Текст книги "Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)"
Автор книги: Кристина Мизухара
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 74 страниц)
– Особенно летом? Почему?
– Очень сыпучая порода. Лёгкая, неустойчивая… чуть ступил и – камнепад. Засыплет к чертям. На ней даже трава с деревьями корнями не могут зацепиться – она вся голая стоит. А вот зимой её покрывает лёд, и с ледорубом и в «кошках» с хорошим монозубом на неё взобраться можно.
– А откуда ты всё это знаешь? Ты ведь здесь впервые.
– Я вырос здесь, Сасенак. Многое слышал, читал, смотрел. Про западное побережье, кстати, я не так много знаю, меня больше интересовали острова. Но туда очень далеко плыть.
– Куда? На Скай? Так туда можно и на машине доехать.
– Скай – фуфло. Я бы дальше проехался: на Балешар, Кирибост, Тарансей, на пляж Ласкентир. Ты слыхала про наш Ласкентир? – в голосе шотландца явно прибавилось воодушевления, и англичанке очень захотелось заглянуть в его красивое лицо, на котором её любимые «тюльпаны» наверняка уже горели радостным, лихорадочным огнём – не налюбоваться!
– Пф-ф… спрашиваешь! – тем не менее, сказала она вслух. – Конечно! Кто же не слыхал про ваш Ласкентир!
– Ты представляешь, каким должен быть пляж, чтобы при температуре воды в семь градусов войти в сотню лучших пляжей мира? – юноша поднял в назидательном жесте указательный палец.
– Представляю!
– Вот! Вот он такой и есть, – ткнул он этим же пальцем в землю. – Мексике такой пляж и не снился.
– И не снился, – соглашаясь, отрицательно покачала головой Жаклин. – Но и туда тоже не очень долго на пароме. Черт, прости, забыла – у тебя же кинетоз!
– Нет у меня никакой морской болезни!
«Угу. Значит, есть надежда, что и «Скопаламин» он тоже запомнил!» – успела подумать про себя коварная доктор Рочестер.
– Ну-у-у… извини, забыла, у тебя же нет морской болезни, – она пожала плечами и, зло шмыгнув носом, продолжила шагать вверх.
*
– Йоху! – крикнула, подпрыгнув, Жаклин. – Йоху! – она мигом стянула с головы шарф Алекса и принялась махать им над головой, приветствуя картинку перед собой. Вернее, под своими ногами. Они стояли на вершине горы Крика, а вокруг «плескалось море». Море из гор.
Горные вершины словно волны выглядывали друг позади друга, как бы нагоняя одна другую. Их белые заснеженные шапки смотрелись как пена на гребнях. Куда ни глянь, горное «море» различной степени «волнения» простиралось практически до самого горизонта, где сливалось с небом, теряясь и растворяясь в пасмурном сумраке, как в пограничном буфере между горным и небесным пространствами.
Кстати, о небе. С самого утра оно заслуживало особого внимания. Только лишь вылезши из палатки и взглянув вверх, парочка дружно погрустнела: о таком небе говорят «набухшее» – того и гляди его прорвёт. И с течением дня, судя по всему, гнев на милость небесное пространство менять не собиралось. Поэтому парню с девушкой ничего не оставалось, как наслаждаться последними каплями везения в плане погоды.
– Боже мой, Алекс, эта красота стоила десяти таких восхождений, как мы сейчас сделали! – кинулась она на шею к своему проводнику, но тут же отстранилась и продолжила с того, на чем остановилась. – Йоху, как здорово! Йоху!
– Прыгай осторожней, не то скатишься вон туда на заднице, – и он показал на крутой, вогнутый склон горы Крика под их ногами, напоминающий огромную, широкую детскую горку, особенно с правой, восточной стороны, где снежное покрытие простиралось вплоть до подножия.
В принципе, здесь так и просились в руки санки, если бы не встречающиеся на этой «горке» то тут, то там, внушительного размера рваные валуны с острыми краями, которые не в силах были замаскировать даже немаленькой толщины сугробы. Такие «камушки» неминуемо не оставили бы ни единого шанса при встрече с ними на скорости. Центр полукратера облюбовало себе небольшое, тихое, мелкое озерцо. Водоём был настолько круглый и такого умиротворяющего вида, что так и напрашивался на характеристику: «свернувшийся клубочком».
