Текст книги "Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 53 страниц)

– Можно и усложнить задачу, – прищурился Такигава ухмыльнувшись. – Оставим из продуктов один лимон, а там и посмотрим, кто крепче.

– Соревноваться с таким извращенцем, как ты, вообще лишено всякого смысла, – развела она руки. – Но как я могу посрамить своё имя и уступить такому как ты?! – разогрелся её аппетит.

Чувствую утром ты будешь ненавидеть меня больше чем обычно… – покачал он головой, предвещая им обоим тяжёлое похмелье, если уж о бурной ночи речи идти не могло.

XII

И как он мог наговорить мне таких вещей?! – Май сбитая с толку господином Кобаяси, ворвалась в студию красная от стыда. Нару размеренно выхаживал по пустому помещению с зеркалами и закреплёнными возле стены хореографическими станками. Столкновение взглядов лишило Танияму последнего спокойствия. Затем погас свет… Под потоком что-то эхообразно заскрипело.

– Мы включим вам подсветку, – из колонок послышался голос их нанимателя и на потолке загорелись мелкие лампочки. – Сейчас запустим музыку. Май, не подведи меня!

Кто кого здесь подводит?! – она не выдержала и, наконец, потрясла кулачком, спрятав в него всю свою злость. – И это платье наверняка мне подсунули неслучайно! Неужели у них футболки и юбки не нашлось?! Нет, этот противный мужчина специально попросил меня в это вырядить!

– Не нужно делать из этого драмы, – Нару, несмотря на ситуацию, деловито подошёл к сделке. – Потопчемся на одном месте, и всё на этом закончится, – он подошёл близко. Сибуя ещё не касался её тела, а она уже могла почувствовать тепло, исходящее от него.

– Или нет… – подвыла Май. Поданная к столу музыка, разорвала все надежды Нару на лёгкий исход. – Интересно, о чём говорится в этой песне? – Май прислушалась к интересной заводной мелодии, коль Сибуя решил построить из себя недотрогу, закатив с этим наполненные возмущением глаза.

– Надо было лучше в школе английский учить, тогда бы ты не задавала глупых вопросов, – выдал он, злясь на самом деле не на неё.

– Нечего мне своё недовольство показывать! – не проглотила его нападки Май. – Это ты продал свою душу, а заодно и мою! – Танияма покраснела, сладкие мелодичные слова господина Хиро вновь звенели в её голове.

«Посмотри на него, он сходит с ума по тебе…» – всплывали шаткие на веру слова.

По-моему, он сходит с ума от излишка ума… – Май обиженно окинула раздумывающую фигуру Нару взглядом.

«Он борется за твоё внимание. Каждый его шаг – это флирт», – очередные сладкие речи, лишённые для Май смысла, пришли на ум не в самое подходящее время.

Задирай он мне юбку, было бы понятнее. Его вечное порицание равносильно хладнокровному унижению. Почему же я терплю это? – задавалась она вопросом.

Между Май и Нару не промелькнуло ни слова. Подталкивающая к чему-то музыка и лишённые морали слова режиссёра, сказанные Танияме на ушко.

Эта проклятая песня… – перемалывал Сибуя понятный ему в отличие от девушки текст.

Черт, если ты не хотела моего возвращения,

Зачем стала так себя вести?

Я совершенно сбит с толку,

Ведь я знаю, что ты хочешь этого.

О, а если ты не хочешь

Никаких серьезных отношений со мной,

Тогда зачем ты заходишь так далеко?..

Я думаю об этом всю ночь… – Нару почувствовал опустошение. – Разве может это продолжаться? – задался он вопросом.

«Ты нужна ему… Он хочет тебя…» – вспомнила Май самые страшные вводные слова господина Хиро.

А если Нару и правда поставит меня перед фактом, то какой я дам ответ?.. – она украдкой посмотрела на его скованную фигуру, думая, как сможет сказать ему «нет» или «да».

«Он ждёт, что ты отведёшь его в уголок потемнее… Расскажешь ему о томных чувствах, которые тебя снедают, отбросив тень былых прегрешений. Те непростительные взгляды окружающих, он их презирает… Скажи ему чего ты на самом деле хочешь…» – лукавили искушающие слова в её голове.

