Текст книги "Элрик: Лунные дороги"

Автор книги: Майкл Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 65 страниц)

Глава девятнадцатая
За границей серых пределов

– Мы должны догнать Гейнора, – сказала Уна. – Нужно как-то остановить его.

– Его воины разбежались или погибли, – заметил я.

– Какой вред он может нанести?

– Огромный. В его руках до сих пор меч и Грааль.

Элрик подтвердил:

– Если поспешим, сможем остановить его, пока он не добрался до Серых Пределов. Если получится, то освободимся от его амбиций. Но Пределы изменчивы, говорят, они подчиняются человеческой воле. А если к этому приложится новая сила Гейнора…

Уна зашагала в тоннель и скрылась в тени.

– Следуйте за мной, – сказала она. – Я его найду.

Мы с Элриком устало оседлали коней. У каждого из нас висел на поясе Черный рунный меч. Впервые, с тех пор как все началось, у нас появилась реальная надежда схватить Гейнора до того, как он причинит вред. Возможно, я зря верил, что обладание мечом добавило мне самоуважения, но теперь я чувствовал себя равным Элрику. Не только из-за меча, а еще из-за того, что сделал с его помощью. Теперь я гордился, что могу рядом с мрачным принцем разрушения вести погоню за нашим родичем, способным уничтожить основы бытия.

Само то, что я зауважал себя, убив немалое количество людей, говорило, насколько я изменился с тех пор, как меня схватили нацисты.

Как и большинство членов моей семьи, я ненавидел войну, готовность человечества убивать себе подобных в таком количестве и с таким остервенением вызывала у меня отвращение, но теперь и у меня самого руки по локоть в крови, как у любого нациста, с которыми мы боролись в мире Му-Урии. Хуже всего, что я чувствовал удовлетворение. И мне не терпелось убить оставшихся.

В каком-то смысле отвержение традиционного гуманизма и привело нацистов к их омерзительной судьбе. Одно дело насмехаться над тонкими инфраструктурами гражданского общества и утверждать, что они никуда не годятся, и совсем другое – разрушать их. Лишь когда они исчезли, мы поняли, насколько наша безопасность, здравый смысл и цивилизованность зависели от них. Уроки фашизма мы усваиваем вновь и вновь, даже в нынешнее время.

Выйдя из тоннеля с пламенеющими факелами, мы увидели одну из пантер, пробудившихся благодаря чарам Элрика. Зверь посмотрел на нас ярким проницательным взглядом. Он собирался провести нас по пещерам – в поисках кузена Гейнора, я был убежден в этом.

Была ли это Уна? Или дочь моего двойника просто мысленно управляла зверем? Нам, озадаченным, ничего не оставалось делать, как довериться ему. Пантера тихо шла впереди нас и время от времени оглядывалась, чтобы убедиться, что мы не отстаем.

В глубине души я почти ожидал, что обозленный Гейнор устроит очередную засаду. Мой кузен наверняка раздумывал, как отомстить. Но вскоре я понял, что он не собирается вести армию в Серые Пределы. Потому что армия его уничтожена.

Словно желая продемонстрировать это, пантера повела нас прямо к лагерю Гейнора. Гигантские кошки сделали все быстро и эффективно. Повсюду лежали изуродованные тела тругов, многие с разорванными глотками. На дикарей они тоже напали, но те успели сбежать на свои территории. Я сомневался, что Гейнор сможет собрать из них еще одно войско.

Сзади раздался странный вой, словно шакал горевал о павших братьях, а затем из-за огромного сталагмита выехал Гейнор. За ним, уже без прежнего энтузиазма, двигались Клостергейм и оставшиеся нацисты. Гейнор покрутил над головой Белым рунным мечом и с ненавистью обрушил его на нас. Я так и не понял, кто из них выл, он или клинок.

Мы с Элриком отреагировали как один.

Выхватили мечи. Они забормотали, пронзительно заскулили, а потом и вовсе утробно взвыли, от чего Белый меч сразу ослабел.

Гейнор привык, что никто не может бросить вызов его силе. Несмотря на недавний опыт, его, похоже, удивил наш отпор. Он натянул поводья, заставив коня развернуться, и приказал своим людям атаковать нас.

