Текст книги "Полный привод, или Километры вдоль нормальности (СИ)"

Автор книги: Кристина Мизухара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 74 страниц)

Но ничего из этого абсолютно никого не смущало и не останавливало – Александр делал своё дело и, судя по всему, планировал довести его до конца, даже если бы на осколки грозила разлететься на весь хайлэндс вся стеклянная веранда.

Жаклин схватилась руками за боковушки буфета, чуть приподняв голову над столешницей. Юноша держал её за кости таза, подставив свои пальцы под зону бикини, чтобы она ничего себе не надавила.

Сейчас парень не занимался сексом и не блаженствовал. Он не чувствовал эмоционального контакта с девушкой и поэтому не ждал отклика и не рассчитывал на него. Он просто брал. Брал и пользовал. Он трахал. В этом соитии в жанре «секс минус любовь» было больше драйва, чем прямолинейного удовольствия.

Оно получилось обалденным и, самое главное, чертовски желанным и своевременным. Поэтому ничего удивительного, что юношу охватило чувство свободы от привязанности и влюблённости в эту девушку, и от этого его сексуальная агрессия множилась многократно. Он понимал, что безумствует и звереет, но ничего не мог с этим поделать. Да и не собирался. Ему хотелось долбать и долбать своим членом её лоно, не заботясь о том, получит ли она свой оргазм или нет. Парень оторвал левую руку от её таза и опять, ткнув большим пальцем в районе копчика, начал спускаться им ниже. Но на этот раз, проследовав только лишь до отверстия её попки, он, вогнав туда палец сначала по ноготь, а потом и по вторую костяшку, схватился ладонью за её ягодицу, после чего разъярился вконец.

В этот момент ему стало плевать, что она чувствует и насколько ей всё это нравится или не нравится. Примерно как это случалось у него давно, с другими девушками, которых ещё тогда красавчик сравнивал с машинами стритрейсинга, когда он утапливал педаль газа в пол, разгоняя агрегат с ноля до сотни за восемь секунд, и выжимал из него всё до капли, только бы прийти к финишной черте первым, если не вообще единственным.

И он пришел. Это был поистине настоящий финиш.

Звук его рёва вырвался из стен кухни, ударился о стекло веранды и будто заметался в панике, не имея выхода из ограниченного пространства помещений, ринулся на второй этаж. – Аааа… – испытывал на прочность акустические способности дома Александр, продолжая вколачиваться в девушку, со всей силы сжимая её в руках, и изливать в неё своё семя.

Только когда приступ яростного, нестерпимого удовольствия прошел, и как только парень осознал: кто он, где он, что с ним и кто виноват, молниеносно принял решение, что делать. Выйдя из Жак и рывком выпрямив её, он развернул девушку к себе.

– Малыш… – с каким-то бессилием начал целовать её губы, а рукой полез под подол халата.

– Нет. – Вырвавшись из плена его рта, Жаклин, так же, еле дыша, схватилась обеими руками за запястье. – Нет, – высвободилась она из плена его рук и, сделав пару шагов к плите, выключила конфорку под сковородой.

– Что? Почему? – Александр поправил свои спортивные штаны и, всё ещё не восстановив дыхание, плюхнулся на стул и потянул за руку свою девушку к себе на колени. Он продолжил лихорадочно водить руками по её телу в этом халате, изобретателя материала которого уже причислил к гениям, приближаясь к месту бикини.

– Нет, – Жаклин одной рукой обняла его за плечи, а второй еле успела придержать наглую мужскую ладонь в опасной близости от своего лобка. – Будешь должен.

– Должен? – «тюльпаны» прищурились. – Ну и что это значит?

– Потом, – посмотрела на него из-под приопущенных век девушка. В уголках её губ играла ухмылка. – Всё потом. А сейчас, если позволишь, я хотела бы закончить с обедом.

Александр на мгновение «завис». Потом проморгался.

– А, да, обед, конечно, – он чмокнул её в щечку. – Конечно, тебе нужно закончить с обедом. – Юноша уже хотел было отпустить своего «повара», но понял, что это не так-то просто – руки как намагниченные «утюжили» и «утюжили» халат на её теле. Жаклин попыталась было встать сама, но на неё тут же надавили его ладони, удерживая на коленях.