Чего хочу я?.. – песня «Абсолютно сумасшедшая любовь» Саймона Кёртиса закончилась, и Май осталась один на один с Нару.

– Всё не так страшно, – Танияма устала от тишины, подумывая успокоить как-то своего босса. – Песня короткая…

– Почти четыре минуты, – прервал её он.

Почти четыре минуты моего позора. Ненавижу выставляться напоказ… – боролся Нару с надобностью и гордостью.

– Посчитаем это пробным дублем, – колонки захрипели, а затем до молодых людей долетели слова режиссёра. – Дубль второй!

– Сейчас включат музыку, – Нару встал на исходную позицию. – Я всё сделаю сам. Можешь расслабиться, – он сократил расстояние до миллиметров, и Май осознала теплоту его дыхания. Щёки горели от близости его лица, а тело отзывалось скрытой дрожью, как скалы трепещут в ожидании безжалостного прибоя.

Сейчас точно что-то будет… – Танияма отдала себе отчёт в происходящем лишь тогда, когда рука Нару опустилась чуть ниже её талии, избегая открытых участков её тела. – Ну вот и всё… – у Май замигало перед глазами и перенапряжение сразило её наповал.

– И чего вам так сдалась эта пара?! – рассмеялся Хосё, когда оставшиеся зрители увидели провал Май на большом экране. – Ладно ещё Нару, держу пари он ещё тот мастак разбивать девичьи сердца, но Май-то другая. Она и с мужчиной-то не была, а вы заставили её закрыться с нашим самовлюблённым в одной комнате!

– А тебя никто не просит рот открывать! – Аяко вступилась за Танияму, а именно за излишние детали из её личной жизни.

Они оба уселись на круглые барные стулья, спиной к стойке, подперев её локтями.

– В одной замечательной книге Андрэ Моруа назвал триединый девиз мира, где нет любви: «Безликость, похожесть, невозмутимость»*.

– Да вы прямо Нару описали! – расхохотались оставшиеся сотрудники SPR.

– Ну наш разве что немного высокомернее других, – поправился Хосё. – Но это не слишком заметно, пока он рта не открывает. А делает он это крайне редко.

– Такими нас делает мир, мой фильм повествует об иной жизни. Я хочу видеть, как расцветёт этот цветок. Наш дорогой друг в этом танце олицетворяет скрытую за маской отречения страсть, а Май невинную любовь, которая поросла шипами ввиду долгих и мучительных разочарований в её жизни. К сожалению, Май не может обрисовать всю прелесть моей главной героини, но эта её невинная внутренняя часть нужна мне для постановки образа.

– Вы хотя бы звук включите, – посоветовал Такигава. – Очень интересно, чем там сейчас наш Нару Май попрекает. Она повисла на его руке как банан, небось, сейчас он ей все кости перемывает.

– Нет, мне не нужен звук. Он будет отвлекать. Я хочу видеть их мимику. Реалистичность! Именно этого я добиваюсь в своём фильме… – всё внимание Хиро приковал большой жидкокристаллический экран. Две фигуры на тёмном поле – это единственное волновало его.

XIII

– Смотрите! – Аяко немного от увиденного протрезвела. – Мне показалось или он приподнимает её?

– Если ты так хочешь узнать о своей косости, то нет, ты ещё не окосела, – поиздевался Такигава. – Вообще, Нару только прикидывается неженкой. Мы все видели, как он оборудование таскает, а оно, знаешь ли, весит не меньше Май. Надо ли вспоминать о том, что он занимается боевыми искусствами и цигуном, даже в этой непримечательной с виду гимнастике есть силовые упражнения.

– Тогда какого праха он вечно взваливает таскать Май тебе или Лину?

– Да всё потому же! – ухмыльнулся Монах. – Он палец о палец не ударит, если есть кому делать грязную работу!

– Хорошо, раб Казуи Сибуи, повелеваю тебе приготовить великой жрице божественного напитка! – Аяко закинула ногу на ногу, будучи ещё в силах ровно сидеть.

– Смотрите-ка, как заговорила. Ну хорошо, божественный напиток отомстит тебе за меня.

– Рабу не полагается комментировать приказы своей госпожи, – протянула она ручку за обещанным алкоголем.