Я вновь ощутил в своих жилах исступление боя. Почувствовал, как оно угрожает охватить меня целиком. Элрик рядом захохотал и пришпорил лошадь навстречу всаднику, ехавшему впереди.

Вой его меча изменился: стал торжествующим, как только он впился жертве в грудь, а затем клинок довольно заурчал, выпивая человеческую душу.

Мой черный боевой клинок крутнулся в руке, рванул вперед, прежде чем я успел отреагировать, и, нацелившись на голову ближайшего всадника, снес ему полчерепа. Он пил жизненную силу нациста, постанывая от удовольствия и вливая ее в меня. Живущие мечом, подумал я… Эта мысль вдруг обрела совершенно новое значение. Я увидел Клостергейма и пришпорил коня ему навстречу. Элрик и Гейнор бились верхом, клинок против клинка. Ко мне бросились двое нацистов. Я взмахнул тяжелым мечом, словно маятником, и ударил первого всадника в бок, а второго – на обратном ходу – в бедро. Как только первый испустил дух, я прикончил второго. Их бездыханные останки осели в седлах, как куски мяса. Я обнаружил, что смеюсь при виде них. Затем обернулся и встретил безумный взгляд рубиновых глаз Элрика – моих глаз, смотревших на меня.

Гейнор на коне перескочил через кучу тел и развернулся, с Рунным посохом в железной перчатке.

– Вы не сможете убить меня, пока я держу его. Можете даже не пытаться, глупцы. И пока я владею им, я владею ключами всего Творения!

Наши кони не могли прыгать так высоко. Нам пришлось объезжать горы трупов, и Клостергейм и три оставшихся нациста встали между нами и нашей добычей.

– Я больше не Рыцарь Равновесия, – безумствовал Гейнор. – Я – Творец всего Бытия!

Подняв над головой Белый меч и Рунный посох, он пришпорил коня и галопом унесся в дымчатую тьму, а своих последователей оставил позади, чтобы они задержали нас.

Радости это убийство мне не принесло. Только Клостергейму удалось сбежать, он бесшумно исчез среди высоких столбов. Я было погнался за ним, но Элрик меня остановил.

– Гейнор – наша единственная и главная добыча, – заметил он. – Пусть пантера ведет нас. Она найдет его по запаху.

Пантера бежала, не останавливаясь, слепые кони, не знающие устали, поскакали за ней.

Однажды мне показалось, что я слышу смех Гейнора, стук копыт, затем я увидел золотое сияние, словно Грааль подавал знак, что его похитили. Жемчужно-серый горизонт стал шире и выше, расстилаясь перед нами, как мягкое одеяло тумана над обширным скалистым лесом. Воздух стал заметно холодней и отчего-то чище, хотя я не мог определить, отчего. В какой-то миг это серое бесформенное поле наполнило мое сердце безотчетным страхом. Я смотрел в бесконечное ничто. Конец мультивселенной. Лимб.

Его спокойствие пугало меня. Но страх начал рассеиваться, уступая место чувству безмятежности и покоя. В конце концов, я уже когда-то бывал здесь. Наши чувства, однако, никак не повлияли на наши поступки, и слепые кони продолжали нести нас. Пантера все так же шла впереди, и постепенно, очень незаметно, мы медленно погрузились в ласковую серую дымку.

Она оказалась довольно плотной. Я все никак не мог избавиться от ощущения, что Гейнор с Клостергеймом поджидают нас в засаде и вот-вот нападут. Даже когда воздух впереди наполнился сверкающими оттенками алого и зеленого, нежными цветами амариллиса и ириса, я и тогда остался настороже.

– Что это было? – спросил я у Элрика.

Чародей усмехнулся.

– Я не знаю. Может, чьи-то мысли?

Неужели все это само собой соткалось из странной плотной дымки? Я вдруг почувствовал: эта субстанция в любой момент примет любую известную форму. И хотя я ожидал от легендарных Серых Пределов чего-то более впечатляющего, я испытал облегчение, что это не спутанные нити Хаоса, как меня раньше предупреждали. Казалось, нужно всего лишь сосредоточиться, и любые фантазии, даже самые дикие, обретут здесь форму. Я со страхом подумал о том, чего могут здесь напридумывать Гейнор и Клостергейм.

