Текст книги "Элрик: Лунные дороги"

Автор книги: Майкл Муркок

Часть первая
Вожделенная дева

 
Обагренный кровью лорд Элрик стоит,
Поверженный враг перед ним.
«В замке Лорн ты сокровище спрятал мое», –
победитель ему говорит.
 
 
«Все возьми! – враг ответил ему, привстав, –
Забери все, что я защищал!
И пускай ворон душу мою склюет,
Зато совесть моя чиста».
 
 
IV
 
 
И уехал лорд Элрик дорогой своей,
Оставив Лорн навсегда.
«Мне не нужно ни золота, ни серебра,
Только та, что сокровищ милей».
 

Владыка Элрик и Ситорил, около 1340 года. Полковник Уэлдрейк, Баллады и песни бриттов, 1856 год

Элрик поспешил из Танелорна в поисках Миренбурга, где должен был осуществиться следующий шаг его судьбы. Он знал, что проклятье десяти тысяч лет лежит на нем, что он принес себя в жертву, найдя Похитителя душ.

И теперь его истинный сон возобновился, и судьба его неслась к безжалостному разрешению.

Хроники Черного меча (перевод Уэлдрейка)

Меня зовут Унна, я внучка графини Уны фон Бек. Это история об Элрике Белом Волке и Онрике, сыне Белого Волка; о говорящем звере из Нижнего мира; о Гильдии путешественников во времени; о Рыцарях Равновесия и тех, кто служит миру; о чудесах и ужасах, которые мне довелось пережить, когда Хаос и Закон пытались завладеть Черным мечом; об обнаруженном источнике Ада и Святом Граале. Это произошло несколько лет тому назад, я тогда была еще ребенком. И вот теперь я могу рассказать свою историю.

Обычно я проводила летние каникулы в старом семейном доме в Инглетоне, в Западном Йоркшире. Там появился на свет мой отец. Через несколько лет его родители погибли в Африке, и он, будучи еще мальчиком, унаследовал этот дом. Пока ему не исполнился двадцать один год, наследством распоряжались мои дедушка с бабушкой.

Тауэр-хаус – старинная усадьба, ее основная часть была построена еще в семнадцатом веке. В конце викторианской эпохи у усадьбы появилась пристройка из местного гранита, ее сделали, когда здесь организовали пансион для девочек в 1890‑х гг. К пятидесятым усадьбу разделили на несколько отдельных зданий и продали разным владельцам. Дедушка с бабушкой помогли моему отцу вернуть дому прежнюю славу. А это означало, что заезжим гостям отводилось целое крыло. Над старой конюшней, превращенной в гараж, располагалась квартирка, где жили мистер и миссис Хоторнтуэйт, наши бессменные домоправители.

Дедушка и бабушка, граф и графиня фон Бек, очень любили этот дом и жили в нем почти все время, лишь изредка выбираясь в Лондон, чтобы посмотреть спектакль, посетить врача или дантиста. Сердечная пара старичков. Деду было под девяносто, а бабушке, наверное, около семидесяти, хотя столько ей никто не давал. Все восхищались, какой молодой она кажется. Не я одна замечала, что под слоем косметики лицо ее выглядит намного свежее и мягче.

– Хорошая кожа – это у нас семейное, – как-то сказала моя мать. Она, похоже, и сама не замечала, как странно это звучит. Казалось, замедленные движения ба и ее явная забывчивость нарочиты и предназначены лишь для того, чтобы мы поверили, насколько она стара. Разумеется, она и должна быть старой, если учесть, что с дедушкой они поженились еще в 40‑х, после Второй мировой! Но тогда я об этом почти не думала. Вероятно, она специально старилась, чтобы пощадить дедушкино самолюбие. Никто в семье не говорил об этом, а потому и я игнорировала.

