Текст книги "Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 53 страниц)

– Да… – засмотрелась Аяко на отъезжающее такси, уловив боковым зрением возвращение Лина. Он погрузил оставшиеся вещи в чёрный фургон и захлопнул дверки. – Масако понять можно, но я не понимаю, почему уезжаете вы?

– Появились срочные дела. Мне и Лину надо ехать. Мы постараемся вернуться завтра к вечеру. Подготовьте всё, – отдал последний приказ Сибуя. – Май, подойди…

– Я? – переглянулась она с коллегами, те пожали плечами, кто-то закатил глаза, а посему пришлось идти.

За воротами на них подувал прохладный ветер. На территории рёкана было вроде как-то душно. Воздух казался ватным, а небо как кисель серо-белым. Дождь не накрапывал, но чувствовалось приближение грозы.

Май подошла к своему боссу, сохранив подобающую для них дистанцию – в три её шага. Она чувствовала жар, который исходил от работающего фургона и, вместе с тем, не чувствовала силы пассивного вожделения, а ведь именно она исходила от Нару и его пристального взора.

– Не покидай территории рёкана, пока я не закончу с делами, – дал он указание, проявляя так свою заботу. – Я оставил кое-какие бумаги в своей комнате. Они по делу Сэцуко Симада, если тебе интересно, то ты можешь в моё отсутствие с ними поработать, если проявишь достаточно внимательности, то я подумаю над вопросом сохранения лаборатории здесь, в Токио.

– Ты не шутишь?! – у Май от такого чуть сердце не остановилось. Пришла в себя она лишь после того, как вспомнила о невыполнимости поручения, ведь, мало того, что ей не хватало знаний в области парапсихологии, так ещё и записи Нару были вечно сделаны на английском.

Надо ли ей сказать?.. – Сибуя с интересом угадывал каждую новую мысль Таниямы, судя по её мимике. Хмурился лоб и прищуривались глаза – это Май увидела перед собой препятствие, но она не думала отступать, она думала, как пробиться. Уголки её губ изгибались – это проявлялась её нежность и благодарность; сверкали её большие карие глаза – это светила её любовь к нему.

Она сказала мне эти слова вновь, когда мы лежали вместе в постели. Она сказала, что любит и прижалась к моей груди без задней мысли, без намёка на разочарование или же гнев, – Нару с неистовой, с невероятным трудом скрываемой нежностью смотрел на Май и думал: стоит ли ей признаваться в любви, стоит ли говорить эти слова, когда сомнений в его чувствах уже быть не могло. – В сущности, это всего лишь слова, ничего не изменится, если я их скажу…

– Май… – он собирался это сказать, останавливаясь на полпути лишь потому, что язык в самый ответственный момент подвёл. По этой причине Сибуя сморщил лоб и накрыл глаза веками. Он, никогда не склонный к патетике, не мог включить её даже в такие трогательные моменты.

Он так смотрел, словно хотел сказать что-то важное… – Танияма почувствовала тревогу, нарастающую где-то в груди. В этот миг она перенапряглась, затем от одной мысли о признании и его волнении обмякла, ощутив себя безвольной рядом с ним.

Нару молчал… Май ждала, вперивая в него свой красноречивый взгляд.

Хотя подождите… – начала она приходить к мыслям здравым. – Если он признается сейчас, то, безусловно, его слов не услышат. Монах, Аяко и Джон стоят далеко, работающий мотор заглушит звук для них, но я не смогу как машина принять его слова, сохранив спокойствие…

Она вовремя избавилась от невидимого кольца, обвившего её с внезапной пылкостью, перебив Нару на вдохе.

– Да поняла я! – выдала она почти криком, постукивая начальника по плечу ну уж очень энергично. – Не открывать рта, пока ты не позволишь! – добавила Май как-то небрежно и рассеянно.

У Нару от данной реплики всё внутри упало. Минуту назад он боялся сказать что-нибудь не то, обидеть Танияму неосторожным словом, теперь же весь его настрой сломала та, к которой он изливал всю свою нежность в течение этих долгих часов.

– Ну, хорошей дороги, – она продолжила свой концерт, внутренне коря себя за ненатуральную улыбку, плохую игру и фразы, которые едва ли не представляли собой обычный набор слов.