– Стой спокойно, – сжал парень плечо девушки и слегка встряхнул. – Не прыгай пока. – Он полез во внутренний карман расстёгнутой дублёнки и достал айфон. – Стой, не шевелись, – навёл он аппарат на свою «модель». Как только её «фотограф» замер, «модель» подпрыгнула так, что достала задниками ботинок до низа пуховика у себя на ягодицах.
«Щелк» – сработала камера.
Жаклин засмеялась, а Александр с укоризной поджал губы и в неодобрении покачал головой.
– Дай я посмотрю, что там получилось, – подошла к нему девушка и заглянула в телефон. – Оу, круто! – она ошарашенно шмыгнула носом. – Потом скинешь это мне на Фейсбук, ладно?
– Иди сюда, – чуть согнувшись в коленках, обнял её за плечи юноша и, вытянув руку с айфоном перед ними, щелкнул кадр. После чего, пока Жаклин не принялась опять скакать и размахивать руками с шарфом, повернул ладонью её голову к себе и сильно, с желанием, буквально засосал её губки и тоже задокументировал сей интимный момент. Целоваться на вершине горы Крика, находясь в самой пучине этого горного «моря», оказалось не менее захватывающе и возбуждающе, нежели на берегу Torridon, поэтому Александр, даже не разорвав поцелуя, погасил экран телефона и засунул его в задний карман джинсов.
Взяв в свидетели своего взаимного притяжения теперь ещё и почти половину западного побережья хайлэндса, они отстранились друг от друга. Девушка потёрлась носом о свой любимый мужской подбородок и, просунув руки под дублёнку, обвилась ими вокруг стройного молодого тела. Юноша обнял её за плечи.
– Мы сейчас домой? – тихо спросила она в вязаное полотно свитера на его груди.
– Нет. Я хочу показать тебе ещё одно место. Здесь совсем недалеко. – Он первый разжал объятья – Надевай шарф. Сегодня ветра, можно сказать, почти нет, но даже такая погода в хайлэндсе бывает обманчива. Не хватало тебе ещё уши простудить. И пойдёшь ты тогда к Сесилии забирать свою шапку назад, – улыбнулся заботливый молодой человек.
Жаклин развернула в руках шарф и в следующее мгновение уставилась на него в испуге.
– Ой… я не смогу его здесь завязать! – подняла она на Александр полный ужаса взгляд. – Мне нужно зеркало!
Тот цокнул языком и закатил глаза.
– Дай сюда, – принялся он обматывать ей шарфом голову как ободом. – Я – твоё зеркало, – умильно улыбнулся он.
– Ты – моё отражение, – немного с детскими нотками в голосе промурлыкала Жак.
– Есть такое дело, – утвердительно кивнул парень, сооружая впереди на шарфе небольшой отворот, ибо теперь за её внешний вид на будущих сегодняшних фото он отвечал головой или даже чем поважнее. – Я очень люблю в тебя вглядываться, – легонько чмокнул он свою капризулю в кончик носа и накинул на всю эту красоту капюшон.
Та, будучи настоящей капризулей, а не притворной, капюшон тотчас же откинула, вернув красоту миру, и развернулась опять к «морю».
Они просто молча стояли бок о бок и любовались. Англичанка не находила, да, признаться, не особо и искала слова, которые бы смогли выразить то, какие чувства испытывала она, уроженка Лондона, здесь и сейчас, стоя на вершине горы Крика, когда эта северная красота, простирающаяся у её ног, делилась с ней своим величием, мощью, какойто особой, еле уловимой идеей или даже парадигмой. Именно такие сеансы «философии от природы» вызывают желание тщательно пересмотреть и, что называется, «перетряхнуть» свои устоявшиеся, выработанные годами жизни и работы в больших городах, жизненные акценты и приоритеты. И хоть главный приоритет Жаклин стоял сейчас рядом с ней по правую руку, картинка перед глазами так и нашёптывала, так и внушала, что это ещё далеко не всё.
А сам «приоритет» с гордостью и одобрением окидывал взглядом свой хайлэндс, примерно как владелец смотрит на его любимых лошадей, хорошо выступивших на параде или скачках и показавших себя во всей красе.
