Текст книги "Элрик: Лунные дороги"

Автор книги: Майкл Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 65 страниц)

Я испытал облегчение – мне не хотелось встречаться с Квелчем. Наш неразрешенный спор лучше разрешать не в Лас Каскадас, где все оружие собрано на складе в доках и заперто на замок.

Еще до того, как мы увидели остров, Гуннар велел поднять флаги; можно подумать, кто-то мог бы не узнать «Лебедя», увидев его. Вероятно, это был какой-то условный знак: Гуннар показывал защитникам города, что все еще управляет кораблем.

Ближе к полудню мы увидели Лас Каскадас, приблизившись к острову со стороны гавани. Сначала островная крепость напоминала мираж – несколько тонких серебристых полос, мерцающих в солнечном свете. Затем стало ясно, что эти полосы сбегают по склонам скал, образуя кратер огромного вулкана. Никаких признаков входа в гавань, лишь спокойная лагуна внутри. Мне вдруг показалось, что попасть на этот таинственный остров можно только с воздуха или из-под воды, но призвать сверхъестественные силы не представлялось возможным.

Я видел, какая судьба постигла эти силы, их изгнали в самые унылые уголки мира, вроде Сада дьявола, где они постепенно умирали. Когда все эти души умрут, то и Земля погибнет, так думал мой народ. Между Порядком и Хаосом много столетий шла война. Вскоре Аравия останется единственной землей, не покорившейся тонкогубым пуританам.

Гуннар вновь взмахнул рулевым веслом. Он обернул канат вокруг могучей руки и управлял кораблем, словно легкой лодкой. За скалами, охранявшими гавань, я увидел скопление домишек, церквей, мечетей, синагог, общественных зданий, базаров, а также прочие признаки процветающего города, расположившегося почти вертикально на склонах гор.

Он стоял по обе стороны от гавани. Каскады рек и водопадов, в честь которых его и назвали, сверкали и струились меж строений и валунов. Весь остров блестел, как серебряный слиток. Домишки пастельных тонов утопали в зелени и последних цветах лета. На крышах и балконах, в садах и виноградниках люди поднимались посмотреть, как мы входим в морские врата Лас Каскадас.

Огромные двустворчатые ворота из меди и стали открывали узкий проход между скалами, через них мог войти и выйти лишь один корабль. Я сразу же вспомнил Мелнибонэ, хотя этому месту не хватало парящих башен Города грез.

Нас громко приветствовали. На каменных арках, к которым крепились створки ворот, появились люди; повернулись рычаги, рабы потащили на себе огромные цепи, и морские ворота открылись.

Гуннар хмыкнул и, тронув кормило, взял чуть влево, потом чуть вправо. Он аккуратно провел корабль в узкую щель, и тот проскользнул легко и быстро, словно угорь. Врата с грохотом закрылись за нами. Мы медленно гребли вперед под пристальным взором жителей Лас Каскадас. Все здесь жили за счет пиратства. Все были верными подданными пиратской королевы. Своими дипломатическими способностями прекрасная Берберка Роза могла сравниться с самой Клеопатрой.

В гавани на приколе стояли самые разнообразные суда. Я узнал китайские джонки, несколько больших доу, египетские корабли с закругленными корпусами, мудреные боевые галеры, в основном переделанные по греческому образцу, – такие больше всего любили капитаны-корсары. Мне вдруг показалось, что здесь я обязательно встречу старых друзей, но не недавних знакомых. Когда я вынес свои пожитки на причал, то почти сразу же услышал, как кто-то зовет меня по имени.

– По д’Аржан, это вы?

Я оглянулся.

Брат Тристеланн, смешливый рыжий коротышка, пробирался ко мне сквозь толпу всякого сброда, что стекался на пристань в надежде получить хоть какую-то работу. Не знаю, чем Гуннар собирался расплатиться с Лас Каскадас за свою безопасность, но явно не грузом. Ненадолго Тристеланн исчез в толпе, затем появился совсем рядом, все так же улыбаясь.

– Значит, вы послушались моего совета, – сказал он. – Поговорили со стариками и старухами?

– Они говорили со мной, – ответил я. – Я думал, вы направлялись в Кордову.

