Текст книги "Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)"

Автор книги: Кристина Мизухара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 59 (всего у книги 74 страниц)

Его посещали различные мысли. В том числе и о том, что Джеки тоже поспособствовала этому решению, даже сама того не желая. Своими рассуждениями о рутине и тем, что не дрогнула перед угрозами Кирка, она показала юноше, на что способна, на что рассчитана. Александр поверил в неё. Его Сасенак справится, выживет. Но всё равно то, через что он заставит её пройти резало его по живому на полоски, а потом шинковало на кубики. Мысль о том, что, возможно, вся стойкость и вся сила девушки держится только на чувстве к нему, Александр старательно от себя гнал.

«Жаклин не такая, – стискивал челюсти парень. – Она найдёт себя и в самой жизни».

А ещё, он боялся, что если не рассмотрел в ней ту силу, которой она обладает, то скорей всего, не видел и ещё много другого. И это его пугало. Кроме того, с этой девушкой для него всё будет слишком болезненным, слишком чувствительным, каждое открытие, каждый поворот в характере. Возможно, он предпочтёт спутницу, которая не сможет его так удивить, поразить, взволновать до такой степени. Возможно.

Но и это было ещё не всё.

Когда Александр выжал из себя всё до капли, казалось, растратился весь до последнего движения души, то принялся «брать в долг» – парень подумал о том, что со временем Жак, скорее всего, его забудет, полюбит кого-то другого и выйдет за того замуж. Картинка того, что какое-то чмо прикасается к телу его Джеки, целует её губы и владеет ею, отбрасывало его прямо к разговору с Кирком. К самому его началу. Александр резко хотелось сделать вид, что этого разговора не было никогда. В природе не существовало. Отдать свою Жаклин какому-нибудь «оленю» – парень и рад бы был это с чем-нибудь сравнить, да не мог. Ну, если только с беспрецедентным, кромешным адом.

В воскресенье от Чарльза Александр вышел с огромной дырой вместо груди. Ничего не ныло, не болело, не беспокоило, потому что ничего и не было. Его самого уже не было. С мира тоже стёрли все краски. Чуть позже, уже направляясь к себе домой на машине, по дороге он с удивление обнаружил, что различает красный и зелёный сигналы светофора на пересечении HighSt и CoveredMarketSt. Это было неожиданно и странно.

Юноша даже не знал что сделать, чтобы почувствовать хоть что-нибудь. Радовало только то, что о сумасшествии пока речь идти не могла – по возвращении домой, он сел за уроки и – о, чудо! – у него получилось сосредоточиться на методе наименьших квадратов в математической статистике.

Вечером он поехал на тренировку по футболу и там статус удачливого математика сменил на статус фартового футболиста – мяч почти не срывался с ноги и ворота стали как будто на пару метров шире. Это было тем более удивительно, что после смерти Киры ему ничего не помогало. Но тогда он хотя бы был. А сейчас… Окрылённый тем, что может заниматься спортом, парень позвонил в любительский клуб бокса в «Колледже Всех Душ» и записался на спарринг. Поединок это даже не футбол. Поединок – это сила!

Вечером позвонил Штэфан из Глазго. Александр давно не созванивался с земляками, и, признаться, почти уже о них забыл, настолько Жаклин заполонила его всего. Услышав знакомый голос Квёльца, парень даже сам удивился, что где-то есть его родной город, его Шотландия, что она, скорее всего, осталась такой, из какой он уехал всего четыре месяца назад.

Как в забытьи разговаривая со своим другом и обсуждая новости, Александр поражался тем изменениям, которые произошли в нём благодаря Жаклин и тому, что он её предал. Он как мог вспоминал, каким он прощался со своим бывшим однокурсником и товарищем по команде в Глазго и старался в разговоре быть именно таким. И может быть, у него даже получилось, но чего ему это стоило, знает только он один.

Юноша ожил только в понедельник. Зная наверняка, что сегодня вечером, после возвращения с работы Чарльза, муж с женой, скорее всего, будут выяснять отношения, он не выдержал и поехал к их дому.