Из состояния задумчивости обоих вывели снежинки. Обыкновенные снежинки. Эти крошечные кристаллики беззвучно, незаметно начали спускаться откуда-то сверху на одежду парочки, превращаясь на её поверхности в такие же микроскопические капельки.
Сначала их было всего несколько штук. Они появились тихо-тихо, как бы крадучись, и по количеству и по поведению напоминая разведчиков, которых «основной отряд» выслал вперёд разузнать обстановку. По всей видимости, «разведчики» доложили, что ситуация благоприятная, потому как вся остальная «белая гвардия» не заставила себя ждать – буквально через считанные секунды снег повалил будто пух из распоротой подушки.
– Пошли скорей, – тихонько тронул за плечо Александр свою Сасенак.
– Угу, – машинально отозвалась та. – Пока, – помахала она горам рукой у плеча.
Спускаться оказалось ненамного легче, чем подниматься. У девушки было ощущение, что её посадили за руль AstonMartin и выпустили на оживлённые улицы Нью-Йорка – на скорости приходилось различать и сортировать по виду камни на «спокойные» и «не очень» и тут же избегать попадания ногами на последние, потому как некоторые из них выскальзывали из-под подошвы как живые лягушата. Мокрый, скользкий мох не вызывал у неё доверия в принципе.
По ходу спуска, снег становился всё более мокрым и тяжелым, а у подножия, на дорогу, где стояла припаркованная Q7, лил уже обыкновенный дождь. Только горный, непривычно холодный.
Девушка быстренько юркнула в машину и засунула руки в карманы пуховика. Ей очень хотелось попросить Алекса отвезти её в дом, к камину. Она могла бы даже согласиться, что зря воображала по поводу шапки, но признаться шотландцу, что горы в нагрузку с дождём потеряли для неё львиную долю своего очарования, духу не хватило. Или наглости.
Поэтому они тронулись дальше.
Если от их жилища до горы Крика им пришлось проехать мили две, не больше, то сейчас преодолённое ими расстояние, по той же дороге прямо, составило футов восемьсот – девятьсот и всё. В принципе, то, что они проехали при хорошей погоде, можно было бы с удовольствием пройти пешком.
– Приехали, – пробыв в пути не более минуты, сказал МакЛарен и сам улыбнулся от того, как быстро они добрались.
За окном автомобиля шел дождь. Выходить не хотелось.
– Пошли? – взял юноша за руку свою пассажирку. – Не бойся, лазать по горам я тебя больше не заставлю. Хотя, вообще, конечно, жаль, что погода испортилась. Не дала нам нормально досмотреть какую-то малость.
Слово «малость» придало Жаклин ускорения.
– Ладно, пойдём, – одной рукой девушка ответно сжала его ладонь, а другой нажала на ручку двери.
На этот раз шли они пешком. И по полю. И хоть идти было примерно столько же, сколько ехать на машине только что, это не помешало Жаклин мысленно проститься со своими итальянскими ботиночками, ну или, как минимум, с их опушкой, рассчитанной только лишь на улицы Рима и Лондона. Ну, может быть, ещё и Парижа, но уж никак ни на довольно высокую, хоть и пожухшую зимой, мокрую от дождя траву.
В одном конце этой равнинной местности, которую они пересекали, возвышалась гора, своими очертаниями сильно напомнившая Жаклин пирамиду Хеопса – очень острая, правильной формы вершина находилась почти по центру возвышенности, а угол наклона склонов был весьма близок к сорока пяти градусам. Зарождаясь где-то у подножия этой горы и опоясывая её понизу, вправо от неё уходил негустой хвойный лесок из невысоких стройных молодых сосен. Именно к его окраине, судя по всему, парень сейчас и увлекал свою спутницу.
Жаклин шагала молча, накинув на голову уже и капюшон, только бы не намочить и не испортить чужой шарф. Дождь не усиливался и не ослабевал, из чего напрашивались выводы, что пришел он надолго.
Уже на подходах к лесополосе девушка смогла рассмотреть промеж деревьев какойто водоём.
За лесом, действительно, притаилось озеро.
Оно оказалось весьма небольшим, смотрелось уютным, даже несмотря на дождь, и размером составляло примерно футов тысячи две в длину и восемьсот – девятьсот в ширину. «Пирамида Хеопса» стояла как бы в голове водоёма, а сторону, противоположной той, на которой расположился лесок, оккупировали невысокие холмы мягких плавных очертаний.
