Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 61 страниц)

   – Плохо, что все потерялись, – взгрустнулось мне и я, стоя в центре вестибюля, крепко обнял своего бывшего наставника и гуру. – Велимир Вячеславович, вы для меня сделали больше, чем кто бы то ни был. Спасибо вам огромное от меня, от Шелы... Спасибо вам за всё!

   – Слова благодарности и память благодарящего – вот лучшая награда за поступки, – произнёс он тихо, похлопав меня по плечу, и повернулся к Шеле.

   – Мисс Шела, я могу пожелать вам терпения и сил побольше в обращении с этой весьма прихотливой мягкой игрушкой, потому что кроме как терпения она от вас немногого потребует. Ему всего-то и надо, чтобы его хвалили почаще...

   – Велимир Вячеславович... – пробормотал я, смущаясь и краснея.

   – Он от этого так мило краснеет, теряется и начинает заикаться, – продолжил он невозмутимо. – И тогда в эти моменты из него можно верёвки вить – он всё равно не заметит.

   – Я воспользуюсь вашим советом, – улыбнулась в ответ Шела и посмотрела на меня – я засмущался ещё больше и отвернулся, делая вид, что разглядываю узоры лепнины на колоннах, обрамлявших вход в "Империал", и любуюсь ими. Услышав её нежный смех за спиной, явно обращённый и нацеленный в мой адрес, я ещё больше надулся и решил ещё немного повалять дурака.

   – Ну что ж, леди, – Велимир Вячеславович поцеловал руку Шеле, – и джентльмен, – он поклонился мне, – будьте счастливы, ибо ничего другого, кроме обоюдного счастья вы и не заслуживаете. Всего вам самого наилучшего, а вы уж меня простите – мне пора.

   – Всего вам доброго, светлого, вечного, – я пожал его руку и торжественно поклонился в ответ. – Пусть никогда не оскудеет длань небес, что дарит благодать тебе и присным...

   – Да... – довольно произнёс Велимир Вячеславович, – ты многое запомнил. Ну что ж, спасибо за подарок, Андрей. А теперь я откланяюсь. До – я надеюсь – скорого свидания!

   – До свидания, – ответили мы с Шелой, выходя из "Империала" на улицу и махая ему, уходящему вглубь основного зала, вслед.

   Я с удовольствием вдохнул ночной свежий воздух, в который раз подсознательно удивляясь, что не нужно по привычке ругаться и плеваться, откашливаясь от пыли и гари – с тех пор, как над большинством городов Марса на нижних орбитах разместили очистители атмосферы, жить стало вполне сносно, да и люди болеть стали гораздо реже, а флора Марса в кои-то веки вздохнула свободно и попёрла навстречу солнцу.

   – А про какой подарок он говорил? – спросила стоящая рядом со мной и наблюдавшая за звёздами Шела.

   – Тема Шекспира всегда была его излюбленной, и он очень радовался, когда кто-либо из учеников искренне интересовался ею, – объяснил я. – У нас в своё время даже споры с ним возникали из-за этого...

   – У вас? – изумилась Шела. – Споры? Да разве можно с ним спорить?

   – Можно, – вздохнул я. – Ещё как можно... Он сам всегда требовал, чтобы мы не боялись отстаивать свою точку зрения. А я тогда вдобавок был молодой и глупый и считал, что мне всё дозволено.

   – И что же? – подтолкнула она меня.

   – Я ему доказывал, что Шекспир как личность ничего не стоил, что он переписывал старые сюжеты и что вообще, как считают многие историки и литературоведы, это собирательный образ всей английской литературы того времени. И в какой-то момент мой учитель мне заявил: "Андрей, ты прочитал почти всё творчество Шекспира и не увидел того, что я в своё время увидел уже на второй строке "Гамлета"". И я у него спросил: "А что же я не увидел?".

   – И что же? – Шела придвинулась ко мне, её глаза возбуждённо и заинтересованно смотрели прямо в мои.

   Я обнял её и мягко поцеловал её волосы, погладив их нежными прикосновениями.