– А опахалом на вас не подуть? – оскалился Хосё с шальной усмешкой.

– Кондиционер включи, идиот! – толкнула она ему пульт. – Будем! – ударились стопки с лёгкой подачи жрицы. – Давай смотреть, представление начинается…

– И долго ты будешь прохлаждаться? – обморочное состояние Май осквернил апатичный тон начальника. – У меня рука устала…

Ну прости, что я такая чувствительная! – Танияма выпрямилась, освободилась от рук Нару и привела себя в порядок. Платье не отгибалось в вырезе, но смущало в объёмном подоле.

И как я должен на это реагировать?! – Сибуя поджал губы и закрыл глаза. Май не жалея ни капельки его мужского достоинства, наклонялась вот уже секунд тридцать-сорок, старательно выправляя складки на платье, не подозревая, в каком ракурсе светится её красивая упругая грудь в глазах здорового мужчины.

– Постарайтесь ещё! – разлетелась просьба при помощи громкой связи. – Третий дубль!

Я не уйду отсюда живой, все слова этого омерзительного человека ничего не значат. Нару не увидит во мне девушку, даже если я выпрыгну из этого платья! – гневалась Май, срываясь из-за этого на подоле.

– Послушай, я не хочу проторчать здесь до утра. Возьми себя в руки, – начал ворчать Сибуя.

– Бери себя в руки сам! А меня нечего трогать! Я не соглашалась тебе в этом помогать, так что уволь меня от этого! – она разошлась и начала тыкать начальника в грудь пальцем, невзирая на первые музыкальные аккорды.

– Я хочу вернуть свою камеру. В том, что я её продал, есть твоя вина. Помоги мне в этом, и забудем обо всём, – он, не глядя ей в глаза, провёл ладонью по плечу, и Май как от первого морозца вздрогнула.

– Я-то здесь при чём?! Ты не платишь мне так много. А если у вас проблемы с финансами, то надо было сказать. Я не просила платить, хотя и не скрою, что нуждаюсь в этих деньгах. Но всё же, ты мог сказать о проблемах, – она стряхнула его руку и дерзко отвернулась.

– То были деньги за твоё обучение, – тут Нару обхватил её за талию и ударил её бёдрами по своим. От подобного столкновения Май почудился звон в ушах.

– Я не просила… – она покраснела. Покорность пришла с жарким притяжением. Нару придержал свою ладонь на животе Май, а его шёпот продолжил сводить её с ума.

– Ты не желаешь подчиняться, поэтому сама того не ведая, вынудила меня поступить подобным образом, – его руки опустились к ней на бёдра и слегка закачали их.

– Чего там происходит? – Такигава даже вскрикнул. – Чем он шантажирует её?..

– Ничего удивительного, они оба молоды, а с нужной мотивацией станут вполне пластичны, – высказался Хиро на этот счёт, сверкая глазами от нездоровых помыслов, испускаемых воображением.

– Кажется, в меня больше эта штука не влезет, – Аяко поморщилась от переизбытка алкоголя в крови и её попытка встать закончилась подогнутыми коленями. – Всё! Ты победил, веди меня в комнату, изничтожу тебя после обеда… – повисла она на барном стуле.

– Может быть, тебя это утешит, но это и мой предел… – Такигава схватился за голову, поняв, что последний выкрик обеспечил ему мигрень.

– Тогда кто кого ведёт в комнату? – Аяко обездолено посмотрела на товарища по несчастью.

– Мы поведём друг друга… – сказал Хосё заплетаясь в словах.

– Отлично, мечтала об этом всю свою жизнь, – могла она ещё изрекать сарказм и движения, вымученные на двоих с Такигавой.

– Извини, Лин, кажется, воспользовался случаем и смылся, ну или Джона на него стошнило и теперь он отмывается.

– Заткнись, если не хочешь пойти отмываться сам! – пригрозила ему мико.

– Не переводи драгоценный продукт, нам всего-то в конец этого коридора, – вышли они на финишную прямую.

– Звучит как приговор… – посмотрела она на пляшущие в её глазах двери.

– Согласен… – поплелись они на раскоряку, чествуя себя верным направлением.