Мы приезжали в Йоркшир на лето с тех самых пор, как я была совсем еще крохой. Мама и папа тоже всегда проводили там отпуск, задолго до моего рождения. Я знала каждый дюйм в Сторрс-коммон: ручей, старые пещеры округи, заброшенные шахты позади фермы Бизли по дороге к знаменитым водопадам. Они ревели в узком ущелье в гуще леса. Фермеры по другую сторону долины предлагали туристам полюбоваться прекрасным видом за деньги. Благодаря этому сюда добирались лишь самые отчаянные любители природы! В викторианские времена к водопадам Инглетона ходил специальный экскурсионный поезд, но теперь здесь не было ни станции, ни железной дороги.

От былой славы Инглетона остались лишь репродукции старых фотографий – на них дамы в турнюрах и огромных шляпах позируют на фоне главного водопада. Иногда сюда приводили на экскурсию школьников. Эти истосковавшиеся в неволе голодные крокодильчики с обедами в ранцах бегали по высокому берегу над рекой. Но обычно это была безлюдная глушь. На дубах и ореховых кустах я нередко встречала крупных рыжих белок, здесь же впервые увидела раков на выступающих из речушки камнях, которые мы называли «отмелью». Если набраться терпения, можно было поймать форель, но большинству рыбаков река тут казалась слишком быстрой. С середины лета и до осени гости к нам наведывались редко. Приезжим запретили парковать автомобили на общественных землях напротив нашего дома из-за эрозии почвы. Вместо этого им приходилось парковаться в поселке, но для многих асфальтированная дорога к нашему дому была слишком крутой.

Мы к ней давно привыкли. Всего-то полмили, чуть больше, если идти задами. И хотя поход в поселок отнимал где-то час, мы все равно ходили купить рыбы с жареной картошкой, сладостей и комиксов или же наведывались в сувенирную лавку. Если мы и задерживались дольше, то только поболтать со знакомыми. Мы ладили практически со всеми. Понадобилось несколько лет, чтобы маму с папой здесь приняли, особенно фермеры с близлежащих холмов, но теперь даже они почти всегда помнили, как меня зовут.

Ближайшие соседи жили в получасе ходьбы вверх по холму. До этого старого фермерского дома без водопровода добирались по колее, проложенной телегой, даже полноприводным джипам тут приходилось нелегко. Большого участка земли к дому не прилагалось, так что работники здесь менялись довольно регулярно. Мы редко видели постояльцев, они жили затворниками. Дом назывался Старр-боттом, и, когда мы были маленькими, мои старшие брат и сестра говорили, что там живут привидения. Заросшие шерстью овцы паслись у неухоженных кирпичных стен дома.

В нашем Тауэр-хаусе не было газа, зато имелись электричество, центральное отопление, камины и большая плита на угле (на кухне, выложенной гранитными плитами), потому что когда-то здесь располагалась школа. Дом построили на склоне Инглеборо, одной из знаменитых Трех Вершин, отсюда расстилался прекрасный вид на двадцать миль холмов и долин до самой Атлантики, до залива Моркам. В ясный день с центральной башни можно было увидеть чудесный дикий пейзаж с блестящими на солнце скалами из песчаника и с кустами боярышника – из-за сильных ветров и зимних снегопадов они искривлялись и жались к скалам. Наши края даже показывали по телевидению в старом сериале «О всех созданиях, больших и малых», а красоты здешней природы охраняются государством и местными фермерами, которые искренне любят свою землю.

Мы жили неподалеку от Лейк-Дистрикт и примерно в часе езды от Лидса, поэтому наш дом годился для чего угодно. Иногда мы ездили в Лидс – просто поразвлечься, сходить в гости к папиным друзьям и провести день в «Аркадах», прекрасном крытом рынке с позеленевшими от древности викторианскими чугунными решетками и блестящим стеклом. Я очень любила поездки в Лидс.

Лишь один случай портит мои детские воспоминания о Йоркшире. Однажды я проснулась, когда полная луна заглянула в окно моей спальни и осветила всю мою дневную жизнь – коробки с игрушками, стол для лепки, пластинки, книги, незаконченные проекты, – но все это отчего-то казалось таинственным и даже зловещим. Помню, уже засыпая, я громко и жутко закричала, и это разбудило всех в доме, кроме меня самой. Больше я не помню ничего. Но после этого всегда просыпалась в страхе.

