Текст книги "Этот мир придуман не нами (СИ)"

Автор книги: Павел Шумил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 104 страниц)

Подбегает Марта, сует в руку знакомый лабораторный стакан с какой-то горько-солоноватой жидкостью, отстегивает от меня медицинские датчики.

– Пей до дна. Мухтар со Стасом закончили модель. Сейчас считают оптимальный уровень сигнала.

Допиваю жидкость, поднимаюсь с кушетки и иду в аналитический центр. Пока мозги особенно чисты и прозрачны, нужно запустить обработку данных, полученых со шлема Миу. Потом будет больно…

Через час я уже никакой. Хочется выть на луну и биться головой о стену. Но получил ЦИФРУ. Мощность сигнала записи для Миу относительно принятого за единицу среднечеловеческого.

– Влад, мы кончили, – говорит Мухтар. – Два и два.

– Я тоже кончил. Два, двадцать пять. Хорошее совпадение. Возьмем среднее.

Мы считали одну и ту же цифру. Но разными путями. Мухтар со Стасом шли от биохимии нервной клетки. Я же – от статистической обработки данных шлема по первой записи. Обработку огромных массивов информации удалось свести к алгоритму, похожему на транспортную задачу. Дальше… Симплекс метод рулит!

– Ребята, дальше без меня. Я – пас. Чисто наблюдатель.

– Сделаем, шеф. Осталась ерунда – повторная запись, и все.

Парни убегают в медицинский отсек. Тащусь за ними, то и дело прикладываясь лбом к холодной стенке. Когда занимаю сидячее место на кушетке, подготовка уже закончена.

– Заново голову Миу мочить не будем? – интересуется Мухтар.

– Лучше не трогать шлем. Сейчас сигнал четкий по всем каналам.

– Тогда – с богом.

Запись занимает три минуты с секундами.

– Вот и все, – устало произносит Марта. – Теперь только ждать.

– А как…

– Сто процентов! Шлем можно снимать, но еще десять минут для контроля…

– Вот и ладушки. Док, дай снотворного, – подаю я голос, перетекая в лежачее положение.

– Держи. Эту глотай, а эту – под язык, так быстрей подействует, – получаю две таблетки и закрываю глаза. Голоса бубнят, но, чтоб понять, нужно сделать усилие. Что-то насчет того, что Миу прошла максимум и идет на поправку. После чего парни выталкиваются за дверь.

Наслаждаюсь персональным адом. Знал, на что шел, обижаться не на кого.

– Как ты? – Ладонь Марты ложится на лоб.

– Я был плохим руководителем. Я был очень скверным, гадким руководителем, – пытаюсь улыбнуться, но получается оскал.

– Снотворное не действует?

– Как видишь.

Марта сквозь зубы тихонько ругается не по детски, и через минуту слышу скрип ножек кушетки по полу. Еще через минуту кушетка подо мной куда-то ползет с омерзительным скрипом.

– Приподними голову, – чувствую, как на меня надевают теплый, влажный изнутри шлем.

– И кто у нас после этого чудо в перьях? Не отвечай, вопрос риторический. Влад, раз снотворные не действуют, может, тебя молотком по голове стукнуть, чтоб отрубился?

– На все согласен.

– Тогда потерпи час-полтора, я что-нибудь придумаю, хорошо, миленький?

– Есть потерпеть полтора часа, – рапортую не открывая глаз. Голова – воздушный шар, надутый болью. Раз я миленький, значит, попал в категорию тяжелых. А то сам не знаю? И почему полтора часа ждать – тоже знаю. Интерфейсы режутся. Если сейчас не прорежутся, считай, все было напрасно. Один уже прорезался, раз это знаю. На сколько блоков была разбита информация? На семь, восемь, девять? Нужный еще не прорезался, иначе бы знал.

– Как Миу?

– У девочки все хорошо. Спит и видит пьяные кошмарики. Боль спадает практически линейно.

– А у меня?

– У тебя максимум еще впереди.

– Какие у меня варианты? Кроме как молотком по голове?

– Влад, ты себя в такую жопу вогнал… Молотком по голове уже не поможет. Сотрясение заработаешь, а сознания не потеряешь. На тебя сейчас ни транквилизаторы, ни психолептики не подействуют. При таком уровне возбуждения Н-блокаторы ниже порога…

– Совсем?