Дымка будто усиливала звук стучащих копыт, звон упряжи и наше дыхание. Туман почти скрывал контуры пантеры, но мы продолжали видеть ее, как тень. Трудно сказать, ехали ли мы по камню или по земле – снизу клубился туман цвета олова; доходя коням до брюха, он омывал их ноги, словно ртуть.

Земля под копытами стала мягче, как дёрн, приглушающий звуки.

Становилось все тише. Напряжение же росло. Я обратился к Элрику Голос мой звучал глухо и как-то омертвело.

– Мы его потеряли? Он все-таки сбежал в Пределы. И, насколько я понимаю, это катастрофа.

Он ответил, но я так и не понял, услышал ли я его голос или мысли.

– Это усложняет дело.

Все становилось каким-то неконкретным и неопределенным – несомненно, свойство Серых Пределов. В конце концов, предполагалось, что это неоформленная основа мультивселенной. Но, несмотря на это, пантера оставалась видимой, наш путь оставался неизменным, а Гейнор оставался угрозой.

Пантера вдруг остановилась. Она задрала свою красивую морду, принюхалась, прислушалась, подняла одну лапу. Ударила хвостом. Сузила глаза. Что-то встревожило большую черную кошку. Она колебалась.

Элрик спешился и по грудь в тумане пошел к ней. Туман сгустился, и на время я потерял его. Когда же снова увидел, он говорил с каким-то человеком. Сначала я подумал, что он нашел Гейнора.

Человек обернулся и пошел за ним… Уна, с луком и колчаном на плече! Словно просто вышла на прогулку. Она с вызовом улыбнулась мне, и я решил, что вопросов лучше не задавать.

Я так до сих пор и не понял, кто она – чародейка, фокусница или просто способна управлять животными на расстоянии, будь то пантера или заяц. Не знал, замешана ли во всем этом магия. Но к тому времени уже был совершенно готов поверить, что стал свидетелем реальной магии. Эти люди взаимодействовали с мультивселенной так, словно это для них обычное дело, для меня же то была одна сплошная тайна. Мой привычный двадцатый век может кому-то тоже казаться странным, хаотичным миром, механическим изобретением, столь же непонятным, как их мир для меня. То, что некие полубоги способны манипулировать мирами с помощью силы разума, для меня все еще оставалось ужасной загадкой; тем не менее я начал принимать этот факт благодаря всему, что испытал. Я не старался, будто какой-нибудь сумасшедший картограф, расчертить бытие во всей его сложности на квадраты и втиснуть его в тесные рамки сетки моего ограниченного опыта и воображения. Честно говоря, я вообще не хотел наносить какую бы то ни было разметку. Предпочитал исследовать, наблюдать и чувствовать. Единственно верный способ что-то понять – испытать это на собственной шкуре.

Жемчужный туман продолжал кружиться вокруг нас, когда я присоединился к Уне с Элриком. Серые Пределы, что я пересекал, раньше были более многолюдны. Уна озадаченно нахмурилась.

– Здесь все чужое, не мое.

– Куда они ушли? – спросил я. – Вы все еще чувствуете их запах, леди Уна?

– Еще как, – ответила она. Опустилась на одно колено и помахала левой рукой, словно очистив окно. Жест ее явил нам яркую, солнечную картину. – Видите?

Я сразу узнал эту сцену. Ахнул, двинулся вперед, чтобы прорваться туда через туман. Вернуться в детство. Но Уна удержала меня.

– Знаю, – сказала она. – Это Бек. Но не думаю, что ваше спасение там, граф Улрик.

– Что вы имеете в виду?

Она повернулась вправо и расчистила в тумане еще одно окошко. Все черное и красное, сплошная суматоха. Люди с головами зверей и звери с человечьими головами сошлись в кровавой битве. Куда ни бросишь взгляд – перепаханная грязь. На горизонте поднимались рваные очертания города с высокими башнями. И к нему, торжествуя, ехал князь Гейнор фон Минкт… Тот, кого нарекут Гейнором Проклятым.