   – А то, что зрить надо было в корень. Шекспира запоминали и цитировали не за то, что он переписывал старые истории – этим грешили многие писатели – а за то, КАК он это делал. Шекспир вкладывал душу в каждую свою строчку, в каждом слове у него сокрыт целый мир. Это я понял уже потом и полюбил его, потом прочёл повторно всё то, что читал, учась в академии. И затем сделал ему очень дорогой – в плане души, а не денег – подарок. Я подарил ему раритетный томик сочинений Шекспира, который он очень долго искал и хотел прочесть. Он искал его во всех библиотеках и архивах, а я нашёл его у одного богатого и глупого парня – он использовал это сокровище, чтобы полку с беллетристикой подпирать в шкафу. Ну я его тогда и слямзил, – честно признался я, глядя на Шелу. – А зачем она ему? Этот дурак всё равно не оценил бы всей истинной красоты этой книги. Тем более он даже не заметил, что я её взял, я ему полочку отремонтировал, пока он дрых, в хлам пьяный.

   – Страсти-то какие... – уважительно подивилась она и поёжилась, прижимаясь ко мне, – как всегда и бывает на Марсе, среди относительно тёплой погоды вдруг к вечеру посвежело и стало довольно прохладно.

   – Ну что, ловим ближайший транспорт и в Айзис? – спросил я у неё.

   – Ага, – кивнула Шела, мечтательно глядя на небо. – Поехали. А по пути расскажешь мне, за каким-таким делом ты к своему бывшему учителю бегал... Хорошо?

   – Конечно, расскажу, – успокоил я её и прижал к себе крепче, одновременно осматривая расположившийся на стоянке возле "Империала" транспорт. – Вот только домой приедем, и я тебе сразу всё расскажу. И покажу...

   – Всё-всё? – промурлыкала она.

   – Всё, – кивнул я, жестом подзывая понравившегося мне пилота одного из припаркованных стратолётов. В конце концов гулять так гулять. Пусть и полёт на стратолёте обходится недёшево, но каков вид открывается из его иллюминаторов, особенно когда летишь над вечерним полным сверкающих огней городом.

   – Ну ладно, – легко согласилась она, предоставляя мне возможность поторговаться с пилотом (правильно сделала, между прочим, – здесь на Марсе всегда рады объегорить и надуть дурня, а с умным и толковым продавцы всегда с удовольствием поторгуются). Вот и сейчас пилот с пеной у рта доказывал, что четыреста кредитов за полёт до Айзиса (нормальная цена колеблется в пределах шестидесяти-ста кредитов) это суровая жизненная необходимость, а не наглый обман вовремя подвернувшегося по его мнению лоха, и что ему нужно кормить шестерых детей! Когда я в ответ указал ему на отсутствие обручального кольца, он клятвенно заверил меня, что успел развестись с этой проклятой мегерой, которая ему жизни не давала (тут Шела разъярённо зашипела и зафыркала). Тогда я напомнил ему, что буквально пару фраз назад детей у него было восемь, так куда же подевались ещё двое? В ответ пилот, молитвенно прижимая руки к груди и заламывая их, со слезами на глазах стал объяснять мне, что за этими проглотами не уследишь, и последних двух успел сожрать цуцлик (который вообще-то к городам и мало-мальски населённым пунктам и близко не подходит).

   В общем цену я сбил до двухсот кредитов, пилот нехотя уступил и то лишь потому, что я в конце концов уже начал орать чуть ли не на всю улицу, возмущаясь грабителями с большой дороги. О Великий Космос, мне не жалко было бы и пятисот кредитов, благо домой в уютную кровать, под любимое одеяло хотелось очень сильно, но принципы всегда остаются принципами, вдобавок пилот оказался моим земляком, только с Украины, из наиромантичнейшего на свете среди аферистов и жуликов города Одессы, умение торговаться оказалось у него врождённым, лишь потому наш спор затянулся.

   – Ты меня утомил, – пробормотала Шела, когда мы уселись в стратолёт, и пилот стал прогревать гравитаторы. – Скажи, вот обязательно вам было торговаться?

