Текст книги "Трёхцветная жизнь Оливера Дэвиса (СИ)"

Автор книги: Lika Grey

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 53 страниц)

– Приглашение на кофе является стандартным, – он вновь закатил глаза и жестом указал на стол в углу. – Поставь чай туда…

И это было приглашение?! Скорее приказ!

Май в сотый раз подумала о манерах этого человека, выполнив его нехитрое указание.

– Всё, пей свой чай и не тревожь меня по пустякам! Здесь есть горничные… – она звонко поставила на стол чугунный реставрированный зелёными узорами чайник с подставкой, туда же отошли кружки, а поднос она сунула себе подмышку.

– Оставь на столе всё, – Танияма услышала шепчущий голос Нару у себя за спиной и, дабы убедиться, обернулась. Сибуя действительно стоял позади неё, сохранив дистанцию не больше тридцати сантиметров. В сравнении с ней он не нервничал. Май же, как и утром, затрясло. Щекочущая всё тело вибрация пробежала по её телу и застыла где-то у горла. Её щёки зримо зардели и, намереваясь это скрыть, Танияма отвернулась, послушно кладя поднос на стол.

Нару неброско окинул Май взглядом. Она наклонилась, и Сибуя посмотрел на изгиб её спины, выпятившиеся бёдра и слегка приподнявшуюся короткую юбку. Не знай он Танияму, то мог бы вполне основательно обвинить её в корысти. Как-никак, а на работе она могла бы носить юбку подлиннее, а лучше что-то брючное; майку не такую открытую, с рукавами и под самое горло, чтобы у молодого начальника, не дай бог, во время рабочего перенапряжения гайки не слетели.

– Не знаю, для чего тебе поднос, но если нужен, то забирай. А я отдыхать, – сказала она, не поворачиваясь.

– Ты можешь отдохнуть здесь… – Нару сократил дистанцию и приник лицом к её волосам. Его руки обвили тонкую талию Май, и она задрожала всем телом.

Здесь… – она почти помимо своей воли погладила Сибую по рукам и, чувствуя слабость в ногах, опёрлась о его тело. – Приглашение на кофе, футон… Он был не готов и избегал встреч со мной, неужели он предлагает?.. – Танияма испытала испуг, и Нару ощутил, как тело её вздрогнуло и напряглось.

– Долго же до тебя сегодня доходит, – сказал он, давая девушке некоторое послабление. Нару освободил Май от своих объятий и взял её руку. – Ничего не меняется. Ты по-прежнему злишься, затем думаешь и боишься. Изменились лишь наши отношения, если хочешь уйти сейчас, то иди, если же желаешь остаться, то присядь, – он указал на белый футон.

Май долго-долго смотрела в его не читаемые синие глаза, вкушая плоды своей необоримой слабости. Ей хотелось стать к нему ближе, ощутить его трепетные ласки и, возможно, познать нечто пылкое.

Она перевела взгляд на золотистое одеяло, заправленное в белый пододеяльник, и с помощью Нару присела. Грудь её дрогнула. Ногам стало холодно. Постельное бельё веяло прохладой, а рука Нару оставалась сухой и тёплой. Он взглянул на неё, и вмиг она подчинилась ему.

Сибуя благосклонно принял её решение и наклонился к ладони Май. Чуть касаясь губами её плоти, он согрел жаром своего дыхания, проходя с невесомыми поцелуями до запястья. Он разгонял в их крови ещё не сформировавшуюся страсть, время от времени посматривая на особу, склонившую его изменить своим планам, и прислушиваясь к звукам извне, смирился с силой сердечных томлений.

Озноб тронул сердце Таниямы, и она опасливо запрокинула голову, изнывая от изменений в её теле. Он догадался о желании Май через её импульсивные порывы. Она же не знала причин своего внезапного появления в его покоях, зато Сибуя без труда мог сделать вывод: желание женской плоти – томило его; желание мужской плоти – сбивало со всякого намеченного пути её. Желание обладать друг другом – это объединяло и сводило с ума их обоих.

