Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"
Автор книги: Владислав Покровский
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 61 страниц)
– На это и надеюсь, – сказал как отрезал. – Ладно, собирайся, я тебя жду на фирме через час.
– Как через час?! – задохнулся я. – Встреча ведь через два с половиной часа!
– Да, – подтвердил Старик, – но я тебя жду через час. Мне, прости, так спокойнее будет.
– И это не обговаривается и не обсуждается, – добавил он как раз в тот момент, когда я хотел высказаться в свою защиту. – До связи, Преображенский. Жду тебя на фирме через час, – повторил он, будто издеваясь, после чего отключился.
От негодования я вспомнил весь свой богатейший словарный запас нецензурной лексики, начатый ещё во времена Великой Зимы, как окрестили позже те жуткие холода, и до сих пор ещё не оконченный. Фразы и слова с языка срывались и простые, и витиеватые, я помянул всю родню Капитошкина, описал все их наклонности и характеры, после чего умолк и с минуту сосредоточенно сопел, стараясь придумать что-нибудь новенькое, потому как чувствовал, что набором из более чем десяти тысяч ругательств я всё накипевшее в душе не опишу, а то что опишу, будет слабым и тусклым оттенком картины, щедро разбавленным водой.
Рука моя сама собой коснулась чашки с чаем, я залпом допил остатки, каждый раз чувствуя, что последующие глотки по вкусу отличаются от предыдущих, после чего глубоко вдохнул и закрыл глаза, потихоньку выдыхая через нос и очищая дух и разум от негатива. Через несколько секунд в голове посветлело, я испытал покой и благоговейный трепет перед силой жизни, встряхнулся, сбрасывая оцепенение, и стал прибираться. Тарелки я сгрёб и сунул в раковину, туда же угодила чашка с заварником, коробку с чаем я предусмотрительно заныкал ещё подальше, уже в другое место, памятуя, что Шела иногда будто бы невзначай умудряется даже читать мои мысли.
Протерев поверхность стола салфеткой, я активировал духовой шкаф и перевёл его в режим самоочистки, после чего приподнял кухонное полотенце и нажал на один из символов сенсорной панели управления роботами кухни, которая скрывалась под ним. Дело всего утра было выполнено, генеральная цель поставлена и достигнута, можно было бы часик поваляться пузом кверху, слушая новости Системы – чудаки, они считают свой невинный лепет новостями! Ха! – или, например, окунуться в затягивающие волны классической музыки, но... Меня ждали уже через час, вдобавок следовало отыскать в дремучих дебрях наших с Шелой шкафов костюм, а-то действительно как-то неудобно будет показываться перед нашим локальным господом богом в простенькой хоть и фирменной рубашке с короткими рукавами, штанах и лёгкой куртке поверх всего. Как я ни не любил костюмы, а всё равно надо было приодеться. Авось, себя зауважаю, когда в зеркале представительного джентльмена увижу.
* * *
– Помнишь, как это было?
– Конечно, помню...
– Не хочешь повторить?
– Знаешь, пожалуй нет... Не стоит портить романтику того раза попытками повторить и воплотить её в тех же движениях, взгляде, мыслях... Мне кажется, что это убивает чувственную сторону воспоминаний о тех событиях, оставляя лишь простые грубые факты.
– А я бы, наверное, хотела это повторить, – бормочет она тихо, прижимаясь к моему боку и оплетая руками шею.
– Зачем, если можно попробовать обставить это по-другому? На что нам воображение дано?
– Вряд ли у нас хватит пороху на вторую такую ночь...
– Ты плохо меня знаешь, – возражаю ей. – А оттого плохо представляешь весь потенциал моего могучего интеллекта, который может завести в такие дебри, откуда даже нашему дуэту вроде Бонни и Клайда выбраться будет несколько затруднительно...
– Какой ты разговорчивый, – в который раз с каким-то загадочным вздохом констатирует она. – В той ситуации, где всем хватило бы одного-двух слов, ты не успокаиваешься, пока не обрисуешь все стороны и нюансы. Откуда это в тебе?