– Собирался уже высадиться, но услышал, что христиане и иудеи вновь впали в немилость халифа. Он верит, что в Империи новый заговор.

Собирается выгнать из страны всех франков. И даже гадает, не слишком ли это мягкая мера для них. Так что я счел разумным переждать зиму здесь, послужу верующим, которых найду. Посмотрим, какой будет погода весной. Моя единственная альтернатива на сегодняшний день – отправиться в Англию, к королю Львиное Сердце, но, если уж совсем честно, порядочному человеку там не место. В лесах полно разбойников, в монастырях – бенедиктинцев, а то и кого похуже. Их помазанник божий сидит в темнице в Австрии, насколько мне известно, потому что народ не желает платить за него выкуп. Иоанн – интеллектуал, и поэтому ему никто не доверяет, особенно церковь.

Продолжая сплетничать, Тристеланн по крутым, запутанным улицам повел меня на постоялый двор, который, по его словам, считался лучшим на острове.

Гуннар что-то вопрошающе прокричал мне в спину. Я ответил, что увижусь с ним на постоялом дворе.

Моя независимость его явно нервировала. Он привык все держать в своих руках. Для него это было естественно. Думаю, он скорее растерялся, чем рассердился.

Все это забавляло брата Тристеланна. Он привел меня на залитый солнцем сад постоялого двора. Посадил на скамейку, а сам зашел внутрь и вернулся с двумя огромными кружками эля. Я постарался воздать должное крепкому напитку, но моему чересчур утонченному вкусу подходило лишь желтое вино. Брат-боец не расстроился. Он принес мне кубок хорошего вина, а эль допил сам.

– Надеюсь, Предки дали вам хороший совет?

– Они скорее ударились в предсказания, – произнес я. – В таинственные видения.

– Исполните все, что увидели, – твердо сказал он. – Они принесут вам то, чего вы желаете. И в сердце своем вы уже знаете, что принесет вам то, чего вы желаете.

Он вздохнул.

– Предсказания меня не интересуют, – отозвался я. – Моя судьба – это моя судьба. Вот что я знаю. И понимание этого позволяет мне плыть по ее течению, поскольку я доверяю удаче, неважно, повезет мне или нет.

– Настоящий игрок, – пробормотал он. – Истинный мухамир!

– Я все это и раньше слышал. Я не принадлежу ни к какому обществу или гильдии. Я не занимаюсь подобными искусствами всерьез, лишь иногда по необходимости, и не верю ни во что. Доверяю лишь себе, своему мечу и неизменной судьбе.

– Но все-таки боретесь с ней.

– Я оптимист.

– В этом мы похожи, – сказал он без всякой иронии.

Тристеланн уселся на скамью и оглядел двор, усыпанный цветами. Красочные соцветия состязались в яркости с одеждами посетителей, которые не обращали на нас никакого внимания. Я знал, что в Лас Каскадас считается дурным тоном уделять чрезмерное внимание незнакомцам.

Впервые я побывал на острове совсем в другом положении. Тогда мы с Розой были любовниками. Во второй раз я оказался пленником, и она обвела меня вокруг пальца. Но когда ситуация изменилась в мою пользу, она, кажется, оскорбилась еще больше. Вряд ли пиратка отдала какие-то распоряжения относительно моей судьбы, так как, скорее всего, не ждала, что я когда-нибудь снова окажусь в ее крепости.

Монах подтвердил, что Роза уплыла до весны. Снова отправилась на юг. Возвращалась она обычно с кораблем, груженным экзотическими специями, драгоценными камнями, а изредка даже превосходными рабами. В плаванье с ней ушел и Ап Квелч.

– Корабль-катамаран ходит намного быстрее и дальше, чем все остальные суда, – сказал Тристеланн. – Она может за несколько месяцев доплыть до Китая и вернуться назад. Пока мы зимуем на берегу Атлантики, она наслаждается солнцем и индийской добычей!

– Я думал, Гуннар тоже ходил туда на «Лебеде».

– Они оба ушли на «Лебеде». А затем, после ссоры, она вернулась на «Либо-либо». – Он резко замолчал и поднял глаза. Я понял, что Гуннар только что вошел в сад. Монах засмеялся, словно только что рассказал веселый анекдот: – А вторая собака сказала: «Я пришла только когти подровнять».

