Текст книги "Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)"

Автор книги: Кристина Мизухара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 47 (всего у книги 74 страниц)

«Это потому, что я с ним толком не пообщалась, – подумала она с тоской. – Всё-таки плохая я племянница. Как только всё устроится, нужно будет с Алексом съездить в Глазго дня на три, – планировала девушка, глядя, как Сула уже что-то роет лапой под кустом, тычется туда мордой и фыркает как бегемот. – Ещё раз повнимательней прослушать дядюшкино сердце», – вспомнила она, как в этот раз ей очень не понравилась чёткая, ритмичная работа «мотора» мистера Фортескью. Прямо как у молодого. Раньше у него, как и у всех нормальных людей его возраста, проскальзывали кое-какие еле заметные признаки экстрасистолии, или начиналась лёгкая тахикардия от волнения, что происходит довольно часто с пожилыми людьми во время осмотра.

«Да и с не пожилыми тоже, – в уголках губ доктора Рочестер заиграла улыбка. – У Алекса тогда в общаге вон как систола молотила, диастола бедная за ней еле поспевала, – вспоминала она ещё недавние, но уже такие далёкие времена и события. Никакая, даже очень важная тема не могла вышибить из её головы тему Александр. – Всё-таки на некоторых фонендоскоп действует магически», – окончательно расплылась в умилении доктор Рочестер.

Ну так вот, на этот раз у дядюшки сердце работало именно как часы – тик-так, тик-так.

«Это странно, – продолжила размышлять девушка, каким-то волшебным образом сумев сбросить с себя наваждение по имени «Александр». – Так не бывает. Он явно что-то принял перед моим осмотром. Скорее всего, нитроглицерин», – подытожила она, ужасно злясь на себя и стыдясь, что подумала об этом только сейчас. Эгоизм, жажда собственного, такого долгожданного счастья заставили её там, в Глазго, сделать вид, убедить саму себя, что всё нормально, всё так и должно быть. И вот каникулы закончились, впереди предстояла череда будней, трудностей и бесконечных выяснений отношений, тут-то и всплыло в мозгах то, что было отодвинуто, засунуто, запихано подальше, от чего в своё время отвернулась.

«Нужно связаться с его кардиологом, – наметила себе планы Жаклин. – Обязательно».

Вообще-то, в минуты раздумий, представляя свою, пусть теперь и недолгую, жизнь бок о бок с Чарльзом и все вытекающие из неё последствия, Жаклин тем не менее планировала взять себя в руки, доиграть свою роль до конца и, выражаясь языком вокалистов, «выдержать все такты и дотянуть все целые ноты». Но только лишь зайдя в квартиру уже с Сулой, да ещё и почувствовав лёгкий поцелуй мужа на губах и его неуклюжие объятья, поняла, что ей не справиться.

Не перебороть, не проигнорировать, не запихнуть глубоко в себя то, что рвётся в пространство; не выпестовать, не взрастить в себе и не вытащить из нутра на поверхность то, чего там нет и в помине. Не проигнорировать, не умножить на ноль, не удалить одним нажатием клавиши эту колоссальную, без края и дна, разницу в её чувствах к этим двум мужчинам, в отклике её собственного тела на банальное, элементарное присутствие их рядом с ней.

Александр и Чарльз рождали в ней ощущения различные не только и не столько по своим проявлениям и последствиям, сколько, как она сама формулировала, пользуясь медицинской терминологией, отличающиеся именно «этиологией», механизмом возникновения. Другими словами, источники были совершенно разные. Поэтому, поняв и осознав свои довольно скромные актёрские способности в борьбе за «лучшую женскую роль» в этой мелодраме и Оскар за неё как следствие, девушка решила если и говорить, то как можно меньше, и если и врать, то как можно ближе к тексту.

Зайдя впервые после приезда на кухню вместе с Сулой, которая, пристроившись у ноги своей хозяйки, сопровождала её теперь повсюду, видимо, из желания не пропустить момент и составить компанию, если та опять вздумает рвануть куда-нибудь со своим молодым шотландцем, Жаклин остановилась, посмотрела, развернулась на пятках и вышла.