XIV

Могу ли я подчиниться тебе?.. – Май продолжала таять в руках Нару, очнувшись от его толчка. На мгновение их тела разделились. Танияму обдал холод, а затем снова жар. Сибуя прижал к себе, но на сей раз, она упёрлась в его грудь своей и, широко открыв глаза, встретилась с его уверенным в себе взглядом.

– Но целовать меня, тебя никто не заставлял, – Май вдруг решила припомнить начальнику старые обиды и оттолкнула его.

Они отдалились, и наполненный печалью и упрямством взор Нару, заставил Танияму почувствовать себя виноватой.

– Ты сама позволила это, – он протянул руку, и Май содрогнулась.

Чего ждать от него? На какие новые ухищрения он пойдёт, чтобы только всё было так, как он желает видеть?

– Позволила, – она, недолго думая, приняла его жест и приблизилась к нему, положив руки на его плечи.

– Рад, что мы решили этот вопрос, – он опустился руками на её талию, провёл и задержался на выпирающих тазобедренных косточках девушки, продолжая создавать губительный для их правильных натур танец под заданный ритм.

Черт, если ты хочешь, чтобы я ушел,

Детка, только дай мне знать.

Ты не должна уходить, обманывая меня.

Этот мотив выводит меня из себя… – Нару выворачивало от безнравственности, предложенной ему музыки, как от отвратительной пищи, даже если на краткий миг он мог увидеть жизнь рядом с Май, то никак не видел её в таком свете, где отношения выглядели поверхностными, лицемерными, словно холодный расчёт ради публики.

– Но помнишь ли ты… – Сибуя услышал неуверенный девичий шёпот и сам похолодел. Волна жадных до его плоти мурашек пробежалась вдоль его спины. – Я просила целовать только в том случае, если ты того хочешь… – пальцы Май перебежали с левого плеча к его горлу и, столкнувшись с пуговицами, ослабили их, обнажив его шею до виднеющихся косточек на ключицах.

Сибуя, будто не имея ничего против, пленил девушку своей близостью. Его рука более не скользила по телу Май, а нежно впивалась в её талию. Дыхание выдавало его…

Танияма практически неуловимо касалась его кожи носом, и нечто головокружительное подкашивало ему ноги.

Я знаю, что ты тоже хочешь меня.

Я думаю, что ты тоже хочешь меня.

Пожалуйста, скажи, что ты тоже хочешь меня,

Ведь ты же собираешься это сделать…

Слова песни растворялись в движениях Май. Сибуя это понимал и как сошедший с ума от этого горько-сладкого чувства противоречий и выставленных строгими принципами запретов забывал о минимальных погрешностях в своей правоте. Он бы и вовсе обо всём позабыл, не очнись от влажности нежных поцелуев.

Май опаляла жарким дыханием его шею, где ещё ни сошли синяки, и аккуратно касаясь губами его тёплой плоти, продолжая эту пытку, пока не пожалела все восемь ещё виднеющихся на его шее отметин.

Скажи, что ты желаешь меня каждый день,

Что ты хочешь меня всего,

Что я нужен тебе.

Неправильная, абсолютно сумасшедшая любовь.

Прицелься, нажми на курок,

Я чувствую, как усиливается боль…

Сейчас эта песня закончится… – Нару приподнял лицо Май на себя и, глядя в её прикрытые не менее затуманенные глаза, отчаянно обхватил рукой. – Прости, больше не могу стоять… – он нашёл в себе силы мягко опуститься на колени и прильнуть к её мягким губам в полупоцелуе. Едва ли он касался её губ. Уж скорее дразнил близостью себя и её, отдавая себе отчёт в том, что за ними наблюдает несколько пар лишних глаз.

Ты хочешь меня… Я нужен тебе… Ты будешь со мной, – повторял он слова из песни, поводя носом по кончику носа Май.

Его сердце… её сердце… Они оба отбивали совершенно иной ритм, закачивая в мозг такое количество кислорода, от которого тусклый свет в их глазах мерк.

– Нару… – в Май проснулось беспокойство, её пальцы нащупали на шее Сибуи вздувшуюся венку и ей вспомнились слова Нао: «Как только проглянет вена, тащи его смело в постель!».

