Текст книги "Курьер. Дилогия (СИ)"

Автор книги: Владислав Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 61 страниц)

   – Ну что? Как себя чувствуешь? – заботливо спросил Старик, с любопытством глядя на меня.

   – Спасибо – хреново, – отозвался я, глядя мимо ведра в сторону и непонятно о чём думая, изо всех сил сдерживаясь, чтобы и впрямь не опозориться среди всех присутствующих.

   – Ну вот и голосок прорезался, – удовлетворённо развёл руками Старик. – Давай отрывайся, наконец, от пола, есть у меня к тебе одно поручение.

   – До одного места, – фыркнул я, не глядя на него. Вы посмотрите на него! Я только с доставки, значит, пришёл, а он уже за новое дело меня посадить хочет! Обойдётся...

   – Будем считать, что я тебя не слышал, – спокойно произнёс Капитошкин, взглядом сверля – я чувствовал – мой затылок. – Также будем считать, что и ты меня слышал, потому что иногда перегибаешь палку со своим хамством окружающим. Я всё понимаю: ты устал, да и "Жаворонок" не способствует душевному подъёму, поэтому повторяю – через час я тебя жду у себя в кабинете. Умойся, приведи себя в порядок, и приходи. За это время я успею уладить некоторые дела, после этого буду тебя ждать – есть разговор...

   Дальнейшего я уже не слышал. Двойная доза "Жаворонка" вошла в свою полную силу и сработала со стопроцентной эффективностью – меня вырвало мимо ведра на пол, в ушах раздался комариный писк, и я ощутил, как тоненькие горячие струйки бегут от ушей и от носа вниз по шее. Мышцы живота отказались повиноваться, разом ослабнув; чувствуя, что ещё чуть-чуть и всё, пиши пропало, я вдруг почувствовал, как горячая волна крови ударила в мозг и в голове у меня будто лопнул надутый пузырь, сразу стало легко и прекрасно. Картинка поплыла у меня перед глазами, я помотал головой, стараясь прийти в себя, и в этот момент ослабшие руки подломились, и я, не удержавшись, повалился на пол, теряя сознание...

  * * *

   Пришёл я в себя почему-то, лёжа на небольшом диванчике, с ног до головы укрытый одеялом. И то и другое были мне смутно знакомы, я сфокусировал расплывающийся взгляд, поводил им по сторонам, окинул комнату, в которой находился: стены, потолок, пол – всё было так знакомо, я незаметно пошевелился, затем резко напряг мышцы и так же резко отпустил – всё в порядке, работает как швейцарские часы, потом вдруг вспомнил последние секунды перед тем, как провалился в небытие, и судорожно повёл носом, пардон, старательно принюхиваясь – не хватало ещё, чтобы я без душа угодил на такой хороший диванчик (и почему он так мне знаком?!), проверки ради приподнял одеяло и засунул нос под него, старательно шмыгая. Странно. Пахло чистым вымытым телом – неужто меня из лейки поливали?

   Я сел, опустив одеяло, и старательно наморщил лоб, надеясь, если не логическими умственными изысканиями докопаться до истины, то хотя бы вообразить, как всё могло примерно обстоять.

   Дверь напротив меня вдруг, тихо зашуршав, отворилась, я инстинктивно упал на спину и закрылся одеялом с головой, оставив выглядывать один глаз – события последних дней не располагали к абсолютному доверию с моей стороны к кому бы то ни было более, однако первой показалась изящная женская ручка, потом стройная ножка, прикрытая полой белоснежного халата, потом показалась, наконец, обладательница столь величайшего "сокровища нации и генофонда" (как выразился когда-то Грэй), я взглянул в эти всегда улыбающиеся милые глаза и позволил себе блаженно расслабиться. Уж её-то опасаться мне точно не стоило.

   – Привет, – мягко произнесла Элана, закрывая за собой дверь и подходя ко мне ближе. – Вижу, ты наконец-то пришёл в себя.

   – Долго я был без сознания? – спросил я, подтягивая ноги и усаживаясь на диване, который, кстати, вспомнил сразу, как только увидел нежное красивое лицо хозяйки кабинета. Эх... Как молоды мы были, как искренне любили... М-да...

   – Не очень, – улыбнулась она, садясь рядышком со мной на диван, – всего сорок минут. Удивительно, что ты не пришёл в себя раньше там, в душевой.

   – Кстати, – я нахмурился, – объясни старому слепому коту Базилио, кто его поливал из чайника?