«Неинтересно» – охарактеризовала она свои ощущения от изменений, которые привнесла в интерьер Мери: подставка с ножами находилась теперь слева, а не справа от плиты; на ручке духовки не висело полотенце, чего девушка практически не допускала; магнитики на холодильнике выстроились в линию как солдаты на плацу, а до её отъезда были разбросаны по всей поверхности дверцы как овечки по английским лугам; на обеденном столе стояли сахарница и какая-то тарелочка с чайной ложечкой, тогда как сама Жак между приёмами пищи держала поверхность стола практически пустой.

Поднявшись на второй этаж, опять же вместе с Сулой, и войдя в супружескую спальню, девушка окинула комнату взглядом. В первую очередь бросилась в глаза не застланная кровать. И, судя по всему, уже давно. Скорее всего, с самого её отъезда. Свежесть белья тоже оставляла желать лучшего. Супружескому ложу, с его неприглядностью и неопрятностью, делать картинку в целом ещё более удручающей помогали брюки мужа с просунутым ремнём, перекинутые как попало через спинку стула. Тут же небрежно валялись на его прикроватной тумбочке несколько файлов с бумагами и с очками поверх них – видимо, доцент Рочестер просматривал документы перед сном, не до конца была закрыта дверца шкафа, из щели которой высовывался рукав её любимого весеннего плаща. Одинокий мужской комнатный тапок прибился к ножке кровати, как будто ища у неё защиты от врагов. И немудрено – им сразу же заинтересовалась Сула. Не иначе как его горькое одиночество тоже было на её совести. Увидев неравномерно распределённую по окну занавеску, Жаклин хотела было подойти, поправить и посмотреть: поливала ли Мери циссус на подоконнике или нет, но тут же передумала.

«Неинтересно», – повторилась она и, взглянув вниз на стоявший у порога свой пластиковый чемодан, куда, судя по всему, его занёс Чарльз, подхватила поклажу и, окликнув Сулу, вышла из комнаты.

Итак, она не стала брать на себя труд что-то скрывать, что-то изображать, в чём-то убеждать мужа, стараться сложить в его голове какую-то определённую картинку её самочувствия и настроения, а просто внутренне вся сжалась в комок, как сжимают у неё на работе файлы с историями болезней для архивации, сгруппировалась и приготовилась окуклиться. Что называется, законсервироваться. До поры до времени.

Не искать общения и по возможности его минимизировать, не проявлять инициативы самой и к инициативам супруга относиться только через призму своей личной необходимости, заинтересованности, выгодности и целесообразности. Никакой эмоциональной благотворительности, никаких интеллектуальных и физических вложений. Довольно.

Но ведь тут ещё и Мери никто не отменял!

Буквально с первых же минут общения втроём золовка очень сильно напомнила Жаклин девушку-робота из тёмно-коричневой Q7. И хоть мелодичностью голоса директор школы не могла тягаться с мягким, обволакивающим тембром немецких авто, но зато занять лидирующие позиции в тесной ячейке общества из трёх человек, не считая собаки, в небольшой квартирке Оксфорда у неё получилось почти профессионально.

«Её бы к Алексу в машину. Интересно, на какой секунде он бы её высадил?» – прослушивая фонендоскопом сердце своей золовки, усмехалась про себя Жаклин.

И она могла себе позволить такую фривольность, ибо заставить невестку сильно переживать за своё здоровье у Меринэлл так и не получилось – жалуясь на некое, почти мифическое, общее недомогание и боли в области сердца, она путалась в показаниях и не блистала точностью и конкретикой в описаниях самочувствия: то у неё немели пальцы, то локти; то сдавливало грудную клетку, то голову; то ей казалось, что её сердцу тесно в груди, то она вообще его не чувствовала. Под конец, окончательно потерявшись в своём организме и его неполадках, она очень сильно возмутилась, что простого заявления о том, что «у неё болит и всё» недостаточно, и смолкла.

Поэтому доктор Рочестер с лёгкой душой сделала вывод о подозрении на обычный кардионевроз, очень характерный для людей в стадии расслабления после какого-либо сильного стресса, типа потери близкого человека. Она пообещала золовке завести историю болезни, направить на консультацию к гематологу, назначить дополнительную консультацию психотерапевта к той, какую проходят ежегодно все учителя школ, после чего бережно передать с рук на руки на лечение кардиологу или даже кардионеврологу.

