сообщить о нарушении
Текущая страница: 63 (всего у книги 69 страниц)
– Совсем помешался? – снисходительно оглядел его надменный господин.
– Убирайся к дьяволу! – непослушными губами прошептал Роман и лёг, вытянувшись на полу и прикрыв глаза. Так хотя бы не приходилось тратить силы на удержание тела в вертикальном положении.
– Ладно. Мне всё равно, – равнодушно прокомментировал его откровения патрон. – Я тут с удивлением обнаружил, что, чем меньше ты знаешь и понимаешь, тем лучше справляешься со своим делом. Просто иногда нужно тебя подталкивать в нужном направлении. – Край плаща скользнул по лицу Романа, когда патрон опустился на одно колено и положил подростку руку на лоб. – Знаешь, что я сейчас сделаю? – шепнул он со зловещей усмешкой, от которой по телу Романа прокатилась волна нервной дрожи. – Я тебя ОСВОБОЖУ. Совсем чуть-чуть. Капельку. Но результат тебе понравится – обещаю…
Сердце Романа забилось, ускоряясь с каждой секундой – ещё миг и оно взорвётся, разрывая его тело на части…
– Не бойся.
Роман скосил глаза на ободряющий шёпот, но увидел только мягкие вышитые туфли и подол знакомого светлого одеяния. Что касается патрона, то того просто затрясло в этот момент от жуткой, совершено нечеловеческой ярости. Это Роман почувствовал, даже не поворачивая головы в его сторону – такой ненависти ему самому не приходилось испытывать никогда.
Полы чёрного плаща взметнулись вверх, попутно хлестнув Романа по лицу. А в следующую секунду патрон просто исчез.
– Сбежал? – не поверил Роман, пытаясь поднять голову.
– Лежи, лежи… – Старец поспешно опустился рядом и осторожно переместил голову Романа к себе на колени.
– Что ему было надо? Я так и не понял… – Веки Романа отяжелели и он не смог бы открыть сейчас глаза, даже если бы вокруг раздались крики «пожар!» или «землетрясение!».
– Боюсь, что мы этого не узнаем. Он всегда лжёт. Скорее всего, в его планы входило, чтобы ему помешали.
– Затейливо…
Над головой проплывали облака. Тёплый ветер доносил свежий запах речной воды и травы. Нагретый песок под рукой так приятно было перебирать пальцами.
– Твой Ключ просил доставить тебя сюда, – негромко пояснил старец.
– Называйте его по имени!.. – нахмурился Роман.
– Пусенькой? – съехидничал тот.
– Да ну Вас…
На удивление легко Роман поднялся на ноги. Добраться до реки, и скинуть одежду было делом одной минуты. Погрузившись в воду с головой, Роман испытал такое блаженство, что просто забыл вынырнуть обратно. Распахнув глаза, он любовался проплывающими мимо стайками маленьких пугливых рыбок и игрой света на каменистом дне до тех пор, пока воспоминание о страдании и боли не улетучилось из самих молекул его тела. И тут Романа осенило. Он просто увидел – всё, что делал патрон, он делал с единственной целью – отвлечь внимание своего протеже. А потом просто уничтожил одну из печатей. Незаметно. Так, что никто не смог помешать.
Определённо, уровень энергии Романа значительно повысился – он вдруг вспомнил, что патрон являлся к нему и всю последнюю неделю – после того, как Роман активировал их связь – воздействовал на своего подопечного…
Расщедрившаяся память внезапно подкинула Роману ещё одну – полустёршуюся, смутную картинку – вид сверху: Радзинский и Бергер стоят над его распростёртым на кровати телом, а в груди его шевелится чёрная, мерзкая на вид змея – нить, связывающая его с патроном…
Роман вспомнил и Бергера, сидящего по-турецки на постели в трогательной голубой пижаме, окружённого ярким сияющим коконом, и размеренно перебирающего чётки. Получается, он ни одной ночи не спал из-за визитов патрона? То-то он, как детсадовец, каждый день засыпал где-нибудь – чаще всего у Аверина в комнате – после обеда…
Вынырнув на поверхность, Роман поймал цепкий взгляд янтарных глаз Радзинского. Тот сразу оживлённо заговорил:
– Бергера родители прямо из храма домой забрали. Он чуть не плакал. Но ты же знаешь Катерину Сергеевну – она как танк! – усмехнулся Викентий Сигизмундович, убирая свою руку с романова лба. – Сегодня гости у них – вся родня собирается. Так что Кирюха обязан исполнить свой сыновний долг: съесть, всё, что она приготовила, и получить рождественские подарки. Но тебя, Ромашечка, мы не отпустим. У нас сегодня тоже гости и, поскольку ты у нас единственный ребёнок, мы будем тебя – закармливать и задаривать.
