Текст книги "Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)"
Автор книги: Кристина Мизухара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 74 страниц)
*
«Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся», – начала опять командовать девушка-робот.
«О, не-е-е-е-ет! – выпрямил руку и уронил её на постель Александр. – Ну, нет же! Опять она! Она, что, теперь никогда не отвяжется? Сейчас начнёт: поверните направо, поверните налево, продолжайте движение десять тысяч миль!»
«Убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся, убегай, отворачивайся», – продолжала вопить его вчерашняя «Ариадна».
– Ммм… – заворочавшись, промычал спросонья парень. – Я убью её.
– Да. Слушаю, – произнёс рядом бодрый, деловой, женский голос.
Александр открыл глаза, уже поняв: кто он, где он, и с кем он.
– Привет, Мэт, – поздоровалась Жаклин с каким-то Мэтом.
«Чертова роботша… совсем вчера мозги запудрила. Теперь из каждого утюга слышится», – юноша уже понял, что во сне припев песни группы Bronski Вeat – Small town Boy, который стоял у Жаклин на рингтоне, принял за голос девушки-робота. – Дожили! Земляка не признал!», – подумал парень о своём знаменитом соотечественнике Джимми Сомервилле – солисте группы и уроженце славного города Глазго по совместительству.
– Да, спасибо, и тебя с праздником, – не глядя на своего соседа, продолжила доктор Рочестер и замолчала, а в динамике её телефона кто-то затараторил как заведённый.
«Это что ещё за «Неспящий в Сиэтле»…или где он там…ублюдок звонит ей в такую рань», – проворчал про себя МакЛарен. Окончательно проснувшись, Александр сдвинулся к краю кровати и пошарил рукой по ковру. Нащупав свой айфон, он включил его и, увидев на экране большие, тонкого шрифта, цифры: «1:13 р. m» округлил свои заспанные красивые глаза максимально.
«Ого! – завопили его мозги. – Вот это мы поспать!»
– Оу, очень сочувствую, Мэт, но меня сейчас нет в городе, поэтому заскочить на минутку никак не могу, – продолжила Жаклин, а рядом её молодой человек, принявшийся было листать список своих пропущенных звонков, которые накопились у него ещё со вчерашнего дня, напрягся и замер.
– Кто там сегодня дежурит из сестёр в приёмном покое? Поговори с ними. Если не согласятся, набери меня ещё раз, я сама с ними поговорю, – не заметив абсолютно ничего из происходящего у неё под боком, продолжала доктор Рочестер, а Александр расслабился.
«Надо бы домой позвонить», – углубился он в список своих абонентов.
– Там, кажется, есть халаты после обработки, если они их за каникулы ещё не все использовали. – Она прослушала, видимо, благодарственную речь «ублюдка». – Не за что, Мэт. Удачи тебе на дежурстве и ещё раз с Новым годом. – Опять пауза. – Угу. Пока, – и Жаклин, отключив телефон, отложила его на ковёр возле кровати. – Я ждала, пока ты меня разбудишь своими поцелуями и объятьями, а разбудил меня Мэт, – потянулась девушка к своему мужчине, проникла руками под одеяло и принялась там бродить ладошками по его ещё сонному, душистому, сладкому телу. – С добрым утром.
– С добрым, сладкая. Это что ещё за козёл? – принял её в свои объятья Александр, тоже выключая и откладывая телефон.
– Это Мэт Фейсон. И он не козёл, он – терапевт, – поцеловала она свои любимые «тюльпаны».
– Все козлы, будящие мою девушку вместо меня – козлы и есть, – мял под одеялом её ягодицы Алекс.
– Забудь о нём, – предложила Жаклин, взбираясь на своего молодого человека верхом. Тот тут же забыл про Мэта, вернее, всех Мэтов в мире, а так же про всех Фейсонов и терапевтов и даже про то, что сегодня 31 декабря. Вернее, про это он ещё и не вспоминал.