– Ну… Подействуют, если дать в летальных дозах. Типа, гильотина от любых болезней помогает.

– Неужели совсем ничего нет?

– Есть, но не про твою честь. Новые препараты группы Н-5. Но как раз тебе их нельзя.

– Почему?

– Потому что слишком мощные, для смертников. Блокаторы – они блокаторы и есть. Забудешь то, что сейчас записал. Тогда ради чего страдал, спрашивается? Н-5 заблокирует формирование интерфейса.

– Марта, мы Миу точно вытащили?

– Точно. Зуб даю.

– От Линды научилась? Золотце мое, послушай меня внимательно. Если Миу вытащили, эти знания мне больше не нужны. Без них полвека жил и еще столько же проживу.

– Влад, ты псих сумасшедший, – всхлипнула Марта. – Ты хоть это понимаешь?

– Доктор, милая моя, лапочка, кисонька, ласточка, солнышко ясное, только не тормози. Действуй! Или я сейчас голову об стенку расколочу!

Ррумиу, стажерка

Просыпаюсь на кровати в комнате хозяина. А самого хозяина рядом нет. Голова не болит, но какая-то тяжелая, как после того вечера с караванщиками. Во рту словно крысы ночевали. На мне – ни тряпочки. Даже ошейника нет.

Что было вчера? Было мокрое дело, затем стало очень больно, потом пришел хозяин… и я проснулась уже здесь.

Осторожно поднимаюсь, иду в ванную, смотрю на себя в зеркало. Чучело! Шерсть на голове дыбом и не приглаживается. Левое ухо завернулось и болит. Прополоскала рот, попила водички, разыскала шальвары и ошейник в тумбочке рядом с кроватью. И пошла выяснять, что со мной было.

В аналитическом центре – никого. В трапезной – никого. В комнатах Марты и Линды – никого. В страшную комнату заглядывать не хочется, но надо.

Ага, Марта уснула в кресле и планшетку на пол уронила. А рядом с томографом появилась кровать. И на ней кто-то лежит со шлемом на голове. Мой хозяин!

– Марта, – опускаюсь на колени рядом с креслом и осторожно тереблю ее за рукав, – что с хозяином?

Марта резко просыпается. Глаза опухшие, заплаканные.

– Ты уже встала? Как голова? Болит?

– Уже не болит, но словно я сама по себе, а голова сама по себе.

– Это нормально, – улыбается Марта и гладит меня по плечу. – Поешь, приведи себя в порядок и опять ложись. Завтра утром будешь как огурчик.

От этой фразы меня чуть не вытошнило.

– Что не так? – обеспокоилась Марта.

– Соленые огурцы, – пробормотала я. – Госпожа говорила, органоле… лептические свойства соленых огурцов… – И зажала рот ладошкой. На всякий случай, пока желудок не успокоится.

– Ох, грехи наши тяжкие… Как ты с одного раза такое слово-то запомнила? Слушай внимательно: КОМПОТ С РОГАЛИКОМ, – громко и четко произнесла она. – Теперь лучше?

– Госпожа Марта, что с хозяином?

– То же, что с тобой вчера было. Только еще хуже. У тебя боль доходила до двухсот восьмидесяти единиц. Ты этого не помнишь, ты уже спала. А у него – за триста сорок.

– Он взял себе мою боль?

– Нет, этого мы не умеем. Он, дурак, видно, решил на себе испытать, на что тебя обрек, – Марта всхлипнула, и по щеке скатилась слезинка. – Не обращай внимания, это все нервы. Твой хозяин решил стать самым умным – и сам, своими руками тебя вылечить. Ты три минуты под шлемом просидела, а он – три с половиной часа. В семьдесят раз больше. Теперь вот никакой.

– Мой хозяин ради меня пошел на боль…

– Гордись, какой мужик тебе достался, – улыбнулась сквозь слезы Марта. – И еще хочу тебя предупредить. У нас, на Земле очень строгие правила. За последние два дня мы столько раз их нарушили – пальцев не хватит, чтоб сосчитать. Если Земля узнает, что здесь было – твоему хозяину очень и очень не повезет. Ты меня поняла? Чем меньше там знают, тем лучше для Влада. Но я тебе этого не говорила.

– Стажерка поняла. Но если прямой вопрос…

– Ты стажерка, а не рабыня. Ты местная, наших институтов не кончала. Имеешь право что-то не знать, в чем-то не разбираться. Можешь сослаться на плохое знание языка и позвать кого-то из нас.