Нару посмотрел пленившей его девушке в лицо и, увидев, что от одного чувственного касания она зачарована им, опустился на колени. Его пальцы очень нежно помассировали её голову, и Май, превозмогая страх, приоткрыла глаза. Он смотрел на неё. Смотрел, не отрываясь, словно так делал всегда. Его не выдавали содрогания рук или мечущийся в панике взгляд. Нару двигался, смотрел и дышал так, как если бы дело касалось не хрупкой невинной девушки, а любого другого занятия, где от него требовались медицинская точность и трезвость ума.

Он прикоснулся к губам Май, и в нежном поцелуе она окончательно определилась. Никакого выхода из этой комнаты не было. Был только Нару и его поцелуи.

Танияма слышала, как их губы, встречаясь друг с другом, сладко причмокивали, расставаясь в тот же миг для недолгого столкновения взглядов. И вдруг пришла пауза в минуту-другую. Сибуя, стараясь не пропустить ни единого вздоха возлюбленной, оглядел её поглощённое жаром страсти лицо, неожиданно поднялся и пересел за спину Май.

Она проводила его опустошённым взглядом, после чего поддалась дальнейшему расслаблению.

Оливер придвинул девушку к себе и трепетно очертил ладонями прелесть её стана. Май глубоко вздохнула и уступила натиску человека, которого она прямо в глаза называла Нарциссом. Жёлтенькая майка заскользила по её реагирующему на каждое касание телу и вскоре оказалась на татами рядом с футоном. Нару никуда не торопился. Он аккуратно лишал Май защиты, рассматривал её светлую кожу на спине, поглаживая плоские лопатки. Она же, тёплая и живая, в его руках податливая, не возражала, показывая ему изгибы своего тела, молодую упругость, мягкость разгорячённой плоти и влажность овеянных жаром губ. Медленно остывающие руки, приятное волнение, расточаемое ими же, и глаза девушки прикрывались, отдавая себя на суд одному несносному исследователю отнюдь не прекрасного, а загробного, впрочем, быть может, красота плотская, женская ему куда ближе, нежели та, от которой он не мог позволить себе улыбнуться.

Сибуя недолго посмотрел на белый ажурный бюстгальтер и счастливую пассивность возлюбленной. Позволь он промедление, и ему захотелось бы больше. Из нежного возлюбленного он бы превратился в пылкого, а там, кто знает, быть может, затем ему бы захотелось убедить Май, что он ко всему прочему опытный соблазнитель, тогда бы он пустил вход более интимные ласки. Несомненно, они бы отпугнули его возлюбленную, ему бы сделалось в душе совестно, и обо всём этом пришлось бы забыть. Вот он и не спешил… Нару двумя руками расстегнул крючки на широких ажурных лентах и припал губами к тёплой плоти особы, пленившей его.

Она содрогнулась. Застыла… Но не отшатнулась, не воздержалась от нежной настойчивости человека, которого безумно любила. Мягкие подушечки пальцев Нару коснулись её обнажённого тела, и она не смогла сдержать гуляющего ещё где-то в её теле озноба.

– Не бойся, – он всего раз шепнул короткую фразу и следом усыпал её шею поцелуями. Влажными, тёплыми, до собственного головокружения нежными.

Несмотря на заботливую пылкость директора SPR, на Май что-то нашло, и всё её тело в страхе завибрировало. Её трясло так, как если бы сейчас её обнимал не живой человек, а кусок льда. Он не сразу понял причины, но вскоре чутко зашептал.

– Прости меня, – Танияма замерла в одном глубоком вдохе, притаившись в крепких любовных объятиях. – Я разозлился и целенаправленно напугал тебя, – он вспоминал похожий случай их близости, когда Май согласилась на эксперимент, не вдаваясь в подробности.

– Значит, на этот раз всё будет по-другому? – она обернулась и упёрлась безнадёжным взглядом в его.

– Да… – Нару опустил глаза на её обнажённую грудь и, испытывая к Май необоримую жалость ввиду прошлой несдержанной грубости, чувственно опустил свои руки на её тёплую плоть.

Она расслабилась и благодарно поддалась. Во всём её теле стало теплее. Он отошёл от желания одного зрительного насыщения, балуя её надёжностью долгожданных объятий.