Было около шести часов после полудня. Сумерки. Самый разгар студенческих обедов. Александр опять поставил свою Q7 возле Издательства Оксфордского Университета и дальше прошёл пешком. По мере приближения к подъезду ему начинало казаться, что до него уже чуть доносятся ругань и крики, но на удивление в окнах квартиры четы Рочестер не было даже света. Да и вокруг стояла умиротворяющая, влажная тишина и спокойствие.

Он прошёл с улицы во двор и посмотрел на окна спальни на втором этаже, но и им обрадовать парня признаками жизни не удалось. Александр был обескуражен, ничего не понимал, но и уйти не мог. Просто стоял и всё. Ждал ли он чего-нибудь? Вряд ли. Его каким-то непостижимым образом «грело» это место. Он постоял, «погрелся» и поехал домой. Никаких выводов и мыслей от этого посещения у него не нашлось.

Кстати, проезжая по вечерним улицам Оксфорда и не испытывая желания завернуть в какую-нибудь кафешку перекусить мясом или рыбой, парень уже не в силах был игнорировать тот факт, что у него напрочь пропал аппетит. В это поверить было столь же трудно, как и в образцовый порядок в комнате Дженни, но желания что-то в себя запихнуть из еды, действительно, не наблюдалось.

Сколько себя помнил, Александр никогда не терял интереса к пище и потребности в ней же. Даже когда не стало отца, даже когда Кира обвинила его в своей смерти – никогда. А тут его организм как будто уснул и перестал требовать «горючего».

Кстати, о снах. Они ему тоже уже только снились. Он забывался лёгкой дремотой лишь к часам пяти утра, но в семь был уже на ногах. И как ни странно, это не сказывалось на его энергии – молодой организм выдерживал тяжелейшие нагрузки легко, почти играючи. Александр очень хотелось свалиться от усталости, но психика показывала, что о том, чтобы вырубиться и отдохнуть, пусть он пока только мечтает.

Этим же вечером позвонила сестра. Они не связывались друг с другом с того самого момента, как Александр уехал с Жаклин на Tоrridon.

Поначалу, как и положено Дженнифер, она принялась болтать о школе, учителях и общих знакомых, просила о новоселье, но потом, почувствовав, что брат отвечает кратко и односложно, тут же исправилась.

– Что-то случилось? Что с тобой?

– Я расстался с Жаклин, – ответил он так, будто не слушал ни слова из того, что ему говорили, а думал всё это время о себе и Жак.

Пауза. Дженни переваривала информацию.

– Ну и что? Сегодня поссорились, завтра помиритесь, – наконец сказала она, пытаясь быть оптимисткой.

А вот её брата оптимизм сейчас только раздражал.

– Дженн, ты слышишь, что я говорю? Мы не поссорились, мы расстались! – немного повысил он тон.

– Почему? Она тебе надоела?

– Господи ты, почему сразу надоела? Мы встречались всего месяц! – уже не на шутку начал раздражаться парень.

– А что ты орёшь на меня?! – обиделась девчушка. – Тебе всю жизнь все девчонки надоедают, что я ещё могу подумать?

– Да… извини. – Почесал макушку Алекс. – Но она не девчонка.

– Знаю, – вздохнула на том конце его сестра. – Тебе очень плохо?

– Я уже третий день почти ничего не ем, – именно эта исчерпывающая информация, по мнению юноши, должна была дать понять Дженн о масштабах трагедии.

– Чего-о-о-о?! – действительно попала та под впечатление. – Как это, не ешь? Но этого не может быть! Ты всегда ешь!

– Получается, что, нет, – брат пожал плечами.

– М-да, – девчушка принялась думать. – Хочешь, я приеду?

Юноша несказанно обрадовался. Только сейчас он понял, что не пообщавшись с сестрой на каникулах, много упустил именно для себя.

– Да. Хочу. Приезжай.

– На выходные?

– Угу.

– Ты позвонишь маме и отпросишь меня у неё?

– Да. Я позвоню.

И поскольку впереди замаячило общение вживую, Дженни решила прощаться.

«Позвоню Уне и Марте, – уже планировала про себя девчушка. – Расскажу им, что еду в Оксфорд к брату, и заскочу на выставку бумаги в Лондоне, куплю там себе травяной папирус ручной работы. Пусть завидуют».

