Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 61 страниц)

   – С ума сойти, – фыркнула Шела и потыкала вилкой мясо. – Сидят двое взрослых людей и обсуждают какую-то сказку.

   – В этой сказке мы с тобой оказались благодаря ненасытности нашего старого динозавра, – заявил я в ответ, – и едва смогли выбраться оттуда живыми. Так что есть что обсудить...

   – Ну да, – кивнула она. – Как там кстати твой бок?

   – Побаливает, – отмахнулся я. – Но это мелочи, до свадьбы заживёт, а уж после сего мистического ритуала мне не один дракон уже не будет страшен.

   – Почему? – спросила Шела польщённо.

   – Потому что напасти страшнее разгневанной женщины со сковородкой в руке ещё не придумано, – фыркнул я. – Особенно, если эта женщина живёт на левой стороне твоей собственной кровати.

   – Разве на левой? – Шела наморщила лоб. – Ах, ну да...

   – Давай выпьем за наше счастливое воссоединение, – провозгласил я, торжественно поднимая бокал. – Учти, мне плевать на всякие Центры и тренинги. Этой ночью ты никуда от меня не денешься!

   – Да я и не собираюсь, – Шела с таким восторгом посмотрела на меня, как будто я стал рыжим. Мы аккуратно чокнулись, я ощутил на губах и на языке сладковатую пряную горечь и вдруг мыслями унёсся далеко-далеко...

  * * *

   – Великий Космос, мистер Преображенский! Наконец-то! Где вы пропадали?! Почему так долго не выходили на связь?! А что с мисс Шелой?!

   – Помогите, – прохрипел я, заваливаясь на бок и уже будучи не в силах удерживать тело своей любимой на руках – от страшного напряжения и усилий блокада астромина исчезла, только-только зарубцевавшаяся рана разошлась, и кровь снова свободно текла, капая на пол, а боль начала постепенно сжигать меня.

   – Что?! О Триединый, что с вами?! Это мисс Шела?! Как?!

   – Да не ори ты, придурок! – закричал я из последних сил, срываясь от охватившей меня вдруг злости и остро жалея, что не могу заткнуть этот визгливый глас «архангела» своим кулаком. – Элану сюда срочно со всем оборудованием! Пусть подготовят регенераторный отсек!

   – Молчи, Андрей, – раздалось надо мной спокойное. Голос Грина. Хвала всему на свете! Уж этот-то временами спокойный рассудительный парень всё расставит по полочкам. – Всё хорошо. Всё нормально. А теперь давай-ка...

   Чьи-то сильные руки осторожно затормошили меня, я ощутил, как они аккуратно разжимают мои объятия, в которых я сдавил Шелу, не желая отпускать её.

   – Всё хорошо, Андрей, – Грин мягко но настойчиво пытался достучаться до моего затуманенного темпоральным переходом сознания. – Отпусти её. Элана уже здесь. Тебе самому нужна срочная помощь. Отпусти Шелу.

   – Да, – кивал я. – Да-да... Сейчас, – однако инстинктивно, подсознательно всё ещё продолжал обнимать её, не желая разжимать кольцо из рук. – Да... Я... Я уже. Сейчас...

   – Отпусти её, Андрей, – мягко произнесла у меня над головой Элана, и её ласковый и нежный голос проник в самые глубины моей души и могучего интеллекта, что-то там разворошил и вытащил на поверхность. – Отпусти её, я здесь. Тебе необходима операция, так что давай отпускай её.

   – М-м-м... – замычал я, не в силах отделаться от наваждения, что все окружающие меня – дурной сон, который – стоит лишь очень-очень захотеть – развеется, растает, испарится как кусок льда на солнцепёке.

   Наконец, здравый смысл победил, я разомкнул объятия и тут же почувствовал, как из них осторожно вытаскивают Шелу, а меня самого аккуратно поднимают под руки, поддерживая за талию.

   – Терек, – раздался вдруг голос Эланы, прозвучавший уже дальше, чем в первый раз, – готовь регенераторный отсек и выводи на максимум показатели вито-поля. Мы сейчас к тебе пациента доставим, у неё проникающее ранение в сердце!

   – Подожди, – снова голос Грина. Но уже взволнованный и возбуждённый. – А как же?..