Один особенно страшный сон запечатлелся в моей памяти (остальные обычно забывались).

Мне снилось, будто я гуляла на общественных землях и каким-то образом забрела в глубокую пещеру. Заблудилась, хотя знала, что дом где-то рядом. Нужно лишь найти его. Подо мной в полутьме находился город с бледными тонкими башнями, похожими на каменные шпили. Ко мне подошли странные существа в колпаках, высоких, точно капюшоны ку-клукс-клана, они вели себя вполне дружелюбно. Лиц их я не разобрала, но отчего-то решила, что они не совсем человеческие. Я услышала крик и обернулась. За мной шел мужчина. Он напугал меня гораздо больше, чем эти существа. Лицо его закрывала тень широкополой черной шляпы. На нем была черная куртка с широким белым воротником. Как у пуритан. Пытаясь убежать от него, я бросилась в сторону и внезапно оказалась в мирном зеленом лесу. На мгновение ощутила себя в полной безопасности. А затем увидела человека с белоснежной кожей и красными глазами, он стоял на огромной ветке, нависшей над тропинкой, по которой я шла. На нем был тюрбан, плащ яркой расцветки и развевающийся кушак, он бежал ко мне по ветвям, держа в руках огромный черный меч. «Как?..» – спросил он. Я видела, как он открывает рот, но голоса не услышала. Он мог помочь мне, только если я отвечу ему. Мужчина напоминал мне дедушку в молодости. Я понимала, что он хочет спасти меня, но что-то его останавливало.

«Как?.. Грюнвальд? Миддлмарш?» – это все слова, что я запомнила.

Затем я побежала прочь от него, туда, где ждали меня существа в колпаках, и наткнулась на другое, странное, высокое, оно смотрело на меня добрыми карими глазами. Я решила, что это друг моего деда. Огромный лис в роскошном костюме по моде конца восемнадцатого века улыбался, обнажив острые белые зубы, словно радовался встрече.

«Должно быть, я в хороших руках», – сказала я, ощущая признательность за то, что он отнесся ко мне весьма по-дружески.

«В лапах, если на то пошло, – произнес он, следуя буквальной логике сна. – Нам нужно поторопиться, моя дорогая мадемуазель…»

А затем позади него появился тот самый пуританин, на худом, похожем на череп лице заиграла ухмылка, когда он поднял огромный пистолет и выстрелил лису в спину. С выражением удивления и печали на морде лис упал. Я снова бросилась бежать… И закричала.

Родители позвали местного врача, но он не особенно помог. Он выписывал мне одно средство за другим, но со временем признал, что понятия не имеет, в чем тут дело. Затем я несколько раз побывала у психиатра, и мне стало лучше – кошмары и страхи больше не возвращались. Я все еще помнила тот свой сон, но больше всего мне помог мистер Хендфорт, местный викарий и друг семьи. Он отнесся ко мне со всей серьезностью и сказал, что у меня, должно быть, много «ангелов-хранителей», которые за мной приглядывают. Глубоко образованный человек, он говорил о моем беспокойном духе: он думал, что душа моя подверглась нападению. Помню, мой отец тогда спросил, должны ли они волноваться, раз я считаю, что подверглась атаке.

– Мистер Бек, на нее напали, – настойчиво повторил викарий. – Я в этом убежден. Трудно сказать, вернутся ли назад эти силы. Но пока… – Он всплеснул руками и вздохнул.

– Странно, что из всех нас не пощадили именно ее, – сказала как-то бабушка, и эта фраза меня озадачила. Я не представляла, что она имела в виду, но это меня не слишком заботило. К тому времени кошмары прекратились, и я забыла обо всем, хотя огромный лис мне очень понравился. Казалось, что он вышел из сказки «Алиса в Стране чудес»!