– Алекс… – выпрямилась девушка.

Тот остановился и упёрся лбом в её плечо.

– Чертов халат, – но развёл-таки руки в стороны.

– А ты думаешь, мне было легко, когда ты почти весь день маячил у меня перед глазами в этом своём мохеровом свитере? – высказала наконец-таки всю свою боль Жаклин, направляясь из кухни в спальню за трусиками.

Александр в непонимании сдвинул брови, но потом взгляд его просветлел, лицо разгладилось, в глазах заплескалось понимание и ликование.

– Я пойду, посмотрю, как там камин, – сказал он и тоже вышел из комнаты.

Жаклин, обжарив со всех сторон мясо, уложила на него порезанный свежий ананас, перемежая его кусочками консервированного. Покрыла всё это слоем пластинок из мягкого сыра и засыпала тёртым твёрдым. Посолила, залила сиропом из банки, насыпала молотого перца и ещё розмарина, который нашла в многострадальном буфете, накрыла крышкой и сделала жар в конфорке минимальным.

Александр всё это время крутился вокруг, изображая из себя бесценного помощника. Он, по просьбе девушки, помыл несколько картофелин, которые взял с собой из Глазго и, залив их водой в кастрюле, поставил варить. Затем убрал и выкинул осколки разбившегося французского бокала, помыл в мойке посуду, которую испачкала Жаклин во время готовки, и уж по собственной инициативе доел не пригодившиеся остатки ананаса и сыров и принёс из машины бутылку виски «TheMacallan».

– Во сколько лет ты первый раз попробовал виски? – поинтересовалась Жаклин.

– Я надеюсь, ты шутишь? Какой шотландец тебе ответит на этот вопрос, если у нас маленьким детям соски обеззараживают в стакане с виски.

«Шеф-повар» засмеялась.

– Какие же вы всё-таки становитесь хвастливые, шотландцы, когда речь заходит о вашем виски.

– Ну так…если есть чем! – Александр любовно погладил красивую, удобную бутылку с жидкостью цвета жженой пшеницы, запихивая в рот остатки ананаса, после чего, чуть подняв ее, утвердительно стукнул ею об стол. – Кстати, ты тоже можешь похвастаться…в ответ.

– Мне нечем, – девушка посыпала тёртым сыром содержимое сотейника.

– Да ну?

– Угу, – она сжала губы и кивнула.

– Давай, я тебе помогу. Какое самое необычное блюдо ты ела в Китае? Что-нибудь из сушеных червячков и кузнечиков?

Жаклин повела бровями и округлила глаза.

– Ты, наверное, думаешь, что в экспедициях примерно как в отеле на Карибах – тебе готовят повара, пытаются удивить различными блюдами кухни своей страны. Ты лакомишься, наслаждаешься, отдыхаешь. Угу. Нет, всё совсем не так, мистер МакЛарен. – Девушка опять двинулась к буфету и открыла судьбоносную правую дверцу нижнего отделения в поисках специй, но наклоняться уже не стала, а присела на корточки. – Там люди работают. А работать в чужой стране, поверь мне, не так уж и приятно. К этому нужно привыкнуть. – Передвигала она по полке предметы и, прищурившись, заглядывала вглубь. – Поэтому повара в экспедициях, если их нанимают по очень строгой рекомендации прежних экспедиций в той стране, где идут работы, а не везут с собой из Штатов, допустим, что гораздо дороже, так вот, повара стараются готовить обычные европейские ходовые блюда, те, которые люди едят у себя дома. – Она, наконец, извлекла подставку для салфеток, куда вместо того, для чего она предназначалась, были втиснуты пакетики с приправами. – Потому что другой климат, другая вода, другой часовой пояс – могут возникнуть проблемы со здоровьем, которые никому не нужны, поскольку уехать в экспедицию, чтобы потом валяться там в постели, никому не интересно, поверь мне. – Подойдя к столу, Жаклин принялась перебирать и нюхать содержимое своей находки. – Все стараются держаться, а по приезду домой уже начинают заниматься своими болячками. Там не болела даже я! – гордо вскинула она подбородок и лучезарно улыбнулась. – Да и к тому же, если в экспедиции есть итальянцы, или французы, или мексиканцы, то они знать не хотят вообще никакую кухню, кроме своей. И ни одному из них невозможно вдолбить, что кроме, допустим, цуппо, или…гуакамоле, или рататуя в мире есть ещё очень много чего вкусного. – Выбрав из всех пакетиков только лишь один розмарин, она подошла к сотейнику, открыла крышку и посыпала блюдо специей.