Скорей всего, они назначат кучу анализов и после ЭКГ даже могут прикрепить прибор Холтера. А потом обязательно – на физиопроцедуры: массаж, электросон, гальванотерапия, электрофорез, магнитотерапия, ультразвук, низкоэнергетический лазер, СВЧ – всё, что сочтут нужным и что имеется в больницах Корнуолла.

«А лучше всего тебя бы в горы, в хайлэндс… на недельку с каким-нибудь… шотландцем, – помечтала для пациентки доктор Рочестер, – чтобы ты и думать забыла про своё сердце».

Но с дальнейшим развитием событий, пробыв в квартире с Мери где-то с час, Жаклин уже готова была отправить её куда угодно и даже за свой счет. И с ящиком шампанского в придачу. Вернее, ящик шампанского с Мери в нагрузку.

Погуляв с Сулой неделю, золовка не поленилась тут же указать Жаклин на недостатки и недочёты в уходе за животным: фиксатор рулетки поводка слишком мягкий для такой крупной собаки, миска слишком мелкая – гранулы корма Сула разбрасывает по всей прихожей, да и вообще, растущему организму лучше не эта «пластиковая отрава», а настоящее сырое мясо.

– Как этого можно не понимать? Это же очевидно! – вскинув брови, искренне удивлялась корнуоллка. – И взрослая полугодовалая собака уже должна быть в состоянии сидеть смирно, когда ей чистят и обрабатывают уши, – продолжила она, абсолютно не смущаясь гробовой тишиной в ответ – Чарльз что-то просматривал в ноутбуке, а Жаклин ковырялась в тумбочках прихожей. – Она у вас излишне разбалована в этой своей необъяснимой страсти к тряпью.

– Вот, Мери, примерь эти, – вошла девушка в гостиную со своими старыми осенними сапогами в руках.

– Всё это нужно пресечь и запретить, пока не поздно, – не зная отдыху, вещала Мери, принимая из рук невестки обувь. – Иначе вы потом сами будете плакать, когда эта здоровая псина разнесёт и разорвёт вам полквартиры, – принялась она примерять обувь. Всё дело в том, что один из её собственных сапог, в которых она приехала в Оксфорд, пал смертью храбрых в неравной борьбе с режущимися резцами и клыками молодой фараоновой собаки. Поэтому для того, чтобы не возвращаться домой в Корнуолл босиком, ей пришлось позаимствовать старую обувь невестки. – Хорошо, Жаклин. Они мне почти как раз. Я поеду в них. Спасибо, – оценивающе посмотрела женщина на результаты своих усилий, сменила гнев на милость и насколько могла умильно улыбнулась своей любимице, лежавшей тут же на паркете гостиной и, по всей видимости, уже визуально оценившей только что появившиеся целые сапоги на стойкость и сопротивляемость.

«Интересно, а как отреагировал бы Александр, если бы Сула съела его кроссовок?» – задумалась тем временем Жаклин. Она очень-очень старалась быть объективной, в конце концов, от этого зависела её жизнь с любимым мужчиной, но вот представить себе ситуацию, при которой юноша отчитывает такую прелесть как её Сула за какойто несчастный кроссовок, она не смогла.

«Да и вообще… – Жаклин взлохматила себе волосы, – может, он и не заметит, если быстро купить ему новые, – чуть улыбнулась девушка. – Черт, как же я уже скучаю!»

Но от Мери доставалось не только женщинам. Своего брата она тоже не смогла обойти вниманием и оставить на произвол судьбы, чтобы он так и состарился абсолютно неорганизованным и невоспитанным.

– Что за дурацкая необходимость складывать книги на этажерках стопками, тогда как человечество уже давно изобрело довольно удобный способ ставить их в ряд? Что за анахронизм?! – сурово сдвинув брови и макая в чашку пакетик чая, возмущалась мисс Уитни, сидя в гостиной на диване и выказывая своё категорическое, ортодоксальное «нет» действительно не самой лучшей манере Чарльза складывать книги в стопки. – А потом они у него сыплются на пол как… как бомбы! – округляла она свои и без того круглые глаза. – Я каждый раз просто холодею от ужаса! Кажется, что в квартире что-то разбилось или взорвалось. А ведь у меня, между прочим, больное сердце!