– Я уже получил сегодня один подарочек, – бесцветным голосом отозвался Роман. – Только не знаю, какой…
– Ой ли, Мусечка? – усмехнулся Радзинский.
– Ну Вы… – Роман возмущённо приподнял голову. – Как Вы меня в следующий раз назовёте?!
– А что? – Дед очень правдоподобно изобразил недоумение. – Ромусечка – Мусечка. Всё логично. Будете у нас с Бергером Пусечка и Мусечка.
– А Панарин с Рудневым – Зая и Киса… – ехидно процедил Роман.
– Ну! Я вижу, ты понял! – расхохотался Радзинский. – Поднимайся, давай. – Он решительно стащил с Романа одеяло и, обняв одной рукой за плечи, заставил сесть. – Самочувствие как? – Он пытливо заглянул подростку в глаза.
– Голова тяжёлая, – честно признался Роман. – А так – ничего…
– Ладно. Главное – ничего серьёзного. И не простудился к тому же – на полу ведь лежал!
– Это лучше, чем на коленях стоять, – пробормотал Роман, нашаривая под кроватью свои кроссовки.
Викентий Сигизмундович только глянул на него задумчиво и энергично отдёрнул шторы, вынуждая Романа зажмуриться от яркого солнечного света.
– А Вы, выходит, знали! – выкрикнул Роман, уже стоя под душем. – Про патрона…
– Я знаю обо всём, что происходит в этом доме, – с усмешкой заверил его Радзинский, заглядывая в ванную. – Полотенце на сушилке оставляю и вещи твои – здесь, на табуретке… – Дверь снова закрылась.
– И Вы не посчитали нужным вмешаться? – полюбопытствовал Роман, входя в комнату уже полностью одетым и энергично вытирая пушистым полотенцем волосы.
– Невозможно было вмешаться и не навредить при этом тебе, – откровенно признался Радзинский, втыкая в розетку шнур от фена. Он поманил Романа к себе и, усадив на стул, принялся сушить его волосы, ловко орудуя расчёской. – Знаешь притчу о плевелах? Отделить сорняк от пшеницы можно, только если дать ему взойти. Ты с патроном своим слишком сросся – вас нельзя разделить без риска для твоей жизни и душевного здоровья. Когда я озвучил все возможные неприятные последствия своего вмешательства в эту ситуацию, Бергер устроил форменную истерику – запретил мне соваться и пригрозил в противном случае бросить всё и уйти в монастырь.
Роман с трудом сдержал улыбку, представив себе эту сцену в лицах.
Радзинский тем временем уложил ему волосы и оглядел придирчиво с головы до ног.
– Ромашечка, – деликатно заметил он. – Ты, конечно, классно выглядишь в чёрном, но давай сегодня подберём тебе что-нибудь… помягче. Люди и так на тебя с опаской глядят, а ты, как будто нарочно, поражаешь их воображение своим мрачным видом.
– В белой рубашке я буду выглядеть, как дурак, – поморщился Роман.
– А кто, вообще, говорит о рубашке? Мероприятие-то у нас неформальное… Пойдём, у Коли в гардеробе пошарим. Хоть ты ростом и повыше уже, я думаю, мы тебе что-нибудь подходящее подберём – у него половина вещей там не распакованы новенькие лежат. Я каждый раз ему что-нибудь привожу, но он такой капризный! И ужасно наплевательски относится к своей внешности! Влезет в один костюм и целый год в нём ходит!.. – И Викентий Сигизмундович, вздыхая, повёл Романа в соседнюю комнату.
Довольно быстро они нашли тонкий трикотажный пуловер глубокого фиолетового цвета. Роман поддёрнул рукава повыше, оглядел себя в зеркале, вмонтированном с внутренней стороны в дверцу шкафа, и остался доволен.
– Ну вот, – с удовольствием отметил и Радзинский. – Совсем другое дело. Брюки можешь оставить. Туфли ещё надень – и порядок! И, вообще – тебе надо почаще с Андрюшей консультироваться по этому поводу. У него вкус в этом плане – безупречный! А для твоей, скажем так, карьеры очень важно, как ты будешь выглядеть!
– Всё ещё хотите вырастить из меня президента? – понимающе усмехнулся Роман.