Близко… Он, его крепкая грудь и выглаженная до приятной жёсткости юката, скрывающая его тело – те ощущения, дарованные им неторопливо.

И вот первые, настоящим страхом окрашенные и загипнотизированные искусным медиумом прикосновения, подвели Май к пропасти её смелых желаний. Сибуя мягко надавил на её грудь, и девушка издала тихий стон. Звук отогнал от неё помутнение, и она накрыла своими маленькими ладонями руки Нару. Движения его стали чётче. От лёгкой боли она закрыла глаза и сморщила лоб, чувствуя каждое движение мужчины в своих ладонях. Он помял пальцами тёмно-розовую область ореолов, и Танияма скрыла более отчётливый стон за стиснувшимися в страхе зубами.

Дыхание, сбитое и обрывистое, оно подкидывало грудную клетку Май, передавая Нару через ладони тот трогательный страх, которого он вполне ожидал, в своей душе как нечто уважительное чтил и непременно ценил. Скрытое, но с иной стороны очевидное уважение даровало ему ответное удовольствие.

Приятность тела Май подтолкнула его к новым смелым порывам. Он уложил её на свои колени, чтобы как следует рассмотреть, и пригрел на обнажённом теле Май взгляд.

Она хоть и лежала в полузабытье, но на действия возлюбленного среагировала. Ею овладел стыд. Она прикрыла грудь руками, крепко обняв своё тело, и с испугом посмотрела на склоняющегося над ней Нару. Лёжа на его коленях, он казался ей таким далёким и всесильным, что Танияма невольно подумала о силе привязанности, которая уже в ней есть, и как она разовьётся, когда плотские утехи сойдут на нет.

– Убери руки, – тихий требовательный голос Нару пробудил Май ото сна. Он мог бы и сам это сделать, но ждал шага от неё. – Не переживай, ты красивая… – он погладил её по лицу, и Танияма, убрав руки, приподнялась. Её губы желали чутких поцелуев, и Нару давал их ей. Держа Май в своих объятиях, видя её обнажённое тело, целуя её, он действительно любил её. Всей душой, всем сердцем, но молчал, считая признания в такие моменты по большей части ошибкой. Недоразумений быть не должно – ни сейчас, ни потом. Наконец, она подустала от его ласк и вернулась в то положение, к которому её склонил Сибуя.

Нару, дыша чуть тише Май, сдерживая всю возможную к ней пылкость, окинул взором плоский живот и округлую упругую грудь возлюбленной. Он медленно поднимался взглядом по её обнажённому телу, встретившись в очередной раз с её наполненными паникой карими глазами. Они сверкали… Радостью, страхом, вожделением…

Его ласки были ни с чем не сравнимы, и она ценила его чуткость, неторопливость, спокойствие. Устало-печальный взгляд Нару лишал Май брони так же, как и его мягкие руки. Они чувственно прикасались к её плоти, надавливая на места, где ей было приятнее всего. Сибуя помассировал её грудь, придавил между пальцев тугие соски, посмотрев, как Танияма отреагирует на новые ощущения, и поняв, что всё в норме (об этом ему сказал её немного мучительный полустон), расстегнул молнию на юбке девушки.

– Поднимись, – Нару указал на татами, и Май, спрятав обнажённую грудь в руке, пересела на пол. Он же сложил одеяло и отложил его к перегородке возле окна. В комнате было и без того душно, чтобы укрываться. – Можешь присаживаться… – Сибуя позволил залезть на его футон, что Танияма и сделала, предварительно сняв свою юбку. Сам Нару освободился от юкаты и вновь обнял Май со спины. На этот раз она ощутила близость их обнажённых тел и поплыла по реке той нежности, которой её окутал возлюбленный.

Он разминал её руки, плечи… Она прикрывала глаза, не думая, как её тело становится мягким и податливым.