Уже к ночи, сразу после приезда, у Жаклин появились видения большого директорского стола и кресла прямо у них в центре гостиной, и девушка начинала всерьёз мечтать дать Меринэлл ещё чуть-чуть больше времени – не исключено, что она сможет запудрить Чарльзу мозги настолько, что он забудет: кто он, что он, где он и с кем он, тобишь, что Жаклин – его жена, со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Девушка очень боялась первой ночи с Чарльзом. Вернее, того, как она сможет выкрутиться из ситуации, ведь о том, чтобы лечь с ним в постель, не могло быть и речи. Это всё равно что пить чай, стоя на голове: неестественно, неудобно, странно, стыдно и ни капли в рот не попадёт.

Спасибо, что хоть от его поползновений в её сторону у неё имелся железный джокер в рукаве в виде месячных. Это был тот самый случай, когда если бы месячных не было, их бы стоило придумать. Вспомнив, как они с Александр в джакузи обвели вокруг пальца её организм, она попробовала представить в подобной ситуации Чарльза…

«Обязательно накажу своей дочери, чтобы она ни дня своей жизни не тратила на человека, с которым не сможет заняться сексом в джакузи во время месячных», – неожиданно зло подумала Жаклин, с каким-то остервенением вытаскивая из шкафа набор постельного белья. Девушка настолько поверила своему любимому человеку, когда он заявил, что у неё всё-таки будет его ребёнок, что принялась строить планы уже не по его зачатию, а по воспитанию.

– Я пока буду спать здесь, – небрежно кинула она простынь и наволочку на диван в гостиной.

Мери уже поднялась к себе в комнату для гостей, пожелав всем спокойной ночи. Сула в прихожей с упорством бронетранспортера наносила последний сокрушительный удар заносчивым корнуолльским сапогам. Чарльз сидел в кресле с ноутбуком и что-то читал. Услышав заявление жены, он посмотрел на неё с интересом и замер. Когда до него окончательно дошел смысл её слов, мужчина отложил гаджет с колен и поднялся.

«Мой Бог, дай мне силы, – успела завопить мысленно Жаклин, стараясь не менять при этом выражение лица. В этот момент она смогла бы убежать прочь отсюда, наверное, даже без Сулы, не говоря уже о чемодане.

– Дорогая… – подойдя, Чарльз взял её ладони в свои и поднял на уровень груди между ними, – я вижу, с тобой что-то не так.

«Нет, дорогой, ты ошибаешься, это со мной было что-то не так. Сейчас со мной как раз-таки всё так».

– Ты вернулась оттуда какойто…озабоченной.

«И опять мимо, Чарльз. Я не вернулась. И уже никогда не вернусь. Меня уже нет рядом с тобой. Когда же ты, чёрт бы тебя подрал, наконец-то это увидишь?» – последний вопрос девушке захотелось прокричать на весь Оксфорд, но и это ей пришлось отложить.

– Что-то с дядюшкой? – предположил между тем супруг.

«Ну и на том спасибо – всё сам объяснил».

– Да, ты прав, дорогой. – «Господи, ни за что, никогда не назову Алекса «дорогим». – Я посмотрела его медицинский журнал, и вроде бы ничего нового и никаких особых ухудшений, но что-то мне не понравилось его сердце в этот раз, – начала Жаклин, помня о договорённости с собой врать как можно меньше. – Оно работало слишком хорошо, как-то неестественно, понимаешь? Я думаю, дядюшка что-то принял, чтобы сбить меня с толку. А если он хочет сбить меня с толку, значит, у него проблемы, – Жаклин объясняла, слушала свои слова на слух и начинала очень жалеть, что не обсудила этот момент с юношей.

«Он бы обязательно что-нибудь придумал или хотя бы сказал что-нибудь такое, что я хочу услышать», – почему-то верила девушка.