– Ни слова, – очередные глупости от Таниямы могли его сейчас разозлить, и именно этой злобы боялся он. В отличие от него, Май не знала границ его силы, его скрытой под лицемерием страсти, как и не знал в полной мере он.

– Поняла, – шепнула она уже в тишине. Музыка замолчала, и голос Таниямы заставил Нару сильно дрожать. – Твоя рука! – Май пришла в себя больше и обхватила его руку – она тряслась у неё на талии.

– Ничего, это нормально. Сейчас пройдёт… – Сибуя услышал участившееся сердцебиение и немного пожалел о том, что не может продолжить этот танец. Быть может, он закончился бы лучше, чем начинался.

– Ничего не нормально! Надо звать Лина! – она замахала рукой на видеокамеру в углу комнаты под потолком и закричала. – Позовите ассистента Нару! Ему плохо!

– Снова городишь свои глупости, – выжал он из себя на долгом выдохе. – Когда уже прекратишь?..

– Никогда, если дело касается тебя! – прокричала она в порыве решительности.

– Должно быть, я счастливец… – посмеялся он болезненно.

– Знаешь что, хватит язвить! Не будь ты так самоуверен и горд, то сказал бы о своём самочувствии, я бы хоть до утра с тобой просидела. Чай, компресс, да всё что угодно, а ты всё выпендриваешься! Почему так сложно сказать?! Хотя бы мне… – из Май лилось столько сожалений, что Нару и сам в какую-то минуту пожалел об упущенных тихих минутах.

Ну где же ты, Лин?.. – нервничала Танияма, глядя на дверь.

– Очередные твои глупости. Когда-нибудь ты войдёшь в мою комнату без разрешения и очень об этом пожалеешь… – предостерёг он, так как последующие выходки Май надорвали бы его последнее терпение.

– Твои угрозы напугают ребёнка, а я-то знаю, что между нами ничего не меняется, о чём я должна жалеть, когда сама пришла в твой офис и по доброй воле выслушиваю все твои недовольства день и ночь?!

Ничего не меняется?.. – повторил Нару её слова. – Ты видишь это так… В таком случае я сильно ошибся, подумав о чём-то большем… – слабость завладела его телом, и Сибуя рухнул к Май на плечо без каких-либо сил.

31 августа. Четверг – день девятнадцатый. Посёлок Фукара. Два часа дня. Комната Аяко и Май

XV

Тёплый последний летний день не предвещал потрясений, да и нужны ли они людям, которые должны страдать от кары небес за свои прегрешения. Похмелье – недуг тех, кто упился сладким грехом вместо горечи самоотречения, но то, что проповедуют христиане, кажется, не коснулось представителей синтоиского и буддистского учения. Матсузаки разлепила глаза, придя в ужас от того, который сейчас час и почему ночью она не сняла с лица макияж. И по всей видимости, кошмар это был не единственный.

Со всем своим женским чутьём мысли в голову приходили одни – за спиной кто-то спит. Хорошие новости – это кто-то тёплый; плохие – судя по длине ног, к которым Аяко прижималось – была это не Май.

И всё бы решилось, возможно, без крови, но Такигаве, вероятно, что-то приснилось и на Аяко рухнула его тяжёлая рука.

Ну всё! Считай, что ты труп! Никакие мантры не очистят тебя горе-монах!

Матсузаки скрипя зубами, попыталась сбросить руку жалкого осквернителя её царственного ложа никак не ожидая, что тот по инерции прижмётся к ней бёдрами.

– Не пристраивайся ко мне! – закричала она во всё горло и, выбравшись из объятий мужчины, столкнула его с кровати ногой. – Чёртов, монах-извращенец…

– Ты совсем больная вопить так с утра?! – приподнялся он с ковра, на который упал, потирая вроде бы не больную, но отчасти тяжёлую голову. – Ау… – потёр он грудную клетку. – Что это было? Пятка…

– Скажи спасибо, что не две! – она прижала простыню к груди, бесясь, что её одежда за исключением нижнего белья куда-то пропала. – Где моё платье? Я точно помню, что не снимала его!