– Нару, – ей захотелось посмотреть на него, сделать для него что-то приятное… Ради этой цели Май оглянулась. Обнажённым он выглядел совсем иным. По-прежнему умный, но не грубый; безупречный, но досягаемый. Она прижала одну руку к груди, испытывая стеснение ещё чуть-чуть, а другой коснулась его тёплого лица. Бледное и неизменно серьёзное, казалось, он не может расслабиться даже в постели, будто его думы плотно обосновались в плоти, крови, разуме…

– Не беспокойся, – Сибуя обратил внимание на слезливый блеск в глазах Май и пронял её своим незатухающим взглядом. В нём читался холодный спящий огонь. Ему нравилось прикасаться к ней, и иные, совсем непонятные для него чувства просыпались, когда она дотрагивалась до него. Под сердцем словно что-то ёкало, замирало, создавая желание закрыть глаза, обнять её руки и уснуть рядом с ней. Странно, спустя время, проведённое вместе, оказавшись, наконец, в одной постели, Нару вёл Май именно по этому пути неторопливых ласк и чувственности.

– Я не боюсь за себя, ты… – Сибуя делал вид, что не слушает её. Он целовал её ладонь, требуя позабыть о глупостях. – Тебе же тоже должно быть приятно, но ты отдаёшь всего себя мне… Я бы хотела, чтобы и ты расслабился! – последние слова Май выпалила как нельзя скорее, поцелуи Нару лишали её дара речи.

– Будешь много думать, пойдёшь спать в коридор! – он нехитро ей пригрозил, и Танияма, как и в обычный рабочий день, от шока приоткрыла рот. Она не понимала, рядом с ней, обнажённой, стесняющейся, в его руках трепетной, он не мог расслабиться. Тогда как на самом деле ему хотелось прилагать больше своих физических сил. Услышать её отчётливый голос, изнывающий от жара в одной постели с ним; его имя, срывающееся с её губ нежно-нежно либо до резости сознания страстно.

Он мне и поспать здесь позволит? Значит, он серьёзен, и то, что происходит сейчас, это не обычное удовлетворение плотских утех?..

Май задавала себе вопросы, оставив Нару без своего внимания и милой реакции на его поцелуи. Сибуя терпеливо накрыл веками глаза, дав Танияме ровно тридцать секунд, после он намеревался выбить из неё всё её нескончаемое беспокойство о других, в данном случае оно касалось исключительно его.

– Расслабься, я не намерен читать тебе лекции в постели, – он обрушил на неё свой требовательный поцелуй и уложил на подушку. Этот порыв ей пригрезился каким-то резким и жестоким. Захотелось извиниться… Она попыталась обхватить его шею рукой, чтобы не оставаться безучастной, но Нару пресёк порыв ненужных извинений, запрокинув её руку за голову, сцепившись с ней своей. Ему не хотелось, чтобы сейчас кто-то мешал. Была бы это Май или того хуже люди извне – это не имело значения, они отвлекали. Коль ему требовалось сохранять героическую стойкость, балансирующую на грани твёрдости ума и тела, то и отвлекающих факторов должно было быть как можно меньше.

Я постараюсь… – глаза Таниямы сверкали этим обещанием, и Нару сместил взгляд на её влажные губы. Он медленно провёл по ним пальцем и спустился к приподнимающемуся подбородку. Май прогибалась в талии, подталкивая своё тело к его. Их животы ненадолго соприкоснулись, и Сибуя мучительно закрыл глаза. Эта близость показалась ему до шума в ушах приятной. Как давно это было… Как давно он не позволял себе расслабиться, погрузившись в другое, такое же страждущее по ласке тело? Беды с Джином забрали всего его, а Май своим появлением пробудила и, сама того не зная, освободила. Ему хотелось благодарить её за терпение и веру в него, оттого-то он целовал её шею страстно.

Май содрогнулась, рассталась с рукой Нару и вцепилась пальцами в белую подушку. Её тихий стон сказал Сибуе больше, чем могли сказать её охочие до ярких слов губы. Но и то было слишком. Он возгорался рядом с ней так, словно был готов освещать её путь, пока рассвет не пробьётся сквозь занавес тьмы, и уже тогда он украсит её изнеможённое тело деликатными поцелуями. Тьма не наступила, закат близился, а он, переборов внутреннюю смелость, едва намочив нежную кожу Май своими влажными губами, гладил её языком, затем спускался ниже, пока Танияма в смятении от его ласк не раздвинула ноги, подпустив к себе ближе.