– Что ты собираешься предпринять? – спросил её муж.

«А не спрашивал у меня: что я собираюсь предпринять», – мысленно закатила она глаза.

– Я думаю, стоит позвонить Эшли и спросить у неё о его кардиологе. И в следующий раз сходить сразу к нему.

– Да, ты права. Нужно поговорить сразу с врачом. Ты же у меня умница, – он поднёс к своим губам по очереди обе её руки и поцеловал. А потом притянул её к себе.

Жаклин даже сама себе не смогла бы, наверное, описать, на что для неё сейчас были похожи его объятья. На объятья брата? У неё никогда не было братьев. На объятья друга? Точно – нет. Друзья её обнимали быстро, резко, по-дружески как-то. На объятья дядюшки? Тем более – нет. Дядюшка всегда обходился с ней как с большой фарфоровой статуэткой. Она ничего не могла понять, потому как ничего, кроме примитивной, однообразной, всепоглощающей скуки не чувствовала.

Ей даже не было противно и уж тем более омерзительно. Ей было… никак. Никакой, ни положительной, ни отрицательной реакции. Так она стояла и быстро перебирала в уме варианты, а потом Чарльз взял и поцеловал её за ушком. И Жаклин поняла, на что это похоже.

«Это похоже на объятья нелюбимого, неинтересного, чужого мужа. Который тебе нужен как прошлогодний дождь», – подумала девушка и тут же опять вспомнила про человека дождя, но только уже в слегка другом контексте. Когда-то она смотрела фильм «Человек дождя» с Дастином Хоффманом и Томом Крузом. Там героя Хоффмана, больного савантизмом, целует девушка, и, когда спрашивает о впечатлениях от поцелуя, он отвечает ей:– «Мокро». Вот! Вот именно такое впечатление было у Жаклин от поцелуя мужа у неё за ушком. Мокро. После осознания этого откуда-то из глубин её нутра, из самых нижних слоёв души начала подниматься удушающая, чёрная, тяжёлая, липкая, вязкая мука. Жаклин испугалась.

– Чарльз, – напряглась она.

– Мм? – откликнулся супруг, целуя её в шейку.

– У меня первый день месячных.

Он тут же застыл.

– Вот как? – резко выпрямился и отстранился мужчина. Девушке даже показалось, что в его глазах промелькнуло какое-то подозрение. А может быть, это было простое недовольство.

«Плевать», – равнодушно подумала она.

– Ты случайно не поэтому перебираешься на диван? – как-то излишне высокомерно произнёс мужчина.

– Нет. Не поэтому, – окончательно высвободилась Жаклин. – У внука Эшли – Маркаса – обнаружился коньюктивит. Эшли его на анализы попросила не отправлять, поэтому я не знаю, какой он природы. Мне пришлось его лечить наугад. Не исключено, что это бактериальный или даже вирусный. У бактериального инкубационный период от тринадцати до пятнадцати дней, – на ходу увеличила Жаклин реальный вдвое. – Поэтому хотя бы дней десять мне нужно держаться от твоей постели и полотенец подальше. Ты же не хочешь практически ослепнуть на неделю.

– Оу, вот оно в чем дело, – Чарльз явно проникся ситуацией и сразу же не то боязливо, не то благоразумно отошел в сторону.

«Ну вот и умница», – выдохнула девушка.

Улёгшись в гостиной на диван и перед тем как завести будильник, она проверила звонки и СМС. На удивление везде было пусто.

«Это затишье не иначе как перед бурей», – тут же подумала доктор Рочестер о предстоящей работе. Правда, пока она ставила время на будильнике, ей пришло СМС от некоего Александра. Раскрыв его, девушка обнаружила там только одно слово.

«Жаклин…» – написал респондент и, видимо, решив, что этим он всё сказал, именем и ограничился.

«Прямо до слёз…» – набрала она текст в ответ и отправила. Потом, не дожидаясь ответа, написала:

«Спокойной ночи», – отослала, отложила телефон на пол рядом с диваном и принялась укладываться поудобней – время было позднее.

