Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 61 страниц)

   Мой взгляд упал на балкончик, и бешенство вновь вскипело во мне. Не помня себя от ярости, я подскочил к двери, ведущей на него, дёрнул на себя – закрыто, размахнулся, разворот, моя нога с невероятной силой обрушилась на дверь, та с грохотом вылетела, ударилась о стену и сорвалась с петель. Сидевший внутри старик (всё-таки он здесь!) вскинул пистолет. Хлопнул выстрел, я дёрнул головой, и пуля прошла мимо. Я окинул взглядом помещение: сверкает огоньками аппаратура, которой вообще-то слишком много для простого комментирования боёв на арене, непонятные датчики, компьютеры, на столе у самой двери контейнер для сохранения информации в самых неблагоприятных условиях (у меня невольно слюнки потекли: такая игрушка выживает даже в озере расплавленного металла и в морях гиперконцентрата кислоты, стоит она правда четыре моих месячных зарплаты вместе с премиальными, но всё же, но всё же...) и... мой активатор! Не повреждён, не перепутан, только разобран... Я посмотрел на сжавшегося в ужасе "Дедушку", вот он вскинул руку, сухо треснул выстрел, и пуля навылет пробила моё плечо. Я зарычал от боли и ярости и набросился на него.

   Я был очень зол и ударил крепко. От первого моего прямого удара у него чуть голова не оторвалась. Второй удар в грудную клетку заставил его хватать как рыба воздух. Я протянул руку, схватил его за шиворот и швырнул через весь балкончик, старик, прикрыв голову руками, перелетел через стол с разложенными на нём непонятного назначения приборами и на вид вроде хирургическими инструментами и обрушился на пол возле двери.

   – Как вы смеете?! – заорал он и вскочил, намереваясь убежать.

   Не говоря ни слова я подхватил со стола тяжеленный контейнер и швырнул ему вслед, громоздкая вещь ударила ему в спину, и "Дедушка" с воплем боли и унижения упал, перевернув на себя несколько кресел.

   Я торопливо нацепил на себя активатор, закрепил его на руках, пальцы скользнули в особые перчатки, облегчавшие контакт с поверхностью и усиливавшие мышечный предел, я провёл большим пальцем по панели, вспыхнули символы, я нажал нужные, уверяя систему защиты, что вернулся именно хозяин, а не абы кто, и сразу почувствовал облегчение. Кольца на предплечьях, локтях и запястьях сжались, фиксируя надёжнее активатор, по его поверхности пробежала синяя змейка разряда, кожу слегка стянуло, а руки чуть прижало давлением – активатор уже успел проанализировать состав крови и тонус мышц (мгновенно была произведена инъекция, нормализующая работу бронхов и лёгких, мне в одночасье полегчало, дышать стало гораздо легче и я немного успокоился) – медкомплект был готов к работе, боекомплект тем более. Я пулей скользнул в броню, лежавшую рядом, и чуть не заплакал от облегчения, когда эта удивительно лёгкая и непробиваемо прочная "фуфайка" надёжно укрыла моё тело в себе. Подушечкой большого пальца я закрепил её на боку, после чего закрыл глаза и постоял так несколько секунд, глубоко дыша. Мне следовало полностью успокоиться, причём как можно скорее, иначе я мог запросто убить старичка, о котором так пёкся Капитошкин. Столько смертей, столько боли, унижения и возможных потерь камнем висели на моей совести, а всё из-за того, что кое-кому приспичило поиграть в гладиаторов. Здесь уже отмазка "состоит на учёте у психиатра" не работала – свои границы есть даже у сумасшедших...

   "Пора!" – решил я мысленно и вышел с балкончика. Разглядев груду кресел, под которыми наверняка лежал придавленный "Дедушка", я направился к ним, на всякий случай зорко смотря по сторонам – старика не могло так сильно уж ударить контейнером, чтобы он не смог отползти в сторону и подготовить какую-нибудь пакость, поэтому следовало быть поосторожнее. Я подошёл поближе – хм, неужто завалило?.. Отодвинув в сторону контейнер, я наклонился и расшвырял кресла, старик лежал на животе и похоже был без сознания, одна рука его была неестественно вывернута. Похлопав его по спине, я перевернул его...