– Стажерка поняла. А где все?

– Петр и Линда в городе. Мухтар, наверно, в мастерской. У Линды вчера в городе с кем-то спор вышел. Она уговорила Стаса с Мухтаром ей подыграть. Теперь она где-то бегает, а мужики за нее работают. Ну, иди, поешь, потом я тебе остальное расскажу.

Трусь щекой о ее руку, поднимаясь с пола и выхожу в коридор. Чудные дела в этом доме. Представить сложно, чтоб во Дворце кто-то гнал рыжую… покушать! Но первым делом заглядываю в мастерскую. Мухтар и Стас со стеклянными масками на лицах пристально смотрят на большой гудящий железный сундук.

– Миу, ты уже встала! Голова не болит? – меня осторожно тискают в объятиях, словно я фарфоровая, заглядывают в глаза.

– Прости, если можешь, что так получилось, – Мухтар не знает, куда отвести глаза. – Это моя вина, что тебе было так плохо.

– Хозяин говорил стажерке, что будет больно. Стажерка знала, на что идет. Можно стажерке узнать, что вы делаете?

– Дурью маемся, – сердито буркнул Стас. – драгоценные камни подделываем вместо того, чтоб настоящие изумруды наштамповать.

Мне на голову надевают стеклянную маску. Только она не стеклянная, потому что очень легкая и не холодит кожу.

– Без защитных очков к станку не подходи, – предупреждает Мухтар. – стружка вылетит, можешь без глаза остаться.

– Станок – это вот это?

– Да. Этот станок называется Универсальный Обрабатывающий Центр, – начал объяснять Мухтар. – Сейчас он алмазным диском режет бутылку из-под шампанского на колечки. Потом колечки нарежет на ромбики. Затем на ромбики нанесет огранку – и получатся стекляшки, очень похожие на драгоценные камни.

Я нагнулась и посмотрела на алмазный диск. Он был очень тонкий – тоньше листа пергамента. И крутился с бешеной скоростью. Стекло резал так легко, словно бутылка сделана из воска. С боков в диск били две струйки мутной воды.

– Можно стажерке спросить, этот диск, наверно, жутко дорогой. За него полстраны купить можно. А вдруг сломается? Линду не накажут?

– С чего ты взяла, что он дорогой? – удивился Мухтар.

– Но… Он такой большой… Какого размера был алмаз, из которого его выточили?

– А-а… Сам круг не алмазный. Он спрессован из специального пластика и алмазной пыли. Поэтому так и называется.

Пока говорили, еще два отрезанных колечка скатись в лоток.

– Можно стажерке узнать, для чего это?

– Я же говорю – дурью маемся, – вступил Стас. – Какой-то хлыщ из Дворца сказал Линде, что она не чувствует веса денег. Дети знати не умеют вести дела, их обдирают как липку. Твой Шурртх и Линда поспорили, что она сама кого угодно обдерет. И это обойдется ей дешевле двух бутылок хорошего вина. Дешевле – потому что вино она выпьет. И вот вчера, только мы справились с кризисом, она привела сюда Шурртха и устроила праздник по случаю победы разума над интеллектом. Мы распили две бутылки шампанского и бутылку коньяка. Шурртх упился в зюзю, хотя коньяка ему не наливали. Кстати, ночевал в твоей комнате. А нам было поставлено на вид, что споили твоего братца. И прощение получим только за полкило фальшивых изумрудов.

Шурртх ночевал в моей комнате! А я не знала?!

– Может стажерка чем-то помочь вам?

Мужчины переглянулись.

– Программировать станок ты не умеешь, так что пока – ничем. Когда закончим огранку, разложишь камни по пакетикам. По пятьдесят штук в пакетик. А пока – смени Марту. Она со вчерашнего дня ничего не ела.

Я поклонилась мужчинам и побежала в столовую. Быстро проглотила кусок жареного со специями мяса, запила фруктовым соком, чтоб погасить пожар во рту. И задумалась, что же приготовить Марте? Вызвала на экран киберкока имена. Буквы незнакомые, но вот имя Мухтара, значит над ним – Марта. Теперь – обеды. Ох, сколько много… Ткнула в пятый сверху, получила салатик, тарелку горячего супа, что-то непонятное на второе и чашечки с чем-то на сладкое, как здесь говорят. Составила все на поднос, отнесла Марте в страшную комнату.