Засыпая, Жаклин вспоминала, как ещё сегодня утром просыпалась с МакЛареном в одной постели, как они долго валялись и разговаривали, а потом завтракали, а потом собирались, а потом…

Глава 37 Часть 3

На следующий день, проводив в пять утра Мери в Лондон, откуда та должна была проследовать на поезде до Корнуолла, Жаклин отправилась на работу.

Работа накинулась на неё с гораздо большим желанием и вожделением, нежели её «пылкий» муж. Вот кто действительно по ней соскучился! В компьютере накопился список поступлений длиной с Великую Китайскую стену, на столе дожидались файлы с историями болезней, анализов, направлений, уточнений, для подписи, печати и ещё бесконечного множества вопросов.

В обеденный перерыв она сама написала Алексу, что у неё всё нормально – она медленно, но верно идёт ко дну, и если к концу дня её не разорвут на тысячу маленьких Жаклин, значит, у неё девять жизней как у кошки. Он просился позвонить, но девушка осторожно свела к нулю возможность разговора, поскольку Чарльз, скорей всего, сегодня выгуляет вечером Сулу сам, и она уже не пойдёт делать это повторно, потому как завтра у неё «сутки». Александр завершил переписку своим фирменным: – «Ну начинается…»

«Сутки» ей показались годом. Високосным. Она даже планировала прийти домой и, прежде чем лечь спать, посмотреть перед зеркалом у себя в волосах седину. И поняла, что, не обнаружив ни единого белого волоска, будет очень сильно удивлена. Ни о каких разговорах по телефону речи идти не могло, Александр просто прислал СМС о том, что Кирк сегодня не приедет, он прилетает завтра рано утром.

«И почему я не беременна, – досадовала девушка, еле-еле выползая утром из северного входа больницы Черчилля. – Сейчас бы уже работала только в день, и у меня была бы куча отгулов».

Почти всё воскресенье она проспала. Всё так же – на диване в гостиной. Чарльзу надоело ходить вокруг неё на цыпочках, он собрался и ушел, оставив жене записку, что направился в библиотеку.

«Господи, хоть бы он завернул в клуб шахматистов в колледже Королевы», – помечтала девушка.

Иногда мечты сбываются, и в десять часов вечера она, сидя в гостиной, абсолютно спокойно смогла поговорить по телефону со своим МакЛареном, недавно вернувшимся со спарринга. Он рассказал ей о встрече с Кирком, и они разделили на двоих радость того, что дядя принял ситуацию и скоро освободит им квартиру.

Жаклин описала, как её встретил Чарльз, как она смогла улизнуть из супружеского ложа, немного упомянула Мери, немного Сулу. Отчитавшись, что ещё не распаковывала вещи и даже не собирается, девушка поделилась планами начать выбирать из квартиры все свои оставшиеся пожитки. Александр посоветовал брать только самое необходимое и то, что доподлинно принадлежит именно ей, чтобы не тащить за собой вещи Чарльза и не давать ему поводов для дополнительных визитов и встреч.

Под конец он вспомнил, что у Паломы появились дополнительные уточнения к заданию, и эта медик-маньячка уже стопорила его в коридоре общежития, напрашиваясь на визит к доктору Жаклин. Александр даже в шутку пригрозил, что если доктор Жаклин их не примет у себя в ближайшие дни, он наестся мороженого, заболеет и уляжется к ней в больницу, ибо это единственный способ вытащить её на свидание. Как в подтверждение его слов, принявшись сверять свои расписания, парочка традиционно выяснила, что в ближайшее время встретиться они смогут, только если случится что-то из ряда вон выходящее.

И оно случилось.

Утром во вторник, седьмого января, на работу доктор Рочестер прибыла на удивление в прекрасном расположении духа.

Вчера, в понедельник, она почти целый день пробыла дома одна. Чарльз с утра ушел на работу и вернулся только поздно вечером. Александр днём был занят в колледже, а вечером – на футболе, поэтому девушка с помощью Сулы принялась перебирать книги в кабинете мужа. Выбрав свои издания по медицине и сложив их в большую коробку, она поставила её в чулан под лестницей.