– Ты уже спрашивала, а я уже отвечал, – говорю я спокойно, поглаживая её рукой по волосам и глядя за игрой и подмигиванием звёзд на ночном небе.
– Я помню, – шепчет она чуть слышно. – Но ты всегда отвечал в шутку, пряча настоящую причину за горой ненужных добавочных сведений. Скажи сейчас честно и откровенно и, если можно, кратко, пожалуйста, в чём причина твоей многословной манеры высказываться и изъясняться?
"Ничего у себе у меня многословная манера говорить, – удивляюсь я мысленно. – Сама-то эвон как высказалась...".
– Кратко не получится, – отвечаю я, зная, что говорю. – Не в моих привычках изъясняться кратко. Раньше – да, приходилось, но сейчас... Наверное, самый краткий ответ таков: моя многословность вызвана стремлением отличаться от подавляющего большинства людей, стремлением выделиться. Но это лишь один из множества ответов, потому как не только в этом моём желании причина.
– А почему ты спрашиваешь? – замечаю я, помолчав немного, и смотрю на неё из-под полуопущенных ресниц боковым взглядом.
– Просто никогда не могла этого понять, – вздыхает она и щекочет мне кончиками пальцев грудь. – Ты и без этой своей говорливости отличаешься от большинства мужчин, уж это я вижу хорошо, иногда даже слишком хорошо. Ты как будто из другого измерения, из другого времени... Какой-то... универсальный солдат, – медленно произносит она, с трудом облекая ясные и понятные мысли неуклюжими словами, я это знаю: почему-то всегда тяжело облечь в слова то, что так ясно горит в голове, а потом ещё и донести до собеседника. – Откуда это в тебе, Андрей?
– Но почему ты всё это спрашиваешь? – я даже просыпаюсь от удивления – в конце концов подобные вопросы она частенько задавала мне и раньше.
– Просто хочу знать...
– Просто так даже звёзды на голову не падают, – отрезаю я. – Есть причины, только говорить ты их почему-то не желаешь... Откуда всё это во мне? Я тебе уже говорил. Скажу так и быть ещё раз: наверное, из Космоса или от природы. Я не знаю, Шела. Я ведь тебе не написанная программа, с заранее определённой линией поведения, в которой вдруг обнаружился сбой, изменения... Просто такой вот я. Разносторонний. Иногда говорливый, иногда молчаливый, иногда дурак, иногда не очень. Трудно быть одним, Шела, очень трудно. А вот человеком сложным быть легко, достаточно характер воспитать... Между прочим, казаться сложным тоже не трудно, даже если таким ты и не являешься на самом деле.
– А зачем казаться не таким, каким есть? – шепчет она мне в ухо.
– А чтобы люди думали о тебе так, как хочешь этого ТЫ, – подчёркиваю я. – Многим параллельно до мнения большинства, но они подчас забывают, что это может стать весьма и весьма грозным оружием при умелом использовании.
Я умолкаю, слыша, как она посвистывает – это у неё означает храп и означает, что ей видите ли скучно и неинтересно. Нужен допинг. Нужна реанимация. А потому я поднимаю руку и нежненько так щипаю её под одеялом.
Такой реакции я никак не мог ожидать.
Могучий толчок, как будто меня лягнул подкованный бронированный мамонт, швырнул меня с кровати на пол, а потом ещё сверху с жутким визгом набросилась Шела, и мне чувствительно досталось по уху.
– Эй, ты чего?! – крикнул я, с трудом – вот уж не думал, что в этой на вид хрупкой барышне столько сил! – удерживая её руки и напрягая мышцы ног, чтобы она мне не раздавила бёдрами одну немаловажную деталь моего организма.
Она вдруг встряхнулась, её пылающие диким огнём хищные глаза словно бы погасли, лицо, искажённое страшной убийственной гримасой, приняло более спокойное выражение, черты его разгладились, она с лёгкостью освободилась из моих захватов и поджала сердито губы.
– Ты смерти своей хочешь, милый? – скептически осведомилась она, сидя на мне сверху и не делая ни малейших потуг, чтобы слезть. – Ты зачем это сделал?