   – Я останусь, Бенефициус, – спокойно ответила Элана. – Или ты думал, что я его брошу?

   Я позволил себе криво усмехнуться. Во всяком случае то напряжение лицевых мускулов, которое, как мне объяснили позже, оказалось способно довести до инфаркта не только впечатлительную бабульку, но и здоровенного оператора, только я, видимо, счёл улыбкой, остальные назвали бы это иначе.

   – Так, – маленькая прохладная ладошка коснулась моего разгорячённого лба и мне сразу же стало легче. – У него жар и обширная кровопотеря. Бенефициус, помоги мне вытащить его из камеры.

   – Альберт, Станислав, берите его аккуратно! И только попробуйте ему что-нибудь прищемить!

   – Хм... – фыркнул я, чувствуя, как меня осторожно заваливают и запрокидывают, укладывая на подставленные носилки. – Шела?..

   – Успокойся, – ладошка Эланы не покидала моего лба, и она, по сути, была тем связующим меня с реальностью звеном, которое не давало мне окончательно сорваться в полное беспамятство, что уже стояло на пороге сознания и манило к себе зазывными жестами. – С ней всё будет хорошо. Терек, регенераторный готов? Отлично! Ребята, несите её скорее!

   – Аккуратно... Выносим... – распоряжался между тем Грин. – Куда ты прёшь его, птица-дятел?! – заорал он вдруг так, что мне аж плохо стало. – Куда вперёд ногами?! Совсем сдурел?! Разверните его! Вот так...

   – Долго я?.. – промычал я, еле ворочая языком. – Как?..

   – Подожди, – ладошка Эланы накрыла мой рот, и я машинально пощекотал её пальчики губами. – Зизольдий Гурабанович, я забираю его!

   – Вижу, – недовольный каркающий голос моего начальника раздался у самого моего уха. – Что с ним?

   – Полное истощение, потеря большого количества крови и скорее всего лихорадка, хотя в симптомах я не уверена.

   – Ясно, – промычал он. – Надолго?

   – А это как уже лечение потребует, – решительно отрезала Элана, и мне захотелось ей поаплодировать – кроме Аластора и Кузьмы только она, пожалуй, позволяла себе вот так в открытую перечить Старику и не подчиняться его указаниям, если они были бредовыми, а бредовыми они бывали частенько, что уж тут поделать...

  * * *

   – Милый, с тобой всё хорошо? – тревожно поинтересовалась Шела.

   – Да ты знаешь, бабушка, что-то военные раны о себе напоминают, – заохал я, демонстративно держась за бок и вспоминая, как Элана, пришедшая в ужас от разодранной драконьим когтём пластистальной брони и вообразившая себе как всегда, что я опять героически полез в самое пекло, содрала с меня всю одежду и запихнула в одну из капсул реанимационной камеры, где мстительно обработала меня лазером без применения полагающегося наркоза, отчего я помянул пару непристойностей и проклял всё на свете драконье племя.

   – Какая я тебе "бабушка"?! – сверкнула она грозно глазами.

   – А разве ты дедушка? – удивился я и сделал невинный взгляд.

   – Я тебя когда-нибудь точно убью, – мечтательно произнесла она. – Убью и закопаю, чтобы уже больше никогда не слышать твои издевательские шуточки.

   – Ты разоришься на моих похоронах, любовь моя, – фыркнул я, – потому что помянуть меня придёт такое количество народа, что все шаттлы и корабли Айзиса окажутся забитыми под завязку.

   – Что ж это количество людей не приходит поминать тебя каждый день? – усмехнулась она.

   – Не знаю, – пожал я плечами. – Наверное, не хотят лишать тебя той божественной частички моей славы, которую я дарю тебе каждый день.

   – Ты неисправим, – вздохнула Шела, отрезая кусочек мяса и макая его в соус. – Ты, наверное, самый кошмарный себялюбивый тип, в которого мне когда-либо приходилось влюбляться.

   – Да, – довольно подтвердил я. – А ещё я милый, симпатичный, замечательный и чер-р-ртовски обаятельный подлец и негодяй!