Семейное поместье дедушки находилось в Германии, но много лет тому назад он отдал его в пользу государства, и там устроили дом престарелых для страдающих от деменции. Дед был высоким и стройным и поразительно красивым, как и ба. Она же была чуть крепче него, но такая же яркая. Примечательно то, что оба они – альбиносы с красными глазами, как и тот человек, который приходил ко мне во снах. Они крепко любили друг друга. Чем слабее становился дед, тем больше ба хлопотала о его здоровье. И хотя мои родители с явной теплотой относились к графу и графине, иногда они считали их старомодными, особенно из-за устоявшихся взглядов на современную поп-культуру. Мама с папой обожали рок-н-ролл, но у графини фон Бек имелись особые взгляды на современную поп-музыку. Музыку она принимала лишь ту, которую в тридцатые исполняли большие оркестры.

Иногда к дедушке с бабушкой в Инглетон приезжали давние друзья. Довольно разношерстная компания стариков. Они порой казались невероятно далекими от нас, хотя им очевидно нравилось общаться с детьми, и они почти всегда привозили нам подарки. Затем они исчезали в крыле, где жили дедушка с бабушкой, или уходили на долгие прогулки, разговаривая о непонятных и загадочных вещах. У нас они особого любопытства не вызывали. Как мы поняли, они когда-то тоже боролись с нацистами в Германии и знали наших предков еще со времен Второй мировой войны.

Большую часть года мы проводили в Лондоне, поэтому умели позаботиться о себе и наслаждались в Йоркшире неограниченной свободой. Нам дозволялось бегать по холмам сколько угодно, лишь бы мы брали с собой мобильные телефоны. Идиотами мы не были и старались не залезать в пещеры, которые находились почти повсюду. Пещерные системы притягивали спелеологов – они мечтали обнаружить новые проходы и пути, – точно так же, как сияющие террасы скал стали любимым местом для альпинистов: некоторые возвращались сюда на протяжении многих лет, и мы знали почти всех. Постепенно они начали снисходить до нас, и под их руководством мы с братом и сестрой обучались азам альпинизма и спелеологии. Для меня Йоркшир был лучшим местом в мире.

Приключение началось в один из тех спокойных, прекрасных, мечтательных, сверкающих летних дней, какие обычно случаются в долине. Весь ландшафт вдруг наполняется волшебством. И легко представить, что ты очутилась в сказке. В густом воздухе жужжат насекомые, на лугу среди травы обнаруживаются удивительные цветы – дикие орхидеи и рябчики, разные виды мха и мельчайшие существа, живущие в нем. Холмы кажутся бескрайними, а дни – бесконечными. Только полному идиоту все это может не понравиться. Но в тот день я осталась совсем одна.

Папа отвез дедушку с бабушкой в Ланкастер – они собирались сесть там на поезд в Лондон, мама тоже уехала с ними и взяла с собой Альфи и Герти, моих брата с сестрой, чтобы купить им новую обувь и принадлежности для рисования. Они планировали и еще что-то, так что вернуться собирались только вечером. Я осталась дома – по телевизору должны были показывать мой любимый старый фильм. Меня оставили на попечении добродушной пухлой миссис Хоторнтуэйт. И лишь когда они уехали, я обнаружила, что ошиблась и неверно прочитала телепрограмму – «Багдадского вора» уже показывали на прошлой неделе! Смотреть теперь было нечего, и мне стало скучно как никогда.

После обеда миссис X., которую, наверное, раздражали мои вздохи, сказала, что будет неплохо, если я прогуляюсь к отмелям (на нашем берегу реки у самого леса) и наловлю рыбы. Перспектива не слишком захватывающая, но лучше так, чем сидеть рядом и смотреть, как она загружает белье в стиральную машинку и развешивает его – помогать она мне все равно не разрешала.

Как обычно, я прихватила мобильный телефон. Домоправительница наказала мне звонить, если понадобится помощь или я попаду в беду.

– Мистер X. доберется до тебя за пару минут, – заверила она меня, провожая до дверей. – Если даже тебе покажется, что звонить глупо или бессмысленно – неважно, просто позвони. Он знает, что делать. И даже если ничего такого не случится, тем лучше. Ему все равно полезно чем-нибудь себя занять.

Мистер Хоторнтуэйт, дружелюбный мужчина с копной белоснежных волос и поразительными ярко-голубыми глазами на румяном лице, чинил трубу на башне; время от времени до нас доносились проклятия и звон молотка о металл.