Если поняла, тогда поймёшь и это! – порождённую им же нежность поглотила лютая страсть. Нару сцепил свои пальцы у Май на талии и подтащил её теряющееся в ощущениях тело. Его губы накрыли губы Таниямы, и возле рёкана, на парковке, спокойствия лишились разом все, исключая разве что Нару и Лина, директор SPR как раз-таки вернул былую рассудительность и это несмотря на то, что он откровенно целовал Май на глазах у своих внештатных коллег.

– Кажется, её уже попросили открыть рот… – Такигава изогнул голову от недоумения, не отрываясь посматривая на соитие губ и выражения лиц возлюбленных. Май, словно изумительный алый цветок, горела от жара жизни, переполняющего её, а Нару, преклоняющийся перед своей неуязвимостью под толстой бронёй родной непоколебимости, вводил девушку в дебри взрослой жизни.

– До завтра, – он обжёг её губы жарким шёпотом сбитого дыхания, назло отняв у Май последние ниточки той детской невинности, которые она ещё могла продемонстрировать окружающим, не будь он так любезен убрать с её губ влажные следы их постыдного поступка. Нару, не торопясь, поедая девушку загоревшимися индиговыми глазами, провёл по её припухшим губам указательным пальцем и, расслабившись внутренне (внешне же его постановка стана напоминала по-военному строгую), открыл дверку фургона, где Лин, спустя считанные секунды, надавил на педаль газа, и чёрная габаритная машина, съехала на грунтовую дорогу.

IX

– Всех благ, – помахал Такигава им вслед, вскоре сосредоточив всё своё любопытство на растерявшейся в такой ситуации Май. – Кого-то только что бросили расхлёбывать всю заварившуюся здесь кашу, – протяжно и сладко пропел он, словно был тем ещё плутом.

– Да оставь ты её! – Аяко махнула на это дело рукой. – Ей и без твоих шуток не по себе, – сказала она о ни живой ни мёртвой Танияме, будто приросшей к одному месту. Сама же жрица не отличалась спокойствием, на нервной почве она не сдержалась и достала из кармана на бежевом платье пачку тоненьких сигарет.

Такигава сделал ей протестующий жест, что, мол, так дело не пойдёт, и Май не отбрешется, и, позаимствовав у Матсузаки сигаретку, он аристократично запрокинул голову. И вот, дымя в два дымохода, они навострили ушки и сверкающие глазки, заигравшие от никотиновой горячки.

– Знаете, я думаю, лучше нам всё это обсудить за чашечкой чая… – Май вздёрнула брови, видя через округлившиеся глаза всех, но акцентируя свой взор лишь на воротах в рёкан. – И лучше даже не за одной… – она эмоционально подёргала указательным пальчиком, делая из своего вида наивной школьницы в короткой юбке строгую, держащую всё под контролем учительницу.

Ораторские речи Май подхватили ноги: стоило ей вспомнить о чае, как в тех завибрировала кровь и, разгорячившись, они вытолкнули её с улицы, затащив куда-то в сад.

– Убежала, – прокомментировал её действия Джон, переводя милый взгляд на дымящих ЭМ и ЖО. Он как светлый, ничего не понимающий в жизни мальчуган, смотрел на прожжённых годами проб и ошибок коллег, ожидая от них умных реплик.

– Ничего, – махнул Хосё рукой так, как если бы она стала тяжелее, – захочет есть, сама прибежит!

– Ты чего такое городишь?! – не согласилась с ним Аяко. – Май тебе не собачка, чтобы так рассуждать!

– Да ладно тебе, уймись и признай мою правоту. Не бегать же нам за ней. Сама придёт, когда успокоится. Пойдёмте, Нао ещё не рассыпался на многословные благодарности. Я этого весь день ждал, надо же заглушить боль пустых карманов. Этот наш Нару до сих пор не сказал, сколько мы получим на сей раз, – пожаловался он, ведь и сам, можно сказать, что прогуливал. Сколько репетиций он пропустил, сколько грозных сообщений от менеджера прочёл… Об этом лучше было и не задумываться.

Перспектива полного разоблачения напугала Май, как маленького ребёнка пугают причудливые тени, прячущиеся по углам в ночи. И ужас наводил не сам разговор за чашечкой чая, а информация, которую она могла поведать совершенно случайно, ненароком обмолвившись. Одно неосторожное слово, и правда, как неправильно сложенная одежда, вывернется наружу, и вот тогда, тогда Нару больше ни в жизнь не доверит ей своих тайн.