– Какая ты умница, – похвалила меня Марта. – Но зачем очки надела? На камбузе все цело? Ничего не сгорело, не взорвалось?

Оказывается, я так и хожу в защитной маске. Буду во Дворце – подарю кузнецу. То-то он обрадуется!

– Стажерка ходила в мастерскую. Там Мухтар и Стас работают. Госпожа Марта, ляг, поспи. Я подежурю.

– Дело говоришь, – согласилась Марта, отправляя пустые тарелки в утилизатор. – Слышишь, как диагност попискивает? Если звук изменится, тут же буди меня.

Легла на кушетку, накрылась легким одеялом и мгновенно заснула. Я села в пригретое ее теплом кресло, повертелась – неудобно. Забралась с ногами, свернулась комочком. Хозяин выглядел усталым и изможденным. Черты лица заострились, кожа под глазами потемнела. Лежал абсолютно неподвижно, только грудь мерно приподнималась при дыхании. А я уже второй раз дежурю у его кровати. В прошлый раз он спас отца, в этот – меня. И оба раза сам попал на больничную койку.

Заглянули Мухтар со Стасом. Я показала им знак молчания – ладошка на рот и тут же жест отрицания – ладошка вертикально, ребром. Они поняли, дружно кивнули и тихонько прикрыли дверь. Бесшумно шагая, прошлась по комнате, притушила свет до полумрака, вернулась в пригретое гнездышко на кресле.

Во Дворце меня очень редко наказывали болью. Оставить без еды, или загрузить работой – это запросто. Но даже плеткой до крови не били. Это не значит, что мне никогда не приходилось сталкиваться с болью. Один раз в прачечной, когда мы не столько работали, сколько шалили и брызгались, рабыня хотела вылить ведро кипятку в общее корыто, но поскользнулась, упала и окатила кипятком ноги мне и еще троим. Я была ближе всех. Даже не почувствовав еще боли, запрыгнула в это самое корыто. За мной – остальные прачки. Дно не выдержало, провалилось – и вслед за волной кипятка по полу прачечной прокатилась волна теплой мыльной воды.

Говорят, это спасло ноги многим. Говорят, отделались легким испугом. От этого легкого испуга мы, пятеро наиболее пострадавших, ночью спать не могли.

Но даже тогда не было так больно, как вчера. Та прачка не хотела ронять ведро. И вчера никто не желал мне такой боли.

Дверь тихонько приоткрылась, и Стас поманил меня рукой в коридор.

– Позвони Шурртху, успокой его. Он уже три раза тебе звонил, – сообщил Стас, вкладывая мне в руку рацию. – его номер 207.

– Спасибо, господин, – с поклоном поблагодарила я Стаса и присела на пятки у полуоткрытой двери. Так, чтоб слышать попискивание белого ящика с зеленоватым экраном. Как Линда учила – этой кнопочкой оживить рацию, потом набрать номер, нажать зеленую кнопочку и поднести к уху. Только услышав длинные гудки, я удивилась, что рисунки на кнопочках превратились в понятные цифирьки. На секунду отняла рацию от уха и вновь взглянула. Да, были рисунки, стали цифры.

– Я Шурртх, кто хочет говорить со мной? – раздался знакомый голос.

– Я Миу. Шурр, я узнала, что ты вчера был у нас. И даже не поговорил со мной, – зашептала я в трубку. Стас, стоявший рядом и наблюдавший за моими действиями, подмигнул мне, пощекотал за ухом и ушел по своим делам.

– Миу, с тобой все хорошо?

– Сегодня – да. А вчера было хреново. Но все уже прошло.

– Вчера ты спала, и твое дыхание плохо пахло. Женщина с мечами сказала, что тебя нельзя будить. А если я разбужу, то оторвет мне голову и скажет, что так и было. Что у вас вчера случилось? Почему сегодня твой Владыка не посетил Дворец?

– Ой, Шурр, вчера такое было! Ты не поверишь! Представь, словами можно отравиться. Как поганками! Я выучила десять тысяч слов – и мне поплохело. Да так поплохело, что чуть копыта не отбросила. Меня хозяин спас. Но сам тоже отравился.

– Миу, не части. Ты на каком языке сейчас говоришь? Я одно слово из трех понимаю.