Обогнув лесополосу и подойдя почти к самой кромке воды, Алекс остановился и принялся многозначительно в ожидании посматривать на свою спутницу. Та моргала, вытирая капли дождя с подбородка, и всё никак не могла понять: зачем и почему её привели именно сюда?
– Милое озеро, – наконец-таки выдавила она из себя.
Парень радостно засмеялся.
– А-ха-ха… Сасенак, я очень рад, что оно тебе понравилось. Как ты думаешь: что в этом озере интересного? Почему мы пришли именно сюда?
Жаклин вздохнула и принялась поправлять под капюшоном шарф на голове.
– Оно солёное? – она оторвалась от картинки перед глазами и с мольбой посмотрела на своего «мучителя».
– Нет, – покачал головой тот. – Не думаю, что у него есть шансы здесь быть солёным.
Девушка сложила губки в бантик и почесала ногтём кончик носа.
– В нём водится какая-нибудь особая рыба? Или, может быть, млекопитающие?
– Млекопитающие? В таком маленьком озере? – искренне удивился юноша. – Они бы тут точно с голоду подохли. При всей моей любви к хайлэндсу, озёра здесь не блещут кормовой базой.
У девушки сделалось такое выражение лица, как будто она вот-вот заплачет.
– Ну а что тогда… оно высыхает?
– Здесь? В Шотландии? Это с такими-то дождями? И такими подземными источниками? Не смеши меня, Жак. Ни единого шанса, – отрицательно покачал головой Александр.
– А как оно называется? У него есть название? – просто спросила Жаклин, надеясь, что по названию она сможет додуматься хоть до чего-нибудь.
– Умница! – подхватил её парень подмышки и, прижав, переставил на другую сторону от себя.
– Правда, да? Название? Дело в названии? – обрадовалась Жаклин, одёргивая свой пуховик.
«Сейчас мы поедем домой!» – уже ликовала она про себя.
– Да. Дело в названии, – сжал губы в тугой бантик юноша, сдерживая свою широчайшую улыбку.
– Вау! Как интересно! – попыталась подыграть ему девушка. – И как же, черт побери, называется это озеро?
– Жак, – просто ответил МакЛарен.
Та застыла.
– Что? – прищурилась она уже не только от дождя. – Что ты сказал?
– Я сказал: «Жак». Это озеро называется: «Озеро Жак».
Жаклин замерла, округлив глаза. Она тут же забыла про дождь, дом, камин, тепло, шапку, капюшон и опушку на ботиночках.
– Вау… озеро Жак… как интересно, – задумчиво произнесла девушка и принялась рассматривать водоём заново. – Подожди, – спохватилась она, – но ведь «Жак» – это мужское имя, да ещё и французское. Озеро в Шотландии, в хайлэндсе названо чужим именем?
– Я бы сказал, что оно названо французским именем в гэльской интерпретации, – с удовольствием принялся просвещать англичанку шотландец. – На карте название написано без бесконечных французских окончаний. Просто три буквы и всё.
– Как ты думаешь, оно названо так в честь кого-нибудь?
– Ну, насколько я знаю горцев, просто так они ничего не называют. Наверное, этот Жак или эта Жаклин чем-то прославились среди них, сделали им очень много хорошего, не иначе.
Девушка простояла не которое время, задумавшись. Капли дождя всё так же омывали её личико, словно борясь за внимание девушки и соперничая в этом с озером.
«Эй, посмотри на нас. Забудь о нём. Смотри сколько нас много. Неужели мы тебе не мешаем?» – как бы твердили
– Спасибо, что привёз меня сюда, – Жаклин в очередной раз вытерла лицо ладонью и подняла голову на юношу.
– Это только начало, – Александр, несильно откинув ей голову, потянулся к её губам.