Элрик наклонился ко мне. Он узнал город. Знал его так же хорошо, как я знал Бек. Мне он тоже казался знакомым, ведь наша память и разум слились.

Имррир, Город грез, столица Мелнибонэ, остров властителей драконов. Языки пламени флагами бились над ним, вырываясь из верхних окон башен.

Я оглянулся. Бек никуда не исчез. Добрые зеленые холмы, укрытые приветливыми густыми лесами, старые камни укрепленной сельской усадьбы… Но теперь я заметил вокруг стен колючую проволоку. Пулеметы у ворот. Сторожевых псов, рыскающих по двору. И повсюду – эсэсовская форма.

К моему дому на высокой скорости подъехал большой «мерседес». Вел его Клостергейм.

– Но как?.. – начал я.

– Именно, – подтвердила Уна. – Слишком много следов, как я и сказала. Он пошел по двум дорогам и теперь находится в двух разных мирах. Узнал больше, чем многие из нас, о существовании в безвременной бесконечности мультивселенной. Он все еще воюет как минимум на двух фронтах. Что может оказаться его слабой стороной…

– Похоже, это его сильная сторона, – не без иронии вздохнул Элрик. – Он нарушает все правила. В этом секрет его силы. Но если эти правила потеряют всякий смысл…

– Значит, он уже победил?

– Не везде, – ответила Уна. Но я понял, что она не знает, что делать дальше.

Элрик перехватил инициативу:

– Он в двух местах, и мы тоже можем быть в двух местах. У нас теперь два меча, и один может призвать другой. Я должен отправиться за Гейнором в Мелнибонэ, а вы отправляйтесь за ним в Бек.

– Но как вы смогли разглядеть эти места? – спросил я Уну. – Как вы их выбрали?

– Может, потому, что захотела? – Она отвела взгляд. – Нам никто этого не рассказывал. Но что, если Серые Пределы создаются волей и воображением смертных и бессмертных? Здесь появляется то, чего они больше всего желают, и то, чего боятся. Оно воссоздается снова и снова. Благодаря необычайной силе человеческой памяти и желания.

– Создается и воссоздается на протяжении вечности, каждый раз чуть по-другому. – Элрик задумчиво положил руку в перчатке на навершие рунного меча. – Порой различия весьма существенны. Всему виной память и желание. Измененные воспоминания. Изменчивые желания. Мультивселенная множится, разрастается, словно прожилки на листе или ветви на дереве.

– Но не следует забывать, – подхватила Уна, – что в руках Гейнора находится власть создавать почти любую реальность, какую он захочет. Такова сила Грааля, который по праву ваш – чтобы защищать его, но не использовать непосредственно.

Несмотря на странные обстоятельства, я вдруг засмеялся.

– Мой? По праву? А я‑то думал, что подобное право принадлежит только Христу или Богу. Если Бог вообще существует. Или Он и есть Равновесие, великая ось нашего Мироздания?

– В этом заключается суть множества богословских дискуссий, – отозвалась Уна, – особенно среди крадущих сны. В конце концов, они живут украденными снами. Говорят, в Серых Пределах любые сны становятся явью. И кошмары тоже.

Я вдруг почувствовал себя беспомощным, начал оглядываться, но взгляд все время возвращался к двум окошкам в реальности. Лишь они напоминали о стоящей перед нами дилемме, но они могли быть иллюзией – ее, вполне возможно, создала сама Уна, используя искусство своей матери. У меня не было причин доверять ей или верить в ее альтруизм, но и не доверять причин тоже не было.

Во мне вдруг поднялись раздражение и злость. Хотелось выхватить меч и раскромсать этот туман, прорубиться сквозь него в Бек, домой, в свое спокойное прошлое.

Но над Беком развевался флаг со свастикой. И я понимал, что так оно и есть.

Элрик выдавил из себя привычную бледную улыбку:

– Трудно преследовать человека, который путешествует сразу в двух направлениях. Как бы сложно ни было это принять, я считаю, что нам следует разделиться и продолжить путь порознь. Вы двое должны отправиться в одну сторону, а я попытаюсь остановить его с другой.