– Пока? – спросила она вслух у Алекса.

– Пока. До встречи, – попрощался тот и нажал на отбой.

«Жалко его, конечно, – продолжила девчушка, тоже завершая вызов. – Ну, ничего. Я ему помогу», – в задумчивости приложила она аппарат к губам.

И для Александра Дженнифер, действительно, являлась последней надеждой на успокоение.

А предпоследней был бокс.

Агрессивного желания и какойто холодной, спокойной ярости на этот поединок у парня имелось хоть отбавляй, поэтому ничего удивительного, что он так схлестнулся с Ли Панеттой – двадцатишестилетним членом клуба любительского бокса, что расквасил ему нос, а тот немного подбил Александр верхнюю губу.

Никогда ещё членовредительство не доставляло юноше столько удовольствия – ранка ныла и очень неплохо напоминала, что он всё-таки скорее жив, чем мёртв. Теперь он был на машине, поэтому, даже не стал принимать душ в клубе, а переоделся, закинул вещи на заднее сидение и рванул к себе в квартиру – отмачивать синяки в ванной.

Он только-только просушил полотенцем голову и заварил чай, когда в дверь позвонили.

Ему сразу же это не понравилось. Он не спешил оповещать ребят из колледжа о своём новом адресе – узнав, что один из них снимает квартиру в одиночку, его могут лишить уединения и покоя за шестьдесят минут и до бесконечности.

Юноша подошёл к двери и, поскольку за время жизни в общаге успел отвыкнуть смотреть в глазок, тут же её распахнул.

Перед ним стояла Жаклин.

Вернее, не совсем Жаклин, а только то, что от неё осталось.

Осунувшееся личико, двойные мешки под глазами, впалые щёчки – Александр резко захотелось застрелить Кирка. Наверное, и рука бы не дрогнула. А когда он увидел, как просияло её лицо при его появлении, то подумал, что не меньше дяди заслуживает такой же «чести» и даже, может быть, больше.

«Боже».

Имя Господа было единственным словом доступным ему на тот момент из всего его лексикона.

– Привет, – сказала между тем Жаклин, уже рассматривая его свежеподбитую губу. Увидев, что он только что после душа, доктор Рочестер тут же догадалась об «этиологии ранения».

Она в это время, между прочим, предавала саму себя. Медленно и неотвратимо.

Вообще-то, девушка понимала, что пришла в качестве живого укора, но её неумное, наивное сердце запело, только лишь ОН появился на пороге.

Разумеется, она не заметила и не осознала, как заблестели её глаза, стоило им увидеть Алекса. Жаклин только лишь стояла и держала себя в руках – ведь перед ней был её любимый мальчик и не кинуться ему на шею, не прижаться, а точнее сказать, не вжаться в него всей собой, не попытаться срастись телами, включая системы кровообращения и органы дыхания, ей стоило вполне себе взрослых усилий.

– Привет, – поздоровался парень, избегая смотреть в глаза своей Джеки. Он возненавидел себя ещё больше, если такое возможно, но всё-таки не пригласил её в квартиру, а переступив вперёд через порог, закрыл сзади за собой дверь.

– Александр, – начала было несостоявшаяся гостья, но как только сформулировала в уме то, что хотела сказать и смысл фразы дошёл до неё самой, к горлу подступил большой плотный комок.

Слова застряли, дыхание сорвалось, в глазах налились слёзы. Но выдавливать из Алекса слезами жалось, это последнее, что она хотела бы вообще. Жаклин разозлилась, плотно сжала губы, а заодно и кулачки, всё-таки сглотнула и закончила совсем другими словами: – Очень больно? – и, кивнув подбородком на его рану, вопросительно, как ей казалось, а на самом деле, с нечеловеческой мольбой побитой собаки и одновременно твёрдостью Дарта Вэйдера во взгляде посмотрела на своего любимого человека.

Тот тяжело и медленно набрал в лёгкие воздух и так же напряженно выдохнул.

– Жаклин, – начал он доброжелательным, вплоть до нежности, тоном, – уезжай в Лондон. Чарльз не твой человек и я тоже… не для тебя, – Александр в сожалении растянул губы.