Я закинула на плечо старую мамину индейскую сумку. Кисточки свисали почти до земли, но в ней было удобнее всего таскать всякую всячину, в том числе и телефон. По дороге к реке я немного поиграла в разрушенном здании, которое мы называли Замком. Когда-то здесь находился старый карьер с загрузочной платформой и рельсами – они шли к тому месту, куда во время Первой мировой грузовики привозили графит, затем его загружали в вагоны, и паровоз вез все это добро по узкоколейке на станцию Инглетон. Остальная часть графитового карьера находилась на другом конце поселка. Карьер взорвался в 1917 году. Некоторые считали, что это дело рук германских вредителей, но папа говорил, что это произошло, скорее всего, из-за недосмотра.

В сельской местности Йоркшира не меньше дюжины подобных заброшенных зданий. Чуть дальше по дороге от нашего дома до сих пор действует карьер, где добывают гравий. Время от времени слышно, как рабочие взрывают динамит. Именно из-за взрывных работ нам и не позволялось забираться в местные пещеры. Несколько лет назад мужчину с двумя детьми завалило в пещере Белого шрама, куда они спрятались от быка, и лишь по чистой случайности их удалось спасти. Но не только шахтеры использовали взрывчатку. Даже сейчас порой слышен грохот, и дом начинает трястись – обычно из-за того, что какие-то не особенно ответственные спелеологи, хулиганы подземного мира, прокладывают новые проходы в пещерной системе под землей!

Я набегалась по Замку, но к трем часам дня задумалась, вернуться ли назад и выпить чаю или все-таки стоит продолжать идти к реке. Затем в лесу выше по холму раздался резкий треск, и я решила, что на шахте идут взрывные работы, хотя привычного завывания аварийной сирены не услышала. Когда взрывы прекратились, я свесила ноги с платформы, спрыгнула на заросший травой берег реки и пошла по пыльной тропинке. Оставив сандалии на берегу, я вошла в воду и вскоре, позабыв обо всем, рассматривала камушки и журчащую воду.

Я надеялась наловить речных раков – крохотных почти прозрачных родичей лобстеров, но солнце светило слишком ярко, и мне удалось отыскать лишь несколько синявок. Мобильник в небольшой сумке висел на боку, и мне послышалось, что он зазвонил. Оказалось, ложная тревога. Я уже собиралась сдаться и покончить с рыбалкой, но телефон вдруг издал довольно странный сигнал, словно предупреждал, что батарея вот-вот разрядится. Хотя я зарядила мобильник во время обеда, я достала его из чехла и раскрыла, подумав, что миссис Хоторнтуэйт пытается со мной связаться. Иногда она звонила перед полдником, особенно если испекла что-то вкусное вроде сконов или пышек, которые лучше всего есть горячими.

Телефон совершенно разрядился. Я безуспешно нажимала кнопки. Никаких сообщений. Я сунула его обратно в сумку, решив, что это фокусы холмов, и снова сосредоточилась на рыбалке, пока шум сверху не возвестил, что кто-то идет по тропинке. Я торопливо поднялась. Все это было немного жутковато. Из леса показался он, похожий скорее на чудовище, чем на человека. Высокую грузную фигуру скрывал свободный кожаный плащ, лицо затеняла широкополая фетровая шляпа, глаза прятались за зеркальными солнцезащитными очками, а шарф прикрывал нижнюю половину лица почти до носа, будто наступила зима и он замерз. Хотя, возможно, он просто не желал вдыхать пыль, которая поднялась после последнего взрыва на шахте.

Нужно признаться, я почувствовала себя неловко, когда здоровяк появился на тропе и приветливо помахал мне рукой в перчатке. Он говорил с сильным акцентом, который отчего-то показался знакомым.

– Добрый день, юная леди.

Наверное, он старался говорить дружелюбно, но я лишь холодно кивнула в ответ. Я ненавидела, когда люди называли меня юной леди. В этом слышалась некая снисходительность. Несколько демонстративно я уселась и принялась застегивать сандалии.

Мужчина не двинулся с места.