   – Обязательно, – кивнул я, счастливый и довольный. – Ты просто никогда не была в Одессе, милая... Там даже в туалете кричат при виде закрытой кабинки: "Эй, ну ты таки делай свои дела поскорее, не создавай видимости очереди!". Удивительный город. А прежде всего удивительны проживающие в нём люди – каждый старается обдурить другого, не замечая, что его самого давно уже надули, поэтому там всегда весело. Был я как-то на одесской Великой Ярмарке, – я мечтательно потянулся, откидываясь на спинку диванчика, на который мы с Шелой уселись, – зрелище, я тебе скажу, то ещё... Такое впечатление, будто несколько тысяч гусей вывели одновременно на кормёжку и рассыпали повсюду корм. Визг, топот, крики, драки, шипение, хлопанье всем, что под руку попадётся, – вот, что такое Великая Ярмарка в Одессе.

   – Ясно... – Шела тоже откинулась на спинку диванчика и положила мне голову на плечо. – Слушай, меня терзают всяческие сомнения... О чём вы там с Грином и с Капитошкиным говорили, пока я в регенераторном под наркозом куковала?

   – О... – припомнил я. – Тебе это интересно?

   – Мне всё интересно, – сверкнула она глазами – дескать, не строй из себя невинного, давай рассказывай!

   – Сейчас, – пообещал я, дотягиваясь кончиками пальцев до панели с кнопками настройки атмосферы: звуковой, визуальной, обонятельной и био-физической – и активируя звуковой барьер – гравитаторы стратолёта прогрелись, и пилот включил их на половину мощности, одновременно переводя в режим поддержания стабильного поля генераторы электромагнитного поля на кончиках крыльев. Стратолёт вздрогнул, затем очень мягко и практически неощутимо завибрировал, взлетел и растворился в ночном небе Мараха.

  * * *

   – Бенефициус, я не понимаю, чего ты хочешь! – кипятился Старик, брызгая слюной во все стороны, бегая по кабинету и постоянно передвигая с места на место стулья и кресла. – Чего ты хочешь от меня?!

   – Зизольдий Гурабанович, я прошу вас отменить приказ о внедрении этой VIC-технологии, – взмолился Грин. – Она ещё не протестирована, не отлажена до конца. Под неё нужно будет новые матрицы подбирать, новые ключи использовать... Вдобавок она опасна для курьеров, Зизольдий Гурабанович! Разве вы забыли, что погиб Привольный Артём и чуть не погиб Андрей?! Это опасно!..

   – Бенефициус, не ори, – поморщился Старик. – Преображенский, хвала Космосу, жив и здоров, не торопись хоронить его.

   – Зизольдий Гурабанович, – вскипел Грин, не терпевший, когда его слушали, но не слышали, – Андрей жив сейчас лишь потому, что догадался использовать активатор возле маяка. Если бы не этот факт, сейчас была бы уже мертва Шела, а Андрей ни за что не выбрался бы из этого темпорального слоя.

   – Как это "Шела была бы мертва"? – нахмурился непонимающе Капитошкин, от удивления переставший даже бегать по кабинету.

   – В том темпоральном слое, куда меня отправил в соответствии с этой дрянной технологией генератор Потока, как оказалось, техногенная и информационная матрицы не были даже предусмотрены, – объяснил я, – а из-за этого, соответственно, активатор не работал, пока не оказывался в непосредственной близости от маяка, где уже начинал прикрываться его полем и использовать его энергию. Если бы он работал как положено, ни я, ни Шела не были бы даже ранены, а так... – я пожал плечами и охнул от боли, перекосившись, – заштопанный, но не заживший до конца бок всё ещё давал о себе знать. – Мне не нравится эта современная технология, если она оставляет нам вот такие драконовские условия работы.

   – Недавно отбыл Ришар, – Капитошкин посмотрел на меня и Грина по очереди. – И у него всё в порядке, активатор работает должным образом.