Как ей пережить этот вечер? Может быть, стоит попросить помощи у Нао или Мари? Они-то спрячут, они поймут… Убаюкивая своего внутреннего зверя, которого только что почесали против шёрстки, она решилась просить помощи у такой же девушки, как и она.

Когда Танияма наконец отыскала Мари, то онемела от отчаяния. Будущая хозяйка не только была не в состоянии понять её проблемы, она даже не с первого раза среагировала на её зов.

– Май, прости, ты звала? – она сидела на деревянных половицах, тянущихся вдоль всего первого этажа здания, в котором ещё ночью обитали призраки.

– Мне как-то неловко тревожить со своими проблемами, – Танияма заиграла пальцами как гармошкой, не зная, то ли говорить, то ли пойти поискать Нао. Её ребячливость на сей раз не делала ей чести, поэтому она постаралась собраться и понять причины, по вине которых её бывшая наставница печалилась. – Мы можем поговорить, если ты хочешь…

Танияма присела рядом, а Мари запрокинула голову, ослабив перед этим длинные волосы. Они рассыпались по её плечам, и на бледное красивое лицо опустилась тень с крыши веранды.

На улице настал тот благодатный тихий час, когда природа готовится к грядущей буре. Солнце сквозь плотный кисель серых облаков печёт; птички заливаются в последней радостной песне, а воздух как губка пропитан задохшейся жаркой влагой.

– Это Нао? Он виноват? – девушка молчала, и Танияма решилась предположить.

– Он ли… – задумалась Мари, впиваясь глазами в серые доски под крышей. – Май, скажи мне, только честно, как я справилась с ролью хозяйки? Была ли я справедливой? Была ли полезной? Быть может, я показалась тебе по-детски наивной?

Её голос звучал так ласково-снисходительно, что у Май сразу не нашлось ответов, зато, когда слова завертелись в её голове, то понеслись диким потоком.

– Конечно, справилась! – первые звуки показались ей особенно громкими. – Наивным здесь можно назвать лишь Нао! Наделал дел, а ведь здесь ему не песочница! Я согласно с вашей хозяйкой – ему нельзя давать бразды правления, он настоящий деспот! Взял меня закрыл вместе с Нару, а я ему такого сгоряча наговорила, хорошо хоть не обиделся, а то у меня больше нет времени дифирамбы ему петь. Скоро он уедет, вот тогда-то я и вспомню твоего брата добрым словом… – пыл Май сник, предвидение собственного скучного существования в дальнейшем не придавало ей сил.

– Наивный ли?.. – Мари, смирившись со всем, прикрыла глаза и после долгой, нужной ей паузы взяла слова в свои руки. – Май, он мне не брат, неродной…

– А? Что? – у Таниямы рот приоткрылся, она, конечно, понимала, что сходства между ними столько же, сколько у лани с камышовым котом, но как-то не брала это на вооружение, так как полагала, что отцы у них разные.

– Меня удочерили, когда Нао было четырнадцать лет. Мне только исполнилось десять, но я уже была в том возрасте, когда могла понимать разницу между будущим мужем и братом. Нас никогда не растили как брата и сестру, хозяйка всегда говорила, что когда мне исполнится двадцать, я смогу стать полноценным членом их семьи. Ни тогда, ни тем более сейчас эта затея не казалась мне странной. Меня готовили в идеальные жёны. Хорошая хозяйка и помощница… Сейчас я лучше понимаю причины такого поведения, – Мари не выдержала и, теряясь в мыслях, посмеялась. – Случись со мной что-то, и никто бы не стал вдаваться в подробности, как и почему бедную сироту задушили во сне. Никогда бы не подумала, что все мои занятия – это дань умершим, то, чем мне пришлось бы заниматься до скончания моего века…

– Мари… – Танияма смотрела на её сдерживаемую панику глазами боязливыми и в тот же миг восхищающимися. Хотела бы она иметь столько силы и храбрости.