– Это не я хочу, и не ты, – серьёзно ответил Викентий Сигизмундович. – Это судьба. Можешь с ней, конечно, пободаться, если очень неймётся… Ой, времени-то уже! Так – спускайся завтракать и к приёму гостей будем готовиться. Кирюхе пока не звони – он после ночной службы спит, скорее всего…
========== Глава 116. Компромат ==========
Иллюминации было в избытке: огненные водопады электрических гирлянд на окнах и стенах, мерцающая под потолком, наподобие Млечного пути, сетка из разноцветных маленьких лампочек, толстые ароматические свечи в украшенных позолоченными шишками гнёздах из еловых веток на столах. Праздник уже перешёл в фазу непринуждённого разбредания гостей по всему дому. Некоторые вышли во двор, откуда доносились восхищённые возгласы – карсавинские снежные скульптуры были, действительно, хороши.
Юрий Александрович – тот самый «Гоша» – сидел за столом как раз напротив Романа и, доброжелательно посверкивая очками, рассказывал, часто моргая и застенчиво опуская глаза – он, вообще, старательно избегал продолжительного зрительного контакта с кем бы то ни было:
– В общем, это было самое душевное Рождество в моей жизни: мы сидели в этой землянке, затерянной в лесах и снегах, из еды у нас был только хлеб и сахар, правда, горячего чаю – вдоволь – и вспоминали мистические случаи из жизни. Одна женщина рассказала, как под Рождество ехала навестить семью сельского священника: сошла с поезда, а дальше – пешком. Темно, лес – ну, она и заблудилась – дороги в снегу не видно. А был настоящий мороз. Так что перспектива замёрзнуть была совсем не шуточной. И она стала молиться Николаю Чудотворцу. Вдруг видит: разноцветные огоньки – ну, как новогодние гирлянды – светятся по контуру храма. Она, глядя на этот купол, и дошла быстро, куда нужно. «Ох, – говорит, – батюшка! Как хорошо, что Вы церковь-то украсили лампочками! Только благодаря этому в лесу и не сгинула!». А священник ей: «Какими ещё лампочками? И в мыслях не было!». Вышли, глянули – действительно, только фонарь над церковным крыльцом горит в темноте… А недавно я оказался в Стамбуле и увидел эти часы, – Юрий Александрович достал коробочку с золотым брегетом, на крышке которого было выгравировано изображение Святой Софии. – И я сразу вспомнил эту историю. И мне захотелось подарить их тебе, чтобы ты помнил, что заблудиться тебе не дадут. А также, чтобы не забыл, что время – наш союзник. Потому что, где нет времени, нет и движения. Оно – наше благословение. Всё проходит и всё пройдёт. И достоянием Вечности станет только подлинное… Возьми. С Рождеством тебя, Роман!
– Спасибо. – Роман повертел в руках часы, провожая взглядом удаляющуюся фигуру дяди Гоши. Его мозг был перегружен. Но не от избытка общения со множеством практически незнакомых доселе людей – он оказался затоплен колоссальным потоком информации, которая обрушивалась на него, стоило ему с кем-то заговорить. Роман глядел на бледные пальцы Юрия Александровича, сжимающие брегет, и твёрдо знал, что Солнце у собеседника в соединении с Плутоном и Юпитером. И абсолютно неаспектированный Уран на асценденте. Роман отчётливо видел его натальную карту: в каких домах находятся планеты, в каких они между собой аспектах… И мог назвать точную дату рождения этого человека… Помимо того он ясно видел, что при всей своей вежливости и дипломатичности Юрий Александрович ужасно раздражителен и подвержен вспышкам гнева. Что он третирует своих подчинённых, вовсе не считая свои придирки мелочными. Что своего бешеного нрава «дядя Гоша» ужасно стыдится и на протяжении всей жизни пытается с этой страстью бороться. С переменным успехом.
Роман сразу понял, что его новый дар – следствие вмешательства патрона. И быстро сообразил, что новая способность даёт ему в руки ниточки, необходимые для манипуляции любым человеком. А уж возможность влезать в натальную карту – серьёзное оружие! Какой опасный, какой соблазнительный подарок…
Роман покосился на Викентия Сигизмундовича. Тот увлечённо беседовал с Олегом Ивановичем – главврачом больницы, где работал Панарин. От этого гостя Роману достался роскошно изданный анатомический атлас и рассказ о том, как в детстве – они с Радзинским, оказывается, росли в одном дворе – Викентий Сигизмундович спас ему жизнь, вытащив из омута, в который будущий врач прыгнул по дурости на спор – (неудивительно, при таких аспектах Нептуна и Марса!). Олег Иванович, как выяснилось, особо выдающимися экстрасенсорными способностями не обладал, и этот факт причинял ему немало страданий. Глядя на фантастические возможности Аверина и Радзинского, а теперь ещё и Панарина, он мучился от осознания собственной ущербности, которую, относясь к себе со всей возможной строгостью, принимал за банальную зависть, и ужасно стыдился этого низменного чувства. То, что Олег Иванович был потрясающим диагностом, который с первого взгляда безошибочно определял причину болезни самого сложного пациента, упорно не воспринималось им как дар – он искренне считал эту свою способность результатом профессионализма. Умом он понимал, что духовный уровень и наличие эффектных способностей совсем не обязательно находятся в прямой связи друг с другом, но сердцем… – сердце его страдало. А, может, это было глупое эго?