   – Вовсе не из чайника, – отмахнулась она и заразительно рассмеялась. – Тебя мои мальчики в душевую кабину запихнули, а дальше процессом руководила я сама.

   – Ты? – удивился я. Великий Космос, я что покраснел?! Жар, возникший вдруг в щеках, сердце, застучавшее быстрее, ответили за меня.

   – А что ты так разнервничался? – подняла она бровь. – Ты что меня застеснялся? Что я твои тощие рёбра не видела?

   – Вовсе они не тощие, – обиделся я.

   – Тощие, тощие, – авторитетно заявила Элана и вдруг, наклонившись ко мне и обдав меня тончайшим ароматом своих духов, начала стаскивать с меня одеяло.

   – Эй, эй! – я обеими руками вцепился в одеяло как в последнюю на свете вещь. – А как насчёт "накормить, напоить, в баньку сводить, пятки почесать"?

   – Ты это о чём? – поразилась она, глянув на меня из-под пепельной чёлки.

   – Ну... – я замялся. – А зачем тебе одеяло?

   – А бинты с тебя кто снимать будет?!

   – Ой, – я снова покраснел и как-то по-детски беспомощно закусил губу, чувствуя себя самым ограниченным идиотом и дурошлёпом на свете. Не сообразить такую вещь... Я мысленно поставил крест на своих умственных способностях.

   – Ох, Андрей, Андрей... – произнесла тихо Элана, осторожно разворачивая бинты, которыми, как оказалось, были перемотаны и руки, и ноги, и грудь, и живот, – никогда бы не подумала, что мужчина, навеки оставшийся на втором месте в моём сердце, окажется пригодным для позирования в качестве биологического образца в любом медицинском университете. Да по твоим шрамам можно любые раны изучать и по ним экзамены сдавать! Ну почему ты себя не бережёшь?

   – Я-то себя берегу, – пожал я плечами, мысленно повторяя её слова, – у других вот это пока не получается.

   – А почему второе место? – ревниво спросил я, наблюдая, как кончики её пальцев осторожно бегают по моему телу, снимая остатки пластинок ИсОМ и удаляя не растворившиеся структуры био-бинтов, которые, как правило, подкладывались под обыкновенные бинты. – Кто же тот счастливчик на первом месте?

   – Это мой сын, – фыркнула она и снова посмотрела мне прямо в глаза.

   – О-о-о... – только и смог произнести я в ответ. – А как же муж?

   – Муж... – тихо прошептала она, её пальцы прошлись нежно по моему животу, поглаживая его и легонько царапая ноготками. – Какое он может иметь отношение к моему сердце, если оно прочно занято другим?..

   – Я думал, ты отгородилась от того, что было, – прошептал я еле слышно.

   – Как можно отгородиться от лучшего, что было в жизни? – удивилась она. – Как можно это забыть?

   – Я – лучшее? – усомнился я.

   – А ты когда-то сомневался? – она прекратила разматывать очередной бинт и посмотрела на меня. – Ты? Человек, умеющий стать для женщины всем, чего она только захочет; человек, уважающий не только себя и свои интересы, но и взгляды и пожелания других; человек, который, проснувшись поутру рядом с женщиной, не задаёт ей идиотский вопрос: "Ты кто?" или "Дорогая, ты не видела мои носки?"; человек, с которым всегда есть о чём поговорить и к кому можно без проблем поплакаться в воротник, зная, что он поймёт, пожалеет и поможет...

   – Ты преувеличиваешь мои способности, – отшутился я.

   – Вовсе нет, – серьёзно сказала она. – Кто из наших баб обозвал тебя "благородным бабником"? Ты знаешь, сколько девчонок на фирме молятся на те моменты, когда им посчастливилось быть с тобой хотя бы одну ночь?

   – Элана...

   – А сколько вспоминают это и ради этого готовы прощать измены и все недостатки мужей, потому что верят, что сказка, однажды коснувшаяся их, может повториться, только теперь уже с их семьями...

   – Элана! – я предостерегающе поднял ладонь. – Хватит. То, что было, то было. Было и прошло... По молодости да по глупости всякое может случиться. Тем более что тогда мои отношения с Шелой ещё не успели закрепиться и...

   – Я знаю, – она успокаивающе коснулась пальцем моих губ, заставляя замолчать. – Мы все это знали. Дело в другом: та сказка, которую ты нам дарил, она заставляла нас видеть хорошее даже в той пакости, что повсюду нас окружала. И за это ты навсегда останешься в наших сердцах.