– Это из-за того, что я не дала тебе шанса разобраться с Кирком?

– Жак, – юноша сделал бровки домиком и со спокойной мольбой посмотрел на девушку, – твоё место в Лондоне. Там ты сможешь найти СВОЁ, понимаешь? – он скрестил руки на груди и, как будто этого отгораживания ему было мало, спрятал ладони у себя в подмышках.

Они стояли и молчали.

Жаклин не могла найти, что ответить на такой совет. Она сморгнула и ощутила, что по щекам потекли слёзы. Вся в смятении, девушка пыталась достать из памяти: что ещё хотела сказать и, ничего не вспомнив, с отчаянием поняла, что может быть свободна.

Александр терпеливо ждал, не решаясь произнести хоть что-нибудь. Видимо, поняв, что это – всё, и парень будет стоять здесь столько, сколько и она, Жаклин принялась разворачиваться и свинцовыми ногами сделала первый шаг к выходу из подъезда.

Потом также второй.

Потом третий.

У неё сложилось ощущение, что она идёт по шею в воде, с трудом раздвигая эту жидкую, но, тем не менее, довольно плотную среду. Вот сейчас она нажмёт на кнопку домофона, откроет дверь, выйдет, и… погибнет. Когда девушка уже протянула руку к устройству…

– Стой!

Она успела только остановиться, развернул её уже сам Алекс.

Он припал губами к её солёному от слёз рту как ненормальный, хотя, скорее всего, таким и являлся. Парень сильно, до боли сжал её лицо и, нагло, напористо, собственнически ворвавшись ей в рот языком, начал пожирать её губы своими, наслаждаясь в этот момент болью от ранки.

Юноша сминал её волосы, стискивал шею, лихорадочно прижимал к себе за затылок, а потом опять нажимал большими пальцами на щёки. И всё это время терзал её губы снова и снова.

Это был поцелуй полный отчаяния, поцелуй-вопль, поцелуй-откровение.

Выразив хоть что-то из того, что он хотел показать, МакЛарен оторвался от своей Сасенак и, обняв девушку за шею ладонями и стискивая её в руках как ножку вазы, чуть пригнулся в коленях и посмотрел ей прямо в глаза.

– Я люблю тебя, – сказал Александр. – Слышишь? – он легонько встряхнул девушку. – Я люблю тебя, Жаклин.

Та, тут же схватилась было за его запястья, открыла рот, чтобы что-то сказать, но парень быстро вырвался, сделал шаг назад и сделал «руки вверх».

– Иди, – кратко сказал он и, сделав ещё один шаг назад, низко опустил голову. Затем, чуть подождав и видя, что Жаклин не двигается с места, мягко и тихо повторил: – Иди, Жаклин.

Девушка понимала, что близка к обмороку, поэтому, схватилась за дверь одной рукой, а второй прикрыла себе рот, откуда уже вот-вот готов был вырваться шквал рыданий.

Чтобы не разрыдаться прямо здесь, перед Алексом, она быстрее нажала на кнопку домофона, и как только прозвучал сигнал, и дверь начала открываться, вывалилась на улицу.

Свежий воздух и люди вокруг придали ей силы, но рыдания девать было некуда. Они рвались, не зная удержу и им всё-таки нужен выход.

Жаклин очень хорошо знала местность, поэтому ей, даже в таком состоянии, не составило труда вспомнить, что по ближайшему переулку можно выйти прямо на Луг Церкви Христа. Это недалеко.

Всё так же закрывая рукой рот, побрела туда.

Там, прислонившись к одному из деревьев, растущих вокруг самой лужайки, и видя, что находится в отдалении от пешеходных троп, дала себе волю.

Её настолько выворачивало, что рыдания почти сразу же перешли в рвоту. Жаклин начало рвать. А учитывая, что она три дня почти ничего не ела, её позывы к рвоте больше напоминали судороги эпилепсии.

После чего девушка, к своему удивлению, почувствовал тошноту. Скорее всего, её тошнило от голода и на нервной почве, но какойто червячок сомнения всё-таки закрался ей в душу.

Этот червячок люди издавна окрестили «надеждой».