На каком языке я говорю? На русском?! – понимание пришло так неожиданно, что села бы на пол, если б уже не сидела. Повторила Шурру еще раз, следя за языком.

– Удивительно! Кто бы мог подумать, что словами можно отравиться как поганками, – не мог поверить Шурр.

– Десять тысяч слов! – убеждала я его. – За четверть стражи. Даже меньше. Наверно, я не так сказала. Не отравиться, а переесть, понимаешь? Мозгами переесть. Слишком много и слишком быстро. Если Владыка спросит, передай, что со мной все хорошо, ладно? Мне пора к хозяину.

– Не переедай так больше, маленькая разбойница. Конец связи.

– Конец связи, могучий серый воин. Не обижай серых дев! – Нажала на кнопочку отбоя и побрела на пригретое место. Можно не притворяться бодрой, а спокойно все обдумать, как ма Рритам учила. "Случилось плохое – сядь, подумай". Никто не хотел мне зла. Никто не ожидал зла. Это – отправная точка, как говорил учитель. Почему же со мной случилось страшное? Наверно, умерла бы, если б не хозяин. Хозяин за меня пострадал. Учитель говорил: "Если любишь, чужая боль больнее". Марта говорила, его боль больше. Все сходится. Что же это было? Предупреждение?

Осторожно прикасаюсь к руке хозяина. Она не холодная, но прохладная. От манжетки на запястье тянутся шнурки к белому ящику. Обхожу кровать, чтоб не порвать шнурки, ложусь рядом с хозяином. Уткнувшись лбом в плечо, согреваю в ладонях его руку. Слезы беззвучно капают на простынь. Ритмично попискивает белый ящик.

Хозяин, я исправлюсь, мамой клянусь.

Просыпаюсь от изменения звука. Вместо равномерного попискивания – непрерывный «пииии». Пытаюсь вскочить, но рука хозяина зажимает мне рот.

– Тссс! – шепчет мне на ухо. – Не надо будить Марту.

– Но мне велено…

– Я только до туалета. И сразу назад.

Движения у хозяина осторожные, экономные, как у раненого. Журчит вода. Потом хозяин бредет к шкафу с пузырьками на полочках, ищет что-то. Снова журчит вода. Хозяин возвращается, ложится под одеяло, пристегивает шнурок к манжетке. Пугающее "пииии" сменяется знакомым попискиванием.

– Как ты, малышка? Голова не болит?

– С рабыней все хорошо. Рабыня готова служить хозяину.

– Это хорошо, – Хозяин провел рукой по моему боку от подмышки до бедра. – А у меня еще головка бо-бо. Сейчас я съел три таблетки снотворного, скоро усну и просплю полсуток. Когда проснусь, буду здоров как бык. Тогда и поговорим, ладно?

– Рабыня очень испугалась за хозяина, – всхлипнула я.

– Мы все здорово перепугались. Но все уже в прошлом. Хорошо то, что хорошо кончается, правда? Я сейчас засну – и ты постарайся поспать. Когда проснешься, все будет как всегда.

Я помотала головой, покрепче прижалась к боку хозяина и успокоилась. Как всегда уже никогда не будет. Но сейчас – спать.

Так мы и уснули, крепко обнявшись, под мерное попискивание белого ящика.

Просыпаюсь от осторожного потряхивания за плечо.

– Миу, проснись.

– Стажерка слушает, – осторожно поднимаю голову и оглядываюсь.

– Как головка?

– Чуть-чуть не так. Словно накануне вина выпила.

– Это нормально. Расскажи мне, что было пока я спала? Откуда на регистраторе четверть часа клинической смерти?

– Все было спокойно. Один раз хозяин проснулся, сходил в комнату уединенных размышлений и снова лег спать. Сказал, завтра будет здоровый. Это правда?

– Это он так думает. Миу, больше ничего не было? Влад прямо так лег и уснул? – с беспокойством спросила Марта.

– Перед тем, как лечь, подходил к тому шкафчику. А потом сказал, что съел три таблетки снотворного.

– Ох, супермен недоделанный! Сказал, какого?

– Нет, госпожа. Но можно посмотреть.

– Э-э-э… Попробуй!

Я на всякий случай понюхала руку хозяина, соскочила с кровати, открыла шкафчик и неторопливо, на медленном вдохе провела носом вдоль ряда пузырьков и коробочек. Отвернулась, прикрылась ладошками и чихнула!