   – Элана, прекрати, – произнёс я сердито. – Недостоин я никакого памятника и сонма женских сердец. Повторяю: по глупости да по молодости всякое может случиться, теперь я вроде бы как повзрослел, ориентиры поменял, что ли... В общем, я теперь уже совсем другой человек.

   – Да тот же самый ты, – вздохнула Элана, отбрасывая чёлку со лба, и разматывая бинт на моей левой ноге. – Такой же упрямый. Такой же застенчивый. И такой же приятный в общении.

   – Каждый остался при своём мнении, – подытожил я, глядя, как необычайно ловко орудует она пальчиками.

   – Ты не знаешь, зачем мне вкатили двойную дозу "Жаворонка"?– спросил я, помолчав немного.

   – Ума не приложу, – призналась она, пожав плечами. – Видать, наш старый изверг захотел тебя помучить между делом. Одна ампула "Жаворонка" – это уже перебор даже для сильного тренированного организма, как правило, используются её треть-доза, полудоза, она разбавляются клепитро?ном, который сильно ослабляет побочные эффекты "Жаворонка", а заодно и растягивает время протекания детоксикации с одной-двух минут до нескольких часов и даже дней. А тебя две ампулы "Жаворонка" чуть не убили. Ты и так ослабленный был после темпорального прыжка, вдобавок резко повысившееся давление, огромная потеря жидкости через потовыделение... Если б ты видел, что с тобой в душевой творилось! Мы двадцать минут не могли кровь остановить, она уже из пор кожи сочиться начала.

   – Кошмар! – передёрнулся я, представив себе это жуткое зрелище и вспомнив тот случай с парнем, которого "Жаворонок" убил.

   – Может старик решил, что двойная ампула быстрее выведет из организма амикранол? – предположил я неуверенно.

   – Андрей, ты арх-магистра по медицине не получал, а потому не неси ерунды, – фыркнула она сердито. – Амикранол в плане выведения его из организма – это не самая уж цепкая и сильная дрянь. Когда Капитошкин со мной связался по поводу того как лучше от него избавить ся, я предложила ему несколько вариантов, но про "Жаворонк" даже не заикнулась! Потому что амикранол спокойно можно вывести простым крепким чаем, красным сухим вином, рассолом огуречным или капустным... Его даже этой гадостью под названием "Водка" можно вывести. "Жаворонок" – это крайняя мера, которая применяется только в исключительных случаях. Только! – подняла она палец.

   – Тогда зачем он включён в Набор? – удивился я.

   – Затем, что стимуляторы Набора помимо обычных токсических свойств, отравляющих организм, обладают способностью накапливаться в виде шлаков в клетках органов, которые впоследствии преобразуются в злокачественные опухоли, удались которые даже с применением лазерной, атомной и субатомной хирургии практически невозможно. "Жаворонок" существует в Наборе как раз на тот случай, чтобы разбивать эти тромбошлаки и предупреждать возникновение и развитие опухолей. Поэтому его применение и сопровождается столь неприятными побочными эффектами, потому что сила этого препарата превышает все допустимые нормы. Это всё равно что кишечник вместо промывания в старые времена просто взять и подраить железной щеткой изнутри. Эффект тот же.

   – Ну и ну... – я покачал головой и мысленно пожалел свой бедный ливер, на долю которого выпало столь шикарное испытание. – А... никаких последствий применения "Жаворонка" не будет?

   – Нет, – улыбнулась она безмятежно, закончив разматывать последний бинт, и села, выпрямившись. – Последние его модификации, которые я включаю в Набор, снабжены колониями восстанавливающих наноботов, так что...