Как бы он хотел ещё немножечко подождать… Не торопиться… Но, глядя на её колышущуюся от тяжёлого дыхания грудь, вздрагивающий милый живот и показавшиеся от непомерных вдохов рёбра, закрыл глаза, утопая в желании её горячей плоти.

Он обжёг Май своим жарким дыханием, доходя до её плоского живота, подёргивающегося от сокращения мышц, начиная целовать там, отвлекая тем временем от истинных мотивов. Его пальцы сошлись на тазобедренных косточках Таниямы и остановились на тонкой линии белых трусиков.

Сибуя, продолжая придавливать её своей грудной клеткой, посмотрел, как сокрушается Май. Она запрокинула голову, накрыла дёргающееся от жара лицо ладонями, не желая смотреть, как Нару лишит её последней одежды, подтолкнув к непередаваемому стыду.

Он воспринял её реакцию как комплимент, ведь то, что она не желала смотреть, не значило, что ей не хочется стать к нему ближе. Не желай она того, то давно бы остановила, накричав, обвинив в чёрствости и невыносимости.

– Ты красивая, успокойся, – Нару повторил эти слова, так как, обнажив Май полностью, не ожидал её возросшей паники. Она впивалась взглядом в потолок и так часто дышала, что ему показалось, будто сейчас она разрыдается, и придётся оставить всё как есть. Он страстно поцеловал её в губы, но она не ответила.

Мысленно Танияма куда-то провалилась. В безопасное место, туда, где ей не придётся думать о том, как изнывает её тело, как сводит в судороге ноги и как щекочет в животе, пугая и маня неизвестностью.

– Ты хотела сделать мне приятно, – спокойно заговорил он, закинув её руку к себе на шею. Она, словно лишённая сил, повисла на нём, оставаясь безучастной. – Май, назови меня по имени… – он попросил об этом тихо на ухо и окрасил печалью лицо, разрешая Танияме быть чуточку ближе. К нему, к его духу, сознанию и томящемуся по её ласке телу.

– Нару… – она пробудилась от силы его уговоров и вот уже посмотрела ему в лицо.

– Не это, попробуй ещё раз, – он закрыл глаза и вновь начал целовать её нежные руки. Взор Май притуманился, дыхание в лихорадочном жаре прервалось, чтобы в последующие секунды возродиться. Она нерешительно посмотрела на его прикрытые глаза и немного вспотевший лоб. Имя… О чём он говорил, сейчас она не ведала.

– Каз… – она попыталась произнести имя Казуя Сибуя, прервавшись по вине Нару. Он сжал её пальцы и, без намёка на правильность её выбора, требовательно посмотрел.

– Вспомни тот день, когда ты мне призналась, – подсказал он, не в силах терпеть её размышления долго. – Оливер… – не выдержали его нервы. – Как можно забыть имя своего босса?! – он закачал головой, не находя свою иронию каким-либо пороком.

Она подумала о его жизни там, в Англии, месте, где находился его дом, о первой влюблённости, близости и смелости, проявляемой каждый день.

– Оливер, – Май назвала это имя решительно, и Нару, словно порабощённый ею, склонил тяжёлую голову.

Он задышал тяжелее… Опалил этим жаром грудь возлюбленной, находя минуту своего смятения для их отношений решающей. Внезапно захотелось рассказать… Но стоило ли делать это сейчас? Его решительность затмила смелость Май Таниямы. Она обняла его голову, ласково погладила и, запустив пальчики в его тёмные волосы, поцеловала в макушку.

– Оливер, – повторила она нежнее и заключила в свои ладошки его лицо, приподняла, желая видеть его синие ненаполненные печалью или остроумием глаза.

Её слабость… его слабость… Это оттенки одного совместного желания, желания отдаться друг другу.