– Ничего?

– Этот – уверенно ткнула пальцем в тот, который пах сильней других. И еще раз чихнула.

– Молодец! – похвалила меня Марта и погладила по спинке. – Это ему не повредит. Иди покушай, потом я схожу. Только что Линда с Петром из города вернулись.

Я потерлась щекой об ее плечо и поспешила в свою комнату. Быстренько навела порядок, убрала постель. Забежала в ванную, привела в порядок себя, сменила ошейник на самый скромный и заглянула в зеркало. Не лучший вид, но уже не страшилка. Забежала в комнату хозяина и тоже навела порядок. Подстилку, на которой спала в первые ночи, запихала под кровать. И близко, достать просто, и в глаза не бросается. И поспешила в столовую. Тут мне чуть ребра не поломали. Петр – ладно. Но не знала, что Линда такая сильная! Пока рассказывала, что с хозяином, передо мной поставили тарелку с мясной похлебкой, всунули в руку ложку. Да что же это делается? Это я должна на стол накрывать!

Поели быстро. А потом начался разбор полетов. Оказывается, Линда с Петром только на четверть стражи залетели во Дворец, сообщили, что все живы, хотя не совсем здоровы, и поспешили в город. В Амфитеатр, в котором будет проходить мистерия "День победы". Линда еще вчера договорилась о бронировании ложи рядом с ложей Владыки. И навела шороху, как Петр сказал. Сначала над ней посмеивались, но она заявила, что в театре разбирается лучше всех их вместе взятых. Что у нее бабушка по материнской линии театром управляла, что она с трех лет за кулисами духом театра дышала.

– Мне этот японский символизм вот где! – рубанула себя ребром ладони по горлу. – Они у меня узнают, что такое система Станиславского!

– Ты расскажи, что вчера было, – подзуживает Петр.

– Да чего рассказывать? Устроила им мастер-класс по Шекспиру. Сразу зауважали.

– Она берет разбитый кувшин с отбитым горлом, – просвещает нас Петр. – Рисует на нем углем глаза, провал носа, зубы. Получается череп. Обводит сцену рукой, говорит: "Это кладбище. Там могильщики роют могилу". Садится на какой-то ящик, держит череп так на отлете: – О, Йорик! Бедный Йорик. Я знала его, Горрацио!" А потом добила бедных монологом Гамлета "Быть или не быть?" И все – с черепом в руке. Теперь она у них высший авторитет. В рот смотрят. Вся сцена в лесах – завтра занавес вешать будут. Кстати, половина артистов – наши знакомые. Те самые рабы, что с караваном шли. Будут в массовках играть. О Миу расспрашивали.

Я даже ушки поджала. Не могли рабы первыми с Петром заговорить. Значит, сам с ними решил побеседовать. Римм, капитан – и с чужими рабами. Не могу привыкнуть.

– Хорошо, играть ты их обучишь, – улыбнулся Стас. – А цель?

– А-а… Э-э… А разве этого мало? – удивилась Линда.

– Не мало. Но можно больше. Можешь начать продвигать идеи свободы, равенства и братства. Для начала – помирить местных с рыжими. Я следил за репетицией, вроде, сюжет позволяет. Главное там есть – обе стороны показаны честно, без дураков. Слегка поиграть с акцентами, дать прочувствовать дымку истории, прошедшее с войны время…

– Стас, поможешь? – глаза у Линды загорелись, щеки порозовели.

– Подумаю. Обеспечь меня материалами по истории и хрониками.

– Если Владыка разрешит Миу поработать в библиотеке Дворца, она сможет отсканировать нужные книги, – подсказал Мухтар.

– Миу просто так туда не пустят. Но если Шурртх приведет ее с собой, поговорит с архивариусом, а потом посадит выполнять якобы порученную ему работу… Может получиться, – внес предложение Стас. – Миу, что думаешь?

Я всего несколько раз была в библиотеке. Полы мыла, пыль убирала. Там столько книг и свитков!

– Стажерка сделает все, что дОлжно. Только бестолковая стажерка не знает, что такое "отсканировать".

– Научим! Это просто, – обрадовалась Линда. – Отсканировать книгу – это значит подвесить над столом видеокамеру, положить на стол книгу и перелистать, чтоб камера увидела каждую страницу. Ничего сложного.

– Когда стажерка должна это сделать?