Ни один из них ещё ни разу в жизни не целовался под дождём. Это было впервые даже несмотря на особенности климата, в котором им обоим приходилось свои прежние отношения оформлять и украшать романтическими моментами. Целоваться в постели, благоухающей кондиционером для белья, при температуре двадцать градусов по Цельсию, влажности воздуха 52 % и освещенностью четыреста двадцать пять люкс – это было одно, а вот поцелуй здесь, в этом безлюдном, почти диком месте, на берегу такого вот уединённого озера, холодными губами, в мокрой одежде, когда тебе на веки капают капли дождя и стекают по твоим щекам, а руками ты можешь ухватить не шелковистую, нежную, упругую кожу любимого человека, а его мокрую куртку – это нечто иное. Это то, что заставляет ещё сильней искать теплоты дыхания, возможности почувствовать, что ты нужен даже здесь, даже такой вот, весь мокрый и холодный, и продемонстрировать, что человек необходим тебе тоже любым и что удовлетворить свою взаимную необходимость друг в друге не помешает ни дождь, ни ветер, ни холод, ни время. В этом есть вызов.
– У меня ощущение, что ты метишь территорию, – первое, что выпалила Жаклин, когда они налакомились губами друг друга.
– В смысле?
– Тебе нужно везде здесь, в хайлэндсе, если не заняться со мной сексом, то хотя бы поцеловать.
Александр сжал губы бантиком и утвердительно кивнул.
– Угу. Ты в чем-то права, – он улыбнулся. – Но вообще-то я хочу, чтобы у меня было как можно больше мест, связанных с тобой. Хочу больше воспоминаний о тебе, о нас.
– Ты собираешься обо мне вспоминать?
Парень понял, что ляпнул что-то не то, и тут же замолк.
– Значит, ты собираешься обо мне забывать? – закончила свою мысль Жаклин.
Он ответил не сразу.
– Малыш, я не буду бить себя пяткой в грудь и говорить: – «Никогда…» – и так далее, я только хотел, чтобы тебя было больше в моей жизни, – попытался было развеселить юноша взгрустнувшую девушку и чуть пощекотал ей бока поверх пуховика. – Не грусти, Сасенак, – мягко указательным пальцем поддел он кончик её носа.
– Пообещай мне одну вещь, – чуть отвернулась от него в сторону Жаклин.
Тот прищурился и замер весь во внимании.
– Что бы там у тебя не случилось: разлюбил, надоела, встретил другую, не вхожу в твои планы и ещё что, пожалуйста, не тяни время, не обманывай меня, как я это делаю с Чарльзом, хорошо? Скажи мне прямо. Я хочу узнать об этом первая и именно от тебя.
На мокром красивом лице юноши проскользнула грусть и даже некоторая обида. Он часто заморгал склеившимися от дождя ресницами.
– Не могу этого обещать.
– Почему?
– Потому что точно знаю, что говоря: – «Хочу узнать от тебя первого», – ты имеешь ввиду: – «Александр, не бросай меня никогда».
Жаклин молча нахмурилась и облизала мокрые от дождя губы.
– Я пробовал, Жак. Я много раз говорил девушкам в глаза и даже пару раз приходилось орать им в лицо, что между нами ничего быть не может только лишь потому, что мы трахнулись пару раз. Это не помогает. Увы. Они либо не понимают… либо не хотят верить…а тем, до кого всё-таки доходит, скорей всего, также больно, как если бы им сказал не я, а…диктор в новостях.
Жаклин прищурилась и молчала. Может быть, впервые в жизни она абсолютно не знала, что ей сделать или сказать.
– Да не собираюсь я тебя бросать! Не придумывай, пожалуйста! – воскликнул МакЛарен, видя её замешательство.
У неё губы дрогнули в нервной улыбке.
– Говоря «Не собираюсь я тебя бросать», ты говоришь: – «Отстань от меня. Радуйся, пока я рядом, а там посмотрим».
Юноша зажал себе одну ноздрю указательным пальцем, но тут же отпустил.
– Хорошо. Ты узнаешь об этом первая и именно от меня. Обещаю, – сказал он и вскинул подбородок в дождливое небо.
Девушка медленно моргнула и облегченно выдохнула, опустив плечи.
– Спасибо, – в тон ему поблагодарила она.
– Не за что. Пойдём?
– Нет. Сфотографируй меня вдвоём с моим озером.
Глава 34 Часть 2
– Восток или запад, а дом – лучше*, – выдохнула Жаклин, заходя в прихожую и расстёгивая на ходу молнию пуховика. Александр остался на улице загонять машину. Девушка стянула верхнюю мокрую одежду, и, прихватив стул из кухни, отправилась в гостиную. Отопление здесь было уже включено, поэтому она поставила стул почти по центру комнаты и развесила на его спинке куртку.