Они кувыркались. Именно этим словом охарактеризовала бы Жаклин то, что происходило между ними в постели и вне её этим утром. Кувыркались, дурачились и любили. Они «наедались» друг другом, общением друг с другом, ощущениями друг от друга, тёрлись животами, ногами, руками, щеками, губами о плечи, скулы, лбы, ладони, колени, груди, торс, запоминая друг друга на ощупь твёрдости мускулов и мягкости волос, на вкус растаявшей во рту конфеты и просто на вкус, на запах шампуня и геля для душа, на звук шелеста кожи, стонов из нутра, криков во время оргазма и отрывистых, тугих шлепков тел друг о друга.
Это было то самое утро, когда щекотка и хватание за коленки плавно и не очень перетекала в секс, секс – в поцелуи до умопомрачения, поцелуи до умопомрачения – в душ, душ – в чаепитие, чаепитие – в полноценную еду в постели, полноценная еда в постели – в милые воспоминания и признания о том, кто во сколько лет и при каких обстоятельствах пробовал курить в детстве, признания о том, кто во сколько лет и при каких обстоятельствах пробовал курить в детстве – в щекотку, щекотка – в нежные, райские поцелуи, нежные райские поцелуи – в затяжной, неспешный сладостный секс. Это был своеобразный круговорот любви в доме. Любовь вращалась здесь по пространству комнат и коридоров, как воздушные массы над Атлантикой, останавливая время и обесценивая деньги, принимая самые разные и необычные формы и выражения. Ведь для того, чтобы сказать: «Я тебя люблю», существует бесконечное множество способов и возможностей.
Можно, допустим, съесть всю лазанью, приготовленную твоей девушкой, а можно восхититься умением водить машину твоим парнем, можно жениться на ней или взять на руки и погладить её кота, а можно родить ему сына или закрыть после него тюбик зубной пасты, можно сходить с ним на футбол (или даже бокс!), а можно посмотреть с ней фильм «Сумерки», можно сказать, что его начальник – придурок, каких свет не видывал, а можно взять её за руку, переходя через дорогу – способов масса.
– Хочешь, я заварю тебе чашку чая? – спросила Жаклин у Алекса, когда тот собирался сходить в гараж, разобрать кое-какие вещи в машине, чтобы оставить их в доме Кирка, а не везти к себе в общагу. Часы на камине показывали десять минут пятого после полудня. Решено было вскоре выдворяться из дома встречать Новый год вместе с Лондоном.
– А ты? – обернулся тот на полдороге.
– А ты – мне, – засмеялась Жаклин. – Хорошо, я заварю нам по чашке чая, а потом мы начнём собираться – уже много времени, – решительно заявила девушка, слезая с кровати и влезая ногами в свои угги.
*
– Ну и как тебе дом? – помешивая в кружке красно-коричневую прозрачную дымящуюся жидкость, спросил юноша.
Они сидели на кухне. Войдя сюда впервые, Жак подумала, что эта кухня вот просто ни убавить, ни прибавить – в самый раз. Помещение не было столь уж большой площади, по которой устанешь ходить туда-сюда, выискивая уютный уголок, и так и не найдёшь, но и тесным его назвать язык не поворачивался. Гарнитур из натурального шпона цвета клёна и кухонная плита в старинном стиле с прорехами вокруг конфорок и дополнительным поддоном снизу приятно радовали глаз и наполняли теплом нутро любительницы приготовить что-нибудь вкусненькое. Окинув опытным взглядом пространство в целом, девушка не стала бы утверждать, что тут всё под рукой и, поселись она здесь, ей не захотелось бы ничего изменить и переделать, но, тем не менее, при взгляде на рабочую зону с кухонными предметами почувствовала явное, устойчивое чувство внутреннего согласия и комфорта.
Правда, справа от входной двери, у стены стоял кожаный кейс. Своим присутствием и видом здесь, среди кастрюль и сковородок, он всё ставил на свои места.
«Это точно дом Кирка, – сразу же подумала девушка. – Не иначе как он поставил сюда этого «Цербера» присматривать за глупой посудой, чтобы не баловалась тут без него и не своевольничала сильно», – улыбнулась она про себя.
– Он большой, добротный и… ожидаем. Он очень… типичен для таких, как Кирк. И плохо, что здесь никто не живёт. Кирк здесь вообще когда-нибудь жил? – Жаклин принялась аккуратно перебирать кончиками пальцев кусковой шоколад в корзинке «Baccarat».