– И ты в Китае даже не поела жареных кузнечиков или суп из ласточкиных гнёзд?

– Почему сразу кузнечиков? Я там ела очень вкусные маринованные утиные яйца в соусе из древесной золы со специями и приправами.

Александр поморщился.

– Фу… древесная зола? И на что это похоже?

– На творог.

– На творог?

– Да, на такой творог…с грибами.

– А у тебя есть фотографии из экспедиций? Я хотел бы взглянуть на тебя в детстве.

– У меня полно этих фоток – в экспедициях принято фотографировать и протоколировать каждый шаг. Примерно как сейчас в Твиттере. А у тебя есть детские фотки? Я тоже хочу увидеть тебя маленьким.

– О не-е-е-ет, только не это, – развернулся от мойки на пятках Алекс. – У меня есть фотки, но меня там не видно.

– Почему?

– Я там везде спрятан за щеками Дженн.

*

Обедать они сели в гостиной, на полу, на расстеленном пледе, по центру которого Жаклин хаотично раскатала в несколько слоёв бумажные полотенца.

– За нас, – сказал Александр, чокаясь с девушкой стаканами, на дно которых плеснул немного «TheMacallan».

– Угу, – согласилась та. Она пригубила обжигающий напиток и, поставив стакан на полотенца, как-то так оценивающе посмотрела на своего шотландца – тот приготовился дегустировать её свинину с ананасами.

Юноша взял в рот первую порцию и по мере того, как он распробовал блюдо, любопытство уходило с его красивого лица, и ему на смену появлялось блаженство.

– М-м-м-м… господи, это почти как секс! – будто в неверии покачал он головой, после чего потянулся через их импровизированный стол и чмокнул в щечку своего повара. – Там, кажется, осталось ещё половина? – кивнул он в сторону кухни.

– Да. Где-то половина, а что?

– Я съем всё! – подвёл он черту в воздухе вилкой. – Уверен, до ночи я смогу её «приговорить».

– Ешь, – покровительственно улыбнулась Жаклин.

После этого они принялись за картошку, которую, сварив в кожуре, размяли ложкой и вилкой и сдобрили сливочным маслом, оставшимся с завтрака. Завершили «букет» вкусов стручки молодой маринованной французской фасоли из банки, которую предусмотрительный шотландец тоже прихватил с собой.

– Это вкус… настоящего ресторанного блюда… между прочим, – вовсю работая челюстями, прокомментировал он.

– А в кафе у Алисы и Эшли хорошо готовят? Ты любишь там есть? – поинтересовалась девушка.

– Я люблю есть везде, где готовят, малыш. Если готовят, то чего не есть?

– А Алиса вкусно готовит? Тебе нравится?

– Жаклин, ну какому же ребёнку не нравится, как готовит его мать? Конечно, вкусно!

– А что по этому поводу говорил твой отец?

Юноша мгновенно напрягся и застыл.

– И отцу нравилось, – ответил он сдержанно.

– Он у тебя погиб, да? – как можно более тактичным, нейтральным тоном «закинула удочку» девушка.

– Ты разве не видишь, что я не люблю о нём говорить, – вот так вот прямолинейно и твёрдо парировал младший МакЛарен.

– Извини, – виновато опустила голову Жак, – я не хотела тебя тревожить и ставить в неловкое положение.

Они помолчали. «Разговаривали» только их вилки с тарелками.

– Он сбросился с крыши, – тихо и даже как-то надменно выдавил из себя парень и опрокинул в себя остатки виски в стакане. – Почему он это сделал, никто не знает. Я… – он зло пережевывал мягкую, распаренную в ананасовом сиропе, свинину, – я тогда здорово психанул. – Юноша перестал жевать и чуть отодвинул от себя своё блюдо. – У него была какая-то любовница. И какого черта ему не жилось? Жена, дети, любовница, работа – живи и радуйся. Нет!

– Александр… ну, может быть, он запутался.

– Я считаю, это безответственно: сначала заводить двоих детей, а потом… запутываться.