Разложив на сиденье влажный мохеровый шарф, Жак направилась в ванную. Быстро вымыв руки, побежала на кухню и, включив плиту и достав сотейник, поставила его на огонь. Пока сковорода накалялась, девушка перебрала кусочки мяса, выложив наверх те, что хотя бы с одного боку были покрыты жиром, после чего начала их один за другим выкладывать в разогретую посудину жиром на дно. Покрыв таким образом всё днище и вывалив сверху оставшееся мясо, она сделала потише огонь и, услышав, как открывается входная дверь, стремглав бросилась в душ.
– Оу, уже вкусно пахнет, – повёл по воздуху ноздрями вошедший Алекс. Сняв свою мокрую дублёнку и заглянув на кухню, которая оказалась пуста, если не считать наполнившего её под завязку дурманящего запаха поджаривающихся свиных шкварок, и прислушавшись к шуму воды в ванной, парень направился в гостиную.
Увидев там висевший на спинке стула пуховик, он аккуратно разложил на диване свою дублёнку и пошел в кладовую за дровами – в такую погоду не развести огонь в камине, с его точки зрения, было большим упущением или ещё большей ленью.
Пока он возился с огнём и дымом и звонил в гостиницу насчет точного прогноза погоды, Жак вышла из душа и опять так же, стремглав, бросилась к сковороде. Жир немного вытопился, мясо пустило сок. Девушка, перемешав будущую вкуснятину (она в этом не сомневалась), достала из холодильника ананас.
– Мой Бог, Сасенак, какие запахи! – Александр вошел в кухню и первым делом заглянул в сотейник. – Это уже можно… – он хотел было сказать «сожрать» – именно это слово было адекватно силе его голода – но вовремя спохватился и сказал: – употребить?
– Нет, конечно. Оно же сырое. Неужели ты не видишь? – назидательно возмутилась Жаклин, срезая кожицу с ананаса.
– Да? Сырое? Нет, не вижу. По мне так оно уже вполне… Ладно, я пока – в душ, – он отодвинул девушке волосы на шее в сторону и чмокнул её в оголившееся местечко.
Пока мужчина принимал водные процедуры, женщина переоделась из гостиничного махрового халата в свой, домашний, из тяжелого натурального японского атласа. Самым интересным в этом халате был его цвет – абсолютно чёрный, насыщенный, сочный, бескомпромиссный, без оттенков и нюансов. Как называла его сама Жаклин: – «Цвет «Мерседеса» представительского класса». Халат походил на отполированный черный автомобиль президента или премьер-министра страны и даже, застёгиваясь на все пуговицы, вверху заканчивался высоким официальным, чопорным воротником-стойкой.
– Ого! – не выдержал с порога Александр – халат струился вокруг стройного женского тела как чёрный водопад. Так и хотелось набрать полные ладони такой вот гладкости и шелковистости, а ещё лучше – провести по всему этому руками и почувствовать все мягкие, нежные изгибы под ним.
– Что? – в испуге оглянулась на него Жаклин.
– Ничего, – старательно замотал головой юноша и невинно захлопал своими «тюльпанами», как будто его поймали пришедшим домой с годовой подшивкой «PlayBoy». В его глазах бесенята шаркали по полу копытцами, пожимали плечами и в недоумении разводили руками.
«Это тебе за мохеровый свитер!» – подумала мстительная Жаклин и, чтобы закрепить свою маленькую победу, прошла к мойке так, чтобы этот любитель «PlayBoy» увидел на её ножках кокетливые комнатные сапожки угги бело-кремового цвета с черными помпонами на боках.
И он увидел.
«Фак! – пожевал юноша губы, оценивая обстановку и чуя в воздухе «жареное» уже и в переносном смысле. – Ну что же… доктор Фортескью, кто я такой, чтобы вам отказывать!» – улыбнулся он про себя и, войдя, остановился у стола. Присев на его краешек, юноша скрестил вытянутые длинные ноги и сложил руки на груди. От греха подальше.
– Ты давно научилась готовить? – спросил он с интонациями начала долгого разговора.
Жаклин, вымывая разделочную доску и уже приготовившись было почувствовать его ладони на своём теле сзади, слегка вздрогнула и чуть повернула голову к плечу.