   Я посмотрел на неё, коснулся взглядом её нежного личика, чуть приоткрытых, чуть припухлых нежных изумительно очерченных губок, скользнул выше, нашёл её глаза, наши взгляды соприкоснулись, я окунулся в их затягивающую волшебную глубину, побултыхался там, а вынырнув на поверхность, вдруг с удивлением обнаружил, что держу её за руку, а другая рука так и ползёт по одеялу к её колену, приоткрытому сдвинувшейся полой халатика; её глаза полузакрыты, она явно витает уже в мечтах, где нет места ни мне, ни моей мужской сущности, где правит балом личное, выраженное в стремлениях и надеждах счастье, где крутят музыку ангелы на арфах, где дирижёром выступает холодный самокритичный разум, где танцпол – это все грани мятущейся рождённой, как ей кажется для лучшей жизни и лучшего мира души, где всё вокруг – отголоски призрачного мира надежд и несбывшегося счастья... Кто-то агностик в душе, возможно, назовёт это не прожитыми жизнями, не свершёнными судьбами, но я, материалист и реалист до мозга костей, считаю это той самой сказкой, каковой должен быть насыщен человек, коктейль из которой и реальной жизни он должен пить каждый день, до тех пор, пока не уйдёт в небесные чертоги его душа, не оторвётся и не воспарит за грань реальности, а тогда такой Человек оглянётся назад, посмотрит на прожитое, вздохнёт удовлетворённо: "Хорошо..." и шагнёт за край этой жизни, чтобы вновь воплотиться в какой-нибудь реинкарнации или, напротив, стать вольным сгустком энергии, свободно парящим, где ему только ни захочется. Сказку не нужно путать с реальностью. В реальности не следует забывать о сказке. Это две грани одной монеты, имея которую целиком, можно стать пожизненным богачом или банкротом – всё зависит от того, как ей воспользоваться. Теория Счастья не мной придумана, я лишь засунул любопытный нос в своё время в эту весьма поучительную писанину.

   Я останавливаю руку, скрепя сердце и проклиная собственную тактичность, останавливаюсь, отодвигаюсь от Эланы, рука моя, накрывавшая её руку, скользит назад по одеялу, разум холодно и одобрительно кивает, глядя на то, как я веду себя, как пай-мальчик, чувства верещат на все лады и обзывают меня последними словами, но кто я такой? Мужчина или нет? Настоящие мужчины руководствуются разумом и не всегда доверяют дело опрометчивым чувствам. Вот и я стараюсь быть таким.

   Элана вздохнула, открыла глаза, посмотрела на меня, я лишь твёрдо взглянул на неё, всё поняла и встала с дивана, подошла к столику, стоявшему рядом у стены и сложила на него бинты.

   – Тебя Зизольдий Гурабанович ждёт, – напомнила она тихо, бросила на меня последний взгляд и вышла из кабинета, притворив за собой дверь.

   Я посмотрел ей вслед, в памяти некстати всплыли вдруг воспоминания, когда мы были вместе. Я решительно послал их подальше – не до них сейчас, вскочил с дивана и принялся одеваться. Всё-таки голышом скакать к Старику на приём... Это было бы верхом нарциссизма, который бы Капитошкин не понял бы и не оценил.

   В кабинете Капитошкина я был уже через десять минут...

   – Удивительно, – пробурчал он вместо приветствия, – ты не опоздал. Как это у тебя так получилось вдруг?

   – "Жаворонок" помог, – хмуро ответил я, усаживаясь в кресло. – На двойной ампуле так сил набрался, что и в душевой по потолку бегал и сейчас вот к вам прибежал.

   – Язвительность и наглость родились вперёд тебя, – поцокал языком Старик и посмотрел на меня внимательно. – Впрочем, здесь ты, пожалуй, прав, так что прошу у тебя прощения за столь явное насилие над твоим бедным организмом. Пойми, на то были очень весомые причины.

   – Какие? – я поднял бровь.

   – Да все, что творятся вокруг, – махнул он рукой. – На твоём заказе мы потеряли сразу троих людей: Фауста, Джексона и Побережного. Я не знаю, что именно там произошло, со всем этим будем разбираться позже, когда начнёт действовать некрофаг, – Капитошкин посмотрел на часы, – то есть примерно через три-четыре часа, только тогда можно будет сделать снимки памяти. Я не знаю и не понимаю, что там плёл Побережный и как вообще нужно относиться к тому, что он произнёс... Ох... – он взлохматил остатки волос на лысой голове, – как же со всем этим разбираться...

   – Короче, Андрей, – произнёс он, помолчав немного, – аккурат перед твоим прибытием на фирму погиб на доставке заказа Артём Привольный. Здесь обстоятельства его гибели не связаны с очередной атакой этих проклятых чёрных убийц, просто парень не сумел уйти от охотников, инициировал противоход, потом воспользовался темпоральным смещением, запустил по глупости альтернативный темпоральный слой – в общем, в итоге он нарвался на Хранителей и вместе с наёмниками не смог уйти от них...

   – И?..