– Ты представляешь, что нужно чувствовать, чтобы решиться лишить себя жизни? Наверняка твоему отцу тоже было нелегко. – Жаклин очень хотелось хоть как-то примирить сына с поступком его отца, хотя бы для его же блага.

– Нелегко? Угу… нелегко. А мы? А Дженнифер? Она ревела месяц! Знаешь, чего мне стоило вытащить её из этого дерьма? Она даже мать перестала признавать. А его отец, мой дед Эварт? Он умер меньше чем через полгода после своего сына. Отцу было нелегко, и он решил поделиться этим с нами… типа, ну-ка, нате-ка, хлебните тоже. Только мы-то тут при чём? Почему запутался он, а распутывали мы? Ненавижу его… – парень зло буквально бросил в рот вилку с картошкой и начал жевать с расслабленными губами.

Жаклин молчала, дожидаясь, пока он чуть успокоится. Она была уже не рада такому повороту в разговоре, но всё равно чувствовала, что лучше уже познакомить друг друга со своими «скелетами в шкафах».

– Мне Кирк говорил, что отец женился на матери из-за приданого, из-за того, что она была из обеспеченной семьи, – чуть успокоившись, продолжил Алекс. Он отставил тарелку и опять наполнил стаканы виски. – А потом, когда дед лишил её наследства, он сильно разозлился и пустился во все тяжкие. Я Кирку не очень-то верю, – юноша опрокинул свою выпивку в рот и, поморщившись, отправил вслед за ним стручок фасоли, – он не любил моего отца. Но следствие установило, что любовница, действительно, была. Чёрт его знает, чему и кому верить – отец не был таким уж… соблазнителем, волокитой, а наоборот, казался очень спокойным, флегматичным ко всему, в том числе и к женщинам.

– Ну, может быть, он только таким казался, – осторожно заметила Жак. Разговор подошел к очень интересной теме, и девушке захотелось за неё зацепиться. – Ты вот тоже кажешься очень сдержанным, молчаливым, скупым на эмоции, но-о-о… неужели ты никогда не изменял своим девушкам?

Александр ухмыльнулся и причмокнул губами.

– У меня не было моих девушек, Жаклин, чтобы они могли претендовать на меня и мою верность, поэтому и измен как таковых не было. – Парень опять углубился в тарелку. – Кире я не изменял – она умудрилась сделать так, что после неё меня от тёлок начало просто тошнить. – Он чуть помолчал, но видя, что от него ждут чего-то ещё, продолжил: – Но если ты хочешь знать мою позицию…

«Очень хочу!» – воскликнула девушка про себя.

– …то… – Александр опять сделал паузу, усиленно работая челюстями, – мне лениво. Я не знаю, что будет дальше, но пока мне лениво изменять. Это надо постоянно врать, выкручиваться, придумывать что-то, запоминать: что ты наврал и кому, всё время контролировать себя. И всё это только лишь ради дополнительного траха? Да ну нахрен такое!

– То есть тебя не устраивает только техническая сторона вопроса, с моральной точки зрения, тут всё нормально.

– Да. Нормально, – вскинул он подбородок. – Это честно. Я просто не хочу начинать отношения со лжи и говорить слово «никогда», понимаешь? Мой отец клялся моей матери в верности перед алтарём, и что? И что получилось? А получилось то, что она года полтора не улыбалась после того, как узнала, что он сбросился с крыши дома, где жила его любовница.

Жаклин пыталась оценить эту откровенность, и должна была признать, что стоило ей это предостаточно.

– Спасибо за честность, – она с трудом сглотнула.

– Пожалуйста. Понимаешь, если я буду изменять, то буду только трахаться и всё, – как ни в чем не бывало вещал МакЛарен. – Я не буду интересоваться человеком, пытаться вместе проводить время, нуждаться в его обществе, заниматься с ним любовью. – Водил он по кругу вилкой в воздухе. – Короче, я не буду его любить. – И твёрдо посмотрел на свою визави. – Если я его полюблю, то уйду к нему, к ней. А трах, это всего лишь трах… – скривился юноша, работая челюстями, – это как вон… в футбол поиграть, на гитаре побренчать, – махнул он рукой куда-то за стену в сторону озера, – боксёрскую грушу отколошматить. До встречи с тобой, кстати, я верил только в это – в хороший трах. И если я перепихнусь где-нибудь на стороне, человек, которого я люблю, никогда об этом не узнает, я этого просто не допущу.