   И сильнейший толчок в живот отшвырнул меня и едва не сбил с ног, а гром выстрела оглушил так, что перед глазами запорхали разноцветные бабочки. Сильно завоняло пороховой гарью, живот пронзила сильнейшая острая боль, я очумело потряс головой и попытался собрать воедино разбегающиеся глаза. Получилось, хоть и с трудом...

   Лицо "Дедушки" вдруг оказалось совсем рядом с моим, удивлённое, разъярённое, напуганное, и недолго думая я машинально двинул кулаком ему в глаз. Не ожидавший этого старик опрокинулся на спину, упал на кресла и перевернул их. И тут до меня наконец дошло, что же произошло, и я послал горячий привет Триедиому за вовремя надетую броню Одним прыжком я подскочил к барахтающемуся "Дедушке", присел возле него и отвесил ему полновесный хук правой прямо в лоб да так, что загудело как в колоколе, а у меня заныли костяшки пальцев.

   – Что вы себе позволяете, Экземпляр?! – возопил он гневно, пытаясь уползти.

   Не говоря ни слова я пятернёй сгрёб его за шиворот и от души дал по зубам – люблю воспитывать великовозрастных старых ослов. Старик харкнул кровью и в жестокой ухмылке показал дырку от выбитого зуба.

   – Ничего у тебя не выйдет, парень! – прошипел он, сплёвывая кровь. – Поздно уже...

   От моего удара его голова дёрнулась вправо, я выпрямил её за подбородок и, душевно улыбнувшись, спросил:

   – Что значит "поздно"?

   – Всё! – он плюнул кровью мне в лицо. – Всё поздно!

   Он расхохотался жутким хохотом, от которого у меня кровь застыла в жилах, я занёс руку для последнего удара, который бы вырубил его на пару часиков и оставил бы отметины на лице на добрую память, как вдруг...

   – Не смей, Преображенский! – злой окрик стегнул меня по ушам, и в тот же миг обрушилась тьма.

   Я моментально отпустил старика, оттолкнув его от себя, и развёл руки в стороны, пытаясь сориентироваться. Тьма меня не пугала, настораживало другое: голос был до боли похож на голос Капитошкина, хотя и был лишён всех его привычных интонаций. Я встал на ноги, поводил руками из стороны в сторону, каким-то шестым чувством я почуял чьи-то быстрые практически неслышные шаги, и тут вдруг у меня над ухом лопнула "зуда" – мини-граната, оглушающая резким высокочастотным ультразвуковым импульсом. В мозгу у меня вспыхнул красочный букет из фейерверков, колени подломились, и я рухнул на спину, провожая сознание, уходящее в небытие...

   Очнулся я уже в кабинете у Капитошкина.

   – Преображенский, как ты мог?! – рычал он на меня, перегнувшись через крышку стола, пока я приходил в себя: "зуда" не зря получила своё название, вырубает она, конечно, абсолютно бесшумно, но вот постэффекты от этого совсем неприятные – голова изнутри чешется так, что хоть палец в нос засовывай и изнутри почёсывай. – Как ты мог поднять руку на клиента?! Тем более на такого уважаемого...

   – Зизольдий Гурабанович...

   – Молчать, Преображенский! – зарычал он.

   – Не стану! – гаркнул я, выпрямляясь в кресле. – Хватит! Сил моих больше нет терпеть всё это!!

   Капитошкин мгновенно заткнулся и удивлённо посмотрел на меня.

   – Арена, клетка, воздействие переменного болевого пси-поля, – перечислял я, загибая пальцы, – смертельные бои, потому что другие там, похоже, не предусмотрены, ревитализа?торов я там не обнаружил, замки с псиграммными матрицами, охрана в бронекостюмах из пластистали и с современным оружием на виду у людей из другой временной эпохи, робот, который меня чуть не задушил, и, наконец, циклотан! На сколько лет по-вашему это потянет, Зизольдий Гурабанович?! – рявкнул я, вставая из кресла и нависая над столом.

   – Те самые люди в чёрных костюмах, которые спокойно себя вели, когда ваш клиент разгуливал между ними, которые не шевелятся, не сопят и не чихают, которых почему-то много и которые все как на одно лицо! Кто они?! Кто вообще такой ваш старый клиент?! – продолжал я выплёскивать наболевшее. – Почему меня, курьера, разносчика информации, заставляет драться не на жизнь, а на смерть какой-то вшивый психопат на какой-то дурацкой арене?! Почему я должен убивать людей десятками, чтобы только добраться до него?! Почему они используют запрещённое вакуумное оружие?! Почему вообще всё это происходит?! И, наконец, объясните мне, пожалуйста, откуда там взялись эти самые "чёрные", когда вы сами мне лично говорили, что линия связи ЗА-ЩИ-ЩЕ-НА от взлома!

   Я выдохся и рухнул в кресло, рукой утирая вспотевший лоб и пытаясь унять дрожь пальцев – ещё один побочный эффект "зуды". Капитошкин покряхтел, поплямкал губами, уставился на меня жутко серьёзным взглядом, вытянул руки, положив их на стол, и сцепил пальцы в замок.

   – Десять тысяч кредитов и мы считаем, что ничего не было, – произнёс он, подумав немного.

   – Что?! – я не поверил своим ушам.

   – Десять тысяч кредитов, Андрей, – повторил он тише и поджал губы. – Тебе вовсе не обязательно помнить, что произошло. Скажу так: у нашего клиента не совсем легальный бизнес, это можно простить, в конце концов все мы люди и все хотим кушать, и из-за возникающих связанных с этим бизнесом перипетий у него иногда, к сожалению, случаются странности...

   – Странности?! – вспыхнул я. – То есть устраивать бои на арене – это странность?! Глушить человека болевым пси-излученим – это тоже странность?!

   – Пятнадцать тысяч, – произнёс он, испытующе посмотрев мне в глаза. – Пятнадцать тысяч и отпуск на две недели за счёт фирмы... Его бизнес связан с подготовкой наёмников экстра-класса. Более тебе ничего знать не нужно. Откуда там взялись эти самые "чёрные", я не знаю. Однако буду выяснять. Повторяю своё предложение: пятнадцать тысяч...

   – Вам так нужно, чтобы я всё забыл, – горько усмехнулся я. – Всё ведь и так ясно как божий день: вы состоите в доле, обеспечивая его информацией по самой выгодной цене, обеспечивая его расходным материалом для проведения каких-то загадочных испытаний, живым материалом! А арена – это то место, где как раз и проводятся испытания... И раз уж вы предлагаете столь немалую сумму, значит доля ваша в этом деле совсем не мала, боюсь даже представить, какой у неё курс в пересчёте на человеческие жизни.

   Я помолчал и решительно встал из кресла.

   – Да подавитесь вы своими деньгами... Ни одни деньги на свете не стоят десятка загубленных глупых голов. Ко мне они потом буду приходить, Зизольдий Гурабанович. Не к вам...

   Я подошёл к двери его кабинета и обернулся.

   – Прошу исключить меня из списка курьеров, которые имеют допуск к выполнению особых поручений. Основание сему – тяжёлая психическая травма, медзаключение я составлю, – я говорил сухо и спокойно, – заявление будет чуть-чуть попозже.

   – Андрей, я предлагаю тридцать тысяч кредитов, – произнёс он, напрягшись всем телом. – Сядь и всё обговорим. Последний раз предлагаю – тридцать тысяч...

   – Я уже всё сказал, Зизольдий Гурабанович. Простите, но для меня есть вещи, которые стоят выше материальных ценностей. Я не сопливый романтик и всегда готов взять деньги, в каком бы виде они не преподносились, но лишь в тех случаях, когда они не куплены кровью немалого количества людей.

   – Это были наёмники, Преображенский! – он стукнул кулаком по столу. – Не строй из себя великого гуманиста всех времён и народов, это их работа – продавать свои жизни за деньги. Сядь, я сказал, поговорим.

   – Простите, Зизольдий Гурабанович, – я покачал головой, – но сейчас мне некогда. Тем более вряд ли наш разговор прояснит ситуацию с "чёрными". Именно это сейчас меня волнует больше всего.

   Я помолчал, собираясь с мыслями.