Рука Гуннара легла мне на плечо.

– Нам нужно еще кое-что обсудить, – сказал он. – Насколько я понимаю, у вас, господин священник, ко мне вопросов нет.

Брат Тристеланн натянул капюшон потертой сутаны и поднялся.

– Я никогда не попаду в столь отчаянную ситуацию, чтобы наниматься к дьяволу.

– Значит, я прав, – хмыкнул Гуннар. – А что, тут больше не подают?

Он вошел внутрь. Монах отчего-то совсем развеселился. Он пожал плечами, подмигнул мне и сказал, что наши пути еще пересекутся, а затем вышел за ворота – как раз в тот миг, когда вернулся Гуннар, ведя за ухо мальчишку.

– А все девки, значит, разбежались по клиентам?

– Да, господин, – мальчишка плюхнулся на камни. – Только я один и остался.

Гуннар выругался, проклиная свои мужские потребности, и грозно потребовал, чтобы мальчишка принес эль. Я попросил парнишку принести еще один кубок, бросил ему монетку и поднялся. Сверкающая маска Гуннара уставилась на меня в явном изумлении.

– Вы пользуетесь своим преимуществом, но я не осуждаю вас за это, – сказал я. – Понятно, что раньше вы ни с кем не сотрудничали. У меня нет желания нанимать ваш корабль. Думаю, вы неверно меня поняли. И вы уже сказали, что знаете, кто я такой и каково мое положение. Я ничего не жду от мироедов и прочего сброда, но раз уж вы утверждали, что вам ведомо мое звание, то от вас я ожидал большего.

Он отвесил шутовской поклон.

– Прошу прощения, если это вас, конечно, устроит. Пару слов, и мы все уладим.

– Поступки впечатляют больше, чем слова. – Я встал, чтобы уйти. Разумеется, я просто делал вид, играл – но играл, следуя моим природным наклонностям.

Гуннар сразу понял, что происходит. Он рассмеялся.

– Очень хорошо, господин Среброкожий. Поговорим как равные. И правда, в этом мире я привык идти напролом, но вы же видите, какая компания меня теперь окружает. Я тоже был когда-то принцем Равновесия. А теперь я гнусный корсар, цепляюсь за старые легенды и промышляю грабежом, а ведь когда-то я разрушал огромные города.

Я снова сел.

– Уверен, вы не собираетесь пересказывать мне свою жизнь, поэтому предлагаю просто сообщить, когда вы собираетесь отплыть в Винланд. Лишь отмеченные богом осмелятся отправиться в те края зимой.

– Или проклятые. Господин Среброкожий, я собираюсь пройти напрямую через мир Хель. Вход в него находится на другой стороне Гренландии. Через Подземный мир, через подвижные камни, воронки водоворотов, чудовищную тьму – в страну вечного лета, где нас ждут сокровища. Земля там столь плодородна, что то, что мы взращиваем здесь в поте лица, там растет само собой. Там находятся несметные сокровища, легендарное золото. Огромный зиккурат, возведенный из чистого золота, а потом таинственно брошенный тамошним народом. Мы собираемся попасть в сверхъестественный мир, поэтому, полагаю, время года, будь то лето или зима, не имеет большого значения. Мы идем в сам Нифельхейм.

– Вы плывете на север и запад, – сказал я. – У меня есть необходимый опыт и то, что для вас ценно.

Он задумчиво глотнул эля через тростинку.

– А что вы надеетесь приобрести в этом путешествии?

– Я ищу одного известного бессмертного кузнеца. Возможно, он норманн.

Из-под шлема раздался какой-то шум, отдаленно напоминающий смех.

– Его зовут Вёлунд? Ибо Вёлунд со своими братьями охраняет город, который венецианцы называют Илла Палиа делла Оро. Он стоит посреди озера, там, где край земли встречается с Полярной звездой. Именно туда я и направляюсь.

Однако Гуннар не сказал всей правды. Он хотел, чтобы я поверил, что целью его является золотой город. Но я предположил, что он ищет на Краю света что-то другое. То, что он может уничтожить.

Но в тот момент я и этим был доволен. «Лебедь» шел туда, куда мне нужно. Неважно, сверхъестественен мир Хель или обычен, если мы отправимся в Северное море в декабре или январе.

– Вы так доверяете своему кораблю, – заметил я.

– Мне приходится, – ответил он. – Теперь наши судьбы переплетены. Корабль выживет, если выживу я. Я владею истинной магией, как и говорил, а не той алхимической чушью, о какой вы слышали в Нюрнберге. Я иду вслед за видением.

– Полагаю, что и я тоже, – произнес я.

Глава десятая
Пасть Хель

 
Норманны, проклятые норнами, по странному зову природы
Отправились на Край Земли и заблудились во льдах Фимбулвинтера.
Их омертвевшие руки крепко сжимали мечи, не омытые кровью.
Шли они по стопам лиходея Гейнора по прозванью Проклятый.
 

Лонгфелло. Владыка пропавших

Когда мы через несколько дней вышли из порта, на море был штиль. Гуннар надеялся успеть пройти как можно дальше, пока стоят теплые осенние дни. Возможно, даже добраться до Гренландии раньше, чем море скует льдом.

Я спросил, не ожидает ли он обнаружить за границей Нифельхейма империи и армии столь же могущественные, как в этом мире. Он посмотрел на меня, как на безумца.

– Я слышал эту историю из дюжины разных источников. Там лежат девственные земли, пока никем не занятые. Единственные защитники этой страны – жалкие дикари, чьи предки построили город, прежде чем оскорбить богов. Об этом написано в хрониках.

Я развеселился.

– И что? От этого легенды стали правдой?

Мы сидели в его маленькой рубке. Он нагнулся, открыл небольшой сундук и вытащил из него пергаментный свиток.

– Если нет, то мы сами сделаем их правдой!

Записи в свитке были на латыни, но встречались в тексте и руны. Я бегло просмотрел его. Некий ирландский монах, служивший писцом у датского короля, почти не упоминая деталей, описывал историю Эрика Белого. С пятью кораблями отправился он в Винланд и там основал колонию, построив укрепленный город, чтобы защититься от тех, кого именовали по-разному – то скредлинджи, то скрейлинги, то скрелинги. Так викинги назвали туземцев. Насколько я понял, слово это означало что-то вроде «визгунов» или «нытиков», и викинги считали их негодяями и преступниками.

И на основании этого свидетельства Гуннар решил отправиться в Нифельхейм. Подобные истории рассказывали все мои знакомые норманны. Мавританские философы предполагали, что мир имеет форму удлиненного яйца, а снизу, с внешней его стороны, за него каким-то образом цепляются варварские безбожные расы. В подобных обстоятельствах я решил себя вести так, как следует в Тысячелетнем сне, как меня учили, – просто промолчал. Я не мог допустить, чтобы этот сон оборвался. Это был последний сон, где я мог находиться, прежде чем Ягрин Лерн уничтожит наш флот, а затем Мунглама и меня самого.

– Значит, нам придется завоевывать землю, полную дикарей, – иронично заметил я. – А нас всего тридцать, так?

– Точно, – ответил Гуннар. – Если считать ваш меч и мой, потребуется в худшем случае пара месяцев.

– Ваш меч?

– У вас Равенбранд… – Человек без лица постучал пальцем по ножнам, висящим у него на боку. – А у меня Ангурвадель.

Он чуть вытащил его из ножен, продемонстрировав красно-золотую рукоять с искусным узором.

– Можете поверить на слово: на клинке начертаны руны, и в бою они горят красным светом, словно он должен омыться кровью, раз его вынули…

Разумеется, меня разбирало любопытство. Неужели у Гуннара псевдоглефа? Или это настоящий магический меч? Может, Ангурвадель – просто еще один проклятый клинок, из тех, что так часто упоминаются в сказаниях норманнов? Я и раньше слышал это имя, но считал его просто неким прообразом. Даже если меч не фальшивый, Ангурвадель – всего лишь один из множества братьев Черного меча.

Как и надеялся Гуннар, плавание по Атлантическому океану проходило прекрасно. Мы остановились запастись провизией в британском поселении, далеком от защиты норманнского закона. После того как люди Гуннара закончили расправляться с селянами, в живых осталось всего несколько человек. Их заставили заколоть своих животных и перенести запасы зерна на корабль, а потом тоже убили. Гуннар в своих делах был по-старомодному результативен и всегда уделял внимание деталям. Ни его меч, ни мой в этот раз из ножен не вынимались.

Мы поплыли дальше, зная, что в погоню за нами бросятся не скоро. У Норманна имелись магнитный компас и другие мавританские навигационные приборы, которые члены команды, возможно, принимали за магические. С их помощью было проще прокладывать быстрые, пусть и рискованные маршруты. На море, к моему удивлению, царил полный штиль, а на бледном небе не было ни облачка. Люди Гуннара приписывали такую погоду удаче своего проклятого капитана. Он же сам выглядел как человек, полностью удовлетворенный собственным здравомыслием.

В редкие часы отдыха я успевал пообщаться с некоторыми членами команды. При всей своей грубости вели они себя довольно дружелюбно. Мало кто из разбойников отличался богатым воображением, возможно, именно поэтому они были готовы следовать примеру Гуннара. Один из ашанти, по имени Асолингас, сидел, завернувшись в плотный шерстяной плащ. Он говорил на мавританском и рассказал мне, как их с десятью товарищами взяли в плен во время боя, отвезли на побережье и продали в рабство. Их купили в качестве гребцов на сирийское торговое судно, в первый же час пребывания в море они вместе с другими рабами захватили корабль и добрались до Лас Каскадас. Там, по его словам, корабль у них обманом отобрали. Остальных же убили во время набегов.

Асолингас сказал, что скучает по Африке. Душа его давно умерла и вернулась домой, и он тоже вскоре последует за ней. Он знал, что, после того как мы причалим к последнему берегу, его непременно убьют.

– Тогда почему ты пошел? – спросил я.

– Потому что я верю, что душа моя ждет меня на том свете, – ответил он.

С правого борта раздался глубокий вздох: поднялся ветер. Я услышал крики чаек. Вскоре мы должны были высадиться на берег.

В Гренландии колонисты были настолько бедны, что мы смогли разжиться у них лишь водой, парой бочонков кислого пива и тощей козой, которая приняла смерть с радостью. Гренландские поселения славились своей нищетой, поселенцы практиковали кровосмешение, жили замкнуто и непрерывно воевали с туземцами за скудные ресурсы. Я надеялся, что вход в Нифельхейм близок, и сказал об этом Гуннару. Припасов нам хватит лишь на пару недель в лучшем случае. Он заверил меня:

– Там, куда мы направляемся, у нас не будет времени для еды и питья.

Когда мы отплыли из Гренландии и направились на запад, погода стала ухудшаться. На море, прежде покрытом лишь небольшой рябью, вдруг поднялись и начали ударяться об унылый берег высокие волны. Нам с большим трудом удалось выйти из гавани. Позади осталась последняя европейская колония, которая уже не боролась за жизнь в этом жестоком мире. Гуннар часто шутил, что он добрейший из Божьих ангелов.

– Знаете, как называют этот клинок в Ломбардии? «Правосудие Святого Михаила».

Он начал было рассказывать какую-то историю, но так и не закончил – целиком погрузился в созерцание огромных волн. Море колыхалось тяжело и медленно, с воем и грохотом, вода поднимала нас на сотню футов вверх, ветер и дождь свистели в снастях, а затем мы ныряли на сотню футов вниз в бурлящую пенистую воду.

Я привык к ритмичному раскачиванию корабля. Ощущал безопасность и силу, лежащую в глубине этого бурного океана. Теперь я узнал то, что уже знали Гуннар и его команда, – почему корабль считался заколдованным. Он летел сквозь непогоду, как барракуда, будто не замечая волн, едва их касаясь. Корабль был так замечательно построен, что никогда не спускался между гребнями волн и устремлялся лишь вверх, даже когда предыдущая волна шла на спад. Мне прежде не доводилось испытать такого приятного возбуждения от хождения под парусом замечательного судна, я доверял ему больше, чем самому себе. Нечто похожее ощущаешь, летя верхом на фурнском драконе. Я начал понимать, отчего Гуннар ведет себя с такой безрассудной самоуверенностью. Я завернулся в синий морской плащ, стоял на палубе и смотрел буре в лицо, и вдруг в совершенно новом свете увидел фигуру, находившуюся на носу корабля. Что-то промелькнуло у меня в памяти.

Раскачиваясь и держась за веревки, Гуннар пробирался вперед, радостный вопль раздался из-под безликого шлема. Викинг словно опьянел от восторга. Он откинул голову назад и хохотал без остановки. Затем повернулся ко мне и схватил за предплечье.

– Воистину, принц Элрик, мы станем героями, вы и я.

Все удовольствие от плавания растаяло в тот же миг. Нет ничего хуже, чем когда тебя вспоминают как соратника Гуннара Обреченного.

Викинг наклонил голову, словно зверь, почуявший запах.

– Она здесь, – сказал он. – Я точно знаю. И мы с вами найдем ее. Но только один из нас сумеет ее удержать. И он же станет последним мучеником.

Он хлопнул меня по спине. А затем вернулся на корму и взялся за румпель.

На мгновение мне вспомнились смерть матери и ненависть отца. Вспомнилась кровавая кончина моей кузины, как она рыдала, когда душа уходила из нее. Кого Гуннар имел в виду, сказав «она»?

Волны вновь обрушились, и со следующей мы поднялись, и двигались неизменно перед бурлящей водой, и порой казалось, что мы и в самом деле летим над нею. Полуоткрытый парус наполнялся ветром, словно крыло, позволял Гуннару править кораблем быстро, легкими движениями румпеля, качая судно вместе с водой. Я никогда раньше не видел, чтобы капитан управлял кораблем лишь кончиками пальцев. Чтобы он отдал команду – и ее немедля исполнили, невзирая на погоду. Гуннар хвалился, что хотя на земле он и потерял многих из своей команды, но вот в море – ни одного.

Палубы намокли от морской пены, она оседала на коленях и плечах гребцов, хлопьями носилась в бурном воздухе. Черные, красные, коричневые и желтые спины мерно сгибались и разгибались, словно одинаковые шестерни, морская вода и пот текли по ним ручьями. В небе над нами кипели черные клочья рваных облаков. Я дрожал в своем плаще, мечтая воззвать к Мишашааа или еще кому-нибудь из элементалей, кто волшебным образом успокоил бы море. Но я и так уже использовал чары для того, чтобы жить в этом сне! Сила Равенбранда раскрывалась лишь в бою. Попытайся я предпринять хоть что-то, это могло бы привести к самым непредсказуемым последствиям.

Весь день и всю ночь мы носились по бурным водам Атлантики. Использовали весла, румпель и паруса, реагируя на малейшие изменения ветра, полагаясь на мавританский магнит Гуннара, и стрелой летели прямо на север, пока Гуннар не позвал меня к себе в рубку и не показал компас.

– Чертовщина какая-то, – сказал он. – Какой-то негодяй заколдовал эту штуку!

Стрелка вращалась под стеклом совершенно хаотично.

– По-другому не объяснишь, – продолжил Гуннар. – У этого места имеется защитник. Видно, кто-то из Владык Высших Миров…

С палубы раздался вой, мы вывалились из обтянутой кожей рубки и наткнулись на Лейфа Большого; с лицом, застывшим, как маска, он уставился на огромную голову – она поднималась из-под воды и злобно взирала на наш беззащитный корабль. Голова была человеческой и затмевала собою горизонт. Гуннар схватил норманна за плечо и отвесил ему мощную затрещину.

– Глупец! Это скала, она за много миль отсюда. На берегу!

Тем не менее капитан продолжал вглядываться вдаль снова и снова. Вне всяких сомнений, то, что мы увидели, было гигантским лицом, и оно устремило невидящий взгляд вниз из-под закрывшего лоб облака. Мы были слишком малы, чтобы разглядеть его целиком. Пылинки в сравнении с горой. Но Гуннар сказал правду. Голова не казалась живой. Вероятно, нам нечего было бояться. Это не разумное существо и не бог, а скорее невероятная скульптура, вырезанная из гранитной скалы необычного цвета.