– Конечно, не снимала. Я его снял, – почесал он голову, продолжая подвывать от якобы имеющейся головной боли. – Ты рухнула на кровать, как только мы вошли в комнату. Я помог тебе раздеться. В одежде спасть неудобно, а пока возился с тобой, то и сам устал, поэтому лёг спать здесь. И вообще, тебе надо быть благодарнее…

– Благодарнее… – тряслась она, сдерживая себя только потому, что Такигава сидел на полу в зелёной футболке.

– Вот видишь, просветление коснулось и твоей головы. А теперь, если ты позволишь, то я бы ещё полчасика повалялся, – он поднялся с пола и уже был готов завалиться на кровать, как увидел бардовое лицо Матсузаки, её горящие уши, из которых едва пар не валил.

– Ты чего? – удивился он от резких перемен.

– Чёртов придурок! – закричала она, швырнув в того одеяло, толкнув ногой обратно на пол.

– Да чего теперь-то?! – высунулся он, шерстя носом ковёр.

– Почему без штанов? – крикнула она в порыве чрезвычайного возмущения.

– В джинсах спать – не вариант. Передавишь себе всё на свете…

Я бы тебе сейчас что-то передавила… – закрыла она глаза, пытаясь забыть, на какие ужасы обрекло её это позднее утро.

– Плевать, я пошла в душ. Когда вернусь, чтобы тебя здесь не было, – Аяко обвернулась простынёй и слезла с кровати, объявив о своём решении над распластавшемся на полу Такигавой.

– Стоять! – он ухватил её за щиколотку. – Потолкуем ещё… – потащил Хосё, уронив тем самым жрицу на пол.

– Ты… – над Монахом нависла угроза реальной гибели. Аяко раскинула худые руки с тем, чтобы подняться и зыркнула на Такигаву лютым взглядом.

– Да, если так выглядят невинные жрицы по утрам, то я постараюсь уходить ночью, когда вы ещё как бабочки красивы, – пошутил он на свою голову о размазавшемся макияже Матсузаки, решив тем самым свою судьбу.

– Пошёл вон! – она выпнула его из своей комнаты, впоследствии швырнув джинсы ему в лицо, добавив красок громко захлопнувшейся дверью.

– Вот и помогай после этого женщинам… – Такигава посмотрел на запертую перед его носом дверь и примерился к джинсам. – Вот, чёрт! И не могла минуту подождать… – прыгал он на одной ноге, запутавшись в штанинах.

– Не самое удачное утро? – пока он вилял задницей в проходе, Нару прогуливался. Его состояние после сна нормализовалось, но слабость требовалось развеять слабой физической нагрузкой.

– Теперь ты будешь попрекать меня этим?! – Такигава развернулся к временному начальнику истинным лицом, изображая глупую улыбку.

– Я сделаю вид, что ничего не заметил, – выдал Сибуя, сохранив рабочую нейтральность.

– Эй, подожди! – Хосё запрыгнул в джинсы и, на ходу застегнув, поравнялся с Нару. – Куда сам? И где Май?

– Не знаю… – ответил он, впадая от вчерашних воспоминаний в серьёзную задумчивость, отвлекаясь на торчащие пальцы Монаха из-под джинсов.

– А, ну это… – рассмеялся он. – Потом за дверь вышвырнет, когда найдёт. Пока и так сойдёт. Кажется, я слышал Май… Ну да, вот же они… Там! – они сравнялись с открытой дверью того самого бара, где отдыхали ночью и застали Танияму за интересным занятием. Она сидела за столом с господином Хиро и с детским выражением смотрела на карту в его руке. Мужчина показывал ей какие-то фокусы, и Май, веря в свои возможности разгадать тайну, ажиотажно поглощала карту в руке мужчины. Карта у неё на глазах разрывалась, а затем как по волшебству становилась прежней.

– Прошу вас, ещё! Я почти поняла ваш секрет!

– Последний раз, дорогая Май, – смеялся Хиро. – Фокусник должен иметь свои тайны.

– Пойду-ка, испорчу ему настроение, – хитро шепнул Такигава. – Ты со мной?

– Нет, я пройдусь… – ответил Нару откланиваясь.

– Ну смотри, а то я могу пойти с тобой, – Монаху показалось поведение юноши странным.