– Вы тут живете поблизости? – спросил он. Что-то было странное в его голосе, что мне очень не понравилось.

Я снова кивнула. Мне не удавалось разглядеть его лицо, и я задумалась, а не специально ли он его прячет. Мужчина походил на человека-невидимку из комиксов Алана Мура, которые собирал мой брат. Наверное, и характер у незнакомца был не лучше, чем у героя комиксов. Может, поэтому я его и опасалась?

– Доберусь ли я по этой дороге до Инглетона? – спросил он.

– Вы идете задами, – ответила я. – Продолжайте идти, и выйдете прямо к скверу, что напротив мясной лавки. А газетный киоск будет дальше по главной дороге, справа от вас.

Он поблагодарил меня и отправился дальше. Затем остановился. Обернулся, потер подбородок, все еще прикрытый шарфом.

– А здесь недавно не проходил еще кто-нибудь?

Я покачала головой.

– Я ищу худощавого бледного джентльмена. Иностранца. Он любит одеваться в черное. Он должен был приехать вчера или чуть раньше. Мистер Клостергейм. Вы не знаете, не остановился ли он в этих краях?

– Лучше спросите продавца газет, – сказала я. – Он вам покажет, где находится отель «Бридж» на том конце виадука.

А еще примерно там же находились частные пансионы, но мне и так казалось, что я дала незнакомцу слишком много информации. Он задавал очень странные вопросы для Инглетона. Откуда он взялся? На нем были поношенные сапоги с голенищем до колена и толстой подметкой без каблуков. Штанины брюк заправлены в сапоги. Рюкзака он при себе не имел, да и вообще не походил на туриста. Одежда казалась старомодной, но к какому времени она относилась, было непонятно. Я радовалась, что он стоит далеко, и не собиралась к нему приближаться. Наконец я закончила застегивать сандалии.

Он хмыкнул, обдумал то, что я сказала, и удалился. Вскоре он исчез, прыгая по шпалам, как солдат на марше. Все местные ходили по этим путям, они вели прямо в поселок. Это был самый короткий путь, почти параллельный асфальтированной дороге, которая проходила мимо нашего дома. Мы считали, что по железке добраться до поселка так же быстро, как и на автомобиле, да еще и парковку искать не приходится.

Эта встреча меня растревожила. Всколыхнулись обрывки воспоминаний о старых кошмарах. Но ничего конкретного. Никаких образов. Может, за обедом я что-то не то съела и из-за этого мне не по себе? Стоя на берегу, я снова вытащила мобильник. Он все так же не работал, но тихонько жужжал, словно пчелиный рой вдалеке. Я решила, что пора возвращаться домой.

Обычно в золотистый летний вечер залитые солнцем земли Инглетона не вызывали у меня дрожь.

Я поднялась по травянистому берегу, дошла до тропинки и побежала вверх по зеленым холмам, мимо фермы Бизли, пока не добралась до задней калитки нашего дома. Миссис Хоторнтуэйт развешивала белье на веревках, натянутых около огорода. Она считала, что сушить белье лучше всего там, потому что растущая морковка и брюссельская капуста придают ему свежести. В детстве она прочитала этот совет в «Женском еженедельнике» и всегда ему следовала. Выстиранные простыни сияли белизной на ярком солнце. Накрахмаленное или нет, белье надувалось на ветру, как паруса волшебных кораблей.

Основной сад, окруженный стеной, находился перед домом, он выглядел примерно так же, как и в семнадцатом веке: можжевельник, кедры и тополя обступили гладкую лужайку, террасами спускавшуюся вниз. Годилась лужайка лишь на то, чтобы услаждать взор, так как располагалась на склоне. Когда мы хотели поиграть в крокет или во что-нибудь другое, то уходили на площадку за тополями и ивами на дальнем берегу ручья, который терялся в траве, так и не дойдя до реки. Оттуда виднелась дорога позади дома.

Меня разбирало любопытство – идет ли еще по ней незнакомец, но я решила, что он давно уже добрался до поселка. Что-то меня в нем беспокоило. Его тяжелая, угрожающая фигура не выходила у меня из головы.