– Но ведь мы станем слабее, если так поступим!

Мы знали, что воюем не только против Гейнора с Клостергеймом, но и против Владык Высших Миров.

– Существенно слабее, – согласился Элрик. – Может быть, невероятно слабыми. Но у нас нет выбора. Я вернусь в Имррир и сражусь с Гейнором там. Вы отправляйтесь к себе и сделайте то же самое. Он не может иметь при себе Грааль сразу в двух мирах. Это просто невозможно. Он возьмет его туда, где чаша лучше всего ему послужит. Кто найдет ее первым, должен предупредить остальных.

– И где он может ее хранить? – спросил я.

Элрик покачал головой.

– Где угодно.

Уна выразилась более определенно:

– Это одна из многих вещей, которых мы не знаем, – сказала она. – Есть два места, куда он может направиться. Морн – тамошние камни нужны ему, чтобы обуздать силы Хаоса, – или Бек.

Элрик вновь оседлал слепого коня. Животное ржало и фыркало, шагая в тумане. Всадник пришпорил коня к тому окошку, где шло сражение, и оно открылось и поглотило его.

Элрик обернулся и отсалютовал мне мечом. Это было прощание. Это было обещание. А затем он направил коня в гущу битвы – Черный меч сверкал в его правой руке, – и к Имрриру.

Одно движение посоха Уны – и мой конь умчался в туман. Животное без труда могло добраться домой. Девушка взяла меня за руку и вела вперед, пока мы не очутились на холме. Мы вдыхали запах летней травы в Беке и смотрели сверху на мой старинный дом, и я только сейчас понял, что его превратили в крепость. Видимо, в штаб СС.

Мы упали на землю; я молился, чтобы нас никто не заметил. Эсэсовцы были повсюду. Это было не какое-то заурядное учреждение. Тщательно охраняемое, с огневыми точками и густыми зарослями колючей проволоки. Ров она окружала в два ряда.

Мы поползли по холмам, подальше от башен Бека. Я без труда показывал Уне путь сквозь кустарники и заросли. Эти места я знал не хуже лис и кроликов, населявших наши леса задолго до того, как жители Бека начали расчищать землю и строить дома. На протяжении многих веков мы жили в гармонии с лесными обитателями.

Мой дом стал каким-то непотребством, над ним позорно надругались, и это приводило меня в ярость. Когда-то он символизировал то, что так ценили немцы – благоразумный социальный прогресс, традиции, культуру, доброту, образование, любовь к родной земле. Теперь же стал символом всего того, что мы когда-то презирали – нетерпимости, неуважения, грубой силы и жестокости. Они словно осквернили всю мою семью, как осквернили и Германию. Я понимал природу зла и знал, что оно расплодилось не только на германской земле, но и в землях всех враждующих народов. И виной тому алчность и страх жалких, лишь самим себе угождающих политиканов, которым плевать на истинные желания избирателей; и оппозиционные политические доктрины, и рядовые граждане, которые не проверяли слова своих вождей и позволили втянуть себя в войну, чем обрекли себя на проклятие, и все те, кто все еще следовал за вождями, чья политика могла привести лишь к погибели.

Откуда взялась эта тяга к смерти, охватившая всю Европу? Из всеобщего чувства вины? Неспособности жить по христианским идеалам? Или нас охватило какое-то безумие, когда в пику каждой мысли совершается противоположное действие?

Наконец наступила ночь. Никто за нами не охотился. Уна нашла в канаве старые газеты. Кто-то, видимо, спал на них. Они пожелтели, покрылись грязью. Она внимательно прочитала все. И когда закончила, у нее появился план.

– Мы должны найти герра Эла, – сказала она. – Князя Лобковица. Если я права, то он тихо живет под чужим именем в Гензау. Здесь прошло много времени. Несколько лет с тех пор, как вы покинули Германию. Он должен находиться в Гензау. По крайней мере, он жил там, когда я побывала здесь в 1940 году.

– Что вы имеете в виду? Вы путешествуете еще и во времени?