– Ты не знала? – её голос стал тонким, окутанным рябью, словно у певчей птички. – А вот ваш начальник, кажется, был в курсе. Он догадался почти сразу. Я поняла это по его неуместным жестам и взглядам. Уже после я разглядела подвох. Он проверял меня… Как это было унизительно осознавать… Но я ничего не могу с этим поделать. Я могу позволить себе смотреть прямо лишь на Нао, прикасаться к нему и отвечать взаимностью.

– Но ведь он относится к тебе очень бережно, – Май начала вспоминать многое из жизни этих двоих, пытаясь как-то сложить все части мозаики. – Но ты опечалена… Неужели ты не желаешь выходить за него замуж?

– Я не знаю… – сказала она, чуть тревожа дыханием воздух. – Нао из тех людей, которые получают то, чего на самом деле хотят, но вот то чего они хотят, знают лишь они сами.

– Может быть, лучше об этом спросить у него?

– В том нет нужды. Он уже сказал мне всё. Когда вы уехали, мы поругались из-за этого концерта с оплатой и, будучи не в состоянии рассуждать здраво, я совершила большую ошибку, о которой по сей день жалею.

– Ну мы тоже с Нару часто ссоримся, но как-то миримся… – подбадривала Май, не забывая улыбаться.

– Вот и мы помирились… – Мари помотала головой, стараясь откинуть нахлынувшие воспоминания, чувствуя острую нужду в прогулке. Она поднялась, походила недолго из стороны в сторону и подняла на Май ослепительные от доброты глаза. – Вне всяких сомнений, Нао знал, что делает, я же поддалась ему, а теперь вынуждена думать о судьбе ребёнка, которого я ношу. Когда хозяйка узнает, что духи покинули школу, когда поймёт, что во мне нет нужды, то захочет подыскать для сына более выгодную партию. Да и в Нао я не уверенна. Я так злилась на него… Он бросил меня, когда мне было четырнадцать, когда я осознала всю любовь к нему, как к мужчине, когда поняла, что хочу быть рядом с ним. Он, конечно, предложил уехать вместе с ним, но ведь это было невозможно. Я холодею от одной мысли, когда пытаюсь представить те годы, которые он провёл вдали от нас. Сколько девушек у него было? Как он заливал их уши своими сладкими речами… Я знаю, что их было немало. Хозяйка постоянно твердила, что все мужчины такие, и это надо терпеть, если хочется иметь крепкую семью или воспитывать их ещё до свадьбы, так как потом у них пропадает чувство страха.

Если подумать, то и я не знаю, как жил Нару до меня. Сколько девушек у него было, и кто стала для него первой… – на этой почве у Май в голове закружились мысли, которых она боялась как чумы.

– Но если так думать, то никогда к себе никого не подпустишь. Ему стоит рассказать о ребёнке, он не тот человек, который отправит тебя на растерзание матери или врачей, надо всего-то сказать… – она отмела все не очень приятные ассоциации, желая подбодрить свою наставницу.

– Май, он сделал мне предложение в ту же ночь, – Мари вся сжалась, словно замёрзла. – Он целовал меня и просил долго-долго стать его женой, но я так и не смогла сказать ему «да». Это так сложно, словно делаешь шаг в пропасть. Поэтому я избегала общения с ним. Я знаю, что если покажу ему хоть какую-то брешь, каплю сомнений, то он воспользуется этим…

– Ты сомневаешься, а надо всего-то попробовать, – Май начала немного понимать свою собеседницу, потому-то и улыбнулась. – Дать ему шанс не так сложно, как и меньше думать о его промахах. Уж такие мы люди, ошибаемся и учимся на своих ошибках. Мне страшно подумать, что было бы, если бы Нару выгнал меня из-за моих промахов, да я бы месяца у него не проработала! Ты слишком сильно стремишься к идеалу, тогда как на самом деле его нет. Один мы возводим на пьедестал в своей голове, венчая его этим титулом, а другой, похожий на наш созданный образ, со временем ищем, понимая в какой-то момент, что на самом деле люди состоят из ошибок, и того идеального образа нет. Это лишь то, что мы вылепили, окрестив тем самым светлым именем, с которым готовы засыпать на тёплых устах. Смирись с его слабостями и дай настоящий шанс, думаю, он постарается тебя удивить, а если нет, то рассмешит точно, по глупости его некоторые выходки превосходят мои.