– Используй это имя, когда мы наедине, – он измученно попросил быть так к нему ближе, и снова желания плотские обрели власть над ним. Он придавил грудь Май рукой, посмотрел на её изнеможение, отдав себе отчёт в том, что жаждет услышать её сладкий голос. Его губы накрыли плоть возлюбленной в сладком поцелуе, и желаемое коснулось слуха Нару. Танияма оцепенела, вонзилась руками в его волосы, хотя он всего-то лизнул её твёрдый от возбуждения сосок, слегка подцепил зубами и объял его полностью, включая тёмные границы ореола, жарко подсасывая. Пожалуй, пока это являлось самым пошлым в их трепетных отношениях.

– Пожалуйста, не делай так, – она попыталась отодвинуть его, сокрушаясь в стыде.

– Ты сказала, что хочешь сделать приятно и мне, – Нару закончил мять её плоть губами, но только с тем, чтобы вновь к ней припасть. – Мне приятно… – тлел его голос чуть слышно возле обнажённого тела возлюбленной, остерегаясь её сокрушающихся взглядов.

– Мне тоже, но… – она потеряла возможность думать, когда он переметнулся с левой груди на правую, проделывая всё то же и ещё не один такой раз. Май напряглась и запрокинула голову на подушку. Что-то внутри до сих пор немного ему сопротивлялось, потихоньку отвечая через измученный голосок Таниямы на языке ведомом только ему. Стон, оборванное дыхание, вовремя сдержанный крик, намеревающийся протестовать любому изменению в заявленном невозможным боссом сценарии – это всё без лишних дум и сомнений предназначалось ему.

Он утопал в искренности её страстной невинной натуры, но ласкал больше с тем, чтобы отвлечь. Оградить от пошлости предстоящих сношений; от уместного, однако невыносимого для взора Май вида на их обнажённые тела, где он избавился от своей последней одежды, воспользовавшись моментом, когда она уже не могла отвечать за свои свои действия.

Солнце медленно двигалось к западу, начиная пробиваться тёплыми лучами в комнату Нару. На закате небесное светило более нежное, словно усталое, не то, что на восходе, где оно пронзает золотыми лучами тьму.

Май в лёгком свете, пробивающимся сквозь бежевую перегородку, увидела Сибую по-иному. Лицо его наконец-то расслабилось, слегка от напряжения раскраснелось, а ведь им ещё предстояло сегодня успеть многое. Она ощутила его пальцы у своего лона и, спрятав от него карие блестящие глаза, предалась мягкости и осторожности его прикосновений.

Она не проронила ни звука, когда он помассировал её влажное естество, мысленно моля лишь о том, чтобы он не смотрел на её изнывающее от странных ощущений лицо. Было приятно, а вместе с тем стыдно. Щёки Май горели, словно она пересидела на солнце. Почти сразу же после этого она заметила, как пальцы Нару покинули её тело, и всё внутри тоскливо сжалось. Мышцы на её животе так же сдавило, напугавшись внезапного давления со стороны мужчины. Он придавил её своим телом и, размазав намочившую его пальцы природную смазку по бедру, подступил.

Танияма заметалась во взгляде, будучи в этот же миг словленной. Губы Нару накрыли её, и жар бесстыдно дерзкого поцелуя притуманил девичий страх.

Он целовал пылко, вынуждал Май сливаться с его губами и языком до постанывания жарко, и вот, когда она очутилась как в полусне, он смог уличить момент, чтобы Танияма не разглядела в его действиях ничего пугающего, и следующий за этим толчок пробудил и окутал её новой убаюкивающей пеленой.

На краткий миг тело девушки обдал холод. Мурашки и давление внизу живота сковали её. Но трясло не её… Нару слегка вошёл в Май, и вот она, его тревога. Он возгорелся, желал её всем своим телом и душой, и если бы не чёртово самообладание, то его бы не сдержали рамки приличий и думы о прекрасном карьерном будущем.

Дыхание Оливера встревожило его грудь. Крепкий мужской торс колыхался не часто, но порывисто, словно он не может перевести дух, чтобы не сделать в порыве движений грубых, сильных… Его борьба с самим собой принесла холод. В комнате загулял ветер.

– Всё в порядке, – Май разглядела тревогу и коснулась его упирающейся в футон руки. – Мне не больно… – она поцеловала его напряжённое запястье, и Нару смог предельно расслабиться, приблизившись тем самым к ней. Он поводил носом по её уху и на выдохе, наконец, прошептал.