– Так я когда-то думала, пока не поняла, что время – это поле, и на нем происходят одни и те же события, снова и снова, и все одновременно. Какое из них мы выбираем, то и становится нравственной основой мультивселенной. На самом деле мы не путешествуем во времени, а перемещаемся из одной реальности в другую. Время относительно. Оно субъективно. Время меняет свойства. Оно может быть нестабильным – или слишком стабильным. Время течет по-разному в каждом мире. Можно уйти из одного мира и оказаться в другом, очень похожем, но на расстоянии нескольких столетий. Мы с вами сбежали из Гамельна в 1935 году. Пять лет назад. Сейчас лето сорокового, ваша страна ведет войну. И, похоже, захватила почти всю Европу.

Старые газеты не подсказали, что за события привели к сложившейся ситуации, но «храбрая маленькая Германия» воевала против целой дюжины агрессивных стран, которые хотели отобрать то малое, что не успели раньше. Германии же, со своей стороны (если верить нацистской прессе), всего лишь требовалась земля, поскольку ее народ нуждался в расширении границ – чтобы создать так называемую Великую Германию. Бастион против коммунистического Голиафа. Некоторые европейские страны уже описывались как германские «провинции», другие входили в германскую «семью». Франция пришла к компромиссу, Италия с Муссолини во главе была союзником. Польша, Дания, Бельгия, Голландия. Все завоеваны. Я ужасался. Гитлер получил власть, обещая германскому народу мир. Мы все хотели мира. Честные, терпимые люди проголосовали бы за любого, кто смог бы восстановить общественный порядок и отразить угрозу войны. Адольф Гитлер вверг нас в войну намного более страшную, чем любая из предыдущих. Неужели его почитатели до сих пор относятся к нему с таким же энтузиазмом? При всей нашей саморазрушительной прусской риторике мы были весьма миролюбивой нацией. Что за безумную мечту создал Гитлер, чтобы заставить немцев вновь шагать в строю?

Наконец я уснул. И в тот же миг мою голову наполнили сны. Я наблюдал жестокие баталии и странные видения. Ощущал все, что происходило с моим двойником. Только бодрствуя, я мог удерживать его вне моего разума, но и тогда это удавалось с трудом. Я понятия не имел, чем он занимался, знал лишь, что он вернулся в Имррир и попал под землю. Запах рептилий…

Проснувшись, я продолжил читать газеты. Чем больше я читал, тем больше вопросов у меня возникало. Я не мог поверить, что Гитлер пришел к власти так легко и народ не возмутился. Хотя, разумеется, из-за мощного потока лжи, изливаемого газетами, многие порядочные люди перестали понимать, как они могут бросить вызов нацистскому засилью. В любом случае, мне пришлось самому складывать общую картину. Многие вопросы так и остались неотвеченными.

Ответы на них я узнал со временем, когда мы добрались до квартиры Лобковица в Гензау. Почти неделю мы перемещались лишь ночами, избегали даже лесных троп, не говоря уж о больших дорогах. Я радовался, что спать приходилось днем. Так меня гораздо меньше мучали сны. Прочитанными газетами я оборачивал Равенбранд. Наше оружие едва ли подходило для того, чтобы бросить вызов Третьему рейху со всем его арсеналом.

Повсюду мы видели признаки того, что страна ведет войну. Товарные поезда с амуницией, оружием, солдатами. Грузовой конвой. Эскадрильи бомбардировщиков. Визжащие истребители. Огромные колонны солдат. Иногда нам попадалось и нечто более зловещее. Грузовики для перевозки скота, полные плачущих людей. Мы понятия не имели, в каких чудовищных масштабах Гитлер уничтожал свой собственный народ и граждан завоеванных стран Европы.

Двигались мы очень осторожно, стараясь не привлекать внимания местных властей, но Уна все-таки рискнула и украла платье, сушившееся на веревке.

– Думаю, обвинят цыган.

Гензау был довольно тихим городком, вдали от главных дорог и железнодорожных путей. Привычные нацистские флаги развевались повсюду, недалеко располагались и казармы СС, но военных в городке почти не было. Теперь мы понимали, почему Лобковиц обосновался здесь.