– Ты проголодалась, милая?

Миссис Хоторнтуэйт, похоже, удивилась, увидев меня. Она посмотрела на часы, словно задавалась вопросом, почему я слишком рано вернулась с прогулки в такой прекрасный солнечный день.

– Немножко, – ответила я и спросила, хотя знала ответ: – Мама уже дома?

– Еще нет, милая. Помнишь, они же хотели дождаться, когда рыбаки со свежим уловом высадятся в Моркоме? Наверное, пошли в кино, что там еще делать в Ланкастере.

Она нахмурилась:

– Ты в порядке?

– Да, спасибо, – ответила я. – Просто увидела одного человека на задней дороге. Он меня слегка напугал.

Она встревожилась:

– Он не…

– Он ничего не сделал, просто спросил, как дойти до Инглетона и не видела ли я одного иностранца. А затем пошел в Инглетон. Я сказала, что ему стоит спросить о своем друге в «Бридже». Все в порядке. Просто решила пойти домой. Телефон отчего-то перестал работать.

Она успокоилась. Миссис Хоторнтуэйт доверяла нашим инстинктам так же, как и своим.

Я пошла в большую и теплую общую комнату, откуда открывался вид на Морком. Вечернее солнце заглядывало сюда через два больших окна. Из них можно было увидеть крыши поселка внизу. Я взяла с полки бинокль и посмотрела на отрезок задней дороги, что виднелся отсюда. Углядела лишь миссис Хендфорт, жену викария – она ехала на велосипеде к железке. Как обычно, со здоровенным рыжим котом Джерико в корзине на руле. Оба, несомненно, наслаждались поездкой. Больше никого не было. Я отправилась в свою комнату, чтобы зарядить телефон, но когда я достала его из сумки, он снова работал как ни в чем не бывало. Могла ли на него повлиять погода? Или пятна на солнце? Честно говоря, я лишь смутно представляла себе, что такое эти пятна.

Чуть позже я съела бутерброд с вареньем и выпила стакан молока на кухне. Теперь мне стало совсем скучно. Миссис Хоторнтуэйт предложила мне найти книжку и пойти с ней на улицу. Ничего лучше я не придумала, поэтому взяла книжку «Дом Ардена» Эдит Несбит, любимицы моей мамы, спустилась на первый этаж, вышла из дома, пересекла двор и по асфальтированной дороге зашагала в сторону Сторрс-коммон.

– Остерегайся того дядьку! – предупредила домоправительница, когда я уходила.

Прямо напротив дома располагалась ровная площадка. Изначально здесь парковали автомобили туристы, поднимавшиеся в горы. Как я уже говорила, теперь им приходилось парковаться в поселке. От площадки холмы шли вверх, к далекой вершине Инглеборо. Мы всегда шутили, что жизнь в Тауэр-хаусе хороша хотя бы тем, что можно натренировать голени. Нам приходилось напрягаться, идя наверх, и сдерживаться, спускаясь вниз, поэтому на ровной дороге за нами никто не мог угнаться.

На вершине горы лежали руины кельтской крепости. История гласила, что последние из иценов заперлись в этой крепости, противостоя римским завоевателям. Вооруженные до зубов, сидя за мощными стенами, они готовились к осаде. Но римляне лишь взглянули на крепость и решили обойти ее стороной, повернули на Ланкастер и Карлайл. Это озадачило кельтов. Пятьдесят лет ицены прожили на вершине, мужественно вынося холод и ветра, но в конце концов спустились вниз, чтобы найти работу в доках Ланкастера.

Вскоре я пришла на свое любимое место – впадину, заросшую травой, где никто не мог бы меня увидеть. В безветренную погоду здесь стояла полнейшая тишина. На общественных землях имелось множество подобных впадин: грунт проваливался над пещерами, которых было полно под всей этой местностью. Порой встречались впадины больше и глубже, особенно там, где валуны выходили на поверхность, они казались входами в пещеры, но на самом деле никуда не вели.

Оказавшись на дне такого перевернутого конуса, ты уже ничего не слышал. Лучше места для уединения не найти, хотя мои близкие всегда могли легко отыскать меня, да и домой можно было вернуться за несколько минут.