Так же Жаклин не забыла перетряхнуть шкафы в доме и упаковать кое-какие личные вещи: красивые египетские полотенца, которые ей дарила Скарлет из Торонто; заварочный чайник, купленный с дядюшкой в Китае в Баньпо, не пригодившийся и простаивающий на кухне, поскольку они пользовались чайным сервизом Чарльза; коллекцию чайных ложечек, которую девушка насобирала, оставляя по одной на память из каждой экспедиции – всё это и кое-что из её летней одежды, которая, по идее, ей ещё не скоро пригодится, перекочевало в тот же коробок.

Управившись с «приданым» и приготовив паприкаш из курицы со сметаной, она отправилась с Сулой на тренировку, которые их инструктор Зои возобновила после каникул с этого понедельника.

Побегав со своей хулиганкой два часа по Портовому лугу, где проходили занятия, и отработав различные команды и упражнения курса дрессировки, Жаклин так устала, что придя домой, даже не смогла огорчиться присутствию в квартире Чарльза с Мери – ей было абсолютно всё равно.

Золовка, передав школу своим заместителям, приехала подлечить сердце. Поэтому, раскладывая сейчас у себя в кабинете на столе свои канцелярские и медицинские принадлежности, Жаклин уже звонила по внутреннему телефону в кардиологию насчет часов работы доктора Актинсона – именно к нему она планировала выдать направление своей родственнице.

Дозвонившись и записав данные в стикер, девушка попросила ассистирующую ей сегодня сестру Хиффет принести бланки для рецептов к провизорам, иначе придётся бегать во время приёма.

Почти сразу же после того, как за ушедшей сестрой закрылась дверь, у Жаклин на телефоне заиграл рингтон «Titanium» Сии, которым был обозначен только один Александр. Девушка насторожилась, потому как у её любимого студента сейчас должны были начинаться занятия в колледже.

– Да, – неуверенно произнесла она в микрофон, приняв вызов.

– Алло, Жак, привет. Ты на работе? – начал юноша.

– Привет, ты же знаешь, что на работе. Что-то случилось?

– Ничего страшного. Я тут немного приболел, и меня притащили к тебе.

Стараясь сразу же уложить в голове смысл его слов во главе со словосочетанием «ничего страшного» и какие-то неопределимые интонации родного голоса, Жаклин часто заморгала.

– Ко мне?

– Да.

– Ты приболел? – девушка, прежде чем спросить напрямую: что с ним, пыталась определить по разговору, насколько это серьёзно, чтобы хоть как-то себя подготовить или оттянуть время.

– Жаклин, ты чего? Я лежу у тебя в больнице. Ты слышишь меня?

– Тебя положили в больницу Черчилля? Сюда?

– Да. Суки медицинские – извини, Жаклин – воспользовались моим слабым положением, спеленали и уложили.

– Что… что с тобой, говори быстрей, – подскочила она со стула. Жаклин хотела тут же выбежать из кабинета, но поняла, что ей придётся дождаться сестру.

– Вчера вечером у меня воспалился аппендикс.

– Аппендицит? Тебя уже прооперировали? Что говорит врач? – «Господи, да где же эта Хиффет», – «закипала» Жак, не зная, в какой бы угол кабинета метнуться и совершенно не обращая внимания, что для человека после недавней операции у Александр неоправданно бодрый голос.

– Нет. Меня не оперировали и говорят, не будут. Говорят, будут лечить.

– Вот как? – тут открылась дверь, и как мадонна с неба явилась Хиффит. – Мне нужно отлучиться, – выпалила доктор Рочестер, выскакивая из кабинета как ошпаренная. – Где ты? В гастроэнтерологии?

– Нет. Я в хирургии…, кажется…

– Какая палата?

– Четыреста тридцать первая.

– Иду. Отключи телефон, пока его у тебя вообще не отобрали.

В принципе, в больницах иногда складываются такие нехорошие ситуации, при которых все начинают бегать и суетиться – может быть, какому-нибудь пациенту становится плохо, и это начинает угрожать его жизни, или же приезжает какое-нибудь нешуточное начальство, но кажется, на этот раз, не в силах дождаться лифта и бросившись на лестницу, Жаклин, перешагивая через две ступеньки, переплюнула всех.