– Так... э-э-э... м-м-м... – промычал я невразумительно, пытаясь одновременно найти ответ, понять, что же произошло, и разобраться в своём, мягко говоря, идиотском положении.
– Маловразумительно, – подытожила она, вздохнув. – Милый мой, я тебя очень прошу, никогда не щипай меня, если я засыпаю или уже сплю, последствия могут быть гораздо хуже...
– Может, слезешь с меня? – мрачно спросил я у этой ненормальной ниндзя и попытался пошевелиться.
– Обойдёшься, мне так удобнее, – фыркнула она и рассмеялась. – На тебе как на трибуне: высоко сижу, далеко гляжу... Тем более ты меня уже разбудил, так что будешь расплачиваться, – она облизнулась, её глаза вспыхнули страстным огнём, – КРОВЬЮ!
– А вот нечего засыпать, когда я тебе объясняю! – воскликнул я, запоздало вспомнив о своей незавершённой фразе.
– Ты скучно объясняешь, – безапелляционно заявила она и подтянула ноги повыше, усаживаясь на мне поудобней, – и слишком долго. Говорить нужно кратко и лаконично, человеку вовсе не обязательно знать все нюансы, которые ты ему освещаешь.
– Спасибо за премудрость, – буркнул я уязвлённо. – Надеюсь, мне за неё платить не придется?
– Я подумаю, – весело заявила она и от избытка веселья, видать, попрыгала на мне как на батуте – у меня чуть глаза на лоб не полезли. – Тебе не тяжело, милый? – тревожным тоном осведомилась Шела в деланном испуге приподняв свои изумительные бровки.
– Никапельки, – многообещающим тоном прорычал я, кладя руки ей на бёдра.
– Значит, я такая тощая, да?! – воскликнула она в ужасе и от души шлёпнула меня по рукам, я торопливо их убрал, с трудом подавив желание засунуть палец в рот и захныкать. – Ты скажи ещё, что я костлявая кляча! Да?!
– Нет-нет-нет, что ты?! – затараторил я испуганно, прижимая руки к груди и делая испуганное выражение глаз – не доиграл, наверное, её глаза сверкнули пламенем.
– Значит, я толстая! – всплеснула она руками. – Булочка я у тебя! Пышечка! А может планетообразная?! Или во мне вообще может уместиться вся Галактика?!
– Да нет! – рявкнул я, начиная сердиться.
– Так да или нет?!
– Ну конечно же нет! Вовсе ты не толстая!.. И не тощая!
– Значит, я некрасивая, да?! Признайся честно, я некрасивая! Мужчины! – возопила она, едва не потрясая демонстративно руками над головой. – Всем вам только одно и нужно! Из-за этого и ради этого гребёте под себя всех! А ты такой же как все! А я думала – нет! А ты...
– Да вовсе не в сексе дело! – бездна всех поглоти, я что оправдывался?! Вот уж никогда не думал, что я, Андрей Первозванный, король сцены и император масок, буду оправдываться. И перед кем?! Перед женщиной?!
– Ага! – довольно загорелась она. – Значит, я такая уродина, что не подойду даже самому последнему самцу с самыми пошлыми и грязными помыслами на свете?! Так, да?!
– Великий Космос! – заорал я, потеряв терпение, и тут же был вознаграждён долгим страстным поцелуем, в который Шела вложила, похоже, всю свою душу и бурлящий внутри неё яростный огонь.
Обняв её за шею, я не отпускал её долго время, пока не почувствовал, что начинаю задыхаться, а до тех пор её ногти словно маленькие кошачьи коготки рисовали свои узоры на моей коже, покалывая и царапая её, чёрт подери, КАК ЭТО БЫЛО ПРИЯТНО! М-м-м...