– Он живёт здесь летом. Вернее, в самом доме почти не бывает – всё время торчит с ноутом и бумагами на заднем дворе, когда не в отъезде. – Александр махнул чайной ложечкой куда-то туда, в сторону стены с холодильником. За ней был расположен коридор, одна из дверей которого вела на задний двор. – Это не только вложение денег, но ещё перемена мест. Кирк непоседлив.
– А тебе самому нравится этот дом?
– До того, как в нём появилась ты, он мне казался идеальным.
– Я для тебя испортила этот дом?
– Окончательно, – низко кивнул парень. – Он никчемен.
– Почему?
– Ты здесь совершенно не смотришься, не гармонируешь с этим домом. Тебе нужен совсем другой.
– Я знаю: мой дом – ты! – чуть подскочила на стуле Жаклин, как ученица, у которой учитель спросил именно то, что она выучила на сегодня.
– И это тоже, – прикрыл на мгновение глаза Александр.
– И какой же, по-твоему, нужен дом мне?
Он улыбнулся какойто кокетливой, женской улыбкой.
– Букингемский дворец.
Девушка закусила нижнюю губу.
– Спасибо за комплимент, но я серьёзно.
– Я серьёзен как страховка альпиниста. Кстати, а тебе нравится твоя квартира в Челси?
Жаклин задумалась и полезла руками убирать волосы за уши.
– Теперь уже даже не знаю… ведь ты в ней ещё не был, – она широко улыбнулась. – Но до этого мне там не нравилось абсолютно.
– Ну, так… может, мне нужно там побывать?
– Чтобы она мне понравилась? Ну-у-у…, наверное. Когда там поселюсь я – добро пожаловать.
– Адрес? – выгнул бровь парень.
– Бовингдон 87/39 квартира 2. Челси. Лондон. Всё просто.
– А это далеко от стадиона? – сделал ударение на слове «это» МакЛарен.
– Нет. Совсем нет. Двумя кварталами ниже к Темзе – мимо парка Брук и Новой Королевской улицы вниз.
– Но ты не хотела бы жить там, – без вопроса в голосе спросил юноша.
– Не-а, не хотела бы, – покачала головой Жаклин и прихлебнула чай.
– В квартире, где жили твои бабушка и дедушка.
Жаклин замялась.
– Видишь ли… – она потёрла подушечки пальцев друг о друга, – я на это смотрю чуть по-другому, – девушка долгим взглядом посмотрела юноше прямо в глаза. – Я живу на планете, где жили мои бабушка и дедушка, и мне этого достаточно. К сожалению, не могу сказать, что я вот прямо гражданин Мира, наверное, я своё отпутешествовала в детстве, но вместе с тем научилась не привязываться к улицам, городам, странам. Есть места, куда волнительно, приятно возвращаться, но постоянно жить там совершенно необязательно, – Она пожала плечами и углубилась взглядом в свою чашку чая. – Дом старый, улица неуютная, да ещё совсем рядом лет десять назад соорудили новую высотку в восемнадцать этажей. Я тогда была ещё несовершеннолетней, поэтому дядюшке по почте пришло ходатайство поставить свою подпись под протестом против этого строительства. Он, конечно же, поставил, но дом, конечно же, построили и окончательно квартал испохабили, – девушка поджала губы.
Александр слушал очень внимательно, и как только она закончила, выпрямился и оглядел поверхность стола.
– Ммм… да. Помнишь, мы с тобой разговаривали о Нью-Йорке, и ты сказала, что он тебе нравится?
– Я помню всё, Александр. Он и сейчас мне нравится.
Юноша улыбнулся и закусил уголок губы.
– Иди ко мне, – потянул он её за руку к себе на колени.
Девушка пересела, а он притянул её к себе за шею и принялся целовать. Губы у обоих были слегка воспалённые от горячего чая и от этого сделались ещё более чувствительными. Александр уже начал мять своими сильными кистями её плечи поверх всё того же черного атласного халата, внедряясь к ней в рот языком всё глубже и всё сильнее присасываясь к её губкам.
– Алекс… – успела выпалить Жаклин, но её тут же опять поцеловали, – мы…
– … пропустим Новый год? – спросил, оторвавшись, юноша.