Жаклин слушала, будучи в состоянии оторопи.

«Юношеский максимализм, – думала она. – Какой же он всё-таки ещё мальчишка».

– Угу, хорошо, – девушка отмерла. – Ну а как насчет того, если изменю тебе я, и ты об этом узнаешь?

– Это конец! – безапелляционным тоном отрубил юноша и сделал отрицательный жест рукой. – Если в тебе побывает какой-нибудь… гондон, то меня там уже не будет. Мне там делать нечего, как бы я тебя не любил. Извини.

– Значит, если я хочу быть с тобой, то мне тоже лучше сделать так, чтобы ты никогда даже не догадался о том… что во мне побывал какойто…член… ну то есть, мужчина?

Александр заметно вздрогнул, но тут же взял себя в руки и, сглотнув, твёрдо ответил:

– Да.

*

– Смотри, уши поосторожней.

– Не беспокойтесь, клиент, ваши уши в полной безопасности.

– И с боков не отстригай.

– Хорошо.

– А там, в самом низу, покороче.

– Сэр! – уже прикрикнула Жаклин, взмахнув руками в воздухе. – Я же сказала, что всё поняла, – добавила она потише.

Александр сидел в ванной комнате верхом на стуле, скрестив вытянутые руки на спинке. На плечи парню был накинут новый большой полиэтиленовый пакет, аккуратно разорванный Жак по шву. Обильно смоченной под краном расческой девушка хорошенько увлажнила отросшие золотисто-пепельные вихры и приступила к делу. Ловко и быстро подрезав саму длину волос, «стилистка» явила миру родинку на шее, ту самую, которую так нежно целовала ещё тогда, в гостях в общежитии у своего любимого студента. Впоследствии Жаклин иногда чувствовала её подушечками пальцев, хватаясь руками за его шею.

– Мне всегда нравилось стричь дядюшку – у него очень жесткие, послушные волосы. – Девушка, склонившись над головой клиента, старательно и умело орудовала ножницами. – Они всегда ложатся как надо. – Она выпрямилась и отстранилась, пытаясь оценить результаты и наметить планы. – А вот меня никто стричь не любил. Даже в салонах. Мои волосы распрямляются только когда очень-очень мокрые, такие и стричь-то неприятно. А как только начинают чуть подсыхать, тут же закручиваются в спирали. – Она принялась снимать постепенно так называемые «слои».

– У тебя самые красивые волосы, какие я когда-либо видел в своей жизни.

Девушка остановилась.

– Спасибо, – наклонилась она к нему и аккуратно, чтобы не сорвать пакет, губами легонько коснулась губ юноши. Тот, сидя укутанный полиэтиленом, весь в волосах, попытался было углубить поцелуй, но его стилистка, стараясь сейчас оставаться профессионалом, быстро отстранилась и вернулась к своим непосредственным обязанностям. – А тебя когда-нибудь стригли не в салоне? Ну-у-у… я имею ввиду, тебя стриг кто-нибудь из знакомых? – продолжила она щебетать как ни в чем не бывало.

– Мм… да. Меня один раз стригла Дженни и пару раз Марго.

– Ну и как это было?

– Нормально. Мне понравилось.

– Но ты повторять не стремишься.

– Да я бы в принципе, не против, но всё это происходило по случаю. Марго стригла нас с Дженн как-то ещё в детстве – мы плохо себя вели вдвоём, и мать боялась с нами ходить в салон. Даже в детский. – Александр как-то так засмеялся по-стариковски, как бывалый «морской волк», вспомнивший молодость. – А сама Дженн подстригала меня позапрошлым летом. Вернее, нас. Мы были у Рональда, и Нильта, его жена, попросила Дженн укоротить ей волосы – ездить в город лишний раз в горах и некогда, и дорого. Ну, та согласилась и подстригла сначала Нильту. У неё очень даже неплохо получилось, во всяком случае, всем понравилось. И раз такое дело, сестра подстригла всех: Хэма, Рона, Бена, Зака, это друг Бена по школе, он иногда помогал им управляться со стадом, и меня заодно.