   – Это очень серьёзный заказчик, – пожевал губами Капитошкин. – Настолько серьёзный, что, расположив его к себе и заимев в качестве постоянного клиента, мы смогли бы обеспечить себе вполне неплохое будущее и без всяких дополнительных инвестиций. Для фирмы это многочисленные прибыльные договора, основанные на его связях, а персонально для вас увеличение премиальных за успешно выполненную работу на сорок-пятьдесят процентов.

   – Ого... – выдавил я, вспомнив тот замечательный день, когда по приказу Директора были повышены премиальные на десять процентов, мы тогда чуть с ума от радости не посходили – что поделать, держат нас в ежовых рукавицах. А тут целых сорок! И даже пятьдесят процентов!.. – Ого!..

   – Вот тебе и "ага", – произнёс Старик и побарабанил пальцами по поверхности стола. – Сам понимаешь, терять такой заказ я не намерен, поэтому... – он помолчал, собрался с духом и выдал на-гора: – ты пойдёшь вместо Привольного, доставишь затребованную информацию, извинишься от моего имени перед заказчиком за промедление и... Всё.

   – Секунду, – я поднял ладони, – а как же?..

   – Я знаю, – жёстко ответил он. – Поэтому поступим так: общая сумма по заказу составляет пятьдесят тысяч кредитов, заказчик согласился уплатить её полностью, отказался от рассрочки платежа, которая у нас в этом месяце проходит по акции... Значит так, я готов выплатить тебе премиальными пятнадцать тысяч кредитов, если ты согласишься, а также пойти тебе навстречу в плане оплачиваемого отпуска. Ты имеешь полное право отказаться – в конце концов закон на твоей стороне. Но тогда мне придётся искать других, а...

   – Артём был не намного слабее профессиональных курьеров, хоть и недавно только пришёл к нам, – пробормотал я задумчиво.

   – Вот именно, – подчеркнул Капитошкин. – Там, где провалился он, есть большая вероятность, что не справится другой курьер его уровня. Ты бы наверняка прошёл. Вдобавок, – он вздохнул, – я предоставлю тебе компанию, которой ты, несомненно, обрадуешься.

   – Кого это? – нахмурился я.

   – Здравствуйте, Зизольдий Гурабанович, – раздался вдруг за моей спиной бархатистый голосок незаметно вошедшей и тихо подкравшейся Шелы.

   Я вздрогнул от неожиданности, резко повернулся, попал на секунду к ней в объятия и был одарён мимолётным поцелуем, после чего меня, обалдевшего и растерявшегося, быстро скрутили и усадили в кресло.

   – Здравствуй, Шела, – скрипнул креслом Капитошкин. – Как твои тренинги?

   – Отвратительно, – она повела плечами и уселась на подлокотник моего кресла, я машинально обнял её за талию и притянул к себе. Она тихо мурлыкнула как большая довольна кошка и потёрлась носом о мою макушку.

   – Зачем меня вообще на них отправили? – фыркнула она сердито.

   – Сама знаешь – правила такие, – непреклонно ответил Старик и посмотрел на меня. – Ну? Что скажешь?

   – А что тут говорить? – я пожал плечами. – Любой из отдела охраны и безопасности труда запретит мне ещё один прыжок сразу после уже произошедшего, если разница между ними менее двенадцати часов. То же самое записано и в Уставе.

   – Я знаю, – кивнул он и прищурился. – Поэтому я тебе это предлагаю, а не приказываю.

   – Надо подумать... – пожал я плечами.

   – Думать некогда, – резко ответил он и подался немного вперёд, оперевшись на локти. – Я неспроста предоставил тебе целый час отсрочки – отдохнуть ты уже успел. В противном случае накачаем тебя фортиланом или ещё какими-нибудь стимуляторами... Думай, Преображенский! Я предлагаю тебе пятнадцать тысяч кредитов и оплачиваемый отпуск.

   – Сколько дней? – живо спросил я, заинтересовавшись.

   – Ну... – Старик сделал вид, что задумался, выдерживая театральную паузу. – Например, неделя.

   – Две, – быстро возразил я.

   – Хорошо, – не менее быстро отреагировал он, глаза его блеснули. – Я всё равно прекрасно знаю, что больше двух-трёх дней ты отдыхать не умеешь, так что твоё условие вполне удовлетворимо. Но учти: я расцениваю это как согласие.

   – Что ж это за заказчик такой, если вы идёте на такие колоссальные уступки? – осторожно поинтересовался я.