Тошнота прочно поселилась внутри и не уходила, даже когда Жак подняла голову и дыханием и расслаблением попыталась восстановить нормальное состояние внутренностей. И тут её буквально «прострелила» насквозь мыль о том, что сегодня же двадцать восьмое число. Или сегодня, или завтра у неё должны начаться месячные.

Не смея надеяться ни на что, ибо задержки у неё случались и раньше, девушка, тут же успокоившись и собравшись с последними силами, судорожно принялась вспоминать о ближайших к этому месту аптеках.

В филиале крупной аптечной сети «Chemistry» на улице Broad walk ей предложили на выбор четыре теста на беременность, в том числе, два из них – электронные. Примерно, по двадцать фунтов каждый. Она взяла оба.

Когда Жаклин вернулась домой, муж работал у себя в кабинете за закрытыми дверями.

«Нужно завтра же позвонить в контору, – вспомнив о муже, сразу же подумала девушка о риэлтерском агентстве «BWR», которое занималось её квартирой в Лондоне. – Пусть освобождают квартиру».

Только спустя много времени, Жаклин, вспоминая эти события, оценила, насколько вовремя появились эти надежды на беременность, не дав ей полностью сосредоточиться на своём отчаянии и погрузиться в него с головой. Она сразу же сумела взять себя в руки и её мозги, «пытаясь усидеть на двух стульях», разрывались между мыслями о Алексе и о возможной беременности, и толком не работали ни в том, ни в другом направлении.

И результат не заставил себя ждать – в тот вечер домой она вернулась почти без слёз и перед сном сумела протолкнуть в себя йогурт с кусочками яблок и даже подумать, что это необычайно вкусно. А улёгшись столь «сытой» в постель, не смотря на мандраж ожидания, только лишь активировала в телефоне будильник и уснула.

Когда в третьем часу после полуночи Чарльз вышел из кабинета и прошёл на кухню, а потом в спальню, ей уже снилась мама.

Мама была высокой и далёкой. Её фигура находилась от дочери на расстоянии, наверное, десятка футов, не меньше, но Жак отчётливо ощущала, как мамины руки гладят её по волосам. Как в детстве. У Жаклин «пружинки» постоянно запутывались и лохматились, и маме, чтобы погладить дочь по голове, приходилось попутно немного расчёсывать её волосики пальцами. Мама расчёсывала и распутывала, но это никогда не было больно. У самой Жаклин так никогда не получалось.

Вот так и сейчас мама гладила дочь по голове и улыбалась. А потом девушка увидела в руках у мамы бабочку. Бабочка была очень большая и белая как мама. Женщина посалила эту бабочку дочери на волосы, а сама исчезла после этого. Жаклин сняла с волос насекомое и подбросила в воздух, чтобы оно полетело и вернуло ей маму. Но сколько она бабочку не отпускала, та всё время возвращалась и салилась девушке на волосы.

Так и не избавившись от бабочки и не вернув маму, Жаклин проснулась по будильнику. Вспомнив одновременно и об Алексе, и о месячных, девушка поднялась с постели, и день начался.

Даже будучи на работе, она несколько раз уже приготавливалась сделать тест, но так и не смогла. Из боязни увидеть отрицательный результат у неё опускались руки. Ей хотелось ещё хоть чуть-чуть пожить надеждой. Зато, как и планировала, она позвонила в своё риэлтерское агентство. Там её заявку приняли, но сказали, что нужно подъехать, зафиксировать сроки и оформить их официально.

Так и продержав себя в режиме ожидания, девушка не решилась вернуть себя к жизни, или окончательно добить, а придя домой уставшая и разбитая после работы, погуляла с собакой и легла спасть.

А вот на следующее утро всё так же не обнаружив месячных, Жак всё-таки решилась.

Имела право – у неё уже была стопроцентная официальная задержка.

Проснувшись и даже не заглянув ванную и не умываясь, она оделась и прогулялась с собакой.

Затем, управившись с Сулой, достала из сумочки тест и сделала всё, как указывалось в инструкции.