Тема была практически исчерпана, поэтому Жаклин её сменила.

– Вас с Дженни назвали в честь кого-то? – девушка отложила ножницы, взяла расческу и принялась зачесывать волосы Александр так и эдак, пытаясь сравнить новую длину в различных местах.

– Эмм… – парень, стараясь не шевелить головой, почесал нос, – нет. Просто назвали и всё. Имена понравились.

– А тебе самому нравятся какие-нибудь имена мальчиков или девочек?

Красавец поднял брови и распахнул свои «тюльпаны», после чего несколько раз взмахнул ресницами – судя по всему, вопрос застал его врасплох.

– Я ещё не думал над этим. Не приходилось.

– И тебе никогда не нравились какие-либо имена?

– Нет. Здесь, в Шотландии, точно, нет. – Было заметно, что ему очень трудно что-то отрицать, не имея возможности покачать головой. – Мне не очень нравятся шотландские имена вообще – они все привычные и одинаковые, и какие-то грубые. – Он поводил раскрытыми кистями рук одна вокруг другой, как бы изображая вращающееся барабанное колесо. – А вот когда мы с матерью ездили во Францию, там мне нравились почти все имена. Шанталь, Батист… Беренис… Жаклин, Винсент – да много их! Там уйма красивых имён, и все такие необычные.

– А ты бы смог назвать французским именем, допустим, своего сына? – опять взявшись за ножницы, девушка ходила вокруг клиента, заходя ему то с одного боку, то с другого, понемногу ровняя длину по всей окружности головы.

Александр скривился.

– Наверное, нет.

– А как бы ты его назвал?

– Сына не знаю, а дочь точно назвал бы Эдельвейс.

Стилист замерла с ножницами в его волосах.

– Эдельвейс? Вот как?

– Да, – твёрдым голосом подтвердил Александр свой выбор. – Эдельвейс приносит удачу.

– И ты в это веришь?

Юноша поморщился.

– Жаклин, я не очень хорошо взаимодействую с понятием «веры» вообще, не до конца его понимаю и не умею правильно им оперировать, поэтому, скажем так, я надеюсь.

– Ну, хорошо. А почему ты думаешь, что так нельзя назвать сына?

– Ну, мальчика называть в честь цветка… как-то не очень солидно.

– И как же тогда быть? – девушка чувствовала, что уже буквально припирает парня к стенке, но ничего не могла с собой поделать.

Юноша скептически поморщился.

– Ну-у-у… так навскидку… – он дёрнулся было почесать волосы, но вовремя остановился, – Кирк! Я назвал бы его Кирк!

Жаклин заулыбалась.

– Именем своего сына ты хочешь умилостивить своего дядю?

– Нужды нет, – высокомерно скривил губы Александр. – Кирк и так меня очень любит. – Он сделал паузу. – Это все знают. Имя моего сына – это простая попытка быть благодарным и показать, что я ценю, вот и всё.

– Уверена, Кирк был бы польщен, – кивнула головой Жаклин. – Ну что же, готово, – она принялась аккуратно убирать полиэтилен с плеч Александра. – Сейчас я сниму с тебя эту накидку, и ты сможешь посмотреть на себя.

Дождавшись, пока пакет исчезнет с него, парень встал со стула и, развернувшись к зеркалу, провел рукой по затылку и шее.

– Спасибо.

– Тебе нравится? Я не испортила вашей сиятельной красоты, мистер МакЛарен?

Красавец на это только с укоризной молча стрельнул взглядом в свою девушку.

– Ну, тогда значит, я так понимаю, тебе нужно принять душ. Давай я здесь всё уберу, и ты можешь смыть с себя мельчайшие волоски.

– Сасенак, я сам всё уберу. Ты иди, отдыхай, а я чуть позже подойду. И спасибо тебе ещё раз, – юноша чмокнул в щечку своего личного стилиста.

Скинув гостиничные тапочки, Жаклин за порогом ванной надела сапожки угги и направилась прямиком на кухню. Но задержалась на веранде. За стеклом разворачивалась привычная картина.

Дождь. Вряд ли девушка вспомнила бы, когда в её жизни он был бы более некстати, чем сейчас, даже учитывая довольно высокую степень привыкания к нему. Как бы ей хотелось убежать от него. От его унылости и пессимизма. А сейчас, вечером, к пасмурной погоде прибавились ещё и сумерки. Полумрак размыл очертания леса, озера, острова-«сюрприза» и полностью скрыл вершины гор, рассмотреть которые не представлялось уже никакой возможности. Картинка удручала и навевала грусть вплоть до тоски.

– Ничего, – тихо, упрямым голосом, проговорила девушка, – всё равно я когда-нибудь от тебя, дождь, убегу. – Она помолчала, как бы ожидая ответа на свою реплику, и не дождавшись, добавила: – С ним! – отвернувшись от стекла, она оттолкнулась руками от поручней веранды и направилась дальше по делам.

Войдя на кухню, где уже горел свет, девушка включила электрический чайник. Заварив в термосе чай и прихватив его с собой вместе с парой чашек и коробкой конфет, она направилась в гостиную к догорающему камину, запахом которого пропах уже практически весь дом. Жаклин уселась на пол, опершись спиной о сиденье дивана, и молча уставилась невидящим взглядом на мерцающие древесные угли. Она стала думать.

Первые же мысли её были о Чарльзе и Оксфорде, но девушка быстро их отбросила.

«Рано. Об этом ещё рано. Пока я здесь и пока я с ним, я хочу его. И только его». Она собиралась кое о чем поговорить с Алексом и размышляла, как бы лучше подступиться к теме. Жаклин открыла термос, налила себе полчашки чая и взялась за конфеты. Это было ассорти, но назвать содержимое коробки таким одним, пусть и довольно красивым словом, всё равно что про нежнейший, чистейший, мягкий, ласковый песок на Мальдивах сказать, что это диоксид кремния.

Суфле из топлёного молока с мармеладом из черной смородины и черноплодной рябины, белый и розовый зефир, цукаты арбуза и дыни, вишня в вишнёвом и персиковом ликёрах, миндаль в белом шоколаде с кокосовой стружкой и без-всё это и ещё многое другое было упрятано в толстый слой первоклассного шоколада и обсыпано, обваляно, облито рисовыми и гречневыми шариками, «жемчужной» и «вермишелевой» посыпкой, порошком какао, карамелью, фруктовой глазурью, ореховой и арахисовой крошкой, цветным сахарным «бисером».

«Мне бы их фантазию», – помечтала Жаклин, будучи по макушку в коллапсе гастрономического восторга.

– Оу, чай! – прервал её размышления сам Александр.

Из душа юноша вышел не в халате, а уже в штанах и футболке. Теперь, с остриженными волосами и оголившейся шеей, он выглядел на свои восемнадцать, тогда как обычно казался немножко старше и солиднее. Красивый, высокий, стройный, спортивный, слегка надменный и высокомерный как всегда, немного расслабленный и вальяжный как сейчас, он прямо-таки насаждал сексуальное желание и заставлял себя хотеть. И Жаклин его хотела. Очень. До слёз.

«Ну, вот как его можно не хотеть? Как? Если он весь…такой», – девушка наблюдала, как красавец, поправив угли в камине, направился к ней и уселся рядом, тоже опершись спиной о диван. Она молча поставила перед ним на ковре вторую чашку и, открыв термос, наполнила её парящей тёмно-янтарной жидкостью, после чего подвинула к нему коробку конфет, хоть и отлично помнила, что он их не ест.

– Погода совсем испортилась, – начала она с сожалением.

– Да, – шмыгнул уголком губ юноша и отхлебнул обжигающий напиток. – В гостинице администратор сказала, что будет лить до самого Нового года. Это скверно, – он почти спрятал в своих ладонях чашку с чаем.

– Ну и что будем делать? Сегодня же последняя ночь, за которую ты заплатил, так ведь? – по интонациям девушки было слышно, что она полностью полагается на волю своего мужчины – как тот решит, так и будет.

– Вообще-то, если тебе не понравилось бы или надоело здесь, я планировал прокатиться дальше по побережью и встретить Новый год в Брэ или Рознхолле. – Он посмотрел на девушку и по её сдвинутым бровям понял, что она не знает, где это. – Там тоже можно арендовать такие вот очень неплохие гостиничные дома, короче, есть где спрятаться. Да и места там… глаз не оторвать… и зимой, и летом. Но говорят, льёт по всему хайлэндсу. Скорее всего, остаток каникул пройдёт под дождём. – Александр было замолк, но ту же радостно подскочил. – Но зато на Бен снегу навали-и-ит!