– Это только пока… – Танияма услышала слова, предостерегающие её, и следующее его движение убедило её в этом. Она вскрикнула в свою вовремя прилетевшую к лицу ладонь и растопырила глаза. Увидь она свои раскинутые ноги и напряжённые бёдра Нару, то горела бы от стыда вечно.

Сибуя напряг лоб и покачал головой. Его руки вонзились в футон, желая чуть ли не рвать. Уж лучше его, чем доставлять хоть какую-то боль Май, её страстно-восприимчивому телу и не сдающемуся перед лицом бед духу.

Близость естественная во много раз привлекательнее любой безопасной, оттого он винил себя и не торопил Май. И уже вскоре она расслабила бёдра, опустившись ими всецело на простыню. Он ощутил, как внутреннее давление пощадило его напряжённую плоть, не сдержав тихого звука своего голоса. Сделанный выдох вернул его к прежним предпочтениям.

Испытывая удовольствие от наблюдений, он задержал взгляд на влажном, чувственно сокрушающемся из-за порывистого дыхания теле Май, спустился с тем же изучающим её взором до бёдер, где они стали единым целым, и засмотрелся, как вздрагивает низ её живота.

– Нару… – она жалостливо обратилась к нему, и он, скрыв улыбку в добром взгляде, помотал головой.

Неисправима…

– Я здесь, – нежно шепнул он, как бы глупо это ни звучало в такой откровенный момент. Он поцеловал её закрытые веки, погладил лицо и, дождавшись, когда Танияма откроет глаза, обрушил на неё свои любовные поцелуи.

Совсем не странно, что он бывал горд и не в такие моменты, здесь же он был удовлетворён от одного понимания о конце их излюбленных споров и начале чего-то нового, трепетного и, без сомнений, искреннего.

Жаркая влага поцелуя отразилась на самочувствии Май и нескончаемой уверенности Оливера. Он обвёл рукой бедро девушки, и немного его приподняв, начал двигаться уже в настоящем, обещающем удовольствие ритме.

В Май разгорелось очень странное желание страсти. Её смущало давление в твердеющей груди; колкость, с которой приходили ласки Нару; его мелькающее лицо и горячее дыхание, как и нечто давящие, временами похлюпывающее и стягивающее ощущение в глубине её чресел. Но она безмерно была счастлива, что все эти чувства ей помогает разделить именно он, здесь, на пороге уходящего дня, практически в тисках смерти.

Тихо-тихо, оттеняясь сладкими стонами, их тела медленно придавались чувственности. Сибуя переходил от ласк к порывистости. И не одни губы дерзко ловили невесомые поцелуи Май, его бёдра неистово ходили вверх-вниз, заставляя Танияму постанывать, а временами и вскрикивать, непременно успевая рассмотреть оттенки удовольствия на её лице. Вонзаясь пальцами в футон, врезаясь снова и снова в тело Май, он мог бы объять всё: её рассыпавшиеся на подушке каштановые волосы; рдеющие от жара стыда за наслаждение щёки; исчезающие следы на её шее от его поцелуев; блеск влаги на ямочке между упругих грудей; прелесть дрожащего бледноватого живота и даже красоту её длинных, несмотря на её рост, ног. Хрупкость её тела и пылкость, с которой оно отдавалось ему, льстило сильнее, чем если бы она признавала каждый его, несомненно, верный рабочий шаг.

– Нару, пожалуйста, хватит! – в Май проснулась жалость к себе, и Сибуя вернулся из странствия своих упоительных оценивающих привычек. – Я опустошена до беспамятства! – её жалобы скрывали грядущий оргазм, ведь именно он всё это время нарастал внизу её живота, выкручивая сейчас руки и ноги. Её порыв внимал к Нару с той страшной силой отречения, когда она, попрощавшись с собой, поддалась мысленной тьме. Она опустилась на её голову, затмила глаза, словно нынче на землю обрушилась чарующая сила затмения. Её тело прошибло нечто сковывающее, до неимоверного удовольствия потряхивающее, выраженное чёткими толчками её естества, несмотря на то, что она всё ещё могла чувствовать в себе жаркую и упругую плоть Нару.