– Нет нужды…

Какой-то он кислый… – Такигава посмотрел ему вслед. – Лучше Май об этом не говорить. Верно, тот танец не пошёл им, ну или, во всяком случае, ему на пользу, – Хосё тяжело проглотил то очевидное рвение лезть в чужие дела, радуясь тому, что выпало на его долю, а подвернулась ему ни много ни мало, а личность творческая.

– В этом фокусе нет ничего сложного, – погрел он свои руки на животе, а после вынул из веера Май одну карту. – Смотри, карта немного надрывается, а затем складывается. Это иллюзия. На самом деле, если её аккуратно расправить, то она покажется прежней, – рушил он наивные мечты, тогда как детство уже давно было позади.

XVI

В лице Оливера Дэвиса, спустя столько времени ничего не менялось. Пусть кровь в голове пульсировала, в висках били барабаны, но он по-прежнему казался самовлюблённым Нарциссом, каким его привыкла видеть команда SPR. Пожалуй, всё то, что происходило в нём можно назвать притворством. Вероятно, именно оттого, что жизнь заставляла его время от времени примерять разные холодные и не слишком располагающие к себе маски, оно выглядело настолько естественно, непринуждённо, так, будто он и не задумывается о том, в какие рамки себя загнал.

Слабость до сих пор толкалась где-то в его теле, набрасывая ему на шею ненавистную петлю в виде физического бессилия. Шансов на какой-либо благополучный исход этой ночью впервые выпало на удивление много. Май проявила инициативу, но её поиски, демонстрация силы и весь следующий рабочий процесс выжал из него все жизненные соки. И наверное, если бы не дотошное отношение Наоки и тот режим, на который он посадил Нару в рёкане, то пришлось бы этот день провести в больнице, а не на свежем воздухе. Воспоминания же о пережитом ночью, поглотили Сибую всецело. Их интерес друг к другу оказался настолько очевидным, что он позволил себе забыться. А потом… Что случилось потом? Потом она сказала, что между ними ничего не меняется. Разве могла она не заметить, что он, бесстрастный до всего Нару, проявляет к ней интерес? И не обычный, не ради какой-то там выгоды, как могло почудиться Май, а настоящий… Очень может быть, что это порождение её безответственности, женской поверхностности, которая так типична для её возраста, когда влюблённость будоражит душу куда больше, чем настоящие и крепкие чувства.

Безумие… Все чувства, овладевшие им, он списал именно на этот недуг. Как мало Май знала о его чувствах, каким ничтожным был её опыт и самое ужасное то, что она не желала слышать его, будучи чересчур увлечённой собственными эмоциями.

Эмоции… именно ими жила Май Танияма, но и сам Оливер был неправ. Чтобы понять его чувства, Май заслуживала достойного признания или же изречения, чем Казуя Сибуя не жаловал своих друзей, коллег и, видимо, даже тех, кому намеревался отдать всю свою любовь.

Несвойственные ему мысли вывели его на свежий воздух. Он перевёл взгляд на античные белые колонны, счёл их ничем не примечательными на фоне красных кирпичных стен усадьбы, шепчущих зелёных тополей и один ветер, шевелящий клейкую листву, мог разделить его апатию.

Бесплотные образы, порождённые его памятью – это то немногое, что оставалось ему в этот безоблачный день. Здесь, как на страницах Ирвинга Вашингтона в «Легенде о Сонной лощине» затаилась та редкая благодать, прелесть которой нарушали слухи, шальные легенды и израненные речками берега. Влияние другой страны не научило его замечать те элементарные вещи, о коих ему говорила Танияма. Что могло сделать для него дерево? Оно нашло бы его брата? Объяснило бы его неправоту в отношении Май, или уняло бы душевную боль? Нет, для него максимум извлечённой из дерева пользы – это тень в летний зной, остальное посчитаем, как положено духу этой страны, относительным.

Постояв на веранде с десять минут, Нару намеревался пройтись вокруг дома или же вернуться в свою комнату, его намерения изменил протяжный и нетипичный для глуши гул. К центральному входу подъехал тёмно-синий автомобиль с откидным верхом, девушка за рулём рывком припарковалась возле их фургона и, заглушив мотор, ступила на выложенную серой брусчаткой землю.