Пока она умывалась и чистила зубы, пластиковая палочка лежала на стиральной машинке и одним своим присутствием затмевала Жаклин разум. Бедняжка волновалась неимоверно. Вытершись полотенцем, она опустила руки по швам и сжала кулачки. Затем, не прикасаясь к тесту, заглянула в жидкокристаллическое окошко и прочитала там одно единственное слово: «pregnant»***.

*Салама?ндра (лат. Salamandra, от перс. ????? (samandar): s?m = огонь, andar?n = внутри)

** Лох-Морар – самое глубокое озеро Шотландии.

*** pregnant – брит. / амер. прил. – беременная

Глава 51 Домой

Глава 51

Домой

Жизнь шла за лезвием ножа

Штрихом карандаша, спеша и не спеша,

Оставалась в прошлом кожуркой картошки.

Грифельной крошкой незаметно, немножко,

Уходила куда-то за углы и за даты,

За моря да закаты, и всегда без возврата.

Жизнь шла шажками малыша,

Ботинками бомжа, дыша и не дыша,

Просыпалась утром то легко, а то трудно,

Собиралась на встречу, возвращалась под вечер.

ROKOKU 2015

Мягкий порыв ветра стряхнул с весенней свежей листвы остатки дождя. Вода брызгами посыпалась на плитку тротуара и без того абсолютно мокрую. Опять выглянуло солнце, и в воздухе заметно потеплело.

Эта весна на Британских островах выдалась быстрая, торопливая. В пику своим предшественницам с их нескончаемыми, затяжными дождями, холодными злыми ветрами и умиротворяющими сонными туманами, она предложила вниманию жителей много солнечных погожих деньков и таких же тёплых уютных ночей. Деревья, словно не ожидая, что «уже можно», скоропалительно принялись распускать листву, а капризные пальмы, мигом стряхнув остатки зимнего сна со своих зелёных «кринолинов», вдохнули жизнь в заиндевевшие почки. В парках и скверах не заставили себя ждать жуки, пчёлы и любители бега. Кто-то уже доставал из шкафов футболки и шорты, кто-то – из чулана шезлонг и ролики, кто-то из футляра – солнечные очки.

Именно к последним относилась и Жаклин, надевая свои «Burberry» на пороге риэлторской конторы, только лишь выйдя из помещения и закрыв за собой дверь.

– Ну, что же, – на прощанье протянула ей ладонь агент – миссис Каргайл – щуплая светловолосая женщина с мелкими чертами лица и тонкими губами, – ещё раз спасибо, что выбрали именно нас. Я очень довольна сотрудничеством, надеюсь, вы тоже. Если понадобимся, звоните в любое время дня и ночи, – и она гостеприимно улыбнулась.

– Спасибо, – кивнула в ответ девушка, но дальше развивать тему прощания не стала. – Я обязательно позвоню, если возникнет необходимость.

Из агентства она направилась на железнодорожный вокзал.

Жаклин быстро шла по тротуару, наступая на слипшиеся мокрые зелёные листья под ногами. Полчаса назад, в тот самый момент, когда девушка оформляла бумаги у риэлторов, посреди этого тёплого солнечного благоденствия налетела чёрная туча, подул шквалистый ветер, и грянул ливень. Ветер на пару с большими тяжёлыми каплями воды взялись за деревья всерьёз и кое-где не только сорвали листву, но и пообломали небольшие ветки. Последние валялись тут же, поблёскивая на ярком солнце, ещё не успевшей высохнуть, листвой.

Жаклин торопилась. Ей нужно было уехать в Лондон как можно раньше. Девушка спешила домой.

Когда она вышла на довольно оживлённую WoodlandSt, и впереди показалась станция метро Kelvinbridg, в кармане зазвонил телефон. Новый! Предыдущий аппарат пару месяцев назад приказал долго жить.

Звонила Эшли.

– Да, алло, – приняла вызов девушка.

– Жаклин, я только что освободилась и еду за тобой в агентство. Ты ещё там?

– Нет, я уже переоформила. Вот… иду в метро.

– Не спускайся туда. Я сама тебя отвезу на вокзал. Ты в районе Кельвинского моста?

– Да.

– Жди меня у входа в подземку. Я скоро.