   – Вот именно это мне в тебе и понравилось, – мечтательно вздохнула она и таким соблазнительным движением отправила в рот кусочек мяса, послав при этом сногсшибательный зазывный взгляд, что меня моментально бросило в жар, и я уже хотел свистнуть официанта, чтобы он мне указал, где здесь есть свободные vip-покои с диванчиками и всем таким.

   Ох, "Империал", "Империал"... В отличие от почти поголовного большинства ресторанов и элитных ночных клубов, тебя одного, похоже, не затронули чудные веяния времени и "моды". Здесь всё осталось неизменным, ещё таким, каким я его запомнил: кремовые карнизы, драпировка с позолотой, белоснежные стены с фигурной лепниной, мебель в старом стиле (тяжёлые столы из резного английского дуба и красного дерева, кресла, за которые любой антиквар продал бы душу Безымянному), мягкая живая музыка, которая как ароматное вино окружала нас и придавала изысканности царящей здесь атмосфере; свечи в массивных золотых канделябрах, наряду с искусственным освещением создававшие гармонию уюта и покоя; вежливые обходительные официанты, чистая безо всяких синтетических примесей пища... "Империал" дорожил репутацией, а его постоянные клиенты дорожили им, потом что это было, пожалуй, единственное место во всём Мараха, где можно было "поймать" соответствующее настроение и отдохнуть душой и телом под мягкие и нежные переливы пения скрипки и вторящей ей виолончели. Эх, "Империал"... Для нас, истинных ценителей жизни во всех её проявлениях" ты был сродни "Лукуллу", две стороны одной монеты: наиреспектабельнейшее и наикошмарнейшее.

   – Значит теперь у тебя целых две недели свободы? – достучался до меня, задумавшегося и отрешившегося от всего, беззаботный голосок Шелы.

   – Это вовсе не значит, что поэтому мы срочно обязаны ехать к твоей маме, – протянул я задумчиво, глядя на бокал и на то, как играет и переливается на свету рубиновым огнём вино. – У меня совершенно другие планы на аренду тебя.

   – А ты меня уже успел арендовать? – улыбнулась она. – А как насчёт задатка?

   – А это разве не задаток? – я взглядом показал на её новенький браслетик. – Вдобавок наш общий арендодатель Капитошкин ЗэГэ даже разговаривать со мной не пожелал, – обиженно вспомнил я. – Пробурчал, чтобы я его не отвлекал. Тоже мне отвлёк я его, небось оторвал от сочинения какой-нибудь очередной инструкции. Он даже торжественную речь в мой адрес пожадничал произнести, хорошо хоть "Спасибо" не забыл сказать.

   – Он просто очень смущён, – пояснила Шела и, вытянув вперёд руки, коснулась кончиками пальцев моих рук. – Кроме того, как мы с тобой успели убедиться, эта самая VIC-технология оказалась несовершенной, не просчитаны были условия работы курьеров в моделируемом темпоральном пласте, из-за этого нашему Старичку теперь приходится выбирать между давлением инвесторов, которые требуют более инновационного подхода к работе, и безопасностью курьеров. В необходимости обеспечения её он уже успел убедиться сегодня, когда меня регенерировать пришлось, а тебя штопать лазером... Ну что ты рот раскрыл, милый?

   – Вот уж не думал, что ты способна на такие заумные мысли, – похвалил я её и развёл руками.

   – Это ты меня сейчас обидел или похвалил? – нахмурилась она непонимающе.

   – А сам не знаю, – честно ответил я, улыбаясь и глядя на неё. – Я просто привык, что роль умника и зануды изначально была написана для меня.

   – Чушь, – махнула она рукой. – Не бери в голову. Видимо, когда меня регенерировали, еще чуть-чуть мозгов в голову запихнули.

   – Куда уж больше? – деланно поразился я и сделал испуганное лицо. – Ты у меня и так умная, а стала ещё умнее. Это что ж мне теперь ещё в один университет поступать?

   – Зачем? – не поняла она.

   – Мужик, если он, конечно, мужчина, – уточнил я, – должен всегда быть на коне и впереди и героически шашкой махать. Мужчина всегда должен стремиться к тому, чтобы стать лучше, умнее, чем он есть сейчас, всегда должен стремиться достичь большего, чем он уже имеет. В этом сокрыт наш древний инстинкт: вперёд, быстрей и выше...

