моменты жизни пылко люблю человечество, но чтобы так прямо высказаться о цене человеческой жизни... Пусть она стоит сейчас совсем недорого, но... должны же быть какие-то моральные принципы! Или это просто я такой устаревший?

   – Мы не нанимаем людей на работу, – покачал головой Старик и поудобнее устроился на сиденье. – Мы лишь размещаем кандидатуры, которые выдвигает Центр и которые впоследствии проходят тщательную подготовку. Понимаешь?

   – А как же дело обстоит со мной?

   – Ты у нас случай редкий, но не исключительный, – зевнул Капитошкин. – Было дело, мы устраивали людей по блату, это было ещё в те светлые времена, когда Центр ещё не взял окончательно поводья в свои цепкие руки... Мы все им скованы по рукам и ногам, – пожаловался он вдруг. – Это только кажется, что вести дела сейчас легко, а на самом деле: отчисления за работу – в Центр, вся кадровая информация – в Центр, копии заявок заказов – в Центр, наём сотрудников – опять Центр над душой стоит. Без его жёсткого контроля не будет лицензии, а не будет лицензии – всех нас разгонят к едрене фене.

   – Понятно... – пробормотал я, пытаясь обдумать и осмыслить услышанное. Чёрт, но почему же Грэй меня предаёт, высказываясь за ту ахинею, которую битых два часа нам бубнил Директор?!

   – А что касается твоего несколько несвоевременного но вполне обоснованного вопроса, – Капитошкин вздохнул и пощёлкал суставами пальцев, – мы сегодня говорили на эту тему СЛИШКОМ, – он выделил это слово, – я бы даже сказал, ЧЕРЕСЧУР откровенно. В возможность такого косвенного воздействия на нашу работу со стороны Центра я верю – благо стимул у них есть: необходимость пристроить переизбыток подготовленных кадров. Вдобавок твоя фраза насчет того, что эти "чёрные" не дышат, не мигают и вообще похожи друг на друга как близнецы, если принять её на веру и вообразить, что они клоны... – Старик помедлил и пожевал губами. – Знаешь, Андрей, как-то в одном информационном блоке, который шёл через нас под грифом "Особо секретно", я успел прочесть, что планируется размещение генной лаборатории и репликаторов в Центре и его филиалах с целью восстановления генетического кода сотрудника особой службы доставки, клонирования его организма в случае его смерти, произошедшей от несчастного случая, – процитировал Капитошкин, нахмурившись, и зачем-то опять пощёлкал суставами пальцев, видимо, собираясь с мыслями.