Эшли подобрала Жаклин на Griat Western Road у подземного перехода, и за обсуждением общих дел и планов на следующую встречу, женщины успели аккурат к пятичасовому поезду.

– Счастливо тебе добраться, девочка, – уже на перроне Эшли взяла Жак чуть повыше локтя и подбадривающе сжала. – Постарайся не думать о том, что тебе рассказала Алиса. Может быть, всё на самом деле не так, как ей преподнесли.

Пока она говорила, Жаклин, соглашаясь, кивала головой.

– Да-да, я знаю, Эшли, я знаю.

– Так что, летом жду вас всех в гости.

Падчерица грустно улыбнулась.

– Угу.

– Жак… – Эшли назидательно опустила подбородок и посмотрела на девушку из-под невидимых очков.

– Я постараюсь, – заулыбалась та.

– Ладно. Я тебе ещё по телефону надоем.

У Жаклин от благодарности к этой женщине комок застрял в горле. Она сглотнула.

– Ты не можешь надоесть, Эшли, – заулыбалась девушка. – Спасибо тебе, – и раз уж в руках у неё были только лишь солнечные очки, а все вещи лежали в рюкзаке за спиной, она от всей души обняла мачеху.

Прозвучал свисток к отправлению. Жаклин зашла в вагон и, поскольку он оказался полупустым, села на первое попавшееся место. Она помахала на прощание в окно мачехе. Поезд тронулся, и перрон, вместе с Эшли и зданием вокзала позади неё, очень быстро исчезли. Состав тут же, ещё не набрав крейсерскую скорость, переехал по мосту через Клайд. Замелькали улицы левобережного Глазго.

Жаклин сняла и положила рядом рюкзак, расстегнула парку, расположилась в кресле поудобней, приготовившись игнорировать соседей по вагону, и постепенно расслабляясь, погрузилась в воспоминания.

*

Тогда, в том далёком январе, только лишь увидев в окошке теста слово «pregnant», девушка в один момент почувствовала, как все её, казалось бы, такие острые, душераздирающие, жизнеобеспечивающие проблемы, в одночасье становятся не такими уж животрепещущими.

Оказывается, всё действительно познаётся в сравнении, и даже когда тебя ведут на эшафот, ты ещё можешь заблудиться и уйти туда, где предлагают на выбор мёртвую и живую воды.

Поэтому всего лишь получасом позже направляясь на работу, Жаклин на ходу уже звонила доктору Абрамсону и договаривалась о приёме. Её мозги, чего и следовало ожидать, тут же по инерции зажгли в голове фразу: «А что скажет Александр?». Девушка вспомнила, как мило тот протестовал против гинеколога-мужчины, но тут же довольно уверенно решила, что пора заканчивать сверять свои поступки и желания с возможной реакцией Алекса на них. Она, скорее всего, беременна, а женщинам в её положении от вредных привычек нужно избавляться и даже не ради себя.

Жаклин нуждалась в подтверждении того, что у неё действительно будет ребёнок и беременность не внематочная. Последнего тест не распознаёт.

Надеясь на лучшее, она сразу же планировала как можно скорее переехать в Лондон. Убраться из Оксфорда к чёртовой матери. К тому же, у девушки появилось какое-то категорическое нежелание, нося в себе ребёнка Алекса, дышать одним воздухом с Чарльзом. Ей казалось, что это отравляет её организм, а значит, плохо влияет на плод. Примерно, как табачный дым.

У мистера Абрамсона, как назло, на следующий день не оказалось свободного «окна», но он согласился быстро осмотреть свою давнишнюю пациентку между приёмами и в любом случае позаботиться о том, чтобы она тут же получила обследование УЗИ.

Направившись в Лондон следующим утром сразу после суток дежурства, Жаклин ещё на железнодорожном вокзале в Оксфорде, дожидаясь поезда, первым делом подошла к стойке сотового оператора «Vodafon», купила новую SIM-карту и тут же её активировала.

Доктор Абрамсон, сурово хмуря брови, предположил у неё беременность и отправил за подтверждением на УЗИ. Электроника согласилась с человеком, но выдала ошибочное заключение о трёх неделях, хотя Жаклин доподлинно знала, что именно три недели назад забеременеть не могла никак.