Предвкушая удовольствие от чтения, я открыла обложку «Дома Ардена» (у книги имелось и продолжение, не менее любимая мною «Удача Хардинга»). Там рассказывалось о временных парадоксах и о том, как люди встречали самих себя. Прогулка, видимо, утомила меня больше, чем я думала, – не дойдя до середины первой главы, я заснула. Помню лишь, как потом перевернулась на спину и заморгала, глядя на послеобеденное солнце. Я зевнула и увидела, как по небу плывет что-то большое и круглое, а за ним остается тонкая струйка дыма, словно след от самолета.

Окончательно проснувшись, я поняла, что это воздушный шар. Летом местные энтузиасты воздухоплавания катали туристов над долиной, но они редко спускались так низко. И такими большими и разноцветными их шары тоже не были – это я поняла, лишь когда тень от гондолы упала на впадину, где я пряталась. В следующее мгновение шар заслонил собой все остальное, и до меня донесся запах дыма. Шелк шара светился, закрыв солнце. Переливающиеся алые, зеленые и золотые цвета поразили меня. На ветру развевался привязанный к веревкам крест святого Андрея – сине-белый шотландский флаг. Я заметила языки пламени из горелки и два бледных лица, что смотрели прямо на меня. Затем что-то прошелестело мимо, я услышала стук и крик. Пока я выбиралась из своего укрытия, раздался рев мощного двигателя.

Я обернулась и увидела большой старинный автомобиль кабриолет. Не «лексус» с родителями, которого ждала, а огромное зеленое чудовище с тяжелыми крыльями и здоровенным радиатором с узорчатой буквой «Б». Автомобилем управлял человек, полностью одетый в синее. Машина свернула с дороги на ровную площадку. Темные окуляры придавали водителю сходство с крупным бешеным лемуром.

Я оглянулась на новый вопль. Монгольфьер все еще тащился по земле, блестящий шелк аэростата пружинил с гулким звуком, словно бил барабан. Пассажиры выскочили из корзины. Один из них выкинул огромный железный якорь – рассчитывал, что тот воткнется в землю и остановит движение шара по каменистой, заросшей травой почве. Другой крепко держался за плетеную корзину, явно не в восторге от своего положения.

Все произошло так быстро, что я едва успела осознать, что случилось. Похоже, никому из этих людей помощь не требовалась, да и особо опасными они тоже не выглядели. До меня дошло, что лучше нырнуть обратно и спрятаться, но водитель уже заметил меня и помахал рукой в перчатке.

– Простите, мисс. Вы не подскажете, туда ли я попал? Меня зовут Бастейбл. Я ищу друзей.

Он сдвинул окуляры на лоб и начал вылезать из машины, подхватив полы запыленного плаща, под которым скрывалась голубая военная форма. Фуражка на голове была того же цвета.

– Добрый день, – это все, что я смогла из себя выдавить.

Позади зазвучал чей-то голос:

– Добрый день, милая красотка.

Отчего-то этот медоточивый голос с густым, но приятным шотландским акцентом меня нисколько не обидел. Я обернулась. На меня с улыбкой глядел пилот аэростата в полном хайлендском наряде, включая яркий килт; пилот дергал за веревку якоря, желая убедиться, что шар не улетит. Его товарищ затаптывал горящие деревяшки, чтобы трава не загорелась. Затем он залез в корзину и что-то достал из нее. Черную прямоугольную коробку без украшений, узкую и длинную. Вроде футляра для электрогитары. Второй путешественник, высокий мужчина в европейском вечернем костюме, выглядел весьма элегантно. Никогда бы не подумала, что такой может быть рок-музыкантом. Когда он посмотрел на меня, я поразилась. Я уже видела его раньше, во снах! Альбинос мог приходиться родственником бабушке и дедушке, хоть и выглядел намного моложе. Такие же тонкие острые черты, высокое стройное тело, те же длинные пальцы, белые волосы и заостренные уши, а еще такие же алые глаза. Он слегка кивнул мне, а затем крикнул шотландцу: