Текст книги "Элрик: Лунные дороги"

Автор книги: Майкл Муркок

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 65 страниц)

– Им нужны сокровища, – ответил он. И добавил, что недавно обхитрил пакваджи, и они разозлились. Но он всего лишь забрал у них то, что они украли.

Он также сказал, что мы должны остерегаться змей. Пакваджи известные дрессировщики змей, они используют гремучих змей и щитомордников как оружие. От этого я совсем перестала чувствовать себя в безопасности. Змей я не боялась, но очень их не любила.

Когда пришло время Айанаватте охранять наш лагерь, я проснулась от негромких криков. Предрассветное небо уже посерело. Луга покрылись росой, земля походила на губку, даже ходить по ней стало непросто. Врагов я не заметила и даже поверила в то, что им не хватило смелости напасть на нас.

А затем у самого костра я заметила извивающегося щитомордника; он медленно полз в нашу сторону. Я вытянула из колчана Айанаватты стрелу, наложила ее на тетиву и привычным плавным движением выстрелила. Тело забывает намного меньше, чем разум. Стрела пригвоздила змею к земле. Язык ее ощупывал пространство, высовываясь меж смертоносными зубами. За то, что я убила ее, совесть мучила меня гораздо меньше, чем когда мы ели птиц.

Индейцы решили напасть на рассвете, когда подул леденящий северный ветер; они принялись издавать резкие, пугающие боевые кличи и размахивать каменными дубинами почти с них самих размером. Но, не добежав до нас, они остановились и повернули назад – тактический ход, чтобы мы вскочили и стали еще более беззащитны перед ними, однако Белый Ворон пожил среди пакваджи и мог предугадать большинство их уловок.

Когда их стрелы начали осыпать наш лагерь, мы к этому были уже готовы. Всех нас, включая мамонтиху Бесс, накрыла прочная сеть. Некоторые стрелы в ней застревали, большинство же отскакивало и падало наземь.

К нам уже спешили еще две змеи. Одну я убила той же стрелой, что и предыдущую. Айанаватта прикончил другую одной из своих боевых дубинок.

Белый Ворон потерял к нападающим интерес. Он встретил мою стрельбу одобрительным ревом. Сказал, что у меня рука и глаз, как у мужчины. И это был не комплимент, а обычное наблюдение.

Змеи показались мне необычно крупными, особенно для этого климата; теперь стало ясно, чем пакваджи приводили в ужас своих врагов. Однако отчего они сами не боялись змей?

Ни один из воинов не превышал ростом даже трех футов! Пакваджи оказались совершенными пигмеями.

Из прошлых разговоров я не поняла, что самый высокий из пакваджи едва достает до моей груди. Они были сложены как обычные люди, просто невысокие. Тела худощавые, но весьма мускулистые. Их упорство во время атаки восхищало. Я предположила, что они развивались в таких же обстоятельствах, что и африканские бушмены. В отличие от Айанаватты, у них были крупные угловатые головы с нависшими бровями. Они явно были пришельцами из совершенно другой части мира – одетые в оленью кожу, набедренные повязки, в меховых шапках и разукрашенных рубахах и мокасинах. Судя по чертам и небольшому росту, они могли быть выходцами из любого племени к востоку от Миссисипи.

Трюк с сеткой дал нам несомненное преимущество над пигмеями.

Меня не особенно удивило, что одеяние их вождя отличалось от прочих. Он стоял позади, в высокой траве, и руководил наступлением, указывая в нашу сторону мечом. В длинном черном плаще, высокой черной шляпе с черным пером, с тонкой саблей в руках. Он больше напоминал коня, тянущего похоронные дроги, чем человека, но мрачное лицо, напоминающее череп, невозможно было спутать ни с чем.

Мы виделись с ним совсем недавно.

Разумеется, это был Клостергейм. Сколько времени ему понадобилось, чтобы попасть сюда? Я понимала, что путь ему пришлось проделать нелегкий. Он выглядел старше, еще сильнее осунулся. Да и одежда его поистрепалась.

Нападение провалилось, и пакваджи собрались вокруг своего вождя. Либо отряд их уменьшился с тех пор, как Белый Ворон их приметил, либо часть воинов решила напасть на нас с другой стороны.

Один из воинов подбежал к вождю за очередным приказом, и я вдруг потрясенно обнаружила, что и сам Клостергейм был ростом с десятилетнего мальчика, немногим выше пакваджи, атаковавших нас с таким рвением! Похоже, он заплатил высокую цену за навязчивую идею завладеть Граалем. Спустя мгновение он поприветствовал нас необычно высоким голосом и предложил заключить перемирие.

В этот самый миг Бесс решила впасть в ярость. Она подняла огромные бивни. Начала мотать головой и топать ногами, сотрясая землю. Уши заложило, точно от трубного гласа, возвещающего о конце света, жуткий смрад наполнил воздух. Речь Клостергейма потонула в этом шуме. Он не мог справиться с яростью. А мы, в свою очередь, не стали сдерживать веселья. Несмотря на серьезность ситуации, мы трое рыдали от смеха.

Мамонтиха ответила Клостергейму, пустив ветры.

Глава четвертая
Странные размеры

 
Рассказали ли они о пукавачи,
О лесном, о сказочном народце?
А слыхали ли они о Гайавате,
Баловне судьбы и миротворце?
 

Песнь Гайаваты (перевод Скулкрафта)

Клостергейм решил, что мы просто насмехаемся над ним из-за неудачной атаки. Он положил на землю меч и знаком приказал пакваджи оставаться на местах, а сам направился к нам. На лице его отражалось угрюмое отвращение, когда он остановился на небольшом пригорке в нескольких ярдах неподалеку. Вероятно, подсознательно пытался оказаться с нами на одном уровне. Клостергейм снял черную шляпу и обтер ее изнутри.

– Какое бы колдовство ни раздуло вас до таких гигантских размеров, мадам, я уверен, что любое заклинание можно с легкостью нейтрализовать.

На этот раз мне удалось сохранить серьезность.

– Благодарю вас за заботу, герр Клостергейм. Как давно мы с вами встречались?

Он оскалился.

– Вы, мадам, знаете это так же хорошо, как и я. – Он раздраженно вздохнул, словно я добавила очередное разочарование, которых у него и без меня хватало в этом мире. – Вы же помните, что это произошло около четырех лет назад, в вашем доме около Инглиштауна.

Я промолчала. Как я и предполагала, Клостергейм проделал тяжелый путь, чтобы добраться до этого мира. Как же невероятно сильно он постарел! Сколько веков он провел в этой мрачной погоне, переходя из одного мира в другой? Но весь этот опыт не изменил ни его манер, ни поведения, ни амбиций. Я так до сих пор и не поняла, что он ищет здесь, но любопытство мое разыгралось. Более того, он был единственным звеном, соединяющим меня с мужем, так что я даже почувствовала облегчение, что мы обитаем в одном и том же мире, пусть и стали разного размера.

Несмотря на свой невеликий рост, Клостергейм остался все таким же эгоистом. Его уверенность в собственном восприятии и понимании нисколько не изменилась. Он ни секунду в себе не сомневался. Его раздражало, что я сделала вид, будто не помню, как прошло четыре года, и не признаю, что за это время решила стать великаншей!

Улрик в разговоре о нацистском антисемитизме как-то упоминал, что Клостергейм вроде как служил в лютеранской церкви, пока его оттуда не изгнали. Как немец с пуританскими взглядами, в сложных реалиях нашего мира он чувствовал себя не в своей тарелке. И только из-за крайней необходимости веками продолжал добиваться своей цели. Подобные умы пытаются упростить все, чего не могут понять. Они все сводят к фундаментальным истинам, в которые верят. Их узкое мышление демонстрирует полное отсутствие духовного воображения. Клостергейм являлся олицетворением того самого Порядка, который замкнулся в себе и протух. Неужели он в самом деле решился в корне уничтожить Хаос, надеясь тем самым достичь абсолютного контроля, который есть смерть? Неконтролируемый Хаос стимулировал бы появление все новых и новых вариантов, пока понимание не сошло бы на нет, а интеллект не погиб. Именно поэтому некоторые из нас, склонные служить Хаосу, иногда все-таки работали на благо Порядка, и наоборот.

Клостергейм все это прекрасно знал, но ему было все равно. Его мысли занимал лишь Сатана, хозяин, которому он служил, а затем отверг, и к которому хотел пойти вновь в услужение.

Белый Ворон шагнул вперед, ритуально оскалившись, как и требовали традиции индейцев.

– Каким образом ты возглавил моих врагов? Что ты пообещал Маленькому народу, что они последовали за тобой на смерть, выйдя за границы привычных охотничьих угодий?

– Они лишь ищут то, что у них украли, – с иронией ответил Клостергейм.

Белый Ворон театрально сложил руки на груди. Он контролировал язык тела, как опытный дипломат свои слова.

– Это они крали и убивали, чтобы заполучить сокровища. Копье им никогда не принадлежало. Они лишь придали ему форму. Ты убедил их, будто они достойны чести, которую не заслуживают. Острие копья создали нихрэйны. Пакваджи лишь поставили перед ними задачу. Они не создавали острие. Ты принесешь им лишь несчастья. Мы служим Равновесию, и копье тоже принадлежит Равновесию.

– Копье сделали их предки, и оно по праву принадлежит им. Отдай им Черное копье. Ты, Белый Ворон, пройдоха. Они просто хотят вернуть свое имущество. Ты, Белый Ворон, извратил истину, ты обманом заставил их отдать тебе то, что принадлежало им.

– Это не их сокровище. Я просто спорил с их безумным шаманом на его условиях. Я выиграл копье благодаря логике, а не лжи. Пакваджи очень умны, но это идет им на пользу. Они не могут устоять перед соблазном философской дискуссии, и это все, что я в конце концов им предложил. Я заполучил сокровища умом, а не хитростью. Кроме того, у меня их больше нет. Я их отдал.

– Я не собираюсь выслушивать твои декадентские психологические размышления, – сказал Клостергейм, который понял не больше половины сказанного. – Это был коварный обман, и ничего другого.

– Подобные отговорки, как помню, вы использовали и в Германии в 1930‑е, когда мы только познакомились, – отметила я.

– Еще раз повторяю, мадам: я никогда не разделял этого обывательского идолопоклонства. – Несмотря на свой уменьшившийся рост, Клостергейм держался с достоинством. – Но человеку всегда приходится заключать союз с сильнейшим. А тогда сильнейшим был Гитлер. Признаю, это было ошибкой. Я всегда недооценивал таких женщин, как вы.

Он произнес это довольно ядовито. Затем, словно обдумав свой ответ, посмотрел на меня почти виновато. Казалось, его личность разваливалась прямо у меня на глазах. Наверное, ему пришлось нелегко, когда он последовал за мной сюда, и кто знает, насколько стабильно его «я» в этом сне?

Один из воинов пакваджи, забияка, явно считавший себя героем, разрисованный по всему телу яркими чародейскими символами, вероятно, для защиты от нас, встал позади Клостергейма, всем видом демонстрируя ярость и обиду. На голове у него была шкура крупной змеи – с головой и угрожающе открытой пастью. Индеец принялся ритмично раскачиваться из стороны в сторону, он раскинул руки, растопырив пальцы козой, изображая знак рогатого обманщика. Не знаю, кого он имел в виду, себя или своих врагов. Он спел короткую песню и резко остановился. Затем заговорил:

– Я Ипкаптам, сын Ипкаптама. Вы говорите слишком много, но ваши чары выдохлись, духи ослабели, а языки почернели у вас во рту. Отдайте нам наше, и вы вернетесь обратно в свои земли.

– Если вы продолжите воевать с нами, – здраво заметил Айанаватта, – то все умрете.

Шаман-коротышка сплюнул себе под ноги, выражая презрение к угрозам. Он повернулся к нам спиной, словно хотел показать, что не боится нашего нападения.

Затем он снова повернулся к нам лицом, потрясая пальцами. Стало ясно, что он боится силы наших чар. Хотя на деле он был не более чем примитивным воспоминанием реальности, индеец мог обладать сверхъестественными способностями. Я не стала недооценивать его и ту силу, которую он мог случайно обрести, и настороженно следила за его действиями.

– Какатанава запрещено приходить на наши земли, а нам на их земли, но он все-таки пришли и забрали копье, которое сделал наш народ. Вы говорите, что нам тут не следует находиться, но и вам тоже здесь делать нечего. Вы должны жить под мрачными небесами вашего собственного глубокого мира. Отдайте нам наше – и возвращайтесь в Земли Черной Пантеры.

Белый Ворон вновь взял на себя роль переговорщика.

– Ты ничего не знаешь, но я знаю твое имя, маленький шаман. Тебя зовут Ипкаптам – Двуязыкий. А еще тебя называют Уквиджи – Творец лжи. Ты говоришь истину и одновременно лжешь. Ты знаешь, что нам суждено сотворить Серебряный путь и охранять его. Мы должны идти туда, где Равновесие и Древо явят себя. Ты знаешь, что такова истина. Ваши сокровища исчезли. Ваше время прошло. – Белый Ворон широко раскинул руки, всем видом проявляя уважение. – Ваша судьба свершилась, а наша еще должна свершиться.

Двуязыкий оскалился, услышав его слова, и склонил голову, словно размышлял, как ответить.

Мимо моего уха откуда-то сзади просвистела стрела. Я пригнулась. Еще одна стрела едва не задела Клостергейма, который, сузив глаза, начал отступать назад, туда, где его воины ожидали приказа. Он вновь поднял меч и принялся руководить атакой на нас. Я обернулась, натянула тетиву и попала в плечо очередному маленькому воину. Привычка стрелять так, чтобы ранить, а не убивать, хотя это не всегда лучший выход! Но, что показалось мне странным, стрела вонзилась в тело с таким звуком, словно попала в дерево. Даже все острие не до конца вошло. Пигмей без труда вытянул стрелу и убежал. Тела всех индейцев оказались на удивление плотными.

Двуязыкий, разумеется, провернул отвлекающий маневр. Его речь меня заворожила. Так заворожила, что я даже не услышала, как другие пакваджи подкрадываются к нам со стороны реки. Айанаватта тут же обернулся и бросил копье в ближайшего нападающего. Бесс повернула к пришельцам огромную голову и взревела от ярости, когда стрела пакваджи вонзилась ей в грудь. Казалось, ее больше расстроили дурные манеры стрелка, чем боль, вызванная ранением. Через пару секунд она взмахнула хоботом, и он, пролетев по воздуху, сломанной куклой свалился у ног Клостергейма.

Айанаватта с ворчанием наклонился, чтобы вытащить из тюка две боевые дубинки. Широкий конец с обеих сторон был плоским и зазубренным, как звериные клыки. Айанаватта закрутил дубинки над головой так, что они запели свою собственную дикую боевую песнь, и кинулся к пигмеям; он убивал их с такой радостью, какую я видела лишь на лице своего отца во время стычки с людьми Гейнора. Многие посвященные взращивают в себе подобную боевую ярость, считая, что если и приходится убивать других, чтобы защититься, то лучше сделать это с должным вниманием, эффектно и торжественно.

Белый Ворон выхватил одно из своих копий. Но не бросил его, а действовал как алебардой, удерживая противников на расстоянии и закалывая одного за другим. Сначала я подумала, что копье заржавело, как и другое металлическое оружие, которое использовали эти люди, но затем я поняла, что это такое.

Металл почернел насквозь. Юноша сражался копьем с большим умением, и оружие издавало бормотание и крики. Алые письмена гневно вспыхивали на острие. Как ни странно, меня это только радовало. Раз клинок запел, значит, Улрик наверняка где-то поблизости!

Я нашла черный клинок, хотя даже не искала его. Клостергейм ухмыльнулся в предчувствии триумфа. Для него клинок был не настолько важен, как чаша, которую его люди называли Градаль. Клостергейм хотел заполучить эту вещь ради собственных амбиций. Надеялся, вернув ее Сатане, возвыситься в глазах своего хозяина и занять прежнее положение. Ирония заключалась в том, что Сатана и сам пытался примириться с Богом. Опасность была так велика, что эти двое решили забыть все свои разногласия.

Но Клостергейм просто не был способен работать на общее благо. Он считал, что обязан сам заполучить Грааль, иначе не увидит уважения в глазах своего хозяина. Если честно, эти сложные и противоречивые отношения с Сыном зари для меня оставались за гранью понимания.

Белый Ворон не увидел всех пакваджи. Третий отряд напал на нас за излучиной реки – около сорока пигмеев, вооруженных луками. Они перешли реку по дну, как бобры, и возникли прямо за нашими спинами. Нам повезло, что их луки оказались не слишком дальнобойными, да и сами пигмеи стреляли плохо.

Мы прикрывали Белого Ворона, пока он седлал Бесс, прилаживал ремни и сбрую и удостоверялся, что все приторочено как надо. Каноэ прикрывало нас со спины, как щит.

Новый отряд я держала на расстоянии при помощи лука. И могла даже стрелять в них их же собственными стрелами, только от их коротких стрел было мало толку. Идеальные стрелы Айанаватты, тонкие и длинные, использовать было одно удовольствие. Они били точно в цель, словно зачарованные. Но этого было недостаточно. Пакваджи отстреливались все реже. Постепенно они сжимали кольцо.

Белый Ворон приладил медную сетку, защищающую голову и грудь Бесс. Она опустилась на колени.

Белый Ворон призвал нас поскорее оседлать мамонтиху. Мы взобрались на массивное седло, луками отталкивая разъяренных пигмеев. Айанаватта поднялся последним, его боевые дубины крошили черепа и кости так быстро, что те лопались и трещали, будто сырые дрова в костре. Действовал он поразительно умело и аккуратно, точно зная, куда угодит каждый удар. Толстые черепа раскалывались не без труда, но Айанаватта бил на поражение. Каждый удар отнимал по жизни. Когда Бесс двинулась сквозь лежащие тела к пигмеям-стрелкам, они бросились врассыпную.

Остатки отряда Клостергейма продолжали преследовать нас, но стрелы у них тоже почти закончились. Они бежали за нами, как койоты за горным львом в надежде, что он приведет их к свежему мясу.

Их стало намного меньше. И они, должно быть, спорили, стоит ли им вообще продолжать воевать с нами. Клостергейм так и не дал им того, что обещал. Двуязыкий, по видимости, тоже объединился со старым врагом моего мужа из каких-то своих интересов. Если он надеялся, что Клостергейм знает, как нас победить, то, должно быть, сильно разочаровался.

Я удивилась, когда пакваджи начали отставать и вскоре остались совсем позади. Вне всяких сомнений, начали обсуждать новую стратегию. Клостергейм, со своей стороны, наверняка призывал их продолжить погоню. Я достаточно хорошо его знала, чтобы предположить это.

Лес стал реже, рассыпался на отдельные рощицы, и вскоре перед нами открылись бесконечные луга. Огромные горы возвышались вдали. Пигмеи затерялись в траве и дикой кукурузе. Дым позади нас показывал, что по крайней мере часть из них разбила лагерь. Однако Белый Ворон не утратил бдительности. Он сказал, что это их старинная уловка – оставить одного, чтобы дымил, пока остальные продолжают погоню.

Некоторое время он продолжал поглядывать назад, потом решил, что пакваджи все-таки решили приготовить еду. По количеству дыма он определил, что они подстрелили хорошую добычу. По этому знаку отставшие и заблудившиеся смогли бы найти лагерь.

Айанаватта добавил, что пакваджи люди цивилизованные, им стыдно есть сырое мясо. Судя по огню, подстреленный зверь прокормит весь отряд. Пакваджи не подавали сигнал намеренно, но понимали, что и друзья, и враги прочтут его одинаково. Они перестали преследовать нас, по крайней мере на какое-то время.

– Большой олень наполнит много маленьких животов! – засмеялся Айанаватта.

Я спросила его, много ли людей такого же роста, как пакваджи, мой вопрос его удивил.

– В их землях все такого роста. Даже чудовища там намного меньше!

– Из-за этого мне было и проще, и труднее, – отозвался Белый Ворон. – Меня легко разглядеть, но тяжело убить!

Пакваджи обитали в скалах на юго-западе, жили в замысловатых пещерных городах. Почти вся их социальная жизнь проходила внутри. Когда Белый Ворон гостил у Ипкаптама Мудрого, их величайшего шамана, ему приходилось с трудом протискиваться в узких туннелях пещерного города.

– А ты и в самом деле украл их сокровища? – спросила я. Меня, конечно, интересовал только черный клинок.

– Я должен был вернуть какатанава драгоценный талисман. Только я умею обращаться с металлом с тех пор, как они потеряли предыдущего Белого Ворона.

– И кем был предыдущий Белый Ворон? – спросила я, немного смутившись. Я боялась, что дорога расспросов приведет меня туда, куда мне совсем не хочется идти. Но такого ответа я не ожидала.

– Мой отец, – ответил он.

– И как его звали?

Белый Ворон удивленно посмотрел на меня.

– Так же, как и сейчас.

Я, вероятно, нарушила какое-то негласное правило, и потому в качестве извинения решила прекратить расспросы. В этом странном мире, где следовало поступать согласно логике сна или навсегда обречь себя на пребывание в чистилище, я снова окунулась в привычные сверхъестественные воды, готовая к любым испытаниям. Ко мне вернулись старые привычки. Я была готова воспользоваться всем, чем смогу. Даже самые посвященные искатели приключений понимали, насколько форма и ритуалы важны для подобной жизни, и принимали их. Карточная игра зависит от удачи, но в нее можно сыграть, лишь строго следуя правилам.

Вечером, разбив лагерь, мы играли в шарики. Игра напоминала триктрак, но требовала гораздо больше памяти и умения. Айанаватта объяснил, что в такие игры играет его народ. Лучшие игроки получают особые прозвища и статус. Их зовут «вабеноси», а есть еще шутливое прозвище «шешебувак», что означает «утки». Точно так же называют шарики, которые используются в игре.

– Предположительно мы все находимся во власти судьбы, как эти гремящие шарики, – сказала я. – Разве мы хоть что-нибудь контролируем? Разве мы не пытаемся просто поддерживать существующее положение дел, насколько это возможно?

Айанаватта усомнился:

– Я завидую твоим навыкам, графиня Уна. Все еще желаю научиться ходить по белой тропе между мирами, но до сих пор во снах я передвигаюсь с помощью других средств, какими бы опасными или назидательными ни были путешествия.

Он добавил, что не знает, нахожусь ли я во власти судьбы больше него или меньше. И лишь надеется хотя бы раз смочь пройти так, как я, прежде чем дух его перейдет в другое состояние.

Я засмеялась и не задумываясь пообещала:

– Если когда-нибудь смогу, то обязательно возьму вас с собой. Каждое разумное существо должно хотя бы раз взглянуть, как постоянно сплетаются и разделяются лунные дороги.

Женщины, подобные мне, конечно же, постоянно пересекали их. И в наших поступках, в историях, которые мы проживали, мы пряли пряжу мультивселенной, создавая ткань пространства и времени. Из первичной материи, проживаемой в наших снах и желаниях, в наших историях, появлялась субстанция и структура всего.

– Божественная простота, – добавила я. С ней приходит полное понимание ценностей человека, понимание, что каждый поступок, совершенный во имя общего дела, – это поступок, совершенный для самого себя, и наоборот. – Лунные дороги – самые незаметные и простые пути. Меня порой гложет чувство вины за то, как легко я передвигаюсь между мирами.

Каждый посвященный надеется получить способность ходить между мирами, которой крадущие сны и независимые путешественники во снах обладают от природы. Наши неосознаваемые навыки сделали нас могущественными и опасными, но и сами мы находимся в опасности, особенно когда кто-то вроде Гейнора бросает вызов самой сути верований, от которых зависят все миры.

– Этот путь не всегда самый легкий и не всегда прямой, – объяснила я Айанаватте. – Иногда требуется целая жизнь, чтобы пересечь короткое расстояние. Иногда ты просто возвращаешься туда же, откуда начал.

– Обстоятельства определяют поступки? Контекст определяет? – ухмыльнулся Белый Ворон, сделав несколько быстрых движений пальцами. Шарики загремели, заплясали, как планеты, и застыли. Он выиграл. – Этому ты научилась в мусраме?

Он бросил на меня быстрый ироничный взгляд, чтобы показать, что и он при желании может говорить на другом языке. Большинство из нас знает несколько символических языков, которые помогают справиться с логикой и звучанием разговора. Мы одинаково хорошо говорим и на языке улиц, и на языке леса. Очень часто мы даже не осознаем, на каком языке говорим, и нам не требуется слишком много времени, чтобы выучить новый. Эти навыки элементарны в сравнении с нашим чудовищным талантом управлять миром природы, когда принятие другого обличья становится второй натурой. Однако Белый Ворон все-таки решил аккуратно напомнить мне, что он тоже посвященный.

– Судьба Белого Ворона из племени какатанава, – заметил он, – не в том, чтобы бродить по дорогам между мирами по своей воле.

Айанаватта раскурил трубку. Белый Ворон отказался, объяснив:

– Пакваджи можно больше не бояться, но лучше проявить осторожность. Я пойду вперед, попытаюсь отыскать старого друга, надеюсь, к утру вернусь. Если же нет, продолжайте идти к горам. Там вы меня обязательно найдете.

И он растворился в ночи.

Мы еще немного покурили и поговорили. Айанаватта и раньше сталкивался с пигмеями. Они обладали такими знаниями и навыками, которые не давались другим, имели репутацию честных менял, но торговались нещадно. Я рассказала ему, что, когда я видела Клостергейма в последний раз, он был такого же роста, как и я; Айанаватта улыбнулся и кивнул, словно и раньше слышал об этом.

– Говорю тебе, – сказал он, – в такие уж времена мы живем.

Знает ли он, почему Клостергейм стал одного роста с пакваджи? Айанаватта покачал головой. Может, Белый Ворон знает. Карлики и великаны оставили свои привычные миры. Индеец сказал, что он и другие подобные ему сами запустили этот процесс, начав исследовать другие реальности. Он, так же как и Белый Ворон, нарушил правила задолго до того, как пакваджи двинулись на север. Карлики всегда жили в мире с пришельцами из двух других миров, каждый охотился в своих угодьях. Айанаватта знал лишь, что чем ближе к священному дубу, тем теснее соединяются миры.

Меня учили, что у мультивселенной нет центра, так же как его нет у животного или дерева. И все же у мультивселенной есть душа, и, похоже, именно ее описывал Айанаватта. Если множественность всего можно выразить в живой метафоре, то почему бы мультивселенной не иметь душу? Я расстелила накидку из бизоньей шкуры и завернулась в нее потеплее.

Айанаватта наслаждался трубочкой больше обычного. Он лег на бок, разглядывая луну в третьей четверти, полускрытую тонкими белыми облаками, которые пригнал с юга неутихающий ветер. От холода его защищала мягкая кожаная рубаха – тончайшей выделки, украшенная полудрагоценными бусинами и крашеными иглами дикобраза, так же как и штаны и подбитая мехом шапка, которую он тоже надел. И вновь он показался мне похожим на преуспевающего искателя приключений викторианской эпохи, наслаждающегося походной жизнью.

Индеец вынул из волос орлиные перья и спрятал их в пустую тубу, которую специально носил с собой, но серьги так и не снял ни с ушей, ни с носа. Замысловатые татуировки лишь подчеркивали и усиливали его черты. Он глубоко вдохнул дым из трубки и затем передал мне курительную чашу, в которую я вставила свою тростинку, чтобы затянуться.

– А что, если душа древа, которое охраняют какатанава, – совокупность всех наших душ? – спросил он.

Я согласилась, что гипотетически такое вполне возможно.

– И что, если все наши души – та цена, которую придется заплатить, если это древо погибнет?

Я втянула дым в легкие. Ощутила смесь мяты, розмарина, ивы и шалфея. Словно одновременно вдохнула ароматы целебных садовых трав и запахи леса! От них, в отличие от табака, по всему телу распространились легкость и хорошее самочувствие.

– Именно за это мы и сражаемся? – спросила я, передавая ему чашу.

Он вздохнул.

– Думаю, да. Некоторые считают, что мы уже побеждены, раз Порядок сошел с ума, а Хаос стал единственной защитой Равновесия.

– Вы с этим не согласны?

– Конечно нет. Я же совершал духовное путешествие в свое будущее. Теперь я понимаю свою роль в восстановлении Равновесия. Я учился четыре года в четырех мирах. Я научился видеть сны о своем будущем и призывать себя во плоти. Я прочитал о себе в книгах кочевников. Я слышал, как мою историю называли выдумкой. Но если я воплощу ее в жизнь, то исправлю ее. Я воздам должное людям, которые в нее верят. Верну уважение к певцу и песне. – С серьезным решительным видом он сделал еще одну длинную затяжку. – Я знаю, что должен совершить, чтобы исполнить уготованное мне судьбой. Должен прожить историю так, как она написана. Наши ритуалы – это ритуалы порядка. Я работаю, чтобы вернуть Порядку доверие и власть, и борюсь с силами, которые нарушили бы Равновесие навсегда. Как и ты, я не служу ни Порядку, ни Хаосу. С точки зрения мухамира я Рыцарь Равновесия.

Он выпустил дым из легких, и тот влился в клубы, что поднимались к луне от нашего костерка.

– Я жажду гармонии, единства и справедливости, как и многие из нас.

Золотые и медные отблески костра отражались на его блестящей коже, рисовали на ней контрастные тени. Я невольно чувствовала, как сильно меня влечет к нему, но не боялась этого. Нас обоих хорошо учили самоконтролю.

– Очень трудно понять, кому хранить верность, – сказала я.

Айанаватта подобных колебаний не испытывал. Он ведь совершил путешествие во сне.

– Моя история уже написана. В конце концов, я ее прочитал. Теперь должен следовать ей. Это цена, которую приходится платить за подобные видения. Я знаю, что должен сделать все, чтобы история осуществилась во всех возможных мирах мультивселенной. Так я достигну полной гармонии, которой мы все желаем гораздо больше, чем жизни или смерти!

Переполненная собственными мыслями, я снова решила первой остаться в дозоре, внимательно прислушиваясь ко всему вокруг. Но отчего-то я была уверена, что ни Клостергейма, ни его пигмеев поблизости нет.

Перед тем как заснуть, я разбудила Айанаватту, чтобы он сменил меня в дозоре. Он удобно устроился, привалившись к поднимающемуся и опадающему боку Бесс, и принялся набивать трубку. Я знала, что он чутко следит за происходящим, несмотря на то что выглядит сонным. Он выглядел как все истинные путешественники, привыкшие жить под открытым небом, что под луной и звездами ощущали себя так же уютно, как иные в роскоши городских гостиных.

Последним, что я увидела перед тем, как заснуть, было его успокаивающее широкоскулое лицо с татуировками, рассказывающими его историю, он смотрел в небо, уверенный, что способен прожить свой сон так, как требуется.

Утром Бесс вела себя беспокойно. Мы умылись, наскоро поели и вскоре уже снова ехали верхом. Мы позволили мамонтихе идти как ей вздумается, так как она явно лучше знала, где искать хозяина.

Белый Ворон взял с собой лишь одно оружие – копье с черным клинком. Я переживала за него.

– На него могут напасть пигмеи.

Айанаватта же не беспокоился:

– Его чуткие уши могут услышать кого угодно. Хотя всегда существует вероятность несчастного случая. Но если так, то он где-то недалеко. Бесс обязательно найдет его, даже если мы не сможем.