   – Зизольдий Гурабанович, ну как вы не понимаете?! – вскипел Грин и потряс кулаками. – Раньше у нас был отлажен процесс подбора темпорального слоя, и мы всегда знали, куда отправляли курьеров и какие там условия работы. Здесь подбор координат осуществляется случайным образом, и мы уже не можем, разумеется, знать, что будет там ждать курьера. Ришару повезло, что у него всё работает, ему попался слой с подготовленной техногенной и информационной матрицами. А вдруг кому-то не повезёт, как не повезло Андрею? А вдруг им окажется не опытный курьер, который сообразит, как подгадать для себя условия использования активатора, а молодой новичок, который только вчера в Поток нырять научился? Эта технология – возврат к тем прекрасным временам, когда обратно возвращались трое-четверо из десяти!

   – Успокойся, – помахал ладонями Капитошкин, – успокойся, Бенефициус. Ты так пылко и яро от меня это требуешь... Как будто от меня что-либо зависит. Ты сам читал приказ Центра о внедрении инновационной технологии с целью совершенствования технологической базы и сведения к минимуму количества несчастных случаев со смертельным исходом. Ты же сам всё видел, Бенефициус! Тогда чего ты от меня требуешь? Я не имею права уклониться от прямого приказа Центра. Даже наш Директор не имеет...

   – Но ведь эта технология опасна именно своей непредсказуемостью, – безнадёжно возразил Грин. – Мы не сможем гарантировать хоть какую-то безопасность темпорального слоя, в который отправляем курьеров. А это означает дополнительную нагрузку для них, помимо существующих в виде наёмников и этих неизвестных убийц в чёрных костюмах!

   – А что я могу поделать? – развёл руками Капитошкин. – Впрочем, нет. Сделать кое-что мы всё-таки можем: дружно уволимся и пойдём на площадь перед Собором Триединого просить милостыню. Тебя такой вариант устраивает?

   – Нет, – вздрогнул Грин и поёжился, я с удивлением посмотрел на него – разве не в церкви Триединого он состоит, разве не он посещает каждое богослужение?

   – Ну а раз "нет", то придётся смириться с этими обстоятельствами, – вздохнул Старик и уселся в кресло. – В конце концов...

   – Зизольдий Гурабанович, – перебил я его, – у меня предложение. Мы посылаем какую-либо отчётную документацию о количестве совершаемых нами прыжков в Центр?

   – Это предложение или вопрос? – не понял Капитошкин. – Грин, мы посылаем всё ещё этот отчёт... как его... форма номер три, что ли?

   – Раньше посылали, – Грин наморщил лоб. – Потом вы мне сказали придержать его за один месяц, я так и поступил... Вот уже несколько месяцев прошло, а они требования так и не прислали. А что? – посмотрел он на меня.

   – Грэй может поковыряться с любой программой, – напомнил я им, – равно как и с любым отчётом. Что нам стоит пользоваться обычной стандартной технологией, прописывая её в отчётах как современную, эту самую VIC? В конце концов Центр, насколько я знаю, не требует дотошности в этом деле, а отчёты необходимы им для статистики. Мы ведь можем просто подменять наименования и всё. Официально мы ей пользуемся, а неофициально... Ну какое им дело до того, что у нас творится? Правильно?

   – Преображенский, – Капитошкин с удивлением посмотрел на меня, – ты прирождённый фальсификатор, как ты только с такими талантами в судебную систему не подался.

   – Не подался, потому что не взяли, – проворчал я. – Слишком много обманутых, ограбленных и разобиженных сказали, что со мной будет ещё больше...

   – Всё понятно, – кивнул Старик и повернул свою плешивую голову к Грину. – Как думаешь, Бенефициус, такое возможно, что предложил нам Андрей?

   – Попробовать стоит, – поразмыслив, кивнул Грин. – Иначе все молодых да "зелёные" курьеры разбегутся от нас как тараканы от тапка – эта технология, по-видимому, совершенно не заботится о сохранности жизни, как это написано в её ТИХ (техническо-инновационной характеристике).

   – Однако же пользоваться ею будет необходимо, – подперев подбородок пальцами, задумчиво произнёс Капитошкин. – Это нужно будет делать хотя бы изредка.

   – Можно будет подключить к ней курьеров, кто поопытней, Зизольдий Гурабанович. К чему молодняк губить?