   – Официально он представился как верх-менеджер при Лидере торгового дома "Юпитер", – прищурил взгляд Капитошкин, – но... Я уже успел прокачать его по парочке своих каналов и... Оказывается, это Грис Бинтхем, Андрей. Ты понимаешь, что это значит?!

   – Нет, – честно признался я.

   – В каком мире ты живёшь?! – всплеснул руками Старик. – В сказке, что ли?!

   – Милый, – шепнула мне на ухо Шела, и я сразу же встрепенулся и едва не поплыл, услышав столь любимое обращение из уст любимой женщины, – Грис Бинтхем это глава Особого корпуса охраны, тайный шеф разведки и контрразведки в этом уголке Системы.

   – Если даже он к нам обратился, – довольно потёр руки Капитошкин, – значит дела наши и в самом деле идут неплохо. Впрочем, – он тут же помрачнел, – об этом свидетельствую и четыре трупа за сегодняшнее утро.

   – Четыре трупа?! – изумилась Шела и тревожно посмотрела на меня. – Ты опять успел кого-то убить? Что случилось? Что я пропустила?

   – Гм... – фыркнул я и укоризненно посмотрел на неё – тоже мне, нашла самого грозного киллера на свете.

   – Андрей, – теперь тон Капитошкина была серьезён как никогда, – после выполнения заказа подойдёшь ко мне. К этому времени, надеюсь, подействует некрофаг, будем изучать снимки памяти. Пока ты будешь на заказе, я попробую обработать версию Побережного – не нравится мне серьёзность его голоса, когда он это говорил...

   – Кто говорил? Что говорил? Побережный?.. – затараторила Шела, переводя удивлённый взгляд с меня на Старика и обратно. – Ну что же вы молчите?!

   – Шела, – я провёл рукой по её животу, коснувшись чуть сильнее, она удивлённо посмотрела на меня и, увидев, как прижимаю палец к губам, умолкла и надулась, лишь стреляла глазами по сторонам да возбуждённо надувала щёки.

   – Значит, ты согласен, – подытожил Капитошкин, вынимая из ящика папку с бумагами, отыскал в ней нужный лист и протянул его мне на подпись.

   – Почти, – улыбнулся я, внимательно перечитывая "Проклятые пункты", как мы называли "Пункты личной ответственности за возникшие в результате непродуманных мер чрезвычайные обстоятельства". Убедившись, что всё старое осталось на месте, ничего не изменено и как и прежде за участие в возникновении темпоральной катастрофы мне надлежит уплатить штраф в размере пятидесяти тысяч кредитов (интересно, кому бы я их платил?!), я аккуратно расписался и вернул бумагу Старику.

   – Чудненько, – кивнул он. – Значит на том и порешили. Я от своих слов не оступаюсь, ты, я надеюсь, тоже...

   – То есть? – не понял я.

   – Оплачиваемый отпуск в количестве четырёх недель тебе и так полагается по гражданскому законодательству, – объяснил, лучезарно улыбаясь, Капитошкин. – Именно его, точнее его часть, я тебе и предоставлю. А вот дополнительный отпуск будет под вопросом: а вдруг ты где-нибудь напортачишь?

   – Я ведь могу сейчас развернуться, выйти и домой поехать, – спокойно сказал я.

   – Уже нет, – улыбнувшись, произнёс Капитошкин, кладя подписанную мною бумагу в телепортатор. – Поздно уже. Ты почему заявление не читаешь, когда подписываешь?

   – Я читал! – возмутился я.

   – Пункты личной ответственности? – фыркнул Старик. – Да, я видел – у тебя глаза туда-сюда бегали, и морщины на лбу шевелились. Даже волосы трещали искрами от усиленной работы мысли. А пункты выше читать уже не нужно?

   – А зачем? – удивился я. – Они же бог знает сколько времени неизменны.

   – Как раз на таких как ты и рассчитаны, – горько усмехнулся он, откидываясь на спинку кресла. – Запомни, Преображенский, неизменными оставляют как раз пункты личной ответственности, потому что ничего новее, чем уже обрисовано в них, не придумано. А вот юридическая сторона в отношениях "клиент – посредник – курьер" весьма любопытна и в соответствии с многочисленными поправками к Системному законодательству регулярно изменяется и дополняется. Это только в математике от перемены мест слагаемых сумма не меняется. А здесь в юриспруденции всё по-другому – поменял слова местами, и вот в твоей фразе сокрыт совершенно другой смыл. Или смысл слова понят неправильно, тогда вообще возникает уже третий общий смысл. Всё ведь не просто так!..