– Чем быстрее – тем лучше. Осталось всего пятнадцать дней. Лучше, если завтра начнешь.

– Но хозяин…

– Шеф завтра утром будет в норме я с ним договорюсь. А ты поговори с папой и Шурртхом.

– Подводим итоги, – Стас зачем-то поднял руки кверху. – Миу берет на себя историю. Я – сценарий. Линда – режиссуру, сценическое движение и речь. Петр, поможешь местным с занавесом, задником и декорациями. Мухтар, постарайся разобраться на месте с акустикой. Ну и вообще, со звуковым оформлением. Музыка, шумовые эффекты. Насчет света надо подумать. Вопросы?

– Завтра появятся, – улыбнулся Петр и подмигнул мне.

– Тогда разбор полетов закончен.

Я вскочила и побежала делиться новостями с Мартой. Но, оказывается, она все видела и слышала. Перед ней на экране до сих пор виднелась столовая, по которой ползали, сметая пыль и подбирая крошки две "божьи коровки". Они полезные, но боятся людей, и, как только входишь в комнату, прячутся в норку. Один раз я, чтоб их рассмотреть, быстро пробежала комнату и закрыла подушкой норку. Но оказалось, что норок две, в разных концах комнаты. И они спрятались в другую.

– Миу, подежурь стражу, а я поем и приведу себя в порядок, – попросила Марта.

– Слушаюсь, госпожа, – ответила я с легким поклоном. Марта вышла, а я глубоко задумалась. Не первый день с иноземцами живу, научилась интонации различать. Это была именно просьба, а не приказание. Приказание положено выполнять. А просьба – что-то необязательное. Больше всего рабыни боятся таких просьб-приказов. Отвлечешься на просьбу, не выполнишь основную работу – тебе же и попадет. Поэтому отвечать надо так, чтоб просьба стала приказом. "Как прикажет господин".

Понюхала дыхание хозяина. Чистое, здоровое дыхание. И руки пахнут как обычно. Шурр говорил, мое дыхание плохо пахло. Значит, хозяин поправляется.

Спряталась в ванной, приоткрыла дверь, чтоб слышать попискивание приборов, и позвонила Шурртху. В восторженных словах начала рассказывать, что мне поручил на завтра Стас.

– Не сейчас, – тихо сказал Шурртх и отключился. Только в этот момент до меня дошло, что он мог быть не один. Обозвала себя бестолковой сороконожкой и позвонила папе.

– Позволено ли будет бестолковой рабыне обеспокоить Владыку? – начала по всем правилам, даже поклонилась.

– Говори, рыжая, – чуть сердито ответил он. И я поняла, что позвонила не вовремя.

– У бестолковой рабыни много слов для ушей Владыки. Но они могут подождать до завтра.

– Твой хозяин жив?

– Да, господин. Сейчас спит, завтра будет здоров.

– Остальное – после, – веско произнес папа и тоже отключился.

Вот и поговорили.

Только хотела юркнуть к хозяину под одеяло, вернулась Марта. Отозвала меня в уголок, мы сели перед экраном компьютера, и Марта начала задавать вопросы. Совсем простые – как переводится то или иное слово. То с нашего на русский, то наоборот. Я ни разу не ошиблась, и Марта осталась очень довольна. Сказала, что я выучила те самые десять тысяч слов. Теперь у меня есть база, и дальше все пойдет намного проще.

Потом Марта проверила все приборы, что стоят рядом с кроватью хозяина, сказала, что все хорошо и я могу идти спать в свою комнату. Я тут же скинула шальвары с тапочками и юркнула под одеяло к хозяину.

– Моя комната там, где мой хозяин!

Марта улыбнулась, покачала головой, но ничего не сказала. И тоже легла спать на свою кушетку. Но мы еще целую стражу разговаривали.

– Марта, а Линда выиграет спор у Шурртха? Ну, тот, насчет двух сосудов вина и драгоценных камней?

– Проиграет. Только никому об этом не говори. Пусть сами решают.