   – Резонно. Ладно, – Капитошкин похлопал ладонями по подлокотникам и быстро встал из кресла, – Бенефициус, в таком случае обсуди это с Аластором... Хотя нет, я лучше сам с ним поговорю, а ты пока запусти матричную проекцию для испытания системы. Попробуем её добавочно отладить, хотя я и не верю в эту светлую возможность – всё-таки разработка инженеров Центра, они могли там и защиту и контроль поставить. Кстати по поводу защиты и контроля... – Капитошкин постоял немного, размышляя, и вдруг резко пошёл на нас, подталкивая к выходу. – Всё, свободны! Бенефициус, займись делом, а мне нужно срочно поговорить с Аластором, вдруг эти ребята успели в свою систему встроить какой-нибудь шпионский модуль, о котором мы ничего не знаем.

   Внезапно тишину в кабинете нарушил резкий звонок, я завертел головой, пытаясь отыскать его источник, на автомате сунул руку в карман, проверяя, не мой ли это коммуникатор раскричался, однако Грин, стоящий рядом со мной, вдруг как-то странно подпрыгнул, засуетился, вытащил из-за воротника крохотный наушник и вставил его в ухо, активируя нажатием пальца связь.

   – Слушаю, – произнёс он взволнованно. – Да... Что?! Великий Космос... Понял! Ладно, до связи!

   – Что случилось? – недовольно поинтересовался Старик, как и я замерший неподвижно

   – Это Игнац, – объяснил Грин, – он сегодня дежурный оператор. Я его просил, чтобы он вышел на связь со мной, если что-нибудь вдруг произойдёт.

   – Ну и?! – рыкнул Капитошкин, взглядом удава, смотрящего на кролика, вгрызаясь в его лицо. – Давай, не томи душу!

   – Ришар выходил на связь, – будничным тоном сообщил Грин. – Сообщил, что попал в переделку и что активатор у него барахлит время от времени. Ну и как вам безопасность системы, Зизольдий Гурабанович?

   – Короче! – проскрипел Капитошкин, моментально краснея от ярости. – Что с Ришаром сейчас?

   – Выберется, – авторитетно заявил Грин и глянул на меня. – Уж он-то выберется точно – хвала звёздам, он не новичок уже давно.

   – Тогда так, – решил наш лысый старый птеродактиль, – Бенефициус, иди испытывай систему на прочность матричной проекцией, а я пойду к Аластору, поговорю с ним о возможности вскрытия её программной оболочки.

   – А что мне делать? – напомнил я о себе.

   – Тебе? – Капитошкин злорадно улыбнулся и тронул Грина за локоть. – Тебе, сын мой, надлежит отдыхать... Сколько дней ты там просил? Две недели? Вот и будешь отдыхать.

   – Что? – я не поверил своим ушам. – И вы меня отпустите?!

   – Конечно, – пообещал он. – И даже денег дам за удачное и успешное завершение доставки.

   – Не-ет, – простонал я. – Я... Можно мне завтра на работу?

   – Нет, – отрезал Старик. – Преображенский, ты с ума сошёл? А как же уговор?

   – Да ну его, – поморщился я. – Можно мне на работу? Ну... хотя бы послезавтра?

   – Посмотрим на твоё поведение, – отмахнулся Старик. – Впрочем, губу особо не раскатывай – я ещё ничего не выяснил насчёт того твоего случая с Побережным и Атлантидой. Кстати, – он свирепо посмотрел на Грина, – Бенефициус, ты нашёл, конечно, куда его отправить тогда! Некрофаг не подействовал, – пояснил он мне. – Но есть и другие зацепки, вот о них и поговорим... потом.

   – Когда? – с надеждой произнёс я.

   – Вот когда появится возможность, тогда и поговорим, – рыкнул он грозно, заплевав мне нос. – Возможно, послезавтра, возможно, позже. А теперь брысь! – рявкнул он и вытолкал нас из кабинета.

   – Ну ты и молодец, Андрей, – Грин устало вздохнул, прислонившись к стене, когда за Стариком закрылась дверь. – Ты меня спас...

   – То есть? – нахмурился я.