Ухоженные руки, туфли на высоких каблуках и солнечные очки в пол-лица. Нару понял, что она не из местных, по всем вероятиям её местом обитания являлся большой город. Она тряхнула головой, её длинные огненно-рыжие волосы заструились по ровной спине, и в маленькой руке появилась пузатая полосатая сумка. Серые джинсы и более тёмный топ в горизонтальную полоску, судя по её телу, Сибуя предположил, что это либо протеже их заказчика, либо одна из актрис.

В действительности, Нару проигнорировал появление нового человека. Одним больше или меньше, будучи уже на сумках, его мало волновал данный факт. Однако его природный нигилизм в людей то ли обидел незнакомку, то ли откровенно удивил. Она окликнула его.

– Съёмки нового фильма будут проходить здесь? – в её голосе Нару проследил нахальность, а оттого отвечать он не стал. – Эй, на невидимку я непохожа! Отвечай! – приказала она, отступив от затеи через секунды. Лицо незнакомца напугало её. Сибуя всего-то поднял на неё свои вдумчивые и сегодня кажущиеся пустыми глаза, и её сумка упала на землю. Незнакомка сняла коричневые очки, и Нару узрел испуг в её лучезарных голубых глазах.

– Нет… – пошатнулась она, ища руками опору. – Нет, ты ненастоящий! – её содрогающийся голос заставил Нару сомневаться, а побег повелел следовать по её следу, но он предпочёл вернуться в дом. Его несобранность сегодня прописывала ему единственный режим – постельный.

Девушка же помчалась со всех ног к заднему входу. Она заперла крепко-накрепко дверь, отдышалась и попятилась по коридору под лестницами, а, обернувшись, вновь упёрлась взглядом в мрачную фигуру Казуи Сибуи. Весь в чёрном, бледный, он был её самым страшным ночным кошмаром.

– Не подходи! Ты мёртв! Мёртв! – запаниковала она, бросившись в истерике в западное крыло.

Мёртв… – посмотрел он бесцельно. – Джин… Это она? – Нару встал на распутье. На втором этаже его ждали коллеги; в центре с бумагами Лин. Преследовать или отступить?..

Решение подсказал крик.

В шоковом состоянии Сибуя позабыл о секретах западного крыла. Теперь же выбора не оставалось. Он побежал…

Рыжеволосую девушку придавил внушительный на размеры турецкий шкаф. Насмерть или же виновнице его семейной идиллии повезло, он проверить не осмелился. Видя её рассыпавшиеся на паркете волосы, расставленные с виду безжизненные руки, он задавался всего одним вопросом – жаль ли ему? Месть или сострадание? Помощь ближнему… Нару напугался этого чувства так же сильно, как и всегда боялся этого дня. Преступница могла напасть на него, могла вот так побежать, а ещё она могла поведать тайну нахождения тела его старшего брата…

– Мы слышали крики! – Сибуя, как человек оглушённый, обернулся. К нему спешили на помощь коллеги, и где-то позади них шёл помощник господина Хиро.

– Боже мой, Нару! – Май закрыла ладонью рот, посматривая то на лежавшую на полу девушку, то на потерянного начальника. Напуганным выражением Сибуя придал себе образ преступника, который в порыве гнева пронзает жертву кухонным ножом, а потом стоит с окровавленным тесаком и не знает, что ему делать: бежать в полицию и писать чистосердечное признание или скрывать улики.

– Поднимаем! – Такигава вместе с Джоном подняли шкаф, а Аяко и Май вытащили девушку.

– Пожалуйста, не уходите… – забредила она. – Он пришёл за мной… Пришёл отомстить… – болезненно шептала она, хватая Май за руки.

– Вам, верно, что-то почудилось, – успокаивала её Танияма, натянув привычную дружелюбную улыбку. – Здесь никого нет. Мы изгнали всех духов. А Нару вас не обидит, он только с виду такой жуткий.

– Нет! Нет! – хваталась она за руки, словно эти порывистые движения – это судороги.

– Какая-то она нервная, – Май погладила её по голове, говоря эти слова, когда девушка потеряла сознание.

– С виду она отделалась ушибами, – сказала Аяко, примеряясь на глаз. – Но могут быть и переломы. Она напугана, но отключилась скорее от болевого шока. Думаю, её следует отвезти в больницу. Такой удар мог вызвать внутреннее кровотечение.