Закрыв за собой дверь кабинета УЗИ и только тут, в полупустом коридоре больницы, позволив себе окончательно поверить в то, что у неё будет ребёнок, Жак почувствовала много-много всякого и разного и даже противоположного.

Во-первых, только сейчас к ней пришло осознание, что для неё начинается новая жизнь. Другая. Незнакомая. Странная, непонятная и сложная. Как её жить, такую жизнь, девушка пока не знала.

«У меня будет ребёнок», – проговорила она про себя, поставив в голове галочку обязательно повторить это вслух, когда останется одна.

А во-вторых, у неё появилась одновременная уверенность и в том, что Александр больше никогда к ней не вернётся, и в том, что он теперь от неё никуда не денется. Первое мгновенно дало понять, что её горечь, её боль, отчаяние – все это на месте и ждёт своего часа, а второе приносило облегчение и даже эйфорию, за которыми неминуемо последовала жажда бурной деятельности. По случаю у девушки имелась и куча дел для этого.

Когда Жаклин заскочила опять к доктору Абрамсону оставить выписку из анализа и свой новый номер телефона, после чего хотела, было, бежать дальше по многочисленным делам, старый врач её задержал. У него к девушке имелся разговор. Очень предметный и важный.

Переговорив с врачом, Жаклин держала путь в риэлторскую кантору.

Там её встретил новый агент – молодой парень, блондин по имени Тойво, судя по акценту – выходец из Восточной Европы. Он нашёл договор миссис Рочестер, оформил заявку на его расторжение и объяснил процедуру соблюдения. Девушка подписала бумаги, всё добросовестно выслушала и направилась дальше в Седьмой госпиталь в Челси.

Встретившись там со своим старым знакомым начальством в лице доктора Гудвина Лунгрэма, она попросилась на работу на прежнее место. Главврач с воодушевлением ухватился за эту идею. Заполучить себе в приёмный покой доктора, пребывающего в постоянной готовности выходить в воскресенья и дежурить сутками – а именно таковой на его памяти и являлась доктор Фортескью – что может быть лучше для хорошего руководителя. И когда эта самая доктор положила ему на стол заключение УЗИ о третьей неделе беременности, на мужчину стало жалко смотреть. Жаклин, кстати, так и сделала. Но жалость коснулась только её глаз – их, с её будущим ребёнком пожалеть некому.

С многострадальным главврачом они расстались на том, что, как только Жак закончит с делами в Больнице Черчиля, она тут же может приходить сюда, в Седьмой госпиталь в Челси.

Девушка вернулась в Оксфорд уже под вечер. Зная, что её здешнее начальство никогда раньше восьми часов после полудня с работы не уходит, домой она не пошла, хоть и валилась с ног от усталости после суток дежурства и целого дня в Лондоне, а отправилась прямиком к главврачу – доктору Вэндсон.

Услышав, что доктор Рочестер увольняется, та заявление тут же подписала и сразу вознамерилась поставить девушке три смены дежурства с выходными. Не имея ни возможности, ни желания оставаться в Оксфорде и отрабатывать здесь даже один лишний час, Жаклин, скрепя сердце, положила на стол своё заключение УЗИ и миссис Вэндсон.

Видимо, подтверждённый факт беременности одной из сотрудниц, действует на руководителей везде одинаково, вне зависимости от их гендерной принадлежности и географического расположения трудового поприща. Миссис Вэндсон довольно громко скрипнула зубами, но всё-таки решив сэкономить на услугах дантиста, пообещала – поскольку сегодня вечер пятницы и сотрудники отдела кадров уже ушли домой – в понедельник дать бумагам ход, а во вторник Жаклин сможет их забрать. На что девушка тут же приписала в заявлении индекс своего почтового отделения в Челси и просьбу выслать бумаги ей туда.

Чуть позже, сидя в автобусе и направляясь теперь уже в своё почти бывшее жилище, Жаклин думала над тем, кому следовало бы позвонить с её нового номера и, хорошенько поразмыслив, решила пока от звонков воздержаться совсем. Да и вообще, рассказывать кому бы то ни было о своей беременности только в случае крайней необходимости и выдавать эту информацию лишь по мере её очевидности.