   – Старик и слышать ничего не хотел об отмене этой системы, – хмыкнуло это всклокоченное чудо. – А твоё присутствие на него как-то так благодатно подействовало, что мне даже удалось уговорить его на обмозгование этого дела. Не знаю, до чего, – Грин посмотрел вдаль по коридору, – они там с Аластором договорятся, но... хорошо уже то, что всё это сдвинулось с мёртвой точки.

   Он вздохнул, похлопал меня по плечу и пошёл по коридору к себе в логово.

   Я посмотрел ему вслед, надуваясь от гордости – приятно, Безымянный вас помяни, ощущать себя спасителем человечества – постоял так ещё немного, потом вздохнул и направился в сектор Эланы, следовало проверить как там Шела, я уже успел здорово соскучиться по её всегда оригинальному лепету.

  * * *

   Мягкий шёпот и шелест моего коммуникатора, который я сдуру положил возле подушки на тот случай, если какая-нибудь завалящая душа всё-таки рискнёт и решит мне позвонить, побеспокоил меня, вырвал из сладкого тумана забвения, в который я уже потихоньку погружался, млея и едва не пуская слюни от счастья и удовлетворённого, наконец, голода. Не открывая глаз, я тихо замычал, беззвучно моля, чтобы от меня убрали эту шелестящую заразу, похлопал рукой по одеялам, надеясь заткнуть его как будильник, однако коммуникатор не утихомиривался, помочь мне было некому – Шела плескалась в ванной – и я, обиженно скривившись и бормоча под нос проклятия, с трудом разлепил глаза, за шкирку выдёргивая себя из сладких паутин сна. Посмотрел на экранчик коммуникатора, вздрогнул и очумело потряс головой, стараясь взбултыхать к поверхности коры головного мозга парочку активных синапсов, чтобы они мне помогли сообразить, какого лешего меня кто-то явно домогается, судя по шелесту и тихому гулу коммуникатора, а экранчик при этом остаётся пустым. Однако... Синапсы не всплыли, соображалка отключилась вместе с фантазией, я откинулся с тяжким вздохом уставшего от непосильной работы человека на подушку и мечтательно прикрыл глаза, вспоминая.

   Да... Вечер (и его начало, и середина, и – что самое главное – конец) явно удался на славу, так шикарно я не проводил время уже давно, Шела же с самого начала пребывала в тихом шоке – хвастаться пятнадцатью тысячами кредитов – это одно, а вот купить на них изящный браслет из белого золота с инкрустацией и отужинать в самом элитном ресторане Системы – это уже совсем другое. А дома... М-м-м... Я с наслаждением почмокал, вспоминая божественный вкус "Шато де Нуар Экселенц" и заново как наяву пережил то удивление, когда мы пришли к себе домой, и я увидел огромный пакет, находящийся в телепортаторе ЛиД. И как же долго мы охали и ахали (причём я громче всех), когда вместо заказанных трёх бутылок самого драгоценного на свете вина Велимир Вячеславович отправил нам целых пять, украсив их вдобавок самой красивой и изумительной композицией из роз, какую я только видел. Ну, разумеется, этот старый ловелас был как всегда на высоте. Кто, как вы думаете, учил меня, как правильно ухаживать за женщиной, чтобы завоевать не только её тело (секс что сейчас, что и всегда общедоступен, вы можете спокойно подойти к какой-нибудь современной дамочке и ущипнуть её за что-нибудь, на что она лишь мило улыбнётся и скажет "Да", так нежно скажет, с придыханием, как будто мечта удовлетворить вас родилась в её маленькой глупенькой головке ещё в детстве и плевать, что она тогда вас не знала. Поэтому секс вовсе не является "показателем" того, что вы добились расположения мадам, – как известно, труднее удержать девушку возле себя, чем переспать с ней), но и душу, так чтобы она отдалась вам целиком, а не лежала во время акта как бревно бесчувственное, не ковыряла пальцев в носу и не прикидывала, сколько сейчас стоит на рынке килограмм помидоров, пока вы над ней задумчиво и усиленно пыхтите...