Роман вздохнул и отвёл глаза: он панически боялся узнать о слабостях или, не дай Бог, пороках Радзинского, а ещё меньше – Аверина. Он и не предполагал, что они настолько идеальны в его представлении. А Бергер? Да он, вообще, святой!
– Ты очень напряжён, – раздался над ухом голос Николая Николаевича. – Викентий уже устал шутить по этому поводу с гостями. Уже практически все засекли идущий от тебя мощный негатив и выразили свою обеспокоенность этим фактом. Давай я тебя отсюда эвакуирую. Например, помогу отнести подарки в комнату – их уже целая гора! – Аверин принялся нагружать мрачного, безмолвно-покорного Романа свёртками, коробками и пакетами, а оставшееся сгрёб сам и двинулся к двери.
Перед ними немедленно выросла атлетическая фигура Радзинского.
– Николенька, ты надорвёшься! – озабоченно пробасил он.
– Кеш, я сам! Ну, ради Бога! Просто открой мне дверь! – отбиваясь от его настойчивых попыток отнять хотя бы часть груза, с отчаянием восклицал Николай Николаевич. Радзинский покачал головой и с усмешкой исполнил его просьбу.
Наконец удалось вырваться из наполненного людьми помещения, и затворившаяся за ними дверь комнаты отсекла звуки чужих голосов. Аверин сгрузил подарки Роману на постель и тихонько засмеялся:
– Боже мой! Сколько тебе надарили конфет! Не иначе как все желают, чтобы твоя жизнь стала слаще…
Роман избавился от своей ноши, увеличив гору подарков на постели вдвое.
– Заберите их себе. Я конфеты всё равно не ем, – равнодушно отозвался он.
– Ну, уж нет! Тебе есть, кого угощать! Разве я не прав? – покачал головой Аверин, аккуратной стопкой складывая коробки на столе.
Роман с тоской посмотрел на его тонкие изящные запястья и точёные кисти рук, ужасно напоминающие ему Бергера – нет, ему некого угощать, потому что неизвестно, когда они с Кириллом теперь увидятся. Скорее всего, уже в школе… Как же ему не хватает Бергера!!!
– К тому же, зная о моей постыдной слабости к сладкому, мне преподнесли втрое больше, – с улыбкой добавил Аверин, вылавливая из кучи подарков последнюю конфетную коробку.
Роман непроизвольно вздрогнул, услышав слово «слабость».
– Вы идите. Я тут посижу. Что-то я устал. От общества.
– И вовсе ты не устал, – безжалостно разоблачил его учитель. – Ты – как бы это помягче выразиться – нахлебался всякой грязи до тошноты. Трудно было не заметить, как ты откровенно сканировал каждого, кто подходил к тебе с поздравлениями и кривился так, будто вынужден общаться с отбросами общества.
– Я не виноват! – немедленно огрызнулся Роман. – Я ничего не делал! Стоит мне на кого-то посмотреть, как я всё про него знаю – весь компромат. Безо всяких сознательных усилий с моей стороны!
Николай Николаевич скрестил руки на груди и склонил голову набок, сочувственно разглядывая искренне возмущённого подростка. Его красиво очерченные губы дрогнули от едва заметной улыбки.
– Рома, эта болезнь очень легко лечится – смирением. Вот смотришь ты на человека и понимаешь, что он, к примеру, сплетник. Так ты сразу себя – мордой об стол – мол, я ещё хуже! Какое мне дело до чужих грехов? Со своими бы разобраться! Он – злопыхательствует, но никого не убил, а я… Напомнить тебе, Рома, чем вы с Рудневым занимались?
Настроение Романа, и так неважное, сразу резко упало ниже критической отметки. Стало так тошно! Он рухнул на постель Бергера лицом вниз и накрыл голову подушкой.