– Может быть, ты и права… Я постараюсь найти с ним общий язык…

– А как же вопрос формальный? Вы состоите в одной семье, под одной фамилией…

– Я вот-вот выйду из семьи. Документы уже готовы. Необходимо дождаться конца сентября, и сразу же после моего дня рождения я смогу получить свою старую фамилию.

– Значит, осталось дать ответ Нао. Скорее найди его…

– Да, это следует сделать, – Мари в знак благодарности кивнула, ощутив уже не первый порыв ветра. Вороны на высоких соснах за границей рёкана противно разинули рты. Рваные, хриплые звуки смешались со стоном природы.

Огромные чёрные тучи нависли над рёканом куда быстрее, чем тянулся этот серый, щедрый на утомительное испарение день. Ветер, гнущий деревья в лесу, пригнал эти наполненные водой тёмно-серые, местами фиолетовые, плотно-перистые небесные губки. Жизнь как нечто цикличное изначально, с самого утра предвещала грозу, сейчас же, слыша первые, далёкие шумы, напоминающие грохотанье слабых волн о многовековые скалы, Май, как человек, страдающий от забвения, пробудилась. Ночь настала раньше положенного времени. Небо полностью заволокло. И вот, блеснула последняя зарница на линии горизонта, и показались первые исковерканные разгневанными богами золотые молнии. Грянул гром… Раскат был такой силы, что стёкла в пустующем домике задребезжали. И пошёл ливень…

Капли, огромные и мощные, падали с небес, словно это наказание человеческое за неуважение к природе. Отпрянув от безжалостного потока холодной воды, Мари и Май укрылись под крышей на веранде. Дождь лил беспроглядной стеной, пузырясь в быстро появляющихся лужах.

– Мари, ты же не боишься грозы? – Танияма побеспокоилась о девушке, почувствовав в теле странную вибрацию; она не боялась грозы, собственно, чего там было бояться, когда ты в городе, а вот на природе под открытым небом…

– Нет, это частое явление в наших местах, – ответила она, протягивая руки к сероватой стене из воды. Прохлада, пришедшая с дождём, сняла оковы сна, наложенные пасмурным душным днём.

Ладно, значит, это у меня одной нервишки шалят, – Май глупо приоткрыла рот, чувствуя себя одинокой дубиной. – Я как-то напряжена…

Ливень утихал. Никто и не ждал, что этот дождь затянется, наоборот, чем скорее он выльется на землю, тем яснее станет погода.

Барабанная дробь на черепичной крыше почти стихла. Редкие капли падали с неба в прозрачные, разлившиеся на зелёной траве лужи, напоминая о произошедшем нежно щекочущими нервы громовыми раскатами где-то вдали.

– Ну вот и всё, мы можем возвращаться! – Май отчего-то спешила попасть в рёкан. Всего час назад ей не хотелось сталкиваться лицом к лицу с коллегами, а сейчас, сейчас она рвалась туда с необоримой силой.

– Да, дождь закончился, – Мари вышла из укрытия первой и потихоньку пошла по мокрой траве, прихлюпывая деревянными сандалиями. Глядя на неё с высоты веранды, Май хотелось смеяться.

Ветер… Порывистые вихри воздуха налетели на сад: молодые деревья, как дуги, согнулись; кусты, стряхнув небесную слезу, прижались от силы урагана к земле.

Недобрый треск потонул в громовом раскате, и нечто тяжёлое с грохотом рухнуло на землю.

– Что-то сломалось… – Май сбежала с веранды, нагнав наставницу вскоре. – Поднимается ураган, нам лучше спрятаться в доме… – она уговаривала её отложить все разговоры, пока погода не наладится.

Ну вот снова… – Танияму передёрнуло. Она взялась за плечи Мари и вся скривилась. Живая и тёплая плоть ей показалась гадкой и бренной, словно она прикасалась не к девушке, которой как подруге симпатизировала, а мерзкому предателю, труп которого с самого утра болтался в петле.

– Май? – та заметила в теле Таниямы озноб и склонилась над ней. Сотруднице SPR стало настолько не по себе, что она присела на корточки и сжала руками колени.

Свяжите! Заприте! – кричал её внутренний голос, пропуская по телу рябь как импульсы.