   Нет, ну что ты будешь делать?! Я, уже окончательная проснувшись и забыв за своими сладкими воспоминаниями и мечтами о дрёме, недовольно покосился на вновь загудевший коммуникатор, любопытства ради перевернул его и вновь увидел пустой экран. Судя по нему, мне никто сейчас не звонил, но тогда почему он гудит?! Звук на вызов я отключил, потому и гудит. Но ведь вызова-то нет! Безымянный тебя помяни, я вдруг вспомнил одну из своих любимейших фраз: "В каком ухе у меня жужжит?". В каком ухе? Да в том-то и дело, что в обеих... Обоих... Обоях. А, порази тебя атомный смерч!

   – Слушаю, – произнёс я, подхватив коммуникатор и прижав его к уху, активируя мысленной командой связь.

   – Привет, Андрей, это я...

   "Кто "я"? Что "я"? Вот ведь забавно! Только совсем не забавно...".

   Минутку, минутку...

   – Оля? – недоверчиво уточнил я.

   – Ты уже забыл мой голос? – обиделась она.

   "Ох уж эти ле фам, ле фам... Да до твоего ли голоса мне сейчас?".

   – Я не забыл твой голос, – ответил я, ложась и закрывая глаза. – Просто неожиданно как-то совсем...

   – Я знаю, прости, – покаялась она и откашлялась. – Прошу тебя, говори тише, мой звуковой нулификатор может не сработать.

   – А в чём дело? – насторожился я.

   – Тише! – шикнула она мне в ухо, и оно у меня немедленно зачесалось. – Прошу тебя, тише! Мы ведь оба не хотим, чтобы Шела всё услышала.

   – Замётано, – согласился я и глянул на дверь, которая выходила в коридор, из которого уже можно было попасть в ванную комнату.

   – Вдобавок в отличие от тебя я знаю, что твой коммуникатор прослушивается и отслеживается, – сообщила она между делом, и тут, переварив эту информацию, я окончательно проснулся.

   – Что?! – шепнул я тихо, чувствуя себя дураком.

   – Потом, Андрей, – с сожалением возразила она, – у нас очень мало времени. Во-первых, прости, что доставила тебе хлопоты со своим временным пребыванием у тебя...

   – Я уже... – начал я.

   – Прошу тебя, не перебивай меня, – взмолилась она, и я заткнулся, чувствуя, что разговор сейчас у нас будет очень серьёзный, в Бездну бы его – я так хотел, мечтал и надеялся просто отдохнуть от всего.

   – Во-вторых, – продолжила она, убедившись, что я стреножен и укрощён, – прости, что не предупредила тебя и заставила поволноваться, когда ты сюда звонил, чтобы сообщить мне, что едешь с Шелой домой. Мне пришлось срочно уходить из твоей квартиры гораздо раньше.

   – Но почему? – удивился я, забыв о её просьбе не перебивать.

   – Потом объясню, – пообещала она. – В-третьих, из-за того, что мне пришлось уйти раньше, я не успела завершить свои поиски, но теперь хотя бы догадываюсь, где может находиться искомое. Поэтому можно я буду иногда обращаться к тебе за помощью?

   – Разумеется, можно, – я, озадаченный необъясненными причинами преждевременного ухода Ольги из моей квартиры, поспешил согласиться.

   – Спасибо тебе, – горячо поблагодарила она меня, потом, помолчав немного, продолжила: – Есть ещё один факт, помимо тех, что мне удалось отыскать, которого ты не знаешь, но который заслуживает внимания. Только я боюсь его говорить, – робко произнесла она.

   – Что еще? – насторожился я.

   – Те деньги, которые Капитошкин перечислил на твой счёт за доставку, изначально были твоими деньгами, которые он просто снял с твоего страхового персонального счёта в Центре.

   – У меня в Центре есть какой-то счёт? – поразился я.

   – Он есть у каждого курьера, входящего в особый список, – шепнула Ольга. – Так называемый персональный страховой счёт. Сумма, которая на него отводится всегда одинакова для всех и составляет ровно сто тысяч кредитов в безналичной форме. Этими деньгами Центр имеет право распоряжаться лишь в том случае, если лицо-представитель счёта погибло в результате несчастного случая, который наступил при определённых обстоятельствах В таком случае печать счёта вскрывается, Центр в соответствии с Приказом или Предписанием распоряжается этой суммой.

   – Но ведь это же грант! – воскликнул я.