– Но… стажерка не понимает…

– У нас есть поговорка: "За морем телушка – полушка. Да рубль перевоз". Две бутылки, которые Линда решила разрезать на стразы, у нас, на Земле почти ничего не стоят. Но где мы, и где Земля? Ты просто не представляешь, из какой дали мы их привезли. Если б ты шла пешком кругдые сутки, тебе десяти жизней не хватило бы даже на половину этого пути. Представляешь, какая здесь редкость – Советское шампанское в зеленой бутылке? Его было всего две бутылки на всю планету. Будь оно даже уксусом, любой коллекционер за бутылку правую руку отдаст. Так что за целые бутылки Линда получила бы золота намного больше, чем получит за горсть поддельных изумрудов.

Я хихикнула и согласилась, что такое лучше не говорить ни Линде, ни Шурртху.

Влад, контактер

– … Пять дней постельного режима.

– Но… Я себя отлично чувствую.

– Шеф, это не обсуждается.

Миу смотрит на нас круглыми глазами.

– Марта, сейчас столько дел требуют моего присутствия…

– Влад, можешь делать что угодно. Ты – начальник. Но если нарушишь постельный режим, я пишу заявление "по собственному желанию".

Это уже серьезно. Надо гасить конфликт в зародыше.

– Хорошо, понял, осознал, каюсь. Марта, что, все так серьезно?

– Именно так. Как я могу вас лечить, если никто не выполняет указания врача?

– Марта, я хоро-о-оший. Но я спрашивал о своей тушке.

– Твоя тушка хочет стать тушкой без мозгов? Нет? Тогда пусть не напрягает мозги хотя бы пять дней. Или ты думаешь, я шутила, когда говорила о смертниках? Влад, ты просто не представляешь, какую страшную гадость ты ел. А я не хочу терять пациентов.

– Верю, убедила. Но в туалет-то сходить можно?

– Можно.

– А в мою комнату переселиться можно?

– Переселиться можно, работать нельзя. Любая химия противопоказана.

– Ма-а-ар, ну хоть что-то делать можно?

– Спи, отдыхай.

Приподнимаю одеяло и убеждаюсь, что на мне ничего нет.

– Миу, принеси, пожалуйста, мой халат.

– Слушаюсь! – выскакивает из-под одеяла в чем мать родила и – хвост трубой – уносится за дверь. – Хозяин проснулся! – ликующий вопль на весь коридор. Не проходит и четверти минуты, как возвращается с самым роскошным халатом – сплошная парча и золотое шитье.

– Спасибо, родная! – облачаюсь и спешу в комнату уединенных размышлений. Выглядит Марта неважно. Не буду нарываться, подыграю ей.

База просыпается. (Еще бы – после такого вопля!) Оживленным табуном набиваемся в столовую. Голод зверский – словно неделю не ел. И, кажется, много пропустил. Народ увлечен театром и спекуляциями на ювелирном рынке. Шепотом выясняю у Миу детали. План сканирования библиотечных фондов одобряю. И, размахивая вилкой, вступаю в спор о сверхзадаче спектакля по Станиславскому.

– Перед вами три задачи, а не одна. Первая – свой дом защищать до последней капли крови. Вторая – захват чужих земель до добра не доведет. И третья – рыжие тоже люди. Добьетесь, чтоб рыжим перестали рубить хвосты – считайте, жили не зря!

– Шеф глубоко роет! – одобряет Линда.

– Шеф как всегда прав, – подхватывает Стас. – Учитесь, жалкие, у гигантов мысли.

– Ну, поставить задачу любой может. А как ее решить – есть идеи? – интересуется Мухтар.

– Конечно, дорогой! Разумеется, есть, – отправляю в рот кусок мяса и тщательно пережевываю, выдерживая паузу. Все взгляды – на мне. Народ даже ложками работать забыл. – У вас всего две недели. Можно за две недели написать шедевр? Нельзя! Но надо. Какой вывод? нужно взять готовое у классиков и адаптировать под местные реалии. Читайте классиков, господа! Что, у нас мало книг про войну? "Переправа, переправа, берег левый, берег правый, снег глубокий, кромка льда. Кому память, кому слава, кому темная вода, ни приметы, ни следа".

Минута мертвой тишины. Народ переваривает. Вообще-то, я пошутил, а они всерьез…

– А что, идея шикарная, – первым подает голос Стас. – Шеф, ты крут! Только Твардовский не подойдет. Здесь снег лишь высоко в горах. А вот если на мотив "Каховки". Слушайте! Сарфа-хи уста-ло шагают по тру-пам… Миу, у вас есть кавалерия на сарфахах?

– Да, господин. Каждый сарфах несет двух бойцов. Правит тот, что спереди.