– У меня есть с собой зонтик, – тихо пробормотала девушка, пропустив мимо ушей восторги горца по поводу обновления и утолщения снежного покрова на самой высокой вершине Великобритании.

– Зонтик? – невесело засмеялся юноша. – Шикарно! Правда, при таком раскладе, больше подошла бы подводная лодка, но зонтик тоже неплохо.

– А-а-але-е-екс, – Жаклин отставила свою чашку подальше и, придвинувшись к своему мужчине под бок, закинула на него одну руку и одну ногу, – ты знаешь… – она хитренько потёрлась носом о его плечо, – я тоже так хочу.

Тот тут же напрягся и настороженно уставился на почти уже догоревшие угли камина.

– Как?

– Я тоже хочу, чтобы тебя было как можно больше в моих днях, в моей жизни, в моих воспоминаниях.

Юноша выдержал паузу.

– Продолжай, – прихлебнул он свой чай.

– Ведь сейчас я – в твоей жизни, так ведь? А я хочу тебя – в свою.

Из такой «исчерпывающей» информации казалось очень сложно выстроить хоть одну логическую цепочку и сделать хоть какой-нибудь промежуточный вывод, но парень пошел на риск.

– Подожди… ты хочешь, чтобы я поехал с тобой в Лондон, – спросил он с утвердительными интонациями и, прищурившись, взглянул на Жаклин.

У той радостью зажглись глаза, и она быстро-быстро утвердительно закивала головой.

– И там с тобой встретить Новый год.

Девушка молча, с улыбкой, зажмурилась, но тут же открыла глаза.

– Ты считаешь, что Новый год в Лондоне – это плохо? Тебе неинтересно? – несмело поинтересовалась она.

– Да мне вообще-то, честно признаться, похрен, хоть в Антарктиду, лишь бы с тобой, – он рукой наклонил к себе её голову и поцеловал в волосы. – Просто… – и парень замолк, не зная, что сказать – слишком уж неожиданно поворачивались события. – Итак, ты хочешь в Лондон.

– Нет, я не хочу в Лондон, я хочу в Лондон с тобой! Я тоже хочу, чтобы город, где я родилась, увидел меня с человеком, которого я люблю. Я так долго тебя искала… ждала… разочаровывалась, ошибалась, смирялась, пугалась, и вот наконец-таки нашла! – потянулась она руками Алексу за шею и села на него верхом. Тот как можно дальше отставил кружку с чаем и опять, для начала обнял пальцами Жаклин за тонкую талию, после чего принялся водить ими по её фигурке, обтянутой атласным халатом. – Я никогда не бродила по улицам Лондона в обнимку с человеком, которого люблю, никогда не целовалась на эскалаторе в метро, никогда не валялась с ним на траве в Грин-парке. – Она помолчала. – С Чарльзом мы ездили гулять пару раз, но я брала его под руку и… и всё. А о том, чтобы целоваться на улице, не могло быть и речи.

– А как там с погодой? – слегка отрезвило Александр слово «улица».

– Я ещё в Оксфорде слышала, что обещали в новогоднюю ночь местами мелкий дождик, но ведь это ерунда, правда?

Мужчина молчал.

– Ты только, ради всего святого, не подумай, что мне не понравилось с тобой в горах! Мне очень, очень понравилось! Я вообще не представляю, как такое может не понравиться или оставить равнодушным, но лондонские новогодние салюты считаются чуть ли не лучшими в Мире.

– Угу, на которые весь этот самый Мир и съезжается, – пробубнил Алекс.

– Положись на меня – я знаю несколько укромных мест, там можно отдохнуть от толпы. Ммм..? Что скажешь?

А юноша, уже попав под влияние не только своей фантазии по поводу картинок, нарисованных его девушкой, но и атласного халата, потянулся к её губкам. Она ответила на поцелуй. Обняв его со всей своей нежностью за шею, опять почувствовав пальцем «открытую» сегодня заново родинку, девушка взяла инициативу в свои руки, вернее, в свои губы, и томно, сладко начала целовать молодого человека сама, внедряясь языком ему в рот.