– Да.
– Ладно. Давай встретим уже этот чертов Новый год.
Глава 36 Часть 2
Вообще-то, Новый год он Новый год всегда. И везде. Как говорится, дело житейское: всё тот же Лондон, всё те же украшения и гирлянды, сверкающие какими только можно огнями, цветами и оттенками на вывесках и витринах, те же ёлки на Trafalgar Square и Westminster Abbey Square, всё то же небо Лондона и дождик различной степени интенсивности и продолжительности, окропляющий или поливающий всё это и толпы туристов, снующих от одного туристического объекта к другому, как косяки сельди иваси от берегов Камчатки к побережью Сахалина и обратно.
Среди туристов Лондона по размерам «косяков» нет равных группам из Китая. В Китае живёт огромная толпа народа – почти полтора миллиарда. У Жаклин всегда складывалось ощущение, что, дабы высоко нести знамя самой многочисленной нации на планете, и ни в коем случае не дать забыть об этом людям в других странах, и напоминать им об этом по поводу и без, китайское правительство и его комитет по делам туризма четко отслеживают численность туристических групп их страны. Чтобы персон пятьдесят-шестьдесят, и ни человеком меньше.
Но этого мало. Видимо, это же правительство и этот же комитет самым строжайшим образом – не иначе как под страхом смертной казни – запрещают своим гражданам передвигаться по туристическим городам без своих групп. Как-то иначе объяснить то, что китайцев невозможно увидеть слоняющимися по Лондону по два-три человека, если они не местные жители, миссис Рочестер была не в состоянии. Когда гости из Поднебесной вот таким вот «косяком» «проплывали» мимо неё по улице, на тридцатом, сороковом человеке, у девушки начинало складываться ощущение, что идёт миграция народов. А если ещё и был «не её день», и она сама попадала внутрь такой толпы, то знала, что лучше остановиться и ждать, пока они все сами тебя обойдут. Начнёшь выбираться, и они заберут тебя с собой. Так и увлекут, как течение реки – какой-нибудь плот или бревно, и даже могут «посадить на своём аэродроме», как истребители – чужой самолёт. Даже в самом Китае, когда племянница была там проездом с дядюшкой в Шанхае, толпа на улицах не доставляла столько неудобств.
Второе место по встречаемости в людском потоке держат сами англичане – провинциалы, съехавшиеся в столицу встретить Новый год и посмотреть салют. Эти, как правило, ходят семьями. Максимум – семьями с друзьями. Но они, даже, несмотря на численность, довольно незаметно и безболезненно ассимилируются в толпу самих лондонцев и, как правило, неудобств не доставляют. Потом ещё навстречу попадается много итальянцев, французов и местных арабов с индусами, но это уже неизбежность.
Короче, народу было много, но Жаклин толпа только воодушевляла. Это, конечно, не то, что крикнуть на всю планету: – «Эй, мир, я люблю самого лучшего парня на свете! Я счастлива! Ты рад, мир?», но и уже кое-что. Ходить по многолюдному городу, где она родилась, в обнимку с человеком, которым девушка уже давно живёт и дышит, но не имеет возможности открыто заявить об этом, было несказанным счастьем и ещё большим облегчением.
Ну и чего уж греха таить, очень она гордилась, что идёт рядом с ней, и обнимает, и целует именно её такой красавец. Порой, когда ей самой случалось засмотреться на Алекса, у неё буквально сносило крышу волной эстетического наслаждения от его красоты, помноженного на любовь к этому парню. Коктейль из этих чувств и ощущений в ней мог легко составить конкуренцию сексуальному возбуждению и наслаждению при близости с этим красавцем. Из чего Жаклин делала вывод, что её чувство к нему в какойто степени платоническое.
«Да иначе, наверное, и быть не может, когда имеешь дело с шедеврами природы», – размышляла девушка. Иногда, чтобы не спугнуть своё счастье, она пробовала одёргивать себя фразой:
«Истинная красота внутри, истинная красота внутри, Жаклин». И это даже помогало. Но плохо.
Над городом уже кружили вертолёты – ВВС снимала последние кадры панорамы Лондона при свете дня, а у входов в метро волонтёры в куртках и колпаках Санта-Клауса раздавали листовки со схемой и расписанием встречи Нового года в городе Лондон, Великобритания.
Взяв одну из них у крупной, светловолосой краснощёкой женщины на лестнице входа на станцию Piccadilly Circus, Жаклин с первого взгляда на брошюрку убедилась, что всё как всегда.
– Что там? – заглянул МакЛарен в небольшой красно-белый листок в её руках.
– Это схема оцепления центра города перед салютом и расписание работы метро. Так всегда делают, чтобы не было давки, – девушка зажала пальцами кончик носа и шмыгнула от холода. – Вот смотри, – ткнула она ногтём в карту, – полицию и ограждения ставят тут и тут, – показала она на пересечение York Road с Westminster Bridge и с Waterloo Bridge. – Ну и ещё набережную Виктории оцепляют. Перегораживают здесь, – она показала на въезд на Westminster Bridge от здания Парламента, – и здесь, – на выход с Victorias Embankment на Bow Street.
– И зачем? – прищурившись с сомнением, посмотрел на неё Александр.
– Как зачем? – искренне удивилась Жаклин. – Ты не представляешь, что там творится! Вокруг кольца обозрения собирается почти три миллиона человек. Сразу! Если всех этих людей пустить как попало, они и себя передавят и Лондон снесут. Поэтому их направляют расходиться после салюта против часовой стрелки. Вот эти все центральные станции метро закроют во избежание давки. – Девушка обвела пальчиком район на карте, где все станции были обозначены красным цветом. – А все отдалённые будут работать не до двенадцати, как обычно, а круглые сутки, – «поклевала» она ногтём все зелёные значки дальше от центра. – В восемь часов оцепление вокруг центра замкнут в кольцо, и проход туда будет закрыт.
– Что-то мне уже страшно, – Александр взял девушку за руку (в другой руке он нёс её зонтик) и направился по Regent Street к Waterloo Place.
– Да нет, не бойся. Я же с тобой! Я три раза попадала внутрь оцепления. Живая как видишь.
– А почему только три раза? Ты ведь здесь училась шесть лет, – оглянулся парень на неё на ходу.
– Хи-хи… – хихикнула Жаклин, – в первый же Новый год, на первом курсе, мы с девчонками опоздали. Что-то долго собирались, потом зашли за одной подругой домой, и её мама долго не отпускала. Короче, опоздали. – Девушке пришлось на время замолчать, потому что они с парнем на ходу внедрились в громогласную толпу фанатов футбольного клуба «Арсенал», которых легко можно узнать по красным рюкзакам, шарфам и значкам с изображением старинной пушки – тот самый случай, когда глубокие переживания по поводу успехов любимой команды столь же глубоко пускают корни в жизнь людей, и даже «побочные» праздники, типа Нового года и Дня Рождения Монарха, они празднуют вместе. – Потом, на третьем курсе я летала к дядюшке в Нью-Йорк на Новый год, – продолжила Жак, когда «футболисты» проследовали дальше, обдав их напоследок запахом пива и парфюма. – Там у меня подруга живёт, Янина. Очень хорошая девушка – молодая дядюшкина коллега. Сейчас она вышла замуж и родила двоих детей. Мы иногда созваниваемся, но очень редко. А на последнем курсе я приболела и лежала в постели. Можно, было пойти, конечно, но мне уже как-то не очень хотелось.
Слово «постель» заставило парня слегка дёрнуться взглядом к её лицу. Он прищурился и улыбнулся каким-то своим мыслям. Бесенята в его глазах выстроились в позе низкого старта.
– А когда вы опоздали, вы не смотрели салют вообще?
– Нет, почему, смотрели. С Гвардейской площади. Но оттуда мне не очень понравилось, – поморщилась девушка и опять шмыгнула носом от холода.
– А где тебе понравилось? В постели? – улыбаясь, Александр крепко сжал её ладошку в своей, перешёл почти на шепот, на два-три тона ниже опустил голос и, наклонившись к лицу, чмокнул в кончик носа.
Бесенята в его глазах уже катались на своём чёртовом колесе в открытых люльках-корзинках и выбивали друг у друга красивые салюты искр из глаз подзатыльниками и тумаками.
– Пошляк, – вскинула подбородок девушка, но потом зыркнула на парня и засмеялась. – Александр, постарайся хотя бы сейчас не думать о сексе, – заговорщически шепнула она своему спутнику.
Тот наклонился к её ушку.
– Когда я с тобой рядом, у меня ощущение, что это не я думаю о сексе, это сам секс думает о тебе… – он выпрямился, – малыш. И так громко, что я глохну.
Жаклин подняла на него глаза, потом закатила их ещё выше и в отрицании покачала головой, скептически сжав губы.
– Интересно, что? – вернула она взгляд перед собой.
– Что он думает?
– Хотя… можешь не отвечать, мне плевать, что он обо мне думает, я о нём не думаю вообще! – и девушка опять с гордостью вздёрнула подбородок, довольная своей фразой. Вернее, не своей, но не важно.
– О-о-о-о! – тут же театрально схватился за сердце юноша рукой, на запястье которой висел зонтик. – Как ты можешь так говорить! И это после всего того, что между нами было! – в его глазах одни бесенята полезли на бортик люлек-корзинок, чтобы с горя выпрыгнуть и разбиться насмерть с такой высоты, а другие их удерживали и не пускали.
– Хорошо. Уговорил. – Жаклин медленно моргнула и кивнула, после чего опять скептически сжала губы. – Я так понимаю, после всего того, что между нами было, как честная девушка, я обязана на тебе жениться. Александр, выходи за меня замуж.
Парень расплылся в довольной улыбке.
«Как можно не быть счастливым рядом с девушкой, которая может тебя рассмешить?» – подумал он. Но вслух сказал другое.
– Ты делаешь мне предложение?
Жаклин кивнула.
– Угу. Делаю.
– Я должен подумать, – отогнув мизинчик на руке с зонтиком, кокетливо пропел юноша.
– Пфф… а чего тут думать! Обо мне сам секс думает, а ты «подумать». Соглашайся. И побыстрее – сразу же после Нового года я зашлю к Кирку подружек жениха на предмет помолвки.
– А кольцо! – теперь голос Александр взлетел на пару октав выше обычного. – У тебя нет кольца! А я хочу с брильянтиком!
– Сколько?
– Чего «сколько»? – чуть ли не басом поинтересовался юноша.
– Карат, говорю, сколько?
– Оу, карат, – Александр выпятил грудь колесом, как бы символизируя превращение себя в женщину, сложил губы в кокетливый бантик и старательно захлопал ресницами. – А сколько нужно, чтобы Пэрис Хилтон удавилась от зависти?
Жаклин затряслась в немом смехе, но тут же взяла себя в руки и чуть повисла на его шее, чтобы он наклонился.
– Чтобы Пэрис Хилтон удавилась от зависти, каратов недостаточно. Достаточно тебя, – и, не дав парню опомниться, девушка накинулась на его губы. – С набережной! – отстранившись, произнесла она уже полноценным громким голосом. – Мне понравилось с набережной. Под самим колесом обозрения – нам мальчишки в Университете рассказывали – не очень интересно – там все в дыму от залпов. А лучше всего, интересней всего с Вестминстерского моста – там и повыше и поближе. Говорят, того и гляди, искры салюта тебе в ладони опустятся. Но мы туда ни разу не забирались. Там очень много профессионалов.
– Кого? Профессионалов? – нахмурился юноша. – Профессионалов чего? Встречи Нового года? – хмыкнул он высокомерно, поигрывая пальчиками девушки в своей руке. Они как раз проходили мимо бизнес-центpа Regus London Pall Mall, возле которого было припарковано три Мерседеса S-класса, а в двери входила группа респектабельных джентльменов.
«Бизнес работает даже тридцать первого декабря», – мимоходом подумал парень и понял, что немножко тоскует.
– Фотографов, операторов. Они наверняка уже там сидят. Ждут. Ещё с утра занимают самые выгодные места у перил моста, садятся на раскладные стульчики и ждут.
– В этот раз им придётся подвинуться, – шутливо-угрожающе проговорил юноша и, обняв девушку за шею, сильно прижал к себе и поцеловал в волосы.
Они шли не спеша, прогуливаясь вразвалочку. Торопиться было особо некуда – до восьми оставалось почти два часа времени, да и плотность толпы пока ещё позволяла, поскольку место салюта находилось в нескольких кварталах отсюда. Жаклин держалась обеими ладонями за руку Алекса, свисавшую с её шеи, а он периодически прижимал её к себе и целовал или в висок или в щёчку, или наклонялся сразу к губам и не всегда находил в себе силы прервать поцелуй на светофоре или зебре.
Как же давно Жак об этом мечтала!
– Кстати… я тут вспомнил… когда в Лондоне рванули метро в 2005-м, ты была в городе? – поинтересовался Александр, ввиду своего роста, поглядывая поверх толпы на тротуаре.
– Эмм… нет. Я как раз тем летом улетела к дядюшке в Рим. Он там работал в тот момент и снимал квартиру в тринадцатом Муниципалитете. Но здесь остались почти все мои подруги. Я тогда два дня сюда не могла дозвониться и здорово переволновалась – в Лондоне на сутки связь пропала.
– С твоими подругами ничего не случилось?
– Нет. С ними – ничего, но вот у одной нашей сокурсницы очень сильно ранило тётю.
– А на это лето у тебя есть какие-нибудь планы? У тебя, случайно, отпуск не намечается?
– Ты об Олимпиаде?
– Всегда приятно поговорить с умным человеком, – улыбнулся Александр и кивнул.
– Нет. Я не планировала попасть на соревнования. А ты? Ты хочешь посмотреть?
– Обязательно! Кирк уже купил нам билеты на открытие. Уговаривал меня пойти с ним на прыжки в воду, но я согласился только на синхронное плаванье, – и новоявленный фанат синхронного плаванья широко улыбнулся.
Жаклин опять закатила глаза.
– Ты неисправим, – покачала она головой.
Так неспешным прогулочным шагом они прошли до конца по Pall Mall Street, и, когда перед ними развернулась Trafalgar Squarе, девушка остановилась напротив входа в Лондонскую Национальную галерею.
– Не хочешь зайти? – кивнула она на двери.
– А что здесь? – начал глазами искать какую-нибудь табличку на здании юноша.
– Ты не знаешь, какое здание стоит на Трафальгарской площади?
– Оу, точно! Уже площадь! А я и не заметил, – как будто только что увидел он перед собой два знаменитых фонтана и бутылку с флагманом «Виктория» адмирала Нэльсона на четвёртом постаменте*. – Ваша картинная галерея.
– Да. Не хочешь зайти? Время ещё есть немного, – девушка кивнула на табло электронных часов, видневшееся сквозь стеклянные двери вестибюля.
Парень поджал губы и чуть помедлил.
– А там есть кафе? – нашел он стоящий предлог. В его глазах бесенята за круглым столом чокались бокалами с аперитивом и засовывали себе за воротнички сорочек белоснежные салфетки.
У Жаклин улыбка исчезла с лица, как будто её стёрли ластиком.
– Или вай-фай? – продолжал доканывать её Александр. Один бесёнок с подносом, полным планшетов фирмы «SAMSUNG», обходил своих друзей по кругу и раздавал каждому по гаджету.
Девушка просто уронила в бессилии руки вдоль тела.
– Ладно, ладно, давай зайдём, – сжалился юноша. – Только Дженн не рассказывай – я жизнь положил на то, чтобы убедить её, что равнодушен к искусству.
Жаклин засмеялась, направляясь к двери.
– Любому? – оглянулась она на парня.
– Абсолютно! – утвердительно закрыл на мгновение глаза Алекс. – С ней иначе нельзя – она заговорит насмерть.
– А сама она здесь была?
– Конечно! Несколько раз! И на экскурсию с художественной школой ездила, и с матерью – к Кирку в гости.
– И что ей больше всего нравится здесь?
– Ты издеваешься? – юноша с испугом и иронией посмотрел на девушку. – У меня нет свободных двух-трёх недель, чтобы выслушать всё, что она ответит на этот вопрос.
– Скорей бы она приехала к нам в Оксфорд – я тоже об этом могу говорить бесконечно, – выдавила из себя Жаклин так, как будто призналась, что прибегает к помощи пуш-апа.