На удивление чувствительное тело Май подтолкнуло Сибую к ответному удовольствию. Ему пришлось попрощаться с лукавыми уговорами страсти и покинуть тело Таниямы.

– Ах… – встала она аж на лопатки, ощутив долгожданную свободу и томность во всём теле. Их тела разъялись, и Нару, свесив голову, медленно восстанавливал своё сбившееся больше из-за вполне ожидаемого удовольствия дыхание, до сих пор ощущая резкие толчки в своей ладони, источаемые его ещё упругой плотью.

Май пришла в себя первой. К этому времени она вовсю смотрела на прячущегося за чёлкой Сибую, не зная, что делать дальше: взять его за руку и поцеловать или сказать, насколько она счастлива, что он, невзирая на отсутствие подготовки, о коей он пёкся всегда и во всём, пошёл ей навстречу, поддавшись, как и она, силе их чувств.

После того, как им обоим стало ослепительно хорошо, в конце концов их взгляды встретились. Нару смотрел немного безумно, его хладнокровие на время покинуло его, и прийти в себя вмиг, когда под ним до сих пор лежала полностью обнажённая, раскрасневшаяся и источающая настоящий жар Май, он не мог.

– Ты мог бы сказать, что я милая, – Танияма от души улыбнулась ему, и бедного Сибую чуть не поразил смех. Добродушию его помощницы, а отныне и возлюбленной, кажется, не было конца.

– Ты милая! – он припал с поцелуями к её щекам и следом придавил головой её грудь.

– Я рада, – она чувственно потрепала его волосы, разрешая какое-то время ему отдохнуть. Зная, что как бы ни были чувственны их отношения в эти часы, он не будет вечно покоиться у неё на груди, позднее оставив её без права на выбор, без права на его спасение ею же.

Продолжение следует…

* Гонорар, получаемый гейшей, назывался “цветочные деньги”. Это деньги, потраченные на покупку ароматизированных палочек, сожженных за время пребывания гостя в чайном домике.

* Гэнкан – зона у входной двери, традиционная для японских домов и квартир, представляет собой комбинацию крыльца и прихожей.

* Куртуазная любовь – поклонение молодого неженатого рыцаря знатной замужней Даме, возможно, супруге сеньора этого рыцаря или какого-нибудь другого высокопоставленного человека. Очень важный стимул этого поклонения – телесное влечение рыцаря к Даме.

Для достижения своей цели влюбленный рыцарь проходил несколько стадий-степеней: любовь «колеблющегося», любовь «умоляющего», любовь «услышанного», любовь «друга».

========== Глава 13. Обитель зла ==========

I

Закат раскрасил небо, как чуткий художник. Вечно страждущий и испытывающий тягу к прекрасному, он смело мазнул алых разводов на бирюзовом холсте, добавил тёплых апельсиновых, и горизонт утонул в пригретой неге затаившегося спокойствия.

Нару разложил возле окна в сад своё одеяло, отодвинул ширму и пригласил Май, закутавшуюся в его сине-белую юкату, посмотреть с ним на закат. Она прихватила белую подушку, заметив впоследствии, как сильно в пучине их страсти измялась хлопковая наволочка. Каждый оставленный след, свидетельствующий против них, заставлял её стыдиться. Она смутилась и затолкала подушку под одолженную у Сибуи хлопчатобумажную ткань. Её тело приобрело массивность, а лицо смышлёно-наивный вид, так она объясняла своё поведение: понять, что сделала что-то верно – поняла, а где сглупила – запуталась.

Директор SPR при виде Май накрыл ладонью глаза, не желая заострять внимание девушки на том, что и без того весь измучился, рискуя своей возможной свободой.

– Вынь эту подушку и иди сюда, – он помотал головой, стараясь даже не думать о том, что когда-нибудь (в его понимании лет так через десять) сможет стать отцом.

– Ты покраснел! – Танияма уловила на лице Нару какой-то розоватый оттенок и обрадовалась, словно настоящее дитя.

– Не преувеличивай, – резко ответил он, колыхая от одного глубокого вдоха свою бледную грудь.