Когда мы появились перед ним (Уна в ворованном тонком платье), то, должно быть, представляли жалкое зрелище. Оголодавшие. В лохмотьях. С не соответствующим времени оружием. Я много дней не менял одежду и отчаянно устал.

Лобковиц рассмеялся, предложил выпить и усадил нас в удобные кресла.

– Я могу вывезти вас из Германии, – сказал он. – Скорее всего, в Швецию. Но это все, чем я сейчас способен вам помочь.

Оказалось, что он помогает бежать тем, кто вызвал недовольство нацистов. Большинство бежало в Швецию, другие – через Испанию. Он сказал, что жалеет, что не имеет магических способностей. Невозможно открыть лунную дорогу для тех, кто ищет свободы.

– Лучшее, что я могу пообещать им, это Америка или Британия, – сказал он. – Но даже Британская империя не сможет долго противостоять Люфтваффе. У меня есть друзья-военные. Еще пара месяцев, и Британия начнет стремиться к прекращению огня. Подозреваю, что она тоже падет. А когда империя капитулирует, немцы перестанут бояться участия американцев. Это триумф зла, мои дорогие.

Он извинился за столь мелодраматическое утверждение.

– Времена такие, мелодраматичные. Как ни странно, – продолжил он, – то, что вы ищете, находится в Беке.

– Но Бек хорошо охраняется, мы не можем напасть на него, – сказала Уна.

– А что мы ищем? – устало спросил я. – Посох? Чашу? Что-нибудь другое не подойдет?

– Эти объекты уникальны, – заметил князь Лобковиц. – Они принимают разные формы. Обладают собственной волей, но не сознанием, как мы. Один вы называете Святым Граалем. Вашей семье доверили охранять его. Вольфрам фон Эшенбах говорит о таком доверии. Ваш полубезумный отец не мог в это поверить. Когда он потерял Грааль, то посчитал, что обязан его вернуть, но в процессе убил самого себя.

– Убил себя? Значит, обвинения Гейнора правдивы! Я понятия не имел…

– Ясно, что семья пыталась избежать скандала, – продолжил князь Лобковиц. – Они заявили, что он погиб при пожаре, но истина в том, граф фон Бек, что вашего отца разрушило чувство вины, вины за все: смерть вашей матушки, ошибки, неспособность нести возложенную на семью ответственность. Как вы, разумеется, знаете, он не смог общаться даже с собственными детьми. Но он не был трусом и не пытался избежать неизбежного. Он сделал все, что смог, и в результате погиб.

– Но почему он считал Грааль таким важным? – спросил я.

– Такие объекты, как гласит тевтонская мифология, обладают огромной силой, вот почему Гитлер и его последователи так жаждут завладеть ими. Они верят, что, получив Грааль и меч Карла Великого, обретут сверхъестественные силы и военную мощь и одолеют Британию. Только Британия стоит на пути триумфа Германской империи. Чаша в данном случае гораздо важнее меча. Меч – лишь оружие. Он не обладает самостоятельностью. Поэтому, правду сказать, чтобы магия сработала, по обе стороны чаши должно лежать по два меча. Так мне говорили. Не знаю, чего собирается добиться Гейнор, но Гитлер и его соратники убеждены, что произойдет нечто грандиозное. До меня дошли слухи о ритуале, который называется «Кровь в чаше». Звучит как в сказке, не правда ли? Девственницы, волшебные мечи…

– Тогда нам нужно постараться вернуть Грааль, – сказал я. – Именно для этого мы сюда и пришли.

Лобковиц говорил тихо, как будто исповедовался:

– Ваш отец боялся, что Бек погибнет, как только Грааль покинет вашу семью. Он боялся, что вся семья тоже погибнет. Вы, разумеется, его последний живой сын.

Об этом можно было не напоминать. Бессмысленная гибель моих братьев в Великой войне все еще приводила меня в отчаянье.

– Мой отец сам разжег огонь, в котором погиб?

– Нет. Пожар начался из-за демона, который пообещал ему помочь, оправдать доверие вашей семьи. Полагаю, мысль вполне разумная в тех обстоятельствах. Но ваш отец был в лучшем случае чародеем-любителем. Он не смог удержать эту тварь в границах пентаграммы. И вместо того, чтобы защитить Грааль, демон украл его!

– Демона звали Ариох?

– Демон – это наш друг Клостергейм. В то время он служил Миггее, владычице Закона. Она начинала сходить с ума и чувствовала, что теряет силу. Клостергейм служил Сатане, пока тот не доказал, что недостаточно привержен злу, и не попытался примириться с Богом при содействии ваших предков фон Беков. А точнее, вашего полного тезки. Сам Сатана поручил вашему предку найти Грааль и сохранить его до тех пор, пока они с Богом не примирятся.

– Старые сказки, – сказал я. – Они даже на миф не тянут.

– Наши ближайшие предки постарались забыть их, – тихо заметил австриец. – Но с вашей семьей связана не одна темная легенда. Помните недавнюю, о Красноглазом из Миренбурга?

– Еще одна крестьянская байка, – сказал я. – Придуманная необразованными людьми. Вы же знаете, что у дяди Берти теперь вполне уважаемая должность в Вашингтоне.

– Вообще-то он сейчас в Австралии. Но я вас понимаю. Признайте, мой дорогой граф Улрик: история вашей семьи никогда не была столь скудна на события, как утверждали ваши предки. Не один из ваших родичей согласился бы с этим.

Я пожал плечами.

– Как скажете, князь Лобковиц. Но эта история вряд ли связана с нашими нынешними проблемами. Мы должны найти Грааль и меч. Не подскажете, как их вернуть?

– Где же их еще искать? – ответил он. – Я же говорил вам. Там, где Грааль находился много веков. В Беке. Именно поэтому его превратили в крепость и надежно охраняют, поэтому Клостергейм поставил круглосуточную стражу в «покоях Грааля». Так он зовет вашу старую оружейную.

Это место всегда обладало особой атмосферой. Я выругался про себя.

– Мы видели, как Клостергейм приехал в Бек. Неужели мы опоздали? Может, он перевез Грааль в другое место?

– Сомневаюсь, что он согласился бы на это пойти. Из надежного источника мне стало известно, что сам Гитлер собирается встретиться в Беке с Гессом, Герингом, Геббельсом, Гиммлером и прочими. Полагаю, они едва ли верят в такую удачу. И хотят убедиться в ней! Франция уже пала, и только Британия, наполовину побежденная, стоит у них на пути. Германские самолеты атакуют британские корабли, вовлекают истребители в бой, изматывают и без того слабые Королевские ВВС. Прежде чем начать наступление по морю и суше, они собираются разбомбить все большие города, особенно Лондон. В данный момент они собирают огромную воздушную армаду. И насколько я знаю, она уже в пути. Времени осталось мало. На этой встрече в Беке они проведут некий ритуал, который, по их мнению, укрепит их и обеспечит успешное нападение на Британию.

Я не верил своим ушам.

– Да они обезумели.

Он кивнул.

– О да, несомненно. И, вероятно, в глубине души понимают это. Но до сих пор их сопровождал полнейший успех. Наверное, они считают, что все дело в заклинаниях. Та сверхъестественная сила, что они призвали, до сих пор их не подводила. Но магия нестабильна и находится в нестабильных руках. Это может привести к гибели всего и вся. Так же, как случилось с Гейнором и ему подобными, невежество и оторванность от реальности со временем разрушат их. Им нравится идея «Сумерек богов». Эти люди любой ценой стремятся к забытью. Они хуже любых обманывающих самих себя трусов, и все, что они строят, рухнет. У них вкус как у худших голливудских продюсеров, а эго – как у худших голливудских актеров. Полагаю, что мы подошли к весьма ироничному моменту в истории, когда актеры и воротилы шоу-бизнеса определяют судьбу мира. Мы видим, как быстро расширяется пропасть между действиями и их последствиями… Конечно, они довольно искусные иллюзионисты, взять, к примеру, Муссолини: все, что они предлагают, плюс огромная незаслуженная власть, – это иллюзия. Они способны подменять реальность фальшивкой, обманывать мир, который рушится под весом фальсификаций. Чем меньше мир будет реагировать на их ложь и выдумки, тем с большим рвением они станут их насаждать.