   – Виноват, Зизольдий Гурабанович, – повинился я. – Я так полагаю, исправлять что-либо уже поздно?

   – Правильно полагаешь, – Старик с уважением посмотрел на меня. – Но ты не трясись – я давно привык за всеми вами огрехи ваши убирать и хвосты заносить, так что в порядке твоё заявление, в порядке. Но в следующий раз будь бдителен!

   – Буду бдителен, – отчеканил я, вытягиваясь в кресле в струнку, отчего Шела вдруг пискнула и едва не свалилась.

   – Не паясничай, – отмахнулся Старик и посмотрел на меня. – Всё, теперь свободен! Приводи себя в порядок, набирайся сил – времени у тебя ещё полчаса до прыжка, успеть можешь многое...

   – Шела, ты со мной? – я задрал голову и посмотрел ей в глаза.

   Наши взгляды встретились, соприкоснулись, проникли друг в друга и внутрь головы, сердца забились быстрей, где-то в глубине души я прочитал её мысленное послание: "Прости..." и обо всём забыл, обо всех несуразицах, что возникли за эти два дня, о её повышенном тоне, когда она разговаривала со мной, когда Элечка с неожиданным визитом вдруг нагрянула в гости, о том, что спал один, о том, что из-за этого не высыпался, о том, что грустил по ночам, когда никто не стягивал одеяло, не брыкался и не лягался... Я простил ей всё. И как награда за это прощение мне достался самый романтичный, самый красивый, самый тяжёлый и самый крепкий воздушный поцелуй. Я разомлел в кресле и чуть было не пустил слюни от счастливого блаженства.

   – Конечно, – кивнула она и незаметно от Капитошкина провела кончиком язычка по обольстительным губкам и послала мне такой откровенный взгляд, что мне вдруг захотелось её прямо здесь и прямо сейчас, на столе у Капитошкина, в кресле, на шкафах, внутри них, и, возможно, даже на люстре. Люстра у Старика крепкая, добротная, сделана на заказ известным мастером, крепление к потолку там очень надёжное.

   – Шела поможет тебе пройти, – пояснил Капитошкин, складывая руки на груди. – Как ты сам всё видел, с Фаустом и Джексоном мы оплошали. С одной стороны, я виноват, что парни не были подготовлены к ТАКОЙ ситуации, с другой стороны, никто не мог ожидать, что там окажется столько этих ублюдков в чёрных костюмах да ещё и киллер номер один по фамилии Побережный. Никто не мог знать, верно?

   – Никто, – я покрутил головой.

   – Поэтому сейчас сделаем по-другому. Шела пойдёт вместе с тобой, а не будет дожидаться момента, когда ты попадёшь в беду, чтобы прийти на помощь. Вдвоём ваши шансы не просто возрастают, они растут как потомство цуцликов. Если будет атака "чёрных", вы от неё, я уверен, без проблем отобьётесь. Возможно даже и пленника прихватите. Всё-таки не кто-нибудь, а лучшие по рукопашному бою...

   – А если не будет ничего? – спросила вдруг Шела, раскачиваясь на мне и подпрыгивая как на взаправдашнем батуте.

   – В таком случае вернёшь деньги, которые запросила, обратно и отправишься обратно в Центр для продолжения прохождения тренингов, – отрезал Старик, и Шела, недовольно фыркнув, надулась и отвернулась. – Это всё, что я хотел сказать. Теперь выметайтесь отсюда...

   – Одну секунду, – я поднял палец, и Капитошкин недовольно заворчал, однако внимание обратил. – Раз уж на доставке погиб Привольный, я имею право знать, что это за темпоральный слой и что за условия пребывания там.

   – Ты выходишь за рамки своих прав и полномочий, Андрей, – рыкнул он сердито, и я пальцем стёр с брови его плевок.

   – Ну конечно, – развёл я руками. – Там, – я кивнул в сторону двери, – за ней томится огромное стадо журналистов и базарных и бульварных писак. А поскольку я всё им расскажу, то в сегодняшней полосе "Гласа красной планеты" появится статейка о том, где и как путешествуют курьеры...

   – Кому это надо, Зизольдий Гурабанович? – спросил я, помолчав немного. – Кроме конкурентов никому ведь. А вы меня таким дураком считаете, способным положить голову на плаху?

   – Ишь, расчирикался, – недовольно пробурчал Капитошкин. – Ладно, убедил... Так и быть не поверю я в твою болтливость направо и налево. Однако, рассказать что-либо точное всё равно не смогу. Дело в том, что заказчик пожелал снизить риск до минимума, воспользовался нашей самой последней технологией VIC-прыжка. С её помощью один реально существующий координатный блок можно распределить по теоретически бесконечному количеству темпоральных слоёв, каждый из которых стохастически выбирается компьютером перед прыжком. Таким образом, снижается риск возникновения дублирующих слоёв и снижается вероятность перехвата координат конкурентами. Ясно?

   – Примерно, – кивнул я, вставая из кресла. – Короче говоря, шансы у меня весьма и весьма невелики: слой вам неизвестен, потому что он выбирается случайным образом; будет атака "чёрных" или нет, вам тоже неизвестно; соответственно коэффициент насыщенности слоя также неизвестен... Прекрасные шансы добраться до маяка живым и не покалеченным! – всплеснул я руками.

   – Разве Шела не склоняет чашу весов в твою сторону? – спросил вкрадчивым голосом Старик.

   – Склоняет, конечно, – пожал я плечами. – Об этом и мыслей быть не может. Но я не привык работать в неизвестной обстановке – из-за этого я начинаю делать ляпы.

   – "Ляп" – это твоё второе имя, – великодушно сообщил Капитошкин, величественным кивком головы отпуская нас нафиг. Шела тут же потянула меня к двери. – Ты справишься, Преображенский, я уверен в тебе. Вдобавок пятнадцать тысяч кредитов отработать тоже нужно, согласись.

   – Учти, эта технология ещё не полностью откалибрована и отлажена, – донеслось мне в спину. – Теоретически она работает безупречно, а вот практически... В общем, готовься ко всему!

   За нами закрылась дверь, разделив нас посередине, Капитошкин остался по ту сторону реальности и продолжил руководить адскими армиями, изрыгать проклятия на головы врагов, поливать их смертоносной своей ядовитой зловонной слюной; а мы с Шелой оказались в длинном обыкновенном коридоре, пронизывавшим всё здание нашей фирмы от одного конца до другого и до боли напомнившим мне тоннель из света, по которому на небеса устремлялись души, чтобы дождаться своей очереди в Чистилище, быть там судимыми по небесным законам и либо быть допущенными к вечному царству света и скуки под названием "Рай", либо же жуткому но весёлому, мрачному как и его хозяева подземному адскому пеклу... Хм, забавно... Когда-то в счастливое и прекрасное время бытности весёлым безалаберным студентом я надолго засунул нос в общие вопросы религии, которую нам тогда преподавали в университете, – мне было интересно, как же души, которые по определению нематериальны, могут подвергаться различным чудовищным пыткам в адском царстве? Не мог я этого понять, ну никак! Преподаватели, чуть более искушённые в этих вопросах чем я, наперебой твердили мне: "Читайте Библию! В ней всё написано...". И я читал. Один раз, потом второй, потом третий, четвёртый... Изучил до дыр оба завета, местами не понял завуалированных намёков составителей этой когда-то мировой книги. А потом мне надоело читать одно и то же, и я обратился к редким, заброшенным, исключённым и полузабытым евангелиям и понял, что сделал это не зря – вот где скрывалась истинная кладезь небылиц. Проглотив Евангелие от Матфея, я вцепился в Евангелие от Иоанна, от Луки, потом просмотрел внимательно "Изречения Павла", потом засунул нос ещё в десяток источников, а когда во всех десяти нашёл места, противоречащие одно другому, искажающие смысл друг друга при сопоставлении, завуалированные путиной двусмысленных фраз и полуправды, понял вдруг, что хватит, плюнул на всё и забросил эту святую писанину подальше, ибо мой мозг, привыкший анализировать даже запутанные нюансы философских систем, упорно буксовал в трясине религиозных диспутов. Вдобавок мною, точнее тем, что я пересказывал однокурсникам и над чем мы смеялись на улицах и площадях, начали интересоваться клирики Белой Башни – тогда мне довелось обучаться на Марсе. Так что я вовремя прекратил своё очередное увлечение – связываться с Инквизиторами мне совершенно не хотелось, да и не знал я ни одного здравомыслящего, который бы по своему желанию согласился бы с ними связаться или – не приведи Триединый! – угодить к ним на допрос...