В четыреста тридцать первой палате Александр лежал один. Рядом с ним оставались ещё два свободных места.

– Привет, – влетела туда Жак, пожирая глазами любимое лицо и ища на нём следы измождения болезнью. Её шотландский пациент выглядел немного взволнованно, немного сконфуженно, немного зло – в общем, в нём просматривалось много чего, но только не болезненность. Доктор Рочестер выдохнула, насколько позволяло её учащенное дыхание.

– О-о-о… пожалуйста, не смотри на меня так! – с порога встретил восклицанием юноша свою девушку, увидев её взгляд.

Даже будучи дезориентированной, тем не менее, приблизившись, первым делом она наклонилась и чмокнула его в губы. Александр автоматически попытался тут же зацепиться за этот поцелуй и углубить его, но парня отвлекли её ладони, которые уже забирались к нему под одеяло.

– Фак, – очень тихо буквально выплюнул он и замер в жесте «руки вверх», позволяя себя осмотреть.

Подняв одеяло и взглянув на его живот, Жаклин, имея в своей врачебной практике даже присутствие при операциях, вскрикнула и прикрыла рот пальцами. На теле Александр с правого боку, чуть повыше места аппендикса на поперечной мышце живота красовалась огромная яркая вздувшаяся гематома. У девушки в момент на глаза навернулись слёзы – то, что сейчас он не чувствовал боли, могло говорить только о том, что больной находится под действием анаболиков или спазмолитиков.

– Что… это… – с мольбой посмотрела на своего любимого мальчика доктор Рочестер.

– Это последствия от удара, – равнодушно проговорил тот с улыбкой в уголках губ. Но всё-таки без огонька в глазах.

– Удара? – в этот момент глаза девушки очень были похожи на глаза девочки Сейлор Мун из одноимённого аниме. – Чем?

– Коленом. На поле такое иногда случается, малыш, и не только со мной, – заметив на глазах своего любимого доктора слёзы, Александр тут же схватил его за запястья и чуть потянул к себе. – Малыш, ты чего? Это же обычная травма в спорте! У меня таких знаешь сколько было! Просто в этот раз меня аппендицит подвёл. А так… отлежался бы, да и всё.

И только Жаклин обратила было внимание на сбитые костяшки на его руках…

– Доброе утро, – раздалось из дверей. Александр тут же опустил руки девушки. На входе стояла медсестра. Увидев в палате постороннего врача, она поспешила зайти.

– Доброе утро, – тут же ответила Жаклин, в скором порядке высушивая слёзы и на ходу возвращая себе официальный тон. – Я доктор Рочестер из приёмного покоя. Этот больной – сын моей подруги. Могу я поговорить с его лечащим врачом? – накрывала она Александр одеялом.

– Да, конечно, – сестра чуть вышла в коридор, как бы приглашая девушку следовать за ней. – Но у доктора Верстера сейчас утренний обход.

«Доктор Верстер… что-то слышала, но я с ним точно не знакома», – размышляла девушка, направившись из палаты вслед за медсестрой. На пороге она оглянулась, показав Александр взглядом, что скоро вернётся.

Доктора Верстера они встретили в коридоре, когда он как раз возвращался с обхода. Это был уже довольно взрослый мужчина, лет больше шестидесяти, опытный, серьёзный врач, высококлассный специалист. С первого же взгляда он внушал уважение, и Жаклин даже немного расслабилась.

– Александр МакЛарен? – переспросил мужчина, когда она обратилась к нему насчёт его пациента.

– Да.

– У него катаральная стадия аппендицита. Мы сразу же сделали УЗИ – закупорки просвета нет, поэтому вырезать там пока нечего – это простое осложнение после простуды и сужение сосудов после удара. При таком анамнезе приступ неизбежен. Будем убирать воспаление… – врач немного нахмурился, судя по всему, пытаясь что-то вспомнить, – кажется, одестоном. Я прописал ему либо одестон либо мебеверин, сейчас точно уже не вспомню, не буду лезть в историю, извините. Если воспаление не пройдёт за двое суток, будем оперировать. Но я думаю, до этого не дойдёт, и мы скоро переведём его в гастроэнтерологию.