Я вдруг понял, что никакой другой женщины мне и не надо, что все прошлые и возможно, будущие мои пассии – лишь слабый отблеск, отсвет её огня и сияния, которое невидимым нимбом окружало её, заполоняя собой пространство, в котором она находилась, освещая даже души и самые мрачные уголки сознания. И ещё я вдруг с потрясающей чёткостью и ясность понял, что... Понял, что... Великий Космос, Триединый и вся твоя мистическая и метафизическая компашка в придачу, неужто я?.. Три тысячи чертей и старая дохлая крыса, похоже, что да... Пропал, мужик. Пропал, и перед окончательным падением и поднятием белого флага над головой остался лишь последний, я искренне надеялся, несокрушимый бастион мужской чести и добродетели для себя, любимого. После него вздыхаешь, смиряешься и... идёшь в Галактическое агентство по венчаниям (интересно, мужики, а ведь оно не зря называется "ГАВ"!). А там уже всё, обратной дороги нет, в моём времени от паспортов давно отказались, сожрать больше нечего за секунду до окольцовывания. Увы...
– Ты откуда такая сильная? – спрашивая первое, что в голову пришло, чтобы только она не заметила, да и я не ошибся, приняв одно за другое: любовь, увы, слишком легко перепутать с влюблённостью.
Она проводит кончиками ногтей по моим рукам, по груди, постепенно выпрямляясь и откидываясь назад, то мягко, то с нажимом, и тогда я чувствую, как они царапают мою дублёную шкуру, они скользят по животу, я инстинктивно напрягаю мышцы и одновременно пытаюсь расслабиться – до чего же хорошо...
– Там, куда ты только устроился, я отработала уже без малого пять лет, – сообщила она шёпотом, проводя кончиком язычка по губам и ведя ноготками вверх. – А до этого прошла курс специальных тренировок, который не всякие и выдерживают...
– То есть? – я нахмурился.
– Милый, – она вдруг моментально посерьёзнела, из её голоса напрочь ушли игривые нотки, – я не хочу тебе сейчас всё это рассказывать, потому что напрочь отобью охоту к этому делу, а я бы хотела, чтобы ты остался...
– Та-ак, – протянул я, стараясь выглядеть при этом грозно, а не как всегда – добродушным Винни Пухом, – рассказывай подробнее!
– Нет, – она сложила руки на груди и выпрямилась, меня моментально пробрал смех, потому что обнажённая женщина, сидящая сверху на голом мужчине и пытающаяся состроить серьёзное выражение, выглядит весьма оригинально и экстравагантно.
– Шела, – я положил руки ей на бёдра и несильно похлопал по ним, – я обещаю тебе, что не обдумав всё хорошенько и не решив всё с тобой я не откажусь от чего бы то ни было. Поэтому секретничать со мной сейчас не нужно, я уважаю в людях искренность и честность и люблю их за это, стараюсь во всяком случае любить. Давай рассказывай всё как на духу.
– Разве тебе Зизольдий Гурабанович не рассказал ничего? – она посмотрела на меня одним глазом, будто прикидывая, что мне можно говорить, а о чём можно и соврать.
– Зи... Зо... Гура... Кто?! – я напряг память и наморщил лоб.
– Зизольдий Гурабанович, – терпеливо повторила она. Как у неё это получается, это ж язык сломать можно над таким имечком! Подарили же ФИО человеку...
– А кто это?
– Начальник всего нашего отдела, он тебе проводил первичный инструктаж, объяснял о требованиях и условиях труда, – произнесла Шела и, немного подумав, поправилась: – Должен был во всяком случае рассказать.
– Это тот, который плюётся через каждое слово и всё время жуёт свой язык? – брезгливо передёрнувшись, уточнил я. – Что он мне мог рассказать? Он мою фамилию три раза пытался произнести, причём постоянно путал с каким-то Малышевым...
– Его можно понять – он старенький уже, – вздохнула Шела. – Именно из-за его этих маленьких недостатков...
– Маленьких?!
– Маленьких, маленьких, – подтвердила она. – Вот начнёшь работать плотнее, узнаешь о его больших недостатках.
– Что-то уже как-то не хочется, – пробормотал я, представляя будущие собеседования с начальством. – Чем я хоть заниматься буду?
– Курьерские доставки заказов, – ответила она.
– И всё?! – не на шутку удивился я. – Зачем же тогда вам люди? А Линия Доставки на что? А Галанет?
– У нас особые заказы, милый, – спокойно объяснила она, глядя на меня так нежно и чарующе, что я сразу почувствовал себя последним идиотом не понимающим самых примитивных вещей.
– Что за особые заказы такие? – насторожился я. Надеюсь, убивать не пошлют? А-то мало ли... В жизни своей никого не убивал. Ну кроме того случая зимой. Слишком уж люблю я жизнь, чтобы с почтением к ней относиться.
– Ты всё узнаешь сам, пока что это коммерческая тайна, – вздохнула она и захихикала вдруг: – А то вдруг ты негодяй из фирмы конкурентов, специально подосланный, чтобы влезть в святая святых, вызнать все секреты и смыться потихоньку, оставив бедную женщину одну... На сносях... – всхлипнула она.
"Из-под тебя смоешься... – подумал я и тут же испугался: – Как на сносях?!".
– Впрочем, конкурент ты или нет, но сразу тебя к работе всё равно не пустят, придётся пройти особый курс подготовки. Вот как раз там я и работаю одним из инструкторов, натаскиваю новичков вроде тебя, тренирую их.
– Тренировки... – я покачал головой – ёлки-моталки, как всё серьёзно, оказывается. Особый курс, особые заказы... Что это за фирма такая? Негосударственное учреждение по подготовке киллеров экстра-класса? Да и название у неё подходящее: "Альтаир", в переводе с арабского то ли "Летящий ветер", то ли "Летящий с ветром" или "... по ветру", Безымянный его знает. – Какие тренировки? Зачем тренировки?
– Особая подготовка, – теперь её глаза уже с жалостью и какой-то мягкой грустной тоской смотрели на меня, изучая моё лицо. – Увы, она необходима.
– Но зачем? – любопытство терзает меня всё больше и больше, не просто высовывает свой дёргающийся носик из-за угла, а уже нагло машет пушистым хвостиком у всех на виду.
– А чтоб не помер ты через секунду после принятия заказа, – честно отвечает она, и вдруг её руки снова касаются моего живота, почему они так тяжелы? Я поднимаю глаза, смотрю на неё в упор, пытаясь отыскать хоть миллиграмм иронии в последних сказанных ею словах и к своему вящему ужасу и паническому страху своего добродушного любопытства не нахожу. Вот это да... Влип, очкарик!
Я поджимаю губы и начинаю легонько похлопывать её по бёдрам. Крыть мне нечем, а потому... Занавес опускается, господа, артисты могут разойтись. Интересно начинается новая жизнь!
И в полном молчании я нежно касаюсь её мягких изумительных губ своими губами...
* * *
Тихие голоса... Они негромко звучали вокруг меня, не собираясь, однако, утихать, не умолкали, но и не разгорались со страстной силой, просто что-то бормотали на периферии моего сознания, которое так же как и я находилось в полудрёме. Щекой я ощущал невероятную твёрдость и крепость плеча Грэя, к которому привалился, подо мной было, наверное, одно из самых мягких сидений, какие только могли существовать в природе, а ласково и нежно обдувавший меня из приоткрытой форточки ветерок доставлял ни с чем не сравнимое блаженство. Тряска почти не ощущалась, машина шла удивительно ровно – это по нашим-то марсианским дорогам! – вот только два голоса, тихо жужжащих о чём-то у меня над самым ухом, доставляли определённое неудобство и несколько раздражали.
Закрыв глаза и отрешившись от всего, я вновь и вновь уносился в свои воспоминания, которые так любил заново представлять перед глазами, не потому что живу ими – нет! – просто люблю вспоминать всё хорошее; они горели в моей памяти ярко, словно жарким огнём и крепкой сталью были выплавлены на долговечном материале, они не угасали со временем, не исчезали, не растворялись; я хорошо помнил даже мельчайшие детали, впрочем, заслуга в этом скорее всего принадлежит не мне, а тому самому специальному курсу, через который я был вынужден пройти, потому что подсознательно, каким-то мистическим шестым или седьмым чувством понимал, что в случае отказа потеряю Шелу, которая так быстро и так неожиданно легко стала значить для меня очень много. Даже слишком много, я бы сказал. Надо было остаться, чтобы быть с ней, вопреки всему моему здравому смыслу и всем привычкам, которые верещали, что хотят жить как и прежде: сладко, вкусно и неторопливо, чтобы по мановению царского пальчика ко мне спешил десяток холуёв с почтительными рожами а-ля "чего изволите-с...". Но... привычкам пришлось заткнуться, потому что на них вовремя рыкнуло мудрое сердце. И вот я здесь, веду рабочий образ жизни, не впервые, но это вовсе не значит, что мне это нравится, впрочем, иногда и нравится, зарабатываю средства для существования кровавым тяжёлым трудом. Действительно тяжёлым. И действительно кровавым. Вспомнить хотя бы те тренировки... Не зря нам потом – именно потом, когда уже почти всё закончено! – доверительным шёпотом говорят, что через этот курс проходят в среднем трое-четверо из десяти, остальные... Ну что ж, чего мямлить, я сам видел, как погибло двое молодых здоровых парней, чьи сердца не выдержали страшных перегрузок, которые едва не раздавливают тебя в лепёшку. А те, кто проходит, тех уже не назовёшь обычными людьми. Генетические мутации и результаты работы ДНК-инженеров практически незаметны, их почти невозможно обнаружить, но они есть. Они есть...
Плечо подо мной вдруг задвигалось, я недовольно замычал, не понимая, что за жестокость – меня будить, потом что-то обиженно буркнул себе под нос, с трудом отклеился от плеча Грэя, разлепил глаза и посмотрел по сторонам, выглядывая в окна.
– Но ведь мы ещё не на месте, – ляпнул я первое, что в голову пришло, осмотревшись и душераздирающе зевнув, потом посмотрел на сидящего на переднем сиденье Капитошкина, и повторил: – Нам же ещё ехать и ехать...
– Это я знаю, – ворчливо отозвался он. – Удивительно, что ТЫ это знаешь, не думал я и не надеялся, что ты окажешься способен запомнить дорогу с моих кратких объяснений. Ты меня удивил, Андрей. Во второй раз уже за сегодня.
– А первый раз когда был? – машинально спросил я.
– А ты на себя посмотри, – посоветовал он, кивая куда-то мне в сторону груди.
– А что не так? – я вопросительно посмотрел на занявшего чуть ли не половину салона нашего колоссальных размеров умника и в очередной раз постарался не рассмеяться: элегантный костюм с бабочкой и рыжая бородища производили то ещё впечатление.
– А у тебя нормального костюма не было? – ехидно осведомился Капитошкин.
Я покрутил головой, осматривая себя со всех стороны, не нашёл в себе ничего потустороннего и паршивого и удивлённо посмотрел на невесть зачем придравшегося ко мне Старика. Что значит "нормального костюма"? Чем ему этот плох? Я стряхнул с рукавов несуществующие пылинки и недовольно надулся.
– Нормальный костюм, Андрей, это смокинг или его заменитель костюм-тройка, – воздел очи горе наш лысый птеродактиль, как и его животный представитель каркающий столь же уныло, – а не театральный фрак с кружевной рубашкой и длинными фалдами, украшенными рюшечками.
– Это не рюшечки! – возмутился я, защищаясь.
– Да мне по барабану, – фыркнул Капитошкин, заплевав мне грудь. – Вон там справа за углом фирменный магазин находится. Сейчас идёшь туда и выбираешь себе костюм. Ясно?!
– А?.. – я очумело открыл рот, подумав, что ослышался.
– А поскольку я знаю, что свой ключ-счёт ты как всегда дома оставил, то можешь воспользоваться моим, – он протянул мне свой ключ-счёт и вздохнул, скорбным взглядом провожая его до моего кармана. – И учти, Преображенский, – он ткнул пальцем в мою сторону, ещё раз заплевав мне грудь, – я хорошо знаю стоимость костюма, посему быстро узнаю, если ты вдруг решишься скупить весь магазин. А теперь марш отседова и оденься как джентльмен, а не как Белый кролик из "Алисы в стране чудес"!
– Грэй, пойдём со мной, – взглянул я на нашего гиганта и в очередной раз поразился тому, как он постарел и осунулся, будто подменили человека, забрав у него вполне приличную неплохую отягощённую лишь периодическими разногласиями на работе жизнь и заменив её на судьбу человека, отягощённого и озабоченного всеми проблемами на свете, у которого вдобавок по сценарию уготована в конце пьесы смертная казнь, да вот только не указаны ни время, ни место действия.
– Это так необходимо? – скривился Капитошкин, а Грэй лишь молча посмотрел на меня, взгляд его был какой-то пустой, отчуждённый, такой я видел лишь у безумцев или стоящих в шаге от безумства гениев.
– Необходимо, – твёрдо заявил я, выходя из машины и выволакивая этого здоровенного лося за собой. – В противном случае с моим умением выбирать костюмы вы меня на приёме у Директора увидите в балетной пачке.
– Убереги Триединый! – замахал Старик руками. – Ладно, если нужно, идите, только быстро! Времени мало! – добавил он без особой надежды.
Выбравшись из машины, я под руку с подозрительно молчаливым Грэем отправился в магазин, о близости которого знал очень хорошо – когда-то именно в нём мы закупались всем необходимым, а заодно шили костюмы на заказ. Правда, с моим опытом, богатейшим лишь в одной сфере, я старался не соваться в те дела, о которых знал мало, а потому и специально взял с собой сейчас подозрительно молчаливого как триста партизан героя всего на свете, разбирающегося почти во всём, начиная со структуры компьютерных биопроцессоров и кончая сакральным знанием того, как следует правильно завязывать галстук. О том, что это символическая удавка на шее отныне знали все – были в своё время просветительские акции – однако полностью отказаться от них мы всё равно так и не смогли, нет вещи хуже привычки.
– Что произошло? – спросил я его тихо, когда мы входили в магазин под приветственное "Здравствуйте, господа! Мы рады видеть вас в нашем магазине!" небольшого синтетика-швейцара, который наверняка выполнял в этом респектабельном заведении ещё и функции охранника-вышибалы.
Грэй как-то удивлённо посмотрел на меня, затем повертел головой по сторонам и вдруг ни с того ни с сего приложил палец к губам. Я окончательно перестал что-либо понимать и, пожав плечами, молча прошёл в центр круглого помещения магазина, у стен которого стояли стеллажи, а в них разнокалиберные по размерам и фасонам костюмы: простые и вечерние, для отдыха и рабочие, строгие и с некоторой вольностью в виде – моделей и вариантов было столько, что у меня глаза разбежались и обратно сбегаться не торопились. Я даже не представлял, что такое количество костюмов бывает на свете, куда там нашему Старику-костотрясу с его требованиями касательно "смокинга"...
– Выбирай, – каким-то безжизненным голосом произнёс у меня над ухом Грэй, и я подивился тому, насколько тускло это прозвучало, раньше даже тихий его рык, звучащий из-за спины, заставлял меня вздрагивать и нервно внутренне блеять, ожидая, пока вернутся испугавшиеся и разбежавшиеся по дальним углам мысли. А теперь же... Эх, Грэй, Грэй... Критические дни у тебя начались, что ли?
– Да... – только и смог произнести я в ответ на его предложение, обозревая растерянным взглядом узревшего неприятельскую орду у себя под носом одинокого старенького богатыря столь разнообразный, мягко говоря, выбор.
– Вам что-то подсказать? – раздалось откуда-то справа. Нежный? Симпатичный? Мягкий? Да ещё и такой завлекательный! Женский голосок... Это я удачно зашёл!
Я круто развернулся в ту сторону – глаза увидели, нос обонял, уши как локаторы настроились и запеленговали, руки сразу задергались, порываясь обнять и прижать к груди – мозг отреагировал молниеносно и... я как-то сразу взыграл, губы попрыгали на месте и выдали "обаятельную улыбку номер 3" из моей весьма обширной коллекции. Результат не замедлил себя ждать.
– О, Триединый, Великий Космос, это ВЫ?! Это Вы?! Правда?! – захлопало в ладоши и запрыгало рядом со мной весьма очаровательное миниатюрное изящное существо женского пола, и я моментально размяк и вспомнил о своём почти забытом амплуа. Ну как же... "Король сцены, император масок, загадочный факир и гений любой роли, маг и кудесник... Андр-р-рей... Пер-р-рвозванный!!! Встречайте!". Мои губы подумали и быстренько сложились в "обаятельную улыбку номер два".
– Неужели, неужели это Вы?! – щебетало это милое создание, восторженно глядя на меня своими огромными глазами и заламывая в экстазе обожания руки. – Но как?! Откуда Вы здесь?! Ой, ничего не говорите, ничего не говорите! – замахала она руками и, сияя от восторга, сложила их на груди молитвенно. – Скажите, скажите, пожалуйста! – вдруг перешла она на доверительный шёпот, оглядываясь по сторонам, – можно мне Ваш автограф?! Можно?! Можно?!
Грэй за моей спиной как-то безнадёжно вздохнул и, судя по нечаянному скрипу и тому, как прогнулся пол, потоптался на месте и отвернулся. Я задрал подбородок – ничего он не понимает в этом, тоже мне... Никогда у меня не было "звёздной" болезни! И вообще я самый скромный и ни разу не наглый тип в освоенном уголке нашей Солнечной системы. А девушка уже совала мне в руки, восхищённо и восторженно улыбаясь до ушей, свой коммуникатор, потом, спохватившись, приподняла блузку, я зачарованно проследил за её движениями, и вытащила из-за пояса коротенькой белой юбочки блокнот со светопером.
– Пожалуйста, пожалуйста! – умоляюще произнесла она, глядя на меня снизу вверх, её губы задрожали, как будто она была уверена, что я окажусь вот такой вот свиньёй и откажу ей в столь малом удовольствии – лобзать после остаток жизни мою закорючку, которую я гордо именую подписью.
– Я Вас сразу узнала, – щебетала она, глядя, как я пристраиваюсь. – Вы такой узнаваемый, такой красивый, такой замечательный!..
Я гордо надулся и нацелился светопером, продумывая в голове поздравительные слова.
– Мистер Крампф, скажите, почему Вы перестали сниматься в этом сериале? – жалобным голосом вдруг спросила она, и её глазки вдруг наполнились слезами, а моя рука замерла на полпути к блокноту – что?! Какой такой нафиг "Крампф"?!
– Вы ведь в нём так прекрасно, так замечательно играли, – всхлипывала она, нервно теребя пальцами многочисленные ленточки, украшавшие её блузку, – я даже поверила в серьёзность ваших намерений жениться на Хуаните Гонсалес, но вы ушли... Почему?!
– Мистер Виктор Крампф, – вдруг раздался за моей спиной едва удерживающийся от хихиканья знакомый полурык, полурёв. – Почему вы отказались жениться на Хуаните?
Я замер, горячая волна крови ударила в голову, и я, быстренько вынырнув из океана себялюбия, торопливо выбрался на берег, вытряхивая остатки "звёздного" моря из ушей, встряхнулся и посмотрел на застывшую в трагической позе девушку-продавца, скептически поджал губы: слишком маленькая, слишком тощая – не люблю таких...
– Мне бы это... – я кашлянул, привлекая её внимание. – Костюм прикупить...
За моей спиной раздалось истерическое ржание, больше похожее на то, какое издают мустанги в брачный сезон, и я сердито пихнул локтём этого расшалившегося слонопотама, однако в ответ услышал лишь тихие всхлипывания и бульканье.
Девушка встрепенулась, вынырнув из озера трагических воспоминаний, в котором успела искупаться с головой, посмотрела в блокнот, затем намекающе заглянула мне в глаза – я упрямо помотал головой – и, вздохнув, направилась к стеллажам.
– Какой Вас интересует костюм, мистер Крампф? – спросила она тоненьким голоском, остановившись возле стеллажей и повернувшись ко мне.
– Вы знаете, – я повертелся на месте, ища место, куда бы приткнуть блокнот, тут из-за моей спины вдруг высунулась мощная волосатая рука и забрала его себе, я кивком поблагодарил эту ученую – и нефиг ржать надо мной! – гориллу, – меня зовут Андрей Преображенский. А костюм меня интересует такой, чтобы в нём не стыдно было перед самым главным начальником показаться.