   – Болтун, – ласково вздохнула Шела, не в первый раз слышавшая это в моём исполнении, и потянулась легко. – Мой ми-и-илый, как же я тебя люблю!

   – Я тебя тоже, – я сбился с мысли и с шумом выдохнул набранный для продолжения изложения воздух. – Слушай, – мне вдруг в голову постучался свеженький сегодняшний креатив, – есть предложение! Давай сейчас закажем к нам домой пару бутылок самого лучшего вина, попросим ЭлИн зажечь свечи и подготовить романтическую обстановку, а сами погуляем немного по вечернему Мараха, после чего вернёмся домой и... У нас вся ночь впереди.

   – Звучит заманчиво, – сверкнула Шела глазами. – Действуй, мой р-рыцарь! Я в тебя верю.

   Я послал ей воздушный поцелуй, выскользнул из-за столика и направился вглубь зала, осторожно обходя столы и посетителей, здороваясь со знакомыми и выслушивая кучи комплиментов по поводу моего костюма и того, что я – такой молодец – наконец остепенился и, авось, скоро заживу степенной жизнью, не разменивая её на беготню за Белым Кроликом и звонкой золотой монетой. Ага, господа и дамы, я вам скажу: "Щаз! Разбежались!".

   – Простите, сэр, вам что-то подсказать? – рядом со мной вдруг появился официант, который так неожиданно вынырнул из однообразной смешанной толпы, что мне показалось, будто он выпрыгнул как чёртик из табакерки.

   – Мне нужен администратор, – вежливо сообщил я ему. – Я хочу сделать заказ.

   – Конечно, сэр, конечно, – закивал официант и взял меня за локоть. – Если вам угодно, я покажу вам его офис.

   – Благодарю вас. Я знаю, где офис Велимира Вячеславовича, не беспокойтесь, – вежливо отказался я, глядя, как глаза парня становятся размером с чайные блюдца – далеко не каждый мог похвастаться личным знакомством с бессменным и, как мне всегда казалось, бессмертным администратором "Империала".

   – Как скажете, сэр, – промямлил, поклонившись, официант. – Что ж, если вам более ничего не нужно?..

   Я покачал головой, и, ещё раз поклонившись, официант растворился в толпе, а я тем временем направился дальше, в сторону еле заметной винтовой лесенки, которая закручивалась и вилась вокруг ствола вечно цветущего дерева мутировавшей марсианской породы, и вела на второй этаж, оформленный в виде полубалкона, где располагалось "сердце" "Империала" – личный офис его администратора.

   Я подошёл к лестнице и ступил на неё, в тот же миг из толпы вынырнул одетый в костюм молодой плечистый парень, окинул меня быстрым взглядом профессионала, затем ни слова не говоря исчез так же быстро, как и появился.

   "Солидные ребята работают, – подумал я. – Но это как раз таки и понятно: всё-таки сам "Империал" охраняют, а не склад с картошкой и не женский монастырь".

   Минута на спокойный неторопливый подъём, и вот я уже вежливо стучусь в дверь кабинета администратора и после громкого "Войдите!" вхожу внутрь.

   – А-а, Андрей! – узнал меня Велимир Вячеславович и вскочил навстречу, гостеприимно обнимая меня. – Так давно не виделись... Как поживаешь, волк-одиночка?

   – Да вот уже не одиночка, – произнёс я, глядя на него и удивляясь тому, что он совершенно не изменился, хоть и прошло уже лет десять – всё так же гладко выбрит, в белоснежном чесучовом костюме, крепок, жилист, на начинающей лысеть голове ни одного седого волоска, даже загар где-то умудрился подцепить.

   – Да... – протянул он. – Мир меняется, а люди вместе с ним. Вот и мне уже доложили, что явился ты с очередной прекрасной незнакомкой. Однако, судя по вашим жестам и поведению, что-то между вами уже промелькнуло, что соединило и никогда уже не разлучит. Я прав?

   – Более чем, – кивнул я, осматриваясь. – Сначала думал, это как болезнь: если лечить, пройдёт скорее. Потом вдруг понял, что это, оказывается, не болезнь, а слово. Слово, которое я всё не решался произнести. Слово, буквы которого выжжены на сердце отныне на века.