Лейф Большой вздохнул и что-то пробормотал в золотистую бороду. Он бросился к борту, и его вырвало. Корабль все еще бросало из стороны в сторону, но он все так же скользил по гребням волн. Продолжал идти по курсу, заданному до того, как кто-то заколдовал магнит. И прямо по этому курсу нас ждала гигантская голова.

Когда я указал на это Гуннару, тот лишь пожал плечами.

– Может, этот великан как раз живет на Северном полюсе? Нужно доверять судьбе, – сказал он. – Вы должны верить, Элрик, идти своим путем и следовать своей легенде.

А следующий миг голова распахнула огромный черный рот, море хлынуло ей в горло, и мы понеслись к горизонту, темному, сияющему и совершенно живому.

Гуннар зарычал от злости и отчаяния. Он делал все возможное, чтобы развернуть корабль. Его люди гребли изо всех сил. Но нас утягивало в эту мясистую бездну.

Гуннар потряс кулаком, грозя судьбе. Казалось, происходящее не столько напугало его, сколько глубоко оскорбило.

– Проклятье! – воскликнул он и захохотал. – Вы разве не видите, что происходит, Элрик? Нас сейчас проглотят!

И правда, мы словно плавали в чашке с водой, которой решил освежиться чудовищный огр. Я вдруг понял, что тоже хохочу. Ситуация казалась невероятно смешной. И все же я мог погибнуть. И если бы погиб здесь, то перестал бы существовать в обеих реальностях.

Нас окончательно смыло вниз. Корабль ударялся бортами и протискивался вперед, словно оказался меж двух берегов реки. Откуда-то с палубы раздалась низкая ритмичная песнь, ее мелодия казалась древнее, чем этот мир. Африканец-ашанти Асолингас, видимо, поверил, что ему настал конец.

Затем даже он замолчал.

Я поперхнулся и закашлялся от смрадного воздуха. Мне в лицо будто дыхнул уличный бродяга. Сразу вспомнились сказки о том, как люди оказывались во чреве гигантской рыбы. Но я ни разу не слышал, чтобы великан проглотил целый корабль. Или это не великан? Может быть, просто скалы стояли так, что мы увидели в них лицо? Или это какое-то древнее морское чудовище, огромное, способное проглотить корабль и выпить море?

Вонь становилась все сильней, но это был единственный воздух, которым можно было дышать, и мы дышали вонью. С каждым вдохом я будто наполнял легкие прахом.

Так мы оказались в Нифельхейме.

Откуда-то со средней части корабля Лейф Маленький отчаянно выкрикивал:

– Я не должен был оказаться здесь. Я ничего дурного не сделал. Ну, убивал, как все. Так неужели меня нужно наказывать за то, что я не погиб в бою?

Я поплотнее завернулся в плащ. Стало гораздо холоднее. Ледяной воздух бил в лицо, угрожая содрать кожу. Дышать стало больно. Казалось, вдыхаешь тысячи острых стеклянных осколков.

Ветер утих, остались лишь ледяная чернильная тьма и полнейшее безмолвие. Я слышал, как скрипят весла, поднимаясь и опускаясь с почти неестественной равномерностью. Неожиданно вспыхнул огонек. Я увидел блестящую маску Гуннара, освещенную факелом. Заметил выражения лиц гребцов, когда он прошел к центру палубы.

– Где мы, принц Элрик? Вам известно это место? Это Нифельхейм?

– Возможно, – ответил я. Палуба снова наклонилась, и мы падали вперед, пока корабль не выровнялся.

Когда мы снова оказались в спокойных водах, весла вновь принялись подниматься и опускаться, подниматься и опускаться. Вокруг слышалось журчание воды, словно ледники таяли… тысячи рек бежали с обеих сторон, стекая в узкий канал, по которому мы теперь гребли.

Гуннар торжествовал.

– Реки Хель!

Остальные не разделяли его радости. Мы слышали глубокие, отчаянные стоны, совершенно не похожие на человеческие, а еще бульканье, словно где-то тонули дети. А еще стуки, свист и шуршание, похожее на шепот. Мы сосредоточились на гребле, поднимали и опускали весла. Знакомый всплеск воды – единственное, что позволяло нам держать себя в руках, ибо чувства призывали бежать отсюда.