– О, не-е-ет! – поморщился парень. – Если вы заведёте эти нудные беседы, я лучше уйду жить к твоему Чарльзу. И Сулу с собой заберу – бедное животное не должно мучиться!
Жаклин иногда пропадала здесь часами. Ходила сюда, как верующие ходят в церковь. Ей нравились не только картины: это само собой, но и сама атмосфера в комнатах, запах, свет, цвет, звуки. Тихий, по большей части, благоговейный шепот вокруг. Как в библиотеке. Ей нравились люди рассматривающие, любующиеся картинами. И не обязательно «Подсолнухами» Ван Гога, или «Прудом с кувшинками» Моне, или «Аллегорией благоразумия» Тициана. Просто картинами. Любыми. Здесь от людей – не говоря уже о картинах – исходило нечто-то особенное, какая-то необычная аура, энергетика, какое-то «высокое» спокойствие, даже зависание. Именно для этого Жаклин сюда, можно сказать, затащила и своего любимого человека. Как он умеет любить, как он умеет любить в постели, трахаться, заниматься сексом, она уже знала. А так же, как он водит машину, помогает на кухне, торгуется с Эшли и покупает продукты в супермаркете. Теперь девушка хотела испытать его картинной галереей.
И картинная галерея себя оправдала. Она оказалась помощнее хайлэндса с его кюветами и супермаркета с его тележками. Выяснилось, что Александр оказался совсем не тем, за кого себя выдавал всё это время. Искусство его вмиг «раскусило». «Раскололо»!
Во-первых, Жаклин, вследствие ограниченного количества времени, минуя залы античности, флорентийской школы, французской готики и иже с ними, провела его сразу же к фламандским и голландским мастерам. Только войдя туда и оказавшись нос к носу с «Францисканским монахом» Рембрандта, МакЛарен замер. Есть люди, которые умеют устанавливать контакт с картинами и чуть ли не разговаривать с ними, а есть сторонние наблюдатели, созерцатели, они смотрят на полотно, иногда подолгу, но со стороны. Александр был из первых – между ним и монахом не нашлось места ни для кого. Эти двое ни в ком не нуждались. Даже в Жаклин. Девушка буквально ликовала про себя от того, что вмиг была забыта.
«Вот не зря его родная сестра – художник», – тут же применила она логику. Так и не вспомнив о своей спутнице, юноша начал перемещаться от картины к картине – получив от «Францисканского монаха» хорошую, «ударную» дозу ощущений, впечатлений и настроения, парню захотелось ещё. Большего! Взгляд его иногда был цепким, иногда скользящим, иногда восхищенным, иногда непонимающим. Брови съезжались к переносице, разъезжались, губы сжимались, разжимались, рот приоткрывался, а потом захлопывался. Периодически он вспоминал про Жак и искал взглядом, но найдя, тут же возвращался к картинам. Девушка и почувствовала, и поняла, что вот именно сейчас перед ней стоит настоящий Александр МакЛарен. Такой, каким он бывает с самим собой. В данный момент он не юродствовал и не пытался быть: смешным, сильным, умным, защитником, ответственным, мужчиной, мужиком и прочее, он просто был и всё.
Жаклин очень не хотелось нарушать камерную атмосферу его общения с шедеврами, но она задолжала. К тому же парень подозрительно притих не перед какой иной картиной, а именно перед «Судом Париса» Рубенса.
– Ну и как тебе? – обвилась она руками вокруг рукава его дублёнки в районе локтя и прижалась к нему всем телом.
Александр посмотрел на неё сверху вниз и ухмыльнулся. Потом вернул глаза на полотно Рубенса.
– Мне нравится, – утрированно восхищенным голосом сказал он. Юноша определённо не хотел всерьёз озвучивать то, что чувствовал на самом деле.
– Вижу, – ответила Жаклин. – Я очень рада.
– Это красиво. Ты знаешь…а этот Рубенс был совсем… ничего. Не говоря уже о его натурщицах, – причмокнул юноша языком.
– Александрпоцелуйменя, – скороговоркой попросила девушка. И добавила: – Пожалуйста.