   – Красиво излагаешь, – Велимир Вячеславович похлопал меня по плечу и отошёл к своему столу. – С театром уже всё? Порвал поди окончательно?

   – Вы же знаете, как это бывает, – пожал я плечами. – Сам себе говоришь, что нет, ещё решу я эти дела, ещё буду разбираться с тем да с этим, но... Проходит время и ты вдруг понимаешь, что ровным счётом ничего не сделал и начинаешь искать оправдание сему, а потом... Потом, как правило, уже поздно.

   – Тогда пиши книги, – посоветовал он мне. – У тебя как и прежде очень красивый слог. Это ведь Герман тебе речь ставил?

   – Да-да, – улыбнулся я, вспоминая. – Именно Герман Вениаминович. А намучился он тогда со мной... Вы бы слышали, как он обо мне отзывался.

   – Слышал, не переживай, – усмехнулся Велимир Вячеславович. – Он всех своими проклятиями стращал. Метод воспитания у него такой был.

   – Ну да, – хмыкнул я и посмотрел на него задумчиво, вспоминая свою молодость, когда мне, наконец, удалось устроиться на более-менее "тёплое" местечко в Театральной Академии и в кои-то веки начать питаться не один раз за два дня, а как все три раза в день. Велимир Вячеславович как раз и был одним из преподавателей, которые по-настоящему заботились об учениках и процессе обучения – был у него такой пунктик в отличие от большинства тамошних гуру, именно он гонял меня по всем наукам, чтобы поднять мой уровень и чтобы вытрясти из бюджета академии увеличение субсидирования для студентов, потому что не только мой ужасно костлявый вид приводил его в шок. Этот гурман от природы и вечный последователь культа всего прекрасного просто не мог смириться с тем, что в этом мире живут люди, для которых съесть крысу (причём не жареную и не вареную) за день и заесть её тонюсенькими перьями ещё только пробивающимися из-под снега дикого лука – значило плотно и вкусно поесть.

   Когда я всё это и многое другое, о чём не хотелось бы рассказывать никому, чтобы не навлечь на себя проклятия и ужас людей, я шептал, всё ещё слабый и измождённый, Велимиру Вячеславовичу, он едва сознание не терял. Не верил, конечно, по началу, но потом расспросил пару моих друзей, которые вместе со мной в Академию пришли, тоже кожа да кости, убедился и потом на свои деньги кормил всех нас, пока не добился от начальства увеличения субсидирования. Чего ему это стоило, я не знаю и не узнаю, наверное, никогда, потому что он строго-настрого запретил как-либо отплачивать ему за это... Теперь вот он уже хозяин "Империала", один из самых богатых и влиятельных людей в Мараха, и очень известная в высших кругах общества Марса персона.

   – Ты ко мне по делу? – спросил он, встав возле стола, и бросил быстрый взгляд на гору бумаг, скопившуюся явно для разбора и подписи. – Или просто зашёл поболтать?

   – Не просто, – ответил я быстро, торопясь закончить разговор – ну в самом же деле не отвлекать человека от работы! – Помните, вы как-то говорили мне, что истинный гурман определяется прежде всего отношением к таким благородным напиткам как вино и коньяк?

   – Помню хорошо, – кивнул он. – Ты хочешь сделать заказ? Я правильно понял?

   – "Шато де Нуар Экселенц" семнадцатого года, – произнёс я, и он ошарашенно замер.

   – Ты в своём уме, Андрей? – выдавил он, его рука, прижимавшая кипу документов дрогнула. – Ты хоть понимаешь, ЧТО ты заказал?

   – Очень хорошо понимаю, Велимир Вячеславович, – кивнул я, не желая и не собираясь отступать или сдаваться. – Пожалуй, только этому вину я позволю украсить собой романтический ужин с женщиной моей мечты.

   – Ты с ума сошёл, – покачал он головой и сел в кресло. – Ты помнишь, что это вино уже давно перестали изготавливать из-за того, что в двадцатом году были сожжены все виноградники? Ты осознаёшь, что если оно у кого и хранится, то только в подвале какого-нибудь ненормального коллекционера, который даже и не догадывается о его ценности? Ты вообще понимаешь, сколько это вино сейчас может стоить?! – возвысил он голос.

   – Помню, осознаю и понимаю, – отчеканил я. – Однако я поставлю бриллианты против ореховой скорлупы, что это вино хранится у вас здесь. И что оно здесь в достаточном количестве, потому что знаю вас и знаю, что вы один из того очень небольшого количества коллекционеров, которые знают всё об этом вине.

   – Выучил на свою голову, – проворчал он, вскочил из-за стола, подошёл к двери, проверил, что за ней, затем прикрыл её поплотнее и уселся обратно за стол. – Ну давай поговорим... Сколько тебе нужно?

   – Три бутылки, – обмозговав и прикинув, ответил я. – Именно три или не одной. Помните, вы говорили?..

   – Помню-помню, – проворчал он. – Удивительно, что ты запомнил.

   Он вздохнул и подпёр пальцами подбородок, что-то про себя прикидывая, а я стал топтаться на месте, надеясь и моля небо, чтобы он не отказался и не вытолкал меня за дверь – "Шато де Нуар Экселенц" семнадцатого года было, мягко говоря, многократно дороже и уникальнее даже того же "Короля и Королевы".

   – Ладно, – вздохнул он и поёрзал в кресле. – В память о прошлом могу продать тебе эти три бутылки за... пять тысяч кредитов.

   – Что?! – поразился я.

   – Тихо, – шикнул он. – Я хорошо тебя помню, Преображенский, и рад, что ты помнишь меня. Мне эта память дороже всех денег на свете. Молчи лучше и либо соглашайся, либо иди и пои свою женщину какой-нибудь потусторонней бурдой из прошлогоднего винограда. Согласен на пять тысяч?

   – Я... Я... – промямлил я, не решаясь и даже не веря в услышанное. Чёрт побери, я готов был заплатить и тридцать, и шестьдесят тысяч – за такое удовольствие не жалко, тем более, что одна бутылка этого вина стоит на аукционах порядка двадцати тысяч кредитов. Представьте, что вы пьёте кровь богов и обоняете ароматы тысячи цветов из Долины Солнца, а потом, когда вы окончательно размякнете и почувствуете себя на седьмом небе от блаженства, вы ощутите вдруг, как разгорается где-то глубоко внутри вас яркая тёплая звёздочка, как согревает она вас, наполняет благодатным теплом, животворящим огнём, который выжигает любую грусть и тоску, холод и печали у вас внутри.

   – Ты? – поднял он бровь.

   – Велимир Вячеславович, я не знаю, как благодарить вас, – промямлил я нерешительно.

   – Андрей, тебя твоя чрезмерная вежливость когда-нибудь погубит, – проворчал он и отвернулся, я мог поклясться, что в тот момент в уголках его глаз что-то подозрительно блеснуло. – Итак ты согласен. Ну что ж, добро. Скажи только, куда его доставить, потому что, сам понимаешь, такое вино в пакете по улице не понесёшь.

   – Конечно-конечно, – засуетился я, вспоминая свой адрес, продиктовал его Велимиру Вячеславовичу, потом своей рукой выписал номер своего ключ-счёта, с которого он должен был снять сумму оплаты за сей воистину царский подарок.

   – Так неожиданно встретить тут тебя, – произнёс он, вставая и обнимая меня за плечи. – Вижу, ты вырос и окреп. Только солидности вот никак не набрал.

   – С моей работой живот не отрастишь, – виновато покачал я головой.

   – Сколько раз тебе говорить, что это не живот! – сверкнул он глазами сердито. – Ну что ж ты молодой, у тебя всё впереди.

   С этими словами он обнял меня и стиснул в объятиях так крепко, что я поневоле захрипел – хватка у него не ослабла, он и впрямь не изменился.

   – Я горжусь тобой, парень, – шепнул он мне на ухо. – Твои выходы на сцену были великолепны, мне было очень приятно слышать впоследствии очень лестные отзывы о тебе.

   – Я тоже горжусь вами, – шепнул я в ответ, чувствуя, как глаза подозрительно увлажняются. – Вы дали мне всё, что никогда в жизни не дал бы мой...

   – Молчи! – он резко отстранился и полез в ящик стола. – Иди, Андрей, тебя давно уже ждёт твоя дама сердца. Удачи тебе с ней и искренних тёплых чувств друг к другу!

   – Спасибо, – кивнул я и повернулся к двери, открывая её. – Спасибо вам за всё!

   Он кивнул, не вылезая из ящика, я почувствовал, что ещё немного и не удержусь – память о прошлом слишком ярко горит до сих пор в моей голове – и потому открыл дверь и быстро вышел.

   Обратное путешествие к столу, где дожидалась меня и скучала в одиночестве Шела, прошло как в каком-то тумане, среди клубов которого то и дело проскальзывали воспоминания.

   – Пока ты бродил туда-сюда, ко мне тут всякие тёмные личности приставали с разными предложениями, – сердито отрапортовала Шела, вскакивая мне навстречу.

   – Малышка, неужели ты всем отказала? – обнял я её.

   – Не всем, – огрызнулась она. – Самому тупому пришлось ради профилактики руку сломать, которой он до моего плеча дотронулся. Гад! – зло прорычала она мне в ухо. – Так и убила бы его, да официант вовремя вклинился, оттеснил, а потом извинялся долго...

   – Эй, что с тобой? – удивилась она встревоженно, неохотно оторвавшись от меня и заглядывая мне в глаза. – Ты выглядишь так, будто покойника увидел.

   – Не совсем, – вздохнул я и поцеловал её в щеку. – Просто встретил одного очень старого, очень хорошего знакомого, и эта встреча меня до глубины души потрясла.

   – Ты же знал, зачем и куда идёшь, – недоверчиво возразила она. – Знал к кому. Неужели ты так не ожидал его увидеть, что весь аж скуксился как гриб в жару?

   – Ты тоже знаешь про существование своей мамы, – парировал я. – Представь, что ты не видела её лет десять. Так неужели встреча с ней не потрясёт и не зацепит тебя настолько, что даже немного выбьет из колеи?

   – Гм... – фыркнула Шела, не желая как всегда признавать мою правоту. – Ненавижу, когда ты оказываешься прав...

   – Это почему? – машинально удивился я, уже догадываясь, каков будет ответ – эта своенравная взбалмошная особа с гремучей смесью нежности, любви, непокорности и упрямства в характере иногда вдруг вспоминает о своих феминистских корнях и начинает чудить так, что либо прячься под любым благовидным предлогом, либо терпи. Помню, по незнанию да по молодой горячности я как-то попробовал выступить на защиту всей мужской части населения Федерации (хоть бы кто мне "Спасибо" сказал за это!) и себя, любимого, разумеется, в один из таких вот её кризисов жанра, когда она буянила и срывалась с цепи. Хм... До сих пор перед глазами тот счёт за капитальный ремонт и перепланировку квартиры и сумма в нём, показавшаяся мне индивидуальным контактным номером. Да-а-а... Вот уж действительно – хорошо погуляли! Даже роботы перепугались и от нас ещё неделю по углам прятались, пока я их новенькими батареями не подманил.

   – А потому что вы, мужики, всегда неправы, – безапелляционно и авторитетно заявила она. – И мы, бабы – дуры, что соглашаемся быть с вами, несмотря на всю вашу неправоту.

   – А мы вас любим за то, что вы дуры, – зевнул я и лучезарно улыбнулся. – Иначе кому бы вы были нафиг нужны, всегда умные и всегда правые?

   – Ты что-то сказал, милый? – осведомилась она, прижав ладонь к уху, и наклонилась, чтобы получше расслышать.

   Я незамедлительно схватил её за прядку волос и притянул к себе.

   – Любовь моя, – проникновенно прошептал я ей на ушко, – я с удовольствием бы занялся с тобой любовью хоть прямо здесь на столе, после того, как мы разгромили бы весь "Империал", но, пойми меня правильно, даже моё знакомство с местным администратором не поможет нам, когда нас в итоге заграбастают агенты ОКО, которые тоже постоянно ошиваются тут.

   – Значит, дома? – шепнула она в ответ и улыбнулась воспоминаниям.

   – Ага, – улыбнулся я, и мы поцеловались; она впилась в мои губы, я тихо застонал и привлёк её к себе, она взвизгнула, когда я случайно дёрнул её за волосы, и мы утонули в обоюдном счастье и наслаждении. Уже чувствуя, что ещё немного и я потеряю голову, а тогда мне будет плевать и на мораль, и на патрули СБФ, и на агентов ОКО, я оборвал поцелуй и отстранился. Шела вздохнула, не открывая глаз.

   – Поехали прямо сейчас, – предложил я ей.

   Она посмотрела на стол, где всё ещё оставались остатки нашего вечернего пиршества, потом бесшабашно махнула рукой и рассмеялась, соглашаясь этим жестом на всё, что мне только в голову придёт. Я в нетерпении поёрзал, собираясь с мыслями, и подозвал официанта, чтобы он принёс счёт.

   – Угощение за счёт заведения, мой мальчик, – заявил, улыбаясь, подошедший вдруг к нам Велимир Вячеславович и положил руку мне на плечо, чтобы я не вскакивал поспешно. – Моя дорогая мисс, – обратился он к Шеле, и та с удивлением посмотрела на него, – меня зовут Велимир Вячеславович, я владелец "Империала". Мне очень приятно видеть вас обоих здесь сегодня и я очень надеюсь, что в самом скором будущем увижу вас здесь снова. Когда-то этот молодой человек, – его рука похлопала меня по плечу, – оказал мне небывалую честь, пожелав стать моим учеником. В его воспитание я вложил частичку себя и надеюсь, она в нём вас ещё непременно порадует. И пусть только радости и счастье окружают вас в вашем долгом совместном жизненном пути.

   – Я... благодарю вас, Велимир Вячеславович, – выдавила она и спрятала повлажневшие глаза. – Спасибо... Меня вполне устраивает то, что у вас получилось воспитать. И уж точно радует.

   – Я очень рад этому, – кивнул Велимир Вячеславович. – Надеюсь, вы оба будете помнить только радостные события, а все остальные убирать в сундуки памяти и ставить их в самый дальний угол. А теперь... Вы, похоже, уже покидаете нас? Позвольте, я вас провожу.

   – Конечно, – пробормотал я смущённо. – Велимир Вячеславович, вы...

   – Уймись, Андрей, – махнул он рукой. – Могу я сделать подарок твоей даме сердца? Ну и тебе тоже. Если уж на то пошло... В конце концов я не видел тебя около десяти лет и, поверь мне, я безмерно рад тому, что ты жив и здоров в отличие от многих, которые покинули театр после тебя, но так и не смогли устроиться где-либо и закончили свои дни примерно так же, как ты их начинал.

   – Понятно, – кивнул я, отодвигая кресло и помогая Шеле встать. – Как дела с Академией?

   – Академия закрылась. Тот выпуск был последним на моей памяти, – ответил он, помолчав немного. – С другой стороны я даже, пожалуй, рад тому, что её закрыли. Из года в год выпускалось всё меньше талантов. Кто был в твоём потоке, достойный твоего уровня? Савельев? Кужелин? Одихмантьев? А остальные сто человек? Так, серая посредственность, пришедшая учиться только потому, что не было иной альтернатвивы. А какие выпуски были раньше, за несколько лет до вас... – Велимир Вячеславович мечтательно прикрыл глаза и посторонился, пропуская нас в вестибюль, где располагалась шикарная и богато отделанная гардеробная, какуя я ещё нигде не встречал. – Так что я даже рад в какой-то степени, что нашу лавочку прикрыли.

   – Всё понятно, – вздохнул я, помогая Шеле надеть плащ и аккуратно придерживая его, пока она поправляла своё вечернее платье. Это новое платье, к слову, действовало на меня как упаковка афродизиаков – возбуждало и подстёгивало своей открытостью и тем, что оно скрывало. – Значит, теперь каждый сам за себя?

   – Давно уже, – ответил Велимир Вячеславович, говоря что-то тихо на ухо швейцару. – Какое-то время я с Германом и Львом Харитоновичем содержал на паях частный ресторанчик, но потом мы что-то не поделили, они ушли, я некоторое время слонялся без дела, пока не прибился к "Империалу", где, как мне кажется, нашёл наконец-то покой. Судьба остальных мне мало известна.