Вновь раздалось хрипение Лейфа Маленького. Он впал в неистовство.

– Эливагар, Лейфт и Слид, – кричал он. – Вы их слышите? Это реки Нифельхейма. Река ледников, река клятв и река обнаженных мечей. Неужели не слышите? Мы оказались в Подземном мире. Это звуки Хвергельмира, великого котла, что кипит вечно, утягивая корабли в свое чрево.

Он продолжал бормотать о том, что ему следовало быть храбрее и безрассуднее в юности, и о том, как он надеется, что смерть эта будет считаться насильственной. Что он никогда не был религиозным, но, как мог, поступал по правилам. А затем снова начал рыдать, что не его вина, что он не погиб в бою. Лейф Большой пытался заставить своего кузена замолчать. Но даже рыдания Лейфа Маленького не мешали мерному скрипу весел. Гребцы вцепились в свой тяжкий, монотонный труд, надеясь, что это хоть как-то оправдает их в глазах Судьбы и позволит попасть в Рай.

Чьи-то голоса взывали к нам. Мы слышали, как по бортам шлепают руки, пытаясь схватиться за весла. Но гребцы продолжали грести с той же скоростью, и голос Гуннара перекрывал все остальные звуки, задавая ритм. Голос его звучал напористо и отважно, требуя от гребцов абсолютного повиновения.

Весла опускались в воду и вновь поднимались. Гуннар проклинал тьму, бросая вызов Королеве мертвых.

– Пойми, Владычица Хель, я уже мертв. Я не живу ни в Нифельхейме, ни в Валгалле. Я умираю снова и снова, ибо я Гуннар Обреченный. Я уже побывал на краю небытия и знаю свою судьбу. Ты не можешь напугать меня, Хель, мне есть чего бояться, кроме тебя! Когда я умру, жизнь и смерть умрут вместе со мной!

Его дерзкий смех эхом отражался от мрачных стен пещеры. И если здесь в самом деле обитала бледная богиня, чей нож звался Алчностью, а блюдо – Голодом, то она услышала бы этот смех и решила бы, что настал Рагнарёк, что Горн Судьбы возвещает о конце света. Она бы даже не подумала, что это смеется обычный человек. Его отважные приказы были достойны Валгаллы, но не Нифельхейма.

Дерзость капитана воодушевила парней. Мы больше не слышали причитаний Лейфа Маленького, вспомнившего о религии.

Звон металла сделался громче, словно в ответ на слова Гуннара. Человеческие голоса различимее. Они произносили слова на языках, которых не знал ни один из нас. Из ледяной тьмы появились другие звуки, которые оказалось не так легко опознать, – вздохи, бульканье, чмоканье, точно предсмертные старушечьи хрипы.

Но «Лебедь» продолжал лететь прямо вперед, повинуясь ударам кулака Гуннара и ритмичной песне.

А затем пение прекратилось.

И снова навалилась тишина, слышался лишь скрип весел. Мы почувствовали, как корабль потянуло, словно огромная рука подхватила его снизу и поднимала вверх. Воющие голоса. Вихрь. И все же нас тащило скорее в воду, чем из нее.

Я задыхался от наполнившей рот соли. Изо всех сил цеплялся за снасти, которые мог нащупать во тьме, все еще слыша за спиной хохот Гуннара. Он снова начал петь; казалось, капитан направляет корабль прямо в кипящий водоворот. Корабль скрипел и стонал, как никогда раньше. Он сильно накренился, и последние удары весел больше не укладывались в ритм песни капитана.

Раздался страшный треск. Я был уверен, что корабль разваливается на части. Затем послышался жуткий звон, будто кто-то разом ударил по струнам. Этот странный аккорд поглотил меня, каждый нерв запел в унисон с ним, он потянул меня и весь корабль ввысь, и мы полетели вверх так же быстро, как падали вниз. Ослепительный белый свет залил горизонт. Легкие наполнились водой. Я понимал, что потерпел неудачу, что мне осталось жить лишь несколько мгновений, и я так и останусь висеть, привязанный к снастям Ягрина Лерна.