   – Считайте, что я уже всё забыл, что не было ничего. Но впредь прошу вас освободить меня от выполнения таких поручений. Всего доброго, Зизольдий Гурабанович.

   Я вышел из кабинета, притворив за собой дверь, постоял немного и направился по коридорам в медблок – следовало провести комплексный осмотр, залечить рану в плече, заживить порезы, добить, наконец, эту чёртову бронхиальную астму и привести в порядок нервы парой рюмок коньяку. Тем более надо было переодеться: рубашка, заляпанная кровью, изодранная, изорванная и изгвазданная, и штаны, порванные в самом неудобном месте, – в таком виде меня даже в приличную тюрьму не посадят, не то что в общественный транспорт.

   Вспомнив о коньяке, я даже взбодрился немного, он поможет не только успокоить нервы, но и приведёт в порядок мысли. Вопросов неожиданно и против моего желания возникло ещё больше: "чёрные" и необъяснимые странности в их поведении ещё более запутали клубок, который мне так любезно вручил Грэй после случая с Побережным – над всем этим следовало поразмыслить. Ох, как не хотелось! Но следовало... Иначе в следующий раз, придя по мою душу, эти неизвестные убийцы точно смогут её забрать.

   Я остановился возле лифта и нажал на кнопку вызова, негромко загудели сервомоторы и гравикомпенсатор, и кабина поползла ко мне, остановившись на пару секунд тремя этажами ниже. "Чёрные", "чёрные"... О, Триединый, они занимали все мои мысли, мозг кипел и бурлил, пытаясь доползти до истины и разгадать загадку, я чувствовал, что главное здесь – выяснить, в чём связь между поведением "чёрных" и "Дедушкой" и тем, что они почему-то и зачем-то охотятся на курьеров. Зачем? Почему? Почему именно курьеры? Или не только они? А тогда кто ещё? Как объяснить всё это? Великий Космос, я чувствовал, что ещё немного и из моих ушей вырвется струйка пара. Углей в огонь добавляли ещё непонятные слова "Дедушки" о "прообразе", "испытаниях", "экземпляре", неведомом "предикторе"... Пиликнула короткая мелодия, я очнулся от тягостных дум, заглянул в открывшиеся двери лифта...

   И нос к носу столкнулся с "чёрным"...

«Юношество»

Глава 12

   – Святой отец, вы уж меня простите, но я считаю, что дальнейший разговор несколько неуместен. Вы твёрдо уверены в своих взглядах и не собираетесь их менять даже под напором фактов и доказательств, которые я вам привожу, ну а я в свою очередь не отступлюсь от своего мнения. Простите меня ещё раз, но наш разговор напоминает мне ситуацию с двумя баранами, которые встретились на мосту посреди реки...

   – Молодой человек, вы допускаете слишком уж вольготную манеру общения. Не следует вам забывать, что я старше вас, и прежде всего то, что разговор этот по сути дела начали вы...

   – Я не спорю, святой отец...

   – Подожди, сын мой, не перебивай. Я допускаю, что в незнании и неверии своём ты не приемлешь свет Бога, свет его творения, истинный свет, который он посылает всем людям, но как ты можешь ровнять при этом знания, кои получены от дьявола, с мудростью Творца? Сие противоречит само себе! Эта богомерзкая машина, созданная приспешниками Сатаны, была рождена по умыслу злого гения, который не преследовал ничего кроме собственной выгоды!

   – Но какая может быть личная выгода в знаниях доступных всем?!

   – Личная выгода есть всегда и во всём.

   Авторитетное это замечание всё глубже погружает меня в пучину скуки и острой тоски, в припадках которой хочется погрызть кресло, стол или стул, что угодно, лишь бы только хоть как-то развлечься, и не слушать диалога этих двух самовлюблённых упрямых ослов, каждый из которых отстаивает свою точку зрения, нимало не смущаясь тем, что его героических выпадов в защиту отстаиваемых взглядов никто, кроме него самого не замечает и нисколько не слушая возражений собеседника.

   – Адронный коллайдер – это шаг в будущее, прыжок на сто-двести лет вперёд! Святой отец, вы только представьте себе, что он способен подарить человечеству! Тайна сотворения мира будет раскрыта...

   – Сын мой, не впадай в ересь. Сотворение мира описано в Библии!

   – Но все же уже давно знают, что Библия – это по сути дела сборник старинных сказок и мифов!

   – Как можешь ты говорить подобное о Святой Книге, существовавшей от Начала Начал?! Что дала Библия человечеству: веру, надежду, любовь, силы столь необходимые для строительства мира и движения вперёд. Она как маяк сверкает впереди верующих, указывая истинный путь; ответы на все загадки мира сокрыты в Библии, она даёт ответы на терзающие людей душевные и духовные проблемы, она исцеляет недуги, укрощает слабоумие... Библия – это и есть сама жизнь! А что дала человечеству наука? Возможность жить комфортно? Губить Богом дарованное зрение за экранами этих мерзких компьютеров? Наука даёт ответ на вопросы, терзающие слепцов, отринувших Бога и веру в Него, а вслед за ответами появляется всё больше и больше новых вопросов. Что дал вам этот богомерзкий коллайдер, кроме колоссальных затрат энергии и ресурсов? Что нашли вы там такое, чего нет в Библии?

   Против воли я начинаю прислушиваться. Старик-священник, едущий со мной в одном купе, изначально произвёл на меня не лучшее впечатление: борода веником, чёрная ряса, массивный серебряный крест на толстой серебряной цепочке и лицо, изрезанное то ли морщинами, то ли шрамами, словно сошедшее с картинки учебника истории об инквизиторах древности: прямое, строгое, худое, скуластое, с чётко очерченным орлиным профилем – и нос, длинный, крючковатый, ястребиный. Серые словно стальные глаза смотрят холодно, колюче из-под массивных надбровных дуг, тонкие губы сердито поджаты, длинные пальца беспрестанно дёргаются, елозят по рясе, столику, кожаному диванчику, изучая их поверхность как змея языком, – симпатяга в общем, если бы снимали фильм об инквизиторах, ему бы без раздумий предложили роль главы ордена.

   Казалось бы, он говорит прописные истины, с жаром истинной веры посвящает в них молодого губастого лопоухого курносого и кучерявого студента, свесившегося с верхней полки и уставившего из-под круглых очков трагический взор на своего собеседника, однако что-то в его манере изложения заставляет прислушаться. Несомненно, старик верит во всё, о чём говорит, без зазрений называет последнее наисовершеннейшее – я уже успел в этом убедиться из местных газет – творение людских рук богомерзкой, дьявольской игрушкой, и скажи ему сейчас, что белое это на самом деле белое, он бросится со всем своим пылом доказывать, что белое всё же иногда может оказаться и чёрным, однако... Во всём его словесном поносе несколько дивно пахнущих жемчужин всё же есть, поэтому я вытягиваю ноги, ложусь на диванчик, убираю книжку в сеточку, откидываюсь на стенку вагона, прикрываю глаза и слушаю, привычно отделяя пусто тарахтение от по-настоящему интересных ценных вещей. Попутно сверяюсь с внутренними часами – до места ещё примерно минут сорок, так что можно расслабиться под их унылый хоть и жаркий лепет.

   – Как вы не понимаете?! – горячится студент, размахивая свободной рукой. – Библия если и была когда-то для всего человечества маяком, светочем надежды, то уж очень давно, едва ли не в Средневековье, в Тёмные века. В сегодняшнем мире, где власть принадлежит передовым технологиям, нет места устаревшему, а Библия, согласитесь, – это, мягко говоря, несколько устаревший источник. Вы говорите, что каждый новый ответ, раскрытый или добытый нами при помощи достижений науки порождает новые вопросы, однако в таком случае, в чём вы видите смысл жизни? Жизнь есть борьба, так написано на Пантеоне в Афинах. А ведь это изречение старше Библии на много-много лет. Подождите, подождите! – машет он руками. – Вы говорите "богомерзкая наука", "мерзкие приборы", сравниваете величайшее достижение лучших умов человечества с игрушкой дьявола. Скажите мне, а что было бы, если бы не наука? Все так и ходили бы голыми, спали бы на земле и занимались собирательством! Потому как наука присутствует всегда и во всём, даже в, казалось бы, простейших вещах. Выделка шкур – наука, изготовить копьё – наука, развести или добыть огонь – наука, подыскать пещеру и коллективом забить мамонта – тоже наука, только объединённая с интуицией, чутьём. Это всё идёт из глубин человека...

   – Вот, юноша! – священник торжествующе взмахивает рукой. – Это идёт из глубин человека! А глубины человеческие, как известно, дьяволом созданы из праха земного!

   – А по чьей просьбе созданы, святой отец?! Вот вы кричите: "Бог... Бог...", а ведь сами не упоминаете, что Люцифер был ангелом, что создан он был Богом, ибо ангелы – то мысли божьи! Что ж у него за мысли-то такие, если он их воплощает в падших ангелах?

   – Не богохульствуй, сын мой!

   – Адронный коллайдер, – продолжает студент, не обращая внимания на предостережение священника, – это, по сути, тот же свет. Мы сможем доказать существование Бога или опровергнуть все теории на этот счёт, мы сможем изучить в доскональности весь процесс Большого взрыва в миниатюре, мы выявим все свойства атомов и частиц, мы шагнём вперёд в будущее на несколько сотен лет!..

   Внезапно я утрачиваю едва затеплившийся интерес к их спору. Историк по образованию я помню миллионы таких вот споров, которые проносились у меня перед глазами, когда я учился, а впоследствии преподавал в Системной Академии на кафедре истории и геополитики, и почему-то все они были похожи друг на друга как братья-близнецы – ох уж это извечное противостояние боящейся любого прогресса Церкви и не ведающей преград на своём пути, безразличной к любым потерям во имя достижения цели Науки. Поэтому я закрываю глаза, отгораживаюсь от всего мира, жестом прошу их спорить потише и уплываю в сновидения, предварительно наказав организму разбудить меня через двадцать минут. Через полчаса поезд остановится на вокзале, я покину его, выберу транспорт пошустрее и поманёвреннее и поеду кататься по городу, отыскивая нужное мне место. Не в моём возрасте с дикими воплями носиться по крышам, стенам и потолкам зданий, расшвыривая охотников за головами, староват я для таких чудес и выкрутасов, да и комплекция не позволяет, я предпочитаю комфорт и удобство, и желательно, чтобы без лишней нервотрёпки.

   Я просыпаюсь ровно через двадцать минут, организм у меня просто умница – прекрасно, есть время не спеша собраться, обдумать возможные события, а потому я иду в туалет, там мне, как и всякому русскому интеллигенту, лучше и проще думается. Вернувшись оттуда через пять минут в купе, я достаю небольшой чемоданчик, в котором, признаться честно, ничего нет за исключением пары брусков свинца для придания веса; вкупе с белоснежным костюмом, чёрной рубашкой и широкополой шляпой он придаст мне солидности, а активатор на руках и броня под рубашкой – уверенности в себе.

   Поезд останавливается, я неспешно выхожу из него, вежливо прощаясь с утомившимися от жарких споров попутчиками, и глазами подыскиваю подходящее мне такси на площади вокзала, в который раз неосознанно удивляясь тому, какая бездна времени отделяет меня от здешних жителей. Наёмников я пока не вижу, местные ведут себя более-менее мирно, хотя и гомонят так, что уши закладывает, но что тут поделаешь, вокзальная площадь всё-таки, водители такси наперебой подскакивают ко мне, предлагая свои услуги. Краем уха слыша, как начинает отходить поезд, я выбираю одну из машин, усаживаюсь на заднее сиденье и кладу чемоданчик на колени. Я готов... Ко всему.

   Мы едем. Медленно... Таксист без умолку тарахтит что-то на своём родном, который я слабо разбираю, о местных достопримечательностях, крутит руль то вправо, то влево, мы проезжаем по проспектам, улочкам и улицам, любуемся дворцами, минаретами, мечетями, ажурным украшением домов и заборов, поворачиваем налево, направо, заезжаем во дворы, и там я выслушиваю краткий экскурс в местную культуру и политику... Я не тороплюсь, денег у меня достаточно, да и чувство времени хорошо развито. В конце концов любому историку даже самому распоследнему всегда интересно узнать подробности из уст местных жителей, послушать их рассказы, узнать их точку зрения на текущую вокруг них реками и бурлящую водоворотами жизнь. Любому будет интересно, даже такой пропащей разочаровавшейся в новизне ощущений этой жизни душе как я...

   Мы выезжаем на шоссе, скользящее меж невысокими домами, по которому на быстрой скорости проносятся автомобили, ползут тяжёлые грузовозы, мелькают периодически машины местных стражей закона, а таксист всё что-то весело и интересно рассказывает. Я успеваю расслабиться под его воробьиный стрёкот...

   Как вдруг я слышу щёлканье блокираторов дверных замков, таксист на полной скорости выпрыгивает из автомобиля в сторону и катится по тротуару, а я поднимаю голову, донельзя удивлённый случившимся, и вижу, как навстречу мне несётся тяжело груженый трейлер, и за рулём у него никого нет.

   Секунда на размышления, и вот мой палец касается панели активатора. "Констант-смещение на полторы секунды", – мысленно командую я, и в этот миг трейлер врезался в такси.

   Весьма оригинальные ощущения возникают, когда видишь, как вокруг тебя сминается и рвётся на куски металл, как вылетает и лопается под чудовищным давлением стекло, как взрывается и пылает жарким пламенем автомобиль, как относит его в сторону, как сквозь тебя проносится разогнанный трейлер и давит своими мощными огромными колёсами остатки развороченного такси, а сам ты как призрак скользишь вне времени над дорогой, ожидая момента для материализации. "Сейчас!" – почувствовал я и нажал на символ повторно. Все звуки реальности камнепадом обрушились на меня, сдавив в своих крепких объятиях мои многострадальные уши, я сжался, зажимая голову руками, и тут вдруг резкий сигнал заставил меня отпрыгнуть в сторону. Мимо меня, сверкая боками из хромированного аляповато разрисованного металла, под визг покрышек и тормозов пронеслась чудная машина с открытым верхом и как комета унеслась вдаль. Я вжал голову в плечи и обернулся. Буквально размазав такси по дороге, трейлер проехался по ней сверху, колёса завизжали от дикой перегрузки, до меня донёсся напряжённый треск перегруженного крепления прицепа, трейлер пошатнулся, его швырнуло вбок и, повинуясь всем законам физики, фура начала переворачиваться.

   Я стряхнул с пиджака несуществующую пылинку, гневно сплюнул на разделительную полосу, развернулся и побежал прочь от места аварии, возле которого уже начинала скапливаться колонна машин, загудели клаксоны, водители тревожно выспрашивали друг у друга подробности.

   И тут рвануло... В полном соответствии с законами жанра любого бредового боевика, где в полминуты романтического секса между главными героями на дне окопа под грохот разрывов и сыплющуюся землю умудряются впихнуть максимум фейерверков и пиротехники. Упругая тугая волна толкнула в спину, меня обдало лёгким жаром, который я еле почувствовал через плотную ткань костюма, машины, вытянувшиеся в колонну, загудели ещё пронзительнее и тревожнее, и несколько водителей высыпало на дорогу, поглядывая на полыхающий пожар и о чём-то возбужденно лопоча.

   Я пробежал ещё с десяток метров и тут вдруг понял, что лениво... Тем более водители начинали коситься в мою сторону всё чаще, наверное по их мнению представительный мужчина в белом костюме и шляпе с чемоданчиком в руке, бегущий подальше от места аварии, вызывал подозрение. Ну ладно, сами напросились, тем более что такой выбор, м-м-м... Я остановился и с непередаваемым вкусом истинного ценителя осмотрел колонну замерших автомобилей – хороши, девочки, как на подбор! Бока блестят, грудь сверкает, зады оттопырены, на колёсах хромированные колпаки – эх, молодость! Не говоря и даже не думая, я подошёл к одной такой, наиболее подходящей с моей точки зрения для путешествия такого солидного дяди как я, и вежливо постучал в окошечко. Оно моментально уползло вниз, и наружу высунулась небритая грубая морда.

   – Чё надо, придурок? – вежливо поинтересовалась она.

   Внутренне передёрнувшись и скривившись, я вогнал ему два пальца в ноздри и потянул на себя. Морда заорала от боли, заголосила и высунулась дальше, я ткнул несильно пальцем в сонную артерию и тут же услышал тихое хрюканье уснувшего борова. Ну и ладушки...

   Я открыл дверцу, и тело парня вывалилось на асфальт, отодвинув его ногой, я запрыгнул на водительское кресло, обернулся назад и уставился в две такие же небритые рожи, точные копии первой, разве что чуть более подвыпившие и оттого еще более злые. Разобраться с ними не составило особого труда. Первого, полезшего ко мне через сиденье, я угомонил коротким ударом по глазам, после чего врезал ладонью по уху, складывая её "лодочкой". Второй хлопец оказался шустрее и успел схватить меня за ворот пиджака, занося свою конечность для удара. Мои пальцы оплели его запястье и сдавили, выворачивая, я посунулся в сторону, вытягивая его тело на себя и не глядя ударил рукой назад, складывая пальцы "клювом". Удар пришёлся под кадык, морда захрипела, роняя слюни мне на плечо и пытаясь втянуть воздух, и, уже развернувшись к ней, я с силой ударил костяшками по вискам. Дверцы открылись, и ещё два тела вывалились на дорогу, а я принялся брезгливо отряхиваться, как вдруг заметил, что водители, доселе гомонившие, указывавшие пальцами на догорающие остатки трейлера и кричащие, вдруг обратили на нас внимание и цепью подходят к машине. Я засуетился, разбираясь с управлением.

   Ну, в принципе, ничего сложного, человечество одинаково в попытках изобрести что-то новое, когда создаёт вещь, которая практически ничем не отличается от своего аналога. Колёса завизжали, пробуксовывая на месте, я утопил педаль акселератора до упора, вывернул руль, объезжая успокоенных мною человекообразных и выворачивая на встречный поток, и рванул вперёд. Водители, сходившиеся цепью к автомобилю, с руганью отпрянули в стороны, один самый смелый даже перепрыгнул через ограждение шоссе и оттуда что-то высказал в мой адрес. Плевать! Я уже нёсся по дороге вперёд, оставляя всех далеко позади и уворачиваясь от встречных автомобилей. Замершая из-за аварии колонна казалась мне бесконечной, пока я не доехал до развязки и притормозил.

   – Грин?.. – я умудрился вложить в свой мысленный лаконичный вопрос всю подноготную ситуации.

   – Налево, – бесстрастно сообщил мне Марик, проанализировав поступившую с активатора информацию. – На следующей развязке поверните направо, спуститесь вниз и езжайте прямо до следующей темпоральной петли.

   – Спасибо тебе, мой электронный друг, – шепнул я мысленно.

   С Мариком, наверное, только я из всего нашего отдела курьерской доставки общался подчёркнуто уважительно, относясь к нему не как к простому электронному помощнику Грина, а полноправному искусственному интеллекту, зачатком и прообразом которого он, собственно говоря, был. Может быть именно поэтому он всё ещё называл меня на "вы" и старался выполнять любые мои просьбы...

   Не отрывая взгляда от дороги, я правой рукой нащупал чемоданчик, укатившийся во время скоротечной драки куда-то под ноги, и положил рядом с собой на сиденье, авось пригодится ещё, хоть и не представляю, в чём он мне сможет помочь. В конце концов, раз уж начал комедию, ломай её до конца, а ведь неплохой, в принципе, образ получился: белый костюм, чёрная рубашка, шляпа... Шляпа... Где моя шляпа за сто пятьдесят долларов шестьдесят четыре цента?! Я поискал взглядом на сиденьях, посмотрел быстро назад, однако ничего не нашёл. Вот ведь шляпа – потерял шляпу! Ну да ладно, чего мелочиться. Я окинул взглядом приборную доску, посмотрел на логотип фирмы на руле, завистливо повздыхал: "Опель Кадетт", тип Е, модель 1988 года – машина на все времена жизни, зверь на колёсах, а под капотом двигатель, равного которому на то время не было. В моём времени таких машин уже не существует, фирма "Опель", разумеется, осталась, однако их модельный ряд существенно изменился и не в лучшую сторону, старых добрых седанов уже никто не выпускает – слишком много электроники там нафаршировано и виртуальных мозгов, и почти нет классической натуральной немецкой строгости и дизайна...