   – Грант предназначается для всех и переходит в собственность фирмы, где работал погибший курьер, – поправила она меня. – Для курьера из особого списка его не существует, потому что в данном случае имеется персональный страховой счёт, который уже направляется не на фирму, а возвращается, распределённый соответствующим образом, в Казначейство...

   – Бред какой-то, – пожал я плечами. – Какой-то неправильный круговорот денег в природе. А чем же они компенсируют эту ненормальную сумму?

   – Для непосвящённого он неправилен, – тихо подтвердила она. – А для человека знающего это громадная бочка доверху набитая деньгами, которые можно с лёгкостью взять. Эти отмывания денег давно уже беспокоят определённых людей, которые попросили меня выяснить детали этого процесса. А обеспечиваются эти суммы исключительными правами на генетический код погибшего курьера, который переходит в безраздельное владение в Центр.

   – Значит Капитошкин?..

   – Да, – кивнула она. – Имеет прямое участие в дележе украденного и... зачем-то убирает курьеров... Понятно, что из-за денег, но... я чувствую, что здесь есть ещё одна причина, докопаться до которой мне необходимо.

   – Постой, – я вдруг сложил в своей голове кусочки мозаики и получил пугающую картину. Великий Космос! Неужели?.. – Ты сказала, что печать персонального счёта вскрывается со смертью курьера. Так?

   – Да, – подтвердила она.

   – А Капитошкин мне эти деньги сегодня перечислил, – произнёс я тихо, садясь на кровати и боясь даже думать дальше. – Это что же получается? Я?..

   – Да, Андрей, – едва не плача ответила она. – Официально ты уже мёртв.

   Не говоря ни слова, я разорвал связь, выключил коммуникатор, зашвырнул его в самый дальний угол и, откинувшись на подушку, вытер вспотевший лоб и посмотрел на дрожащие пальцы рук.

   "Влип, очкарик, – всплыло в моей голове. Я закрыл глаза и помотал головой, стараясь не думать, не думать, НЕ ДУМАТЬ об этом, но... Как всегда в таких случаях не получалось – мысли так и лезли в голову. – Теперь ты уже мёртв, и это подтвердила Ольга. Каково, а? Приятно осознавать себя трупом?".

   – С кем ты разговаривал? – спросила цветущая и пахнущая всеми цветами мира Шела, входя в комнату и поправляя обмотанное вокруг её изумительной фигурки полотенце, её чудесные волосы, мокрыми ручейками бежавшие по плечам, сразу вышибли у меня из головы все мысли, кроме одной-единственной.

   – Наш доблестный ветеран звонил, – бодро отрапортовал я, садясь по-турецки на кровати. – Ему приспичило пошушукаться о делах, и он очень удивился, когда увидел, что я и без того очень занят.

   – Старый узурпатор, – проворчала Шела, танцующей походкой приближаясь ко мне. Что ни говори, а грация у неё кошачья.

   – Милый, – ойкнула вдруг она, увидев, наверное, остатки моих переживаний, скрыть которые я не успел, – что с тобой? Ты не заболел?

   – Ой, солнышко, ты представляешь, – моментально нашёлся я, – и там болит, и тут болит, и здесь болит... И вообще всё у меня болит. Необходимы долгие процедуры, – заявил я, улыбаясь как можно более нагло и откровенно.

   – Какие, однако, нахальные пациенты пошли, – покачала она головой и прижала руки к груди – полотенце моментально задралось, обнажая столь изумительной формы бёдра, что у меня рот моментально наполнился вязкой слюной, а во всём теле стало горячо-горячо. – Так и норовят к бедным девушкам пристать, – пожаловалась она и стыдливо прикрылась, ойкнув при этом и сделав испуганное выражение лица. Полотенце соскочило вниз, обнажив левую грудь, налитую, упругую, крепкую, с торчащим как наконечник стрелы соском. Я судорожно сглотнул и протянул руки, но она звонко шлёпнула по ним и закуталась в полотенце.

   – Ну я прямо не знаю... – таким ангельским голоском прошептала она, потупившись, что я почувствовал себя маньяком, совращающим школьницу.