– Я ещё не научилась, – тут же взяла она себя в руки. – Это невозможно. – Девушка закрутила кран и стряхнула воду с доски. – Готовить учатся всю жизнь. – Она подошла к другому краю стола и, уложив очищенный ананас на доску, принялась выковыривать из него «глазки». – Но к плите я стала сразу же, как только дядюшка забрал меня из частной школы. Очень хотелось быть ему хоть чем-то полезной. – Она чистила плод по спирали, отрезала готовые части и укладывала их на доску. – А потом, спустя некоторое время, выяснилось, что я люблю это делать. Мне нравится.
– Ты, наверное, умеешь делать даже мороженое.
– Оу, это незаживающая рана! – Как только всплыла тема её любимого лакомства, Жаклин тут же отодвинула на потом и свой замысел, и ананас. – Я очень много раз пыталась приготовить его сама. – Девушка выпрямилась и принялась разговаривать, глядя на своего собеседника. – Хотелось научиться это делать и в будущем поэкспериментировать со вкусами и наполнителями. – Она сделала круговые движения в воздухе ножом. – Максимум, чего я добилась, это съедобности. – Она обречённо махнула рукой и опять нагнулась к плоду. – После этого, если я хочу поэкспериментировать со вкусами, я беру обычный пломбир и смешиваю его с… ну допустим, с сухим шампанским.
– А что тебе ещё нравится, кроме как готовить? – повёл плечами Александр, наблюдая, как его кухарка прошла к плите помешать мясо, и халат на её изгибах «заиграл» своими отливами как нефть. Юноша передёрнул руками на груди и поменял местами ноги.
– Ну-у-у… ещё мне нравится спать, гулять с Сулой. А ещё читать.
– Ты и сейчас читаешь?
– Я читаю всегда. – Закончив с ананасом, Жаклин прошла к буфету и достала с верхней полки большую тарелку.
– И что ты всегда читаешь?
– Сейчас что-нибудь посовременней, – она грустно улыбнулась и принялась нарезать ананас на такие же кусочки, как и мясо. – Хочется быть в курсе… иметь представление. – Она вывалила с доски в тарелку горку нарезанного благоухающего тропического плода. – Хоть я не прочитала ещё даже всего Маркеса и Ремарка, но тем не менее. Но и каких-то особенно креативных авторов типа Пинчона, Бретона с их сюрреализмом и постмодернизмом, или Супо там…Тцара, Гэдис с их дадаизмом, я не читаю. Прочитала несколько работ и вернулась к Верберу, Бегбедеру, Лу. Очень понравилась Джоанн Харрис и её «Шоколад», «Поправки» Франзена. Короче, больно уж крутой модернизм я не потребляю, но и дамских романов тоже не читаю. – Докрошив плод, Жаклин отставила тарелку с горкой ананасных кубиков.
– Вот как? – выгнул Александр свою идеальную бровь. – Я думал, все женщины без ума от дамских романов.
– Ты не дослушал, – взглянула она на юношу из-под невидимых очков, направляясь к холодильнику за сыром. – Я их сейчас не читаю, потому что когда-то перечитала, наверное. Дочиталась до того, что меня от них стало тошнить. С тех пор – не могу.
– И когда же это «когда-то»? С дядюшкой в экспедициях?
– Не угадал, – высокомерно вскинула подбородок Жаклин, попутно рассматривая упаковки и мягкого сыра «Cabok», и твёрдого «Teviotdale». – Меня на них в Университете подсадила Лизи, подруга. Мы вместе глотали том за томом, менялись книжками, обсуждали героев, любовные сцены. – Жаклин принялась соскребать размокшую белую технобумагу с мягкого сыра. – А потом надоело обеим. Я как-то совсем недавно, этой весной, кажется, – девушка дунула на падающие на лоб волосы, – пыталась вернуться к ним, но… не смогла – ощущение какойто незрелости, недоразвитости что ли. Так что, или ваш МакЮэн, или – поспать. – И она принялась нарезать продукт на довольно толстые, короткие полоски.
Повариха болтала без умолку как ни в чем не бывало, пластая сыр и иногда поглядывая на своего слушателя, оценивая результаты своих трудов.