– Тебе больно? Где болит? Что болит? – Мари забеспокоилась, её ученица так редко дышала, что когда выдыхала, то пар выходил из её рта. – Здесь становится холоднее, нам надо идти в рёкан. Мы простудимся…

Холоднее… – Май слышала её слова, как через толщи воды. Она перевела затуманенный взор на неё, на сад и на землю. Лужи покрывались тонким льдом. Холоднее… – повторила она про себя, прикрывая глаза от навалившейся усталости.

– Холоднее! – Танияма разорвала сонный гнёт, подскакивая на ноги как ненормальная, крутя головой направо и налево. Среди теней сада, покрывающихся инеем кустов и затягивающихся, как раны луж, она разглядела сломанные ворота.

Тропа в лес открылась её взору, как и выломанные доски, а ведь не так давно они наглухо забили всё.

– Май, ты слышишь? Кто-то плачет?.. – Мари взволновалась и сошла с садовой дорожки. – Женщина, это плачет женщина! Мне вдруг стало так плохо… – она прижала руки к груди. – Почему меня никто не ценит? Почему они не чувствуют моей боли?.. Стирала ли я руки в кровь, натирали ли ноги, гнула спину и рвала связки – это не стоит в их глазах ничего! – ею овладел страх. Она истерически закричала и, не помня себя, замотала головой.

Я уже знаю эту тоску… – Май вспомнила себя, когда потерялась в лесу. – Не может быть… Сэцуко! Но Нару сказал…

– Мари, нет времени объяснять! – Танияма сжала кулаки, взяв себя в руки. – Это не твои чувства! Это призрак! Это она внушает тебе! Не слушай её! – кричала она для размякшей в её руках девушки. – Если ты не послушаешь меня, если не очнёшься, то закончишь свою жизнь в петле! Это её черта, она так убивает. Мари, я прошу тебя, скорее… Скорее найди силы в себе, а если сомневаешься, то подумай о Нао, подумай о том, как он старается ради тебя, ведь он не обижается и, несмотря на очевидное наказание за свои поступки, пытается произвести на тебя впечатление, поскорее отдайся этому чувству, забудь о гордости и прости его, иначе я ничем не смогу тебе помочь!

Боже мой, это она… – Май увидела, как границу леса и рёкана перешла их Кутисакэ-онна, прикрывая лицо красным веером, и у Таниямы пробудились силы для боя.

– Мари, беги! – она пихнула её; та упала на землю и, очнувшись, посмотрела на свою ученицу большими от страха глазами. Она не понимала, что с ней только что произошло, знала лишь, что сказала то, чего не особо хотела. – Я возьму её на себя. Ты же беги и приведи остальных! Скорее!

Вопль Май до конца привёл девушку в чувства и, разувшись, она побежала.

Мы встретились… Больше я не поддамся этому чувству! Больше я не жалею и не грущу! Мне не на что жаловаться, моя жизнь полная!

– Я тебя не пропущу! – закричала Май, глядя в лицо своему страху. – РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗАЙ, ДЗЭН! – начертила она в воздухе решётку доуман, отправляя её призраку.

Нет, это не то! Я использую заклинание Лина. Я не стану защищаться, сегодня я буду нападать! – Танияма увидела связь прошлого с настоящим; поняла похожий ход вещей: по бумагам она являлась невестой Нао, а он желал жениться на другой девушке, носящей его ребёнка. Май не могла её пропустить…

– РИН, БЁУ, ТОУ, СЯ, КАЙ, ДЗИН, РЭЦУ, ДЗЭН, ГЁУ!

X

Грозные тучи нависали над головами Нару и Лина, когда они углубились в лес, следуя грунтовой дороге. Нагруженный оборудованием чёрный фургон поднимал придорожную пыль, а директор SPR, задумавшись, перебирал в голове сомнительные факты и обстоятельства. И если Такигаве казалось необъяснимым поведение ранее главенствующего духа, то его смущало поведение Май. Почему она попросила ей заплатить? Да, это бросало тень на её личность в глазах хозяйки, ведь гейши не делят постель с мужчиной за деньги – это путь куртизанок. Собственно, с этим Нару не спорил, ответ на этот вопрос был слишком прост. Другое же дело – как она до этого додумалась? Вероятность того, что Май приходили в голову такие идеи, как заняться добычей лёгких денег, можно назвать нулевой, даже погрешность задать рука не поднималась. Но тогда откуда?..

– Джин, что же ты ей показал, идиот?.. – с его уст слетел случайный вопрос, и Лин, молчавший всю дорогу, обратил внимание на своего ученика.

– Нару, ты что-то увидел?

– Нет, я думал о последнем изгнанном нами духе…

– Женщина… – Кодзё вернулся к дороге, не заостряя особого внимания на камнях и маленьких ямках, которые в свете фар выглядели по уродливому серо. – Скорее всего, оммёдзи, который защищал гостиницу, заключил с этим духом договор. Не похоже на принудительное обращение. К нам подошли очень лояльно.

Это я уже давно понял… Не будь такого соглашения, то она бы выжгла нашу печать и со злости сровняла бы рёкан с землёй. Тут явный симбиоз, – Нару, не показывая скуки, зажал пальцами нижнюю губу, продолжив размышлять об ином.

– Но ведь ты уже об этом догадался, – сказал Лин, прекрасно зная, что его ученик вечно на шаг впереди. – Тогда что тебя смущает?

Не думаю, что об этом кому-то расскажу… – он накрыл глаза веками, делая вид, что всё это уже наскучило, и теперь он жаждет отдохнуть. Кодзё не стал настаивать, идиллию нарушил телефонный звонок.

– Да, Мадока… – Нару нехотя ответил на входящий звонок. Он с минуту что-то очень внимательно слушал, после чего повесил трубку и, разглядев на небе вспышки беловато-лилового света, процедил что-то невнятное.

Начался дождь. Дробь отзвучий загипнотизировала его, как и вид разбивающихся капель о чёрный капот. Каскад брызг заливал зелёные травы у дороги, окатывая их коричневой жижей, а Нару, словно оскорблённый проделками природы, сгущал морщины на лбу. Он с таким усилием думал, что казалось, будто в своей голове он прокручивает события столетней давности.

– Лин, мы возвращаемся. Разворачивай фургон, – он принял решение отложить опознание поднятого со дна озера тела, имея какие-то омрачающие его жизнь факты.

– Здесь не получится. Дорога узкая, а мы перегружены. Мне придётся доехать до шоссе…

– Сколько ещё? – спросил Нару, продолжая смотреть на грязные лужи на дороге.

– Три километра, – ответил он.

– Хорошо, поторопись, – помрачнел он, не боясь рёва дождя, злясь на самом деле из-за других.

Деньги и честь – неравносильные понятия. А сильная семья – не символ мужества. Людям в рёкане может грозить опасность. Придётся тебе ещё немного подождать, Джин…

Бушевал неистовый ветер, свирепо грохотал гром. Мокрые вихри поднимались на автостраде, когда чёрный фургон развернулся и пустился в обратный путь. Сибуя не стал объяснять причин своего решения, оставив предположения при себе, главное, дождь вылил на землю достаточно влаги и сейчас поутих.

В салоне автомобиля, в тепле и комфорте, Нару выкрадывал из мира живых чуткий сон. Он клевал носом от неторопливой езды, не имея права тратить на рассусоливание полученных данных лишних нервов. Столбик его пульса немного скакнул, когда Лин с неприятным скрипом остановил фургон; тогда до рёкана оставалось больше восьми километров.

– Что случилось? – спросил Сибуя, потеряв сон.

– То ли последствия грозы, то ли нас не желают видеть в рёкане, – Лин сказал так из-за толстого дерева на дороге. Лиственница, стоявшая не первую сотню лет, вся потрескалась и преградила им путь.

Нару терпеливо закатил глаза и, открыв дверку, вытащил на улицу чёрный зонт. Он дошёл до дерева, посмотрел на опустившийся сероватый сумрак, окутывающий лес, и под звуки барабанящего по ткани дождя воспользовался силой, о которой не имел права кричать в серой толпе. Пахнущее сладко-горькой смолой дерево, смешиваясь с грязью и камнями, легло на обочину, а директор SPR вернулся в фургон.

Лин не сказал ни единого слова. Если Нару шёл на такие меры, то обстоятельства обязывали.

– Поехали, – приказал Сибуя немногословно, убрав влажный зонт к себе под ноги.

Фары помигали желтоватым светом, и фургон тронулся. Нару скептически посмотрел на место, где их задержали, и попросил своего ассистента прибавить газа.