«Кажется, расслабился, – осторожно предположила хитрая Жаклин. – Пора».
– Интересно, у них тут есть тёрки для овощей, или придётся твёрдый сыр тоже кромсать ножом? – подойдя к буфету, она открыла дверцу правого нижнего отделения и, нагнувшись, стала заглядывать внутрь. – Можно, конечно, и покромсать, но хотелось бы засыпать ровным слоем. – «Даже если он поймёт, то кр…»
– Не шевелись, – прозвучал сзади низкий хриплый голос.
– Что? – попыталась было выпрямиться и оглянуться она, но ей на спину уже легла властная сильная мужская ладонь и, надавив, вернула в исходное положение.
Рука эта тут же жадно принялась скользить вверх-вниз по прогнувшейся девичьей спинке, а вторая в это время нащупала внизу упругую грудь под шелковистостью халата и начала её сминать, тормошить и играть возбуждёнными сосками. В разрез попки упёрлось нечто странное, непонятное, по ощущениям очень сильно напоминающее эрегированный мужской член довольно внушительных размеров. Оно слегка потёрлось меж её ягодиц, насколько слово «тереться» подходит к японскому атласу.
Александр застонал.
– Тот, кто придумал такую материю – гений, – оформил он свою мысль. Руки, обследовав спину и грудь, принялись за ягодицы, которые поместились в них почти полностью. – Но ты вкуснее.
Жаклин почувствовала, как сзади подол халата начал задираться.
«Ну наконец-то! – только и успела подумать она про себя. – А то я уже…»
– Т-т-т-твою… ма-а-ать… – почти что взвыл мужчина. – Чтоб меня!
«Бах!» – как бы согласившись с ним, отрезала путь к отступлению захлопнувшаяся дверца нижнего правого отделения.
Александр, чуть подтолкнув девушку вперёд, грудью уложил её на столешницу буфета. Он прикоснулся подушечкой большого пальца к области копчика, поскольку на Жаклин не было трусиков, и провёл вниз одним движением меж её ягодиц и складочек. Она была уже готова.
Юноша выпихнул из себя в секунду несколько совершенно не похожих друг на друга звуков, после чего проделал всё тоже самое, только всей ладонью.
– Ч-ч-че-ерт… – он опустился на одно колено и, раздвинув пальцами её складочки сзади, принялся вылизывать всё, что было между ними.
Жак закусила нижнюю губу и раздвинула ноги до ширины плеч: сначала своих, а потом и Александра.
Который в это время руками то поддерживал её складочки, то принимался жадно лапать и мять ладонями сзади нежные ягодицы и бёдра, то даже старался совмещать два этих занятия. Утолив свой голод в соках своей любимой женщины, парень поднялся и, достав из штанов на свет Божий свой разрывающийся от жажды бурной деятельности член, тут же буквально с разбега вогнал его в тело девушки до упора.
– А! – закричала Жак как от боли.
– Пф-ф-ф…
У обоих опять начались проблемы с дыханием – их распирало.
– Мой Бог… – еле выдохнул парень. – У! – вскрикнул он, одновременно и толкнувшись вперёд, и насадив Жаклин на себя. – Малыш, – продолжил он задирать ей халат чуть ли не до самых лопаток, – я тебя сейчас просто оттрахаю. – Он легонько шлёпнул по белой голой округлой ягодице и опять смял её пальцами. – Тупо.
– Как, – еле дыша, выпихнула из себя «малыш», – интересно.
– А-ха-ха… – сдавленно засмеялся юноша. – Ну что же…
Буфет спасло только то, что он был новый и задвинут в угол. При каждом толчке Алекса передние, а через раз и задние ножки отрывались от пола и гулко стучали наподобие сердца огромного животного. Посуда, под «аккомпанемент» всего остального содержимого во главе с кухонным комбайном фирмы «AEG», звенела и гремела как во время землетрясения в Чили 1960-го года. Партию «колоратурного сопрано»* выводили три французских бокала для вина с высокими тонкими ножками, стоявшие на нижней полке верхнего отделения. Два из них, либо более умные, либо менее выдержанные, сразу же предпочли принять горизонтальное положение и просто кататься из угла в угол, дабы уцелеть. Третий продолжал стоять и упал, уже только когда затрясло основательно. В наказание за гордыню он остался без ножки.