Прошло минут пятнадцать или меньше того, как фургон налетел на что-то необъяснимое и, завертевшись, едва не скатился в лес. Не особо напугавшиеся джентльмены покинули транспорт и осмотрели колёса. Резину словно кто-то изжевал.

– Нару, не будь мы гружёными, то аварии не миновать, – сказал Кодзё строго.

– Сколько до рёкана километров?

– Около семи, – сказал Лин.

– Хорошо, – Нару скинул с себя пиджак и расстегнул пуговицу у горла. – Придётся нам немного пробежаться…

Исхлёстанные грубым дождём, директор SPR и его ассистент, запыхавшиеся и до нитки мокрые, примчались в рёкан, застав компанию экзорцистов в обеденном зале за чаем. Те же, в немалой степени удивившись, встретили тяжело дышащих начальников непонимающими, с трудом реагирующими лицами.

– Где Май? – Нару прохрипел свой вопрос, не успев как следует прокашляться и прогнать сухость в горле.

– Мы не в курсе, – ответила Аяко машинально. – Говорят, её видели вместе с Мари, а за ней пошёл Нао…

– Ничего подозрительного не происходило? – спросил он, приняв у прислуживающей особы стакан чая и полотенце.

– Не считая вас, нет, – ответила мико, переглянувшись с остальными, услышав, как и все, странное оживление в коридоре. Охали женские голоса, и следом за ними хлопнули сёдзи. Мари, вся растрёпанная, с наполненными ужасом глазами, повисла на решётках и сквозь одышку вымолвила:

– Скорее… Май в опасности! – на этом у неё закатились глаза, и девушка сползла к полу, тяжело дыша.

– Джон, присмотри за сестрой Нао! – Такигава выпрыгнул из-за своего стола, потащив Аяко за руку скорее, чем она смогла толком встать и расправить ноги. – Да скорее ты! Надо бежать! – ругал он жрицу.

– Мари, где они? – Нару отдал полотенце сотруднице рёкана, напугавшейся без особого на то основания, и присел на корточки, чтобы переводящей дыхание девушке не пришлось тратить последние силы на крик.

– В школе… Они там…

– Они? – подхватил Такигава.

– Да, призрак… Молодая женщина… Скорее…

– Нао пошёл туда…

– Не будем терять время! – Нару проследил, чтобы о Мари позаботились, и вместе с коллегами побежал по галереям. – Я покажу короткий путь!

XI

Ветер обдул лицо молодого хозяина; скопившиеся на листве капли дождя намочили его одежду. Он, как и нынешняя погода, не жадничал в своих проявлениях.

Одно твоё слово… – представлял он печальное и тихое лицо Мари. – Одно… и я продолжу сражаться или поддамся порокам большого города, сколько из них я уже повидал? Сколько хотел бы забыть?.. Не будь я так слаб, то давно бы поставил мать на место и забрал бы тебя. Одно слово, Мари, только одно: «да» или «нет» и всё на этом решится…

Счастливым он чувствовал себя именно здесь, рядом с девушкой, которую десять лет тому назад вот в такой же буйный день привезли в этот дом. Куколка из фарфора с волосами смолисто-чёрными, зубками-жемчужинками и губками-земляничками, ни тогда, ни годом после Нао не думал перечить матери, в нынешнее же время многое изменилось. Сравнение с миниатюрной куколкой в те дни казалось комплиментом. Разобравшись же в семейной подоплёке, он искренне ненавидел это первое впечатление. Кукла… Именно её пытались изготовить тогда, когда он старался стать кем-то, пытался вернуться домой с гордо поднятой головой. Да, обстоятельства порой были весомей его воли: друзья, стресс, желание лёгкой жизни – это сделало его в глазах Мари кандидатурой недостойной. Много ошибок, скверных привычек, которые осеклись, столкнувшись с упёртой любовью Май Таниямы. Не будь у неё любовной горячки по одному невыносимому Нарциссу, то он бы по обыкновению воспользовался слабой девушкой, заглушив хоть на какое-то время приступ лютого одиночества. За эту преданность к чувствам и намерениям он зауважал обычную девушку, от которой, по правде, не ожидал ничего, кроме приятной беззаботной компании. Каков же был его испуг, когда он обнаружил её до нитки мокрую на земле и без чувств.